Текст книги "Первокурсница (СИ)"

Автор книги: Оксана Шамрук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Нужно заметить, что вынюхал он её очень быстро, и так же быстро я получила по шапке, однако стыдно или жалко моего нежно любимого мне не было. А потому что нечего зажимать по тёмным углам парней, когда есть такая красивая я. Сомнений в своей привлекательности после его же двусмысленных комплиментов и популярности, принесённой осенним искавшим таланты конкурсом, у меня не было. Зато комплексы из-за того, что я не мальчик, иначе бы точно ему понравилась, определённо появились. И мстила я за них со всем своим пылом и весьма добросовестно. Настолько, что в один прекрасный момент была просто-напросто изгнана из аудитории с повелением молиться и думать о своём поведении. А всё из-за того, что красивый и притягательный Константин Владимирович показывал опыт с покрытым серебрянкой трупиком таракана, через который не проходил электрический ток как раз из-за серебрянки. Не мудрствуя лукаво, я высказала преподу своё возмущение по поводу убийства несчастного насекомого, предрекла муки адского пламени и пообещала непременно сообщить в Гринпис о его издевательстве над убиенным некогда живым и свободным существом.

– Выйди вон, и чтоб глаза мои тебя сегодня больше не видели! – рявкнул обычно непрошибаемый физик, и это было крайне обидно.

А барышней я была очень обидчивой, поэтому не увидел он меня ни в тот день, ни в последующие. Я просто отчаянно прогуливала, пусть и страдая, но не теряя своей гордости. Не помог и пытавшийся нажать на меня Алексей Николаевич. Как он ни пытался образумить мою вконец расклеившуюся душонку, напоминая о том, что уже май к концу близится, и скоро сдавать экзамены, среди которых и пресловутая физика, а на глаза обидчику я так ни разу больше и не показалась. Не возымел действия и их с Константином Владимировичем отчаянный залп – вызов в колледж мамы. Родительница моя, конечно, пришла, внимательно выслушала их жалобы на моё из рук вон плохое поведение и…, пояснив, что они оба не настолько меня старше, чтобы я испытывала к ним должное уважение и послушание, спросила, что они ей предлагают – взяться за ремень и отвоспитать нерадивую дитятку, дабы начала их слушаться? На это преподы только замахали руками и утратили последнюю надежду разбудить моё впавшее в летаргический сон благоразумие.

Вот так и получилось, что к экзаменам, о которых так тактично напоминал классрук, я пришла в полном расстройстве чувств. Всё, конечно, было не так плохо – его историю и ещё часть предметов я сдала “на отлично”, Агафья Петровна подвернула ногу настолько, что не могла добраться до колледжа, и оценки нам выставили из текущих в журнале; химия только что была сдана с помощью знаний и купленных валика с банкой краски для ремонта кабинета, и вот теперь я сидела в нём с Викой, в панике гадая, что меня ждёт завтра – писец, или полный писец? Впрочем, подруга всегда умела поддержать меня и поднять настроение. Вот и сейчас в ожидании забранных химичкой зачёток мы не плакали, хотя и хотелось, а по привычке дурачились, расписывая мой блокнот, который и без того смахивал на личный дневник – столько в нём было переписок, которые мы накропали во время пар, где болтать в открытую было нельзя. В этот раз Вика писала приметы, а я насколько могла верно отвечала, что они предвещают:

Рассыпалась соль?

К драке!

Рассыпался сахар?

К мировой.

Рассыпался кокаин?

К незабываемым ощущениям!

Упала вилка?

Чип и Дейл спешат на помощь.

Упала ложка?

У кого-то руки из жопы явно растут.

Упал член?

Всё, никто никуда не спешит!

Ласточки летают низко?

Скоро дождь.

Слоны летают низко?

Рассыпался кокаин.

Треснуло зеркало?

Писец спешит в гости.

Треснула резинка от трусов?

К большому стыду… Ну, или к маленькому. Кому как повезёт.

Треснул презерватив?

Лучше бы треснуло зеркало и рассыпался кокаин…

Чешется нос?

