Текст книги "Высокое напряжение"

Автор книги: Октем Эминов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

– Кушаки, которыми они вас связали, чьи?

– Их.

– Старик курил?

– Курил.

– Куда они потом пошли? Вместе или врозь?

– Не видел, я же лежал. Пошли оба в ту сторону, откуда вы пришли, слышал шаги, но недолго.

Приехал милиционер с собакой. Она уверенно довела их до города, потом след затерялся среди многих других. Ночной поиск, таким образом, закончился безрезультатно.

Наутро Хаиткулы первым делом позвонил из управления в Чарджоу своему начальнику. Объяснил причину задержки в Ашхабаде, описал ситуацию и попросил подполковника Джуманазарова узнать все о Саране и о муже убитой шестнадцать лет назад женщины.

Участковые Ашхабада в это время получили приказ обойти все дома и квартиры своих участков и обращать внимание на всех подозрительных. Хаиткулы предложил Ашхабадскому угрозыску обратиться по телевидению к гражданам города с просьбой оказать содействие в поимке рецидивистов. Предложение было принято. Днем и дважды вечером телевидение передало это обращение. Сообщались приметы преступников.

Обе девицы, Сахрагуль и Дженнетгуль, тоже слышали эти сообщения. Обе чуть со страха не умерли, когда узнали, что натворили их дружки. Сахрагуль подумала, не пойти ли в милицию, это им потом зачтут… «Вот и начнем новую жизнь. Кто мог подумать, что они не только „промышляют“, но и кое-чем похуже занимаются? Откуда приехали гости? Куда потом поедут? Есть ли у них родные? Однажды спросила об этом, но они тут же заткнули рот: „Ешь фрукты, но не спрашивай, где их сорвали“. – „Три года едим, а все еще не знаем, в каком саду растут эти фрукты. Посадят за решетку как сообщниц. Ох, скажешь – посадят, не скажешь – тоже посадят… И все же надо сходить“».

Она действительно собралась было в путь, чтобы привести участкового, как вдруг в калитку постучали. Стучали настойчиво.

Сахрагуль выбежала во двор, открыла калитку. Перед ней стоял сам участковый. Козырнув, сказал:

– Соседи жалуются, что опять приводите к себе посторонних. Позавчера ночью устроили веселье…

Дженнетгуль тоже вышла на стук, хотела что-то сказать, но Сахрагуль остановила ее и не дала больше рта открыть милиционеру. Затараторила:

– Вы – человек не семейный, как и мы, а нам не сочувствуете. Разве не страдаете от своей одинокой жизни? Были бы у нас мужья, все было бы по-другому… Людям мало, что мы такие несчастные, они еще осуждают. Никого у нас не было… Болтают… Позорят невинных…

Слезы потекли у нее из глаз, Дженнетгуль готова была присоединиться к ней… Милиционер был жалостливым человеком и больше всего на свете боялся женских слез.

Услышав стук, Старик и Длинный замерли, они в это время подсчитывали деньги, которые им передала Сахрагуль за предыдущую партию «товара» Если бы участковый вошел в этот момент, похоже, он мог бы взять их голыми руками – оба буквально оцепенели от неожиданности. Они не помышляли о бегстве, потому что деньги тогда остались бы здесь.

Дженнетгуль, вбежавшая в комнату, так и застала их – стоящими на коленях перед кучей денег. Бросилась Старику на шею:

– Пронесло, пронесло!

Куцый кобель вошел за ней, помахивая хвостом, как сообщник.

Дженнетгуль теперь прильнула к Длинному:

– С каждого по пятьдесят рублей за то, что отвели опасность…

Длинный, не споря, протянул ей две бумажки. Дженнетгуль сунула их в вырез платья.

