Текст книги "Писака"

Автор книги: Олег Абазин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

В металлическую дверь раздался стук…

Юра так и замер на месте: уж чего-чего, а этого-то он никак ожидать не мог. Единственное, что отделяло Юрия от внешнего мира, это зарешёченное окно и дверь, которая – судя по всему – захлопнулась следом за ним чисто машинально, и теперь всё зависело только от Юрия, открывать ему эту дверь стучащемуся или не открывать, поскольку этот "стучащийся" – каким бы сильным и безумным он ни был – вряд ли сможет вышибить эту стальную дверь.

Но пугало Юрия совсем другое: чёрт с ней, с дверью, но… кто это?… Он вошёл в его дом, пока тот спал, поднялся по лестнице на второй этаж и решил, что имеет полное право зайти в Юрину рабочую комнату и… И что он, этот "стучащийся", намерен предпринимать дальше?… Ведь – хоть Юра и старался как мог уверять себя в обратном – это тот самый, кому он сегодня звонил по шести шестёркам и из-за кого он не смог обеспечить себе "спокойный вечер"; уж не он ли (нечто вроде сорокалетнего лейтенанта милиции) загипнотизировал Юру, что тому вдруг ни с того ни с сего приспичило вздремнуть, завершив свою неудачную поездку? Хоть Юра и пытался уверять себя в том, что за дверью стоит всего лишь Алла (или не Алла, а ещё какую-то подружку принесло к нему без приглашения), или какой-нибудь приятель-шутничок решил разыграть его, но только не тот ("Писака") тип, из-за которого с самого утра СТОЛЬКО ВСЕГО произошло в этом тихом безобидном городе (или ещё только собирается произойти).

Медленно и бесшумно Юра подошёл к двери, сразу как стук повторился… Повторился он в настойчивом и упорном темпе, медленно и уверено: бум-бум-бум-бум. У Юрия почему-то ёкнуло сердце.

– Не стой под дверью, как сирота казанская, – донёсся из-за неё тот самый – низкий и неприятный голос, только теперь этот голос не был искажён телефоном, и в нём чувствовалась изрядная доля издёвки, к тебе же гости пришли. Открывай.

Но Юра, хоть сердце его и находилось уже неподалёку от пяток (он не ожидал, что ситуация сложится именно так), испуга решил не выказывать, хоть и понимал, что тот, кто стоит сейчас за дверью, наверняка видит его больше чем насквозь.

– А почему это я должен открывать? – не выказывал он того, что коленки его сейчас подрагивают.

– Ты предлагаешь мне это проделать? – осведомился приглушённый закрытой на замок дверью голос.

– Я думаю, мы могли бы с тобой поспорить, что при всей твоей успешности, у тебя это получилось бы весьма неплохо. – Юра и сам не понимал, чего он добивается: то ли тянет за хвост кота, то ли вполне уверенно пытается не допустить этого субъекта в свою рабочую комнату (и по свою душу).

– У меня весьма неплохо получится отправиться сейчас на чердак. А что будет дальше… решать твоему дому, его чердаку и – разумеется – тебе. Удовлетворит ли тебя подобная растасовка?

– Слушай, – решил Юра перейти на нормальный диалект, – объясни ты наконец толком, зачем тебе всё это, и что вообще происходит.

– Отдаймнемоёотдаймнемоёотдаймне… Как думаешь, что сие могло бы означать?

– Ты тот огромный исписанный лист ищешь? – ответил Юра.

– Уже нет, – сказал голос. – Понял, что бесполезно это. Но хотелось бы, знаешь ли, вернуть его назад. Однако, с помощью твоего чердака я мог бы написать кое-что новенькое; может быть и восстановить то "начало"… Хотя, я наверняка мог бы восстановить "посеянный" твоим разгильдяйством лист, может даже – улучшить. Если бы ты мне помог.

– Я не пойму, что тебе мешает, – разговаривал Юра с этим неприятным голосом уже как с человеком. – Залазь себе на чердак, да твори, как ты это делал тайком от меня. Зачем я должен уезжать из своего дома?

– Я не могу тебе сейчас это объяснить, – отвечал голос. – Ты можешь мне не поверить.

– Почему я могу тебе не поверить? – полюбопытствовал Юра.

