Текст книги "История Разума в галактике. Инженер: Греза о прошлом."

Автор книги: Олег Койцан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Но! Здесь возникает одно серьезное препятствие. Вот приматы, как наиболее развитые в интеллектуальном плане среди животных – в отличие от большинства прочих стадных существ, знают всех своих соплеменников «в лицо» и с каждым имеют определенные взаимоотношения. А личные отношения – это самый ресурсоемкий вид интеллектуальной деятельности. К примеру, у обезьян имеется положительная корреляция между размером мозга и максимальным размером социальной группы. Характер этой корреляции таков, что можно рассчитать, какой максимальный размер группы мог быть у наших предков. Для современного человека получается, что максимальный размер группы – сто пятьдесят человек. В такой группе человек еще способен поддерживать индивидуальные отношения с каждым его членом, отслеживать его репутацию, свершения и провалы, горе и радости, и прочее, и прочее, и прочее. А на столь скромном круге личных знакомств сложной иерархии не построишь. Но человеческий мозг не может увеличиваться до бесконечности, так что для создания более крупных социумов необходимы какие-то дополнительные механизмы поддержания целостности. То есть необходимо было привить такие способности человекам, что бы Homo, в отличии от других приматов, были способны образовывать очень большие коллективы неродственных индивидуумов.

Для решения этой задачи, давайте сначала найдем, чем человек отличается от животного. Перво-наперво уточним следующее:

Экспериментально доказано наличие у животных многих «чисто человеческих» аспектов мышления и поведения. Это и зачатки логики, в т.ч. т.н. транзитивной логики; способность выполнять простейшие арифметические действия; зачатки «теории разума», способность понимать мотивы чужих поступков, т.н. «макиавеллианский интеллект», интриги и внутригрупповые альянсы, настоящие межплеменные войны у обезьян, зачатки бескорыстной взаимопомощи и эмпатии, то есть сочувствия, и многое-многое другое:

Обезьяны думают о будущем;

Рыбы обладают способностью к дедукции;

Мыши чувствуют чужую боль;

Шимпанзе способны к бескорыстной взаимопомощи;

Скворцы понимают грамматику.

Так, что качественной разницы между мышлением человека и животных нет. Есть у животных и культурное наследование – например, умение колоть орехи камнями передается из поколения в поколение в некоторых популяциях шимпанзе, причем в разных популяциях существуют разные традиционные методы колки орехов. И эти традиции передаются и сохраняются в популяциях шимпанзе тысячелетиями. И колка орехов – это не врожденное поведение, ему обучаются в первые годы жизни, причем обучаются долго и с большим трудом (обезьянам сильно не хватает рабочей памяти). Если это не мышление, то что же?..

Еще один интересный вопрос – есть ли у человека такие эмоции, которых нет, или почти нет у животных? Мы знаем, что даже такие чувства, как сильная привязанность к сексуальному партнеру, у животных есть, и даже регулируются они теми же нейропептидами и медиаторами, что и у человека. Однако у человека есть одна эмоция, почти не свойственная животным, и это – отвращение. Примерно два миллиона четыреста лет тысяч лет назад произошел переход гоминин от питания фруктами и насекомыми к питанию падалью в саванне. То есть произошло включение в их пищевой рацион ресурса, в необработанном виде не слишком подходящего для их пищеварительной системы, и потому быстро приходящего в негодное для употребления в пищу состояние. Так что у первопредков просто обязано было возникнуть чувственное ощущение, способное оградить их от поедания испорченной пищи. Отвращение, как защитная реакция, как грань, как черта за которой, как бы не велик был бы голод, человек не прикоснется к испорченно еде. То есть, важную роль в антропогенезе сыграли изменения в некоторых генах, связанных с системой эмоциональной регуляции поведения.

Тот же переход к питанию падалью – то есть переход к использованию ресурса, распределяющегося в пространстве и времени в высшей степени неравномерно – создало предпосылки для резкого обострения межгрупповой конкуренции между коллективами древних людей. А острая межгрупповая конкуренция у предков человека привела к комплексному развитию альтруизма и парохиализма (враждебностью к чужакам)[13]13
  Например, у наших современников, приверженность к некоей социальной группе – тот же патриотизм коррелирует с развитостью чувства отвращения; боязнь инфекции, страх заболеть, в свою очередь, коррелирует с ксенофобией вообще, и негативным отношением к иностранцам, в частности.


