Текст книги "Жизнь и дипломатическая деятельность графа С. Р. Воронцова"

Автор книги: Оксана Захарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Русский дипломат Екатерининского царствования

27 мая (7 июня) 1785 года граф Семен Романович Воронцов прибыл в Лондон, а 6 июня (17 июля) был «учтиво и ласково» принят лордом Кармартеном, которому вручил перевод верительной грамоты [1]. Новый русский посол поселился в доме своего предшественника на Харли-стрит, 36. (Этот дом И.М. Симолин продал русской казне, благодаря чему посольство обрело постоянную резиденцию [41]41
  Дом дипломатического агента был свободен от воинского постоя и пользовался неприкосновенностью. Ни одно должностное лицо не имело права войти в него, если того не желали хозяева. Иностранное правительство обязано было защищать жилище дипломата от оскорблений со стороны частных лиц и нападений толпы (право неприкосновенности жилища было общепризнанным в европейских государствах), и оно охраняло тайну посольских архивов. Правом убежища посольский дом не пользовался.


[Закрыть].) Службу он начинал в стране, в которой уже к началу XVIII века были приняты четыре важных конституционных закона (Хабеас корпус акт, Билль о правах, Трехгодичный акт, Акт об устроении) [42]42
  Xабеас корпус акт – Акт для лучшего обеспечения свободы подданных и для предупреждения заточений за морем (1679); Билль о правах (1689) – утверждение верховенства парламента в области законодательства. Является главным в декларации о праве. Трехгодичный акт (1694) – парламент должен созываться каждые три года, и продолжительность его работы составляет три года. Созыв и роспуск парламента – обязанность короля; Акт об устроении (1701) или закон о престолонаследии. Кроме вопроса о престолонаследии, закон подтвердил ограничение королевской власти в пользу парламента.


[Закрыть]. Они составляли так называемую писаную часть английской Конституции, в которой существовали также неписаные, условные правила. К основным из них относились: непосещение королем заседаний кабинета министров; формирование правительства из членов партии, победившей на выборах; коллегиальная ответственность кабинета министров; отказ короля от права вето.

Возвышение парламента и становление кабинета министров – два основных направления в конституционном развитии Англии XVIII века. Парламент был двухпалатным. Верхняя палата – палата лордов – состояла из лиц, занимающих места или по наследству, или по должности, или по назначению короля. Нижняя – палата общин – формировалась на основе избирательного права [43]43
  В 1660 году реставрацией Стюартов закончилась английская буржуазная революция. В эти годы в Англии возникают две политические партии: тори (объединяющая приверженцев короля, сторонников усиления власти) и виги (представляющая интересы буржуазии и дворянства).


[Закрыть]. В первой половине XVIII века утверждается важный принцип, определяющий взаимоотношения кабинета министров и парламента: кабинет находится у власти, пока имеет поддержку большинства палаты общин. В соответствии с ним в 1757 году, лишившись поддержки большинства членов палаты общин, ушел в отставку В. (Уильям) Питт-старший граф Четем, а в 1782 году та же участь постигла кабинет, возглавляемый премьер-министром Великобритании Нортом. После этого было сформулировано правило, по которому формирует правительство парламент, а не король; и оно должно представлять партию большинства в парламенте. Такое правительство оказывало большое влияние на работу парламента. Итак, к концу XVIII века в Англии конституционная монархия переросла в парламентскую.

Для продуктивной работы посольства С.Р. Воронцову требовалось заручиться поддержкой представителей верхней и нижней палат парламента, установить контакты с членами кабинета, и прежде всего с премьер-министром. 1 августа 1785 года он сообщил в Петербург, что господин В. Питт-младший (который знал о дружеских отношениях между его отцом и братом нового посла – графом А.Р. Воронцовым) выразил желание познакомиться с Семеном Романовичем. С этой целью он попросил лорда Кармартена организовать встречу в узком кругу. Знакомство состоялось в доме лорда в присутствии хозяина. «Я не могу вам довольно описать мое удивление, видя первого министра управляющего Советом и Парламентом, коему еще 26 лет не минуло и которой столько же прост в обхождении, столько же учтив и невероятно скромен в беседе, как строг и тверд в Нижней Камере, которую водит как хочет», – пишет посол фактическому на то время руководителю российской внешней политики A.A. Безбородко [2].