К шампанскому!

Чешется в паху?

К венерологу!

Чешется жопа?

Завтра приключения!

Если не отправить эту хрень письмом счастья друзьям и знакомым, то?

Денег и секса не будет семь лет!

Дописывая последнюю строчку далеко не каллиграфическим почерком, о котором Константин Владимирович, узрев его в первый раз, сказал, что следователи с врачами и то красивее пишут, я, схватившись за сердце, истошно завизжала, увидев под окном мышь. Подпрыгивающую мышь. Наверное, кокаин искала… Через минуту мы с Викой выяснили, что в полу расположенного на первом этаже кабинета химии были просверлены небольшие отверстия. Для вентиляции, наверное. И именно через них студенты, проходившие в подвале практику, пугали всех, кого удастся, наматывая на палочки серую ткань и пихая их в те самые дырочки. Им, конечно, было весело от девичьего визга: то-то ржали, как кони, внизу, а для меня этот страх стал тоже приметой – впереди была сдача физики.

Фраза: «Я не трус, но я боюсь» была не про меня. Я была трусихой, и я боялась так, что кровь стыла в венах, а душа уходила в пятки и тихо там поскуливала о том, что – ну чего мне стоило не прогуливать пары Константина Владимировича?

Не сказать, что я не готовилась, ещё как готовилась, но он ведь в любом случае меня теперь завалит. И плакала моя повышенная стипендия крокодильими слезами.

И я сама плакала. Ночью. В подушку. Потому что у-у-у противный физик, ну почему ему девочки не нравятся?

Наутро я была белая, как полотно, и молчаливая, как кот, которому больше нечего было прищемить дверями – всё давно отдавлено. Скромное белое платье и полное отсутствие макияжа – у меня не получалось больше надеяться очаровать своего неправильного возлюбленного. К тому же сегодня настанет его час – вынесет и зачитает приговор. А потом казнит. Публично. И, наверное, поделом.

Похоже, что публичной казни боялись не только я и усердно поддерживающая меня Вика: на экзамен собственной персоной явился даже Алексей Николаевич. Я не сразу поняла, что он как рыцарь в сияющих доспехах решил защитить меня от дракона. И не важно, что Дракон Владимирович – его близкий друг, благородство классрука оказалось сильнее, и он решил лично проконтролировать, чтобы меня не опалили пламенем – злостно не завалили.

Однокурсники и даже Вика, начиная с первой пятёрки, успешно сдавали экзамен, а я, трусливо забившись в коридоре на подоконник, прикидывала, насколько зол на меня физик, если даже Алёшенька не рискует оставить меня с ним один на один, и чем это мне чревато? Ничем хорошим. Определённо. Довыпендривалась…

Когда сдавшая “на отлично” подруга сумела затолкать меня в кабинет, я уже была морально готова к любым небесным карам и потому, ни на кого не глядя, достав билет, ничуть не удивилась тому, что он был тринадцатым. А что такого? Нормальное число. Вдруг даже счастливое? Потому что все означенные в билете вопросы о звуковых волнах я знала, задачу поняла, и сразу села сдавать без времени на раздумье. И только тогда решилась под нервное покашливание Алексея Николаевича посмотреть в глаза дракону. То есть Константину Владимировичу. И глаза эти были настолько тёмными и хищными, что испугавшись, что вот сейчас сердце остановится, я начала тараторить всё, что знала, учила и помнила. А он, не разочаровав добротой или снисходительностью, забрасывал всё новыми и новыми дополнительными вопросами. Хорошо, на немецкий не перешёл. Наверное, только потому, что зорко следивший за нами Алёшенька тоже его знал.

Меня уже начинало трясти, и в мозгу возникло трусливое желание согласиться на тройку, и пусть стипендия горит синим пламенем, когда Константин Владимирович, молча отобрав зажатую у меня в руках зачётку и поставив уже ненавистную пятёрку, размашисто расписался.

– Пойдём, – поднявшись, он потянул меня за собой в сторону лаборантской. – Таблетками напою, пока тебе плохо не стало.