– Потому, – дал голос полный ответ. – Я хочу околотить дом; так его изуродовать, чтоб даже мухи в него не залетали. Только тогда я смогу спокойно сидеть на чердаке и писать – писать. Ты ведь, я надеюсь, уже понял, что чердак этот непростой?

– И ты с помощью этого чердака стал непростым? – сказал Юра.

– Я много каким стал, – ответил голос. – А может и был таким всегда. С моей точки зрения, для тебя это не важно.

– Ну хорошо, – согласился он с тем, что для него это неважно. – А ты уверен, что после того как ты околотишь мой дом досками, в него ни единая душа не войдёт?

– Возможно, что и не войдёт, – опять отвечал тот неопределённо. – Возможно, этот дом будет наводить на людей ужас; возможно, кому-нибудь взбредёт в голову его снести, но у него не получится снести этот дом. Возможно. А я буду как ни в чём не бывало сидеть на чердаке и заниматься написанием всё новых и новых рассказов, повестей и романов. А ты будешь первым, кто прочтёт каждый из них. Это такие вещи, на которые не надо ни редактора ни хрена кошачьего; полностью готовые к печати. И, поскольку творить я буду круглосуточно, то писаться большой и толстый роман будет в течении двух-трёх недель, не больше. Многие вещи я если буду выпускать под псевдонимом Юрий Владский, как тебе это понравится?

– Сначала мне нужно поверить во всё это, – ответил "Юрий Владский".

– Это твоё личное право, – сказал Юрию голос. – Только заметь, что уже половина одиннадцатого. Полночь нагрянет беспощадно. А во всех твоих мистических сказках полночь – не очень приятное время.

– А причём здесь сказки? – не понял Юра.

– Можешь считать, что не причём, – ответил голос. – Но когда эти полтора часа пройдут… – и он недоговорил, словно боялся того ужаса, о котором собрался оповестить Юрия.

– Логичнее всего мне сейчас открыть дверь, – не поинтересовался Юрий, а просто произнёс.

– Ты прав, – раздался из-за двери спокойный тон.

– Только я не знаю, что ты собой представляешь, – откровенничал Юра. – Ты сейчас напоминаешь мне волка, который стоит под дверью и ждёт, когда же семь козлят откроют её ему. Вдруг ты ворвёшься ко мне с топором и утопишь его в моих мозгах. Хрен тебя знает!

– Слушай, дружок, – устало заговорил голос, – если б мне надо было тебя убить, то ты б давно уже валялся на 14-м километре. Просто, пойми ты меня: всё изменилось после того как ты поднялся на чердак. Не стоило тебе этого делать. 16 лет я творил, никому не мешал, а как ты залез, то всё и изменилось: появились менты какие-то, объявили на меня розыск; вещи странные начали происходить… Я бы даже сказал, ужасные – кошмарные вещи. Но, раз ты залез на этот чердак, то делай лучше как тебе советуют; больше я душе твоей ничего пожелать не могу.

– Но ведь вещи эти происходили ещё до того как я залез на чердак, – не соглашался с ним Юрий, – мне менты рассказывали…

– Прими "лепет ментов" за бред сумасшедшего, – посоветовал ему на это голос, – и считай, что "вещи" начали происходить в тот момент, как ты залез на чердак.

– Мне было бы проще принять тебя за бред сумасшедшего, – сказал ему Юра.

– А себя? – отпарировал тот. – Ты уверен, что труба твоего дома способна удержать чердак на месте?… Уверен ли ты, что вообще никогда – в этой жизни – с ума не сойдёшь?

– Значит так, – пришёл Юра к выводу, – самый для меня реальный сейчас выход, это дождаться двенадцати часов ночи. Если судить по твоим рассуждениям, в полночь начинается новая градация. Правильно?

– Ты думаешь, что ты дождёшься до полуночи? – полюбопытствовал тот с лёгкой усмешкой в голосе.

– До вечера же я дождался, постараюсь и до полуночи дотянуть. Во всяком случае, пока ничего не происходит.

– Ты в этом уверен? Я бы на твоём месте не стал так говорить. Вокруг много чего может происходить, ты ведь не видишь всего этого из своей комнатушки. А "ждать – беду накликать", существовал ли у тебя когда-нибудь такой девиз?

