Текст книги "Жизнь и дипломатическая деятельность графа С. Р. Воронцова"

Автор книги: Оксана Захарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

28 апреля манчестерская резолюция была поддержана участниками митинга в Вексфильде. При этом отмечалось, что вывоз шерсти в Россию из графства Йорк достигает 200–300 тысяч фунтов стерлингов. И потеря русского рынка нанесет серьезный удар по интересам графства [20]. В Нориче, Лидсе, Манчестере проходили публичные собрания, печатались прошения к парламенту, выражающие протест против деятельности министерства в отношении России. Избиратели обращались к своим представителям с требованием сместить Питта с поста премьер-министра. В Лондоне на стенах домов появились надписи: «Не хотим войны против России». Ежедневно более 20 газет печатали антивоенные статьи, негласными авторами которых были помощники Воронцова, работники посольства, объяснявшие британцам крайнюю невыгодность конфликта с Россией [21].

Несколькими днями ранее, 15 апреля того же года, Ч.Дж. Фокс заявил в парламенте, что для Англии рост влияния России не представляет никакой опасности, так как «обширность ее территории, незначительность ее доходов и небольшая плотность населения делают ее могущество для нас совершенно не опасным». Используя подобранные Воронцовым для выступления документы, он доказывал, что Очаков – это не повод к войне с Россией. А будущий лидер оппозиции Грей отметил, что взятие русскими Очакова не обеспечивает России господства над днестровской навигацией.

Нараставший как снежный ком политический кризис вынудил Питта отступить и пойти на уступки оппозиции. На заседании кабинета было решено не отправлять британские корабли в Черное море и на Балтику, а также не предъявлять ультиматум России. Подписавший его герцог Лидс 21 апреля ушел в отставку.

На следующий день российский посол писал в Петербург: «Все сие происхождение, имевшее вначале толь неприятный вид, взяло оборот, весьма счастливый для наших интересов» [22].

Как справедливо отмечает в своем исследовании профессор Э.Г. Кросс, русская дипломатия при С.Р. Воронцове была весьма «зрелой» [23]. В 1791 году посланник так энергично работал и так умело выстраивал взаимоотношения с английскими политиками и торговыми компаниями, что сумел серьезно повлиять на прессу, издательства и главное – на общественное мнение. Все это и яркие выступления в парламенте членов оппозиции породили недоверие к политике правящего кабинета даже у сторонников Питта.

С.Р. Воронцов все более заручался поддержкой членов верхней палаты – сторонников лидера оппозиции Фокса. Последний так увлекся борьбой, что отправил в Петербург своеобразного «посла от оппозиции» Р. Адэра, хотя в это же время представитель правительства У. Фоукнер вел переговоры с Екатериной II. Воронцов дал Адэру, человеку умному, образованному, подающему большие надежды, рекомендательные письма к своему брату, а также к графу A.A. Безбородко и князю Г.А. Потемкину [24].

После заключения 29 декабря (по старому стилю) 1791 года мира с Турцией российский посланник в Англии, одобряя жесткие, защищающие интересы России действия государыни, писал в Петербург канцлеру A.A. Безбородко: «Твердость есть наипервейшее качество человека: разум и знания без оного ничего не значат; напротив того, делают презренным того, который с проницанием и науками имеет дух ребячий» [25]. Воронцов любил повторять, что «нет славнее и полезнее мира, как под мечом подписанного». Имея в виду, что не может быть никакого перемирия со Швецией, во время которого она получит материальную поддержку из Турции [26].

И.Б. Лампи-старший. Портрет А.А. Безбородко

События весны – лета 1791 года, именуемые Очаковским кризисом, стали началом строительства новых взаимоотношений между Россией и Англией. В то же время революционная Франция, вопреки ожиданиям Англии, не отказалась от активной внешней политики. В результате многообразных политических коллизий в феврале 1793 года началась англо-французская война, и В. Питту потребовался могущественный союзник в лице Российской империи. Именно тогда С.Р. Воронцов сделал все возможное для сближения России и Британии.

После того как в марте 1793 года была подписана англо-русская конвенция, направленная против охваченной революцией Франции, британский премьер-министр В. Питт-младший заявил С.Р. Воронцову: «Европа спасена, раз две наши страны достигли согласия» [27]. В том же году русскому посланнику Петербург передал полномочия по заключению договоров, ограждающих Россию и Европу от французского революционного влияния [28].

