Текст книги "Рефлекс убийцы"

Автор книги: Оксана Обухова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Наверное, решила баба Надя, с такими вот переходами да темпераментом особенно притворяться невменяемой Генриетте не приходилось. Легко должна сойти. Когда Константиновна нависла над подлокотником кресла и, брызгая слюной, проскрежетала: ненавижу, ненавижу,Надежда Прохоровна даже отпрянула опасливо: а вдруг укусит?

Но обошлось. Разольская быстро взяла со столика бумажную салфетку, утерла ею губы, отбросила, чудом не опрокинув маленькую вазочку с одинокой розой.

– Добиваясь Богрова, Аделаида устроила отвратительный спектакль. Вначале были телефонные звонки. – Циркачка скривилась, засюсюкала: – «У вашего мужа, уважаемая Инна Станиславовна, есть любовница». Потом притворилась беременной… Ей было мало статуса любовницы! Она захотела забрать все целиком! Она… – Генриетта вновь резко перешла на шепот, – убила Инну.

Последнюю фразу Генриетта произнесла настолько весомо, что баба Надя и и самом деле представила какую-то кровавую разборку. Или латиноамериканскую потасовку с летальным исходом. (Мало ли баб начинают друг друга за волосы таскать, а потом труповозки на дом приезжают…)

– Убила?! – выдохнула в простодушном ужасе.

– Да, – откинулась на спинку кресла Генриетта. – Через пол года после развода у Инны обнаружили рак. Еще через четыре месяца ее не стало.

Ах рак… – пробормотала Надежда Прохоровна.

Да, рак! повысила голос Разольская, – Я придерживаюсь теории – эта болезнь набрасывается на людей, испытывающих внутреннюю неудовлетворенность. Дискомфорт любого рода – будь то зависть, гнев, досада, – что-то гложет человека изнутри. Разрушает. Понимаете? Инночка была абсолютно здоровой жизнерадостной женщиной, пока не начался этот кошмар. Вы не представляете, Надежда Прохоровна, что это была за женщина! Умница, прелесть. тонкий знаток живописи и литературы… Безусловно, у меня мною друзей в цирковой среде, но все они ведут кочевой образ жизни, мы постепенно отдалились… В общем, – Разольская обреченно махнула рукой, – Инночка была моей единственной отдушиной. Она умерла на моих руках.

– А сын, Миша, где был?

– Миша? – фыркнула Разольская. – Аделаида его обработала! Подставила свою подругу – еще одну моделькув критическом возрасте. У парня башню напрочь снесло. Забыл и о матери, и о делах…

– Женился?

– Как же. Модель та нашла Пигмалиона-фотографа. Уехала в Италию. Мишка два года как чумной ходил, ко мне приезжал, плакался…

– А ты?

– Инночка была моей лучшей подругой, – жестко, все объясняюще выговорила Разольская. – Последние годы мы, конечно, общались с Михаилом вполне цивилизованно.Но простить то, как он поступил с матерью… предал… я не смогла.

– Понятно, действительно вполне сопереживая ситуации, кивнула баба Надя. – Так что там с акциями, с Махлаковым?

– Ах да… Сережа сообщил мне, что готов выкупить полностыо мой пакет акций. Мы почти ударили по рукам, но тут… тут из проверенных источников я узнаю – большую часть денег Махлаков занимает у этой женщины.Они договорились скрытно, за моей спиной, Аделаида должна была получить существенный кусок моихактивов. Представляете, Надежда Прохоровна? Женщина, убившаямою подругу, становится обладателем моих активов. – Разольская ударила крепко сжатым кулачком по подлокотнику. – Не дождется!.. Я взяла назад свое обещание, немного даже разругалась с Сережей… – Во взгляде Генриетты Константиновны появилось непонятное смущение, она заиграла пальцами, сжимам и разжимая кулачок…

– Что случилось-то? – сочувственно спросила баба Надя.

– А случилось то, что случилось, – меня собрались признать недееспособной и назначить управляющего моими активами.

– Да ну! Разве ж так можно?

– Все было именно так, – кивнула Разольская. – Чуть в психушку с совета директоров не увезли.

– Так ведь Махлаков же друг твоего мужа! Разве б он позволил?

– Ну-у-у… – Константиновна засмущалась еще сильнее, – я и сама была не права… Слишком резко выступила… Обозвала Аделаиду… Сережу припечатала и прочих… предателей… – Отвернулась к окну, вздохнула. – Да-а-а, было дело… почудила я тогда… Я, Надежда Прохоровна, – повернулась к собеседнице, – в то время и вправду не слишком хорошо себя чувствовала: странная смерть мужа, погибший в ресторане паренек, Терентий Богров, предательство Сережи Махлакова… Сорвалась я. Вправду – сорвалась.

– И после этого гак и ходишь в сумасшедших?! – поразилась открытию бабушка Губкина.

