Текст книги "Первокурсница (СИ)"

Автор книги: Оксана Шамрук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Честно говоря, поздно. Потому что собрат по скромному воспитанию (и, возможно, целомудрию) Алексей Николаевич уже был на месте ЧП, и прежде чем юркнуть за спины других студентов, я успела понять по его недоброму прищуру, что он заметил и правильно истолковал то, почему так трясутся мои плечи.

Ну или неправильно истолковал – хрен редьки не слаще. Потому что возмездие пришло ко мне быстро и было страшным.

Первая пара географии принесла мне ожидаемую пятёрку и плюсики к карме за то, что сумела незаметно подсказать вечному двоечнику Даньке и рассеянной Кристине, которая щеголяла животиком четырёхмесячной беременности, надутой Ванькой Ветровым на чьей-то, но точно не её деревенской свадьбе, и собиралась ещё до Нового Года благополучно свалить в академ. Пятёрки я откровенно любила: как свои, так и те, что помогла добыть в «честном» бою, можно даже сказать, что коллекционировала их и тщательно холила-лелеяла. А чего ещё можно ожидать от пай-девочки, пусть она и побожилась самой себе, что доведёт одного небезызвестного препода до цугундера? Пусть и не до Нового Года, но приложит все мыслимые и немыслимые усилия и доведёт? Пай-девочкой-то от этого я меньше не стала, и, как и Вика, мечтала честным трудом заработать стипендию. Пока-то нам в кассе бухгалтерии колледжа выдавали только скромное студенческое пособие на питание от мэра. Скромность его была столь велика, что её едва хватало на два самых копеечных пирожка в столовой. На наши вопросы о том, как можно прожить месяц на эти государственные, оторванные не иначе как от самого сердца щедроты, Алексей Николаевич популярно объяснил, что пресловутые два пирожка разрезаются на тридцать частей, засушиваются и употребляются по одному кусочку в день. Если в месяце дней оказалось больше – последний является разгрузочным от переедания. Конечно, наверное, такая дивная диета помогала поддерживать изумительной стройности фигуру, однако пирожков хотелось употреблять всё же несколько больше, да и чаю к ним тоже. И всё это желательно не на родительские карманные деньги, которым можно было найти другое, более интересное применение. Поэтому стипендию, хотя бы обычную, не говоря уже о повышенной, на которую положили глаз мы с Викой и ещё пара однокурсниц, мечтали получать все без исключения. Для чего, собственно, требовалось избавиться от троек, как от назойливых блох. Грезившим о надбавках – и от четвёрок тоже.

Вот именно на этом и подловил меня наш оказавшийся весьма мстительным, ну или хитроумным (это с какой стороны посмотреть) классный руководитель. Ничего особенного. Просто, не мудрствуя лукаво, заявил прямо на паре по истории, к которой я полночи готовила доклад об Иоанне Грозном, что не видать мне даже четвёрки по его предмету, как своих ушей без зеркала, если я не приму участия в грядущем конкурсе среди первокурсников «Алло, мы ищем таланты».

Остро ощущая, как в желудке холодным узлом завязывается приступ паники, вцепившись наманикюренными ноготками в край парты, я с ужасом взирала на Алексея Николаевича, уверовав наконец-то в то, что он никакой не Бунша, а самый настоящий Царь, и пыталась вспомнить хоть один свой талант кроме бесконечной зубрёжки и титанического усердия в добывания пресловутых пятёрок. На ум совершенно ничего не шло. Потому что не было их – тех самых талантов, которые, не стыдясь честного народа, можно со сцены демонстрировать. Разве что плеваться могу, как Джек Доусон из Титаника. В детстве на спор выучилась. Вот доплюну до директрисы (в каком она там ряду сидеть будет?) и первое место мне обеспечено. Первое место на вылет из колледжа. Хорошо, если не вперёд ногами. Забьют ведь за такое кощунство, как пить дать.

– Я салфеточки крючком вязать могу… – это у меня что ли голос дрожит так, словно тигра вне клетки увидела?