Старик, все еще стоя на коленях, спросил, знает ли она в этих местах человека, который любит «левачить» на машине. Дженнетгуль прищелкнула языком: «э-эк», что означало «нет». Вошла Сахрагуль, Старик и ей задал тот же вопрос. Та подняла глаза к потолку, вспоминая, есть ли такой человек, спросила Длинного:

– Сколько дашь, если найду его?

Длинный понимал, что опасность вплотную приблизилась к ним. Зло спросил:

– Сколько тебе нужно, столько дадим!

Сахрагуль горделиво повела плечами:

– Если нужен такой человек, стоит мне свистнуть, и он будет здесь.

Старик встал с коленей:

– Иди за ним. Пусть будет готов через полчаса.

– Привести его сюда?

– Нет. Пусть ждет нас на повороте дороги. Ровно через полчаса будем там.

Сахрагуль накинула на плечи зеленый суконный халат и вышла во двор. Вымощенная кирпичом дорожка вела к уборной. За ней низкая камышовая ограда. Сахрагуль, обойдя строение, легла грудью на изгородь:

– Э-э-э-й, такой-джан, если ты дома, покажись!

«Такой-джан» как будто ждал этого зова. Он вышел из дому. Не смутился, что был в одной майке и выглядел не очень-то красиво: на груди черной шерсти на палец, да и голова его от природы как-то странно сидела на его шее, будто на пружинах ходила из стороны в сторону. Подойдя к Сахрагуль, он оглянулся на свою веранду, потом прижал губы к губам соседки. Она не сопротивлялась.

– Сахра-джан, встань на цыпочки, я подниму тебя и перенесу к себе. Мы с тобой уже, наверное, месяц не виделись.

– Разве позавчера ночью не ты ко мне в окно влезал, а, сирота? Потерпи до вечера. Машина у тебя на ходу?

– Конечно… Приказывай, Сахра-джан!

– Ровно через двадцать минут будь в машине на повороте, нужно отвезти двух дойных коров.

– Куда хочешь отвезу. Дойные, говоришь? Ага, понял.

– Чем дальше отвезешь, тем больше получишь.

– Все сделаю! – Он снова прижал свои губы к ее губам, повернулся и, тряся головой, поспешил к дому.

Было семь часов утра, когда Старик и Длинный простились с подружками. Три года они сюда наведываются, и дом этот стал для них почти родным, но простились без лишних слов.

Старик шел впереди, шел медленно, как будто не спешил уходить отсюда. Он и правда не спешил. С ним происходило что-то непонятное ему самому. Много раз он уходил отсюда и всегда шел не оглядываясь, не ощущая горечи: еще один дом, о котором забываешь, перейдя порог, – а сегодня ноги налились свинцом. Или предчувствие чего-то нехорошего заставляло оборачиваться на гостеприимную веранду?

Даже усевшись на заднее сиденье «Жигулей», он чувствовал, что на затылке у него как бы выросли еще два глаза, которые видят и шиферную крышу, и черные маслянистые глаза Дженнетгуль. Не посмотрев даже, кто сидит за рулем, приказал:

– Жми в Теджен.

Подружки тем временем, будто сговорившись, рассуждали каждая про себя. «Выкрутятся, им не впервой, наверное», – думала Сахрагуль. «А если попадутся, нас не выдадут», – как бы вторила ее мыслям Дженнетгуль… «Ну а если попадутся? Это тоже неплохо. Три килограмма останется нам…» – «Старик, черт с ним, умрет в тюрьме, а Длинный тоже едва ли вернется, какой-то он несчастный…» – «Им могут и расстрел дать». – «А если у этого останется какая-нибудь беззубая старуха, которая скажет своему сыну: иди к этим девкам, отец там оставил кучу денег… Что тогда делать?» – «Пропали бы они оба, освободили бы от своего внимания, оба такие мерзкие и проку-то от них – только деньги…»

ТЕДЖЕН

В то время как их недавние подруги желали им смерти, Старик и Длинный сидели в чайхане Теджена, в сторонке, чтобы их видело поменьше глаз, и обсуждали свои дела.

