Текст книги "Последний ход за белой королевой (СИ)"

Автор книги: Олег Агранянц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 48 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

72. Друзья познаются в Риме

– Валдорф Астория, – отчеканил строгий женский голос.

– Моя фамилия Кузякин. Я остановился у вас в гостинице.

– Чем могу вам помочь, господин Кузиакин?

– Я, я… – я подбирал слова, как это делают люди, плохо говорящие на иностранном языке. – Я забыл номер комнаты, в которой остановился, а мне нужно сказать моему другу, чтобы послание…

– Я вас понимаю, господин Кузиакин. Это случается. Одну секунду.

И через полминуты:

– Ваш номер двести восемьдесят пять.

* * *

Чем выше класс гостиницы, тем легче попасть в номер, для этого достаточно иметь респектабельный внешний вид.

Блондинка в форменном, салатового цвета пиджаке, стучала по клавиатуре компьютера.

«Это она со мной разговаривала, – решил я. – Надо подождать кого-нибудь другого».

Через пару минут из служебного помещения вышел парень в таком же салатовом пиджаке. Набрав скорость, я заспешил к нему навстречу и, поравнявшись, бросил:

– Двести восемьдесят пять.

Парень машинально снял с доски ключ и протянул мне.

В том же темпе я направился к лифту.

На втором этаже никого не было. Я не спеша подошел к номеру с бронзовой табличкой 285, вставил ключ и осторожно открыл дверь.

Комната, как комната: кровать, две тумбочки, секретер, два кресла, холодильник, телевизор; на кровати – рубашки и галстуки, в креслах – газеты, на прикроватной тумбочке – пустые бутылки из-под минеральной воды, видавший виды кожаный чемодан на специальной подставке.

Я пошарил по тумбочкам – пусто, открыл чемодан – ничего особенного, заглянул в ванную. Потом остановился в центре комнаты, решая, что делать дальше. Открыл холодильник – обыкновенный гостиничный набор, посмотрел под кровать – ничего.

Дверь открылась бесшумно. В дверях стоял улыбающийся Кузякин.

– Какой сюрприз! Молодец. Профессионал.

Он взял меня за руку, приложил палец ко рту и потащил из комнаты. Мы вышли в коридор. Кузякин вынул из кармана ключ и открыл номер через два от своего:

– Входи.

Номер был такой же, как и тот, из которого мы вышли.

– Сняли друзья. Местные о нем не знают. Здесь можно говорить.

Он включил телевизор. На экране появился Янаев, потом какой-то отставной военный начал высказываться в пользу ГКЧП. Кузякин выключил телевизор:

– Ничего у них не получится. Мы с тобой это знаем. Они все сами хотели сделать, а ничего не умеют. Даже стоящего переворота не могут совершить. Арестовать два десятка горлопанов не в силах! Одно хорошо, Горби – хана. Страшный человек этот Горби. И баба у него страшная.

Он вынул из холодильника две маленькие бутылки «Лоран Перье», два фужера, налил:

– Кейс так и не нашел?

– Нет.

– Продолжаешь искать?

– Продолжаю.

– Я слышал про него. Я знаю человека, который помог продать камни. Он говорит, что отвез Топалова в Амстердам, тот камни продал, потом сел в самолет и улетел.

Это совпадало с моими данными.

– Ты знаешь, что Топалова убили?

Это мне хорошо известно.

– Знаю.

– Обрати внимание, убили в Онфлере. И кейс не нашли.

Это уже новая для меня информация. И очень важная.

– Ты точно знаешь, что не нашли?

– Точно.

– Откуда это известно?

– Я искал «фельдмаршала». Помнишь, я тебе рассказывал про наркотик. Да ты и сам в курсе. Мои знакомые были уверены, что этот «фельдмаршал» у Топалова. Искали очень тщательно. Нету! Если бы кейс был у него, то его нашли бы.

– Понятно.

– Это тебе поможет?

Конечно, поможет. Я знал, что Топалов с кейсом куда-то уехал. Но теперь я знаю, что вернулся он в Онфлер без кейса.

– Поможет.

– Есть какие-нибудь идеи, где он мог его спрятать?

– Никаких. Как у тебя с «фельдмаршалом»?

– Почти порядок. Он попал к одним бандитам, те его продали шейхам. Но не весь. Кое-что я забрал. Как ты меня нашел? Продал посол?