Садист.

Это всё, что я подумала в тот момент, но всё-таки согласилась. А когда я с ним спорила?

– Глупая, – тихо рыкнул препод, закрывая за мной дверь и ставя ладони по бокам от моих плеч, так что, прижатая к стене, я уже никуда не смогла бы сбежать при всём желании, которое так и не возникло. – Ну чтобы я тебе сделал?

– Порвали бы сеточку, – попав в плен его тяжёлого голубого взгляда, я уже не смогла отвести глаза, потому что от такой близости с этим невероятно красивым высоченным мужчиной было жарко. Очень жарко и до паники волнительно.

– Не велика потеря, – хмыкнул он, прижавшись лбом к моим волосам, отчего ощутился не только жар, но и терпкий запах его одеколона.

– Угу… – всхлипнула я, совершенно не зная куда себя девать и что делать в такой момент. – И ток бы пропустили… без… серебрянки.

– Ну так заслужила, – внезапно обхватив лицо руками, притягивая к себе, он прижался к моим губам в горячем требовательном поцелуе. Моём первом поцелуе. Заставившем, задыхаясь, ощутить, как подкашиваются ставшие внезапно ватными ноги.

Уже через минуту мы покинули лаборантскую, пока мой рыцарь в сияющих доспехах не снёс её двери, заподозрив что-то неладное. А днём позже я решилась задать так волновавший меня вопрос – а как же мальчики? И получила исчерпывающий ответ о том, что не стоит верить всему, что на заборах или стенах колледжа написано.

========== Глава 9. Частицы притягиваются и отталкиваются ==========

Даром преподаватели

Время со мною тратили,

Даром со мною мучился

Самый искусный маг.

Мудрых преподавателей

Слушал я невнимательно,

Все, что ни задавали мне,

Делал я кое-как.

Частицы притягиваются и отталкиваются – так случилось и в моей жизни: слишком сильное магнетическое притяжение вызвало такой же силы отторжение. Невероятная паникёрша и трусиха, я умудрилась с виртуозной скоростью оттолкнуть того, кто так сильно манил, притягивал меня к себе. Всего пара свиданий украдкой, несколько жарких поцелуев, от которых кружилась голова и подкашивались ноги – это всё, на что меня хватило. А потом на смену эйфории и восторгу пришли страх, робость и настоящая паника – слишком остро я понимала, что такому взрослому мужчине, в которого я имела идиотскую неосторожность влюбиться, скоро станет мало того, что я в свои едва исполнившиеся семнадцать лет могу дать. Константин Владимирович и не пытался благородным образом скрыть, какую страсть я в нём пробуждаю, а меня терзал отчаянный страх – вдруг ничего кроме этой страсти ему и не нужно? Вдруг, получив своё, он бросит меня и заведёт роман с новой первокурсницей? Вдруг у него каждый год по такому роману?

Слишком много тогда навалилось на меня, и я сбежала. Просто трусливо сбежала. Сменила симкарту в телефоне и, выпросив у мамы разрешение, уехала вместе с Викой на месяц к её родителям в Михайловку. Как не странно, подруга, которая так активно мостила добрыми намерениями мою дорогу в ад, не стала меня осуждать и ругать за излишнюю трусливость. Напротив, поразмыслив, она заявила, что физик сам виноват, раз не сумел найти ко мне подход и проявить себя как надёжный Ромео, которому можно доверять. А раз так, то моё право решать, хочу ли я продолжать с ним отношения или переверну эту страницу своей жизни, объявив ему вотум недоверия.

Разумеется, ничего объявить я никому кроме неё не решилась и вместо этого скоростным зайцем скрылась в тумане, предпочтя будни незнакомой доселе деревенской жизни попыткам объясниться. Просто потому, что мне нечего было сказать в своё оправдание ни в июне, ни в июле, ни даже первого сентября, когда, стоя на линейке за спиной рыцаря в сияющих доспехах – Алексея Николаевича, буравила взглядом асфальт, лишь бы только не встретиться с осуждающими голубыми глазами Константина Владимировича. Я обманула его во всём, в чём только смогла, и в довершение всего повела себя как маленькая капризная девчонка. А он всё смотрел и смотрел на меня так внимательно, что на шее выступили капельки холодного пота, и захотелось провалиться сквозь землю хоть к самим чертям, хоть ещё куда похуже, лишь бы не испытывать тех томления, боли и страха, которые разъедали бешено колотившееся сердце.