– Выспался? – Старик насмешливо смотрел на Длинного. – Если не проснулся еще, то вокруг есть кому тебя разбудить. Только не здесь, правда. Здесь спокойно пока, поэтому и привез тебя сюда. Но положение становится серьезным. Что предлагаешь?

Длинный и правда выспался в «Жигулях», но мысли от этого у него не стали светлее:

– Сам об этом думаю, всю ночь думал. Жалею, что шофера оставили болтать о нас в милиции.

– Не жалей. Род туркменов и так невелик.

– Ну, об этом пусть другие думают. Что-то в последнее время ты стал мягкосердечным, башлык.

– Заметил? Что-то происходит, сам не знаю, сам удивляюсь. Тут как-то смотрю, а у меня слезы из глаз ручьем льются… Старею.

– Не горюй, учитель, ты у меня еще крепок. Что будем делать?

– Может, на север податься?

– Других мест нет?

– Здесь оставаться нельзя, поймают. На севере можно найти деревушку, где не только заночевать приятно, но и годы можно спокойно прожить. Люди там простые, доверчивые, гостеприимные, как туркмены… Переменю климат, может, кашель пройдет, здоровье-то, в общем, ничего. Еще долго поживу – лет двадцать, не меньше. За это время можно полмира обойти, все вокруг перевернуть. Наверно, и лекарства выдумают, чтобы жизнь продлевать. Будет в кармане тысяч двести, купим того лекарства и потом поживем еще долго-долго, пока деньги не кончатся.

Длинный заслушался Старика, не стал спорить с ним:

– Как скажешь, учитель. А сейчас что делать?

– С этой минуты забудь о бритье. Одежду сменим здесь же. Сейчас будем подаваться домой, на одну ночь, не больше.

Купив кое-что из одежды, переоделись в запущенной уборной автостанции. Машину теперь уже найти было непросто, не к каждому шоферу можно подойти, не вызвав подозрения. Старику приглянулась просторная кабина «МАЗа». Велел Длинному разыскать владельца. Увидев две двадцатипятирублевые купюры, тот подмигнул им и сказал, что к концу обеденного перерыва они будут в Чарджоу.

«МАЗ» рванул на полную мощь своего двигателя, и Старик почувствовал, что сердце у него снова тревожно сжалось. Ему опять стало жаль расставаться с маленьким городком, в котором они пробыли всего-то несколько часов. Стал думать о том, что время пока работает на них: сегодня и завтра их будут искать в Ашхабаде, а послезавтра уже повсюду, прежде всего в Чарджоу. Им нужна только одна ночь. Можно не повидаться с родными, но с теми, кто задолжал им, встретиться пора. Что там – впереди? Увидимся с чарджоуским майором или нет? Если не увидимся, то извини… гражданин майор!

АШХАБАД

Хаиткулы сидел в кабинете Ходжи Назаровича. Аннамамед был здесь же. Кроме них – начальник городской милиции и начальник угрозыска. Обсуждалась ситуация. Ходжа Назарович, правда, не столько участвовал в обсуждении, сколько размышлял над тем, как ему сегодня отчитаться перед министром. Его занимал один вполне конкретный вопрос: рассказывать ли ему о том эпизоде, когда бандиты буквально проскользнули у Хаиткулы между пальцев? Если сделать на этом акцент, то снимется с повестки дня назначение Хаиткулы начальником городского отдела внутренних дел в Чарджоу в связи с перемещением подполковника Джуманазарова. С другой стороны – зачем расставлять акценты? Надо рассказать просто, как было… Ведь если Хаиткулы завтра задержит преступников, то можно будет прослыть завистником, сказав о нем плохое.

Он вмешался в разговор:

– Я считаю, что надо еще раз по радио и по телевидению оповестить население. Лучше, если теперь выступит товарищ Мовлямбердыев.