– Продал, но не посол.

Кузякин достал из холодильника еще две маленькие бутылки «Лоран Перье», начал деловито открывать. Его лоб и те части щек, которые оставались без бороды, отливали темно-красной медью. «Чего он такой красный? – подумал я. – От загара или не просыхает?»

– Ладно, скажу. Продал итальянский переводчик.

– Павлин?

– Павлин. Я на него поднажал.

– Хорошо поднажал? – Кузякин рассмеялся.

– Хорошо.

– Теперь это уже не секрет. Знаешь, что я делал в Монпелье?

– Нет.

– Монпелье – город, где сосредоточены лучшие медицинские кадры Франции. Да куда там Франции, всей Европы! Мы собирались закупить там медицинское оборудование. Перевели огромную сумму денег. И моя задача была вернуть эти деньги, но не тем, кто их отправил…

– А в банк «Люмме и Корпкс», – подсказал я.

– Верно.

– И кредит, о котором говорил посол, тоже пошел бы в этот банк?

– Именно так.

– И люди, с которыми я тебя встретил в ресторане, тоже связаны с этим банком?

– Нет. Совсем нет. Ты понимаешь, я приехал их убеждать совершить одну сделку, а они, оказывается, приехали меня убеждать. И чтобы меня подмазать, привезли мне девиц. Одинаковых, как карандаши. Но в постели одна – Марья-искусница, и какая! А две другие Василисы Прекрасные, и ничего больше.

Он положил руку мне на плечо:

– Старикашка, а тебе отсюда надо линять. Быстро-быстро! Брось ты этот кейс! Сейчас не до жиру.

– А куда? Дома, сам видишь, что творится! Что посоветуешь?

– Можно и так, и этак. Позвони мне домой в субботу. Где окажешься, оттуда позвони. Если меня не будет, скажи, как тебя найти. Деньги нужны?

– Вроде бы нет.

– Не стесняйся, старикан. Я тут, знаешь, хитрые компании создаю, деньжищ вокруг! И все безотчетные.

Он открыл бумажник, вытащил пачку стодолларовых купюр:

– Возьми пару-тройку, сгодятся. На первое время.

Я взял три купюры. Кузякин засунул бумажник в карман:

– Мы с тобой еще поработаем. На дизеле. Помнишь? – Он захохотал и ткнул меня в бок.

Как не помнить! Эту кузякинскую частушку я хорошо знал: «Мы с приятелем вдвоем работали на дизеле…».

Я поднял стакан:

– Давай на прощание.

– Давай. И поверь, старикашка, я тебя действительно очень люблю. Знаешь, как было бы здорово поселиться вместе где-нибудь на Канарах, а? На всю оставшуюся жизнь.

73. Школа Пикассо

В отеле я мог спокойно рассуждать: девятого апреля Топалов получил кейс и оставался в Риме до семнадцатого. Что делал, не знаю; со слов Сосульки известно, что он был в художественном салоне.

Что он делал в Риме целую неделю с кейсом, полным необработанных алмазов? Это, конечно, не бриллианты, но и не морская галька. А он трусоват. Он побоялся бы держать их в гостинице и постарался бы поскорее от них избавиться. А если такой вариант? Седьмого он получил кейс – и сразу в Онфлер. Связался с Марком, тот помог ему продать камни и он вылетел… назад в Рим. Без камней, но с деньгами.

Здесь, в Риме, он припрятал кейс и спокойно вернулся в Онфлер.

Я включил телевизор. На экране портрет Электры и голос диктора:

– Назначена министром культуры.

Надо будет позвонить, поздравить.

Припрятал кейс с деньгами в Риме. Один или вместе с Крокодилом. Скорее всего, один. Иначе Крокодил не стал бы рассказывать о том, что Сосулька видела его в художественном салоне. А может быть, наоборот. Припрятали они вместе. Крокодил слинял, говорит, в Австралию. Знаю я, в какую Австралию. Сидит себе спокойно в Женеве, рыбку кушает. Когда он узнал, что Топалова убили, понял: самое время доказать мне, будто кейс спрятал Топалов. Один. Без него. Тут и понадобилась сказка о том, как какая-то Сосулька видела того в Риме. Пройдет время, он вернется в Рим и заберет кейс.

Я набрал номер.

