355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Олег Абазин » Писака » Текст книги (страница 3)
Писака
  • Текст добавлен: 31 октября 2016, 01:33

Текст книги "Писака"


Автор книги: Олег Абазин


Жанр:

   

Ужасы


сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– Я спрашиваю, Вам не холодно? – повторила Алла свой вопрос, тут же почувствовав неловкость ("чё я прикопалась к этому деду?"), отчего и улыбнулась своей "коронной" – кладущей наповал любого "нормального" представителя сильного пола – улыбкой.

– О! – вдруг воскликнул радостно старик не сводящий с Юрия взгляда. – Наконец-то!

– Что, на конец то? – полюбопытствовал Юрий. Ситуация обязывала: не полюбопытствовать было нельзя.

– Ничего особенного, – ответил старик, тут же остепенившись и обратив внимание на свой возбуждённый вид, – молодой человек. Просто необходимо кое-что вам передать.

Тут же у Юрия (но не у Аллы; та смотрела на старика, как на гуманоида) сложилось впечатление, что проходил старичок по пляжам несколько десятков километров, только для того, чтоб "кое-что" передать этому молодому человеку (прежде, чтоб найти этого молодого человека). И опять Юрию нельзя было промолчать; и опять он нашёлся, что произнести старику на это:

– А может быть Вы ошиблись, дедушка? – поинтересовался он с некоторой долей иронии в голосе. – Может быть, Вам вовсе не мне надо "кое-что" передать? Может быть, я тут непричём…

– Кроме Вас и Вашей юной леди, – твердил старик своё, – на пляже никого больше нет. Если б неподалёку стояла ещё одна "Хонда", и подле неё на камнях загорала бы ещё одна парочка, Вы могли бы мне заметить, что я ошибся. Но…

– Ладно, – мягко прервал Юрий это многословие, – выкладывайте, что там у Вас. – Видимо, вошёл Юра в образ какого-нибудь предпринимателя, которому даже в выходной день на пляже "дела" не дают покоя. (чёрный потный сотовый)

– Вам, молодой человек, необходимо вернуться домой, – решил старик прямо перейти к делу, – пока Вы ничего не потеряли.

– Что? – тут же протянул Юра, как и положено не понявшему ни грамма из услышанного.

– Когда солнце зайдёт за горизонт, – гнул старик своё, – будет уже поздно. Вернитесь домой и поднимитесь туда, откуда Вы так скоропостижно решили ускользнуть…

– Что Вы городите, дедуля? – реагировал он как и положено.

– Я посредствующее лицо, – говорил старик, не давая перебить себя. – Моё дело – передать, Ваше дело – действовать. И Вам же будет лучше, если Вы позаботитесь о том, чтоб не потерять бумагу.

– Какую бумагу? – уже усмехнулся Юрий. И правда, что городил этот старый, выживший из ума человек?…

– Которую Вы оставили без внимания, – отвечал старик, – только потому, что она оказалась не вся; не полностью.

– Бумага оказалась не вся – не полностью? – уточнил Юрий, улыбаясь.

– Вы должны понимать, о чём я говорю, – заметил старик. – О лжемилиционерах, о восемнадцати чёрных "асфальтированных" руках. О одноногой и немой, о пролетающих мимо… Не понимаете?

– Не понимаю, – ответил Юрий, несмотря на своё сердце, которое заметно ёкнуло… Но он не обратил ни на что внимания.

– Но вспомните о…

– Послушайте, старичок, – перебил его Юрий "очень сдержанным" деланным голосом, – я не желаю ни о чём вспоминать. Поймите Вы, что я не лечащий Ваш врач, если Вы это имеете в виду. И лучше Вам пойти поискать ещё одну "Хонду" и загорающую возле неё парочку, или сходить на Луну пешком, или просто улететь куда-нибудь на упряжке слонов, наглотавшись колёс. Только не мозолить тут нам глаза. В противном случае мне придётся Вам посодействовать. Я надеюсь, Вы меня понимаете, старичок?

Так старик оставил их в покое, взобравшись на лесистый пригорок и двинувшись в сторону шоссе А-188. И через полминуты, как старик исчез с пляжа, Алла и Юрий пошли купаться, оставив купальники в машине, как и намеревались до появления этого полоумного старика.