– Всё равно, дверь я тебе не открою, – заявил ему Юрий.

– А мне и не надо дверь открывать, – сказал ему голос. – Если вдуматься. Ты вдумайся: может я здесь стою перед твоей дверью как раз для того, чтоб задержать тебя до полуночи. А?

– Я не думаю, – произнёс Юра.

– Напрасно не думаешь. Может быть, сегодняшняя полночь способна сыграть какую-нибудь СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННУЮ роль, и я для того – а наверняка я не один – разработал некий грандиозный план. А? Так что сиди, дожидайся. Уже около часа ждать осталось. Не открывай! Не в коем случае не открывай мне дверь. А я пока отправлюсь на чердак, если ты не возражаешь; за час я успею написать пару рассказиков. А тебе я почитать их не дам, хоть ты лопни.

– А если я тебе открою сейчас эту дверь, – произнёс Юра, – то тогда почитать мне их ты дашь?

– Нет, Юрок, – начал голос удаляться, – всё уже поздно. На меня налетело вдохновение. А ты воспользуйся лучше телефоном. – Слово "телефоном" он прокричал, поскольку его голос уже не было слышно.

И Юру словно осенило: телефон!! Единственный телефон располагался не где-нибудь, а именно в Юриной рабочей комнате, если его "моторола" осталась в другой. И как он о нём не вспомнил, пока стоял и болтал с этим "голосом"?

В мгновение ока он подлетел к телефону… Но трубку поднял очень хладнокровно, уверенный что телефонный кабель (как это показывают по "видику" американские фильмы) перерублен "голосом"… Но едва поднял Юра трубку, как тут же успокоился: с телефоном всё было в порядке и он мог уже смело набирать номер.

Последовало несколько долгих гудков, после того как Юрий набрал номер редактора Каплева (Юрий надеялся не на то, что его на этот раз не разыграют, посоветовав ему уезжать пока не поздно, "пока труба всё ещё в состоянии удерживать на месте чердак и "Писаку", что расселся там как х…й на именинах", а надеялся на то, что "раз на раз не приходится"), после которых раздался женский механический голос автоответчика: "вы набрали телефон: 666666. Оставьте сообщение после гудка". – И раздался гудок.

"Опять эти ублюдочные шестёрки!!! – разозлился про себя Юрий. – Я ведь другой номер набрал!"

– Нет, – раздался из трубки искажённый женский голос, как будто кто-то ещё подключился к этому номеру, – вы, товарищ, набрали номер своего чердака. Говорите с ним.

Юрий нажал на рычажок, попробовал набрать ещё какой-нибудь первый попавшийся номер людей, с которыми знаком, и на этот раз телефон замолк: ни гудков ни признаков жизни, как будто действительно перерубили кабель. И сразу, как Юра положил трубку на место, глядя на свой телефонный аппарат как на маленькое НЛО, телефон затрезвонил…

– Не желаешь ли пообщаться со своим чердаком? – раздался из трубки "низкий-неприятный" голос, сразу как Юрий поднял трубку, с которым он пару минут назад закончил болтать ни о чём.

Тут Юра и бросил трубку на место, отключив свой телефонный аппарат.

Теперь он твёрдо решил дожидаться двенадцати часов ночи, если – разумеется – ему в этом не помешает ничто.

Он спокойно включил телевизор и решил убить время "переключением каналов" (именно, когда он начинал переключать каналы, время пролетало для него быстрее, чем когда он по своему телевизору (орудию убийства) смотрел что-то одно – пусть даже интересное, – оставив ПДУ в покое), игнорируя, то рекламы всякие, то шоу двойников, то "порнографический канал", то какой-то там новенький ужастик, иногда останавливаясь на одном из каналов, если показывалось что-то донельзя интересное. Но, чем дальше каналы с помощью Юриного пульта сменяли друг друга, тем сильнее Юру начинал настораживать какой-то монотонный звук… Юра только не мог понять, что это за звук и откуда он раздаётся: то ли с улицы, то ли откуда-то… изнутри стен, но не из головы хозяина этого дома, в этом-то уж Юра был уверен.