– Ну вот свяжешь себе платьице… подлиннее середины бедра, – безжалостно прищурившись, припечатал препод, заодно припомнив мои сногсшибательно короткие юбки. – И будешь танцевать.

– Я не умею! Мне в детстве медведь на обе ноги наступил!

– Ну или пой, мне всё равно, но чтобы через две недели номер был готов и тщательно отрепетирован.

Жалостливо шмыгнув, я умоляюще сложила на груди руки, но это никак не подействовало на Алексея Николаевича, и вместо того, чтобы сказать, что пошутил, он принялся сочинять байки про то, что все участники конкурса получат от колледжа щедрые денежные премии.

Может и не сочинял. Может и не байки. Но мне от того было не легче. Потому что даже в страшном сне я не могла себе представить, что решусь выйти на сцену. Это не говоря уж о действительности.

– Спокойно, – шепнула Вика, кладя ладонь на моё напряжённое плечо. – Выплывем. Я помогу.

Поможет она, как же! А хоть даже и поможет – мне от этого не легче. Не ей же позориться перед вопящей толпой, заполняющей концертный зал. Вдруг они меня яйцами с помидорами закидают? Я же пою ещё хуже, чем танцую. Помнится в школе, когда у нас было прослушивание для хора, учительница по музыке разрешила мне сразу идти домой, мотивируя это тем, что меня с моими лягушачьими вокальными данными даже в последний ряд петь не возьмут. И что мне теперь делать? Надеяться на то, что явится прекрасный принц и спасёт несчастную Царевну Лягушку?

Впрочем, что делать знала всё та же Вика. Уже на большой перемене она напомнила моей ополоумевшей от «счастья» душонке, что для таких, как я, и не только, а так же для всяких попсовых прим придумана такая незаменимая вещь как фонограмма. Главное, по её словам, было то, чтобы я ровненько стояла на сцене, не глядела на тех, кто пялится на меня, и просто молча открывала рот, поднеся к нему микрофон. А уж репертуарчик она мне подберёт.

Казалось бы, что может быть проще? Но я была напугана настолько, что временно позабыла о своей мечте покусать «сведённого мною с ума» физика и с головой ушла в подготовку предстоящего заклания ягнёнка – то есть меня же.

Заклание это Вика готовила крайне тщательно: модная испанская баллада и… микроскопическое розовое платье, белые туфли на шпильках, завитые локоны – этот боевой комплект, в который я была облачена в день выступления, должен был по её словам сделать меня неотразимой и произвести фурор среди студенческой публики.

Он и произвёл. Дрожа как осиновый лист, я получила приз зрительских симпатий и в придачу кучу шумных поклонников, которые провожали нас с подругой до самого моего дома и даже оборвали на клумбах местных бабулек поздние хризантемы в качестве презента.

Никакого счастья по поводу цветов и того, что не провалилась под сцену, я не испытывала, зато пришло блаженное ощущение нирваны от того, что всё, наконец, позади. Оно длилось почти сутки и было прервано безжалостными словами Константина Владимировича, ворвавшимися в моё сознание следующим утром на первой паре:

– Du warst bezaubernd. Ich habe das Video aufgenommen und Mitternacht gesehen.*

– Was?**

– Die restlichen Mitternacht hast du mir geträumt.***

– Hoffentlich war das nicht zu rücksichtslos für deine Psyche? **** – растерявшись от такого признания препода, я не сразу нашлась с ответом и с трудом смогла облечь его в слова.

– Warum belastend? Im Gegensatz dazu ist es sehr tonezitsy.***** – в его, так завораживавших меня глазах зажёгся огонь, от которого по спине тут же побежали мурашки. – Welche Pläne für den Abend? ******

– Außergewöhnlich sexy! *******

– Wie geht es dir?! ********

Похоже Константин Владимирович не ожидал от меня такой прыти. Этому свидетельствовало хотя бы то, как заходили желваки на высоких породистых скулах. Ну и он сам не ангел, собственно. Роль ангела безоговорочно была моей. Потому и взгляд состроила такой невинный прежде чем добить его в этой словесной баталии, пока Вика судорожно копалась в яндекс-переводчике своего телефона:

– Ich werde alle ficken und in allen Posen schlafen! *********

Комментарий к Глава 5. “Алло, мы ищем таланты”

Дорогие читатели! Пожалуйста, не забывайте писать отзывы. Ваше молчание очень угнетает мою музу которая раздумывает над написанием ещё одной главы, помимо тех, что уже имеются.