Всё, больше Юрий о старике не вспоминал, пока солнце не зашло за горизонт и не наступил вечер.

Старик в это время уже нашёл тропинку и быстро шёл к шоссе, что-то бормоча себе под нос всё время:

– Что-то страшное скоро начнётся, – бормотал он удручённо, пока до шоссе оставалось идти ещё чуть-чуть меньше километра. – Не зря ведь мне этой ночью приснился его пьяный дед. Лучше б я спать не ложился! Вылечил называется бессонницу голоданием и долгими прогулками!

Надо полагать, к шоссе он так стремился не для того, чтоб добраться до города, поймав какую-нибудь машину, а для того, чтоб под эту машину броситься…

Юрий прекрасно провёл этот день с Аллой. Они всё время пробыли на пляже, и может только потому что день был будничный, на пляже никого не появилось, пока… пока солнце не зашло за горизонт…

Бесспорно, день Юрию понравился, хоть его всё время и подмывало вернуться домой и написать что-нибудь о этом сумасшедшем старике (в голове у него неожиданно разросся новый СЮЖЕТ, что никакого "стопа" – никакой "недоделки" в этом рассказе даже и намереваться не должно было); он уже хотел достать из бардачка машины блокнот, который он везде возил с собой для "всяких пожарных случаев" (если возникнет какая-нибудь сногсшибательная идея, заставящая его бросить всё на свете и схватить в руки карандаш), и начать делать какие-нибудь наброски, только бы не "закапывать" ничего, но… всячески старался сдерживать себя, только потому что не всем он мог открыться в том, что он писатель.

Но вот солнце приготовилось к закату, вода нагрелась, и секунду спустя после того как солнце за горизонтом исчезло, Юрий и Алла решили окунуться по последнему разу и одевать уже купальники и всё остальное, чтоб не опоздать к открытию дискотеке на Шаморе. Тут-то и появился тёмно-синий "уазик" с мигалками на крыше. Он неспеша полз по прибрежному песку, пока Юра и Алла целовались в засос и не видели, что вокруг происходит. Это был тот самый "уаз", что дождливым утром – несколько часов назад – проезжал мимо дома Юрия, и приняв его за самоуверенного деда в жёлтом комбинезоне, проехал мимо, прибавив скорость. Но на этот раз он, скорее всего, мимо проезжать не собирался, потому как остановился возле "Хонды" и замер…

– Юра, – вдруг прошептала Алла, изменив голос, – что это? – Взгляд её был устремлён в сторону берега, где стояла его "Хонда".

Он повернулся не для того, что посмотреть, "что это?", а, скорее, из-за настороженного тона своей подруги; настолько неожиданным оказался этот тон, что как полоснул его раскалённой бритвой: он так повернулся, словно у него начался нервный тик.

Стоявший возле его "Хонды" милицейский "уаз" выглядел очень неприятно; не потому, что заставил Юрия вспомнить о прочитанном им утром начале того захватывающего рассказа, которое он нашёл на чердаке, а, наверное, потому, что – по мнению Юрия – всякий в подобных ситуациях начинает чувствовать, как сердце постепенно приближается к пяткам, даже если этот "всякий" ни в чём не виноват и переполнен миролюбием и верой в Бога.

В это время задняя дверца "уаза" открылась и из машины вышел милиционер, следом ещё два.

– Ну давайте, детки, выходите из воды, – проговорил им один из них, явно не годившийся им в отцы, – разговорчик к вам небольшой есть.

– Ну вы хоть купальники-то киньте, – крикнул в ответ Юрий, – не будем же мы в таком виде…

– Выйди и возьми, – сказал ему милиционер. – Нас ты своими "достоинствами" не удивишь.

– А в чём дело? – поинтересовалась у них Алла (стоя в воде по шею, но прикрывая руками что надо) сильным голосом, пока её друг побрёл к берегу. – Что случилось-то?

– Что случилось, то случилось, – ответил ей другой милиционер, своим тоном показывая, что, мол, не надо нам задавать такие вопросы, красоточка, ты не в кино, и если будет надо, то в отделение тебя мы в любом виде увезём.

Юрий же через полминуты выбрался из воды, спокойно – без суеты – подошёл к своей "Хонде", и тут его сшибли с ног: кто-то ударил его так по ногам, что он аж кувыркнулся, приземлившись на песок затылком.

