Текст книги "Сириус. История любви и разлада"

Автор книги: Олаф Стэплдон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Алексей Филипьечев
Послесловие

1944 год. Вторая мировая война вступает в свою последнюю стадию. В советском плену расплачивается за «ошибки молодости» человек, который ровно через тридцать лет будет назван одним из основателей науки «этология» и получит за это Нобелевскую премию. В начале года окончательно снята блокада с города. где обрел покой еще один Нобелевский лауреат – основоположник учения о высшей нервной деятельности. А в туманной Англии выходит в свет фантастический роман, который в равной степени способен был заинтересовать и Лоренца и Павлова. Сириус. Книга о разумном псе.

Опытный экспериментатор с помощью странных гормонов увеличивает объем мозга, удлиняет период обучения и получает на выходе собаку, которая мыслит, понимает человеческую речь и может на ней говорить, а также читает и пишет. В своем обзоре я не буду детально вдаваться в анализ сюжета, а ограничусь только «научной частью». Мы попробуем разобраться, откуда родом Сириус, кто мог быть его «крестным отцом» и, главное, насколько реален он в декорациях романа и на «современной сцене». Думаю, что за семьдесят лет прошедших после выхода романа накопилось достаточное количество разнообразных фактов, которые будут интересны читателю.

«Родители» Сириуса. Предыстория

По своей сути работы доктора Трелони удачная попытка доказать утверждение Дарвина – о переходе количества в качество. Это был смелый эксперимент не только для того времени. Тезис о том, что животные могут обладать зачатками мышления, внедрялся в научное сознание постепенно и во все времена имел как поклонников, так и противников. Началось все еще задолго до Дарвина. Свои соображения о том, что животные обладают разумом, высказывали еще во времена Аристотеля, а в последующие столетия, по мере накопления данных о поведении животных как в дикой среде, так и в условиях неволи, это мнение только укрепилось. Животным стали приписывать чисто человеческие черты – злобу, мстительность, любовь, свободную волю… Всё это нашло отражение как в научных трудах, так и в художественных произведениях. (Зорина, Полетаева., 2012). Но постепенно этот подход стали называть антропоморфическим, и серьезные исследователи старались избавиться от него в своих работах. Одним из первых это сделал Ж. Бюффон, который в трактате «Всеобщая и частная естественная история» попытался систематизировать данные об образе жизни животных, их привычках и нравах. Выступая последовательным критиком антропоморфического подхода, Бюффон подчеркивал необходимость создания классификации отдельных форм поведения, отделяя истинно разумного поведение от того, что теперь называют поведением инстинктивным. Подобную точку зрения разделял и немецкий ученый Г. Реймарус, которому и принадлежит одно из первых определений инстинкта. Согласно его формулировке, все действия, которые животные данного вида способны выполнять сразу после рождения и одинаковым образом, следует рассматривать как последствия естественного врожденного инстинкта. Наряду с инстинктами Реймарус допускал наличие у животных способности к подражанию и обучению, которые он сопоставлял с разумным поведением человека (Зорина и др., 2002). Одним из основоположников экспериментальных исследований поведения животных, позволивших дать сравнительную оценку этих способностей в разных группах млекопитающих, был директор Парижского зоопарка Фридрих Кювье. На основе обширного фактического материала он составил своеобразную «лестницу умственных способностей», на которой жвачные опережали грызунов, а хищники лишь немногим уступали приматам. Хотя выборы критериев оценки умственной деятельности оказались не слишком удачными, подобная система классификаций дала толчок новым исследованиям в данной сфере.

