Текст книги "Песня на двоих"

Автор книги: Оксана Панкеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Сегодня я ходил искал работу и случайно встретился с Гарри. Ты в курсе, что он уезжает?

– Куда? – удивилась Ольга. – Нет, я не слышала.

– В Голдиану.

– На гастроли или насовсем?

– Похоже, насовсем. Ему предложили выгодный контракт на две дюжины концертов в Новом Капитолии и Лютеции, с хорошей перспективой…

– Так разве это плохая новость? – Ольга действительно не видела ничего плохого в успехе крашеного переселенца и искренне недоумевала, почему эта новость попала у Артуро в разряд печальных. Не завидует же он, в самом деле!

– Нет, само по себе это хорошо. Но знаешь, кто ему подсказал адресок и подбросил рекомендацию?

– Король? – предположила Ольга, догадываясь, что на Гарри положил глаз не кто иной, как господин Пуриш, неравнодушный к экзотической музыке иных миров.

Диего, для того чтобы давать рекомендации, пришлось бы раскрыться, а он предпочитает хранить тайну. Значит, король. Ведь логично?

– Нет, – с горькой иронией отозвался Артуро. – Не король. А наш ненаглядный и всячески обожаемый дон Диего, чтоб его лживый язык раздвоился! Ты еще не верила, что это он подбил Гарри отказаться от идеи сделать общую программу со мной!

– Постой, но разве это одно и то же – помочь найти работу и заставить бросить товарища? Зачем ему это? Если бы он на твое место напросился и сам вместе с Гарри стал выступать, тогда понятно, но…

– А зачем Росите понадобилось так держаться за эту несчастную бумажку? Просто чтобы мне напакостить. Сама же знаешь, как твой бывший меня ненавидит. Да, я же не сказал тебе главного! Как ты думаешь, кому твой красавец сосватал Гарри?

– Да я вообще не представляю, кого из этой тусовки он может знать, да еще в Голдиане! Я сама одного Пуриша знаю…

– Вот именно. Помнишь, ты сама как-то говорила, что Пуриш не стал бы со мной работать? Вот это самое и было сказано Гарри. Дескать, могу порекомендовать хорошего продюсера, но сразу предупрежу: Артуро Сан-Барреду он на дух не переносит. Так что или то, или другое. Гарри, как я уже успел заметить, человек практичный. В Голдиане не пропадет.

– Да разве ему так уж подперло, что никакого другого выбора не оставалось? Ты ведь тоже предлагал ему найти продюсера. Какая ему разница? Что с тобой, что без тебя, а продюсер ему все равно будет. Так что вряд ли.

– Думаешь, наш новоиспеченный маэстро постеснялся нашептать новому приятелю на ушко, что одному ему будет лучше, что я для него – бесполезный довесок, а то и хуже…

– Извини, милый, однако если подумать, то до этой некрасивой, но правильной мысли Гарри мог дойти и сам, если он такой практичный, как ты говоришь. Любой напарник был бы для него бесполезным довеском, с которым придется делиться гонораром, потому он и решил работать сольно. И чего ты так убиваешься? Разве тебе было бы интересно таким вот пришей-пристебаем заделаться?

– Неправда! – обиделся Артуро. – Почему это я был бы бесполезным? Я мог бы исполнять песни с твоих кристаллов, они тоже иномирские, но совсем в другом стиле…

– Так почему тогда ты этим до сих пор не занялся, если, как ты говоришь, у тебя был на примете продюсер?

– Да потому, что ему требовался настоящий переселенец под это дело, для пущей экзотики! Без Гарри я ему не нужен, тем более что половина твоих кристаллов уже в записи ходит…

– И опять мы вернулись к тому, что Гарри был нужен тебе больше, чем ты ему. А теперь сам подумай: зачем? Оно тебе надо, так унижаться? Ты ведь прекрасно можешь сам, ты такой талантливый, у тебя такой голос, неужели ремейки чужих песен – это все, что ты умеешь? Ведь неправда же! Ты прекрасные вещи писал, значит, можешь! Плюнь на все и сделай свое, собственное, чтобы все, кто говорил о тебе плохо, рыдали от зависти и кусали локти.