– Синьора Игельвертора, пожалуйста.

Синьор подошел тут же.

– Во-первых, вы оставили машину с зажженными фарами. Во-вторых, надо поговорить.

– Ладно. Напротив «парткома» кафе знаешь?

– Знаю.

– В полшестого подойдет?

– Лучше в шесть.

– Согласен.

За несколько дней всё изменилось. Теперь можно встречаться открыто.

* * *

Листьев появился точно в шесть часов.

– Честно скажу, не ожидал. Так все быстро… Как ты думаешь, чем все кончится?

Я не знал.

– Без понятия.

– И я тоже. Но во всяком случае всё начинается с новой страницы. У тебя есть вопросы?

– Один. Ты знал Типографа?

– Топалова? Знал. Я тебе уже говорил об этом.

– Давно?

– Лет двадцать.

– Что он за человек?

– Сразу трудно сказать. Но человек он скверный.

– Чем увлекается? Личные связи.

– Мы сначала думали, что он по мальчикам, оказалось, нет. Вообще-то он натура художественная. Считает себя скульптором. Где-то под Парижем у него даже лет десять назад была мастерская. Там он творил… Лепил скульптуры. Нечто ужасное в два-три метра высотой. Потом разочаровался и все скульптуры разбил. И правильно сделал. Как ты думаешь, моей жене теперь разрешат ко мне приехать?

Стоп. Где-то это я уже слышал. Ну, конечно. Крокодил мне говорил, что отец у Сосульки скульптор. И скульптор странный. Каждая скульптура – величиной с памятник на площади.

* * *

Листьев ушел, а я купил у мальчишки вечернюю газету. Политика, политика, спорт, финансы… это меня сейчас не интересует; наконец – культурная жизнь. На полстраницы – Электра в королевской мантии и крупными буквами: «Театр Латино. Новый министр сегодня вечером в эпосе «Ночные феи»». Но и феи меня сегодня тоже не интересовали. Я открыл следующую страницу и углубился в изучение художественных выставок. И здесь мне повезло. «Вернисаж: школа Пикассо в Риме. Торжественное открытие – 19.00». Я посмотрел на часы: 19.10 – и допил кофе.

* * *

При входе предлагалось предъявлять пригласительный билет. Но солидный вид дипломата советского посольства, решительная походка, небрежный кивок даме у входа сработали безотказно. Со мной самым вежливым образом поздоровались и пригласительного билета не спросили.

Торжественное открытие уже состоялось. Люди толпились у стойки, где разливали прохладительные напитки, и у картин в первом зале.

– Сколько залов? – спросил я у человека с красной повязкой.

– Три.

«Вот удивятся посольские, увидав меня здесь», – думал я, протискиваясь во второй зал. И в этот момент заметил человека, ради которого пришел.

«Прогрессивный» художник тоже меня увидел, узнал и с радостным: «Такие события! Такие события!» подлетел ко мне, изящно обогнув по дороге двух крупногабаритных матрон.

От него пахло спиртным, и был он традиционно небрит. Глаза излучали неподдельную радость, руки описывали полу-дуги.

– Такие события!

Он принялся пересказывать последние новости из Москвы, но я обрезал:

– Мне нужна информация.

Тот сразу осекся и стал серьезным.

«Из него неплохой осведомитель может получиться», – отметил я.

– Мне нужны сведения об одном скульпторе.

Я пытался поподробнее припомнить, что Крокодил говорил об отце Сосульки. «Очень странный скульптор. Каждая скульптура – величиной с памятник на площади. При случае можно внутри от полиции спрятаться».

– Этот скульптор, – неуверенно начал я. – Он работает… Он работает… – я никак не мог найти подходящих слов. – У него каждая скульптура – величиной с памятник на площади. Монументалист.

– Длинный Пипо, – уверенно изрек художник. – Он умер месяца два назад.

– У него есть дочка, – осторожно продолжал я.

– Длинный Пипо, – повторил художник.

– Вы не знаете, где у него была мастерская?

– В самом конце Номентаны, в доме, где внизу продают аквариумных рыбок. Только это не мастерская, а дерьмо. О покойниках дурное не говорят, но он все равно как скульптор дерьмо.

– Меня интересует его дочь.

Художник понимающе хрюкнул:

– К ней надо с подходом. Пару иностранных слов сказать. Про высокие материи поговорить. А остальное как у всех. Ноги, правда, никудышные.