[Закрыть], причем это было напрямую связано с вышеупомянутыми изменениями эмоциональной сферы. Уж во всяком случае – развитие парохиализма прямое следствие развития чувства отвращения. В этом-то и состоит одно из важных отличий человека от других животных в области эмоциональной регуляции поведения.

За эту особенность человеческой психики мы и зацепились – ряд моделей, основанных на теории игр, подчеркивал то обстоятельство, что внутригрупповая кооперация должна особенно сильно развиваться в условиях острой межгрупповой конкуренции. При этом, естественно, кооперация и альтруизм оказываются направленными только на «своих», то есть на членов своей группы. Увы, обратной стороной такого внутригруппового альтруизма становится враждебность к чужакам.

То есть самые лучшие человеческие качества – доброта, альтруизм, взаимопомощь – изначально неразрывно связаны с самыми плохими людскими качествами – в том числе со склонностью к межгрупповым конфликтам, войнам, с враждебностью ко всем, кто не с нами, кто непохож на нас, по-другому себя ведет и так далее…

Правда у нас была надежда – что с нашей помощью, когда-нибудь, социальная организация человечества усложнится настолько, что прежде враждебные друг к другу социумы сольются наконец в единое сообщество, способное вобрать в себя все человечество, – и во всем его многообразии.

Я прекрасно понимаю, – это длиннющее отступление от основного повествования довольно скучно, но я физически не могу удержаться от изложения здесь многих «лишних» подробностей. Все же этой работе была отдана существенная часть наших жизней – она была для нас надеждой на свободу, на независимость, на возрождение нашей цивилизации во всем ее блеске. Я до сих пор помню те светлые чувства, тот эмоциональный подъем, с которым мы ее исполняли.

Впрочем, Вы ничего не потеряете, если пропустите несколько следующих страниц, содержащих исключительно справочные сведения.

Итак, основываясь на столь удобном, приобретенном в результате отбора, фундаменте, мы вынуждены были пойти по пути выработки у наших подопечных специальных социальных адаптации, чтобы сделать возможным функционирование больших коллективов, в которых не все знают друг друга лично. Одной из таких адаптаций стала способность подавать, распознавать и высоко ценить сложные, дорогостоящие и трудно подделываемые сигналы, смысл которых – «я свой», «я один из вас», «мне можно доверять». Одно только это – чрезвычайно «ресурсоемкое» в интеллектуальном плане поведение. Второй обязательной адаптацией должно было стать умение мысленно вступать в «социальные отношения» с лицами, в данный момент отсутствующими. Без этого не смогли бы существовать большие организованные коллективы. Какой может быть порядок в племени, если люди выполняют свои обязанности только в присутствии вождя или родителя?[14]14
  Было множество других социальных адаптации необходимых для того, что бы люди наконец могли строить сложно структурированные сообщества – но это все же не трактат по эволюционной психологии, а простая (и где-то даже примитивная) повесть, так что не будем влезать в совсем уж заумные дебри.


[Закрыть]

При чем, эти способности должны были начать «работать» еще во младенческом возрасте. Обязательно необходимо было настроить сознание малыша на то, чтобы извлекать общую информацию об устройстве мира не столько из наблюдений за этим миром, сколько из общения со взрослыми; что бы дети постоянно ждали от взрослых, что те поделятся с ними своей мудростью; что бы, когда взрослый передавал ребенку какую-то информацию – ребенок пытался найти в ней некий общий смысл, объяснение правил, порядков и законов окружающего мира. То есть, необходимо было сделать так, что бы дети были склонны обобщать информацию, но не любую, а прежде всего ту, которая получена от взрослого человека при прямом контакте с ним. Таким образом потомкам не только быстрее передается накопленный старшими поколениями знания и опыт, но и серьезно облегчается культурное наследование, и взрослея, молодежь проще включается в устоявшийся со временем, структурно сложный социум.