Артуро тихонько вздохнул и низко склонил голову, так что его шикарные кудри упали на лицо, почти полностью скрыв глаза.

– Я больше не могу писать музыку, – тихим, дрожащим голосом признался он. – Уже десять лет. С тех самых пор. Сначала думал, это из-за пережитого потрясения. Творческий кризис. С кем не бывает. Думал, пройдет. Потом решил сходить к целителю, вдруг это какая-то нервная болезнь, которая лечится. Тот к магам отправил. А маг сказал, что это вовсе не болезнь и не обычный творческий кризис, а Огонь ослабел. Огонь – материя хрупкая, на эмоциональные переживания тонко реагирует. Может заполыхать сверх меры, а может и вовсе погаснуть, сохрани меня небо от такого ужаса… У меня, к счастью, не погас, но какую-то частицу своего Огня я потерял вместе с семьей и домом. Теперь я могу только петь, а сложить что-то свое не получается. Уж десять лет пробую. Когда я вернулся к жизни и встретил тебя, такая буря радостных чувств поднялась в моем сердце, что мне показалось – Огонь разгорелся с прежней силой, чудилось, будто стоит лишь попробовать – и все получится, все вернется… Увы, я ошибся. Это были всего лишь эмоции. Счастье, восторг, любовь… Они прекрасны сами по себе, но возродить силу угасшего Огня не способны. Я понял это, едва лишь попытался выразить в звуке всю красоту своей любви к тебе. Попытался – и не смог. Нет таких звуков. Вернее, они есть, конечно, но я их не слышу. Все, что приходит в голову, – это чужие, кем-то уже написанные строки… Ты сама бард, наверное, понимаешь, что это такое… И как с этим жить…

Одинокая слезинка сиротливо капнула из-под спутанной массы волос, бесшумно расплывшись на кружевной манжете.

– Милый мой, да ты что… – Ольга сорвалась со стула, как была, наполовину расчесанная и в распахнутом халате, обхватила обеими руками, словно птенца крыльями заслоняя от опасности. – Да стоит ли оно того? Ну с кем не бывает, я тоже не могу музыку сочинять, ну и что? Да успокойся, мы что-нибудь придумаем, обязательно придумаем, ну подумаешь – Огонь, не умирают же от этого…

Несчастный бард тихонько всхлипывал у нее на груди, трогательно и беззащитно. А она беспомощно гладила его волосы, нашептывая какие-то утешительные глупости, и помимо воли думала в это время совсем о другом человеке. О другом барде, к которому это их небо оказалось не столь снисходительно, не сохранило «от такого ужаса». Который потерял Огонь полностью и жил долгие годы с пустым очагом в сердце. И все же ему помогли счастье, радость и любовь, хотя это всего лишь эмоции…

Может, он все-таки говорил правду? Может, она была к нему несправедлива? Может, он все-таки до сих пор ее любит, просто это любовь у него такая, с финтами и вывертами?

За окном гулко ухнуло, затрещало, и в стеклах высоких окон гостиной заблестели пестрые отсветы праздничного фейерверка.

Шеллар нахмурился, обвел взглядом всех сидящих в комнате, чуть дольше задержавшись на непривычно серьезной рожице своего шута. Затем молча встал и сам задернул шторы.

– Извините, господа, у меня нет желания любоваться на бессмысленную растрату казенных средств. Кто желает – милости прошу на балкон.

– Ну вот, – укоризненно проворчал Элмар. – На этот раз не я смету подписывал, ты сам. И все равно чем-то недоволен.

– Будь моя воля, я бы давно с радостью отменил некоторые глупые традиции. Вроде обязательного фейерверка в каждую годовщину коронации.

– Ну знаешь… – протянул Орландо, сдвинув тонкие красивые брови. – Если ты еще и введешь вместо этого обязательное бдение на кладбище, народ тебя не поймет.

– Не говори глупостей. Это мое личное дело, и я никогда не приглашал никого разделить его со мной.

– А Мафея кто сегодня потащил?