Шампион. Прибытие короля. Литография, 1789 г.

Для представителя высшего круга царского двора, преданного императрице и своему Отечеству графа С.Р. Воронцова, революция – это «зараза», на борьбу с которой должны выступить, как он считал, все европейские государства. В одном из своих писем к A.A. Безбородко он предлагал следить за приезжающими в Россию французами, так как, «напоенные французским ядом», они могут устроить беспорядки. По его мнению, если Народное собрание Франции не освободит Людовика XVI и всю королевскую фамилию, то все государства должны запретить въезд на свою территорию не только членам правительства, но и любым гражданам, присягнувшим Народному собранию Франции. И ни один корабль под французским флагом не должен заходить в иностранную гавань. Королевской же партии следует оказывать всяческое покровительство [29].

П.-Г. Берто. Панихида по погибшим при взятии Бастилии. Офорт XVIII в.

Ситуацию, которая сложилась во Франции после революции, С.Р. Воронцов называл «развратом французских дел», но именно она, полагал он, сделала англичан весьма осторожными, вселила им еще большую уверенность в необходимости соблюдения английских законов и традиций. В послании к вице-канцлеру графу Остерману он отмечает, что Англия, в отличие от Франции, Нидерландов и некоторой части Германии, не заразилась разлагающими людей и общество идеями «французских апостолов» [30].

23 января 1793 года Лондон узнал о казни Людовика XVI. Сообщая об этом в Петербург, граф Воронцов писал: «Сии проклятые злодеи и изверги вскоре получат достодолжное наказание, ибо сильная туча собирается здесь на них, которая будет их карать без всякой пощады». С.Р. Воронцов подчеркивал в своей реляции от 25 января 1793 года, что события во Франции очередной раз продемонстрировали Европе, что в Англии «<…> не партер и не ложи господствуют в театрах, и верхняя галерея, составленная из самого низкого класса народа, который повелевает и дает законы <…>, и сей то класс принял с ужасом, жалостию и негодованием известие о убиении короля французского <…>» [31].

В Лондоне оплакивали короля Франции, а в Париже, в день казни Людовика XVI, были открыты все театры.

Являясь сторонником теории «аристократического преобладания», С.Р. Воронцов полагал, что истинные сыны Отечества могут появиться только в среде, где привыкли дорожить именем предков, и потому русское дворянство необходимо усилить в его сословных привилегиях: «Point de nobles, point de monarchy» («Без дворянства нет монархии», – говорил он) [32]. И «лучшее» управление было у него синонимом командования «лучших» людей (высшего сословия) остальными гражданами страны [33].

Подписанный Россией и Великобританией в 1793 году документ о совместном противостоянии Франции включал пункт о ее морской блокаде. Это соглашение, по мнению английского короля Георга III, полностью разрушало «всю русскую систему «вооруженного нейтралитета», которая в последней войне оказалась самой враждебной из всех мер, предпринятых против нас какой-либо страной» [34]. В феврале 1795 года был заключен англо-русский оборонительный союз, который сыграл важную роль в ходе агрессии Наполеона.

Ночь с 14 на 15 июля 1789 г. Литография

П.-Г. Берто. Смерть начальника жандармерии. 14 июля 1789 г. Гравюра

Блангиар. Смерть Марата. 1793 г.

П.-Г. Берто. Снятие статуи Людовика XIV. Гравюра

Как известно, внешнюю политику Англии во многом определяли ее торговые интересы. В 1794 году Петербург получил сообщение о взятии англичанами острова Святого Доминика, в порту которого оказались 22 французских корабля, груженных сахаром и кофе. Захват этой территории создавал для Британии наиболее благоприятные условия для поставок подобного товара в Европу. А отсутствие конкурентов в торговле им позволяло англичанам устанавливать на эту продукцию любые цены.

18 апреля 1794 года из Лондона отослано сообщение о взятии Мартиники и об отправке к Корсике 2 тысяч неаполитанцев. В том же месяце Петербург получил депешу о том, что на первом заседании после Пасхи английского парламента было объявлено о заключении договора между Англией, Голландией и королем Прусским. Пруссия обязалась оставить войско (62 тысячи человек) в распоряжении Англии и Голландии.

Петербург регулярно получал из Лондона сообщения о состоянии дел в английском парламенте, перестановках в правительстве и действиях английского флота. В своей деятельности посол России в Великобритании руководствовался не личными симпатиями или антипатиями, а интересами Отечества. И когда бывший его союзник Ч.Дж. Фокс будет ратовать за прекращение войны с Францией, Воронцов не поддержит его и резко отрицательно оценит занятую им позицию.