*Ты была очаровательна. Я снял видео и полночи его смотрел.

**Что?

***Оставшиеся полночи ты мне снилась.

****Надеюсь это было не слишком обременительно для вашей психики?

*****Почему же обременительно? Напротив – очень тонизирует.

******Какие планы на вечер?

*******Исключительно сексуальные!

********Это как?!

*********Пошлю всех на хер и высплюсь во всех позах!

========== Глава 6. Золотые рыбки ==========

– Золотыми рыбками быть не просто, залатать бы нитками все вопросы… – тихо напевал себе под нос в кои-то веки отложивший семечки Володька, ловко чистя стенки аквариума в учительской. О разыгравшейся в нём трагедии или, если можно так выразиться, каннибализме среди жабродышащих уже ничего не напоминало – староста довольно быстро убрал останки пострадавших от ночного нападения. Или утреннего. Не знаю. А всё Алексей Николаевич виноват со своей идеей фикс купить каких-то экзотических тропических мальков. Кто ж знал, что они так быстро вырастут, окажутся хищными, изведут почти всех улиток и, в конце-концов, напав на золотых рыбок, сожрут трёх из пяти любимцев нашего завуча Веры Петровны?

Влетело Алёшеньке от возмущённой завуча по самое не балуйся, а убирать после кровавой трапезы пришлось нам со старостой. Точнее, убирал только он. Я же сидела на кожаном диване и наблюдала за его действиями. Если честно, то просто напросилась в помощницы, потому что нужно было срочно уносить ноги от Вики, у которой был очередной приступ амурно-психейной деятельности.

Прежде мне не доводилось чистить аквариумы или иметь с ними хоть какие-то дела, но ещё меньше я хотела иметь дело с лучшей подругой после того, как по глупости проболталась ей, что видела во сне Константина Владимировича. Леший его знает, как он оказался в моем полу бредовом забытьи и что там вообще забыл, однако Вика тут же загорелась идеей разгадать сон, из которого я ничего не помнила кроме крепко обнимающих рук учителя и горьковато-мускусного запаха его кожи, о чём, естественно, рассказывать не собиралась. Вот и пришлось спасаться бегством. И если я была занята спасением своего изболевшегося от тоски по недосягаемому сердца, то Алексей Николаевич только что закончил спасение утопающей и теперь отсиживался за дверью у всё той же Веры Петровны, которая, употребив с утра сама, теперь, наверное, и его отпаивала пустырником и валерьянкой. А может и чем покрепче. В разумных, конечно, дозах.

Естественно, ни в какие крещенские проруби наш классный руководитель не нырял, хотя, наверное, предпочёл бы нырнуть в студёную зимнюю воду, чем заниматься тем вторым неприятным событием, которое вслед за рыбками выпало на его долю. Вроде бы не пятница тринадцатое, но и у меня, и у него катастрофы налицо. И если мой возмутивший покой в неокрепшей девичьей душе сон можно было как-то пережить, как и влетевшие ему начальнические звездюли за рыбок, то вот очередная выходка Юльки Зайцевой – это вам не хухры-мухры. Тут нужно было действовать. И срочно.

