Текст книги "Фальшивая убийца"

Автор книги: Оксана Обухова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Боясь поверить предзнаменованию, я протянула руку и тихо-тихо провела подушечками пальцев по закругленному краю рожка, выглядевшему остро заточенным…

Над головой в один момент, разом, вспыхнули многочисленные лампы в люстрах, мне показалось, что сверху обрушился поток огня, он отразился в зеркале, ударил по глазам…

Ящичек, только что открывшийся от легчайшего движения двух пальцев, никак не хотел убираться под столешницу. Суматошно запихивая его назад, я слышала, как по центральной лестнице, разговаривая, спускаются две женщины.

С оглушительным – как мне показалось – грохотом, ящик въехал на место; я оглянулась на лестницу – женские ножки в ботиночках на удобных каблуках уже показались из-за изгиба перил…

Я побежала. Как мелкий уличный воришка, стянувший у торговки пирожок. Под арку, мимо букета и кресла, к лестнице в водонапорной башне.

Сердце стучало в висках, заглушая разговор спустившихся в холл женщин. Я не слышала, о чем они переговариваются – обсуждают ли странные звуки пустынного холла или продолжают прежнюю беседу, – испуганной кошкой я неслась наверх, обратно в библиотеку, потом в коридор, в галерею и дальше – в комнату на двух служанок.

Я чувствовала себя пойманной при попытке ограбления. Обманом проникшей в дом и шарящей по шкафам.

Какой стыд! Какой позор! Сжав ладони между трясущимися коленями, сидела на диване и с ужасом прислушивалась, не раздадутся ли шаги в коридоре, не дойдут ли они до двери, не откроется ли она, пропуская в комнату свидетелей моего  поступка.

«Боже, сделай так, чтобы они меня не заметили! Не увидели, как два лакированных сапога на тонких шпильках мелькнули за перилами, не догадались, кто в отсутствие хозяев стучал дверями шкафов!..»

Скандал, случившийся в приличном семействе, навсегда покроет позором мою неразумную голову.

«Боже, беззастенчиво шарить по шкафам! Что может быть гаже! Проныру журналистку с позором выкинут из дома, скандал докатится до мебельной мамаши… та расскажет обо всем батюшке… потом об этом узнает весь город… Я пропала».

Накрутив себя до полуобморочной тошноты, я скинула сапоги и с ногами забралась на диван. (Пока буду надевать их – не выкинут же босиком на снег! – образуется пауза для оправданий. Только будут ли меня слушать…)

Легкий топоток прошелестел по ковровой дорожке, я зажмурилась, прикусила губу – в комнату вошла Людмила.

– Не соскучилась? – спросила с улыбкой.

Я ошалело помотала головой. Сердце подпрыгивало в груди теннисным мячиком и пыталось проникнуть в гортань.

– Давай переодевайся, пойдем ужинать. Хо зяйка уехала, наши стол на кухне накрыли…

Людмила болтала, почти не обращая на меня внимания. Подкрашивала губы, избавлялась от гладкой прически «приличная горничная», взбивала пышные пепельные волосы в львиную гриву. Я казалась себе трупом, из которого вынули все кости. Тело сделалось непослушным и аморфным, мерзкая испарина холодила лоб, конечности приобрели поистине веревочную гибкость. Руки болтались безвольными плетями, я даже не смогла на них опереться и спустить босые ступни на пол: из локтей словно бы исчезли суставы, руки подворачивались и отказывались выполнять простейшие приказы мозга.

Шок сменился ступором.

– Эй, ты что? – разглядела меня наконец

Людмила. – Тебе плохо?! Ты вся бледная!

Я заставила язык повиноваться.

– Все в порядке, – выдавила хрипло.

– Нет, не в порядке. – Люда села на диван и дотронулась до моей руки. – Да ты же ледяная! Тебе плохо?!

– Нет, мне не плохо. – Я выдернула руку. – Немного замерзла – и все.

– А зачем сапоги сняла? Босиком ходила?!

А ну-ка, давай вставай, – девушка буквально сдернула меня с дивана, – пойдем в душ. Ты с дороги, тебе надо помыться… Под горячей водой быстрее согреешься. Не хватало еще заболеть на работе!

Почти волоком Людмила протащила меня по коридору и впихнула в комнату, оказавшуюся санузлом с двумя душевыми кабинками и умывальниками.