– Их можно отбросить, – подсказал я.

Художник загрохотал:

– Желаю удачи. Как вам выставка?

Я замялся:

– Как вам сказать…

Оказавшийся рядом субъект в кожаной куртке без приглашения вступил в разговор:

– Выставка? Вы называете это выставкой? Еще одно доказательство вечной бесталанности неутолимого безумства, вот что это такое! Бесталанность безумства.

– В зависимости от того, что считать безумием, – спокойно отпарировал художник и угрожающе повернулся к субъекту.

Я счел за благо тихонько смыться.

У выхода дама спросила:

– Как вам выставка?

– Это еще одно доказательство вечной мудрости неутолимого рассудка, – многозначительно продекламировал я.

Дама что-то хотела ответить, но я уже был на улице. До Номентаны минут двадцать.

74. Интеллектуальная мымра

Магазин с рыбками я нашел сразу, аккуратный трехэтажный домик с балконом на третьем этаже. Стеклянная дверь в магазин, рядом другая с интерфоном. Я нажал кнопку. В динамике зашипело, потом женский голос спросил:

– Кто это?

– Я в отношении скульптур вашего покойного отца.

– Уже поздно.

– Я не надолго.

– Кто вы такой?

– У нас есть общие знакомые. Манини. Альбер.

Под этим именем в Риме жил Крокодил.

– Поднимайтесь.

Я поднялся на второй этаж. Всего одна дверь. Когда я подошел, она открылась, и я чуть было не столкнулся с женщиной лет тридцати, в роговых очках, в строгом синем брючном костюме.

«Давно не Джульетта и далеко не Афродита», – отметил я про себя. Я представлял себе Сосульку совершенно другой.

– Проходите.

Я оказался в квадратном холле, обтянутом серыми узорными матерчатыми обоями. Одну сторону квадрата занимал камин, напротив окно, закрытое тяжелыми занавесками, в одном углу широкий старинный диван, в другом – этажерка с книгами, слева и справа стены, сплошь увешанные картинами. Разные по стилю, они были вставлены в совершенно одинаковые посеребренные рамки, поэтому и сами с первого взгляда казались одинаковыми. На одном кресле валялась шаль. Здесь хозяйка, видимо, сидела до моего прихода. Сидела, читала и слушала музыку: диск проигрывателя на этажерке все еще вертелся, книга в коричневом переплете лежала на полу рядом с креслом.

– Какова цель вашего визита?

– Цель визита? – переспросил я. – Хочу сначала на тебя посмотреть, а там видно будет.

Она вздрогнула:

– Я вам не давала повода так со мной разговаривать.

Большая камея раскачивалась на ее груди, и она все время поправляла ее рукой.

– Для начала мы поговорим о человеке, с которым ты спала.

Не дождавшись приглашения, я плюхнулся в кресло.

– Мы ни о чем не будем говорить. Вы сейчас встанете и уйдете. Пока я не вызвала полицию.

– А ты знаешь, что твой любовник – русский шпион? И он сбежал.

Слова эти не произвели на Сосульку никакого впечатления.

– Поторопитесь уйти, пока я не вызвала полицию.

– А ты и вправду сосулька. Смотри, как бы не растаять.

При слове «сосулька» она вздрогнула, потом спокойно произнесла:

– Уважаемый синьор, вы можете меня шантажировать, можете меня пугать, но если вам что-то от меня нужно, советую прежде всего изменить тон.

– Мне действительно от тебя нужна кое-какая информация.

– В таком случае потрудитесь вести себя приличнее.

Ее верхняя губа брезгливо изогнулась, и теперь губы образовывали равнобедренный треугольник. «Типичная интеллектуальная мымра, – соображал я. – С такой чем грубее, тем эффективнее».

– Тебя давно пороли?

Сосулька выпрямилась:

– Как вы смеете!

Я повторил:

– Я спросил, давно ли тебя пороли.

Негодованию Сосульки не было предела:

– Убирайтесь отсюда! Немедленно! Вы гадкий, невоспитанный человек!

Я улыбнулся:

– Или ты хочешь сначала нокаут? Ты знаешь, как выглядит Снегурочка после того, как ее пропустят через стиральную машину? И не зли меня. Спусти штаны и ложись на диван.

Я расстегнул ремень.