Зажмурившись, как пригревшаяся на солнышке кошка, я с удовольствием вспомнила, как на первой паре в нашу аудиторию влетел, что при его необъятной фигуре само по себе уже было зрелищно, наш завуч по практике и сообщил жаловавшемуся нам на неприятностях с прожорливыми рыбками Алёшеньке о том, что у него намечаются крупные проблемы. Как будто у него их и так было мало с утра. Но оказалось, что нагло скушанные золотые рыбки это ещё цветочки, а вот наша ягодка из села Гадюкино, за которую классрук нёс ответственность, поскольку родных в городе у неё не было, а совершеннолетие ещё не наступило, опять пыталась морально разложиться. Причём на этот раз весьма успешно. Ягодка-то была большой любительницей всяческих студенческих тусовок и мартовских загулов посреди зимы, неизменно связанных с пьянками-гулянками, и всегда находила приключения на свой шальной зад. Ну и, собственно, допрыгалась, как та стрекоза Крылова. На посеревшего с лица муравья-Алёшеньку даже смотреть было жалко, когда Григорий Борисович пробасил, что звонили из полиции и интересовались, кто будет заниматься мадемуазель Зайцевой, которая изволила с вечера накушаться и накуриться в компании каких-то студентов совсем не нашего колледжа и совсем не в нашем общежитии какой-то дряни и теперь оказывала лежачее поперёк дверей сопротивление вызванному кем-то наряду полиции. И главное, представиться не забыла блюстителям порядка. Мальвиной, потерявшей своего Буратино, конечно, назваться никак нельзя было догадаться.

В общем и целом, честность – враг выпивших и обкуренных студенток, и теперь Алёшенька, впопыхах вызвав такси и даже забыв надеть куртку, в одном пиджаке на всех парах был вынужден лететь на спасение прекрасной (блевавшей) попавшей в беду девы, ну, а я трусливо сбежала со старостой в учительскую чистить аквариум. У каждого свои проблемы.

Грезя наяву о привидевшихся ночью объятиях прекрасного принца, а точнее короля, а точнее препода по физике, я едва смогла сдержать возглас удивления, когда увидела, не то что вошедшего, ввалившегося в учительскую Алёшеньку со стоявшими дыбом, покрывшимися от мороза инеем волосами и чрезмерно ошалевшими, круглыми, как блюдца, глазами. Нет, определённо Вера Петровна его там чем-то покрепче новопассита отпаивает, чтобы не простудился после своих утренних подвигов. Развесив уши, мы вместе с Володькой жадно ловили каждое слово классрука, сипло рассказывающего о том, как он выносил на руках из общаги и вёз на такси до снимаемой гостинки тихо буйствующую Юльку, пока завуч, грозно просверлив нас взглядом, не захлопнула двери в свой кабинет. Какие мы нежные! Жалко ей что ли, если мы послушаем? Можно подумать, первое ЧП в колледже!

А Алёшеньку, конечно, жалко: всё-таки нервы-то какие нужно иметь, чтобы столько подарков судьбы за одно утро получить в блестящих упаковочках. Желая хоть немного развеселить белого, как снег, классрука, который успел стать за эту осень и нашим классным папой, и другом, и братом в одном флаконе, вместе покидая учительскую, мы с Володькой рассказали ему о проблеме ещё одной нашей сельской девчонки. Катюша в общем-то была прикольной, доброй и крайне воспитанной особой, но материлась похлеще пьяного сапожника, ушибшего себе молотком всю пятерню разом, когда препод по геодезии Сергей Анатольевич попросил её привезти ему пакетик куриного помёта. И желательно чистого, без примесей. Очень уж он хотел сделать хорошее удобрение для своих любимых гераней, семена которых выписывал прямиком из Голландии. А Катька материлась и переживала: что же ей теперь по курятнику за курами с совочком бегать? Ну, чтобы без примесей.

Сидя на последней, третьей, паре физики, и вполуха кивая на высказывания-шёпот страшной блюстительницы нравов и морали Вики, которая, разумеется, была в праведном шоке от выходки Зайцевой, я всё ещё вспоминала, каким заинтересованным стал взгляд Алёшеньки, когда он услышал о Катькиных проблемах. Классрук аж подобрался весь, а в глазах заиграли хитрющие чертенята. Такие, как в тот день, когда он в приказном порядке напутствовал меня участвовать в конкурсе. Премию за пять минут позора на студенческой сцене и впрямь выдали очень приятную, и теперь я щеголяла коротким чёрным бархатным платьем по мотивам Коко Шанель, кажется, очень понравившемся Константину Владимировичу. Объясняя новую тему, он не раз одарил мою скромную персону знойным взглядом, а потом, повинуясь своему извечному садизму, вызвал к доске для решения очередной задачи.