С.Р. Воронцов никогда не смешивал личные отношения с государственными интересами, стараясь всегда оставаться объективным. Любезность В. Питта не скрыла от российского дипломата его тонкого ума и твердой воли. Первый политик Англии не случайно выразил желание встретиться с российским дипломатом, личные качества которого и положение в обществе заслуживали, с его точки зрения, самого пристального внимания. Как и положено, встреча завершилась уверениями «видеть наши отечества всегда в согласии» [3]. Однако в политике очень часто подобные заверения не совпадают с намерениями.

С начала работы в Англии С.Р. Воронцов делал все возможное, чтобы убедить ее правительство в том, что Лондону выгоднее дружить с Петербургом, чем с Берлином. Это было весьма непросто, так как королева, окруженная «немецкими пасторами», благоговела перед Пруссией и сумела внушить такое же отношение к ней королю Георгу III [44]44
  После смерти в 1760 году Георга II (1683–1760) на английский престол взошел его внук Георг III (1738–1820). (Смертельная травма на теннисном корте сына Георга II Фредерика Льюиса сделала наследником внука короля – Георга Уильяма Фредерика.) Популярность Георга III в английском обществе значительно возросла после того, как в 1789 году король слег с тяжелым психическим приступом, справиться с которым ему очень помогала его супруга София Шарлотта Мекленбургская. Георг III выздоровел и правил до конца 1810 года.


[Закрыть]. Зная это, Воронцов передал в Петербург важный политический совет: «Надо знать, что здешняя нация ничто так не уважает, как торговлю, для которой все прочие интересы жертвует, и что даже те, кто не участвуют в <…> оной, кричат, когда она пресечется, так, будто у них самих всю собственность отнимают» [4]. Поэтому посол рекомендовал объявить в Петербурге, что торговый трактат с Англией не будет продлен, но зато Россия готова заключить торговый договор с Францией. Это, по его мнению, способно взбудоражить Лондонскую биржу, а оппозиции позволит получить существенную поддержку общества и независимых членов парламента. Одним словом, «король принужден будет сделать то, что нам будет угодно» [5].

С.Р. Воронцов считал, что дружба с Англией необходима России, ибо «мы сильны на земле, она сильна на море» [45]45
  В 1785 году в одном из писем к вице-канцлеру графу И.А. Остерману С.Р. Воронцов сообщал, что всего 258 кораблей находятся «в готовности быть вооруженными». Из них 99 – фрегатов, 12 – пушечных. Строилось всего 52 корабля. Больше всего судов находилось в Портсмуте – 78 (АВПРИ ИДД МИД России. Ф. 36. Он. 1. Д. 405. Л. 20).


[Закрыть][6]. А прусскому королю мы сможем доказать «отвлеча от него Гановер, за коим пойдет всегда

Касель и другия Немецкия земли, что мы и силою и негоцациею (торговлей. – Авт.)всегда его превозможем» [7]. Франции останется только помогать Швеции и Порте. «Не дозволяйте, ради Бога, – писал он в Петербург, – французской нации вселиться в наших портах, а паче в Черноморских, где она со временем будет на пагубу нашу; да и во всей России она расплодится и так своими модными товарами (без коих мы можем и должны обойтиться, когда разум имеем). <…> Никто с французами не был в связи, не потеряв свою непорочность, славу и независимость. Генуя, Голландия и Швейцария тому свидетельствуют. <…> Добрая вера исчезает и всеразвращения умножаются» [8]. Как считал С.Р. Воронцов, английская нация не отвечает за «слепоту» короля; а союз с Францией и разрыв с Англией выгоден лишь Франции. Последующие его письма свидетельствуют о том, насколько тонко он разбирался в хитросплетениях европейской политики. За относительно короткий срок русский дипломат тщательно изучил английскую политическую систему и заручился поддержкой видных британских политиков, не позволяя при этом никому собой манипулировать. Екатерина Великая в одном из своих писем предупреждала С.Р. Воронцова, чтобы он был осторожен с «двояким Питтом», который «управляет Берлинскими интригами», и чтобы имел в виду состояние здоровья несчастного Георга III [9].