– Да дай ты ему одеться, – услышал упавший Юрий насмешливый голос милиционера, в то время как его Алла что-то голосила из воды.

– Вставай! – приказал ему ударивший. – Чё разлёгся, неженка хренова?

– Васёк, завязывай, – попросил его товарищ. И объяснил кое-что поднимающемуся на ноги обнажённому Юрию: – Он думал, что у тебя в машине оружие.

– Где купальники? – спрашивал Юрия третий милиционер, не подходя к "Хонде" и глядя Юрию в лицо.

– На сиденье лежат, – ответил тот, поднявшись на ноги.

Ударивший его по ногам подошёл к машине, взял с сиденья плавки и лифчик Аллы и кинул ей. – Одевайся и к машине, – заметил он ей в то время, как купальник улетел немного дальше чем она стояла, так, что ей пришлось немного проплыть за своими вещами, пока милиционер кинул её парню плавки прямо в лицо.

– Залазь, – сказал он одевшемуся Юрию, открыв торцевую дверь "уаза", ведущую в узкую кабинку, в которой обычно "клиентов" доставляют в отделения. И Юрий молча залез. Он, конечно, мог бы задать пару вопросов, но он на пляже был один, если не считать завязывающей сзади лифчик Аллы, и они могли бы применить силу и расценить это потом, как "сопротивление". Он, как художник, имел способность расценивать разные вещи и жизненные ситуации.

Дверца за ним захлопнулась и всё – летний вечер погрузился во мрак, и Юра уже не слышал, что там происходило между Аллой и милиционерами. С детства он отличался приличной трусостью и слабохарактерностью, так что ему очень часто приходилось "надевать маску". Но сейчас, в кабинке уаза, он бы наверняка услышал, если б за её пределами начало происходить нечто странное; крики-то Аллы он наверняка услышал бы. Но, судя по доносившимся с пляжа звукам, ничего особенного не происходило: слышался спокойный голос Аллы (она отвечала им на какие-то вопросы), потом задняя дверца "уаза" захлопнулась, и автомобиль тронулся с места, в то время как двигатель его "хонды" заработал… Благо, что эти ублюдки хоть дали ему одеться, а не повезли в одних плавках.

Около получаса УАЗ гнал на повышенных скоростях, пока не остановился у двери отделения милиции и через несколько секунд дверь, отделяющая Юрия от свободы, открылась и выпустила его на свежий воздух.

– Пошли, – легонько толкнул его в спину сопровождающий милиционер, заводя в дверь отделения.

"Слава богу, что это не восемнадцатиэтажный дом, – подумалось в это время Юрию, едва он вспомнил некоторые детали из прочитанного утром "начала" произведения, и проходя мимо задней дверцы "уаза", он увидел сидевшую там между двумя здоровяками Аллу, – и над входом не висит чистенькая-свеженькая табличка (такая же новенькая, как та телефонная будка – мусорное окно…), извещающая, что это ОТДЕЛЕНИЕ МИЛИЦИИ 13…"

– Ну, рассказывай, – обратился к нему один из сопровождающих, после того как его (Юрия) ввели в помещение отделения и механическая дверь захлопнулась за ещё двумя вошедшими милиционерами, Аллы среди которых не было. – Чувствуй себя как на духу.

– И что же мне рассказывать? – поинтересовался Юрий.

– Девчонку где снял? – ответили ему.

– Это она сказала, что я "снял" её? – опять спросил Юрий.

– Много вопросов задаёшь, – сказали ему, дожидаясь ответа на свой.

– Вы выражения-то выбирайте, – отвечал он. – "Снял"! Она моя невеста…

– Ну, это ты в другом месте будешь на уши вешать, – перебили его. – А здесь ты нам чистосердечно признаешься во всех своих проступках.

– В каких ещё проступках? – никак не мог уразуметь он.

– Изнасилование, – медленно, почти по слогам, проговорил ему допрашивающий.

– Что?! – У него от удивления аж чуть челюсть не отвисла.

– Сексуальное насилие над несовершеннолетними, – повторили ему как плохо слышащему.

– Несовершеннолетними?! – теперь он был уже изумлён. – Во-первых, ей 19 лет…

– Это она тебе сказала, – перебили его. – А по документам ей послезавтра 18 исполняется.