Всё ещё помня свой сон и его такие крепкие объятия в нём, я краснела, бледнела, с трудом разбиралась в трёх соснах скорости звука и, в конце концов, уронила мел, нагнуться за которым так, чтобы не сверкнуть из-под подола самым интересным, было весьма проблематичным делом.

– Да что с тобой сегодня такое? – наклонившись к моему затылку, тихо поинтересовался физик, когда, с горем пополам опустившись на корточки, я принялась искать мел под его столом. – Теряешь хватку или не готова?

– Теряюсь в догадках, стали бы вы носить меня на руках, если бы я напилась, как Зайцева?

Брякнула и сама застыла в шоке от своих слов. Вот что за язык без костей?

– Ты только не пей, – обычно насмешливый голос препода стал очень серьёзным, а в лучистых глазах промелькнуло то неизвестное мне тёплое чувство, которое точно присутствовало в моём сне. – Об остальном договоримся.

Ойкнув от такого поворота событий, я очень порадовалась, что нас не слышат загалдевшие от чего-то одногруппницы, и только через секунду догадавшись обернуться к дверям, удивлённо взглянула на вошедшего в аудиторию Алексея Николаевича, который держал в руках банку с выжившими золотыми рыбками, и с не меньшим удивлением смотрел на нас двоих. Ещё бы, я же чуть лбом коленей Константина Владимировича не коснулась, разыскивая закатившийся мелок. Вот чёрт, как же неловко! Краснея ярче варёного рака, я зайцем подскочила в вертикальное положение и, чувствуя, как закладывает от волнения уши, слушала просьбу Алёшеньки о том, чтобы имевший дома аквариум физик забрал к себе пострадавших златоперых, пока не скушали и их. Решение задачи было отложено до лучших времён, а пара и вовсе отменена на середине, потому что рыбок нужно было доставить в вышеозначенный аквариум, пока в воде банки не закончился кислород.

Радостный гомон по поводу отмены пары стоял такой, что можно было оглохнуть, но даже в нём я успела расслышать ехидный вопрос старосты, возьмёт ли Константин Владимирович главную золотую рыбку, то бишь меня, в помощницы по доставке рыбок до пункта назначения? Я видишь ли очень хорошо помогла ему с утра с аквариумом в учительской. Сверля Володьку убийственным взглядом, я в мгновение ока распланировала в деталях его мученическую гибель при падении с лестницы, которое я ему точно организую в самое ближайшее время.

Зря я мечтала о том, что он будет единственным пострадавшим. На следующее утро пострадали мы оба. От нелестной брани препода по геодезии, который пребывал в таком гневе, что грозился немедля устроить самый настоящий апокалипсис вкупе со страшным судом. А всё потому, что благодаря умело запущенной Алексеем Николаевичем сплетне теперь весь преподавательский состав нашего колледжа судачил о том, что Сергей Анатольевич берёт взятки за оценки куриным помётом.

========== Глава 7. Шоколад вдвойне вкуснее, если ночью и нельзя ==========

– Хватит спорить, ну признай, наконец, что ты в него влюбилась!

– Хочу и буду!

В аду будут гореть все, в этом нет сомнения. Но мой котёл будет особенный. С гейской физикой. В наказание за физическое притяжение и влечение к гею. И масло в него подливать наверняка будет Вика. В то, что она одна из тех очаровательных хвостатых подстрекателей, которые водятся в самых тихих омутах, я уже ни капли не сомневалась. Точнее, это у меня омут тихий, а вот у неё явно буйно помешанный! Но в тихие ведь так и тянет залезть и пошалить. Именно это в нашем случае и происходило. Чем старательнее я пыталась не думать о Константине Владимировиче, тем чаще подруга мне о нём напоминала. И это была настоящая пытка. Каждое Божье утро умываясь, чистя зубы и заваривая чай, я твердила себе, что не испытываю совершенно никаких, а особенно нежных чувств к преподавателю физики, и каждый раз, стоило добраться по заснеженным улицам до колледжа, Вика со знанием дела начинала мне доказывать обратное.