Я всегда была слишком правильной, а потому не могла и помыслить стать такой шальной и ветреной девицей, как Юлька Зайцева. Ни для кого. Даже для мужчины, который разбудил во мне такую бурю чувств и желаний, о существовании которой в природе я по своей наивности даже не подозревала. Да, я до дрожи в пальцах мечтала, чтобы мой горячо любимый преподаватель снова сжал меня в своих руках и поцеловал так смело и глубоко, как ему хотелось, как говорил его напряжённый взгляд. Но тихая, закомплексованная монашка, которая жила внутри меня, уже сделала выбор, приняла решение в пользу треклятого целомудрия. Хорошо хоть постригом за развратные летние поцелуи не угрожала. Я смирилась за три прошедших месяца и уже не роптала. Пришлось смириться и Константину Владимировичу. Моя трусливая натура не дала никакого выбора и ему. Путём самых виртуозных ухищрений мне удавалось избегать любых его попыток приблизиться, пока к концу сентября он не прекратил их предпринимать. Да и потом тоже я умудрялась прятаться в трёх соснах колледжа как заправский суслик от своры охотников с их собаками. К тому же у меня появился ещё один личный кошмар и в одном флаконе с этим стена-невольный-защитник-и-наверное-принц-если-не-воротит-от-его-исключительно-прекрасной-физиономии. Говоря проще, в нашей группе появился новенький – Олег Пестрицин – жуткий балбес, не вылезающий из тренажёрного зала и прекрасно отдающий себе отчёт в том, как его обожают все девицы колледжа. Которые ещё не знают степень его балбесности, разумеется. А ещё Олег прекрасно отдавал себе отчёт в том, что его отравленных анаболиками мозгов и весьма (па)скудных знаний категорически мало, чтобы вытянуть хотя бы один семестр на тройки, и он вцепился в первую отличницу (в моём лице), аки весенний клещ в свою жертву.

Я бы поначалу и рада была послать его в самоё далёкое эротическое путешествие, но его статная фигура замечательно смотрелась возле моей стройной, и как-то увидевшего нас вместе физика так перекосило, что стало ясно – игра стоит свеч. Как итог, я негласно согласилась нянчиться с этим стероидным двоечником и вытягивать его на всех предметах в обмен на его неизменное присутствие рядом со своей персоной. Конечно, рискованная была сделка – меня в одночасье возненавидели столько положивших на Олега глаз девиц, что, честно говоря, у ежа иголок меньше, чем тех, кто теперь проклинал меня за каждым углом и на каждой перемене. Зато у меня был личный шкаф, прятаться за которым такой трусихе как я было весьма выгодно. К тому же, и Вика была не против, а я опять при выгоде – лучшая подруга с таким удовольствием и смаком стебала моего «принца» и его фанаток, что и думать забыла налаживать мою личную жизнь.

Как же давно это было – треть жизни назад, а я помню всё, словно только что вернулась из колледжа и жарю нежно любимые сосиски с яичницей, попутно зубря очередной конспект по экономике или менеджменту. Даже ответив на вызов растрезвонившегося телефона, не сразу удивилась, услышав голос Алексея Николаевича. Вместо этого вспомнила его каменно-спокойное лицо и сползающие по белоснежной рубашке перезрелые вишни, которыми попал в него на практике Олег. И всё по моей вине. У организации, ставшей объектом нашего изучения на полтора летних месяца, был замечательный фруктовый сад, деревья которого на предмет вишни, черешни и прочей вкусной прелести мы обносили с завидным усердием. И нужно же мне было догадаться послать моего трудоголика мышечного развития забросать красными «снарядами» отчалившего в ларёк за семечками Володьку. Принц был весьма меток, но в лицо объекта своего нападения из ветвей плодово-ягодной растительности посмотреть, разумеется, не удосужился. Как же мне тогда было стыдно и смешно одновременно. Вот и сейчас едва удержалась, чтобы не хихикнуть. А бывший классный руководитель был, кстати, очень недоволен тем, что за последние пять лет никто из нас не явился ни на одну встречу выпускников. Он, оказывается, изволит скучать (наверное, по вишням за шиворотом), а мы же, совершенно эгоистичные выпускники, и носа не кажем. Ну хоть кто-нибудь хоть сегодня вечером изволит явиться?