Немного позднее Юрий выключил телевизор и прислушался… Поскольку звук с каждой десятой секундой постоянно усиливался, то теперь уже можно было что-то разобрать: это было какое-то жуткое низкое гудение чего-то электрического, как будто где-то неподалёку (где-то в пределах данного дома) находился электрический стул и его включили несколько минут спустя после того, как Юрию вздумалось убить немного времени при помощи своего – всегда верного в подобных ситуациях – телевизора, и теперь этот стул накалился добела и уже начинал слегка потрескивать (Юре слышались слабые потрескивания, которые наравне с шумом набирали громкость), искря и даже вибрируя (Юра уже чувствовал и лёгкую вибрацию).

И теперь он уже мог определить, откуда доносился гул; не из какой соседней комнаты, а… именно из чердака этого дома.

Гул нарастал, и по Юриной коже всё чаще пробегали мурашки, когда раздавался электрический треск, сопровождаемый уже неслабой вибрацией всего дома.

Юра уже выключил телевизор, и, по всей видимости, приготовился позволить паническому состоянию охватить себя: всё чаще и чаще замирало его сердце во время очередной вибрации, превосходящей своей мощностью каждую слабую-предыдущую. Ему казалось, что скоро рухнет дом; что-то надо было делать, но он не знал, что именно, поэтому стоял на месте и (дожидался полуночи) чего-то ждал, сам не понимая – чего.

Казалось, что он так будет вечность стоять – вечность полуночей, – а дом будет содрогаться всё сильнее и сильнее, гул – увеличиваться, а Юрий Владский так и не примет решения, с каждой секундой всё больше и больше боясь открыть дверь, выйти из дома, позволив ему рухнуть от усилившейся до невозможности тряски. Тут-то в его металлическую дверь и заколотил кто-то кулаками.

– Прекрати это сейчас же! – зарычал из-за двери старый знакомый голос, колотящий в дверь. – Открой немедленно! – Голос этот был до чёртиков перепуган чем-то; ужас в нём звучал настолько естественно, что сыграть его было просто-таки невозможно.

– Ты это мне?! – скорее опешил, чем удивился Юрий. – Ты ж это сам начал! Сам прекр…

– Открой дверь!! – разрывался тот. – Ты хочешь взлететь на воздух, ты, псих?!

– Ладно, открываю, – сам неожиданно для себя снизошёл Юрий, видимо решивший, что ровно в полночь его дом всё ж таки улетит во вселенную.

И всё замерло. Всё молниеносно затихло, как будто ничего и не происходило. Дверь была открыта и перед Юрием стоял этот владелец низкого-зловещего голоса…

Надо сказать, выглядел он как человек; одет был обычно; рост не превышал Юриного… вообще, они были одного роста. Всё, как положено, если… если не обращать внимание на лицо… Что-то было у этого парня с лицом, потому что на голове его болталась детская резиновая маска какого-то мертвеца-страшилища, оставляя свободными отверстия для ноздрей, ушей, глаз, прорезь для рта, отчего голос его и не звучал как из-под цинкового ведра.

– О, блин! – отреагировал Юрий на эту неожиданно наступившую замогильную тишину, настороженно осмотревшись по сторонам; но не на этого человека в маске отреагировал.

– Давно пора было открыть, – укоризненно произнёс Маска. Хотя, если посмотреть на него сейчас, то не очень-то он и перепугался несколько секунд до этого, если вообще пугался.

– По-моему, ты меня разыграл, – наконец-то понял Юра, обратив внимание на его ироничный тон.

– Ты мне пройти позволишь? – мягко оттолкнул он в сторону хозяина дома, заходя в комнату, – раз уж дверь открыл.

– Как тебе это удалось? – спрашивал его Юрий, как ему удалось устроить весь этот усиливающийся гул с постоянными встрясками.

– Плохая примета сработала, – ответил он, осматривая через маскины глаза-дырочки Юрин рабочий кабинет, – мы ведь с тобой через порог разговаривали. А этому дому только дай волю.

– А с лицом у тебя что? – продолжал Юрий задавать свои глупые – детские вопросы.

– Ничего, – просто ответил ему тот.

– А чё ты гандон тогда этот натянул? – спрашивал он о маске.