У Юрия не было слов.

– Сейчас она напишет заявление, – говорили ему, – мы составим протокольчик, и твоё "чистосердечное" уже припоздает. Так что садись-ка и напиши всё, пока не поздно – пока тебе совсем хреново не стало.

– Я не знаю, чего вы хотите, – говорил Юрий, не зная, чего другого говорить, – но изнасилования никакого не было.

– А если тебя побить немного? – поинтересовались у него милиционеры. – А может пару пыток провести, и твой язычок всё-таки развяжется?

Но тут, через пластиковую стену, Юрий увидел как в открывшуюся дверь вошла Алла в сопровождении милиционера, направляющаяся в сторону входа в помещение, где Юрия допрашивали.

– Что они у тебя спрашивали? – вошла она как хозяйка, меряя окружающих их милиционеров злобными взглядами. – Эти идиоты решили, что ты изнасиловал меня и заставляли меня написать заявление!

– На "диких" пляжах очень часто происходят…

– Разобраться сначала надо! – прокричала она этому встрявшему милиционеру, – а потом уже совать свой нос туда, куда собака не лезет х…

– Разобрались, – сказал ей дежурный. – Но ещё один вопросик остался. Вы, женщина, насколько я понимаю, отношения к этому не имеете.

– Да, – сказала она Юре, – про какого-то парня хотят тебя спросить. Расскажи им всё и они от тебя отвяжутся. А я тебе завтра позвоню. – И она удалилась из отделения, попрощавшись с ним (с Юрием).

– Про какого ещё парня? – нахмурил брови Юра, когда автоматическая дверь за Аллой захлопнулась.

– Недавно поступили сведения, что у тебя на чердаке…

– Давай лучше перейдём на "Вы", – перебил его Юрий, заметно побагровев от потери терпения этих фамильярностей, – мне так удобнее разговаривать.

– Ну хорошо, – согласился с ним допрашивающий. – Итак, нам поступила информация о том, что на чердаке Вашего дома прячется разыскиваемый преступник. И для Вас же лучше рассказать нам всё, что Вам об этом известно.

– Как это, прячется? – не понял Юра, решив, что его опять разыгрывают. – Это что, новый "прикол"?

– Не так чтобы, – ответил ему тот. – Но Вам об этом должно быть некоторое известно.

– Это почему же?

– Потому что сегодня этот разыскиваемый утерял у Вас на чердаке одну вещь и Вы должны были обязательно её обнаружить.

– Дорогие мои, – проговорил Юрий с усмешкой в голосе, – я на своём чердаке последний раз был 16 лет назад. Какие вопросы?

– Да, но сегодня утром был зафиксирован факт того, как Ваш дед, Василий Иванович, взбирался на чердак Вашего дома по лестнице. Это-то Вы не будете отрицать?

– Мой дед? – переспросил он, ошарашено оглядывая всех до единого милиционеров. – Мой дед шестнадцать лет назад… – вырвалось из его уст не то, что он собирался сказать, но его тут же перебили:

– Ничего подобного! Три года уже Ваш дед как отмечен в сводках милиции. За ним и убийства и грабежи и чего только нет, – говорил этот милиционер, пока другой вставлял кассету в видеоприёмник и на экране небольшого телевизорика Юрий мог разглядеть себя, обливаемого ливнем, в яркооранжевом комбинезоне, взбирающегося по деревянной лестнице на чердак и закрывающего следом за собой дверь; на этом месте запись и прервалась. – Сейчас очень много людей "умирает", – продолжал тот. – Их хоронят как положено, свидетельства о смерти получают. И всё! После этого за такими людьми тянется очень длинная цепочка преступлений. Но милицию не обманешь. Так что лучше рассказывайте всё как есть.

– Но это какая-то чудовищная ахинея, – бормотал Юрий, как сам с собой разговаривал. – Мой дед действительно…

– Да оставьте Вы в покое Вашего деда! – повысил тот голос. – До него мы ещё успеем добраться. Сейчас нас больше интересует тот писака, что живёт у Вас на чердаке. Недавно живёт. Позавчера "поселился".

– Писака? – переспросил тут же Юрий.