Ему хотелось, чтобы стало известно: это дело не столько ашхабадской милиции, сколько чарджоуской, ее и вина, что преступники еще разгуливают на свободе.

Хаиткулы решительно воспротивился:

– Розыск ведется в Ашхабаде, ашхабадцы лучше знают свой город. Телезрители с большим вниманием, думаю, отнесутся к словам своего работника.

Подполковник, начальник милиции, поддержал Хаиткулы.

Ходже Назаровичу ничего не оставалось, как согласиться.

Хаиткулы вместе с приданным ему в помощь инспектором, выполнявшим одновременно функции шофера, поехал в Кеши (окраина Ашхабада). Там, в штабе милиции, должен был ждать участковый.

Его застали с тряпкой в руках: участковый протирал мотоцикл.

– Здравствуйте, товарищ старший лейтенант! Вы уже знаете, зачем мы приехали к вам?

– Здравствуйте, товарищ майор! Знаю. Я вчера уже обошел свой участок. Все спокойно, как всегда.

– Ничего, обойдем еще раз. Вчера гостей кто-нибудь принимал у себя?

– Гости есть у некоторых, и ближние и дальние. Две семьи проводили родню из аула, одни вчера, другие позавчера… С них начнем, товарищ майор, хотя, по-моему, с ними все ясно, или с других?

– Участок ваш, вам и виднее. Имейте только в виду, что уехавшие могут вернуться, надо проверить всех…

– Вообще-то, товарищ майор, есть тут одна одинокая, с подругой живет… К ней часто приходят то одни, то другие. Соседи жалуются: шумно очень.

– Начнем с нее. Как зовут?

– Сахрагуль… Я уже предупреждал ее, чтобы шла работать. Одно твердит: «Работать не буду – мне мать помогает, да и муженек кой-что оставил».

В машине они доехали до дома Сахрагуль. Хаиткулы приказал старшему лейтенанту приготовить оружие, сам переложил пистолет из кителя в плащ. Участковый постучал в дверцу, вырезанную в воротах. Собака залаяла, бросилась к калитке. Послышались шаги, потом женский голос у самой дверцы:

– Кто там?

Участковый выдавил из себя:

– Участковый.

Калитка открылась, Сахрагуль не без кокетства спросила:

– Что-то ты зачастил к нам. Понравилось? – Увидев за его спиной Хаиткулы, собрала распущенные волосы с груди, забросила их за спину, тон стал другим: – Что надо?!

– Сахрагуль, не держи нас на пороге. Ты одна?

Участковый прошел мимо нее во двор.

– Одна я, одна! – крикнула Сахрагуль.

Участковый, держа правую руку в кармане, остановился посреди двора, огляделся, потом прошел к веранде. Хаиткулы и шофер пошли за ним следом. Растерявшаяся Сахрагуль подбежала к ним:

– Одна я, не веришь? – Она вдруг рассмеялась: – Входите, входите, убедитесь сами! Не верят еще…

Она прошла вперед. Распахнула перед ними дверь, ведущую с веранды в комнату. Участковый и шофер осторожно вошли. Хаиткулы задержал хозяйку:

– Останьтесь, Сахрагуль…

Он не знал, о чем ее спросить, – все же совершенно незнакомая женщина. Рискнул спросить наугад:

– Где те двое, которые ночевали у вас? Не бойтесь. Вам ничего не будет. Нас интересуют только двое мужчин – один высокий, похожий на Фантомаса, другой низенький, старый, лет шестидесяти.

Брови у Сахрагуль поползли вверх, глаза округлились, и Хаиткулы понял, что его слова попали в цель. Не дал ей опомниться:

– Это очень опасные люди! Быстрее скажите, где они?!

Сахрагуль боялась вымолвить хотя бы слово, стояла, одергивала в смущении складки роскошного японского халата.

– Ну, так где они?

Лицо Сахрагуль помертвело, выдавила чуть слышно:

– Вы опоздали, они еще вчера уехали.