– Давай раздевайся, залезай под душ, полотенце я тебе сейчас принесу.

Сказала и захлопнула дверь.

Прижавшись спиной к кафельной стенке, я медленно переводила дух. Кажется, пронесло. Меня не заметили или… разгон устроят позже. Мадам Вяземская снова куда-то спешила. Вернется и начнет проверять шкафы, не стащила ли чего-нибудь драгоценного девица в фальшивой шубе.

Представив, как меня обыскивают прежде, чем вышвырнуть за порог в сугробы, я снова ощутила такой прилив дурноты, что чуть не взвыла: «Хорошенькое начало карьеры! Могут ведь и милицию вызвать…»

Меня заколотило в ознобе: в голове кипели мысли, тело медленно, но неуклонно коченело, разница температур вызывала крупный пот и зубовную дрожь…

Непослушными, трясущимися пальцами я расстегнула блузку, чиркнула бегунком «молнии» на застежке юбки… Приму душ. Согреюсь… хотя бы не заболею. Теплая вода всегда помогала мне войти в норму. Приведу себя в порядок и без дрожи в голосе и теле пойду разыскивать их Ворону. Спокойно расскажу ей о возникшем недоразумении и попрошу передать госпоже Вяземской свои сожаления. Глупо накручивать себя страхами и доводить ситуацию до полного абсурда.

Эх, если бы не мое идиотское любопытство! Сейчас бы уже ехала домой, точнее, к сестре в коммуналку, и в ус бы не дула!

Кретинка туполобая!

На полке возле умывальника лежала шапочка для душа, я натянула ее на голову – руки все еще тряслись в пляске святого Витта, – отрегулировала воду до терпимо горячей и встала на поддон за полупрозрачной плексигласовой перегородкой.

Горячая вода ошпарила кожу, моментально покрыла ее пупырышками, страх утекал в водосток вместе с водой, мышцы расслабились. Нечаянный позор смывался вместе с потом, минут через пять я почувствовала себя готовой невозмутимо встать перед домоправительницей и с достоинством откланяться.

– Алис! Я тебе полотенце и одежду принесла! – раздался из-за перегородки голос Люды. – Давай быстрее, без нас все съедят!

Я выключила воду, отодвинула перегородку и получила в образовавшуюся щель широкое махровое полотенце с розочками по бежевому полю.

– Я твои вещи разобрала! – продолжала тем временем Людмила. – Вот, спортивный костюм принесла! Одевайся – и вперед! Жду тебя в комнате!

– Ты – что? – высунулась я из кабинки.

– Вещи твои разобрала, – безмятежно улыбнулась горничная. – Повесила все в шкаф.

Кажется, она ожидала от меня благодарности. Стояла с улыбкой на добром круглом лице и ждала слова «спасибо».

Убравшись назад за перегородку, я тихо застонала. Поразительно, до чего бывают беззастенчивы люди! Раскрыть  чужую сумку, развесить  чужие вещи, копаться в белье…

Впрочем, чего можно ожидать от горничной, привыкшей приглядывать за хозяйской одеждой? Думаю, госпожа Вяземская сама бельишко не застирывает…

А отчитать эту улыбающуюся простушку, высунув нос в щель, у меня язык не повернулся. Это все равно что ребенка ударить. Услужливая, милая и добрая Люда оплеухи не заслуживала – во всем была виновата я одна. Объяснюсь с Вороной, приду попрощаться, вместе посмеемся над недоразумением.

Людмила тактично не стала дожидаться, пока я появлюсь из кабинки, ушла; я прошлепала босыми ногами до полочки под зеркалом и – не нашла там своей одежды. На полочке аккуратной стопочкой лежали черный спортивный костюм, голубые трусики и белые носки. Под тумбой стояли тапочки, точная копия обуви Людмилы.

«Ну. Чужое белье, это уже слишком».

Я сняла шапочку, обернулась полотенцем и как была – голая и рассерженная – потопала в комнату. Комедия с лже-горничной излишне затянулась, пора расставить все по своим местам.

Людмила стояла над корзиночкой для грязного белья и складывала в нее мои вещи.

– Твое белье и колготы забросить в стирку? – спросила она безмятежно. – А ты чего не оделась?

– Люда, оставь мои вещи. Пожалуйста, – строго выговорила я. – Сядь. Нам надо поговорить.

