Текст книги "Девятый чин"

Автор книги: Олег Егоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Капкан внимательно ознакомился с документом, отпечатанным на машинке. Текст был очень бледный. «Компьютера, я так понимаю, у них нет, – отметил он про себя ядовито. – И принтера нет. Честные полицейские, надо же. Их лозунг – „охранять и защищать“».

– Но ведь собака действительно была бешеной? – спросил Капкан, покончив с чтением.

– В каком-то смысле, – невозмутимо подтвердил чиновник. – Эта собака страдала водобоязнью, сэр. Но она была очень грязной. Хозяин стал мыть ее из шланга. Собака испугалась и убежала.

– А пена?

– Стиральный порошок, – объяснил посетитель. – Хозяин мыл ее со стиральным порошком. Она была очень грязной.

– Это многое объясняет. – Усмехнувшись, Капкан по-русски обратился к Брусникину, с тревогой следившему за непонятным диалогом: – Подпишите, товарищ Дрозденко, что с нотой протеста вы ознакомились.

Никита вопросительно посмотрел на соотечественника.

– Здесь изложено, – перевел Капкан, – что вы являетесь злостным нарушителем общественного порядка. Вы перебежали дорогу на красный свет, повредили своей мордой городскую собственность, взбунтовали толпу негров и напугали беззащитное животное.

«И что мне теперь будет?» – вздрагивая, нацарапал Никита в блокноте.

– Расстреляют отравленными пулями.

Мрачная шутка повергла Брусникина в трепет.

– Не ссы, – смягчился Капкан. – Когда Дрозденко вернется, его лишат пешеходных прав, и все дела. Его счастье, что собака оказалась здоровой. Здоровые собаки здесь объявлены вне закона.

Полицейский невозмутимо закурил, дожидаясь, когда два белых бездельника закончат обмен впечатлениями.

Никита поспешно схватил документ и поставил под ним подпись Дрозденко. «Все лучше и лучше», – мысленно оценил ее Капкан, передавая бумагу полицейскому.

Чиновник тоже остался доволен результатом посещения. Обычно эти белые готовы судиться из-за любой мелочи. Да еще интервью раздают газетчикам, критикуют местные порядки, что отрицательно сказывается на туристском бизнесе и вообще вредит интересам его страны.

– Желаю вам, господин Дрозденко, скорейшего выздоровления, – сухо обратился он к Никите, прежде чем оставил номер. – Госпожа Дрозденко ждет вас дома. Там номера дешевле. И обстановка комфортабельней.

Никита с тоской посмотрел на захлопнувшуюся дверь и взялся за карандаш: «Что ему еще надо?»

– Жена, говорит, скучает по тебе, – кратко перевел Капкан прощальную речь муниципального чиновника.

«Я скоро приеду, любимая. – На глазах у Никиты опять вскипели слезы. – Скоро я приеду, и все наладится. Все станет как раньше».

Но не знал еще Брусникин, что «как раньше» уже не станет никогда.

«Мерседес-250»

На следующий вечер Капкан с Брусникиным без малейшего сожаления покинули африканский континент. Улетали они в разных настроениях: Никита был мрачен и молчалив, Капкан – словоохотлив и весел.

Исполнив команду «пристегните ремни», Павел Андреевич Капканов перевернул глянцевую обложку журнала «Свобода». Вторую полосу украшала фотография «Дрозденко», сделанная, согласно жизнеутверждающей подписи под ней, в палате частной клиники доктора Ломбардини. Точнее, украшал ее сам доктор Ломбардини, позирующий перед фотокамерой у постели «жертвы расовых столкновений». Ломбардини с иконописным ликом, обрамленным вьющимися волосами, смахивал на святого Себастьяна – разумеется, до того, как стрелы язычников поразили его обнаженную натуру. «Дрозденко» тоже походил на какого-то великомученика, но на какого именно – мешали определить бинты, опутывающие его от ступней до макушки. Все конечности «Дрозденко» были заправлены в такую сложную систему противовесов, что складывалось ощущение, будто его извлекли из камнедробилки.

– Вот она – слава! – Капкан показал Никите журнальный разворот и подозвал стюардессу. – Мисс! Ту виски! Фор ми энд май пуэр френд!