– Ну да, – отвечал тот. – Он проходил как-то лечение в психиатрической больнице, и врачи поставили ему диагноз под названием писака. Представляете себе? Но мы-то понимаем, что в комбинезоне этим утром были Вы, а не Ваш дед. Потому что дед Ваш Вас не узнает, если встретит. И может убить.

– Что Вы такое говорите?!

– Значит так, – сказал ему тот, – единственная Ваша теперешняя задача, это сказать нам, находили ли вы сегодня на чердаке большой лист, исписанный мелким-мелким почерком.

Вот тебе и раз! Юрий уже собрался этому милиционеру такого наговорить, но… вовремя одумался. И ответил:

– Да, по-моему, я этот листок там – на чердаке – и оставил.

– Едем немедленно, – отдал тот приказ сгрудившимся вокруг милиционерам. – Заодно и гражданина этого домой подкинем.

На улице тем временем уже здорово стемнело.

Юра залез в "уаз" уже не туда, где в этом "уазе" находился последний раз, а на мягкое креслице, вместе со всеми четырьмя милиционерами (какого чёрта они всей толпой собрались ехать за долбанным листом бумаги? – хотел бы он себя спросить, но в то же время понимал, что хороший "наряд" нужен везде; в любом деле. Не понимал он только единственного: какого чёрта тот наврал ему про деда?).

– А почему дед мой может меня убить? – неожиданно спросил Юра того милиционера, с которым он с последним говорил, – если учитывать, что его "похоронили", пытаясь "надуть милицию".

– Потому что он маньяк-убийца, – ответил тот каким-то хладнокровным-страшным голосом. – Три года назад на Морском кладбище была обнаружена разрытая его могила. Ни тела – ни гроба, даже памятника и того не было. После чего и потянулись друг за другом достоверные факты. Непонятно только, как этот Василий Иванович пролежал под землёй 13 лет!… – И он глубоко задумался, как будто три последние года его зациклило только на этом и он до сих пор не мог прийти в себя, и долго ещё не сможет.

– Но разве вам не кажется, что это просто ПОЛНАЯ ЧУШЬ? – устало произнёс Юра; не спросил, а произнёс.

– Нет, не кажется, – ответил за него другой. – Как ни странно, но мы все любому можем признаться в том, что мы крещёные. И я умоляю тебя, парень, не надо так скептически ко всему относиться. Последнее время у нас в городе происходит очень много странного. Причём иногда происходят такие вещи, что у героев твоих "страшных рассказов" повяли бы уши. Так-то. Но, даже если ты сильно нас попросишь, рассказывать ничего из происходящего мы тебе всё равно не будем.

– Решу, что вы свихнулись? – поинтересовался Юра.

– Возможно, – ответил тот. – А возможно, что решишь, что – например – ты свихнулся… Если по-настоящему не свихнёшься.

Всё, больше они не разговаривали, а так и ехали молча, пока не приехали.

Потом они вчетвером начали переворачивать весь чердак, поскольку того огромного, исписанного мелким почерком листа на чердаке нигде не оказалось, хоть Юра и точно помнил, как свои пять пальцев, что оставлял лист на чердаке и никуда его не девал.

– Так может всё-таки тот парень его и забрал? – пятый или десятый раз задал им Юрий один и тот же вопрос, пока они тщетно надрывались, перерывая всё вверх дном.

– Ну мы же его посадили уже! – десятый или двадцатый раз повторяли они ему ответ на вопрос.

Так милиционеры и уехали ни с чем, оставив Юрия Владивостоцкого наедине с самим собой.

И Юрий аж подпрыгнул от переполнявшего его счастья: наконец-то!… Наконец-то он смог сесть за свой рабочий стол и начать барабанить по клавишам "Макинтоша", даже и не обращая внимания, на какие клавиши нажимает и что за текст вырисовывается на мониторе. Давным-давно клавиатура его компьютера отлетала у него от зубов и он мог, как Моцарт, "играть на пианино с завязанными глазами". Пальцы его сами работали как заведённые, и, если внимания на них не обращать, то необходимо было обращать внимание только на то, какие мысли появляются у него в голове, чтоб не дай Бог на дисплей не проскользнуло ничего лишнего. Но в этот раз он смотрел на рядок книг Стивена Кинга, выстроившихся как талисман над столом с компьютером, только потому что знал что писать и мог смотреть куда угодно, только не на вырисовывающийся текст…

Но… он сам не ожидал, что так неожиданно прервётся: взгляд его случайно упал на монитор… и ВЕРНИМНЕМОЁВЕРНИМНЕМОЁВЕРНИМНЕМОЁ уже наполняло весь экран трёх минут работы Юрия за клавиатурой.