Каким образом удалось привить нашим подопечным эти чрезвычайно полезные адаптации? О самой работе ничего рассказать не могу, слишком тонкие процессы для моего понимания происходили. Впрочем, моей квалификации хватило, что бы понять: они не изменяли насильственно природу подопытных созданий – нет. Они работали куда тоньше – они определяли пути, по которым пойдет дальнейшее развитие подопытных видов. Среди тех, генов, которые менялись под воздействием Мягких, была повышена доля генов, имеющих отношение к иммунитету, межклеточным взаимодействиям и передаче сигналов – но в целом, белок-кодирующие гены изменялись мало. Однако были произведены заметные изменения в некоторых регуляторных последовательностях, а также в уровне экспрессии многих генов, особенно генов транскрипционных факторов, регулирующих экспрессию других генов. Особенно сильно изменилась активность многих генов, экспрессирующихся в клетках мозга. То есть, проще говоря, основной целью Мягких была тонкая, глубинная настройка работы головного мозга подопытных.

Правда, в ходе дальнейшего, уже самостоятельного антропогенеза, видимо из-за нашего, все же не вполне корректного вмешательства, у кроманьонцев произошла псевдогенизация (то есть необратимая «поломка») ряда генов, в том числе связанных с обонянием и работой иммунной системы. Но эти, безусловно негативные последствия нашего вмешательства, к счастью, не оказались фатальными для всего вида в целом.

Еще, Мягкие объяснили мне, как смогли, цель проводимых ими манипуляций:

Чтобы эффективно функционировать в сложном социальном окружении, у людей должны были с некоторых пор активно развиваться интеллектуальные способности совершенно определенного плана. Речь идет о способностях к эффективной коммуникации, обучению, а главное – к пониманию не только поступков, но и мыслей и желаний своих соплеменников (такое понимание называют «теорией разума»). То есть, мы должны были у наших подопечных сформировать и усовершенствовать в первую очередь строго определенные, социально-ориентированные умственные способности, а все остальные, из-за нехватки времени, – постольку-поскольку. Вот и получилось, к сожалению, что все прочее (например, способности к логическому мышлению, выявлению причинно-следственных связей в физическом мире и т. п.) развилось много позже, как нечто дополнительное, вторичное – наш недочет, нужно было более качественно распланировать оставшееся у нас время. И увы – исправить эти упущения мы уже не успевали.

Еще мне стало известно, что, в отличие от неандертальцев, Мягкие модифицировали обе подопытные группы кроманьонцев хоть и по близким, но не идентичным программам. Ну… и еще Мягкие внесли незначительные изменения в фенотип экспериментальных образцов – ничего неординарного, так – всего лишь внешние маркеры для особей, подвергшихся модификации.

А впрочем… многое у Мягких сводилось к простой селекции.

К чему разводить столько сложностей, спросите вы? Ведь проще всего (быстрее, дешевле, надежней) было бы пойти силовым путем – организовать резервацию, оставить в ней под постоянным присмотром неких размеров контрольную группу существ. Далее, решительно вмешаться в генокод прочих особей, и слепить подходящие для наших целей создания буквально за одно поколение. Да, проще – но при таком подходе, оставался велик шанс допустить сразу неочевидную, но в перспективе – фатальную для выживания вида ошибку. Конечно же, со временем, все недочеты всплыли бы сами собой, и были бы откорректированы – со временем…

А вот со временем у нас как раз и были проблемы. Судьба у нас видать такая – терять перспективные проекты на самом пике работы.

Сначала, мы начали замечать, что при каждом новом посещении большого мира нашими автоматами, по их возвращении, время на встроенных в них часах стало едва ощутимо убегать вперед относительно станционного. Постепенно, этот разрыв стал увеличиваться, и, одновременно с этим, стремительно стали возрастать и без того немалые энергозатраты, необходимые для вывода нашей техники во внешний мир. По всему выходило, что скорости истечения времени внутри и снаружи станции неодинаковы, более того – временной поток большого мира стремительно ускоряется относительно станционного. Очень скоро стала понятна причина этого феномена: лавина энергии, устремившаяся в противоход времени, и унесшая вслед за собой в прошлое и нас – стремительно иссякала. И теперь та мини вселенная, тот пузырь парадоксального пространства, узниками которого мы являлись, стремился вернуться в собственный временной слой. Так, что мы были готовы к тому, что весьма скоро (и довольно надолго) мы будем изъяты из нашей вселенной. Потому-то мы и выбрали пусть не самый легкий, но, в данной ситуации, самый надежный путь – путь минимальной коррекции, тем не менее не оставлявший нашим подопечным иной судьбы, как следовать предначертанным нашими учеными магистральным путем…

И все же, Мягкие успели поработать с тремя поколениями людей – уже начали проявляться привнесенные ими положительные мутации, когда мы потеряли контакт с Большим миром.

