Текст книги "Берег Проклятых"

Автор книги: Олаф Локнит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Олаф Локнит
Берег Проклятых
Авантюристы на полном скаку 2

Глава первая

– Ну что, милейший варвар, убедился, что мы описали полный круг? – Невысокий, похожий на туранца человек с куцей бородкой, придерживая лошадь за узду, печально рассматривал кучки сухого конского навоза и черное пятно кострища суточной давности.– Наши туранские друзья, без сомнения, ничуть не умнее нас. Если мы никуда не исчезнем до заката, то встреча с господами гвардейцами будет теплой… Можно даже сказать, жаркой.

Бородатый укоризненно покосился на своего спутника, так и не покинувшего седло, помолчал, явно ожидая ответа, потом тяжко вздохнул и проворчал:

– Если я еще хоть раз послушаюсь необразованного варвара, то до гробовой доски буду считать себя законченным болваном.

Тот, кого он назвал варваром, сидел на высоком и длинноногом гирканском жеребце и мрачно поглядывал по сторонам. В отличие от низкорослого бородача, он был долговяз, косая сажень в плечах, темноволос, а растительности на скуластом хмуром лице не имел вовсе. Любой добропорядочный горожанин из Аквилонии, Аргоса или Зингары, встретив эдакого громилу на улице, постарался бы перейти на другую ее сторону – внешности варвара позавидовал бы любой разбойник с большой дороги. Услышав ворчание попутчика, он перевел взгляд голубых, чуть раскосых глаз на его небольшую, но крепкую фигуру, отбросил большими пальцами налипшие на потный лоб черные волосы и примирительно сказал:

– Ну, ошибся… Со всяким бывает. Слушай, Мораддин, что нам теперь делать-то? Обратно в пустыню ехать, сам понимаешь, желания никакого…

– И наверняка в ущелье остался большой отряд,– в тон подхватил бородач по имени Мораддин.– А вперед идти бессмысленно. Тупик, Конан, он и в горах тупик.

– Скотство какое! – отозвался варвар, подразумевая занудство невысокого приятеля, висевшую на хвосте погоню, а заодно и проклятую долину, что обманула беглецов бессовестнее распоследнего шарлатана-астролога. Положение сложилось – хуже не придумаешь!

Вот уже три дня Конан из Киммерии и его новый друг Мораддин прилагали неимоверные усилия, чтобы оторваться от отряда туранской конной гвардии. До серьезного боевого столкновения дело пока не доходило благодаря Мораддину – низкорослый бородатый спутник варвара много лет прослужил в тайной гвардии туранского владыки Илдиза, и его талант заметать следы да водить противника за нос, по мнению Конана, был достоин восхищения и подражания. А если еще учесть, что Мораддин по крови лишь наполовину человек и унаследовал от отца—гнома способность видеть в темноте, исключительную выносливость и невероятную для своего невеликого роста силу, то он был просто незаменимым попутчиком. Особенно когда нешуточная опасность грозит из-за каждого камня…

Собственно, первопричиной неприятностей, преследовавших киммерийского варвара и Мораддина, послужила неожиданная встреча Конана с одним зуагирским шейхом чуть больше тридцати дней назад. Тогда варвар, бездумно кинувшийся спасать караван зуагиров от подземного чудища, и не предполагал, что окажется втянут в историю с непредсказуемыми последствиями. Простодушно рассчитывая заработать, Конан согласился выполнить поручение шейха оазиса Баргэми – выкрасть дочь этого самого шейха из сераля одного султанапурского вельможи, который похитил девицу из дома ее отца…

А потом закрутилось такое, что киммериец и вспоминать не хотел о своем последнем визите в Султанапур. Несколько раз Конан едва не погиб, был пленен придворным магом эмира города, оказался по «милости» этого колдуна на медных копях… Впрочем, не попади варвар на рудники, ему бы не пришлось познакомиться с Мораддином… Полукровка, тщательно скрывавший от людей свое происхождение, подвизался в каторжной тюрьме на невысокой и всеми презираемой должности старшего надсмотрщика. Пережив опалу в Аграпуре, бывший капитан тайной гвардии Илдиза был разжалован и сослан; лишь встреча с Конаном и предосудительные (с точки зрения туранских законников) обстоятельства освобождения варвара с каторги вынудили Мораддина бросить опротивевшую донельзя службу.