– Никто его не тащил, он сам попросился.

Мафей шустро развернулся на спинке кресла, ловко перебросив ноги через сидящего в этом кресле Жака, и вклинился в разговор:

– Шеллар, а можно поинтересоваться, почему ты раньше меня никогда не брал, а в этом году разрешил?

– Потому что ты дорос, – кратко сообщил король, возвращаясь на диван, где к его плечу немедленно прислонилась любимая жена.

Уточнений никому не потребовалось.

– А почему бы не попробовать как-то разделить эти две даты? – предложил мэтр Максимильяно, бдительно поглядывая при этом на своего короля. – Насколько я помню, между ними прошло несколько дней. Почему не отмечать их соответственно? День коронации проводить как подобает, а могилы родственников посещать за несколько дней до этого, тоже как подобает.

– Я знаю, – терпеливо кивнул Шеллар. – Но позвольте мне самому решать, в какой день куда ходить. Разве я кому-то мешаю? Разве я лишил подданных их законного фейерверка?

– Намереваетесь, – наставительно заметил придворный маг.

– Господа, можем ли мы поговорить о чем-нибудь другом?

– Пошутить вам про что-нибудь? – без особого вдохновения отозвался из глубины кресла шут.

– Нет, спасибо. Лучше расскажи, как поживает Кантор. Мэтр Максимильяно, как всегда, считает недостойным публично проявлять отцовские чувства, но ему, несомненно, интересно. И мне, кстати, тоже.

– О-о… – слегка оживился Жак, – Кантор… Господа, можете забыть про Кантора, боюсь, мы его навсегда потеряли. После той ночи, когда он подверг свою хату дизайнерским экспериментам, его понесло. Такое впечатление, что у товарища блюдце полностью посыпалось, построилось клином и улетело в теплые края. Он круглыми сутками чего-то творит, прерываясь только на приступы и репетиции. Не жрет, не пьет, не спит, не… ой, вру, трахается он исправно, просто совмещает это дело с репетициями. Жилище свое довел до такого потрясного вида, что Ольга может расслабиться, ей этот уровень не осилить. Словом, если кому понадобится кого убить, к Кантору можно больше не обращаться. Он окончательно переквалифицировался в композиторы. Что с людьми несчастная любовь делает! Мне вот интересно, мэтр, вы этого и добивались, когда его Ольге заложили?

– Нет, – кратко отозвался Максимильяно, не вдаваясь в подробные разъяснения.

– Извольте отстать от коллеги, – вмешался мэтр Истран. – Он поступил совершенно правильно. Не думаю, что дон Диего испытывал удовольствие от необходимости обманывать любимую женщину, а признаться он так и не решился бы. Что же касается внезапного приступа вдохновения, то причины подобных явлений понятны и подвластны лишь Бессмертному Барду.

– Я слышал ваше мнение по вопросу, – с легким недовольством высказался Шеллар. – Определенная логика в нем присутствует, но меня интересует схема последующего развития. Вот уважаемый мэтр просветил Ольгу, они с Кантором впервые объяснились без умолчаний и иносказаний, закономерно поссорились. И? Далее? Должно быть какое-то продолжение. Раз вашей целью не было их поссорить, следует предпринять какие-то дальнейшие действия, дабы достигнуть истинной цели. Какие?

– Для начала – дать им время все осмыслить, – уверенно изложил мэтр Истран.

– Они все равно сойдутся, предпримем мы что-то для этого или нет, – добавил мэтр Максимильяно.