Любопытно, что ни о какой воспитательной, либо образовательной деятельности с нашей стороны речи пока не шло. Считалось, что оба вида палеантропов пока недостаточно «сложны», что бы во всем объеме наследовать многообразие нашей культуры. И все же, за недолгий период нашего общения, чего-то такого они от нас все же нахватались[15]15
  Современные палеонтологи полагают, что высокая культура (в их – палеонтологов – понимании этого слова) впервые появилась около 72000 лет назад, просуществовала очень недолго – менее тысячелетия – и исчезла. После долгого перерыва она появилась снова около 65000 лет назад.


[Закрыть].

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

Два дня спустя я все еще сиднем сидел на чертовой поляне и ждал… а чуда не случалось.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

Бездействие угнетало.

Концептуально, разработку новых тел мы закончили всего за одно (местное) десятилетие. Укрепить, кости и связки, изменить структуру мышечной ткани, увеличить скорость прохождения сигнала по нервной ткани, улучшить иммунную систему, все это – мелочи. Основной же проблемой, и забравшей большую долю времени, было решение двух взаимосвязанных задач: страховки от внезапной насильственной смерти и создание компактного органического модуля передачи информации (и некоторой толики энергии) столь любимым нами методом прокола пространства. Вышеупомянутую страховку решено было организовать весьма просто: по всему организму предполагалось сформировать некоторое количество гранул, в каждой из которых был заключен зародыш паразита, построенного из собственных клеток тела, и несущих таким образом, в себе его полную генетическую информацию. Предполагалось, что падальщики, добычей которых станет безвременно почивший индивид, будут заражены этим паразитом. Через некоторое количество циклов размножения, ареал распространения паразита увеличится настолько, что в зоне заражения окажутся существа, генетически с ним (то есть – с одним из нас) совместимые. Проникнув в тело подходящей самки, паразит сформирует оплодотворенную яйцеклетку, разместит ее в матке этой самки, и останется в теле суррогатной матери следить за развитием плода. При чем, после начала искусственно вызванной беременности, паразит в обязательном порядке должен был послать прочим своим собратьям специальный сигнал. По нему, все прочие представители популяции, оказавшиеся позже него в телах других особей женского пола вида хомо сапиенс, обязаны были перейти в режим ожидания… Ожидания момента, когда беременная одним из нас самка погибнет, что бы попробовать самим добиться успеха там, где не преуспел другой претендент.

Уже будучи взрослым, осмыслившим себя существом с полностью проснувшейся памятью о «прежних» жизнях, любой из нас способен мысленно послать еще один сигнал, после которого вся популяция родственных паразитов погибает. Этот механизм специально разработан таким образом, что бы не плодить нас-двойников – самый удачливый паразит имеет приоритет перед прочими.

Согласен, с точки зрения современного человека, данный защитный механизм выглядит нелепо и надуманно, имеет кучу ограничений, а уж в современном мире – почти бесполезен. Но не надо забывать, что это извращение – плод не человеческого сознания, исходящего в логических построениях из нечеловеческих же предпосылок…

За тем, нам необходимо было корректно встроить описание привнесенных изменений в генетический код яйцеклетки таким образом, что бы новые органы формировались в период созревания плода автоматически, наряду с прочими частями тела. При чем, привнести эти усовершенствования в наши организмы было необходимо так, что бы не потерять совместимость с существами из Большого Мира, «одолжившими» нам генетический материал для исследования и модификации (иначе вся затея оказалась бы бесполезна). Полностью завершить этот проект мы предполагали после выхода из изоляции – все же за семьдесят тысяч лет нашего «отсутствия», у потомков модифицированных нами существ весьма вероятно произошли бы мутации, с которыми нам пришлось бы считаться при окончательной доработке новых тел.