– Молилась ли ты на ночь, Дездемона?

– Что? – направляясь в кабинет тихо ненавидимой алгебры, я с подозрением покосилась на подругу, которая с неизменно серьёзным выражением лица загоняла мне иглы под ногти.

– Ну, о Константине Владимировиче мечтала? О том, как он целует, обнимает, ласковые слова на ушко шепчет…

– Ага, сладким мальчикам! – пришлось перебить её, потому что от подобных картинок волосы на затылке норовили встать дыбом. – Это, знаешь ли, кошмары, а не мечты.

Которые меня и так терзают не только ночью, но и посреди белого дня.

– Ну, так может он сделает исключение и разок вместо мальчиков с тобой запрётся в своей лаборантской.

– А ты небось свечку подержать мечтаешь? – плюхнувшись на стул, я спряталась от подруги за спешно раскрытым учебником и до боли зажмурила глаза. Но и это не помогло забыть ходившие среди студентов сплетни о том, что Константин Владимирович любит уединяться с первокурсниками в лаборантской. И, леший его знает, чем они там занимаются, но двери регулярно оказываются запертыми изнутри. Вот и с нашим Генкой Лавровым недавно запирался, а тот теперь на рубашке верхнюю пуговку расстёгивает и умильно косится на учительский стол. Правда, староста нервно жуя свои неизменные семечки, шепнул, что это он мне глазки строить пытается, но не верю. Не верю, и точка! Потому что слишком больно все эти сплетни впиваются в душу, оставляя на ней воспалённые багровые борозды.

– Зачем? Ты мне и так всё расскажешь.

Тяжко вздохнув на самоуверенное утверждение подруги, я с головой ушла в формулы, но и среди них за каждой буквой и цифрой видела насмешливый взгляд голубых глаз своего препода. Голубых! Будь оно всё неладно! Потому что я и вправду безнадёжно втрескалась в него по самые уши. Ну или Вика мне это умело внушила. Она ведь подмечала каждое слово, каждую шутку, каждый взгляд, а играли в гляделки мы с Константином Владимировичем, считай, на каждой паре. Я не знаю, почему он так действовал на меня, что за химические процессы включались, стоило нам только оказаться в поле видимости друг друга, но это было невыносимо. Невыносимо жарко. Невыносимо сладко. Невыносимо остро. Невыносимо больно, когда я вспоминала, что девушки его не интересуют как таковые. Об этом все говорят как о факте, который не подлежит сомнению и был доказан уже сотни раз. Так почему же каждый раз он смотрит на меня так, словно ласкает взглядом как самый аппетитный десерт, а точнее, как будто уже, смакуя, ест? Даже уткнувшись в конспект, я чувствую этот взгляд, а когда поднимаю голову, и наши глаза встречаются, происходит настоящий взрыв эмоций. Всё во мне полыхает от его улыбки, приподнятых бровей и забавной ямочки на волевом подбородке. Чёрт возьми, это нечестно! Зачем он дразнит меня, подкалывает своими неизменно пошловатыми шуточками, если я ему совершенно безразлична и ни капли не нравлюсь? И хуже того, почему я ведусь, отвечая на его шутки? Краснея, но не умолкая, пока мы не доходим до таких пикантностей, что мне самой с трудом верится что мы – препод и ученица. Зачем выхожу к доске, как на заклание, решая всё новые и новые задачи, в которых уже так набила руку, что не только в физике, но и в химии прекрасно продвинулась.