Девушка покорно, не выпуская из рук приготовленного для стирки халатика, села на краешек своей кровати.

– Я – не горничная. Я – журналистка. При ехала к Ирине Владимировне брать интервью.

Глаза Людмилы превратились в блюдца. На ее взгляд, журналистка, обернутая в полотенце, выглядела в лучшем случае самозванкой. В худшем – сумасшедшей. С манией величия. (Через пару секунд назову себя Наполеоном или царицей Савской.)

– Произошла путаница, – строго продолжала я. – Ирина Владимировна приняла меня за другую девушку, привезла сюда…

Я вкратце рассказала невероятную историю своего появления в этом доме, Люда хлопала ресницами и надувала розовые губы.

– Прям как в кино! – восхитилась она бес хитростно. – Прям сериал!

– Не наблюдаю ничего потешного, – нахмурилась я. – Где я могу найти вашу Ворону, то есть Клементину Карловну?

– Уехала она, – пожала плечами Мила. – Вместе с хозяйкой.

– А когда вернется?

– Завтра. Они поехали встречать Артема, тот рано утром прилетает из Германии, заночуют в городской квартире. – И внезапно подпрыгнула: – Слу-у-у-ушай! А куда настоящая горничная девалась?!

– Не знаю, – размышляя о своих проблемах, сказала я. – Такси мне вызовешь? Я адрес не знаю.

– Такси-то я тебе вызову, только зачем уезжать? С тебя за вызов по этому адресу три шкуры сдерут… Оставайся здесь, завтра утром пойдешь к хозяйке, все ей объяснишь…

– Нет, – покачала я головой. – Неудобно. Меня не приглашали.

– Ой, да ладно тебе! Не приглашали ее! Переночуешь здесь, а завтра утром тебя Сашка в город отвезет, никто и не узнает!

– Нет, Люда, я уеду.

– Ну, как знаешь. Пойдем хотя бы поужинаем, а? Есть хочется, спасу нет!

Говоря по совести, есть мне хотелось не меньше, чем Людмиле. С утра на двух чашечках кофе.

– Тетя Лида – наш повар – уже к приезду

Артема готовится, такого настряпала! Пальчики оближешь! Пошли, а? А потом я тебя до поселка провожу, там автобусы и маршрутки ходят…

Пустой до звона желудок согласился бы пойти на кухню с разносолами без всяких уговоров, голова еще не окончательно отупела от голода и упорно изобретала причины для отказа, одна из которых звучала незамысловато просто – неудобно.

– Да чего тебе неудобно-то?! – горячилась

Людмила. – Там еды на роту солдат хватит!

Пошли. Одевайся нормально – и пошли.

Натянув белье и колготки за дверцей платьевого шкафчика, я надела блузку – казалось, она провоняла страхом, как половая швабра хлоркой! – сноровисто застегнула крошечные пуговки и услышала, как из сумочки доносится трель сотового телефона.

На дисплее обозначился номер Бармалея. Я отвернулась от любопытной Людмилы и тихо сказала в трубку:

– Да, Василий.

– Алис… – виновато вякнул друг, – прости. Я только что узнал.

– Что ты узнал? – продевая ноги в юбку и придерживая телефон плечом, спросила я.

– Ну, о Вяземской…

– Что ты узнал о Вяземской? – Я выпрямилась и замерла, глядя внутрь шкафчика на вешалки с одеждой Люды.

– То, что она от интервью отказалась…

– Она отказалась от интервью?! – выкрикнула я в шкаф.

– Да, – понуро отозвался друг. – А ты разве не знаешь?

– Нет. Когда она отказалась?

– Ну… буквально в последний момент…

В душе моей что-то застонало и умерло. Кажется, это была надежда.

– Может быть, она его перенесла? – вопросила я.

– Нет, – буркнул Бармалей. – Она отказалась.

– Черт, – обреченно выругалась я.

– А ты разве не была в офисе?

– Была… но там кое-что не сложилось. Потом расскажу. Я не дошла до приемной.

– Тебя не пустили?!

– Нет, другое. Ты мне скажи, сам об отказе откуда узнал?

– Мама сказала, – на вздохе выдавил Бармалей.

– А она когда тебе сообщила?! Почему секретарь не перезвонил мне?!

– Потому что она договаривалась с мамой! Ей и позвонила!

– А Татьяна Васильевна почему мне не перезвонила?!