Брусникин раздраженно отвернулся к иллюминатору.

– Натурально лавры, Никита! – продолжал тормошить его Капкан. – Международный успех! «Молчание ягнят» видел? Потом одному хлопцу из клетки – Гектору, кажется, – «Оскара» впаяли! Это у них главный кубок за фильмы ужасов! Тебя там не было, а то бы их Гектор марихуану курил взатяжку!

«Гектор – это герой Троянской войны, – нацарапал Никита ручкой на журнальных полях. – А Энтони Хопкинс – артист, каких поискать».

– Я лучше нашел. – Изучив его комментарии, Павел Андреевич взял с подноса расторопной стюардессы две порции виски. – За тебя, Никита! А ты что смотришь?

Стюардесса в ожидании чаевых отходить и не думала.

– Гений и халдейство – вещи несовместные. – Капкан бросил на поднос скомканную купюру и протянул вторую стопку Никите.

Брусникин, по-прежнему лишенный возможности даже выпить без трубочки, с тоской посмотрел на «продюсера».

– Мы свое еще выпьем, – без слов понял его Капкан и опорожнил порцию Брусникина.

Будущее рисовалось Капкану в самых радужных тонах. Доверенность на перевод активов «Ферст Ойл Компани», оформленная на фамилию Павла Андреевича, открывала перед ним широкие перспективы в плане торговли с Малютой. Достигнутый в ходе военно-финансовой операции результат усиливал его влияние на рядовой и командный состав группировки. Да и посуленный вожаком свежий «Мерседес», прямо скажем, не портил общей картины.

Брусникин видел свое будущее в куда более пасмурном свете: сорванные театральные репетиции, вынужденный отказ от предложения озвучить Брэда Питта, возможное хирургическое вмешательство на предмет устранения последствий участия в собачьих бегах, лицемерное сочувствие врагов, искренние насмешки друзей и прочие малоприятные события ожидали его впереди.

«Но четыре с половиной штуки мне Капкан гарантировал, – слегка утешил себя Никита, наблюдая за уплывающей назад африканской землей. – Да еще пятьсот за вредность добавить обещал. За чью вредность, интересно?»

«Малюта, гад, сделает все, чтоб мои заслуги утоптать. – После второй порции виски Павел Андреевич слегка пригасил свое ликование. – Я у него вроде аппендикса: и удалить без острого приступа жалко, и дожидаться, когда я прорвусь, не резон».

Вот каким образом, не сговариваясь, Капкан и Никита пришли к общеизвестному знаменателю: «Нет худа без добра, а добра – без худа».

Полуденная встреча с адвокатом Дрозденко также оставила в памяти у командировочных разный осадок. Если у Капкана это была, скорее, галька, обкатанная прозрачной водой, то у Брусникина – мутный до отвращения ил, в который погружались отдельные неясные фрагменты.

Посуленный Капканом служащий «страхового агентства» прибыл в назначенный час и назвал себя доктором Прайсом. Сопровождавший его полный, как дачная бочка после дождя, нотариус и вовсе называть себя счел излишней формальностью. Представляясь «доктором», Говард Прайс, конечно же, имел в виду доктора права, но Никита истолковал это слово по-своему. Тем более что слух его был обострен исключительно и выхватывал из разговора все, что можно было понять без переводчика. Отчего «страховое агентство» прислало в гостиницу именно доктора, Брусникин в любом случае не удивился. Кто еще, как не доктор, мог засвидетельствовать его увечья для последующей выплаты страховки?

Прайс удостоил Капкана высокомерным кивком, Никиту же поприветствовал горячим рукопожатием и преисполненным сочувствия взглядом. Из чего Никита сделал немедленный вывод, что он, Дрозденко, или был хорошо знаком с доктором, или неоднократно с ним встречался.

«Сейчас выяснится, что мы по вторникам вместе ужинаем, а по воскресным дням ходим семьями на католическую мессу! – Лоб Никиты покрылся испариной. – Пусть меня это не удивляет! Свободная страна!»

Знай Брусникин, что по вторникам, равно как по воскресеньям, доктор еще и спит с его законной супругой, изумлению Никиты не было бы предела.