– В самом деле? Позвольте немного развеять ваши иллюзии, высокоученые мэтры. – В голосе его величества прорезался знакомый холодок. – Кантор, может быть, что-то и осмыслит, если отвлечется хоть на часок от всепоглощающего процесса творчества. А вот Ольга – демона рогатого. Она уже не в состоянии что-либо осмысливать. Она полностью утратила способность критически оценивать действительность. Вчера я намеренно свел Ольгу с первой женой Артуро и понаблюдал со стороны за их беседой. Сами понимаете, бедной женщине было что сказать, и она это с удовольствием сказала. Лично я нашел ее рассказ логически непротиворечивым, а впоследствии сверил с некоторыми известными фактами и не нашел оснований упрекнуть мадам в неискренности. Ольга же не поверила ни единому ее слову. Понимаете, не усомнилась, не попыталась что-то проверить, просто осталась в святой уверенности, что злобная корыстная стерва цинично клевещет на бывшего мужа исключительно из желания доставить оному неприятности. Господа, вы понимаете, что происходит? Мерзавец полностью подчиняет себе все помыслы нашей обшей подруги, а мы даже не можем разобраться как! Почтенные мэтры, вы бы хоть раз взглянули на девушку попристальнее, вместо того чтобы делать ей непристойные предложения! А уже потом бы начинали борьбу за откровенность и взаимопонимание!

– Я смотрел, – возразил Макс – Очень внимательно, тремя разными способами. Нет на ней ничего.

– Поддерживаю, – эхом откликнулся коллега. – Я тоже ничего не обнаружил.

– Тогда в чем дело? Неужели Ольга настолько отупела? Мне показалось, наоборот…

– Дело в том, что искомое магическое «нечто» находится не на ней, а на самом маэстро, – объяснил мэтр Истран. – Вы намеревались показать его мне, вот и извольте поскорее изыскать для этого повод. Могли бы, кстати, как раз сегодня пригласить их вместе во дворец. Праздник – замечательный повод…

– Нет-нет, – быстро возразил Шеллар, – не надо, чтобы Артуро видел мэтра Максимильяно. Они с Кантором слишком похожи, чтобы не вызывать подозрений. Мой день рождения тоже не подойдет, до него еще целая луна… Надо сообразить какой-нибудь тесный семейный праздник, чтобы на нем не присутствовали официальные лица… Господа, напрягите ваши умственные способности, вы лучше меня разбираетесь в праздниках. Что можно придумать в ближайшую неделю?

– Да чего тут думать… – проворчал Элмар. – Двадцать шестой день, чем вам не праздник? Так я и знал, что вы мне его испортите…

– Прости, чем именно? – с легким недоумением вопросил кузен.

Других вопросов у него не возникло, из чего следовало заключить, что хоть он один понял, о каком празднике речь.

– Да тем, что ввалитесь всей толпой, – раздосадованно махнул рукой принц-бастард. – Еще и суслика этого ко мне в дом притащите, я его уже бояться стал после всего, что ты только что нарассказывал. Я хотел отметить этот день вдвоем с Ольгой или втроем, если Азиль никуда не уйдет. А получится куча гостей и почти официальный прием…

– Ага, хитрый ты какой. – Суть предстоящего праздника наконец дошла и до Жака. – А почему это ты решил один, без нас? Мы что, уже так, побоку?

– А что, кто-то из вас вспомнил?

– Я все время помнил, но мне не приходило в голову устраивать по этому поводу праздник, – пожал плечами Шеллар. – Не вижу проблем, мы соберемся ненадолго и быстро разойдемся, а ты можешь с Ольгой хоть всю ночь потом читать стихи и вспоминать былое.

– А ее прелесть ненаглядную куда девать прикажешь?

– Элементарно, когда соберутся уходить, пригласишь Ольгу остаться – одну! – и испросишь его на то разрешения. Он не посмеет тебе отказать.

– А Ольга?

– А Ольга не устоит перед соблазном. Она ведь любит эти дружеские ночные посиделки с тобой, невзирая на твою склонность упиваться до состояния зомби.

– Тогда придется пригласить и Кантора, – напомнил Мафей, который после долгих размышлений тоже вычислил причину праздника. – Он обидится, если не позовем. А если их свести вместе, они подраться могут.

– Глупости, – отмахнулся Шеллар. – Надо всего лишь не оставлять их наедине и не давать возможности обмениваться репликами неслышно для свидетелей. Если Артуро будет знать, что его слышат, он не посмеет дразнить Кантора. А если Кантора не дразнить, он и не полезет драться.

– Кантор сам кого хочешь задразнит, и ему плевать, слышат его или нет, – заметил Мафей.