– Потому что поздно было! – оправдывая маму, выкрикнул мебельный сын. – Вяземская отказалась за пять минут до назначенного времени!

Понятно. Зачем беспокоиться о какой-то Алисе? Она и так уже в офисе, поднимется в приемную, там ей все и скажут – мадам не желает никаких интервью. Все просто, доходчиво и без нервотрепки.

– Ладно, Василий, проехали, – пробормотала я и захлопнула дверцу шкафчика.

– Алис, ты обижаешься?

– На что? Ты ни в чем не виноват.

– А где ты сейчас? Хочешь, я приеду?

– Нет, спасибо, у меня все в порядке. Иду ужинать в хорошей компании. До свидания, Вася.

Я отключила телефон. Повернулась к истомившейся от ожидания голодной – спасу нет! – Людмиле и сказала, растягивая в улыбке резиновые губы:

– Пойдем?

– Пойдем, – оживленно отозвалась девушка.

– Только, Люда… Не говори никому, пожалуйста, что я журналистка. Ладно?

– Почему? – Ресницы захлопали над голубыми радужками.

– Потому что теперь я никакая не журналистка. Я просто безработная.

– Ой, как нехорошо…

Кажется, если не принимать в расчет меня, сильнее всех из-за проваленного интервью огорчилась простодушная девушка с ласковым именем Мила.

На кухню мы попали, пройдя запутанным лабиринтом узких коридоров, спустившись по черной, людской лестнице. Доведись мне разыскивать камбуз самостоятельно, заплутала бы, как Фарада в волшебном институте, и в полночь уже кричала бы: «Люди, где вы, ау?!» Часть псевдозамка, предназначенная для рабочих помещений, напоминала о титанических размерах особняка только высотой потолков. Узкие, слабо освещенные коридоры казались ущельями, разрезавшими гору на дольки. В одном из коридорных ответвлений нам даже пришлось идти гуськом, чтобы не толкаться в стены плечами.

…На огромной, поистине замковой кухне уже вовсю поздравляли шеф-повара Лидию Ива новну. («У Лидочки Ивановны внучка родилась», – шепнула Людмила.) Первые тосты были произнесены до нашего прихода, новоявленная бабушка поздравлена, компания из восьми человек слушала невысокую худенькую брюнетку с раскрасневшимся лицом и широко распахнутыми карими глазами.

– Остановка просто всмятку! – возбужденно, стоя в центре камбуза, вещала девушка. – Кровищи-и-и-и – жуть! Константиновну «скорая» увезла, а бабу Веру, – рассказчица вздохнула со всхлипом, – на снегу оставили. Только пакетом прикрыли… Жуть! Меня потом полдня колбасило!

– О чем базар? – усаживая меня на свободное место в торце длинного стола, шепнула Мила, обращаясь к тому самому Саше, который принес мне чужую сумку.

– Ленка про аварию рассказывает, – так же тихо ответил тот. – Сегодня в поселке КамАЗ автобусную остановку смял. Двое погибших, трое ранено…

– Ого! – выдохнула Люда. – Шофер был пьяный?

– А кто знает? – пожал плечами парень. – Может, тормоза отказали, может, подрезал кто…

– …А баба Вера только полгода назад мужа схоронила, – продолжала говорливая брюнетка. – Она соседка по улице тети Маруси… была то есть соседкой, – поправилась, сделав скорбное лицо.

– Дом пустой остался? – словно между прочим, засовывая в рот маринованный огурчик, поинтересовался субтильный дядька в темном пиджаке и голубой рубашке с расстегнутым воротом.

– Ми-и-иша, – с укоризной протянула повариха.

– А что Миша? – вздернул плечи дядька. – Если дом освободился, а наследников нет…

– Без тебя разберутся, – отрезала Лидия Ивановна и, прекращая прения, обернулась ко мне: – Добрый вечер, тебя, кажется, Алисой зовут? – спросила мягко.

Вдоль длинного стола с двумя тарелками в руках носилась Людмила. Щедро накладывала закуски на две персоны одновременно и еще успевала разговаривать. За меня.

– Алиса уже институт закончила, на работу устроиться не может… Лидочка Ивановна, а где пирог с капустой?!

Кипучая энергия и фонтанирующая болтливость Люды спасли меня от расспросов. Я отщипнула кусочек хлеба и обошлась ответной улыбкой.