– Чтоб ты не сошёл с ума, – ответил ему тот. – Если я сниму с себя маску, ты можешь рехнуться. Я в этом уверен.

– Да? – заинтриговался Юра. – И что ж у тебя там ТАКОЕ?

– Ты бы, вместо того чтоб задавать вопросы, подумал бы, как жить дальше собираешься, – предложил ему тот.

– Ну и как же я, по твоему мнению, должен собираться жить?

– Не знаю, – тихо произнёс тот. Казалось, он говорит всё тише и тише, оттого, что что-то изнутри его давит; как будто это "что-то" пытается вырваться из него (как в каком-нибудь примитивном фантастическом фильме ужасов) и делает ему больно оттого, что он всеми силами не выпускает его из себя. – Но лучше тебе сейчас уехать отсюда, пока ВСЁ не началось. Говорить ему было всё труднее и труднее. – Пойми, если ты уедешь из города, то ОНО за тобой не погонится, а возьмёт меня. А если… – подавил он с трудом внутреннюю боль, -…если ты останешься, то не меня ни тебя больше не будет.

– Сдаётся мне, ты опять меня разыгрываешь, как в прошлый раз; здорово тебе удалось изобразить испуг!

– Убегай, пока есть время, – уже кряхтел тот. – За десять минут ты далеко уедешь.

– Да нет уж, – не соглашался с ним Юра, – помирать, так с музыкой.

– Ну что ж, – удручённо проговорил тот, доставая из кармана… револьвер, – тогда я… не стану себя убивать. – Он швырнул пистолет в окно, пробив им стекло (как-то умудрился пистолет не попасть по прутьям решёток).

– Какого хрена ты ещё и окна мне разбиваешь! – заорал вдруг на него Юра, до этого обративший внимание на то, что после многочисленных встрясок в доме ничего не пострадало, как будто тряслась всего лишь Юрина голова. – Ты их потом вставлять будешь?!

– Не нервничай, – с трудом выдавил из себя этот причудливый гость, после того как уселся за юрино рабочее место. – Я тебе тыщу окон вставлю, только заткнись и жди.

– Чего ждать? – понизил Юра голос. – О! – тут же вспомнил он, – а ты что, выгонял меня из дома, чтоб застрелиться? Для этого тебе необходим был только мой дом и одиночество? Или ты опять дурака валяешь?

Но спрашивал он у потолка со стенами; человек в маске разговаривать не мог; он сидел, кряхтел и напрягался, будто кишечник его вот-вот готов был опорожниться. Но больше это походило на приступ. И, по всей видимости, приступ этот у "человека в маске" постепенно начал проходить; и началось это сразу, как Юра задал ему последний вопрос.

– Ну вот и всё, – произнесла маска, "удачно завершив свои роды". – Теперь уже поздно тебе уезжать. Теперь могу ответить на все твои вопросы. Итак, что ты у меня спрашивал? – вспомнил он. – Почему я собирался застрелиться? – И отвечал. – На это подталкивал меня тот, кто сидит у меня внутри; моё "плохое-злое" я. Он, кстати, в полночь появится во мне, познакомишься с этим "превосходным" человеком…

– У тебя раздвоение? – наконец-то дошло до Юры.

– Неправильно сказал, – заметил тот. – Это не раздвоение личности; просто в каждом человеке есть что-то хорошее и что-то плохое, у меня же эти две стороны подразделяются на цвета: светлая-хорошая сторона днём живёт во мне, а вот тёмная, мрачная и отвратительная предпочитает полночь. Конечно, когда она появляется, она, естественно, не соглашается с тем, что она плохая, и будет называть злой ту сторону, что живёт днём. Но, я тебя очень прошу, ты не верь ни единому её слову. Когда солнце заходит за горизонт, то два противоположных оттенка добра и зла сливаются во мне и дожидаясь полуночи, оставляют обе мои стороны в покое. Так длится с часу ночи до рассвета. Так что перед самой полуночью наступает "кризис", сопровождаемый сильными болями. Но не из-за болей я пытаюсь совершить самый страшный грех, убив себя. Просто тёмная моя сторона начинает всячески убеждать меня и настаивать на том, чтоб я отправился на ЧЕРДАК, наложил на себя руки и чтоб никакого Юрия Владивостоцкого в доме не было. Чтоб хоть миллиард тысяч человек находилось рядом, но не в коем случае не Юрия Вла… – Не договорив, он на секунду потерял сознание, шлёпаясь со стула, но тут же вскакивая на ноги.