"Верни мне моё"… Что это значит?… Совпадение, или… Ведь нельзя же ТАК ошибиться: допустить такую ОПЕЧАТКУ.

Однако, Юрий в следующий раз уже был повнимательнее и поглядывал на монитор, а не куда попало.

Вообще, до этого Юра собирался написать о сумасшедшем старике, посланным его (Юры) покойным дедом за героем этого рассказа, и о свихнувшихся милиционерах, которых давно уже пора бы уволить по инвалидности и отправить в профилакторий, на улицу Шепеткова. Но написал он совсем о другом… Сам не понимая, почему, но рассказ изменился ("секрет в рассказе, а не в рассказчике" давно стало для него девизом это знаменитое изречение его кумира и учителя, Стивена Кинга), как будто Юрий во время написания нашёл более интересную тему, чем "свихнувшийся город".

Всю ночь и всё утро барабанил он по клавишам, так, что те аж нагреваться начали, но не на секунду не оторвался, пока не дописал до конца рассказ "Цирковой медведь" (рабочее название).

Написал он о Владивостокском цирке; как полгорода собралось туда на супершоу: "На манеже десятиметровый медведь-гигант! Говорящий человеческим голосом медведь! Не пропустите это ЗРЕЛИЩЕ!!!" И зрелище стоило того, когда выкатили повозку со смирным гигантом. Подумать только – гигант добрее дельфина, обрадовавшийся такому неимоверному наплыву народа и заревевший "Привеееет, Владивостооок!!" Так и прошло бы шоу, если б "что-то" не изменилось внутри медведя и он не перестал бы рассказывать Самые Смешные анекдоты. Но… свой последний анекдот ОН закончил словами "… и пошли вы все на х…й!"…Медведь взбесился и бросился на публику, десятерых или двадцатерых успев уже затолкать в свою полуметровую пасть. Он хватал народ горстями. Началась сильная паника: кучи до смерти перепуганных людей кинулись ко всем выходам. По медведю открыли огонь, но тот был словно каким-то киборгом (биороботом) – на него ничего не действовало. Но что было самое страшное, это что двери цирка не открывались: нельзя было ни войти не выйти. Юрий хотел закончить рассказ тем, что всё-таки с трудом, но двери поддались напору толпы и большая часть участников шоу всё же спаслась, но двери так и не поддались, – рассказ писался сам, вне зависимости от воли автора, – и медведь сожрал всех до единого. Потом на секунду остановился, громко рыгнул и разнёс одним ударом стену цирка, чтоб вырваться на улицу, как будто этого медведя одолел приступ клаустрофобии. На этом рассказ и закончился.

И Юрий тут же включил принтер и отпечатал шесть листов, даже и не став проверять ошибки и проводить работку текста. После чего он, сложив всё в целлофановый мешок, прыгнул в "Хонду", пригнанную прошлым вечером милиционерами раньше чем он вернулся домой на Уазе с "группой захвата". Он мчался в редакцию, ему нетерпелось похвастаться своей молниеносной-рекордной работой – широкоформатной новеллой, написанной за одну ночь (!).

– Вот здорово! – воскликнул редактор, после того как Юра ему всё рассказал о своей последней работе. – Давай, почитаю! – И он бросив все до единого свои дела, уселся в передвижной стул и начал читать. Юрий тем временем двинулся в сторону бильярдной комнаты, чтоб хоть как-то убить эту часть приятного времени.

– Юран! – остановил его на полпути этот тридцатилетний редактор, – погоди-ка на секунду.

Юрий остановился перед порогом в бильярдную и вернулся назад. – Ошибок наделал?

– Каких ошибок?! – слегка повысил тот голос, подёрнутый лёгким удивлением. – Ты чё мне приволок? – сунул он автору в руки его шесть листов.