Следующий этап изучения мыслительных способностей животных напрямую связан с именем Ч. Дарвина. В своих работах «Инстинкт» и «Биографический очерк одного ребенка» (1877) Дарвин впервые использовал объективный метод изучения психики, хотя и реализовал его в форме наблюдения, а не эксперимента (Зорина, Полетаева., 2012). Дарвин не только попытался дать четкое разделение инстинкта, обучения и рассудочной деятельности, но и выдвинул гипотезу, что разница между психикой человека и высших животных, это разница в степени, а не в качестве (Дарвин., 1896). Поскольку работы Дарвина были одними из самых обсуждаемых и цитируемых в научных кругах того времени, сложно переоценить влияние, которое они оказали на дальнейшие исследования в данной области. Из ближайших соратников ученого стоит выделить Д. Роменса, стремившегося доказать единство и непрерывность развития психики на всех уровнях эволюционного процесса, а также их более молодого коллегу К. Ллойда Моргана. Последний являлся ярым противником антропоморфизма, а его «правило экономии» давно уже стало каноническим. Согласно данному правилу «…то или инее действие ни в коем случае нельзя интерпретировать как результат проявления какой-либо высшей психической функции, если его можно объяснить на основе наличия у животного способности, занимающей более низкую ступень на психологической шкале» (цитируется по книге: Зорина, Полетаева. 2012).

Как я уже отмечал выше, идеи Дарвина и его последователей оказали прямое воздействие на работу доктора Трелони. Но не менее важны были и исследования «русской школы», которую во всем мире знают по имени ее основателя. Учение Павлова о высшей нервной деятельности, в основе которой лежал «рефлекторный принцип» наложило существенный отпечаток на развитие советской физиологии и зоопсихологии. Фактически до начала семидесятых годов XX века школа Павлова была доминирующей, отодвигая на задний план все другие подходы к изучению поведения животных. На основе созданного им учения о рефлексах Павлов стремился открыть всеобщие закономерности изучения и соответствующие им нервные механизмы. По его теории, во время выработки условного рефлекса в клетках центральной нервной системы происходят структурные и химические изменения. В дальнейшем эта теория нашла многочисленные экспериментальные подтверждения, что, к сожалению, нельзя сказать о многих идеях Павлова о роли коры в научении. Основной его труд «Условные рефлексы: исследование физиологической деятельности коры больших полушарий головного мозга» был переведен на английский язык в 1927 г и оказал огромное влияние на развитие психологии (Мак-Фарленд., 1988).

Ранние выступления Павлова на международных конференциях и высказанное им предположение о том что «некоторые из условных рефлексов позднее наследуются и превращаются в безусловные» были подвержены серьезной критике со стороны известных генетиков Т.Г. Моргана и Н.К. Кольцова. Эта критика была учтена в дальнейших экспериментах учеников Павлова, а сам он в последние годы жизни запустил длительный эксперимент по изучению генетики темперамента собак (Павлов., 1973; Зорина и др., 2002). К сожалению, из-за трудоемкости методической части и скудной технической базы эти исследования не удалось реализовать в полном объеме. Тем не менее, некоторые частные задачи, вроде анализа наследования силы нервных процессов, были реализованы и послужили основой ранних работ Крушинского (1960). За рубежом генетика поведения собак активно изучается с середины 1940-х годов, а первая серьезная монография за авторством Д. Скотта и Д. Фуллера увидела свет только в 1965 году (Зорина и др., 2002).

Известность Павлова за пределами России, его любовь к определенной группе подопытных животных, а также особенности методик исследования, с большой долей вероятности определяет эту колоритную фигуру как прототип профессора – «крестного отца» Сириуса. На это прямо намекают многочисленные подробности, рассыпанные на страницах романа. Это и работа с корой головного мозга, и гормональные инъекции, и «темперамент собак»… Не совпадают только детали биографии, а вот в научном плане доктор Трелони точная копия русского ученого.

Я думаю, что не стоит подробно останавливаться на дальнейших исследованиях высшей нервной деятельности животных. Эксперименты бихевироистов в США и сравнительных психологов в Европе, генетика поведения и классическая этология К. Лоренца, Н. Тинбергена и К. Фриша подробно освещены не в одном десятке монографий. Ряд обзорных работ приведен в списке рекомендованной литературы и любой желающий может с ними ознакомиться. А мы обратим внимание на некоторые частные вопросы, которые являются ключевыми для понимания личности Сириуса.