А спустя несколько дней киммериец и полукровка вступили в борьбу за магическое сокровище гномов, действуя сообща и преследуя одну цель. Борьба эта принесла многие беды владениям султанапурского эмира Хааб-берди: убийство командира кавалерийского корпуса Турлей-хана и придворного мага Радбуша, смерть десятков городских стражников и, наконец, пожар, уничтоживший лучший дом терпимости в городе. Эмирский суд даже слушать не стал бы оправданий Конана, на которого падали подозрения во всех до единого преступлениях. Попадись киммериец властям, не сносить бы ему головы! Никто не поверил бы, что сгоревший дом любовных утех принадлежал старой подруге Конана, а в кончине пятитысячника и мага варвар виноват не больше, чем в их появлении на свет.

Когда сокровище подгорного племени было возвращено хозяевам – гномам, а все сопутствующие тайны и трудности разрешились сами собой, Конан и Мораддин справедливо рассудили, что в Туране им делать больше нечего и плаху разгневанного Хааб-берди увидеть вблизи совершенно не хочется. Они решили как можно скорее покинуть пределы империи. Вначале появилось желание отправиться на полдень, в Коф или Шем, через Хауран, но спустя день пути стало ясно: эмир султанапурский рассвирепел, словно тигр, коему прищемили дверью хвост, и намерен любой ценой изловить двух злодеев, по чьей вине мирный торговый город перевернулся с ног на голову.

Хааб-берди провел быстрое и не очень тщательное расследование, выяснил, что во всех событиях последних дней принимал участие высокий темноволосый северянин, а потом и бородатый коротышка, и, придя к абсолютно неверным выводам, разослал по округе конные отряды с простым и ясным приказом: доставить двух мерзавцев в Султанапур живыми или мертвыми. Настоящий виновник случившихся в городе безобразий – шейх зуагиров Джафир-аль-Баргэми – остался в тени; о его роли власти или не знали, или просто сочли его непричастным. А кроме того, блистательный эмир хорошо помнил тяжесть киммерийского кулака, с каковым имел несчастье познакомиться при несколько роняющих честь наместника султанапурского обстоятельствах…

Первая стычка с разъездом гвардейцев приключилась лигах в пяти полуденнее города, в пустыне. Туранских вояк, с гиканьем и посвистом налетевших на двух мирных путешественников, было до смешного мало – всего-то семеро, и Конана, лениво отбивавшего сабельные удары, больше занимало не то, что высочайшим повелением разрешена охота на диких киммерийцев, как потом выразился Мораддин, а боевое искусство своего приятеля, голыми руками прикончившего четверых кавалеристов и лишь на пятом обнажившего меч, и то больше для страху. Варвару даже обидно стало – он-то уложил всего двоих…

Последнему сцепившемуся с Мораддином, туранцу выпало прожить чуть дольше остальных. Коротышка быстро и изящно скрутил его, а затем не менее быстро допросил: с какой это, мол, стати доблестная туранская кавалерия кидается на безобидных путников, как на предназначенных для охоты газелей? Гвардеец, заикаясь от страха, поведал о приказе эмира, дрожащим голосом рассказал о передвижении некоторых отрядов, а потом тихо умер, приняв кинжал в сердце. Чтоб не проболтался кому о встреченных злодеях. Убил его, между прочим, Конан. Убил, даже не внемля брюзжанию Мораддина, не одобрившего столь варварского поступка…

Прячась от рыскающих поблизости отрядов султанапурского эмира, Конан и Мораддин приблизились к стене Кезанкийских гор. Они старались придерживаться восходного направления. Мораддин, отлично знавший все перевалы, что вели в Замору, к Шадизару и Аренджуну, а также к маленьким городкам на границе с Кофом и к Дороге Королей, гнал лошадь немилосердно. Лишь когда впереди показалась сотня туранскои стражи, отрезавшая путь на полдень, коротышка заставил Конана прижаться к торчащим из песчаных барханов желтовато-коричневым скалам Кезанкии и свернуть в первое же ущелье.