Благодаря возникшим связям Воронцова в английском обществе русский двор получил возможность быть в курсе как политических, так и внутрисемейных дел короля. Так, от некой особы, состоящей при английском дворе, Воронцов узнал, что Георг III желает отправить наследника в Берлин, женить на прусской принцессе и сделать все возможное, чтобы тот, ведя расточительную жизнь, наделал долгов и стал полностью зависим от отца. Посол обещал подробно сообщать о ходе событий в королевском доме. Принц Уэльский не мог не интересовать Петербург, тем более что его личность была весьма оригинальной.

Благодаря стараниям отца Георг получил достойное образование. Он владел французским, немецким, итальянским языками, играл на виолончели, обладал красивым голосом и приятной наружностью. Но для будущего правителя развитие нравственных качеств имеет не меньшую, а зачастую и большую значимость, чем наличие у него умственных способностей и природных дарований. Про юного наследника английского престола говорили, что он неравнодушен к спиртным напиткам. Воронцову предложили подтвердить или опровергнуть эти сведения. Встречаясь с наследником во дворце «на разных гуляниях», посол видел его трезвым. А на одном из обедов «у леди Пейон» Семен Романович специально проследил, сколько тот пил, и в результате пришел к выводу, что «всех менее». И если в нем есть пороки, то виной всему «отец, мать и Французы» [10].

С.Р. Воронцов уверился, что в наследнике специально развивают дурные наклонности, так как любая зависимость подавляет волю и превращает человека в марионетку. В восемнадцать лет принц Уэльский получил полную свободу. Его окружили женщины, желавшие быть его любовницами, и молодые люди, желавшие стать участниками будущего его правления. Версаль воспользовался ситуацией и прислал в Лондон «самых развращенных молодых людей Франции, между коими отличались Дюк де Шартр и маркиз Конфлан. Французы подружились с наследником, водили его по «дурным местам», начали спаивать шенпанским, и наконец дошло до такой наглости, что посол граф Адемар сам ходил с ним неоднократно в домы публичных женщин и безпрерывно давал ему у себя ужины, где никто не вставал из-за стола, а всех выносили» [11].

Говоря о политических симпатиях наследника британской короны, Семен Романович сообщил в Петербург, что принц Георг в то же время ненавидит короля прусского и считает союз Англии с Россией необходимым для своего отечества.

Тема личности будущего короля Англии весьма интересовала Петербург. В одном из зашифрованных писем Воронцов просил Безбородко особо хранить тайное донесение о возможном браке наследника с состоятельной вдовой незнатного рода, католичкой, которая, полюбив принца и не желая ему вреда, уехала во Францию, но вернулась через два года. После этого и поползли слухи о возможном тайном их венчании [46]46
  Вдова Мэри Энн Фицгерберт была самой сильной страстью наследника британской короны.
  «Обаятельная вдовушка» пользовалась неплохой репутацией в свете, унаследовала приличное состояние, но ее католическое вероисповедание не давало ей возможности по Акту 1701 года стать королевой. Георг понимал, что отец никогда бы не дал согласие на этот брак, и все же в декабре 1785 года состоялось тайное венчание. Супруги поселились в Брайтоне. Их подлинный статус вызвал пересуды в обществе и парламенте. Одни утверждали, что брак имел место, другие это отрицали. Подобная ситуация тяготила Мэри Энн, решившую порвать с супругом. Мольбы принца остановили ее от этого шага. Но в 1794 году Георг расстался с Мэри Энн из-за нового увлечения – леди Джерси. В 1795 году состоялась свадьба Георга с дочерью герцога Брауншвейг-ского-Вольфенбюттельского с принцессой Каролиной, с которой принц расстался вскоре после рождения дочери (в январе 1796 года). Италия станет убежищем для Каролины. Георг запретит бывшей супруге видеться с дочерью чаще двух раз в месяц.


[Закрыть].

Воронцов сообщил в Петербург, что, согласно английскому закону, никто из сыновей или братьев короля не может жениться раньше двадцати пяти лет, а достигнув этого возраста, должен сообщить о своем намерении Совету и ждать целый год решения парламента. Если парламент примет отрицательную резолюцию, а брак был уже заключен, то он признается недействительным, а священник, совершивший таинство, будет повешен [12]. Таким образом, брак наследника, дети которого, вероятнее всего, будут признаны незаконнорожденными, мог привести к междоусобной войне, ослаблению Англии и усилению позиций Франции.