Сириус думает (умнеет)

Процесс проведения самого эксперимента вызывает некоторое недоумение. Для того чтобы нарушить процесс образования нервной ткани и привести к ее удвоению не нужно обкалывать пациента препаратом постоянно. Самое разумное – воздействие на раннюю стадию гаструляции в период закладывания самой нервной ткани. Если звезды сложатся удачно, то можно нарушить процесс деления и получить на выходе удвоение всей массы нейронов. Если очень удачно – то только нервных клеток головного мозга. На практике для экспериментов подобного рода чаще используется что-то более мощное, но менее избирательное. Скажем, раствор колхицина или кратковременное облучение. Но добиться точечных и направленных в нужное русло изменений в развитие нервной ткани пока еще не удавалось никому (Белоусов., 1993).

Но, согласно книге, методика профессора, была более новаторской (?) и стартовым уколом дело не ограничилось. Что дают дальнейшие инъекции? Они замешаны в ключевой фазе эксперимента – продлении детства, увеличения периода обучения. Вот он, тот самый момент, где «порылись» предки Сириуса. Важно не увеличить размер мозга. Он у собак данной породы и так немаленький (Коппингейр, Коппингейр., 2005), да и глобальных анатомических различий между мозгом любого крупного млекопитающего не так уж много. Играет роль не просто размер мозга, а уровень его развития, так называемый «индекс цефализации». И величина эта генетически детерменирована, что довольно убедительно доказал в своих опытах Л.В. Крушинский (1986). Даже получив «на руки» крупный мозг, важно заставить этот орган работать, формировать новые связи в экранных структурах новой коры. Чем дольше такие возможности сохраняются, чем больше развивается ассоциативная зона, тем лучше предпосылки к развитию осмысленного поведения. Этому пункту в книге уделено должное внимание (см. главу «Создание Сириуса»). Но можно ли в действительности продлить период обучения с помощью гормональных препаратов, применяемых на разных стадиях развития зародыша? Увы, даже современная наука однозначного ответа дать не может. Какие-то этапы, скорее всего можно (Жуков., 2013), но полный контроль за этим процессом пока остается недостижимой мечтой.

В лабораторных исследованиях элементарного мышления животных собаки стабильно занимают второе-третье место на пьедестале, уступая только приматам и располагаясь рядом с врановыми птицами (Зорина; Полетаева., 2012). Но уже человекообразные приматы по проявлениям высших когнитивных способностей принципиально превосходят других млекопитающих и близки к человеку. Для того чтобы эффективно использовать свой мозг Сириус как минимум должен был им не уступать, а в чем-то и заметно превосходить. Нюансы рассудочного поведения Homo sapiens выходят за рамки данного обзора, хотя любой желающий может познакомиться с современной научной и научно-популярной литературой на эту тему. Например, с книгой В. Рамачандрана «Мозг рассказывает» (2012).

В любом случае Сириус стал тем, кем он стал не из-за своего большого мозга, доставлявшего ему такие проблемы в раннем возрасте, а в большей степени из-за затянувшегося периода детства. Недаром его развитие шло параллельно с развитием «сводной сестры» и основные этапы обучения слабо расходились во временных рамках. В свой срок он овладел речью, затем научился писать и из просто собаки с большим мозгом постепенно приобрел статус члена семьи.

Сириус слушает и говорит

Одна из сложнейших задач, которых пришлось решать Сириусу это овладение человеческой речью. По книге не заметно чтобы он испытывал особей проблемы, но может Быть этот процесс просто остался за кадром? Ведь, по сути, пес вынужден находиться в билингвистической среде. Собака прекрасно понимает человеческую речь, но повторить ее по понятным причинам не может, поэтому пользуется суррогатным языком. Более того, звуковой язык не является для него родным. Как и любая уважающая себя собака он в первую очередь обязан пользоваться языком запахов. Вторым по важности служит язык жестов (поз и телодвижений), а вот звуками, ласкающими человеческий слух, хищник для общения используют довольно редко. Да, есть хоровое пение, есть отдельные звуковые сигналы, но в целом с их помощью передается не более 20 % все важной информации. Даже если предположить что изменение размеров мозга как-то отразилось и на центрах управления речью, все равно неразрешимую проблему представляет строение голосового аппарата.