– Когда?! Куда?

– Утром, в семь часов… Не сказали куда… Мы вчера сами хотели прийти к вам.

– Почему же не пришли?

Женщина потупила глаза.

– Эх вы!.. Это те, о которых объявляли по телевидению? Похожи?

– Они. Мы с Дженнет-джан как посмотрели передачу, так и решили: пойдем в милицию.

– Если искренне хотите помочь нам, то еще не поздно.

– Спрашивайте…

– Как зовут высокого?

– Гоша Сахатдурдыев.

– Старика?

– Халлы Сеидов.

– Сахатдурдыев вам хлеб привез?

– О! Такие скупые, будто в Ашхабаде хлеба нет… Приличный мужик хотя бы плитку шоколада купит, а эти…

В это время из комнаты вернулись участковый и шофер, оба пожали плечами – ничего подозрительного. Майор показал им на замок и дверь в конце веранды.

– Дайте им ключ, Сахрагуль.

Сахрагуль захныкала:

– Уехали они, говорю вам, там их нет. Вы их ищете или с обыском пришли? – Она готова была расплакаться.

– Обыска мы не имеем права делать, но так как в той комнате у вас нет окон, я прошу ее открыть.

– Вам нужны эти подонки?

– Да, они.

– Сейчас.

Она вышла с веранды, подошла к ограде из камышовых плит, крикнула:

– Эй, сирота! Выгляни на минутку!

«Сирота» оказался дома, он подошел к ограде. Сахрагуль пошла к дому, маня его рукой. Тот перелез через ограду и очень удивился, увидев перед собой милиционеров. Хотел тем же путем ретироваться, но Сахрагуль вцепилась в его руку.

– Он, он знает, куда они уехали. Я его попросила их отвезти.

Хаиткулы посмотрел на «сироту»:

– Это правда?

– Да, мы отвезли. Если Сахра-джан нам что-нибудь приказывает, мы не смеем отказаться.

– Куда их отвезли?

– В Теджен. Они там остались.

– Где именно? Точнее!

– В чайхане, в центре.

– Спасибо… сирота.

– Меня зовут Аманмурад.

– Вот что, Аманмурад! Без вас мне сейчас не обойтись. Сможете отвезти меня на вашей машине в Теджен?

– Почему нет? Поедемте!

Хаиткулы велел шоферу и участковому остаться и осмотреть кладовку. Сам пошел с «сиротой».

Шофер попросил у Сахрагуль ключ от кладовки, но она как будто не слышала его. Участковый вышел на улицу, вернулся с двумя женщинами.

– Извините, Сахрагуль, придется при понятых взломать замок.

Ключ висел на одной из косичек женщины, она дернула за него. Так, вместе с оторвавшейся черной прядью, и швырнула его к ногам шофера:

– На! Чтоб твои дети не видели радости! Чтоб жену свою ты нашел в чужой постели!

Но когда тот подошел к двери, она бросилась между ним и кладовой, легла под дверь. Трогать ее не решились – разъяренная женщина опасна вдвойне, может инсценировать избиение или спровоцирует на какие-нибудь неосторожные действия, да еще при свидетелях. Между тем смущенные женщины, которых привел участковый, потихоньку пятились к выходу, недружелюбно поглядывая на всех участников этой сцены. Одна попросила:

– Оставьте, пожалуйста, ее в покое. Она и так богом обижена!

Участковый разозлился:

– Эх, гражданочка! За спиной вы жалуетесь на нее, звоните нам: «Приводит посторонних мужчин, позорит весь район!», а в глаза защищаете ее.

Женщины остались, их даже прибавилось – кое-кто на громкий разговор завернул с улицы: «Что это случилось у наших красоток?» Такого наплыва чужих людей Сахрагуль, конечно, не могла вытерпеть – самый настоящий позор, – вскочила, отбежала от двери с истошным криком:

– Кто вас пустил сюда! Ну-ка вон из моего дома!