– Вы действительно собираетесь меня пороть? Меня никогда не пороли.

– Начать никогда не поздно.

Она покорно села на диван:

– Очки снимать?

– Сначала штаны.

– Вы садист?

– Нет. Мне нужны кое-какие сведения, а ты ведешь себя невежливо, ложись и снимай штаны.

– Послушайте, – она уже сняла очки и держала их в руке. – Давайте договоримся. Скажите точно, что вам от меня нужно. Я только на первый взгляд кажусь строгой и несговорчивой. – Она попыталась улыбнуться. – На самом деле я очень уступчивая и компанейская.

Это другой разговор.

Я продолжал вертеть ремень:

– Тогда почему ты мне не отвечаешь на вопросы?

– Мой бог! – взмолилась Сосулька. – Да вы мне ни одного вопроса не задали!

«И верно», – подумал я.

– Сейчас начну задавать. И ты будешь отвечать.

– Буду, – она надела очки.

– Где ты работаешь?

– У меня маленький книжный магазин.

«Сволочь Крокодил, – подумал я, – и здесь провел!»

– Я продаю книги по философии, социологии. – Она помолчала, потом укоризненно покачала головой. – А вы хотели меня выпороть!

Действительно. Выпороть специалистку по философии и социологии!

– Какие сведения ты передавала своему русскому другу?

– Он действительно шпион?

– Еще какой!

– Но вы тоже не местный.

– Не твое дело.

– Верно, не мое, – поспешно согласилась Сосулька.

– Ты знала, что он русский?

– Он говорил, что русский, но жил в Бразилии, и его усыновил какой-то швейцарец.

«Этот мерзавец еще и легенду переврал!»

– Никаких сведений я ему не передавала. Мне казалось, – она неуверенно развела руками, – его заинтересованность мною носила другую направленность. Кроме того, какими сведениями я располагала? Никакими!

– Кто тебя с ним познакомил?

– Один общий знакомый. Поклонник моего отца.

«И здесь мерзавец провел. Не Крокодил, а барон Мюнхгаузен».

– Что это за человек?

– Тоже скульптор. Но любитель.

И тут забрезжил свет.

– Скульптор, говоришь? Любитель? А кто он такой, этот любитель?

– Он держит небольшую типографию. Но не у нас. Сейчас он живет во Франции.

– В каком городе, помнишь?

– Нет. Но где-то на севере. Он не любит жару.

Горячо!

– А откуда ты знаешь, что он скульптор?

– Я видела его работы.

– Где?

– У нас.

– Где у вас?

– В саду. Там мастерская моего отца. Отец ее очень любил и там работал.

– И этот хозяин типографии тоже там работал?

– Когда он жил здесь, то работал. И когда приезжал погостить.

– Когда он был у вас в последний раз?

– В апреле.

Совсем горячо.

– Работал?

– Да.

– И его работы в мастерской твоего отца?

– Конечно.

– Я хочу посмотреть.

– Сейчас уже темно. При электрическом свете вы не получите полного впечатления.

Я успокоил:

– Не волнуйся, получу.

– Вы хотите их посмотреть именно сейчас? – удивилась Сосулька.

– Прямо сейчас.

– Вы так интересуетесь искусством?

– Искусство занимает важное место в моей жизни.

– Тогда идемте, – она решительно направилась к двери.

Мы вышли в коридор, кончавшийся двумя лестницами: одна вела вверх, другая – вниз.

– Куда ведет лестница вверх?

Сосулька томно опустила глаза:

– В мою спальню. Спальню одинокой женщины, которую все норовят обидеть.

Я не отреагировал.

– А лестница вниз?

– В сад, куда мы идем.

* * *

– Это работы моего отца.

Она с гордостью указала на громадные бесформенные изделия, назвать скульптурами которые я бы не решился.

– Чувствую себя как на острове Пасхи, – признался я.

– Вы были там?! – обрадовалась Сосулька. И не дав ответить, проверещала: – Это, должно быть, исключительно впечатляюще.

– А это что такое? – я ткнул пальцем в бесформенную скульптуру с огромными грудями.

– Эта работа называется «Женщина». Она олицетворяет сконцентрированное раздумье об эвентуальном предназначении женщины, – начала Сосулька нудным голосом профессионального экскурсовода.