Сторонник российско-английского союза, С.Р. Воронцов считал, что даже в торговых отношениях Франция – это держава, которая «<…> нас ненавидит и которая, мало у нас покупая, продает нам весьма много. Сверх же того я думаю, что весьма вредно допускать Французов в Черноморские наши гавани. Мы сами вселим туды вредных для нас шпионов» [13].

После официального включения Крыма в состав Российской империи в 1783 году английское правительство стало внимательно наблюдать за развитием торговых и военных отношений на новой территории и в ее городах. 8 марта того же года последовал указ о присоединении к России Крыма, а 10 июня был заключен торговый трактат с Турцией. В инструкции от 1 декабря 1784 года содержится предписание русским генеральным консулам опровергать предосудительные слухи о России, утверждать понятия о ее могуществе и покровительстве христианам, о выгодах, которыми пользуются купцы в «присвоенных черноморских пристанях». Постепенно Черное море вновь превращалось в Русское море. Отныне российский флот мог через 36–48 часов пути появиться под стенами Константинополя.

Россия отдалялась от союза с Пруссией. Если до присоединения Крыма Австрия желала сближения с Россией, то теперь, как считали Сен-При и Сегюр, «только в Вене можно спасти Турцию» [14]. Императрица Екатерина II отвергла идею тройственного союза (Россия, Пруссия, Турция) и предпочла ему союз с Австрией, заключенный путем обмена письмами от 21 и 24 мая 1781 года.

С 1775 до 1792 года британским послом в Константинополе был сэр Роберт Энсли, который пользовался большим расположением султана Абдул Ахмета IV. В 1784 году он отправил в Крым своего агента Д. Грея, который посетил Севастополь, Херсон и другие города полуострова. По его словам, Херсон, будучи основан всего шесть лет назад, уже насчитывает [47]47
  Англичане внимательно следили за развитием Севастополя. Так, в 1796 году английский консул Этон сообщил, что военный флот в Севастополе состоит из 17 судов при 1338 орудиях. В этих донесениях город именовался иногда «русским Портсмутом».


[Закрыть]8—10 тысяч жителей, но, несмотря на это, не имеет будущего, ибо расположен вдали от моря. Севастополю, напротив, английский агент предрек быстрое развитие и обретение важного значения. В донесениях Грея и депешах Энсли сообщалось об успехах Франции в деле налаживания торговых связей с Крымом.

Представители семьи Воронцовых немало содействовали тому, что эта чудесная земля стала подлинной жемчужиной Российской империи. В 1786 году С.Р. Воронцову пришлось буквально спасать Крым от планировавшегося переселения туда в ссылку и на каторгу осужденных и «скитающихся по Лондону Арапов» [15]. Некий ирландец по имени Дилон явился к русскому дипломату с известием от принца Линя, которому Екатерина II якобы пожаловала в Крыму земли для использования с вышеозначенной целью. В ответ Воронцов заявил, что никакого приказа из Петербурга не получал и считает, что для империи подобная акция не нужна. Господин Дилон стал горячо убеждать его в ошибочности такого мнения. И русскому дипломату, потерявшему терпение, ничего не оставалось делать, как выпроводить визитера «с выражениями, кои дали ему восчувствовать неблагопристойность и наглость» его предложения [16]. Воронцов неоднократно предупреждал Петербург, что английское правительство награждает людей, которые вывозят «извергов» из Англии. Он считал, что плохо, если Европа узнает, какими «уродами» населяют Тавриду, где местных жителей придется охранять от разбойников, которые «обессилены будучи болезнями от распутной жизни, должны будут по привычке и необходимости питаться старыми ремеслами, то есть воровством и мошенничеством» [17]. По его мнению, не следует вместо запорожцев населять империю «Аглицкими и Арабскими гайдамаками». Энергичные представления С.Р. Воронцова имели успех – план заселения свободных российских территорий, в частности Крыма, английскими каторжниками не был приведен в действие.

В то время как торговые отношения Англии поддерживались укреплением России на Черном море и в Крыму, Франция стремилась наладить их, добившись от Турции покровительства своему флагу на Черном море.