Да, Константин Владимирович давал мне очень и очень много знаний, которые я впитывала как губка, неизменно приходя на все дополнительные занятия, на которые кроме меня никто являться и в страшном сне не думал. А мне было мало. Просто мало нашего общения. Мало, как наркоману дозы героина. Мало, потому что я не могла без них, как без воздуха. Мало, просто потому, что не могла перебороть эту проклятую зависимость. Заставить себя думать о чём-то другом кроме густых ресниц и красиво очерченных крупных губ физика, с которых слетали слова, превращающиеся в знания, из коих материализовались мои пятёрки. Потому что я была очень старательной ученицей. И не только в плане учебной программы, но и в баталиях, и пикировках, которые уже стали привычными для однокурсников, только посмеивавшихся и иногда вставляющих свои остроты, но дальше не заходивших, благоразумно считая, что физику понять дано не всем, и если кого-то из них вместо меня вызовут к доске, то пресловутая двойка гарантирована. На лабораторных, пока мы с Константином Владимировичем милуемся, а подчас и воюем взглядами, списать и получить свою четвёрку легче, чем отстоять при непосредственном опросе пройденного материала. На такой подвиг, учитывая требовательность препода, были способны не многие.

Сегодняшняя пара физики не была исключением: вначале я была обласкана лучистым пылким взглядом, затем разбор задач у доски, одна из которых была не самого приличного и относящегося к предмету содержания. Хотя это, конечно, с какой стороны посмотреть.

– In zwei Dörfern zählten Vilariba und Vilabaja die Durchschnittliche Länge des männlichen Penis. In Villaribo war die Durchschnittliche Länge 25 Zentimeter. In Villabajo 13. Frage-warum ist diese Diskrepanz in der gewünschten Größe? *

– Wahrscheinlich…** – скорее растерявшись, чем смутившись, потому что не впервой, выгадывая несколько секунд для размышления, я оправила край ультракороткой юбки и на мгновение закусила губу. – Wahrscheinlich über Vilariba Forschung wurde durch die Methode der Umfrage durchgeführt, und in Villabaggio – die Methode der Messung.***

– Welche Forschungsmethode bevorzugen Sie? – ухмыльнувшись такой находчивости, Константин Владимирович не преминул обласкать взглядом мои облачённые в тонкие колготки и ботфорты стройные ножки.

– Ich glaube lieber an das Wort.*****

– Welches vertrauensvolle junge Dame, ****** – его губы сложились в очередную насмешливую улыбку. – Und du weißt, dass, wenn du lange auf der Straße in Strumpfhosen «in einem Netz» stehst, du nicht nur abkühlen kannst, sondern auch verdienen kannst? *******

Сказать, что мне захотелось зашипеть громче кошки с улицы Лизюкова, которой на хвост наступил бегемот, это ничего не сказать, но нужно было держать марку. В конце концов, я ещё ни разу не стушевалась и не струсила, вот и сейчас не дождётся.

– Ich Schmelze nur von Ihren Worten…********

– Ich werde fest von deinen Worten.*********

Ахнув, я всё-таки залилась румянцем смущения, что вызвало довольное хмыканье физика и оживлённое шушуканье одногруппниц на галёрке. Они точно скоро начнут усердно учить немецкий язык, а мне остаётся только гадать, что там может твердеть у гея при виде девушки.

Комментарий к Глава 7. Шоколад вдвойне вкуснее, если ночью и нельзя

* – В двух деревнях, Вилариба и Вилабаджа, подсчитывали среднюю длину мужского полового члена. В Виларибо средняя длина оказалась 25 сантиметров. В Вилабаджа – 13. Вопрос – почему такое расхождение в искомом размере?

** – Ну, наверное…

*** – Вероятно, в Вилариба исследования проводили методом опроса, а в Вилабаджа – методом измерения.

**** – А ты какой метод исследования предпочитаешь?

***** – Предпочитаю поверить на слово.

****** Какая доверчивая барышня

******* А ты знаешь, что если долго стоять на улице в колготках “в сеточку”, то можно не только простудиться, но и заработать?