Он имеет другое строение и не приспособлен для воспроизведения сложных звукосочетаний человеческой речи.

Долгое время в научной среде не прекращались дебаты на тему «способны ли животные понимать человеческую речь?». Бытовавшее в обывательской среде представление о том что «собака тот же человек, все понимает, но сказать не может» весьма подробно разобрал один из отцов этологии К. Лоренц. С популярной версией его изысканий можно ознакомиться в книге «Человек находит друга» (1992). Краткий вывод звучит следующим образом: при «общении» с человеком животные реагируют в основном не на содержательную часть речи, а на интонационную, важную роль также играют прочие факторы (мимика, жесты). Чуть лучше в этом отношении обстоит дело с человекообразными обезьянами. Хотя в общении с ними в основном использовались различные лексиграммы, после длительного обучения, а также в ходе общения между собой, некоторые шимпанзе и бонобо приобрели способность понимать отдельные фразы, хотя и испытывают проблемы с синтаксисом (Зорина, Смирнова., 2006). По мнению исследователей, работавших с шимпанзе, способность их подопытных разбирать звучащую речь составляет одно из частных проявлений способности осваивать язык человека спонтанно, сходным с детьми образом. И лексиграммы, и звучащие слова используются обезьянами как знаки-референты для символической коммуникации на уровне довербальных понятий. Способность обезьян понимать речь может свидетельствовать о существовании когнитивной основы, необходимой для освоения языком (Зорина, Смирнова., 2006).

Если некоторые животные способны понимать то, что им говорят, могут ли они говорить сами? В лабораторных условиях эксперименты по освоению языком проводились в первую очередь на человекообразных обезьянах и некоторых птицах (попугаи, врановые). Опыты подтвердили способность птиц к обобщению и абстрагированию в высокой степени. И врановые, и попугаи не только общаются на протопонятийном уровне, но и используют символы. Помимо видоспецифичных звуков птицы могут при общении употреблять и индивидуально усвоенные звуки, что облегчает взаимодействие в семейных группах (Крушинский., 2009).

Эксперименты с человекообразными обезьянами, осваивающими человеческую речь, ведутся уже давно и накоплен богатый фактический материал. Поскольку обезьяны испытывают объективные проблемы с воспроизведеньем звуковой речи, в лабораторных условиях использовались различные языки-посредники (в основном амслен и йеркиш). Участниками экспериментов в разные годы были гориллы, шимпанзе и бонобо. Результаты этих опытов снова заставляют вспомнить пророческие слова Ч. Дарвина «разница в степени, а не в качестве». Человекообразные обезьяны обладают способностью воспринимать и продуцировать отдельные «слова», которые реализуются в различной форме. Они способны преднамеренно передавать информацию, поддерживать диалоги, как между собой, так и с экспериментаторами. Они могут работать с синтаксической структурой речи (понимают значение порядка слов), более того, при должном обучении они воспринимают синтаксис звучащей речи, которую сами практически не используют (Зорина, Смирнова., 2006). Конечно, есть ряд ограничений, и по большей части уровень обезьян не поднимается выше уровня трехлетнего ребенка (Ладыгина-Котс., 2011). Это относится в первую очередь к словарному запасу, пониманию синтаксиса и построению фраз (обычно обезьяны общаются между собой фразами из 2–3 слов, что характерно и для двухлетних детей). Биологические предпосылки речи существуют, ограничения связаны в первую очередь с физиологическими особенностями организмов, значит, в теории, Сириус способен взять этот барьер. Получится ли у кого это в реальности – покажет время.