Ну, а за тем, нам оставалось только ждать, когда завершится наше нечаянное путешествие вниз по реке времени. Так, что пришлось нашим тушкам некоторое время провести в состоянии глубокой криозаморозки, дожидаясь светлого мига свободы.

Но наконец – ожидание миновало.

Итак, мы вернулись…

За истекшие в Большом Мире семьдесят тысячелетий, с нашего последнего в нем появления, случилось много интересного… и грустного.

Единственный приятный сюрприз преподнес… спутник планеты. В новой действительности, именно в его недрах был размещен диспетчер, распределявший потоки энергии по прочим элементам Машины. Похоже, в момент катастрофы, какие-то цепи в этом сложнейшем устройстве погорели, какие-то напрочь перемкнуло, к тому же накрылся весь блок предохранителей. Так что нынче, обезумевший прибор изливал в пространство неконтролируемые потоки энергии, изъятые планетой-энергостанцией из местного светила, и честно переданные ему для дальнейшего перераспределения. Океан невостребованной энергии – в десятки и десятки раз перекрывающий наши текущие потребности. И это при том, что выход в Большой Мир нашим автоматам стал обходиться много дешевле, чем раньше. Настолько полная свобода действий, в противовес так долго терзавшему нас энергетическому голоду, – вскружила нам головы (да что там – снесла нам башни напрочь).

Второй сюрприз был более… сомнительный. Выбравшись наконец из заточения, мы первым делом просканировали окружающее планету пространство на предмет возможных угроз. Первым делом – остатки оборонительного пояса этой планетной системы, уцелевшие в ТОЙ бойне, более не подчинялись нашим приказам. Они перешли в автоматический режим работы, и теперь активация любого, сколько-нибудь серьезного энергетического оружия немедленно наказывалась огнем на поражение – фактически, вся планетарная система превратилась в демилитаризованную зону. Кроме того, мы обнаружили пару планетарных движителей, насколько позволили разобрать наши средства наблюдения, – во вполне рабочем состоянии. Они притворялись двумя обычными каменюками-астероидами, и вращались по устойчивым орбитам вокруг четвертой планеты этой планетной системы. Подчинить их себе дистанционно нам так же не удалось. А слетать на эти объекты, и перенастроить их вручную было не на чем: после всех предыдущих катастроф, у нас не уцелело ни одного бота, способного к межпланетным перелетам. А жаль: два столь жирных высокотехнологических ломтя на нашем скудном столе совсем бы не помешали.

Кстати, довольно интересные это были механизмы – начнем с того, что они всегда работали парами. Много раньше я рассказывал вам, как мои отдаленные предки осуществляли межзвездные перелеты с помощью прямой передачи кинетической энергии от разгонного блока к звездолету. Здесь использовался тот же принцип. Один механизм не спеша отнимал потенциальную энергию (относительно центрального светила системы, разумеется) из всего объема первого перемещаемого небесного тела, другой – получал эту энергию (исключая некоторые потери, возникавшие при преобразованиях энергетических потоков), и столь же равномерно распределял ее по всему объему второго двигаемого тела. В итоге получалось, что одно из небесных тел приближалось к центральному светилу системы, а другое – удалялось от него. Естественно, этот процесс шел в полном согласии с законами физики, так что соотношение потерянной-приобретенной орбитальной высоты относительно светила для обоих перемещаемых тел в прямой степени зависело как от соотношения их масс, так и от удаленности их орбит от центральной звезды системы.

Таким образом удавалось изменять орбиты планет и планетоидов, сбрасывать ледяные глыбы засоряющие межпланетное пространство на поверхность засушливые планет, да и просто избавляться от космического мусора. Процесс был довольно долгим, но происходил без существенных энергопотерь и почти не требовал внешних энергетических вливаний. Насколько я помнил подробности нашей действительности – ничего подобного в пределах этой звездной системы не оставалось: нашим собратьям удалось эвакуировать из межпланетного пространства солнечной системы всю технику.

Кстати, с некоторым злорадством, я просканировал рой обломков, оставшихся от вражеской эскадры, и не обнаружил в нем ничего живого. И в этой действительности, неприятельский флот не успел скинуть скорость ниже третьей космической, и теперь скопление оставшихся от него обломков, медленно рассеиваясь, удалялось из солнечной системы, обещая в течении пары ближайших тысячелетий окончательно затеряться в межзвездном пространстве.