– Клянусь Кромом,– бурчал киммериец.– В этой теснине нас задавят, как крыс! И виноват будешь ты!

– Поехали,– твердо сказал Мораддин.– Посмотри, дорога даже вымощена.

Невероятно, но узкая долина с ручейком, исчезавшим в песках Туранской пустыни, действительно была выложена камнем. Не надеясь на пресловутый «покров ночи», оба любителя приключений углубились в расселину под полуденным солнцем, прямо на глазах у туранцев, стоявших не более чем в тысяче шагов.

Это была потрясающая гонка. Неширокое межгорье отлично проводило звук, и Конан со спутником вплоть до вечерней зари слышали топот десятков конногвардейских копыт. Спасибо шейху Джафиру – лошадки, привычные к пустыне, кавалерийским атакам и длительным переходам, бежали резво, а на коротких привалах довольствовались чахлой травой, выбивавшейся из-под камней по краям ручья, да холодной горной водой.

К закату того дня Конан и Мораддин выехали из ущелья в широкую долину, поросшую кустарником и низкими корявыми кедрами. Конан с самого начала заметил, что долина постоянно забирает влево и будто огибает по замкнутому кругу уходящий к небу гранитный монолит. Он подозревал, что Мораддин, негласно взявший на себя командование, просчитался, и долина на самом деле никуда не ведет.

Так и оказалось. После ночевки в странном каньоне и последующего дня пути действительно выяснилось, что ущелье образует петлю, а туранцы, предвкушая щедрую награду эмира Хааб-берди, все еще упорно преследуют двоих злоумышленников. Очевидно, они надеялись описать полный круг и выгнать беглецов обратно на равнину…

– Есть предложение,– сказал Конан, любуясь на кострище и подсохший лошадиный навоз.– Давай повернем и рискнем пробиться. Мы вдвоем стоим не меньше вонючей туранской полусотни. Даже если один погибнет, второй обязательно сумеет уйти.

– Варварская логика,– вздохнул Мораддин.– Слышишь?

Отражаясь от скальных стен, сзади доносился шум, очень похожий на грохот копыт нескольких десятков лошадей. Погоня приближалась. Еще немного, и туранский отряд настигнет беглецов, и тогда драки не избежать. И хотя Мораддин отменно знает воинское ремесло и Конан тоже не мальчик, впервые взявший в руки меч, с полусотней врагов им не справиться.

А бежать некуда…

– Очень странно выглядит это место,– проговорил Конан.– Смотри, мы с тобой в самой глубине долины. Мощеная дорога ведет нас по замкнутому кругу, опоясывает очень большую гору. Тебе не кажется, что в горе должна быть пещера и туда должен вести какой-нибудь лаз?

Мораддин хмыкнул и внимательно осмотрелся.

– Ты прав, варвар. Если дорога выложена камнем, значит, когда-то здесь жили люди…

– Или нелюди,– мрачно добавил киммериец.– Или гномы, что-то же самое. Может, неподалеку околачиваются твои родственнички?

– Нет,– замотал головой Мораддин.– Зачем гномам строить дорогу на поверхности? Люди, и никто иной. Во имя Эрлика, ты только посмотри!

Пускай сын гнома видел не слишком хорошо при ярком солнечном свете, именно он, а не остроглазый варвар углядел всего в одной пятой лиги темную дыру. Она пряталась в буйных зарослях терновника на склоне красноватого гранитного монолита.

– Пещера! – Мораддин вытянул руку.– У нас есть возможность переждать в укрытии, пока не уедут туранцы. Ну что, рванули?

– Не знаю,– пожал плечами варвар.– Похоже, больше ничего не остается…

Топот копыт приближался. Еще немного, и туранские гвардейцы вылетят из-за поворота.

Два всадника во весь опор понеслись к замеченному пятну на темно-вишневой, с желтоватыми и белыми прожилками, скале. Продравшись сквозь кусты и слегка поранив терновыми колючками лошадей, оба приятеля добрались до высокого, в три человеческих роста, входа в пещеру. Очевидно, ни одно живое существо, кроме разве что пауков да ящериц, не заглядывало сюда уже много-много лет. С округлого потолка пещеры свисали заросли плюща, пахло плесенью и подземельем.