– Разуй глаза, – посоветовала повариха. —

Перед твоим носом стоит. И положи Алисе пюре!

И рыбы. И сядь, наконец! В глазах рябит, неугомонная!

За противоположным концом стола брюнетка Елена продолжала рассказ, придерживаясь повествовательного стиля Савелия Краморова из «Неуловимых» – «а вдоль дороги мертвые с косами стоят, и – тишина-а-а!». Дорожно-транспортное происшествие подарило ей массу впечатлений, и девушка никак не могла переключиться:

– А девчонка в серой шубке не наша. Не поселковая. Представь – лежит. Глаза открыты, как у куклы, ни единой царапинки, но – мертвая! Говорят – шею сломала. Я так плакала!

Расчетливо-смекалистый дядька Миша покосился на рассказчицу, крякнул и, со значением подняв наполненную рюмку, произнес:

– Ну, – пауза, дававшая возможность свидетельнице ДТП заткнуться, – выпьем за нашу дорогую хлопотунью Лидочку Ивановну…

Застолье пошло своим чередом. Я с плохо скрываемой жадностью налегала на разносолы, которые успевали в две руки подкладывать Людмила и Саша, сидящие по бокам. Угощение, приготовленное новоиспеченной бабушкой, заслуживало не похвалы, а песни. В домах, подобных псевдозамку, плохих поваров не держат. Я уминала явства с азартом изголодавшейся собачки и только что хвостиком умильно не вертела.

Тем временем народ перешел с восхвалений – заслуженных! – талантов бабушки Лиды к великосветским сплетням.

И я тут же пожалела, что не захватила на кухню диктофон. Народ, успевший поработать в иных местах и у иных звезд, рассуждал об их звездной жизни со знанием дела и фактов.

Материала набралось бы на десять с лишком статей и две полновесные книжонки! Народ упоминал знаменитые фамилии так легко, словно находился с ними в кровном родстве! Факты, неизвестные широкой общественности, обсуждались всуе, я чувствовала себя засланным казачком и только не рыдала от огорчения – ну кто же знал, что все это можно услышать на кухне! Да за четверть того, что я разнюхала на празднике поварихи, любой глянцевый журнал отдал бы половину площади любого номера!!!

Я даже про пирог забыла. Сидела, превратившись в слух, и старалась не упустить, не перепутать, расслышать.

Кухонное общество оказалось ценнейшим источником информации!

Но все хорошее имеет обыкновение быстро заканчиваться. Поток великосветских сплетен в кухонной интерпретации прервал широкоплечий рослый гражданин в приличном костюме. Гражданин занес на кухню большую коробку с розовым бантом, нахмурился, увидев дядю Мишу рядом с бутылкой, но все же улыбнулся:

– Поздравляю тебя, Лидочка. Дай Бог здоровья тебе и внучке.

– Шмаргун, – тихонько шепнула Людмила, – Георгий Анатольевич. Шеф охраны.

– Злой? – одними губами спросила я.

– Нет. Справедливый. Лидочка в него по уши. И Ленка. И даже Ворона. Кажется.

Охранник Саша мгновенно – и виновато – испарился с кухни, дядя Миша наполнил новому гостю рюмку, Шмаргун положил себе на тарелочку дольку докторской колбасы.

Демонстрация с колбасой не прошла незамеченной. Народ быстро смел с тарелок подвявшую закуску и рассосался по недрам замка шкодливыми тенями.

…За окнами, выходящими на задний двор, вовсю гуляла метель. Следы от шин упрятались под снег, под двери гаража намело сугробы, Людмила глянула на улицу и зябко повела плечами:

– И охота тебе в такую пургу на улицу тащиться? Оставайся до утра, завтра Сашка тебя в город отвезет…

Я обогнула замершую у окна девушку, вошла в комнату и вынула из шкафа чужую сумку.

Села на диван, поставила баул у ног и, дождавшись Люды, произнесла:

– Ты слышала, что рассказывала Лена? Об аварии на автобусной остановке…

– Ну, – кивнула горничная.

– Помнишь, она говорила о погибшей девушке в серой шубке?

– Ну… – все еще не понимая, к чему я веду, снова кивнула та.

– Я думаю, погибшая – и есть ваша пропавшая девушка, – тихо, глядя снизу вверх, закончила я.