– Ю о’кей? – спросил доктор.

Брусникин вымученно улыбнулся, ткнув в свой гипсовый чурбан. При этом он остался на кровати, забившись в дальний угол и подтянув накрытые одеялом колени к подбородку, тогда как официальные стороны разместились в креслах за журнальным столиком.

Дальнейшее обсуждение «страхового полиса» и целой кипы официальных бумаг, вываленных доктором из портфеля, проходило довольно бурно. Никита и не предполагал, что его бесспорные травмы вызовут подобный диспут.

Чернокожий доктор часто вскакивал, размахивал руками, издавал гортанные восклицания и тыкал золотым пером в какие-то статьи документов. Иногда он, впрочем, делал то же самое при помощи пальца, охваченного двумя золотыми кольцами с печатками.

Капкан обнимал его за плечи, силой усаживал на место и терпеливо, но твердо, словно капризному ребенку, что-то втолковывал. Между тем бочкообразный нотариус оставался совершенно безучастен к происходящему. Никита ерзал, томился и нервничал. К тому же он заметил рукоять пистолета, выпиравшую из-под рубахи Павла Андреевича в области копчика. Сам пистолет Никита подметил в руках Капкана днем раньше и на немой вопрос получил справку, что револьвер этот – бутафорский.

– Реквизит, – протирая разобранные детали оружия, пояснил Капкан. – У съемочной группы реквизирован. Я их после завтрака в Москву отправляю.

После завтрака «продюсер» действительно отлучился часа на три. На самом деле Капкан ездил с гостиничным портье осматривать частный самолетик его брата на случай экстренной эвакуации в соседнюю Гвинею. Экстренным он полагал случай, при котором адвокату Дрозденко пришлось бы вправлять мозги с помощью «Айсберга».

– По сценарию он тебе жизнь должен был спасти, – добавил Капкан в факультативном порядке. – Ночная сцена. Лев под деревом, ты – на лианах.

«Лев – живой?» – появилась очередная запись уже где-то в середине блокнота.

– Разумеется. – Капкан собрал и зарядил револьвер. – Не виртуальный же. Подпоили бы, конечно, снотворным, чтобы он тебя до окончания съемок не порвал.

И вот теперь перед встречей с представителями страхового агентства Павел Андреевич для чего-то засунул этот пистолет за пояс. Хотя могло статься, что и не засунул вовсе, а просто не вынул. Захлопотался и позабыл.

«Надо напомнить. – Никита с трепетом наблюдал за жаркой полемикой Капкана и доктора. – Но как?»

Тут «страховой доктор» оттолкнул Павла Андреевича, покинул свое кресло и решительно устремился к Брусникину с чистым листом бумаги наизготовку. Лицо Капкана окаменело. Капкан ожидал, что адвокат Дрозденко проявит подобающую мнительность по отношению к деловым партнерам своего клиента, но не предвидел, что он удумает обратиться к Брусникину с вопросами в письменной форме. Владение адвоката русским языком было не предусмотренным обстоятельством.

«Надо было ему еще и руку сломать. – Капкан с опаской посмотрел на Никиту. – Чем бы он только расписывался тогда?»

С приближением черного доктора Брусникин мелко затрясся. Его не успокоила даже ободряющая улыбка Говарда.

«Они тебя пытали?» – прочел Никита выведенную печатными буквами фразу. Ее же прочитал и Капкан, мгновенно оказавшийся за плечом настырного адвоката.

– Бог мой! – возмутился он по-английски. – Да все газеты Монровии только и трубят о вчерашнем инциденте в аэропорту! Вы что здесь, газет не покупаете?!

– Это правда, – подал с места реплику до того молчавший нотариус. – Это правда, сэр.

Из бокового кармана его брюк выглядывала газета, и теперь она развернулась в руках нотариуса, будто парус на ялике.

– «Вчера по возвращении со своей исторической родины, – зачитал он вслух, – натурализованный гражданин Либерии господин Дрозденко был атакован расистски настроенной толпой, возглавляемой экстремистами движения „Черные буйволы“. От полученных тяжелых увечий господин Дрозденко скончался. Полиция принимает все меры к розыску зачинщиков, каковые вскоре, мы надеемся, предстанут перед судом присяжных. Либерия – свободная страна. Закон обязан защищать права белого населения».