– Нормальный рассказ, – пожал тот плечами, ничего не понимая, и читая название… "ДОРОГОЙ КОРЕШ!" и ниже:

"позволь изложить тебе некоторые детали. Понять тебе это будет также несложно, как понять собственную задницу и собственное дерьмо. Да и вообще, ты вроде не дурак и должен уметь "въезжать". Въезжать, например, что больно, когда бьют; больно, когда тебя разрывают по кусочкам. Понимаешь, о чём я?… Я о… "вернимнемоёвернимнемоёверни… и т. д." Вот об этом я. Постарайся найти то, что ты потерял, пока тебе не стало донельзя хреново; пока я не "пошёл на рывок" (не совершил побег из своего "пионер-лагеря") и не вернулся на ЧЕРДАК. Будь так добр. И я не стану ТАК ЗОЛ.

Верни мне моё!

До встречи.

Я". И это всё, что можно было разобрать. Дальше шли сплошные абракадабры из букв, слов, предложений, знаков препинания и… то ли китайских, то ли корейских иероглифов.

– Что за дерьмо! – размышлял Юрий вслух, перетасовывая всё время свои шесть исписанных этой ночью листов. – Я же рассказ писал! Я текст проверял, я не отводил глаз от дисплея!… Что за хренотень?!

– Просто вчера ты переутомился сильно из-за этих ментов. И лучше тебе сейчас выспаться хорошенько в течении десяти часов – как минимум, – посоветовал редактор Мишаня уныло убирающемуся восвояси приятелю Юре, хоть тот его и не слышал. – Ёлки, всю ночь не спал!…

То, что он переутомился, он понял уже в машине, пока возвращался домой и у него начали слипаться глаза. Он чуть не врезался в камаз, одиноко плетущийся по полупустынной дороге, когда выезжал из-за угла и едва не задремал. С трудом ему удалось избежать столкновения, в самый последний момент свернув руль в сторону и заехав на полянку, уступив лыжню этой неповоротливой громадине. Благо, что обочины дороги были выщерблены и по тротуару именно в том месте никто не прогуливался.

Вернувшись домой, он поставил машину в гараж, закрыл на замок ворота своей высокой металлической ограды и не раздеваясь упал на диван.

Ему ничего не снилось: ни роющиеся у него на чердаке милиционеры, не обращающие внимания на свои чердаки, которые явно не мешало бы "подремонтировать"; ни сумасшедший старик, вытаскивающий из-за спины свой окровавленный топор (в этот момент Юрий не разобрал бы, старик ли это, одетый по-зимнему, или его дед); ни ВЕРНИМНЕМОЁВЕРНИМНЕМОЁВЕРНИМНЕ…

…Пробудил Юру звонок в ворота; вместе со звонком в дверь, заборный звонок располагался у него в прихожей, и полчаса трезвонить не пришлось, чтоб выкинуть из головы Юрия весь сон, поднять его на ноги и направить к воротам, открывающего по пути дверные замки.

Интересно, кто бы это мог быть? Алла в гости не ходит; она, обычно, звонит, и кому надо, сами приезжают к ней в гости. Друзей у Юры не так много, чтоб каждый третий захаживал к нему на угощения как Виннипух с Пятачком. Так кто же это тогда, если родители имеют свои ключи от ворот и от Юриного дома?…

Юра уже хотел было спросить, "кого там приволокло?!", на тот случай, если за воротами опять будут стоять цыгане, чеченцы или ещё какие-нибудь попрошайки, но не стал ничего спрашивать – надо ли?, открыв замок и распахнув дверцу ворот…

– Вот тебе и "на"! – воскликнул Юра от увиденного за открывшейся дверью. – Лёха! Сто лет тебя… Где ты пропадал?!

Это был Алексей Динамо (прозвище), друг Юриного детства. Армия унесла Алексея настолько скоропалительно, что Юра даже и заметить ничего не успел; после того как со старых мест переселился с родителями в этот дом, друзья детства стали навещать его всё реже и реже. Пропал Лёха, ну и пропал так пропал. А тут он появился с такой неожиданностью, что у Юры даже не было слов.

– В армейке, – ответил ему тот, пожимая руку и входя в лоно двора. – А ты всё так и живёшь? Со стариками?

– С какими стариками! Один живу. Ну чё, за пузырём сгонять?

– Я за рулём, – объяснил Алексей, кивнув на приникший к самому забору белый "БМВ".