Сириус читает и пишет

По сюжету книги Сириус свободно может читать неадаптированные версии книг, чему и посвящает значительную часть свободного времени. Более того, он еще и пишет, ведет дневник, который свободно могут прочитать люди, даже не связанные с экспериментом. Казалось бы, на фоне остальных «чудес» эта деталь не особо выделяется. Но если все предыдущие сверхспособности затрагивали исключительно мозг, здесь в немалой степени задействованы и другие органы, в частности зрительные анализаторы. Глаза собаки, скорее всего, не способны воспринимать отдельные буквы и складывать их в слова, лист исписанной бумаги для нее слабо отличим от бумаги, на которой просто нанесены линии и точки. Шимпанзе, обладающие бинокулярным зрением, в лабораторных условиях с большим трудом работают с написанным текстом. Они способны воспринимать отдельные буквы или сочетания букв как символы и правильно соотнести их с нужным объектом. Но вот прочитать даже простую фразу, опираясь исключительно на знание алфавита не способен никто из современных млекопитающих, кроме человека (Зорина, Смирнова., 2006). Таким образом, данная особенность Сириуса, которую автор вывел попутно к «базовой программе» является одним из самых тонких мест, практически нереализуемых в заданных рамках.

Еще сложнее заставить собаку что-либо написать. Несмотря на специальные перчатки, позволяющие держать карандаш, гибкость и пластичность собачей кисти оставляет желать лучшего. Человекообразные обезьяны с большим трудом воспроизводят что-то осмысленное с помощью карандашей и фломастеров, а уж писать какие-либо фразы и вести дневник пока не удалось заставить ни одного из подопытных животных (Зорина, Смирнова., 2006). Куда перспективней выглядит обучение животных набирать текст – на компьютерной клавиатуре или пишущей машинке. О таком эксперименте с волками рассказывал еще Б. Гржимек. Для одного циркового номера дрессировщик получил задание научить волка печатать на пишущей машинке. Была построена хитроумная установка с несколькими большими деревянными клавишами. Каждая клавиша соединялась проводом с электрической лампочкой. Лампочки были разноцветные. Цвет лампочки соответствовал определенной клавише (Гржимек., 1993). Хотя сам этот номер целиком был построен на дрессировке, для мыслящей собаки освоить подобное устройство не составило бы труда, и Сириус с большим успехом мог бы применять его на практике. По крайней мере, для человекообразных обезьян это не является непосильной задачей (Зорина, Смирнова., 2006).

Заключение

Сложно сказать – внес ли Стэплдон что-то новое в жанр. Сложно даже назвать данный роман «научной фантастикой». Все смелые идеи и эксперименты это всего лишь ширма. Нет должной проработки, нет научного подтекста. Обыгрывание гипотез идет строго в рамках сюжета (теория Павлова принимается целиком, со всеми ее достоинствами и недостатками), и весь налет «научности» слетает, когда дело доходит до деталей. Да и нужно ли это на самом деле? Ведь Сириус это в первую очередь роман о контакте – контакте человеческого разума и разума близкого, но иного. Несмотря на возникший «симбиоз» «Сириус-Плакси» различия между мыслящим человеком и мыслящей собакой слишком велики, что и приводит, в конце концов, к трагическому финалу. Герои романа очередной раз демонстрируют, что мы далеко не всегда способны понять «ближнего своего», не можем до конца разрушить барьер между двумя мирами. Другой «стержень» романа это внутренняя борьба между «животной сущностью» и разумом, еще одна вечная проблема, волнующая людей уже не одну сотню лет. Ну а красиво обыграть эти битву с позиции «животного, получившего сверхспособности» у Стэплдона получилось. Поэтому, несмотря на почтенный возраст, роман о мыслящем псе не утратил своей актуальности. Как и любой образец хорошей литературы он вне времени, вне пространства.