На протяжении всей своей дипломатической карьеры С.Р. Воронцов постоянно подтверждал своими поступками некогда сказанные им слова: «…я не придерживаюсь никакой партии, кроме партии моего Отечества… я – Русский и только Русский» [35].

Канцелярия посольства

В период Очаковского кризиса «министерство Воронцова» в Лондоне действовало твердо и решительно. Дипломатическая победа 1791 года вряд ли бы состоялась без сплоченной работы сотрудников посольской канцелярии, каждый из которых отличался высоким профессионализмом [49]49
  Фиксированного штата русского посольства не существовало до 1779 года. В 1711 году у Куракина был только секретарь и копиист; штат Кантемира менялся от пятырех до семерых сотрудников. В 1779 году численность посольства была установлена в шесть человек: один советник посольства, два титулярных советника, один переводчик и двое стажеров. Чиновники посольства постоянно находились в долгах. При Петре I секретарь посольства в Лондоне получал 300 рублей, при Елизавете – 400–600 рублей. Почти все посольские расходы, включая отправку дипломатических писем, происходили за счет личных средств С.Р. Воронцова. Только в 1795 году С.Р. Воронцов осмелился напомнить властям, что его финансовое положение весьма плачевно, и потому он просит императрицу оплатить хотя бы почтовые расходы – 200–300 фунтов стерлингов (Архив князя Воронцова. Кн. 16. С. 243–244). Благодаря стараниям С.Р. Воронцова содержание посольских чиновников было увеличено к концу столетия. По штатам 1800 года – 2500 рублей для секретаря и по 1000 рублей для двух канцелярских служителей.


[Закрыть].

Одним из ближайших помощников Семена Романовича был сын украинского священника Яков Иванович Смирнов, которого многие современники считали одним из выдающихся сотрудников канцелярии российского посольства [50]50
  В 1776 году протоиерей Андрей Афанасьевич отец Самборский, будучи в Харькове, выбрал, согласно разрешению Белоградского епископа Аггея, несколько молодых людей для несения церковной службы в Лондонской церкви и для обучения земледелию. В их число попал и Яков Линицкий. Но по пути от Харькова до Петербурга Самборский убедил молодежь, что некоторые столичные чиновники не расположены к украинцам и поездка в Англию может не состояться. Поэтому в Москве фамилии отобранных были изменены. Так Яков Линицкий стал Яковом Смирновым (lenis по-латыни означает тихий или смирный) (Русский архив. 1879. С. 355–356).


[Закрыть].

По мнению графа Е.Ф. Комаровского, «При нашей миссии в Лондоне изо всех чиновников один был только человек замечательный: это священник нашей церкви Яков Иванович Смирнов: он был употребляем и по дипломатической части». Смирнов «человек очень умный, знает хорошо латинский язык, говорит по-французски, по-немецки, по-английски и (если не ошибаюсь) по-итальянски, – много читал и сам переводит и сочиняет. Он любит англичан до чрезвычайности; за то и англичане любят его. Не думаю, чтобы он захотел жить где-нибудь в другом месте, кроме Лондона», – писал журналист и писатель П.И. Макаров, посетивший русского священника в 1795 году. Описывая внешность Якова Ивановича, он отмечал его статность, высокий рост, стройность, элегантность костюма; «<…> словом сказать: молодой, хорошо воспитанный лорд <…>» [!]. Внешности Смирнова соответствовали и внутренние качества; доброту и заботливость Якова Ивановича отмечали П.И. Сумароков, А.И. Тургенев, Ф.И. Иордан. Желая улучшить финансовое положение сотрудника своей канцелярии, Воронцов в 1786 году в одном из писем к Безбородко просил «исходатайствовать <…> от милостивой и великодушной нашей Государыни награждение и некоторую годовую помочь.

<…> Он (Я.И. Смирнов. – Авт.)действительно в нужде находится, имея жену и пятеро детей <…>» [2]. Семен Романович характеризовал своего помощника как человека деятельного, знающего, пользующегося уважением не только среди соотечественников, но и представителей английского общества». В его обязанности входил поиск учителей для россиян, отправка инструментов для учебных заведений, а в особых случаях даже шифровка корреспонденции.