С.Р. Воронцов внимательно изучал складывавшуюся в Европе политическую обстановку, тщательно анализировал доходившую до него информацию и прогнозировал ход дальнейших событий. Например, он отправил в Петербург депешу с просьбой не скрывать от Англии возможного союза России с Францией, чтобы Пруссия «не распускала слухи», осложняющие и без того непростые (из-за «вооруженного нейтралитета») русско-английские отношения. В конце ноября 1787 года в одном из писем к A.A. Безбородко он писал, что будущие опасности России не должны вырастать из ее современных отношений с отдельными европейскими государствами. Так, в случае передачи Хотина Австрии, если Россия через 15–20 лет начнет воевать с Турцией, то «Австрийцы будут <…> в спине нашей, когда мы пойдем в Молдавию. <…> Мы сильны сами собою и слабостию наших соседов; но если будут у нас такие, как Австрия, то мы видимо от сего потеряем» [18].

Горячность Воронцова нередко проявлялась даже в его дипломатических посланиях на родину. Он с трудом сдерживал эмоции, когда речь шла о безопасности Отечества и о положении армии. Его беспокоило, что в русской армии много офицеров, мечтающих только о наживе и которые в течение двенадцати мирных лет думали не о боевой подготовке, а об «одеждах и прикрасах», и при этом дали «пехоте штаны, в коих в жаре большие марши делать не можно». Он не был согласен с увеличением численности кавалерии, считая, что именно русская пехота принесла большинство побед в прошедших войнах. По его мнению, 17 миллионов, которые тратит Россия на содержание своих войск, слишком большая цена за «дурную армию, когда имеем все способы иметь дешевле самую лутчую в свете!» [19].

Будучи на дипломатической службе, Семен Романович Воронцов оставался в душе русским офицером, учеником П.А. Румянцева и A.B. Суворова, мечтавшим в юности о блестящей военной карьере. Но дипломатические сражения не в меньшей степени, чем военные, требовали выдержки, решительности, умения быстро оценивать ситуацию и принимать правильные решения.

Очаковский кризис 1791 года

Установление английской гегемонии в Европе – к этой главной цели сводились действия Британской империи в 1790–1791 годах. Мешала тому Россия, и ее нужно было одолеть, ослабить, заставить отказаться от проведения активной внешней политики. Англия и Пруссия практически навязали тогда ей войну со Швецией, затянувшуюся до 1790 года и поколебавшую русское влияние как в Польше, так и в Европе. А к 1791 году возникла непосредственная угроза войны между Россией и Англией. Ее причины взрастали годами ранее.

В 1760—1770-х годах XVIII века большинство английских политиков, включая крупнейшего из них – В. (Уильяма) Питта-старшего, считали Россию и Англию «естественными союзниками» по целому ряду экономических и международных причин. Россия поставляла на английский рынок лен, пеньку и мачтовый лес. Ввоз пеньки в Англию (без Шотландии) составлял в 1790-х годах 70–75 процентов всего ввоза. Русские товары занимали в те годы первое место в английском импорте [1].

Во внешней политике обе страны стремились к изоляции Франции, в которой назревала пугающая европейских монархов революция. Однако в борьбе России против Турции, против наступления последней на христианский европейский континент английские политические деятели увидели опасность для своих морских интересов. Победы Российской империи в Русско-турецкой войне 1768–1774 годов (разгром П.А. Румянцевым турок при Ларге и Кагуле, их флота Ф.Ф. Ушаковым – в Чесменском сражении, занятие Крыма), которая завершилась Кючук-Кайнарджийским миром, укрепляли ее позиции на Черном море и обеспечивали возможность проникновения в Средиземноморье. Но замена на Ближнем Востоке французского влияния на русское не входила в планы британских политиков. Англия активно выступала против независимости Крыма, Молдавии и Валахии, против передачи России одного из островов в Архипелаге, против свободного прохода ее флота через Дарданеллы.

Ослабевшая на тот момент предреволюционная Франция уже не являлась для Англии серьезным соперником на международной арене, и Турция становилась открытой для английского влияния. Но начавшаяся в 1787 году Русско-турецкая война изменила соотношение сил на Востоке.

Ш.Ф. Клеман. Портрет короля Фридриха-Вильгельма II Гравюра

Не сомневаясь в победе России над Турцией, российский посол в Лондоне граф Семен Романович Воронцов в дипломатической переписке с императорским двором напоминал Петербургу, что в течение шести лет Франция отправляла туда «канонеров, инженеров, строителей кораблей и… офицеров» [2], существенно повысив ее военные возможности. Правда, сама Франция не желала, чтобы Турция воевала с Россией, памятуя, что «сии шалуны скорее могут быть двигнуты, нежели удержаны в начатом движении» [3]. Когда же военные действия начались (в 1787 году Турция в ультимативной форме потребовала от России возвращения ей Крыма и ряда территорий, утраченных в предыдущей войне), Франция обвинила Англию в желании поссорить ее с Россией.