Его величество нехорошо усмехнулся:

– Господа, кто-то из вас очень расстроится, если Кантор скажет сопернику пару обидных, но, несомненно, правдивых слов? А если серьезно, его можно предупредить. И раз уж зашла об этом речь… Настоятельно прошу вас всех: ни в коем случае не заводите с Ольгой просветительских бесед, не пытайтесь открыть ей глаза на истинный облик ее нынешнего кавалера и не высказывайте прямым текстом, что Кантор – святой, а Артуро – подлец. Никакой пользы это не принесет, а вы будете заподозрены в клевете и всемирном заговоре. Также нежелательно демонстрировать ваше негативное отношение к маэстро, ибо всяческие посягательства на дорогих ей людей вызывают у Ольги только желание спасти и защитить.

– Ну это у нее без всякой магии присутствует, – невесело усмехнулся Элмар. – Давно заметил. Договорились. Двадцать шестого, у меня.

Глава 5

– Этот Пиргорой, – сказал Кристофер Робин. – Пиргорой в честь того, кто что-то сделал, и мы все знаем, кто этот Кто-то, и это его Пиргорой, в честь того, что он сделал, и у меня есть для него подарок – вот он.

А. Милн

Следующую неделю Ольга прожила в полнейшем смятении. Она честно пыталась утрясти и упорядочить свою жизнь сообразно заявленному образцу, то есть не встречаться и не общаться с Диего, наладить подобающий семейный быт с Артуро, а главное – побольше думать о работе и поменьше об этом чертовом треугольнике. Ни одно, ни другое, ни третье не удавалось.

Диего исправно посещал все репетиции, неизменно здоровался и о чем-нибудь заговаривал. Хотя вел он себя сдержанно и нейтрально, Ольга всякий раз терялась, смущалась и злилась непонятно на что.

Артуро еще пару раз безуспешно попытался что-то написать, у него ни черта не получилось, из-за этого бедняга мучился и психовал, с каждым днем все глубже погружаясь в беспросветную депрессию, сопутствующую творческому кризису.

Мысли о работе боязливо съежились где-то в самом дальнем уголке, беспощадно затоптанные другими, более личными и более волнующими.

Сказать, что Ольга не знала, что делать, было бы неверно и легкомысленно. На самом деле она не знала, что и думать. Ее мнение о происходящем менялось по пять раз на день, мечась от обиды и раздражения до сожаления и чувства вины.

К чести Диего следовало отметить, что он переносил неприятности более достойно, чем его счастливый соперник. Вместо того чтобы затосковать и впасть в уныние, он, напротив, ожил и наполнился энергией. Стал деятельным, общительным, постоянно был чем-то занят, куда-то спешил, даже в глазах появилась некая лихорадочная сумасшедшинка. Наблюдая исподтишка за преображенным Кантором, Ольга стала замечать, что он частенько задумывается о чем-то нездешнем, вдохновенно пялясь в пространство отсутствующим взором блаженного. В такие минуты Диего подозрительно походил на влюбленного, но Ольга точно знала, что никакой любовью тут и не пахнет. После Зинь непутевый мистралиец сменил еще две пары «хороших рук», но, как и в предыдущих случаях, ничего серьезного из его похождений не вышло. Разве что смеху на весь театр и обсуждений на неделю, когда Кантора застукали с уборщицей в одной из пустующих, еще не отремонтированных гримерных.

Такое легкомыслие и непостоянство должно было послужить поводом для огорчения, но Ольга каждый раз ловила себя на недостойном и низком удовлетворении. Она сердилась на себя за мелкое собственничество, поминала пресловутую собаку на сене, но почему-то на сердце делалось спокойнее, когда Диего в очередной раз становился свободным.

Со стороны он производил впечатление увлеченного и довольного жизнью человека. Возможно, Ольга тоже поверила бы в это, если бы не знала, как глубоко он умеет прятать боль. Если бы он не начал опять курить. Если бы не пропадал по нечетным числам.