Напоминать себе, что я уже взрослая девочка, молодой специалист престижной автомобильной компании, и живу отдельно от родителей в доставшейся от бабушки квартире, почему-то оказалось бесполезно. От праведного гнева в голосе бывшего классного папы душа скромно потупилась, и в ней пробудилась та застенчивая маленькая трусишка Лиза, которую я так тщательно отучала быть зайкой за-плинтус-попрыгайкой. Поспешно уведомив препода о том, что Вика лежит в роддоме на сохранении вторым сыном, я пообещала вызвонить Володьку, Олега и ещё парочку девчонок из нашей группы, номера которых сохранила по чистой случайности, и, нажав отбой, медленно присела в любимое кресло у окна. Говорят же, что когда нервничаешь, лучше присесть, а я не то чтобы нервничала, но была озадачена. Озадачена своей реакцией на настойчивое приглашение посетить вечер встречи. Раньше мне было достаточно общения с благополучно вышедшей замуж и ставшей счастливой домохозяйкой и мамой лучшей подругой и трудившимся в соседнем отделе бывшим старостой, а теперь я отчего-то остро почувствовала, как соскучилась по тем столь быстро промелькнувшим годам учёбы, родным стенам колледжа, долгим парам, шумным переменам, давке в столовой и шуткам преподов, которые так любили поговорить с нами по душам. Как давно и как будто вчера это было! Какими счастливыми мы были тогда, а ведь в своё время не верили Анне Петровне, преподававшей нам делопроизводство, что бесконечная зубрёжка, сдача курсовых и прочие радости студенческой жизни покажутся нам щёлканьем орешков против того очешуительного мохнатого песца, который поджидает во взрослой жизни. Нужно признать, она оказалась до безобразия права, и вот сейчас, после закончившегося разводом брака с человеком, к которому была совершенно равнодушна: просто не робела в его обществе, и долгих изматывающих трудовых будней я была рада хотя бы на несколько часов ощутить себя той прежней маленькой заучкой Лизой, которая так наивно делила всё на чёрное и белое, не допуская даже мысли о возможности существования полутонов, и так отчаянно, до дрожи и страха любившей своего преподавателя физики.

Любившей.

Теперь, повзрослев, смотря на вещи совершенно иначе, я уже не была уверена, что ту любовь не придумала для меня всезнайка Вика, и всё же такие невероятные чувства я испытала лишь однажды. Больше они ни разу и ни с кем не повторились. Любовь ли? Или девичье восхищение и несусветная блажь соблазнить на необдуманные поступки красивого препода? Да кто же знает? Вот только сердце цвело лишь в той удивительно наивной юности, и больше никогда не билось с такой прытью.