К. Капидаглы. Портрет султана Селима III

А. Рослин. Портрет короля Густава III

Будучи высокообразованным человеком, граф С.Р. Воронцов надеялся, что императрица Екатерина Великая не пошлет российскую морскую эскадру в Архипелаг, оставит Грузию, а на Дунае и Черном море нанесет «наичувствительный вред врагам нашим. Лучше в двух частях тела бить дубиною, нежели палками щекотать по разным частям онаго. Разделяясь, мы везде будем слабы» [4]. Отправляя депеши в Петербург, он предлагал запретить пребывание в Севастополе иностранных консулов, купцов и торговых судов, как это делается в военных портах Англии, Франции, Испании. По его сведениям, там под видом купцов и негоциантов были свиты целые «гнезда шпионов» [5].

Г. Гейнсборо. Портрет Уильяма Питта-младшего

Неизвестный художник. Портрет ГЛ. Потемкина

Во время беседы с английским королем Георгом III граф Воронцов лично убедился в том, что британцы подробно информированы о численности и командном составе русских армий. И даже высказали удивление, что «князь Потемкин имеет превеликую, а граф Румянцов весьма пред оной малую» численность войск [6]. По сведениям посла, Англия активно вооружается, но при этом не собирается воевать с Францией, что для России было бы весьма выгодно. И предупреждал Петербург в мае 1789 года, что при всех достоинствах премьер-министра В. (Уильяма) Питта-младшего, его уме, красноречии, бескорыстии и твердости, он человек с двумя сильными пороками – лукавством и необузданной жаждой власти. Чтобы удовлетворить свое властолюбие, он пожертвует всем, даже интересами Англии. Главное для него – сохранить дружбу королевы, а для этого нужно поддерживать Берлин. Русский посланник ратовал за нейтрализацию, смягчение негативного отношения англичан к России, вызванного правилами так называемого «вооруженного нейтралитета».

А. Бартч. Штурм крепости Очаков в декабре 1788 г. Раскрашенная гравюра

Однако политическая ситуация изменилась в результате успешных военных операций на суше A.B. Суворова (Рымник, Измаил и др.), Г.А. Потемкина (Очаков), Н.В. Репнина (Мачинское сражение) и на море Ф.Ф. Ушакова (Керченское и др. сражения). Еще более она обострилась после того, как Лондон узнал о планах примирения России с Турцией и о возможном создании союза России, Австрии, Франции и Испании в противовес союзу Англии, Голландии и Пруссии. В Лондоне версию о вероятности такого политического сотрудничества усиленно распространяла Пруссия, подчеркивая при этом значимость установления тесных взаимоотношений между Россией и Испанией. Подпитывали ее, скорее всего, сведения о том, что в начале мая 1790 года из Петербурга уехала греческая делегация. Ее члены говорили Екатерине II: «…мы будем тем, чем были наши предки. Руины наши взывают к Вам о нашем величии». Греки намекали на возможность поднять восстание и с помощью России изгнать турок из Европы.

В письме от 4 января 1791 года вице-канцлер И.А. Остерман сообщал С.Р. Воронцову, что английский посланник в России Ч. Уитворт получил из Лондона распоряжение повторить предложение о примирении России с «Портою Оттоманскую… и подкрепить оное уведомлением, что британский двор согласен на учинение равного» [7]. Однако выдвинутые при этом условия были абсолютно неприемлемы для России. Но, не желая усиливать политическое противостояние, Петербург уже в начале февраля просит своего посланника в Британии выступать везде, где это возможно, с разъяснениями и заявлениями, что Россия не собирается посылать флот в Средиземное море и что подобную информацию распространяют те, кто желает поссорить Россию с Англией [8].

В переписке с царским двором С.Р. Воронцов предлагал опубликовать документы, отражающие позиции Петербурга и Лондона по вопросу мира с Портой, с целью доведения их содержания до членов парламента и простых англичан. Императрица одобрила предложение русского посланника, согласившись, что нужно выводить английскую нацию из «ослепления»

[9]. И в июне 1791 года И.А. Остерман содействовал С.Р. Воронцову в опубликовании копий дипломатических документов по русско-английским отношениям начиная с 1788 года.