Я.И. Смирнов был посвящен при Павле I в рыцари ордена Святого Иоанна, а затем состоялось ошеломляющее решение императора. После ухода в 1800 году с посольского поста С.Р. Воронцова священник был назначен поверенным в делах России в Лондоне. Воронцов считал, что, несмотря на многочисленные обязанности Смирнова, главная его задача – сохранение православной церкви. В 1817 году Святейший синод удостоил Я.И. Смирнова сана протоиерея.

С.Р. Воронцов высоко ценил не только профессиональные, но и нравственные качества своих подчиненных. Несмотря на «каторжную», по его словам, работу сотрудников канцелярии в 1791 году, они, не получив повышения по службе, не покинули посольства. И это несмотря на то, что перевод его подчиненных в другие миссии гарантировал им карьерный рост. С.Р. Воронцов считал, что власть оказалась наиболее несправедливой к одному из сотрудников посольства – Василию Григорьевичу Лизакевичу, который, работая в Лондоне тридцать три года, неоднократно исполнял должность поверенного в делах. Семен Романович просил Петербург при увольнении его со службы учесть имеющиеся заслуги, возраст и разрешить остаться жить в Англии с сохранением жалованья [3].

С.Р. Воронцов считал Василия Григорьевича чрезвычайно способным сотрудником, одним из лучших шифровальщиков, который «скорее пустит себе пулю в лоб, чем продаст наши шифры» [4].

В 1800 году В.Г. Лизакевич ненадолго возглавил посольство, но вскоре был назначен посланником в Копенгаген. 10 октября 1800 года он писал Воронцову: «Теперь я еще лучше прежняго вижу и чувствую, что не будет для меня нигде счастия, как в Англии и под покровом вас, безпримерного моего благодетеля» [5].

В канцелярии С.Р. Воронцова служил также будущий первый директор Царскосельского лицея В.Ф. Малиновский, выпускник Московского университета, служащий Коллегии иностранных дел. В 1789 году он, по его словам, «выпросился к Лондонскому послу, желая познать государство, славимое мудростью и счастьем своего правления и жителей, не заботясь о выгоде службы» [6]. Прослужив в Лондоне два года, В.Ф. Малиновский возвратился в Россию с отличной рекомендацией и, ссылаясь на положительный отзыв о нем посланника, просил канцлера о вакансии экспедитора российского языка. (Его женой была дочь священника A.A. Самборского, много лет прослужившего в русской церкви в Лондоне, и жены-англичанки.)

В загородном доме С.Р. Воронцова в Ричмонде В.Ф. Малиновский закончил первую часть книги «Рассуждение о мире и войне». Истинный герой, по его мнению, это мудрый законодатель, принесший народу мир и благополучие. «Англичане, – писал он, – пользуются всеобщим в Европе уважением, сему они одолжены своим великим людям в добродетелях, благоустройству своего правления и личным своим свойствам» [7]. После отъезда из Лондона он работал секретарем русской делегации на переговорах в Яссах в 1792 году.

Для господина Фокса текст Ясского договора переводил на французский язык В.П. Кочубей, племянник всемогущего графа Безбородко. В Лондоне Кочубей находился с ранней весны 1789 года до начала января 1791 года. Через год после учебы и путешествия по Франции и Швейцарии он вернулся в английскую столицу. Если в 1789 году в одном из своих писем

С.Р. Воронцов писал, что Кочубей принадлежит к числу перспективных молодых людей, то уже через четыре года 6 июля (25 июня) 1793 года в письме к П.А. Зубову он дал блестящую характеристику В.П. Кочубею, который, по его словам, будучи в Лондоне, усердно занимался наукой и своим образованием. В результате он не только овладел французским, немецким и английским языками, но и хорошо изучил политическую ситуацию в Европе. «Скромное его поведение увенчивает его достоинства и привлекло личное к нему уважение людей почтенных. На двадцать пятом году он имеет постоянство человека сорокалетняго» [8]. Впоследствии Кочубей войдет в Негласный комитет, членов которого (А. Чарторижского, П. Строганова, Н. Новосильцева и В. Кочубея) связывала, кроме всего прочего, любовь к Англии. Причем Кочубей «лучше других знал состав парламента, права его членов, прочитал всех английских публицистов и, как львенок Крыловой басни, собирался учить зверей вить гнезда», – писал о нем мемуарист Ф.Ф. Вигель [9].