Артуро, напротив, страдал так откровенно, что заметить это мог бы и слепой, по одним только вздохам. Промучившись с неделю попытками сложить новую песню, он окончательно убедился в творческом бессилии и задумался наконец о покупке репертуара. Каждая из упомянутых попыток сопровождалась сеансами устного самобичевания и жалобами на несправедливость мироустройства. Помимо творческого кризиса упоминалось, как ему стыдно сидеть на шее у любимой женщины, а временами речь заходила и о том, как он боится за свою жизнь. Почему-то маэстро Артуро так и не успокоило известие об окончательном разрыве Ольги с бывшим возлюбленным. Он с какой-то радости вбил себе в голову, будто Диего втайне мечтает его убить и только ждет подходящего повода.

Временами его стенания раздражали, и Ольга довольно резко эти глупости пресекала. Но едва у нее возникала мысль о том, чтобы расстаться с несчастным нытиком, как вмешивалась недремлющая совесть. И опять Ольга сердилась на себя за мелочные и гаденькие мыслишки, представляла себе, как низко и недостойно было бы выгнать на улицу любимого мужчину в трудный момент, когда ему больше всего нужна ее поддержка. Долгие утешения переходили в нежные объятия и заверения в обоюдной любви. Заканчивалось все это либо постелью, либо маленьким концертом для одного зрителя. Артуро доставал гитару и пел свои старые песни, а Ольга слушала и в который раз убеждалась, что талант не отнимешь и если он есть, то рано или поздно все обязательно получится.

Единственное, что хоть немного облегчало ее разорванное напополам существование, – за прошедшие две недели Диего и Артуро ни разу не встретились и даже не упоминали друг о друге. Диего сам не желал заводить разговор о сопернике. Артуро Ольге удалось-таки приструнить заявлением, что она не желает больше слышать «об этом обманщике» и кто первым его помянет, тот моет посуду. Правда, у метода имелся свой недостаток – при обоюдном соблюдении правила мыть посуду приходилось самой Ольге. Однако это все же казалось ей невысокой ценой за относительное спокойствие.

Ольга уже начала надеяться, что они скоро успокоятся и забудут друг о друге, но не тут-то было. Даже в таком большом городе, как Даэн-Рисс, трудно ни разу не встретиться, имея общих знакомых. Особенно когда эти «общие знакомые» крайне редко думают головой, прежде чем что-то делать. Если возлюбленного надо покормить обедом, а дома продукты кончились, вполне естественно встретиться и зайти в ближайшее предприятие общепита. Но что стоило маэстрине Ольге сообразить вовремя, что не следует назначать встречу в ближайшей забегаловке, куда ходит обедать весь театр? Вот и получилось, что вместе с ней увязались еще с полдюжины актеров, любимый наставник, подружка Зинь, костюмерша и молоденький ученик мага, который подрабатывал на полставки специалистом по спецэффектам. А в числе упомянутой полудюжины, разумеется, присутствовали маэстро Диего и маэстро Тарьен, счастливый исполнитель той самой главной роли, которая так и не досталась бедному Артуро. Вся эта компания оказалась за одним столом, и неудивительно, что Артуро чувствовал себя как партизан в тылу врага. Бедняга уткнулся в тарелку и не решался ни слова сказать, опасаясь, что любая начатая беседа выльется в очередной мордобой. Диего делал вид, будто не обращает на него внимания, но время от времени награждал перепуганного соперника насмешливым взглядом и издевательской ухмылкой. Тот бледнел, вздрагивал и поспешно опускал глаза. Выглядело это моральное избиение безобразно и недостойно, но учинять разборки «кто на кого как посмотрел» – все равно что ловить туман сачком. Ольга попыталась хотя бы укоризненным взглядом урезонить нахала, и поначалу ей показалось, что успешно. Диего заметил, улыбнулся в ответ и быстро переключился на созерцание зала, словно он тут ни при чем. Всего через несколько секунд его лицо вдруг озарилось радостным изумлением, которое столь же быстро сменилось довольной хитрой ухмылочкой, как будто маэстро замыслил некую замечательную шутку.

Ловко перескочив через лавку, он бесшумно подкрался к стриженному «под братка» толстяку, который скромно поглощал дешевый комплексный обед за соседним столом, и хлопнул по плечу с радостным возгласом:

– Здорово, Тедди!