При этом несколько ранее, в письме от 15 (26) февраля 1791 года, вице-канцлер сообщил в российское посольство в Лондоне, что Екатерина II объявила Ч. Витворту (Уитворту) о невозможности согласиться с английским предложением о примирении с Турцией. В свою очередь Остерман при встрече с английским посланником говорил, что Турция на «умеренные» условия не согласна и виновницей продолжения военных действий, скорее всего, будет не Россия [10]. В то же время послы Англии, Пруссии и Голландии буквально атаковали русский двор с предложениями своих правительств о примирении воюющих сторон. В одной из таких бесед с голландским посланником вице-канцлер был вынужден заметить, что если бы «другие не препятствовали, то давно сей мир был бы» [11]. Действия В. Питта-младшего в это время показывали, что правящий кабинет Англии ни при каких условиях не собирался прекращать давление на Петербург, требуя незамедлительного (но на условиях, выдвинутых Британией и ее союзниками) прекращения войны с Турцией. Отправленный в марте 1791 года в Берлин проект британского ультиматума о прекращении войны с Турцией предусматривал, к примеру, отказ России от Очакова и района между Бугом и Днестром. Чтобы сделать Екатерину более сговорчивой, премьер-министр решил даже отправить английские боевые корабли в Черное и Балтийское моря и просил палату общин предоставить военные кредиты для усиления флота.

Однако российская императрица не думала отступать от своих планов. В случае объявления Англией войны с Россией она намеревалась запретить ввоз английских товаров и приказать подданным Британии выехать из страны.

Английское правительство было уверено, что война с Россией неизбежна, и собрало огромные морские силы: 36 линейных кораблей, 12 фрегатов и столько же бригов и куттеров [12].

В этой ситуации С.Р. Воронцов совершил весьма дерзкий для дипломата поступок. Он открыто заявил министру иностранных дел Британии герцогу Ф. Лидсу, что сделает все, чтобы помешать «несправедливой и вредной для обеих стран войне». Обращаясь к нему, российский посланник говорил, что он слишком хорошего мнения об английском здравом смысле и потому не может «не надеяться, что громкий голос общественного мнения заставит вас отказаться от этого несправедливого предприятия» [13].

С.Р. Воронцов активно посещал лидеров оппозиции, некоторых членов нижней палаты, влиятельных представителей торговых кругов. В беседах с ними объяснял, что Англия, ее торговля, банки понесут огромные убытки как от войны, так и от прекращения торговли с Россией.

Настроение широких кругов английского общества нашло отражение в деятельности партии вигов, выступавшей против захватнических войн Британии. В лице своих блестящих ораторов и публицистов Ч.Дж. Фокса, Р.Б. Шеридана, Ф. Фрэнсиса она постоянно разоблачала в парламенте воинствующую политику Питта-младшего и его кабинета. Особенно доставалось правящей партии за ведение территориальных захватов в Индии и за направленность против России англопрусского союза.

Один из видных представителей оппозиции Грей, внесший в палату общин запрос о подготовке к войне с Россией, говорил: «Наша торговля с Россией всегда была наиболее выгодной. Она снабжала материалами наши мануфактуры и была отличным питомником для наших моряков. Наш экспорт в Россию доходил ежегодно до 2 миллионов фунтов стерлингов, а наш импорт – 1 миллиона. Пошлины на экспортную торговлю составляли ежегодно 300 тысяч фунтов стерлингов. В этой торговле было занято свыше 350 кораблей, почти сплошь, за исключением четырех-пяти, британских. Спросим: мудро ли, осмотрительно ли прерывать такую торговлю» [14].

С просьбой воздействовать на представителей английского кабинета министров и реально оценить негативно складывающуюся обстановку С.Р. Воронцов обратился к одному из наиболее влиятельных представителей партии вигов, великолепному оратору Ч.Дж. Фоксу. «Господин Фокс говорил как ангел, – писал Воронцов брату после парламентских дебатов в марте 1791 года. – Он доказал, что этот проклятый вооруженный нейтралитет, из-за которого здесь так озлоблены против России, был делом рук берлинского двора, что и шведский двор принял в этом большое участие, и однако ж здесь упорно поддерживают оба этих двора и лишь к России все время придираются» [15].