– Надеюсь, пещера достаточно глубока, чтобы нам укрыться вместе с лошадьми,– подозрительно осматривая проход во чрево горы, проворчал киммериец.– Мораддин, ты глянь!

Пол пещеры, на который с изумлением смотрел Конан, тоже был выложен гладко отесанными квадратными плитами. Видимо, здесь действительно кто-то жил в незапамятные времена.

– Скорее! – прошипел Мораддин, указывая взглядом в долину. Там уже виднелись яркие плащи и белые тюрбаны конногвардейцев султанапурского эмира. Туранцы рассыпались по ущелью, будто голодные волки в поисках добычи. Двух лошадей, полускрытых чахлыми, засыхающими от безводицы кедрами, они пока не видели.

Конан спрыгнул с седла и, взяв под уздцы упирающегося коня, повел его в темноту пещеры. Мораддин двинулся вслед. К величайшему сожалению варвара, факелов у них не было, и оставалось лишь надеяться на бывшего начальника аграпурской тайной гвардии, видевшего в темноте лучше любой кошки. Кроме того, у Мораддина был маленький белый дружок, не расстававшийся с хозяином со времен его службы на медных копях,– летучая мышь удивительной светлой окраски, которая охраняла хозяина, точно сторожевая собака, и предупреждала о любых опасностях. Сейчас белая летучая мышка, почувствовав родную стихию, вылезла из-под плаща Мораддина, расправила крылья и понеслась вперед, в сумрак и затхлость пещеры.

Когда они прошли около сотни шагов, мышка вернулась, встревоженно попискивая. Доверявший своей любимице Мораддин насторожился и, поймав Конана за локоть, остановил.

– Что такое? – не понял киммериец.– Где беда?

– Нергал и его демоны,– пробормотал Мораддин.– Моя зверюшка напугана. Я начинаю сожалеть, что пришел сюда. Мышь так не кричала с тех пор, как я встретил в копях подземного каменного червя, пожиравшего заключенных…

– Темно,– вздохнул Конан.– Но ведь ты должен хоть что-то видеть? Скажи, что впереди?

– Широкий коридор,– начал перечислять Мораддин.– Много паутины, засохших растений… Да, кстати, у стены слева, шагах в десяти, лежит человеческий скелет без головы. Череп валяется у тебя под ногами.

– Не надо идти дальше,– уверенно сказал Конан и нащупал носком сапога твердый округлый предмет.– Точно, череп…

Варвар пинком отбросил мертвую голову в сторону, сделал полшага вперед, наткнулся на каменный выступ и вдруг почувствовал, что он вдавливается в пол.

– Ого! – прошептал киммериец.– Интересно… Конан перенес всю свою тяжесть на податливый камень, совершенно не задумываясь о последствиях. К счастью, потолок не рухнул, из стен не посыпались стрелы, а под ногами не разверзлась бездонная пропасть. То, что случилось, вполне его устраивало: внезапно стены и потолок стали наливаться голубоватым призрачным светом, и спустя несколько мгновений варвар сумел различить не только детали конской сбруи, но и черты лица Мораддина, стоявшего в пяти шагах поодаль.

– Ой, как здорово…– выдохнул потомок гномов.– Свет – это прекрасно, особенно для людей, но посмотри на руны… Древняя туранская тайнопись.

Конан поднял голову и действительно увидел на потолке яркие графические символы, совершенно ему непонятные.

– Ты у нас человек ученый,– сказал Конан, не отрывая взгляда от угловатых письмен.– Так прочитай, о чем тут говорится.

Мораддин стоял, задрав голову, и беззвучно шевелил губами. Наконец он повернулся к варвару и пожал плечами.