Наверное, если бы у меня было спасительное время подумать о том, что делаю, то моя врожденная благоразумность успела бы отговорить меня от спонтанных поступков. Но спасительного времени не было. А пятая точка в субботний вечер как назло азартно требовала приключений. Да и Володька оказался со мной на одной волне – ему тоже приспичило явиться как верному рыцарю в белых доспехах на зов феодала Алексея Николаевича. Он даже пообещал сам позвонить ребятам, с которыми мы старались не терять связь, оставив на меня только Олега, которого на дух не переносил и считал гиббоном, застрявшим на низшей ветви эволюции. Тот на мой звонок ответил не сразу, а только с третьей попытки, и после пяти минут непринуждённой беседы в стиле: «Ну что мы всё обо мне да обо мне, давай о тебе. Как я тебе?» соизволил уточнить, что у него свидание с шикарной фифой, отменить которое он никак не может, ибо кадрил барышню не один день, а колледж со всеми нами крутил на своём самом эротическом отростке тела. На мизинце, наверное. Знаю я, каких подруг он кадрить пытается – сплошь на Лексусах и в соболях. Надеется покорить своими мускулами (чего они у шкафов с антресолями, спрашивается, не видели?) и поиметь солидное приданное. Как говорится, красиво жить не запретишь. Ну или мечтать о красивой жизни, когда у самого руки из того места растут, на котором обычно сидят те, кто ими работать умеет. Пускай. Что-то ещё ни одна девушка из высшего общества на его ключик к сердцу не позарилась. Я тоже в своё время даже посмотреть отказалась на тот «шикарный» подарок, которым мой «сказочный принц» вознамерился отблагодарить меня за три года, которые просидел на моей шее, и за сносно сданные госы.

Ну и леший с ним! Выпив для храбрости вишнёвого сока, который Вика вечно называла озверином для недотрог, я поспешила к шкафу, раздумывая, что бы надеть эдакого, чтобы уж наверняка сразить наповал того самого, чьё имя уже вошло в привычку не упоминать всуе. Если он, конечно, там будет, что с моим дьявольским везением вполне вероятно и даже волнительно ожидаемо. Наверное, чтобы точно воскресить былое, стоило поискать юбку покороче и блузку с декольте посногсшибательнее, но таких в моём гардеробе давно не водилось. Зато было лишь раз одетое на новогодний корпоратив платье цвета морской волны с подолом в пол и восхитительной пеной кружев вместо манжет на длинных рукавах. Точно! Нужно хоть чем-то умаслить мою дремлющую монашку, чтобы не так сильно заливалась слезами совести, когда проснётся и примется за труды свои праведные.

========== Глава 10. Кто знает, может, это любовь? ==========

Торопясь одеться, пока не передумала, расчесав и оставив свободно падать за плечи волосы, я накинула любимый белый пуховик и, захватив сумочку с телефоном, вышла на улицу. Сказочно красивые сумерки подмигивали искрящимися в свете фонарей сыпавшими с неба снежинками, и два квартала почти забытого короткого пути до колледжа пролетели незаметно. Придерживая рукой подол, чтобы не намок от снега, я отрешённо размышляла, что для встреч выпускников отведен самый прекрасный месяц в году – февраль, и даже не заметила, как ноги несли уже по до боли родному двору, засаженному ивами и усыпанными рубиновыми ягодами рябинами. Как здорово здесь когда-то было «курить», сбежав с самых нудных пар, и болтать обо всём на свете с теми, с кем свела судьба на четыре казавшихся тогда невероятно длинными, но пролетевшими как миг года. Всё как и тогда: вот и Володька курит с Юлькой Зайцевой и Олькой, у которой из косметики как обычно бурный мейкап бровей. Поздоровавшись, я почти не смутилась, и вместе, смеясь, мы поспешили искать Алексея Николаевича и ждать тех наших, кто ещё решится явиться на его зов, в актовом зале, где должна пройти главная торжественная часть мероприятия, ради которого мы все сегодня собрались.

Наших было немного – всего девять человек, но отрастивший элегантную бородку (точно, лавры Бунши покоя не дают) бывший классрук был более чем доволен и, улыбаясь словно гордый орёл и глава многодетного семейства в одном флаконе, кивая здоровавшимся педагогам и завучам, повёл нас к «забронированным» местам в третьем ряду. Судя по их количеству, слишком большого наплыва бывших учеников он и не ожидал, да и кроме нас классного руководства больше не брал – хватило одного раза. Громко переговариваясь, потому что тихо в стоявшем гуле переполненного зала было просто невозможно, мы удобно устроились и стали обмениваться житейскими новостями: кто женился, и у кого кто родился, пока на сцену не вышла попросившая тишины директриса. Надо же – такая же маленькая, кругленькая и темноволосая, как и прежде, и трепет перед ней тот же, что и раньше. Вот что значит студенческий авторитет. Но сегодня нам не грозили неудами и отчислением за нерадивость и хулиганские выходки. Нет, всё было по-другому – получившим крылья и взлетевшим нам были рады в этот вечер единения и возвращения в общее гнездо.