Кочубей и Малиновский были родом с Украины. Как уже говорилось, С.Р. Воронцов считал, что только русские аристократы и дворяне (он не делал различий между русскими и украинцами) способны занимать высшие дипломатические должности. Он даже писал в Петербург, что необходимо изгонять из Коллегии лиц, презирающих русский язык и «все, что есть

Русское», и сверх того погруженных «в самую развратную жизнь». Подобные сотрудники не годятся для дела, кроме как «сообщать шведским и прусским министрам, что в коллегии делается» [10].

На протяжении всей своей службы граф С.Р. Воронцов постоянно отстаивал интересы сотрудников своей канцелярии. В 1795 году произошла странная история с поощрением за усердный труд подштатного секретаря посольства господина Бордеса, которому из Петербурга через английского посла были переданы 1000 червонцев и табакерка с вензелем. Но господин Ч. Витворт, как сообщал графу И.А. Остерману Воронцов, решил, что эти деньги предназначены канцелярии. В результате Бордес разделил предназначавшуюся ему сумму между сотрудниками посольства. Учитывая, что в его ведении находится переписка с северными странами, что своей учтивостью, а главное, «откровенным расположением в пользу России», к тому же как отец шестерых детей, он заслужил предназначавшееся ему вознаграждение, Семен Романович просил Петербург найти для честного служащего «вторую сумму» [11].

Посол не стремился к расширению постоянного штата сотрудников своей канцелярии, так как ее финансирование было весьма умеренным. В то же время большой круг обязанностей не позволял сократить численность посольства. По мнению Воронцова, число служащих в посольской канцелярии ни в коем случае не должно быть уменьшено, так как все четыре ее сотрудника «безперерывно упражнены чтением, переводами и выписками». Кроме того, они занимаются вопросами своеобразной «опеки» учеников, присылаемых в Англию Адмиралтейств-коллегией для обучения кораблестроению, [12] и русскими офицерами, проходящими службу на британском флоте. С.Р. Воронцов в 1797 году просил графа A.A. Безбородко не только оставить под его началом Лизакевича, Назаревского, Смирнова и Сиверса, но и похлопотать перед государем об их награждении [13]. Он умел подбирать людей для своего окружения и для работы. Это умение он затем передал своему сыну. В XIX веке существовало понятие «чиновник воронцовской школы».

Комиссионер Их Величеств

С первых дней своего пребывания в Лондоне С.Р. Воронцов тщательно изучал не только английскую политическую систему, но и нравы, вкусы, увлечения представителей различных социальных слоев лондонского общества.

В августе 1786 года в ответ на просьбу Петербурга найти для службы в России способного шифровальщика Семен Романович сообщал, что в Лондоне трудно разыскать талантливого математика, к тому же хорошо знающего французский язык, потому что здесь «все занимаются <…> Парламентом, торговлею, мануфактурами и весельями» [1]. Математики конечно же есть, писал он, и весьма способные, но в большинстве своем это состоятельные английские аристократы, для которых алгебра – забава, а потому они ни за что не покинут своего отечества. Искать специалистов, по его мнению, нужно в Кембридже или Эдинбурге. Помощники Воронцова выбирали для службы в России «лучших из лучших». Официальной версией потребности поиска математика была необходимость найти для великих князей талантливого преподавателя-«алгебраиста» [2].

Когда же наш посланник начал хлопотать в Англии о приглашении «искусных алгебраистов», из Оксфорда сообщили, что там «дивятся», каким образом в России, «имея у себя Фусса, Суворова и Никитина, еще ищут четвертого алгебраиста; и при сем случае, восхваляя весьма первого, как уже известного во всем ученом свете, весьма похваляют тоже господ Никитина и Суворова, кои в Оксфорде меж искусными математиками и алгебраистами почитались», в особенности последний. На самом же деле «алгебраист» понадобился не только для научных целей, но и для составления шифров.

В то время в высшем английском обществе мода (в самом хорошем смысле этого слова) на занятия науками была столь популярна, что для получения новейших изданий следовало лично знакомиться с автором.

С.Р. Воронцов сумел заслужить уважение и установить дружеские отношения с представителями аристократических и научных кругов Лондона. И здесь немаловажную роль сыграли давние связи Семена Романовича, которые сохранились еще со времен его заграничных путешествий и службы в Венеции. Одним из тех, кто ввел русского посланника в высшее английское общество, был известный математик, хранитель Шотландской печати, любимец короля и двора господин Мекензи, с которым Воронцов часто выезжал в свет. Именно благодаря дружбе с ним Семен Романович сумел отправить в Петербург специально для императрицы уникальную книгу по ботанике лорда Бюта (родного брата Мекензи), написанную им для королевы и напечатанную в количестве 12 экземпляров.