******** – Я просто таю от ваших слов…

********* – Я становлюсь твёрдым от твоих слов.

========== Глава 8. Укрощение строптивой ==========

Говорят, что если овнов с подружками собрать вместе и напоить, то их можно отправлять на войну в качестве психологического оружия, чтобы противник охренел. Так вот мы с Викой обе были овнами и могли и без помощи алкоголя творить такое, что волосы вставали дыбом даже у самых матёрых и видавших всякое преподов. Однако учились мы в отличие от нерадивых одногруппниц, часть из которых отсеялась после первого же семестра, настолько хорошо, что, уважая наши пятёрки, на сумбасбродные выходки преподавательский состав просто закрывал глаза. Да и не одни мы такие безбашенные были: как говорится, шутов на колледж хватало, а учить кого-то нужно. Мы, можно сказать, так по мелкому хулиганили – всего лишь изводили преподавателя физики, который, собственно, мальчик не маленький – мог и сам за себя постоять.

Всё было очень просто – у любви, даже у самой первой неопытной влюблённости, есть свои желания и потребности, которые необходимо хоть как-то удовлетворять. Иначе можно просто-напросто сойти с ума. Вот я и сходила – от души и со вкусом. Потому что, естественно, наше общение с Константином Владимировичем никуда дальше пар и дополнительных занятий не продвинулось. На словах он был всё таким же дерзким и наглым, а на деле… На деле ничего. Ровным счётом ничего. Пусто. Умом я конечно понимала, что препод просто не имеет права и никогда не свяжется с шестнадцатилетней (уф, скоро семнадцать!) первокурсницей. Если, конечно, не хочет увидеть небо в клеточку или, как минимум, вылететь с работы с так красноречиво расписанной трудовой, что по специальности больше в жизни ни в одно учебное заведение не примут. К тому же, если верить всё так же ходившим сплетням, то на кой я сдалась мужчине, который мальчиков в клубных туалетах охмуряет? Но сердце-то протестовало, ярилось и болело от всей этой вопиющей несправедливости. В результате столь сильных переживаний и полнейшей душевной, эмоциональной и физической неудовлетворённости я превратилась в такой клубок нервов, от которого даже мама старалась держаться по возможности подальше, и терпела-понимала только Вика, которая всю эту кашу и заварила. Хотя порой мне кажется, я бы и без её шуточек и промывания мозгов влюбилась в Константина Владимировича, потому что как вообще в него можно не влюбиться? Впрочем, таких круглых дурочек кроме меня ни одной не наблюдалось. И именно подруга, не испытывая ни малейшего угрызения совести, учила меня мстить тому, кто не мог или не хотел уделить мне должного внимания.

Именно с её подачи я устраивала пусть и глупые, но зато весьма эффектные фокусы, за которые мне подчас влетало даже от вечно смиренного Алёшеньки. От него, пусть и скромника, но безумного любителя и распространителя сплетен я однажды узнала, что Константин Владимирович страдает острой формой арахнофобии. Разумеется, эта информация была принята к сведению, и вскоре мне удалось обзавестись чудовищно страшной мохнатой прелестью, увидев которую в прыжке, препод подпрыгнул чуть ли не выше неё и побледнел, как стенгазета, которую он же заставил меня нарисовать к Восьмому Марта. Ну и пусть, что я тогда побывала в заветной лаборантской, рабский труд использовать всё равно нечестно. Очаровашку-паука Константин Владимирович тут же у меня отобрал и попутно, нервно хихикая, я выслушала, как виртуозно он может ругаться, совершенно не используя при этом нецензурной брани. Мне честно и откровенно понравился его весьма литературный и такой качественный язык, поэтому путём нехитрых изысканий я нашла новый метод для издевательств – у объекта моих безответных воздыханий оказалась ярко выраженная аллергия на запах белорусских духов “Золотая роза”. Достать оные оказалось не столь лёгкой задачей, как с пауком, но результат того стоил – каждую пару физики мы с Викой с невинными улыбками наблюдали, как препод покрывается красными пятнами и, чихая, принюхивается, пытаясь разыскать причину своих страданий.