Лишние свидетели бросились наутек.

Шофер, воспользовавшись этим, открыл замок, распахнул дверцу, вошел внутрь. Из кладовки пошел такой тяжелый дух, что понятые снова отпрянули к дверям веранды. Участковый все же уговорил их встать у входа в кладовую. Включили свет. На одной стене комнаты был сооружен трехъярусный стеллаж: наверху рассыпана картошка, на среднем ярусе лук, на нижнем лежал мешок с рисом. К потолку на проволоке подвешена половина свежей бараньей туши.

Прямо перед собой участковый увидел столб, а на нем висящую на гвозде сетку, в ней сверток. Он сообразил, что это как раз и может быть то, что интересовало чарджоуского майора.

Шофер на глазах у понятых и, конечно, у Сахрагуль сдернул с гвоздя сетку, развернул полиэтиленовую пленку. Внутри оказались две буханки хлеба. Не рассчитав их веса, от неожиданности выронил одну буханку. По полу рассыпались куски хлеба, маленькая тыковка покатилась к ногам Сахрагуль. Она стояла, прислонившись спиной к стене, и недвижно следила за всем происходящим. Вдруг резко повернулась к стене и изо всех сил рванула на себе платье от плеча вниз. Одна половина платья осталась на ней, другая свалилась лоскутом к ногам. Широко раскрыв глаза, участковый смотрел на ее едва прикрытое тело. Женщины понятые воскликнули: «Бесстыдница!» – и тут же прикрыли ладошками рты.

Шофер, не обращая внимания на Сахрагуль, отвернулся от нее и занялся тыковкой. Открыл, понюхал содержимое, потом дал понюхать понятым:

– Знаете, что это такое?

Одна пожала плечами, другая сказала!

– Теръяк.

– У кого-нибудь дома есть весы? – спросил участковый.

Одна из женщин взялась сходить за весами. Другую шофер попросил принести из комнаты Сахрагуль какое-нибудь платье. Сахрагуль покорно переоделась.

Пружинные весы показали, что в одной буханке было спрятано 1 килограмм 300 граммов теръяка, в другой – полтора килограмма. Шофер спросил у Сахрагуль:

– Сколько израсходовано?

– Двести граммов.

Свидетельницы, с жадностью ловившие каждое слово, переглянулись, одна шепнула другой: «Дорогие граммчики!»

Шофер стал обходить кладовую, вскрывая один за одним мешки и мешочки с рисом, курагой и прочей снедью. Дошла очередь и до мешка с мукой, зашитого со всех сторон. Шофер ворочал, ворочал его и так и сяк, не понимая, с какого бока его можно вскрыть. Поднатужился, сдвинул с места, правая нога неожиданно провалилась. Сдвинул еще больше в сторону, оказалось, что на этом месте не цементный пол, рыхлая земля. Участковый опустился на колени, стал разгребать землю. Руками это делать было неудобно, взял с полки металлический совок. Работа пошла веселее, и через минуту-другую совок уперся в твердое. Он обкопал предмет со всех сторон, потом вытащил, поставил на пол. Понятые тяжело дышали над его головой, а он поддел совком крышку извлеченного из земли железного ящика. Крышка легко отвалилась в сторону, и все увидели сотенные купюры, плотно заполнившие ящик. Женщины охнули и отпрянули, как будто увидели перед собой змею…

Обыскали и другие примыкающие к кладовой помещения, но, кроме аптекарских весов, там не нашлось ничего интересного.

Милиционеры уехали, предварительно составив протоколы, которые подписали обе понятые. Пока участковый писал, пришла Дженнетгуль, не подозревавшая, какие сегодня у подруги неожиданные гости. Их обеих и забрали, причем Сахрагуль, боясь, что увезут отсюда ее одну, несколько раз обращалась к участковому, показывая на Дженнетгуль: «И она виновата… Я не одна».