Посол отправил в Петербург текст одной из речей Фокса. В ответ Екатерина II попросила заказать бюст политика из белого мрамора, чтобы установить его в своей колоннаде между бюстами Демосфена и Цицерона. В своей переписке с Петербургом С.Р. Воронцов старался быть очень осторожным, ибо письма из России вскрывались в Лондоне, о чем он предупреждал и канцлера A.A. Безбородко. Так, весь Лондон обсуждал желание Екатерины II иметь бюст господина Фокса, хотя подобная просьба русской императрицы содержалась в личном послании Безбородко к Воронцову.

Английский премьер-министр, оскорбленный подобным вниманием Екатерины к своему политическому сопернику, стал распространять слухи о якобы имеющихся тайных отношениях Фокса с Россией. Один из друзей Питта-младшего даже передал доктору С.Р. Воронцова совершенно невероятное предположение о том, что «если господин Фокс сожжет Аглицкий флот, то императрица Российская сделает ему еще… отличность» [16].

В то же время число оппонентов Питта и их давление на общественное мнение возрастали в Англии с каждым днем. И премьер-министр был вынужден срочно отправить спецпосланника вдогонку курьеру, отправленному в Петербург с нотою, в которой России объявлялась война, в случае если она немедленно не заключит мира с Портой и не возвратит ей всего завоеванного в турецких пределах. Однако, даже отозвав курьера, он продолжал вооружать флот в Портсмуте.

Понимая, что праздновать победу еще рано, С.Р. Воронцов рассылает по мануфактурным центрам Англии записки и брошюры, в которых разъясняет гражданам, что прекращение торговли с Россией приведет нацию к разорению [17]. Как отмечает в своем исследовании А.М. Станиславская, «используя богатый статистический материал, подобранный С.Р. Воронцовым и его сотрудниками, авторы брошюр «Состояние народное» и «Обращение к английскому народу» доказывали исключительную выгодность для Англии торговли с Россией… На первый план выдвигались особые трудности войны с Россией, неуязвимой вследствие своего географического положения; указывалось, что английский флот окажется бессильным противу креплений Ревеля и Кронштадта, а русские солдаты стоят несравненно выше прусских» [18].

Личный секретарь Воронцова в посольстве швейцарец Жоли и член Королевского общества, доктор церковного права Оксфордского университета, лингвист и литератор Дж. Пэрадайз имели прямое отношение к сбору фактических и цифровых данных для российского дипломата и к войне памфлетов. Так, по просьбе С.Р. Воронцова Жоли подготовил французский текст, а Пэрадайз перевел на английский язык памфлет, имевший название «Серьезное рассмотрение причин и последствий нашего теперешнего возмущения против России», который получил широкое распространение. Пэрадайз, имевший обширные связи в литературных и научных кругах Лондона, помог русским дипломатическим работникам обзавестись нужными знакомствами в британской столице [48]48
  В октябре 1791 года в Петербурге принято решение о выплате литератору Пэрадайзу «за разные услуги до наук касающееся <…>» ежегодной пенсии начиная с 1792 года (АВПРИ ИДД МИД России. Ф. 36. Он 1. Д. 459. Л. 2).


[Закрыть].

В этот тревожный период заслуга графа С.Р. Воронцова заключалась в том, что подготовленные им в большом количестве брошюры увидели свет раньше изданий, пропагандировавших антироссийскую политику правительства. И в апреле дипломат с удовлетворением сообщал своему брату графу А.Р. Воронцову, что в Лондоне нет еще ни одной брошюры, защищающей политику В. Питта.

Российский посланник сумел весьма результативно воздействовать на общественное мнение Англии [19]. 10 апреля в Манчестере состоялось собрание (митинг), созванное «по требованию многих значительных негоциантов, мануфактуристов и других». Основные пункты его резолюции сводились к тому, что Великобритания, будучи страной с тяжелыми налогами и огромным долгом, не должна включаться (без особой на то необходимости) в военные действия. Все союзные договоры, которые вовлекают страну в конфликты с народами континента, вредны для Великобритании. Участники собрания пришли к выводу, что для участия страны в войне с Россией нет достаточных оснований, и потому представители графства в парламенте должны выступить против возложения на народ нового военного бремени. 19 апреля участники очередного митинга приняли резолюцию, требующую от представителей Манчестера в парламенте голосовать против военных кредитов.