– Я не столь силен в древних языках, как ты думаешь. Однако знаю, что такие буквы были в обиходе не меньше полутора тысяч лет назад. Большинство слов непонятны. Вот смотри, первое сложено из рун «Т», «О», двойного «М» и «К». Значение остальных мне неясно. Следующие два слова читаются легко: «Пронзающие время». Понятия не имею, что это такое. Потом идет целая фраза, но не возьму в толк, что подразумевали те, кто ее оставил. Кажется, это предостережение…

– Какое? – зачарованно переспросил Конан, пялясь в потолок.

– «Пройдет только поклонившийся богу»,– перевел Мораддин.– Какому богу? Ариману, Эрлику, Митре? Или одному из Забытых? Я некогда занимался историей Турана в хранилище свитков дворца Илдиза, но не встречал там ни одного упоминания о подобных пещерах…

– Неважно,– отмахнулся Конан.– Везде, где речь идет о богах, можно найти вещи, полезные для людей. А ну пошли дальше! Нет, сначала я пойду, а ты коней подержишь…

Не слушая брюзжания Мораддина, ссылавшегося на свою испуганную мышку, которая теперь сидела на его плече и недовольно попискивала, варвар осторожно двинулся вперед, благо стены и потолок необычного подземелья давали достаточно света, чтобы разглядеть путь.

В десятке шагов от камня-рычага, зажегшего свет, обнаружились три ступеньки; подле них валялся очередной скелет. В отличие от первого, этот был расчленен надвое – верхняя и нижняя половины давно умершего человека лежали отдельно. Далее за ступеньками коридор был затянут такой густой паутиной, что Конану подумалось о целой армии пауков, превосходящих размером человеческий кулак. Впрочем, волосатых шестиногих созданий нигде было не видать. Наверное, пауки, если и обитали здесь, давно передохли от голода.

«Поклонившийся богу…– размышлял Конан, осторожно ступая по коридору.– Так ведь у разных богов свои причуды. Нашему киммерийскому Крому вообще никогда не кланяются, перед Митрой становятся на колени, слегка склоняя голову, Эрлик требует не только коленопреклонения, но и прикосновения лбом к земле… Иштар? Ее можно смело отбросить. При молении Иштар нужно не кланяться, а делать нечто совсем другое, насколько я знаю… Сет? Ерунда! Приверженцев Сета в Туране и Заморе не жаловали испокон веку. Интересно, кто такие «пронзающие время»? Отродясь не слыхал. Всем сердцем чую – поблизости либо ловушка для непосвященного, либо другая гадость. Ведь разделали на куски тех бедолаг…»

По лицу варвара скользнуло легкое дуновение сквозняка из глубины коридора. Подсвеченная голубым паутина, затянувшая проход впереди, слегка заколебалась. Конан насторожился, застыл на полусогнутых ногах. Сзади донесся предостерегающий возглас Мораддина.

В самый последний миг киммериец решил: «Главный бог во всех странах заката и восхода – Митра. Перед ним встают на колени. Ну, давай, Конан!»

Варвар так и сделал, опустив вдобавок голову. Тут же над ней просвистело что—то тонкое и острое, из стены вынырнули острейшие стальные штыри и пронзили воздух там, где за миг до того находилась грудь киммерийца, а прямо перед Конаном из разверзшейся каменной плиты вылетела струя голубоватого пламени. Не упади варвар на колени, ему бы отрезало голову либо испепелило ноги.

Быстро осмотревшись, Конан увидел на стене камешек с выгравированным знаком, очень напоминавшим овал с туранской руной «Т» в центре. Сразу сообразив, что делать, он вытянул руку и коснулся символа, и тотчас тугая струя пламени исчезла, стальные копья и лезвия попрятались в стены, а вдали раздался неясный шорох, как будто отворилась дверь.

– Мораддин, пойдем! – оглянулся варвар.– Я понял, в чем тут фокус!

Конан осторожно шагал, раздвигая руками паутину, а его низкорослый товарищ, ведя на поводу обеих лошадей, мягкой поступью следовал за ним. Через три сотни шагов коридор неожиданно раздался вширь, каменный потолок ушел вверх, явив взорам летнее голубое небо, и они оказались в огромном круглом колодце, среди уходящих в поднебесье скал. Стена колодца была обработана человеческими руками – неведомые каменотесы вырубили в недрах горы зал, достойный любого дворца. Старательно отшлифованные колонны, статуи невиданных зверей, клыкастые морды демонов… А внизу виднелась полуотворенная, покрытая черной патиной бронзовая дверь. Над ее створками проглядывало изображение самых обычных песочных часов, его опоясывала руническая надпись.