Реакция толстяка на нежданную встречу оказалась далека от восторга. Быстро обернувшись и увидев, кто перед ним, бедняга в мгновение ока позеленел и неимоверно шустро нырнул под стол.

– Да постой, дурила! – расхохотался Диего, не торопясь, впрочем, ловить испуганного знакомого. – Я ничего тебе не сделаю!

Толстяк, уже успевший выкатиться с противоположной стороны и резво вскочить на ноги, приостановился и обернулся, с подозрением изучая мистралийца, в полной готовности как удрать, так и пустить в дело неизвестно откуда взявшийся узкий стилет.

– Не позорься, Тедди, – продолжал потешаться Диего. – Ты своей шпилькой всех бардов тут распугаешь. Не съем я тебя. Даже бутылку поставлю, помнится, я тебе задолжал…

Оружие исчезло, словно растворившись прямо в руках. Тедди слегка расслабился и шагнул вперед. Улыбка у него оказалась на удивление добродушная, хотя глаза все еще оставались настороженными.

– Сам понимаешь, обычно люди помнят несколько иные долги…

– Да брось. Вот если бы у меня что-то на память осталось, тогда, может, и помнил бы, а так… – Диего беззаботно махнул рукой и кивнул на стол. – Пойдем пообщаемся.

– Хорошо все-таки, когда объект имеет некоторый опыт и материал для сравнения… – философски изрек дяденька, подхватывая свою тарелку и кружку. Улыбка его стала спокойной и умиротворенной. – А то ведь обычно не ценят…

– Ага, – ухмыльнулся мистралиец. – Теперь до меня дошло, почему ты так любишь выпивать с объектами. Чтоб ценили! Как ты здесь оказался? Босс выгнал? Или давние знакомые с благодарностями явились?

Они пересели на свободный угол, чтобы можно было разговаривать, не перекрикиваясь через стол, и беседа пошла немного тише. Ольга прислушалась – уж больно интересно, что это за знакомый такой, шмыгающий под стол, и что у них за дела с Диего, и почему такая странная реакция на обычное приветствие? Логичнее всего было бы предположить, что когда-то господа были коллегами и однажды пересеклись на одной и той же потенциальной жертве, но добродушный толстяк совершенно не походил на убийцу.

– От босса я ушел на следующий день, – охотно ответил загадочный господин, снова принимаясь за обед. – Посмотрел на угольки и понял, что больше мне там делать нечего. Правильно сделал, кстати. Что с боссом случилось, ты сам знаешь, а его потомок такой балбес, что на сегодняшний день уже почти разорился. Поработал я еще в нескольких местах, а потом последний босс подсунул работенку… Ну, словом, не тот попался человек, с которым можно безнаказанно обращаться подобным образом. И боссу досталось, и всем его людям, а я еле ноги унес. Вот, пытаюсь теперь здесь устроиться.

– А как тебя занесло в Лоскутный квартал? Какая здесь может быть работа для тебя?

– Живу я здесь, – невозмутимо пояснил Тедди. – Во-первых, получилось случайно, я плохо знал город и поселился в первом же месте, где запросили недорого. А во-вторых, так даже лучше. Труднее будет найти. А ты чего потерял в квартале бардов? И почему ты здесь? Со своими что-то не поделил или с самого начала работал на ортанскую разведку?

– Тьфу на тебя! Почему все думают, что если мистралиец живет за границей, то он обязательно беженец? Мне просто здесь нравится.

– А чем занимаешься?

– Искусством. Нет, серьезно. Я завязал и хочу сменить класс.

– Ты? Бард? Лучше б уж ты ко мне в ученики пошел.

– Не выдумывай. У меня все равно не получится. И вообще ты сначала работу найди, а потом будешь искать учеников.

– Да я так, пошутил… – флегматично пожал плечами Тедди. – А с работой здесь плохо. В чужих краях устраиваться всегда нелегко, а с моей профессией надо иметь репутацию. Иногда перепадают разовые заказы, а так в основном перебиваюсь игрой в карты. Раньше был стабильный спрос в Мистралии, а сейчас и там нечего делать. Видимо, настал период, когда жизнь повернулась ко мне задницей.