Людмила так и села на кровать.

– Точно, – протянула пораженно. – Она не вернулась… погибла… а тебя приняли за нее!

– Я почти в этом уверена. Иначе куда она делась? Давай посмотрим в сумке, может быть, там есть какие-нибудь документы?

– Давай! – тут же согласилась Людмила, я раскрыла плоское внутреннее отделение баула и сразу нашла паспорт. – Ну и дела! – причитала Мила, пересаживаясь на диван и заглядывая мне через плечо. – А я-то думаю, куда она подевалась?! Ни за что бы не догадалась! – И огрела меня по спине. – А ты молоток! Варишь!

Паспорт был выписан на имя Копыловой Алины Сергеевны. Девушка жила в Клину, мы были почти ровесницами.

– Понимаешь, почему нас перепутали? – глядя на Людмилу, спросила я. – Имена созвучны – Алина – Алиса. Фамилии тоже похожи – Ковалева – Копылова.

– Точно! Все в точку!

Занятой, загруженной работой Ирине Владимировне не запомнить в точности фамилию горничных. Чудо, что она вообще хоть что-то вспомнила об очередной претендентке на белый передник! Алиса – Алина, Ковалева – Копылова…

Хотя… ей кто-то звонил относительно новенькой девушки…

Рядом с паспортом в том же боковом отделении лежал обычный, туго набитый конверт. Отдав паспорт Людмиле, я вынула и его.

Конверт не был ни заклеен, ни надписан, я открыла его и достала два старых черно-белых снимка и сложенный листок письма. Одна из фотографий была общей: десятка полтора юнцов в нарядных рубашках и расклешенных брюках, девочки-подростки в парадной школьной форме и ленточках через плечо. «Последний школьный звонок», – догадалась я.

На второй фотографии из той же серии застыла пара улыбающихся подружек в белых фартуках. Высокая, коротко стриженная брюнетка с лисьей физиономией, приобнимая, склонилась к плечу худенькой девушки с пепельными кудряшками. Лисица улыбалась нагловато и скалилась прямо в объектив, худышка улыбалась несколько растерянно, смотрела в сторону, в ней я сразу узнала хозяйку этого дома.

Развернутый листок письма догадку подтвердил.

«Здравствуй, Ирочка! – начиналось послание. – Выполняю обещание и высылаю тебе наши школьные фотографии…»

Письмо, выписанное убористым бисерным почерком, почти сплошь состояло из воспоминаний о «славных школьных временах». В нем были приветы и поклоны, рассказы об одноклассниках: кто где работает, кто женился, кто развелся. В первый момент наличие письма в конверте меня несколько удивило – кто в век Интернета и сотовых телефонов обменивается письмами?! – но позже я поняла: вряд ли госпожа Вяземская стала бы выслушивать все эти  новости по телефону. Она стала слишком далека и деловита. Так что ее одноклассница поступила разумно и просто: сочинила послание и дала Вяземской право поступать по своему усмотрению – читать письмо в свободную минуту или забыть о нем и выбросить. Второе было маловероятно. Ностальгия по прошлому всегда догонит.

Впрочем, само послание меня интересовало мало. Меня интересовали только подпись – «Всегда твоя Жанна» – и постскриптум с благодарностью за участие в судьбе Алины Копыловой: «Сироты и чудной девушки».

Я положила письмо обратно в конверт, отведя от него недрогнувшей рукой руку любопытной Людмилы, туда же спрятала фотографии и снова взялась за паспорт.

– Возможно, девушку начнут искать не скоро, – сказала я задумчиво.

– Почему? – Людмила слегка надулась из-за того, что я не дала ей сунуть нос в письмо.

– Алина сирота. Ни мама, ни папа не ждут от нее звонка с подтверждением – все в порядке, я на месте.

– А может быть, у нее куча бабушек и тетушек? – резонно заметила Мила.

– Дедушек и дядей, – медленно вторила я. – И сообщить им все же надо.

– Как?

– Не знаю. Но кажется, придется ехать в Клин.

– Скажи завтра хозяйке, узнай у нее телефон Жанны, пусть сама звонит, – фыркнула Люда. – Неужели тебе охота в Клин тащиться?