– Очень странно…– покачал головой Мораддин.– По-моему, тут написано вот что: «Вошедший да живет вечно милостью бога и своей жертвой». По-моему, нам угрожают.

– Трус! – бросил Конан.– Разве не хочешь жить вечно? Вот спасибо туранцам! Если б не упорство доблестных гвардейцев, люди бы не нашли это место еще две-три тысячи лет.

– Своя жертва,– напомнил Мораддин, внимательно изучая надпись.– Какая жертва? Жизнь? Душа? И не называй меня трусом, дикарь! Это не трусость, а благоразумие.

– Жертва! – буркнул Конан, подозрительно взирая на дверные створки размером с султанапурские городские ворота.– А ну пошли, или сам жертвой станешь!

– Великие боги! – еле слышно простонал Мораддин. – И зачем я связался с киммерийским дикарем? Эй, подожди!

– Красиво, но пусто,– подвел итог Конан.– Я-то надеялся, найдем золото, самоцветы, редкие безделушки, которые купит собиратель древностей… Да, жить вечно в этой дыре я бы не согласился. Тоска смертная.

– Давай пообедаем, а то в животе бурчит,– предложил Мораддин.– Солнце уже заходит, а мы с утра не ели.

Два человека стояли у стены огромного зала, вырубленного, как и весь покинутый храм, в сердце горы. В каменной толще неведомые мастера пробили длиннющие осветительные шахты, и в самые глубокие помещения проникало достаточно света.

Сразу за воротами с изображением песочных часов обнаружилась череда комнат, совершенно пустых, если не считать напластований пыли. Далее шли высокие сводчатые коридоры с каменными скамьями вдоль стен, залы, украшенные резьбой и барельефами со сценами из жизни неизвестного бога, узенькие кельи с медной посудой на столах, дешевой и такой древней, что медь почти без остатка превратилась в зеленоватую пыль – патину… Видимо, в глубине Кезанкийских гор скрывался храм или монастырь погибшего древнего культа. Он был огромен – настоящий город из пещер. Мораддин авторитетно заявил: здесь потрудились люди, не имевшие представления о гномьем искусстве обработки камня. Поэтому храм выглядит примитивным и жилось в нем наверняка тяжело. Между прочим, гномы обитают гораздо глубже, световые шахты у них встречаются редко, а заметных выходов на поверхность они и вовсе не делают.

Осмотрев около десятка помещений с редкими следами пребывания человека (остатки деревянной мебели, керамической посуды и даже два людских скелета), Конан с Мораддином забрели в высоченную, в двадцать человеческих ростов, залу. В ее центре обнаружили гранитный бассейн, полный ключевой воды, и ажурную каменную ограду. К ней путники привязали усталых коней. Варвар рассудил, что в заброшенном храме—городке можно провести дня три, а там, глядишь, туранцы решат, что беглецы сгинули бесследно, и повернут восвояси. А что? Вода есть, припасов, подаренных шейхом Джафиром, хватит еще надолго, лошади могут пощипывать траву, пробивающуюся сквозь щели в каменных плитах. Да и запас овса не так уж мал…

Мораддин согласился.

Некоторое время неугомонная парочка рыскала по пещере. Конан очень надеялся обнаружить в большом зале или ближайших комнатах древние сокровища, на худой конец, хоть что—нибудь ценное. Однако поиски не увенчались успехом. Кругом только пыль, полурассыпавшаяся утварь да помет летучих мышей. Кстати, Мораддинова мышка, сорвавшись с плеча хозяина, уже успела навести панику в семьях сородичей, гнездившихся под потолком большого зала.

– Та—ак.– Мораддин с кряхтеньем подтащил к возвышавшейся над полом голубой лазуритовой плите каменный стул.– Вспомним, как должны принимать пищу воспитанные люди, а не бродяги из варварских северных стран.