– Полночь! – удовлетворённо проговорил человек в маске уже каким-то совсем другим голосом. Хотя, больше этот голос чем-то походил на голос самого Юрия.

Он выпрямился, осмотрелся по сторонам, как будто впервые родился, и остановил взгляд на Юрие, что-то собравшись произнести; но… по-видимому, прервала его маска, натянутая на его голове.

– Что за мяч натянул на меня этот идиот?! – тут же начал он стягивать с себя маску.

– О, да это маска! – удивился он, сняв и посмотрев на неё. Похоже, этой "полуночной стороне" "писаки" (как окрестила его местная милиция) очень нравились такие рожи страшилищ.

Но Юра не сошёл с ума, когда увидел это долгожданное лицо "писаки"; просто в это время он подумал совсем о другом. Хотя, "писака" его и так неплохо подготовил разнообразными намёками, и Юра испытал соответствующее удивление (оно было маленьким, но приличным), увидев под хеловэйновской маской зомби-страшилища своего стопроцентного абсолютного двойника, если этот человек не был Юриным братом близнецом (мало ли).

– А ты чего так долго смотришь? – перевёл "двойник" взгляд на Юрия. – У меня на лбу написано неприличное слово из трёх букв и ты так долго не можешь его прочитать?

– Да нет, – ответил ему Юра, – просто у меня складывается такое впечатление, что мы с тобой слегка друг на друга смахиваем.

– А, – понял тот. – Я ж совсем забыл, что ты впервые в жизни видишь меня живьём. Ну и что ты на это скажешь?

– А что ты на это скажешь? – отпарировал Юрий.

– Много чего, – ответил "двойник", – но не во всё ты поверишь. Поверишь, например, что родители твои скрывали от всех и вся второго своего ребёнка, родившегося через пару секунд после тебя? Поверишь? У тебя, соответственно, создастся справедливый вопрос, какого хрена им приспичило этого ребёнка скрывать? Можешь представить себе такую картинку: у ребёнка этого очень быстро прорезались зубки и он искусал множество врачей и санитаров. Но дед твой… после смерти… был очень зол, что его так здорово облапошили, ведь он практически с самого детства мечтал о двойне; сначала о том, чтоб у него был брат-близнец; потом, чтоб два сына близнеца родились у его жены, когда женился. И закончились его мечтания тем, что дети написали ему письмо о рождении одного единственного…

– Какая чушь!!! – не выдержал-таки Юрий слушать всё это. – Тебе фантазии, наверно, не занимать.

– Но в то же время ты и не можешь поспорить с неправдой, – заметил ему "близнец" в то время, как через разбитое окно до Юрия доносились какие-то странные шумы, но Юрий их бессознательно пытался игнорировать.

– Отчего же? – отвечал ему Юрий, подавив в себе желание выглянуть в окно и взглянуть на причину шумов. – Я могу сейчас позвонить своим родителям, неожиданно застать их врасплох и поставить перед фактом. Думаю, они не успеют отвертеться и выложат мне хоть какую-то долю правды.

– Сейчас тебе делать этого не стоит, – заявил ему "писака", неожиданно изменив тон и сделав его каким-то зловещим и неприятным.

– Да? – произнёс Юра скорее насторожено, чем величаво.

– Родители твои сейчас сходят с ума, – объяснил ему тот, – и их лучше сейчас не трогать.

Юрий уставился на этого парня как на зеркало, увидев в собственном отражении совсем другого человека.

– Я понимаю, – говорил тот, – тебя это изумляет. Но… Я даже не знаю, как тебя в этом убедить…

– В чём? – смотрел он на своего двойника как на гуманоида.

– В том, что весь наш город сходит с ума, – отвечал ему тот, пока глаза Юрия выпучивались и выпучивались. – Ты спросишь "а почему это городу нашему вздумалось сойти с ума?" А я отвечу тебе кое-что про чердак… Да и вообще, что ты думаешь о чердаке своего дома?