Английские аристократы-ученые, в их числе и лорд Бют, не нуждались в материальном вознаграждении за свой труд, им гораздо больше льстило письмо от русской императрицы, «изъявляющее удовольствие Государыни с некоторыми лестными выражениями к сочинителю» [3]. Подобного внимания желал удостоиться и господин Мартен, который попросил С.Р. Воронцова отправить в дар императрице, великому князю и Академии наук свои книги с гравюрами раковин Тихого океана.

Одновременно с ними Семен Романович передал для императрицы и светлейшего князя труды шотландского ученого лорда Момбодена, получившего в свое время от Потемкина «некие греческие книги» [4]. Труды лордов Бюта и Момбодена, а также господина Мартена были отосланы в Петербург вместе с описанием уникального микроскопа и коллекцией камей [5].

С.Р. Воронцов регулярно отправлял в Россию новейшую научную литературу. При этом он мог критично отозваться о некоторых английских достижениях, позволяя себе весьма едкие замечания. Так, высоко оценивая труд английского доктора Блейна, посвященной морским болезням, он писал Безбородко, что книга заслуживает внимания, так как полезна для российского флота. Но здесь же замечал, что доктор, подписывая книгу Екатерине Великой, «вымарал» в ней один лист. «Сие доказывает, что Англичане хотя много знают, однако не знают еще некоторых придворных благопристойностей» [6].

Будучи в общении доступными и любезными, Воронцовы при этом никогда не забывали о своем аристократическом происхождении. В 1799 году дипломат писал обер-камергеру графу Н.П. Шереметеву, что не может вести переговоры с актерами в Лондоне о приезде их в Россию: «…я уклоняюсь от поручения, которое столь выше моих способностей, чтобы его хорошо исполнить, и столь ниже моего образа мыслей» [7]. Этим ответом С.Р. Воронцов дал понять, сколь неуместна такая просьба. В повторном послании Шереметев заметил, что за бесчинства актеров отвечает полиция. Они презираемы за свое ремесло, но уважаемы за добрые человеческие качества: «…мы признаем в этих людях только способности, проявляемые на театре, и свойства, которые они выказывают в наших передних». Далее он пояснял, что «написал, побуждаемый близкими отношениями, бывшими между вашим братом и мною» [8]. А.Р. Воронцова и Н.П. Шереметева в разные периоды их жизни сближало служение искусству. Театры Шереметьева в Кускове (а затем в Останкине) и Воронцова в имении Андреевском по праву считались одними из лучших в России. Не следует думать, что граф С.Р. Воронцов не разделял увлечения брата театром.

В одном из писем к нему (1795 год) Семен Романович благодарил «нашего» доброго друга господина де Лафэрмьера (секретаря и библиотекаря Марии Федоровны) за его письмо с изображениями элементов декорации театров графа Шереметева, князя Волконского и графа А.Р. Воронова [51]51
  «Душесильный», по отзывам современников, человек, обладавший «кремниевым» характером, А.Р. Воронцов имел оркестр, исполнявший симфонии и концерты. В 1776 году князь П.В. Урусов арендовал дом графа Воронцова на Знаменке и организовал с М.Е. Медоксом постоянный московский театр в специальной деревянной пристройке.


[Закрыть]. Одновременно он отмечал, что «актеры этих театров превзошли его замысел и сделали это прекрасно» [9].

Если для его брата главными увлечениями были литература и театр, то можно утверждать, что С.Р. Воронцов предпочитал живопись [52]52
  Свое увлечение он передал сыну. Дворец генерал-губернатора графа М.С. Воронцова в Одессе украшали произведения Ван дер Неера, Ватто, Боровиковского, Воробьева, Орловского, Рокотова, Лампи, Солименко, Свебаха, Тревизани, Миньяра, Нойгасса и других мастеров. Туда же из Англии был перевезен в Одесский дворец портрет С.Р. Воронцова кисти Ричарда Эванса 1828 года.