– А если мы ошиблись? – прищурилась я. – Если пропавшая Алина не погибла на остановке и я просто напугаю до полусмерти какую-нибудь старушку? Представь, заявляется некая девица к твоей бабушке и заявляет: «Ваша внучка погибла под колесами грузовика»…

– Да не обязательно пугать. Сообщим – Алина пропала, не появилась на работе, а рядом с домом кого-то сбили.

– Мы поступим проще, – заявила я. – Ты можешь у кого-нибудь узнать, как выглядела и была одета девушка, приехавшая наниматься на работу?

– Могу, – с готовностью кивнула Люда. – Позвоню Игорю, он в той смене работал, и спрошу.

– А ты знаешь точно, когда приехала и пропала Алина?

Мила подняла глаза к потолку.

– Так. Она приехала до того, как сменилась охрана у ворот. Значит, где-то в половине одиннадцатого, не позже.

«Теперь понятно, почему Саша, принесший в комнату сумку, не обнаружил подмены. Алина появилась у ворот при одной смене, меня привезли уже при другой…»

– Давай звони, – сказала я, и девушка, порывшись в памяти сотового телефона, вызвонила приятеля-охранника:

– Привет, Игорек. Как дела?.. Хоккей смотришь? Ну, я быстренько. Ты видел сегодня новую горничную? Можешь ее описать?.. Да, да, эта. В серой шубке, говоришь? – уточнила Люда и, закусив губу, какое-то время слушала. – А что Шмаргун? Искал?.. А что сказал?.. Что?!.. Ах, гол забили… Поздравляю. Не с чем? Ну ладно, чао…

Люда сложила пополам мобильник, села поудобнее, подогнула под себя одну ногу и пустилась делиться добытыми сведениями:

– Пока все похоже. Алина была одета в серую шубку, Игорь в мехах не разбирается, но сказал – что-то кудрявенькое, вероятно, козлик. Она подошла к воротам, объяснила, что приехала устраиваться на работу, но ребята ее на территорию не пропустили. Вороны тогда на месте не было, она куда-то вместе со Шмаргуном моталась и никаких распоряжений насчет новой горничной не оставила. Ребята попросили девочку обождать, та спросила, где можно купить сигарет, оставила в каптерке сумку и потопала к ларьку на остановке…

– Где ее сбил грузовик, – закончила я. – Так получается?

– Так, – заинтересованно кивнула Люда. – Теперь все точно – девушка погибла, ты попала на ее место. Завтра обо всем расскажешь хозяйке.

«Нет в журналистике большей ошибки, чем использование непроверенных фактов, – учили меня в институте. – Хороший профессионал проверяет и перепроверяет любую информацию и никогда не торопится с выводами».

– Мы поступим по-другому, – не согласилась я. – Ты можешь принести сюда трубку городского телефона?

– Могу. А зачем?

– Хочу позвонить в справочную ГИБДД и узнать подробности об аварии в поселке. Вдруг у погибшей девушки были документы, имя ее уже установили и никакая она не Алина?

– Ее паспорт в сумке, – напомнила Людмила.

– Документы бывают разными. А имя могли узнать по сотовому телефону. Вдруг в нем была строчка с пометкой «Бабушка» или «Тетя Лиза»? Так что тащи телефон, узнаем в милиции, сообщили они родственникам погибшей о происшествии или нет.

– Ой, ну ты прямо детектив! – в который раз похвалила меня Люда и, бодро шевеля крепенькими ножками в удобных серых тапочках, умчалась на хозяйскую половину за телефоном.

…Беседа с информационно-экстренными службами заняла довольно много времени. Я чуть мозоль на языке не заработала, пытаясь узнать конкретный телефон, по которому могли хоть что-то сообщить о погибшей девушке.

Приходилось изворачиваться:

– Моя сестра не вернулась утром с работы.

Она была одета в серую шубку, а я слышала, что возле такого-то поселка произошло ДТП, есть жертвы…

Путем неутомимого вранья мне удалось добраться до оперативного дежурного нужной мне части и, невзирая на позднее время и отсутствие следователя, выезжавшего на происшествие, получить хоть какой-то определенный ответ.

– Личность девушки не установлена.

– Но у нее был сотовый телефон! – с надеждой и уверенностью, что у каждой современной девушки мобильник под рукой, восклицала я. – Посмотрите, пожалуйста, протокол! Может быть, это не моя сестра!

Дежурный тяжело вздохнул и исчез из эфира минут на пять.