– Ни хрена я не думаю о черпаке своего дома! – устал уже Юрий от этой беспросветной чуши.

– А что ты думаешь о своей подруге Алле? – неожиданно "огрел его тот током".

И Юрий словно проснулся от долгого сна: надо же, до этого Алла словно вылетела у него из головы.

– А что? – тут же спросил его Юрий.

– Между нами нет понимания, – проговорил ему на это "писака", – и я не могу разговаривать с тобой о важных для тебя вещах.

– Ты не думаешь, что Алла скоро ко мне вернётся? – попытался Юрий угадать его ехидные мысли.

– А ты продолжаешь лелеять мечту, что Алла нами не схвачена? – отпарировал тот. – Я не советую тебе находиться в этом городе до завтра. – В это время, откуда ни возьмись, в руках его образовался длинный финский нож с тридцатисантиметровым лезвием…

– Ты что, опять собрался накладывать на кого-то руки? – обратил Юрий внимание на длинное лезвие ножа.

– Нет, – ответил тот, – хочу продемонстрировать тебе невозможное: то, на какие чудеса способна данная полночь. Хочешь, этим вот ножом я отрежу себе голову, а потом поставлю на место и останусь цел и невредим?

– Ты, лучше, язык себе отрежь и не ставь его потом ни на какие "места", а выбрось в окно, вслед за своим "железом". Да и самому тебе после всего этого не мешало бы выпрыгнуть следом за всем этим, – красноречиво выпалил Юрий, не задумываясь, только лишь в ходе фразы у него в голове промелькнула мысль: "Что?! Что он сказал?…"

– Сказал, что слышал, – произнёс тот, словно разговаривал сам с собой. Он говорил Юриным голосом, чего Юра не замечал. Он так увлёкся беседой, что уже и не обращал внимания на одежду этого замысловатого типа; и если в то время как долгожданная дверь между ними распахнулась и в комнату вошёл человек в маске зомби, они вдвоём одеждами друг от друга хоть немного да отличались, то сейчас одежда "писаки" уже давным-давно была похожа на Юрину одежду, и теперь между этими двумя людьми явно пролегало какое-то невидимое зеркало. "Писакина" одежда словно использовалась компьютерной графикой, необходимой для современного фантастического кино, и изменилась прямо на глазах.

– Ну так как? – поинтересовался тот о Юрином мнении на счёт его предложения "продемонстрировать невозможное".

И пришла Юре очередная возможность посмотреть на этого парня как на лунатика.

– Чем дальше, тем хуже, – произнёс "писака" Юре девиз, с которым самому Юрию нередко желалось пройти по жизни. – Обрати внимание. Началось всё с чердака и со старика на пляже, не так ли? Продолжилось… чем-то не очень приятным, мягко говоря. Продолжается… вообще какой-то галиматьёй… но, допустим, поверить в то, что мы с тобой действительные братья-близнецы, ещё можно. Но что будет дальше, как думаешь? Чем закончится эта ночь и с чего начнётся следующее утро?… И начнётся ли оно вообще?, для тебя, конкретно. И, насколько мы с тобой понимаем, всё это намекает тебе на то, чтоб ты покинул свой дом. А если я сейчас вот этим длинным ножичком прямо на твоих глазах отрежу себе голову, а потом поставлю её обратно, после того как она озвереет и искусает тебя за…

– Ладно, – перебил его Юра, пропустивший мимо ушей последние три-четыре слова, – допустим, я сейчас соберусь и уеду из дома, то что тогда: вся эта фигня тут же прекратится и всё станет на свои места?

– Это зависит от того, куда ты уедешь, – отвечал ему тот, – да и не уедешь ты сейчас. Не на чем тебе сейчас будет уезжать. Попозже спокойно пойдёшь на первую утреннюю электричку и…

– Какую электричку? – усмехнулся Юрий. – У меня в гараже превосходная…

– Нету у тебя больше ни гаража, – хладнокровно проговорил тот, – ни Хонды. Всё унесли.