Дальше были тоже… сюрпризы.

Например, еще сорок тысяч лет назад на земле одновременно существовало целых четыре вида людей: современный человек (прямой потомок кроманьонца), неандерталец, реликтовые эректусы в Восточной Азии (те же питекантропы с Малайского архипелага) и карликовые люди с острова Флорес. Теперь же вся планета принадлежала человеку…

Реконструируя события:

Из Передней Азии люди расселялись двумя потоками. Первый – вдоль южного побережья Азии, за тем, продвигаясь по побережью Индокитая, через Малайский архипелаг (походя уничтожив остатки эректусов[16]16
  Более развитые представители эректусов – синантропы, заселявшие центральный Китай, исчезли окончательно около пятидесяти двух тысяч лет назад, более примитивные питекантропы в условиях Индонезии, продержались на двадцать три тысячи лет дольше. Последними вымерла карликовая форма эректусов Homo floresiensis с острова Флорес – около 18 тыс. лет назад.


[Закрыть]) – при средней скорости распространения в триста-четыреста метров в год, за какие-то тридцать тысячелетий современные люди проникли на Австралийский континент. И, заметьте: никакого водного транспорта – пешком, все пешком. В разгар оледенения, уровень воды в мировом океане падает метров на сто (а то и ниже), так что острова Малайского архипелага оказываются объединены друг с другом в этакий гигантский лабиринт, соединяющий Индокитай с Австралийским континентом.

Ну а потом, около сорока тысячелетий назад, в Австралии произошла экологическая катастрофа, и отнюдь не изменения климата являлось причиной массового вымирания австралийских животных. Похоже – эти недоумки охотились путем выжигания растительности, что и привело к истреблению многих животных и к опустыниванию больших территорий. А ведь до прихода человека, в Австралии водилось множество весьма занимательных крупных сумчатых, таких как сумчатый лев, например. Много позже, около двенадцати тысяч лет назад, такая же катастрофа, связанная с очень быстрым истреблением почти всех крупных животных, произошла последовательно в Северной и Южной Америках, и опять – вскоре после того, как там появились люди. И еще раз, всего лишь тысячу лет назад, хоть и в куда меньших масштабах повторилась та же трагедия – остров Пасхи, где отказ, вроде бы разумных уже существ, ограничивать собственные желания, усугубленный к тому же неумением рассчитывать выносливость среды обитания, за несколько столетий превратил кусок плодороднейшей суши в унылую полупустыню. (Весьма настораживающая тенденция – не находите. Даже сейчас, системно, не многое изменилось в лучшую сторону. Прям страшно пускать эту Homo-саранчу к звездам, право слово – ведь и там все изгадят.)

Но, я отвлекся.

Параллельно с продвижением человечества на восток, шла стремительная колонизация Центральной и Западной Европы. Она началась примерно сорок пять тысяч лет назад. Две волны расселения шли двумя параллельными путями: первый – вдоль Средиземноморского побережья от Израиля до Испании, второй – по долине Дуная, с Балкан – в Южную Германию и далее до Западной Франции. Покрывая, в среднем, четыреста метров в год, человечество волнами накатывало на проживавших в Европе неандертальцев. В итоге, «совместное проживание» двух видов Homo в большинстве районов длилось не более шести тысячелетий, а на западе Франции, когда окрепшее человечество окончательно смяло сопротивление неандертальцев – всего одну-две тысячи лет. Дольше всего неандертальцы продержались в Испании и Хорватии, но и те – последние их стоянки – исчезли свыше тридцати двух тысячелетий назад.

В итоге, самое позднее, восемнадцать тысяч лет тому назад, на планете окончательно воцарилось человечество…

Итак, (по современному летоисчислению[17]17
  Что бы не утомлять никого излишними преобразованиями, давайте уж окончательно перейдем как к метрической системе измерения, так и к терминологии, принятой в современном научном обществе.


[Закрыть]) шел две тысячи сто двадцать второй год до нашей эры.

При беглом знакомстве выяснилось, что с десяток последних тысячелетий люди занимались не только взаимным истреблением: в перерывах в этом весьма увлекательном для них занятии, они как-то ухитрялись вести научные изыскания, и кое-какие их достижения на этом поприще были неоспоримы.