– Я понял, – раздраженно ответил Говард.

– Убийства на самом деле не было, – обратился поанглийски нотариус к Брусникину.

– Он понял! – рявкнул Капкан, тоже теряя терпение.

Нотариуса это не остановило. Нотариус намеревался как можно более полно выразить свой компетентный взгляд на ситуацию.

– Убийство потребовалось для поднятия газетного тиража, – пояснил он Брусникину. – На самом деле вам только нанесли два-три колющих ранения средней тяжести и удар тупым предметом в области затылка.

– Мы все поняли. – Говард отмахнулся от него рукой и добавил Никите по-русски. – Мы подадим иск на муниципальные власти.

«Нет!» – быстро написал Никита.

Говард пожал плечами: «Пойми этих русских. Похоже, ему действительно по голове крепко врезали. Отказ от компенсации уже сам по себе очевидный признак помешательства». У Прайса моментально возникла светлая идея объявить своего клиента недееспособным и оформить попечительство на Эмили. Однако даже с его связями затея эта была хлопотной. Сначала вообще требовалось прозондировать почву на предмет личных намерений Дрозденко в отношении жены – и, по возможности, из первых уст.

– Ты хочешь бросить Эмили? – обратился он к Брусникину с фальшивой траурной ноткой в голосе.

– Сейчас вы находитесь в клинике Ломбардини. – Свернув один парус, бочкообразный негр поднял следующий, извлекши его из внутреннего кармана атласной жилетки. – Вам сделали трепанацию черепа и наложили швы. По четыре шва на каждую колотую рану. Хирург Ломбардини утверждает, что ваша жизнь теперь вне опасности.

Капкан вырвал у него газету и, скомкав, швырнул в открытую настежь дверь лоджии.

– Но и это для поднятия тиража, – невозмутимо закончил свою мысль нотариус. – Конкуренция. Вы понимаете?

Он многозначительно воззрился на Брусникина.

– Кивни чем-нибудь этой сволочи! – прорычал Павел Андреевич, задыхаясь от ярости. – Иначе мы отсюда не уедем!

Никита, сообразив, что Капкан обращается к нему, помахал нотариусу ладошкой. Тот сразу успокоился и, развалившись в кресле, прикрыл глаза.

– Ты хочешь развестись? – доктор Прайс, встряхнув Брусникина за плечо, настойчиво повторил свой вопрос.

«Не ваше дело!» – большими печатными буквами начертал Никита, плохо уже соображавший, на кого и как следует реагировать.

Ознакомившись с ответом Брусникина, Говард Прайс разволновался. Дело о разводе уплывало прямо из рук. Похоже, Антон проведал о его шашнях с Эмили и теперь был намерен передать дело о разводе другому адвокату.

Капкан, ничего не упускавший из виду, заметил реакцию Прайса и почувствовал, что в схватке за имущество компании пора произвести решительный перелом.

– Напиши ему – пусть оформит все документы, а потом ты вернешься к разводу, – прошептал он на ухо Брусникину.

Никита послушно взялся за карандаш, но то, что прочитал Капкан в блокноте, прежде чем передать послание Говарду Прайсу, повергло его в окончательное бешенство, поскольку вся вакцина от этого опасного заболевания ушла на Брусникина. Глаза Капкана побелели, а зрачки – расширились. Никита никак не ожидал, что напоминание о пистолете вызовет у «продюсера» такую бурную реакцию.

– Это у тебя в брюках реквизит сейчас будет! Только не сзади, а спереди!

Выдранный с корнем листок блокнота освободил место для следующего сообщения, и Брусникин решил больше судьбу не искушать.

«Заканчивайте, – получил наконец письменное распоряжение адвокат. – Разводом займемся завтра».

Дальнейшая процедура по отчуждению имущества «Ферст Ойл Компани» в пользу российских совладельцев и оформление генеральной доверенности для перевода всех финансовых активов на фамилию Капкана прошла без сучка, без задоринки.