[Закрыть], которая (особенно портретная) находилась в Англии под особым покровительством королевской четы. (Благодаря Георгу III был основан Британский музей.) Прославленный портретист Томас Лоуренс (1769–1830) создал портрет С.Р. Воронцова [53]53
  Знаменитый Т. Лоуренс портретировал и М.С. Воронцова, чей портрет (как и портрет герцога А. Веллингтона) находился в рабочем кабинете Одесского дворца графа. Выдающийся британский полководец, назвавший М.С. Воронцова «звездою России», был посаженым отцом невесты на его свадьбе в Париже в 1819 году. Бронзовая фигура герцога украшала камин, над которым был портрет супруги генерал-губернатора графини Е.К. Воронцовой работы Дж. Хейтера.


[Закрыть], который в настоящее время находится в Эрмитаже [10]. В свое время художника приглашали поработать в России, но он не захотел покинуть Англию, в отличие от других менее известных собратьев – Р. Бромптона, Д. Хирна, Дж. Уокера, Дж. Аткинсона и Э. Майлса. В середине 1780-х годов XVIII века английская живопись в Эрмитаже была представлена слабо. После того как на это обратил внимание императрицы друг и покровитель другого британского художника, Д. Рейнольдса, лорд Кэрисфорт, Екатерина II решила заказать живописцу картину с сюжетом по его выбору [54]54
  В 1794 году С.Р. Воронцов получил распоряжение императрицы заплатить наследникам покойного художника Д. Рейнольдса за написанную им для Екатерины II картину 1500 гиней (АВПРИ ИИД МИД России. Ф. 36. On. 1. Д. 482. Л. 6).


[Закрыть]. В 1789 году Рейнольдс прислал в Россию два полотна – «Младенец Геракл, удушающий змей» и «Змея в траве» (последнее написано для Г. Потемкина). С.Р. Воронцов был также поклонником английской архитектуры. В частности, он восхищался одним из лучших творений Томаса Харрисона (1744–1829) – ансамблем Честерского замка и рекомендовал архитектора М.С. Воронцову для возведения своих дворцов [55]55
  По мнению целого ряда исследователей, Томас Харрисон был автором первоначальных проектов воронцовских дворцов в Одессе и Алупке, которые оказали значительное влияние на работу Франца Боффо в Одессе и на проект Алупкинского дворца Эдуарда Блора.


[Закрыть].

Петербург получал из Лондона не только библиографические редкости и произведения искусства. Россию интересовали также достижения Англии в области сельского хозяйства. В 1797 году С.Р. Воронцов отправил Ф.В. Ростопчину письмо с проектом обучения ветеринаров [И].

К тому времени Федор Васильевич решил завести в Воронове образцовое хозяйство. Желая применить в нем все новое и полезное, что известно в Европе, он в 1802 году написал С.Р. Воронцову: «Много занимаясь земледелием и помышляя не о своих только барышах, я имею надобность в смышленом англичанине, которого бы мог сделать главноуправляющим в этом имении. Англичане превзошли всех в умении улучшать земли и собирать обильные урожаи. Мне бы хотелось иметь умного фермера, опытного в произращении зернового хлеба и овощей и который умел завести севооборот, сообразный со свойствами почвы; а жена его заведовала бы фермою, коровами, маслом и пр. Я дам нужное ему жалованье, содержание и через три года, когда все будет заведено, шестую долю урожая как с полей, так и с фермы. Я был бы очень доволен получить такого фермера, какой у графа Николая Румянцева: он уже творит чудеса у него в подмосковной. На этих днях жду к себе из Берлина профессора ветеринарной школы; он должен ее устроить здесь» [12]. Возможно, в письме Ростопчина речь идет о знаменитом румянцевском агрономе Роджере, которому сельское хозяйство обязано изобретением особого плуга и который управлял фермой в имении графа – Троицкое-Кайнарджи. Скорее всего, не без помощи С.Р. Воронцова из Англии приехали в Вороново специалист Петерсон и несколько агрономов-механиков.

Для ведения образцового прибыльного хозяйства нужно было разводить особые породы скота. И вновь Ростопчин пишет письмо в Лондон, просит помочь купить и переправить в Россию овец и баранов английской породы. А так как в Англии это было запрещено, причем под страхом смертной казни, то предлагался план их вывоза: «Вам будет очень легко приобрести их на ваше имя, желаю не более 120 овец и баранов. Из находящихся у меня на службе шотландцев один отлично опытен в уходе за скотом, и я мог бы, мешая новую породу с породою шведскою, которой у меня свыше ста голов, получить через несколько лет отличный приплод как относительно шерсти, так и внешней красоты. Можно было бы их переслать с открытием судоходства в Петербург, а оттуда я перевез бы их сюда на подводах» [13].