Еще где-то в верхнем палеолите (пятьдесят-десять тысяч лет до нашей эры) кроманьоидами была изобретена праща. Именно владение метательным оружием, дало человечеству тактическое превосходство в войне с прочими условно-разумными видами. Правда, лук и стрелы известны на Земле «всего» десять тысяч лет (Свидерская культура) – но это скорее связано со сложной технологией изготовления данного предмета. Когда люди лучше ознакомились со свойствами древесины, они смогли придать палке необходимую упругость и объединили это изобретение с существовавшими уже тогда лёгкими дротиками.

Потом случился Мезолит[18]18
  Начало мезолита связано с окончанием Ледникового периода в Европе и исчезновением мегафауны – на земле установились привычный для нас климат, животный и растительный мир, что затронуло большинство культур европейского региона. Во время мезолита люди расселились далеко на север, освоили территорию Шотландии, Прибалтики, части побережья Северного Ледовитого океана. Для регионов, не затронутых этим процессом, вместо термина «мезолит» используется хронологически идентичный термин «эпипалеолит»; для эпипалеолитических культур граница с палеолитом проходит не столь резко, иногда она весьма условна.


[Закрыть] (средний каменный век, греч. mesos – средний и l?thos – камень) – период между палеолитом и неолитом, с вариантами датировок от пятнадцати до шести лет до нашей эры. Начался в конце плейстоцена, закончился с распространением земледелия (которое появилось в разных географических местностях в разное время – в некоторых областях, таких как Ближний Восток, земледелие уже существовало в конце плейстоцена, и поэтому мезолит там был кратким и почти незаметным). Эта эпоха выделяется среди прочих тем, что человечество активно пользовалось в нем небольшими составными орудиями из кремня (микролиты[19]19
  Микролит – миниатюрное каменное орудие, которое использовалось человеком в каменном веке. Как правило, микролит изготавливался из известняка или кремня и имел продолговатые размеры ОТ НЕСКОЛЬКИХ МИЛИМЕТРОВ ДО 20 СМ. Микролиты появились в среднем каменном веке (мезолите) во временном промежутке после завершения последнего ледникового периода (около 9200 лет до н. э.) и до появления сельского хозяйства (около 8000 лет до н. э.). Некоторые виды микролитов (например, в форме трапеций) появились в эпоху неолита (в культурах воронковидных кубков и линейно-ленточной керамики).
  Микролиты выполняли функцию мелких лезвий или служили для изготовления более крупных каменных орудий, но основным их назначением было использование в качестве наконечников древнего оружия (копий, а позднее в виде наконечников стрел). Микролиты имели большое разнообразие форм, так встречаются находки в форме треугольников, полумесяцев, трапеций. Как правило, на основе внешних форм выделяют две группы микролитов: ламинарные (появились в конце верхнего палеолита) и геометрические (появились в эпоху неолита).


[Закрыть]).

ГЛАВНОЕ достижение человечества в мезолите, это несомненный прогресс в развитии общественных факторов: членораздельной речи, формировании общих норм и правил поведения, запретов и предписаний, которые закреплялись идеологически и становились частью традиций, религии и табу. Широко начинают использоваться формы насилия, связанные не с проблемой выживания вообще, а с нарушением устоявшихся общественных норм, когда нарушители подвергались различным формам принуждения, а иногда и физической расправе.

То есть произошло то самое – главное для нас событие: именно в мезолите человеческое сознание совершило КАЧЕСТВЕННЫЙ скачок, достаточный, что бы мы перевели его из разряда условно-разумных существ в полноценно-разумные. Остальные (немалые впрочем) достижения было лишь следствием этого.

Из «материальных» достижений мезолита важнейшими я считаю изобретение лука и стрел и приручение животных. (Собаки уже тогда использовались для охоты и охраны жилища.) Были изобретены и активно использовались также рыболовные сети, каменные тесла и деревянные предметы, такие как каноэ и плоты.

К концу мезолита, люди уже вполне осознают особенности кормовой территории, понимают повадки животных, знают в некоторой степени свойства растений и природных минералов. Появляется первый опыт лечения вывихов, нарывов, укусов змей и прочих подобных им травм – проводились даже первые хирургические операции, вроде удаления зубов, ампутаций конечностей.