«Не будем дразнить уток, – своевременно вспомнил еще одну русскую поговорку Говард Прайс. – Лучше смириться с потерей чужой собственности, чем своей».

Поставив в общей сложности двенадцать подписей Дрозденко под различными документами, Никита в изнеможении откинулся на подушку. Подписи были безукоризненны. Доктор подтвердил, нотариус заверил, и пара невозможных аборигенов отчалила наконец из номера.

– Антон! – Прощаясь с Никитой, Говард едва не выдернул ему руку. – Будь уверен! Эмили ничего не узнает, прежде чем мы как следует подготовимся к процессу! Надеюсь, что твоя новая штучка заслужила такого парня!

– Ты – гений! – похвалил Брусникина Павел Андреевич, убирая в чемодан отвоеванные бумаги. – Человек со шрамом! Аль Пачино, сукин сын!

Едва он перевел дух, как в номер заглянул швейцар гостиницы.

– Мистер, – застенчиво обратился он по-английски к довольному Капкану. – Вы газету уронили. Совсем свежая газета, сэр. Только помялась при падении. Я ее утюгом прогладил.

– Оф коз! – усмехнулся Капкан.

Получив свой доллар, гражданин свободного государства собрался было удалиться, но Капкан придержал его за рукав.

– Джонни знаешь? Таксиста?

– Кто не знает Джонни? – удивился швейцар. – Но если вы хотите заказать такси, то рекомендую вам лимузин отеля.

– Я хочу заказать Джонни, – пояснил швейцару Капкан.

Тот нахмурился и засопел. Потом выдавил из пачки сигарету. Затем важно пересек номер и устроился в кресле, где всего минуту назад располагался просвещенный нотариус.

– Проблема? – Капкан с интересом наблюдал за его перемещениями.

– У нас свободная страна, – запел швейцар знакомую песню. – Много посредников. Сэр называет сумму, потом я говорю.

– Посредников? – Капкан слегка озадачился. – Чтобы заказать именно Джонни?

Швейцар кивнул и прикурил сигарету. И Капкан вдруг увидел, что в кресле сидит не просто швейцар пятизвездочного отеля «Атлантика», для которого и одна звезда была бы чрезмерным поощрением, а серьезный мужчина. «Конкретный», если говорить о понятиях.

– Одно – заказать такси, и другое – заказать Джонни, – веско сказал швейцар. – Убийство есть убийство.

– Я понял, – Капкан поспешил объясниться. – Мне нужен только Джонни. Без посредников.

– Мистер желает решить свою проблему сам?

– Оф коз, – подтвердил Павел Андреевич.

– Тогда ему нужен пистолет, – убежденно заявил серьезный мужчина.

– Мистейк, – возразил Капкан.

– Тогда только Джонни, – хлопнув в ладоши, швейцар встал. – Десять долларов, сэр. И я ничего не слышал. Вот номер его телефона.

Обменяв десять долларов на телефонный номер, Капкан проводил серьезного человека до двери и пожал ему руку.

Телефон у Джонни оказался мобильным, и обратный путь до аэропорта Брусникин с Капканом проделали в машине старого знакомца.

– Спасибо, Джонни. – Покидая такси, Капкан расплатился и положил на колени бойкого парня его «Айсберг». – Патроны все на месте. Так что полиция тебя пока не ищет.

Негр, уже не чаявший вернуть свое оружие, даже не нашел, что сразу ответить, и проводил двух белых туристов восхищенным взглядом.

– Возьмите мою девчонку, сэр! – нагнал он Капкана, когда путешественники сдавали багаж. – Так возьмите!

– У нас всего два билета, Джонни. – Капкан похлопал его по плечу. – Я думаю, ты с ней сам справишься.

Джонни, может быть, впервые пожелавший сделать кому-то подарок, искренне огорчился.

А через два часа полета дремавший после виски Павел Андреевич подумал, что, может быть, и следовало ему с Никитой задержаться в Монровии на денек. Наверняка у Джонни девчонка что надо. И, черт возьми, простые радости жизни заслуживают того, чтобы уделять им внимание. Или какая это, к черту, жизнь?!