– Как это, унесли?! – не понял Юра, машинально выглянувший в окно и действительно не увидевший во дворе гаража… На месте гаража осталось лишь пустое место…

– Не знаю, как, – проговорил на это "писака". – Проболтали с тобой как два дурака и ни хрена не заметили, что вокруг творится. Не надо было терять мой листок, Юра. Теперь сюжет вышел из-под контроля и отправился на прогулку вместе с импровизацией. Городу хана: город сходит с ума…

– Да заткнись ты наконец! – прикрикнул на него не сводящий глаз с пустующего гаражного места Юрий. Откуда ему было что-либо знать: он же не слышал шумов, шороха и возни со скрежещущим металлом с улицы, пока болтал ни о чём с этим (чёрт бы его трижды подрал!!) типом.

– А что ты собрался делать? – удивился "писака" на его реакцию. – Милицию попробуешь вызвать? Моя милиция тебя не убережёт, учти. Так что поспеши-ка ты лучше на электричку. С сегодняшнего дня ввели новый ночной маршрут.

– Какой ещё маршрут? – старался Юра отвлечься от пропажи, понимая, что ничего ему в ближайшие несколько недель предпринять на этот счёт не удастся.

– Владивосток – Чердак, – как-то величественно произнёс ему тот в ответ.

– Чердак? – переспросил Юрий как-то странно, решив что ослышался.

– Не помнишь такой город?

– Чердак? – повторил тот, уже вспоминая. Что-то знакомое. Но в реальном мире этого города не существовало. Однако, Юрий всё никак не мог вспомнить. – Что за Чердак? – спрашивал он сам себя.

– Юра, – неожиданно поменял тот тему разговора, – почему в твоих произведениях все в результате сходят с ума?: каждый, то становится психом, то кто-то в конце концов понимает, что он лунатик, шизофреник, то ещё бог знает что происходит. Почему герои твоих рассказов страдают?

– Какие рассказы, твою мать! – опять заорал на него Юра, – тут происходит хрен знает что! (крича, он, разумеется, никак не мог придти в себя после пропажи гаража с любимой машиной), а он о…

– Успокойся, – попытался тот проникнуть его смыслом своей изменённой темы разговора. – Я тебя не просто так спрашиваю, а чтоб ты кое-что уразумел.

– Ну спрашивай, – безразлично пожал тот плечами, театрально успокаиваясь, – хрен с тобой. Валяй, раз пошла такая пьянка.

– А я ведь у тебя тоже рассказик украл, – заметил ему "писака". – "ЦИРКОВОЙ МЕДВЕДЬ" называется. Не помнишь такой?

– Меня щас медведи не интересуют, – пусто ответил ему Юра, занятый совсем другими мыслями.

– У тебя даже медведь и тот взбесился, – поносил Юрино творчество "писака". – Весёлый, жизнерадостный, добрый медведь. И – на тебе! Произошло всё ни с того ни с сего!… А ведь ты – это я. Я пишу то, что ты, либо "зарыл", либо не смог воспроизвести: вещь показалась тебе интересной, но силы на неё не хватило; ни силы ни воображения с фантазией. Но я-то всё сделаю, ведь у меня при себе ЧЕРДАК, а он думает за нас обоих, и творит ТАКИЕ чудеса!… иногда. Но сейчас тебе надо съездить в единственный город, который…

– По-моему, я кое-что вспомнил, – неожиданно осенило Юрия. – Давно это было. Я тогда спасал литературную газету "Восток", и помог ей в этом рассказ на заказ, а поскольку я тогда писал одни ужасы и кошмары и меня попросили сильно измениться, тут я и написал им рассказ "ЧЕРДАК", о городе счастья, добра и любви, в котором якобы живёт Бог. И назывался этот город, соответственно, Чердак. Так вот ты мне и предлагаешь в него отправиться? – Вопрос прозвучал с сильным сарказмом в голосе.

– Не предлагаю, – поправил его тот, – а советую всего лишь попробовать постараться. Тем более, что поезд скоро отходит и тебе не мешало бы поторопиться. Если успеешь на этот поезд, то тебе я приготовил сюрприз, – улыбнулся "писака" такой добродушной и чистосердечной улыбкой, которую Юра себе никогда позволить не мог – столько в ней было тепла и доброты, что сыграть такую было труднее, чем этому писаке разыграть несколько минут назад ужас и страшную панику, когда он молотил во время вибраций кулаками в юрину дверь, умоляя впустить его и прекратить всё немедленно.