В мыслительной и духовной сферах достижения были не менее впечатляющими.

Развивается искусство: свидетельством тому служат многочисленные рисунки людей, животных, растений. Скульптуры, в отличие от прежних палеолитических Венер с гипертрофированными вторичными половыми признаками, становятся более сложными, имеются даже изображения фантастических существ. Появляются зачатки пиктографии – прототипа рисуночного письма. Возникает музыка и танцы, использовавшиеся во время празднеств и ритуалов. Серьезно углубляются языческие религиозные представления.

Особенно заинтересовала нас возникновение (с нашей точки зрения – вроде бы совсем безосновательно) религиозных воззрений у человечества. Весьма быстро выяснилось, что это явление – одно из неучтенных следствий внесенных нами же в человеческое сознание адаптаций. Более того, мы выяснили, что в человеческой психике существует целый ряд свойств, побочным продуктом совокупности которых могли бы стать религиозные верования.

Мы уже упоминали о том, что сознание малыша настроено так, чтобы извлекать общую информацию об устройстве мира не столько из наблюдений за этим миром, сколько из общения со взрослыми. И при этом оказывается, что дети с большей готовностью верят тому, что сообщают им взрослые, чем своим собственным глазам – фактически дети готовы безоговорочно принять любую информацию об устройстве мира, которую им передают взрослые. То есть возникает идеальная питательная среда для появления и распространения всевозможных эгоистических фрагментов информации, своего рода «информационных вирусов», в том числе нелепых суеверий, бессмысленных ритуалов и так далее.

Вот еще: такая черта нашей психики, как умение мысленно вступать в «социальные отношения» с лицами, в данный момент отсутствующими. Да – без этого не смогли бы существовать большие организованные коллективы, ведь ну о каком порядке в обществе может идти речь, если люди выполняют свои обязанности только в присутствии вождя или родителя! То есть, способность поддерживать отношения с «идеальным образом» отсутствующего человека – полезнейшая адаптация, но у нее есть неизбежные побочные следствия. Среди них – такие распространенные явления, как реалистичные и эмоционально насыщенные «взаимоотношения» людей (особенно детей) с вымышленными персонажами, героями, умершими родственниками, воображаемыми друзьями. И отсюда до религиозных верований – один шаг.

Повторюсь еще раз: люди отличаются от других приматов способностью образовывать очень большие коллективы неродственных индивидуумов. И адаптация, позволяющая существование больших коллективов, в которых не все знают друг друга лично, заключается в способности подавать, распознавать и высоко ценить сложные, дорогостоящие и трудно подделываемые сигналы, смысл которых – «я свой», «я один из вас», «мне можно доверять». И религии, безусловно стали активно эксплуатировать это свойство психики для своего распространения. Не случайно во многих религиях придается большое значение самым «дорогостоящим», изнурительным ритуалам, а также верованиям, которые кажутся чуждыми и нелепыми представителям всех прочих религиозных групп. Часто считается доблестью верить во что-то особенно нелепое как раз потому, что в это так трудно поверить. Люди таким образом доказывают другим членам сообщества собственную лояльность и готовность следовать принятым в группе нормам невзирая ни на что. Более того: выживаемость религиозных общин напрямую зависит от строгости устава. Чем больше ограничений накладывает община на своих членов, чем более «дорогостоящие» ритуалы им приходилось выполнять, тем дольше она просуществует, поскольку изнурительные обряды, посты и иные подобные излишества, являются эффективными средствами убеждения окружающих в собственной лояльности, и поэтому община со строгим уставом надежно защищена от притворщиков и нахлебников. А это означает, что именно ритуалы и ограничения, а не какие-то другие аспекты религии, играют главную роль в обеспечении устойчивости общины. Но, если вы полагаете, что мы считали религию безусловным злом – окажетесь сильно неправы, поскольку как видите: определенные аспекты религиозного мышления сложились в качестве полезных адаптаций, направленных прежде всего на столь «благие» цели, как повышение сплоченности коллективов, на укрепления парохиального альтруизма внутри них. Религия активно способствует просоциальному поведению индивида – его верности общине, готовности жертвовать личными интересами (и даже жизнью) ради общества…