– Оставь мне адрес или расскажи, где тебя найти, – немедленно предложил Диего. – Я поспрашиваю кое-каких старых знакомых. В этой стране ты еще не нажил проблем с правосудием?

– Надеюсь, не успел. А ты именно там будешь спрашивать?

– Так больше у меня знакомств нету. Только там. Зато люди влиятельные, умные и, самое главное, – Диего подмигнул, – способные оценить преимущества хинской школы.

– Надеюсь, с ними я раньше не работал? – Непонятно было, шутка это или Тедди всерьез обеспокоен вопросом. Аккуратно подобрав хлебом остатки подливы, он отставил тарелку, задумчиво в нее посмотрел и добавил: – Наверное, буду ходить сюда обедать. Съедобно и недорого. Вот тут и встретимся. Тебе удобно?

– Пойдет.

– Тогда спасибо, да я попрощаюсь. Вроде еще один заказ наклевывается, надо кое с кем встретиться. Рад был увидеться и узнать, что у тебя все хорошо.

– Удачи. – В голосе Диего мелькнула ирония. Ольга так и не разобралась, кто же такой этот Тедди, но было ужасно интересно слушать их разговор. Когда двое людей говорят о чем-то понятном для них, но непонятном постороннему, это всегда любопытно.

– Диего, кто это был? – спросила Ольга, едва дождавшись, когда за странным знакомым закроется дверь.

– Вот все тебе надо знать, – хмыкнул мистралиец, мигом посерьезнев. – Скажу, если хочешь, но не здесь, а как-нибудь наедине. А то твой приятель обделается с перепугу, а я окажусь виноват, ты скажешь, что я нарочно его пугаю.

– Как это наедине?! Нам тоже интересно! – вмешалась Зинь.

– Лишнее знание бывает вредно, – наставительно заметил Диего.

Заинтригованная общественность еще долго домогалась ответа, но он так и не сказал, чем окончательно уверил Ольгу в правильности ее догадок.

Стоит ли сомневаться, что Артуро подумал то же самое, но истолковал ситуацию таким нелепым образом, что Ольга даже не нашлась что умного ответить. Выскажи он свои соображения сразу же за обедом, возможно, его удалось бы вразумить коллективно. Но осторожный маэстро приберег сии умные мысли на вечер и высказал Ольге наедине, когда она вернулась домой.

– У тебя что, с головой не в порядке? – выдала наконец ошарашенная девушка. – Может, тебе пора к психотерапевту сходить, или как они здесь называются? Предположить, будто Диего хочет нанять убийцу, чтобы от тебя избавиться, – это уже смахивает на манию преследования. Да на кой ему платить постороннему человеку за то, что он сам умеет в совершенстве?

– А чтобы его не заподозрили!

– Да ведь все равно заподозрят!

– Но у него будут убедительные доказательства, что он в это время был в другом месте и его видела куча народу!

– Не говори ерунды! Стал бы он прилюдно общаться с этим дядькой, если бы планировал такое тонкое дело! Их же половина коллектива видела вместе! Так заказы не делаются! Контакт заказчика с исполнителем тщательно скрывается.

– И откуда у тебя такие познания в тонкостях организации заказных убийств? – с ядовитой иронией поинтересовался Артуро. – Неужели твой бывший трепался с тобой о своей работе?

– Нет, – в тон ему съехидничала Ольга. – Представь себе, моим просвещением по части всяческой уголовщины занимался лично его величество. А уж он в этом разбирается получше тебя.

Возможно, они опять бы поссорились из-за дурацких опасений Артуро, но, к счастью, их прервали. Не успел мистралиец ответить что-то подобающее, как в комнате материализовался Мафей, и тема беседы была благополучно похоронена.

– Ольга, не раздевайся, – сообщил принц после приветствий. – Меня за тобой послали.

– Король? – уточнила Ольга, наскоро соображая, годится ли ее наряд для визита во дворец или переодеваться все же придется.