– Ни хрена себе! – откровенно отреагировал Юра, глянув на машину. – Круто живёшь!

– Да ну ты брось! – усмехнулся тот. – За одиннадцать-двести купил. Разве это машина?

Они прошли в дом, поболтали о том о сём, провели безалкогольную встречу и уже неспеша перешли к разговору о женщинах, когда Алексей спросил Юру, нашёл ли тот себе подругу жизни, и Юра, ответив скромным кивком, тут же отпарировал, спросив:

– Ну а у тебя как делишки в этом плане?

– Жениться собираюсь, – ответил тот. – Неплохую деваху себе нашёл.

– О! А как вы познакомились?

– На дискотеке, – пожал тот плечами, как ни в чём не бывало.

– Да ну ты брось! – хохотнул Юра. – Ты ж на дискотеки не ходишь.

– Да шучу я, – согласился он с ним. – Через службу знакомств познакомились. – И уточнил. – Через "Джулию".

– Чё, правда, что ли?

– Да, – не врал тот. Хоть он и был изрядным любителем посочинять да приукрасить действительность, но армия в нём многое изменила, и теперь он мог различать, где говорить правду, а где не врать. – Первая оказалась блин-комом, а на второй я собираюсь жениться. Такая вот история.

– Да чем же тебе первая-то насолила? – огорчился Юрий за судьбину Владивостокских девушек. – У меня их хоть и двенадцать всего, да и то глаза и мозги разбегаются: каждый раз жребий приходится выкидывать, прости меня Господи. Но – что поделаешь – СИТУАЦИЯ. А у тебя-то что так?

– Да девка ничего так себе была, – охарактеризовал он внешность, духовность и разум своей первой (блинкома) девушки. – И не было между нами тоже ничего. Но… какая-то у неё зацикленность прогрессировала: по ходу разговора я понял, что она мечтает выйти замуж за писателя.

– За писателя?! – У Юры аж глаза вспыхнули, но вида он старался не подавать: не обязательно Лёхе Динамо знать о том, что его друг преуспевающий писатель (печатающийся, правда, под псевдонимом).

– Ну! – хохотнул Алексей, решив, что Юру насмешило это. – Но к какой едрёной матери из нас с тобой писатели? Верно?

– Точно, – согласился с другом Юра. – Пусть идёт, Толстого себе ищет. – Рассмеялся он за компанию с Алексеем.

Алексей с самого детства ненавидел книжки; смеялся над их толщиной, если кому-то попадались слишком толстые; называл их "библиями", и прогуливал "литературу" (литру). Этот комплекс, надо полагать, сохранился в нём и по сей день. И отношение ко всем до единого писателям, поэтам и вообще художникам, как к "бородатым, четырёхглазым чмырям", меняться у него, если и собиралось, то только в отрицательную сторону.

– Может мне когда-нибудь и придётся расплатиться за это перед "чистилищем" или хрен его знает, чем, – говорил Алексей, – но читанов я не могу переваривать.

– А что же она хоть читала? – так просто – как бы к слову – полюбопытствовал Юра. – Небось женские, любовные книжки?

– Кого там! – усмехнулся он. – Ужасы! Стивена Кинга. И читала и писала. Какую-то там "кладбищенскую эпопею заканчивала". Вампиры, оборотни… Давай, лучше, о другом говорить, – надоела ему эта тема.

– Да погоди секунду, – попросил его Юра. – А кто она хоть была-то?

– Да оно тебе надо? Ты ж в школе на двойки учился и читать не…

– Ну скажи! – настаивал тот.

– Что сказать-то?! Мало тебе своих двенадцати? Не рвись, юноша!, эта девочка не для тебя; она не для кого. Она сильно умная…

– Не скажешь?

– Ну ладно, – снизошёл тот, пожав плечами. – Джулии стольник заплатишь, она тебя представит этой подружке. Телефон назовёт 457-605. Скажет, что зовут Аллой. Блондинка. Высокая. Девятнадцать… Ты чё, Юрок?

У Юрия же в глазах потемнело ещё после того, как он услышал телефон… И то, что девушке этой 19 и зовут её Аллой (и, что к нудизму она неравнодушна… но это уже не для эфира), он мог уже и не слушать.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

  • wait_for_cache