Чувство дежавю не покидало меня с той минуты, как я увидела родные рябины и вошла в вестибюль, и оно лишь усилилось, когда со своими неизменными шутками-прибаутками появился Сергей Анатольевич, наверное и по сей день так же нежно любящий герани. После него начали выступать, показывая лучшие самодеятельные номера, учившиеся сейчас студенты. Определённо, нынешнюю молодежь вдохновляли народно-сказочные мотивы, потому что нам весьма задорно исполнили «Хороши весной в саду цветочки» и «Выйду на улицу, гляну на село», по окончании которых на сцене со своим номером появился дракон в картонных доспехах, полыхнувший благодаря какому-то спрею и зажигалке таким изысканным пламенем, что стало даже любопытно, имелся ли у него под хвостом огнетушитель. Ну так, исключительно на всякий случай. Всё-таки мне ещё жить хотелось, пусть и не слишком счастливо, но зато хоть не скучно. Тем более что Вика прислала сообщение что у неё начались схватки, а значит скоро появится на свет мой второй крестник. Честно говоря, мне и регулярно привозимого на выходные трёхлетнего шалопая Андрюши хватало за глаза, двое таких специалистов подрывной деятельности мою квартиру вообще по кирпичику разнесут, но подруга была непреклонна и в роли крёстной видела только меня.

– Не спи, замёрзнешь, – бесцеремонно вырвав из грёз о Викиных отпрысках, пихнул меня в плечо сидевший рядом Володька и тут же, игнорируя мой недовольный взгляд, кивнул в сторону сцены. – Вон и твоя первая любовь, золотая рыбка!

– Десятая!

– Так я и поверил.

Насупившись от его бесцеремонности, я всё же соизволила отвести взгляд от погасшего экрана смартфона и посмотреть на сцену. Вот лучше бы не делала этого, честное слово. Лицо бы так не пылало от прилившей к щекам крови, а душа не вопила бы: «Моя хата с краю, ничего не знаю!», забившись с перепугу и от нахлынувшей дрожи смущения в самые кончики пальцев ног. И чего, спрашивается, так кипишиться и устраивать паническую атаку? Подумаешь, очередной препод решил нас поприветствовать, спев под гитару «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались», что здесь такого? Всё же в порядке и совершенно в рамках приличия. Кроме того, что это тот самый учитель, с которым я обменивалась прямо на парах такими неприличными шутками, что даже вспомнить страшно и стыдно. Который одним своим взглядом будил во мне самые сокровенные страсти. Уж лучше сразу на костёр, чем ещё раз испытать всё то, через что мне довелось пройти на первом курсе. Ну, или месяц питаться тем самым порезанным на тридцать частей засушенным пирожком. Но ни костра, ни пирожков не было, а физик был. И как оказалось, глубокие чувства к нему никуда не делись. Они просто дремали до поры до времени за семью печатями в самом потайном уголке сердца. Стараясь сдержать рвущийся из горла тяжкий вздох отчаяния и тоски, я вглядывалась в его высокую фигуру, ставшие ещё более строгими мужественные черты лица, слушала такой родной бархатный голос и понимала, что их нет, просто нет тех девяти с половиной лет, которые прошли с того памятного первого сентября. Что я всё та же наивная застенчивая влюбленная первокурсница, которую магнитом тянет к запретному плоду преподавательской любви. Не могу сказать, что я была счастлива, или, напротив, придушена отчаянием, когда затихли последние аккорды песни Митяева, и наши глаза встретились. Мне просто не хватало воздуха, чтобы вдохнуть, а он, приподняв в знак приветствия тёмные брови, сделал то, что опалило словно раскалённым воздухом не только лёгкие, но и всё внутри меня. Он снова, перебирая струны гитары, запел. Обнажая раны. Заставляя посмотреть на меня сидевших рядом одногруппников. Которые теперь точно знали о том, о чём раньше только подозревали. И остановить ни его, ни их мысли и догадки, понимающие улыбки я не могла. Просто тонула в океане солёной боли от каждого слова старой, давно забытой многими песни.