– Бродяги! – Конан возмущенно фыркнул.– Посмотрел я на твоих гномов! Да ни один киммериец не согласится жить под землей, ползать на четвереньках и выковыривать алмазы из дерьма подгорных крыс! Мы придем и выгребем мечами все, что накопали гномы!

– Балда,– вздохнул Мораддин.– За всю историю народа гномов не было случая, чтобы человек, пришедший в их горы с оружием и дурными намерениями, ушел живым. Род моего отца хоть и потерпел однажды поражение в магическом поединке, тысячи лет не давал спуску иноплеменникам!

Варвар понял, что начинается бесполезный спор. Мораддин, наполовину бритунец, наполовину гном, помешанный на кровных узах, защищал свою бородатую родню с неиссякаемым пылом. Причем постоять за своих сын Гроина, предводителя гномьего племени, мог и с оружием в руках. Конан с первых дней знакомства искренне дивился, как такому невеличке удается в шуточном поединке уложить его, сильного и длинного, почти сразу или выбить из рук меч двумя—тремя неуловимыми финтами?

– Ладно,– махнул рукой киммериец.– Давай лучше пожуем. Хочешь есть за столом – пожалуйста.

В качестве стола Мораддин решил воспользоваться массивной квадратной плитой, которую несколько столбиков удерживали в горизонтальном положении на высоте в половину человеческого роста. Похоже, лазуритовый монолит был единственной ценной вещью во всем мертвом храме, но, к вящему сожалению киммерийца, тяжести он был неимоверной. Вывезти из пещеры эту синюю с серебристыми вкраплениями плиту было бы невозможно.

Пока Мораддин доставал из вьючных мешков бурдюки с вином и водой, Конан вынул свой кинжал (с виду обычный, а на самом деле – произведение искусства древнего мага Раэна Танасульского), развернул промасленную ткань и разрезал лепешки, кладя куски прямо на лазуритовую плиту.

– Ты хоть пыль смахнул? – насторожился Мораддин.– Не клади хлеб в грязь!

– Смахнул, смахнул,– поморщился варвар и тут же протянул руку к коротышке.– Дай вина хлебнуть.

Развязав горловину бурдюка, Мораддин отпил и передал небольшой раздутый кожаный мешок киммерийцу. Конан, отложив кинжал, сделал несколько больших глотков. Струйка вина с подбородка варвара разбилась о синюю плиту.

– Мяса подай,– сказал Конан и, когда кусок прокопченной баранины оказался в его руках, снова взял прямой аквилонский клинок и начал разрезать приятно пахнущий бараний бок. На одном из ребрышек лезвие соскочило, задело палец, и Конан замысловато выругался. Стряхнув капли на забрызганный вином стол, варвар отправил палец в рот.

– Сильно порезался? – поинтересовался Мораддин.– Будь повнимательнее…

– Заткнись! – поморщился киммериец. – Ничего, ерунда. Кстати, я тебе рассказывал, как мне однажды левую руку едва не отрубили?

– За что?

– Да так…– нехотя начал Конан.– В Шадизаре за благородное искусство, которому покровительствует Бел, обычно руки рубят. Если попадешься, конечно. А я тогда был неопытный, молодой…

– Фу! – скривился Мораддин, опираясь обеими руками на край лазуритовой плиты.– Я и раньше догадывался, что ты на своем веку не только мечом промышлял… Постой, что это?

Мир вокруг неожиданно стал блекнуть, темно—красные стены зала – терять цвет, и лишь импровизированный стол оставался ярко—синим. Послышался тонкий свист, он звучал все громче, в глубине накрытой к ужину плиты зародилось холодное голубое пламя. Как только Конан с Мораддином отскочили в сторону, раздался громкий хлопок, все кругом перевернулось, закружилось в розово—синем смерче и исчезло, сменившись чем—то другим, незнакомым…

Кони на привязи у родника испуганно вертели головами, искали хозяев. Мешки лежали на месте, синяя плита, только что вспыхнувшая колдовским огнем, по-прежнему неколебимо возвышалась у стены, на ней покоилось несколько лепешек, кусок мяса и бурдюк красного вина…

А люди исчезли.