Я разозлился: подобного рода эссе всегда приводили меня в ярость.

– Эвентуальное, говоришь? Что касается меня, то я предпочитаю сначала анальную тектонику, а уже потом сконцентрированное раздумье.

Что такое «тектоника», я не знал и про себя хмыкнул: «Это тебе за «эвентуальное предназначение»».

Сосулька зажмурилась, замотала головой и сокрушенно хрюкнула:

– Какая пошлость!

«Воображение у нее развито хорошо», – отметил я и успокоил:

– Работы твоего отца прекрасны. Но меня интересуют работы твоего французского друга.

– Их немного.

– Тем большую ценность они для меня представляют.

– Вот эти три.

Она показала на скульптуры в самом углу двора, у деревянного павильона. По сравнению с творениями ее отца фигуры Типографа выглядели привлекательнее.

– Какая работа последняя?

– Трудно сказать. Он постоянно что-то доделывал.

– Лом у тебя есть?

Сосулька не поняла.

– Лом, я спрашиваю, есть?

И, не дожидаясь ответа, направился к павильону. Дверь оказалась открытой, я вошел внутрь и быстро отыскал нечто похожее на лом.

Сосулька ждала, прохаживаясь возле одного из творений Типографа.

– Посторонись.

Я приблизился к скульптуре и с ходу маханул по ней ломом.

– Что вы делаете?! – взвыла Сосулька. – Это же «Идол плодородия». Его лучшая работа.

– Обойдемся без плодородия.

Я осатанело размахивал ломом, и идол разлетался на мелкие части.

– Вы с ума сошли! Немедленно прекратите!

После первого натиска я устал. Вытер пот со лба.

– Вы и остальные тоже сломаете?

– Да.

– Зачем?

– Я очень ревную тебя к нему. Я не хочу, чтобы у тебя оставались его работы.

– Их можно продать.

Я с остервенением бросился на вторую скульптуру.

И там нашел, что искал.

* * *

Атташе-кейс. Коричневый атташе-кейс с двенадцатью замками.

Сосулька стояла с открытым ртом.

– Закрой рот.

– Но я ничего не знала про этот кейс.

Она испугано трясла руками. Потом сняла очки и протерла их.

– Ничего не знала.

Она подошла вплотную ко мне:

– Все это так неожиданно и так ужасно…

Она прижалась ко мне:

– Что вы теперь со мной сделаете?

– Со шпионами спишь, кейсы прячешь. Сама посуди.

Я качал головой и думал, как выйти из дома, чтобы она не увидела номерных знаков на моей машине.

Теперь ее губы оказались около моего подбородка, колени касались моих колен и дрожали.

– Вы правда не садист?

– Нет.

– И пороть меня не будете?

Я посмотрел на нее так, чтобы во взгляде можно было прочесть заинтересованность.

– Как будешь себя вести. Раздевайся.

– Здесь не надо… В мастерской есть диван.

– Я хочу на фоне разбитых скульптур.

– Вы эстет, но…

– Раздевайся, я сказал.

Она скинула кофту, потом юбку, потом рубашку.

А я смотрел и думал: «И что в ней нравилось Крокодилу?!»

– Теперь идем наверх.

Она облегченно вздохнула и пошла впереди, не пытаясь прикрыть что-либо руками.

Мы вернулись в салон.

– Ложись на диван.

Она легла на спину.

Я нашел телефон, вынул телефонный провод из розетки и сломал фишку.

– А теперь ложись на живот и раздвинь ноги.

– Я не знаю, что такое тектоника, – взмолилась Сосулька.

– Я тебе сказал: ложись на живот, закрой глаза и считай до ста. Считай медленно. Потом повернись на спину, подними ноги и, не открывая глаз, три раза скажи: «Ласковый ветер прогонит черные облака». Поняла?

– Поняла.

– Повтори.

– Ласковый ветер прогонит черные облака.

– Переворачивайся, закрывай глаза и начинай считать.

Она покорно перевернулась, закрыла глаза и перед тем, как начать считать, пропищала:

– Я правда не знаю, что такое тектоника.

Я тихо вышел и направился к двери. По крайней мере, минут десять у меня есть. Позвонить кому-нибудь она сможет нескоро.

* * *

Я медленно крутил руль и думал, куда теперь ехать. В отель или в посольство?

И в этот момент я заметил, что за мной появился хвост.