– Сумка, принадлежавшая девушке в серой шубе, попала под колеса грузовика, – возникнув снова, сказал мужчина виновато. – Остались одни ошметки. Адрес морга судебно-медицинской экспертизы диктовать? Съездите, посмотрите…

– Диктуйте, – прошептала я горестно. Получалось, что без нашего вмешательства личность Алины устанавливали бы долго. При ней не оказалось ни документов, ни сотового телефона в рабочем состоянии – Джейн Доу, как говорят американцы. По-русски – потеряшка.

Пока я записывала координаты морга, Людмила, забравшись на кровать, во все глаза смотрела на меня, не скрывая уважения.

– Это вас так в журналистском институте учат? – спросила она с интересом.

– В смысле? – удивилась я.

– Ну… Все узнавать.

– Да нет. Это обычная практика. Зачем еще существуют телефоны. – И я мысленно добавила: «Как не для вранья». – Надо только уметь им правильно пользоваться, и все узнаешь без лишней беготни.

– И что ты теперь делать будешь? Пойдешь к хозяйке?

– Нет, сначала побываю в морге.

– Зачем?

Как объяснить наивной девушке, зачем мне это нужно? Для меня ситуация выглядит довольно просто, есть выбор: идти к Вяземской с извинениями или показать себя настоящим журналистом и повести беседу так: «Ирина Владимировна, произошло недоразумение. – И дальше: – Мне удалось установить… Я побывала в морге, и, увы, опасения подтвердились…» Настоящий, реальный журналист не станет лепетать «тут что-то не так, тут как-то непонятно», он предъявит факты. Побегает, установит – и покажет себя настоящим профессионалом. Это правило. Это реноме.

И времени настоящий журналист никогда не потратит даром. Оставив вопрос Людмилы без ответа, я взяла свой сотовый и набрала номер Бармалея:

– Привет, Василий. Как дела? Занят не очень?

– Для тебя не очень, – буркнул Вася, слегка обиженный резким окончанием недавнего разговора.

– Ты можешь в «Одноклассники» залезть? Мне тут одна информация нужна…

– Могу. Что тебя интересует?

– Меня интересует, в какой школе училась Ирина Владимировна Вяземская и была ли у нее одноклассница Жанна. Имя довольно редкое, надеюсь, трудностей не возникнет.

– Сделаем, – бодро отозвался Василий. – Вяземская персона популярная, о таких «одноклассники» вспоминать любят.

– Спасибо, жду звонка, – сказала я, выключила связь и посмотрела на полураскрытое окошко за целомудренными девичьими занавесочками в розовый цветочек.

В стекла лупил зарядами мокрый снег. Огромные снежинки налипали на окна, собирались в кучки и медленно сползали с теплого стекла на карниз.

Я представила себе, как доезжаю до коммуналки троюродной сестры: ошпаренные метелью ноги напоминают оранжевые морковки, втиснутые в сапоги, бордовое лицо обветрено, губы фиолетовые… Картинка в сюрреалистических тонах.

Собираясь на свидание с Вяземской, я вовсе не предполагала, что придется мерзнуть в сугробах за городом. Каблучки, тонкие колготки и короткая шубка неплохо выглядят в Москве, где из метро в офис, из офиса в метро. Но топать по заметенным обочинам загородного шоссе… бррр, представить жутко.

Видимо, нечто уже замерзшее и почти заболевшее отразилось на моем лице, и Людмила жалобно проскулила:

– Алис, не ходи никуда, а? Оставайся. Куда ты в такую метель? Застудишься. Вороны нет, хозяйки нет, переночуешь, никто не узнает…

Я тебе свою пижаму дам. Чистенькую. Белье тоже свежее, для Алины приготовили…

В квартире моей троюродной сестры, помимо ее семьи – мужа и двоих детей, – проживали еще два соседа: матерый злющий алкоголик Валера и еще более злющая непьющая бабка Авдотья. Сказать, что после водворения по месту их законной прописки непонятной троюродной особы эта парочка устроила Маринке форменный скандал, значит сильно приукрасить действительность. Воюющая доселе парочка объединила усилия и устроила разборку с привлечением участкового – приличный молоденький старлей, надо сказать, чуть алкаша Валеру не забрал с собой, – но закончилось дело демонстративным плеванием на Маринкину половину газовой плиты и обещанием устроить «небо в алмазах» на всю ближайшую пятилетку.