К 1798 году С.Р. Воронцов сделал все, чтобы добиться разрешения английского правительства на вывоз «тамошних баранов». Из письма князя А.Б. Куракина он узнал, что в Тавриде организован «завод Испанских овец», и для него необходимы бараны из Англии как «привыкшие к холодному климату». Используя связи в аристократических английских кругах, Воронцов добился, чтобы проект, разрешающий вывоз баранов в Россию, был вынесен на обсуждение парламента [14]. После дебатов он получил одобрение. В том же году Семен Романович способствовал отправке из Англии «собрания ботанических растений», сделанного ботаником Фрезером по приказу императора [15].

Ввиду строжайшего запрета вывоза из Англии целого ряда машин и инструментов Воронцов просил Безбородко выслать в Лондон дополнительные шифры для «именования оных инструментов, кои на нашем языке изображены быть не могут». Он объяснял эту просьбу тем, что имеет возможность отправлять необходимые для Адмиралтейства механизмы, но в Лондоне об этом не должно быть известно [16]. Для получения «секретным образом» новейших механизмов посольство попросило Петербург передать в Лондон от 200 до 500 фунтов стерлингов. Одновременно предлагалось письма по этому вопросу не отправлять почтой, а только с курьером [17].

В конце апреля – начале мая 1799 года Петербург получил из Лондона записку о фабричном производстве в Англии. В частности, в ней говорилось, что в Манчестере «бумажные материи отпечатываются вновь изобретенным цилиндром, на котором вырезаны цветы и другие фигуры» [18]. Получая информацию о развитии английской промышленности, Воронцов был обеспокоен состоянием дел на российских фабриках. Он считал, что русское правительство нарушает интересы отечественного производства и неправильно действует в отношении иностранных мастеров. В одном из писем барону Васильеву (в январе 1800 года) Семен Романович выступал, по его словам, не как министр российский в Англии, а как «усердный и верный сын Отечества». Он считал, что за невыполнение долга следует наказывать фабрикантов и членов Мануфактур-коллегии, но, наказывая пять или шесть виновных, мы наносим вред мануфактурам целого государства. Нельзя отбирать пропитание у нескольких сот работников, так как разорятся и виноватые и безвинные [19].

Посол внимательно следил за социальной и экономической обстановкой в России. В своих письмах к Безбородко он не только сообщал о развитии русско-английских отношений, но и анализировал финансовую ситуацию в Отечестве. Его, к примеру, беспокоило, что в некоторых губерниях Российской империи смертность превышает рождаемость, наблюдается понижение доходов от винного производства, он предлагал «умножение ассигнаций» и т. д. [20].

С.Р. Воронцов умел самостоятельно мыслить и обладал независимым характером. Подобные качества в Петербурге не всем приходились по нраву. «На тебя сердятся, – писал в одном из писем Семену Романовичу П.В. Завадовский, – однако ж слышу, примечают, что ты здесь учить хочешь» [21].

Когда в 1792 году англичане решили отправить в Китай особую дипломатическую экспедицию, Семен Романович стал настаивать на отправке туда русской экстренной миссии. Он давал советы, какие подарки везти китайцам и кого назначить главою экспедиции. «Я ведь знаю, – толковал он брату Александру, – что у нас обыкновенно выбирают людей вовсе не с тем, чтобы ими двигать дело, а затем, чтобы двигать их самих, под вывескою дела». С.Р. Воронцов предлагал, например, включить в состав экспедиции А.Н. Радищева, сосланного в Сибирь за его книгу «Путешествие из Петербурга в Москву», чтобы дать возможность проявить себя талантливому человеку. «Осуждение бедного Радищева безмерно огорчает меня. Какой приговор за неосторожную выходку и какое скудное облегчение приговора. Что же после этого оставалось бы сделать за преступление действительное и за явный бунт? Десятилетия ссылки в Сибирь хуже смерти для человека, имеющего детей, которых он вынужден или покинуть, или, взявши с собою, лишить воспитания и будущности. Эта мысль наводит ужас» [22]. Для самого Радищева и его семьи спасением стала дружба с А.Р. Воронцовым. Александр Романович способствовал смягчению приговора и отмене смертной казни, материально поддерживал писателя в годы ссылки, определил его сына в кадетский корпус, а дочерей – в Институт благородных девиц.