Лиза, еще вчера мы были вдвоем,

Еще вчера не знали о том,

Как трудно будет нам с тобой расстаться, Лиза,

И новой встречи ждать день за днем…

Лиза, когда теперь увидимся вновь?

Кто знает, – может, это любовь?

А я еще не смог сказать о самом главном

Тебе всего лишь несколько слов… О, Лиза!..

Лиза, не исчезай, Лиза, не улетай…

Побудь со мной еще совсем немного, Лиза,

Как жаль, что расставанья час уже так близок…

Вдох-выдох, вдох-выдох, иначе не сдержать истерического всхлипа, не спрятать готовых пролиться слёз.

Лиза, где же ответ? Счастье – было и нет…

Последние минуты навсегда уходят,

Часы остановить хотел бы я сегодня…

Шаг за шагом вслед за другими, когда окончилась торжественная часть сегодняшнего мероприятия. Кто ещё выступал? Что пел? Я не помню. Когда душа разорвана в клочья, трудно сложить вместе отдельные паззлы воспоминаний. Помню столовую, в которую всей шумной толпой мы отправились за родными студенческими булками с чаем и кириешками. Там не остались. Заполучив добычу, отправились в нашу бывшую аудиторию.

Лиза, я так хотел признаться тебе,

Что я навек обязан судьбе

За то, что мы с тобою повстречались, Лиза,

Однажды на огромной земле.

Какое огромное, всепоглощающее дежавю – даже обои и занавески не изменились. Всё так же, как и было. Словно только вчера после получения диплома мы ели здесь пирожные, запивая их сладким лимонадом и радуясь тому, какой груз скинули с плеч. Значит, он всё же чувствовал что-то. Что-то настоящее. А я так испугалась стать игрушкой. Новой куклой, которую, наигравшись, сломают и выкинут с глаз долой. Как же много непоправимого я натворила из-за этого страха.

Лиза, сегодня между нами моря,

И грусть сильнее день ото дня,

И только я, как прежде, буду верить, Лиза,

Что ты все так же любишь меня… О, Лиза!..

Лиза, не исчезай, Лиза, не улетай…

Побудь со мной еще немного, Лиза,

Как жаль, что расставанья час уже так близок…

Конечно люблю. Никого другого никогда не смогла бы полюбить. Даже если бы постаралась. По-настоящему. Всем сердцем. Люблю. Дура. Маленькая разрушившая всё своими руками дура. Чёртова застенчивая монашка. Как же странно смотрят ребята. Как хорошо, что Алексей Николаевич тактично отвлекает их от моей раскисшей персоны. Он тоже всё знает и понимает. Всё. И нарочно позвонил сегодня, позвал. А всё, что я могу, это держать спину ровно и пить остывающий чай. Жаль, что нет ничего покрепче. Покрепче водки. А Вика рожает и шлёт странные эсэмэски между схватками. Грозится мужа в монастырь отправить, чтобы его там обучили азам воздержания. Счастливая.

Лиза, где же ответ? Счастье – было и нет…

Последние минуты навсегда уходят,

Часы остановить хотел бы я сегодня…

Лиза… Лиза…

Побудь со мной еще немного, Лиза,

Как жаль, что расставанья час уже так близок…

Не помню, как выудив из сумочки сигареты, спустилась в вестибюль и вышла на заметённые снегом ступеньки. Щелчок зажигалки и лёгкие наполнил спасительный табачный дым с привкусом вишни. Редко курю, но сейчас это просто необходимость более важная, чем дышать. Небо совсем без звёзд – мрачное и туманное, густое, чёрное. Конечно, какие же звёзды в снегопад? Холодно? Нет. Только снежинки путаются в волосах.