В Москве командировочных встретили ненастье и Хариус, толкавшийся на выходе с таможенного контроля.

– Как прошло?! – Мощный Хариус протиснулся к прибывшим.

– Как с белых яблонь дым. – Капкан передал ему сумку и повернулся к Брусникину.

Никита был бледен и подавлен.

– Ты лечись. – Капкан обнял Брусникина. – Бабки я завтра же твоему агенту завезу. И скула твоя заживет. Шрамы украшают правильных людей.

– Малюта наш весь в украшениях! – Хариус было заржал, но тут же захлебнулся под суровым взглядом «продюсера».

Брусникин молча вернул Капкану паспорт господина Дрозденко.

– Ну, будь, – тепло простился с ним Павел Андреевич. – Мы с тобой еще такую киноху заснимем, что Эйнштейн припухнет.

«Эйзенштейн», – мысленно поправил его Никита и захромал с чемоданом на платную стоянку.

– Грохнуть бы его, – глядя вслед артисту, предложил Хариус. – Лишний свидетель. Заложит чуть что, баклан.

– Я тебя скорее грохну, – молвил старший по возрасту и званию товарищ. – Брусникин таких, как мы, сотни стоит. И по нашему делу он не свидетель, а соучастник.

– Разве что, – обиженно буркнул Хариус, но, будто внезапно вспомнив что-то, мгновенно оживился. – Держи, фартовый! Я ее к твоему подъезду отогнал! Нам таких подарков Малюта не подносит!

Брелок с ключами от «Мерседеса» упал в нагрудный карман «продюсерского» кожаного плаща, который был доставлен все тем же Хариусом и который Капкан уже успел накинуть на плечи.

– Да, и вот что. – Хариус неуверенно поскреб щетину на подбородке. – Бумаги Малюта велел мне сразу же в контору отвезти. Ты как, со мной?

– Я с собой, – фыркнул Капкан.

«Ну уж нет, вождь краснорожих. Мой скальп ты между весел не прибьешь. Слушать, как ты при виде доверенности на мое имя молоток и гвозди заказываешь, это – чересчур, – рассудил он здраво. – Уколись, понюхай, взвесь всю свою жадность и глупость. А я отдохну пока».

Ночью Капкан вышел из подъезда. При свете уличного фонаря он рассмотрел брелок на ключах от новенького «Мерседеса-250». В его полую окружность был впаян серебряный якорь.

«Вроде того, что помни, родной, ты у меня на приколе, – неуловимо усмехнулся Павел Андреевич. – Эх, Малюта. Погубит тебя когда-нибудь страсть к символическим игрушкам. Кто предупрежден, тот – вооружен».

Павел Андреевич открыл дверцу, сел и вставил ключ в замок зажигания.

– Что же, – молвил он, положив руки на руль, – настала пора и мне задвинуть по «бану» со скоростью двести пятьдесят.

Оперативная группа, почти сразу примчавшаяся к месту взрыва, застала искореженный подарок Малюты выгоревшим «до железки». За рулем так и замер обугленный скелет. Мина, заложенная Хариусом под сиденье по прямому и непосредственному распоряжению шефа, не оставила водителю ни единого шанса, поскольку ее тротиловый эквивалент был, что называется, с запасом на все случаи жизни.

– Да, прокатился мужик! – Оперативник, прикрыв нижнюю часть лица носовым платком, заглянул в усыпанный пеплом салон «Мерседеса». – Свидетели есть?

Негодующих собралось много. Ударная волна повыбила все стекла почти в пяти домах. «Почти» – по той причине, что в здании на задворках стекла частично уцелели. Со свидетелями оказалось значительно хуже. Единственный свидетель ничего внятного рассказать не смог. Он проходил достаточно далеко от места катастрофы. Проходил бы ближе – тем более ничего бы не рассказал.

– Это было как извержение вулкана, командир! – с жаром описал он криминалисту увиденное. – Столб огня ударил прямо вверх! И грохот, начальник! Грохот! Перепонки заложило сразу, как будто вода в уши натекла после бассейна!

– Вы видели извержение вулкана? – педантично уточнил криминалист.

– Теперь можно сказать, что видел, – философски ответил свидетель.