– Ну не совсем, – хитро усмехнулась Разольская. – Я элементарно воспользовалась обстоятельствами. Повернула негатив в сторону пользы. Зачем, подумала я тогда, воевать с ветряными мельницами открыто?.. Я полежала немного в общеоздоровительнойлечебнице, приехала из нее уже в паричках и кольцах и начала… как бы это сказать… партизанскую войну. Нашла первостатейных юристов, пообщалась. Узнала, каким образом можно вывести свои активы, минуя прения на совете директоров… – Запнулась: – Вам интересно?

– Если в дебри снова не полезешь – полезно.

– Ага. В общем, так. Приехала на совет директоров… – Разольская внезапно прыснула. – Представляете их рожи? Заходит в комнату для совещаний бабушка-эмо: в черном парике с розовыми кончиками, в лаковых перчатках, в черных туфельках с розовыми бантами… – Снова прыснула. – Умора. У них рожи так и вытянулись!

– А не побоялась? – недоверчиво прищурилась Надежда Прохоровна. – Снова могли захотеть машину из психбольницы вызвать.

– Подстраховалась, – весомо кивнула Разольская. – Прошла медицинское освидетельствование. Оформила все надлежащим образом – если бы меня только попытались признать недееспособной, получили бы кучу проблем.

Но они не попытались. Как я и надеялась Бросили сумасшедшей бабке кусок в виде ветлечебницы и приюта для престарелых цирковых животных.

Я назначила Богдана Кожевникова своим доверительным управляющим… Его очень, почти как сына любил мой муж. Богдан хороший мальчик… был когда-то. Но суть не в этом. В то время Богдан меня вполне устраивал. Мы организовали благотворительный фонд и постепенно вывели под него основную часть моих активов… – Разольская уловила нахмуренный, напряженный взгляд пенсионерки, далекой от тонкостей бизнеса. – Как бы вам объяснить, Надежда Прохоровна… Я не могла изъять свои средства, вложенные в общее предприятие. Но фонд, созданный под эгидой холдинга, сам по себе является его частью. Понимаете? Постепенно, год за годом, я уводила средства в этот фонд. Все выглядело вполне законно. – Усмехнулась. – Когда совет директоров дал разреше-мне ми открытие ветеринарной лечебницы, он и предположить не мог, каким дееспособнымбудет этот центр. Мне бросили кусок, не оговаривая масштабы внутреннего подразделения. Я подготовилась. Я была сумасшедшей, которой подарили игрушку, но просчитались. Онисогласились, что вседоходы от ветеринарной клиники пойдут на ее расширение, на обустройство приюта для животных… Решили – я успокоюсь мелочевкой. А и постепенно вывела в фонд основную часть своих активов. И все – но такому. Все в пределах предписанных правил. Сейчас я свободно могу построить и содержать дельфинарий, собственный цирк и парочку конноспортивных школ.

– То есть… Из-за больных зверюшек притворялась сумасшедшей?

– Я была обижена, – жестко проговорила Разольская. – Меня попытались обвести вокруг пальца – не вышло. Я сама всех обвела.

– И потому убить пытались?

– Вы имеете в виду – из мести? Нет, это вряд ли. Все гораздо проще и тривиальнее – деньги, деньги и еще раз деньги. Скорее всего, кому-то не понравилась моя строптивость в отношении продажи бизнеса. Реальную, адекватную цену не так-то просто получить. Федор и Аделаида тоже выступили против продажи холдинга, таким образом, объединив активы, мы получили более пятидесяти процентов, то есть блокирующий пакет.

– Но ты ведь ехала сюда соглашаться на продажу.

– А кто об этом знал? Я поговорила только с Сережей Махлаковым на новогоднем вечере, за несколько часов до его смерти. Но вот успел ли он сказать об этом кому-то еще… Не знаю.

Надежда Прохоровна покрутила головой, Если Генриетту пытался отравить кто-то из тех, что настаивали на продаже бизнеса, это одно. Простая логика подсказывает подозреваемых: Римма Игоревна, ее дочь Аня и вроде бы Миша.

Если Махлаков успел кому-то сказать о том, что Генриетта согласна избавиться от докучливого бизнеса, все поворачивается в обратную сторону: Аделаида, Федя Махлаков.

Всем не хватает процентов Генриетты. У нее самый крупный пакет акций – тридцать три процента с лишком. Любая группа обретает решающий голос.

Этой элементарной математики наконец-то хватило Надежде Прохоровне для понимания момента.

– Константиновна, а почему ты в одно время хотела сделать наследником Богдана Кожевникова, а после перерешила? – думая, что причина убийства может крыться совсем на поверхности, спросила баба Надя.

Разольская рассеянно покрутила массивный перстень па пальце, склонила голову муть набок… И Надежда Прохоровна вновь распереживалась как только затрагивают тему аннулированною завещания, та юркает в раковину.

Что за тайна?!

Но Генриетта неожиданно начала говорить. Неторопливо и глухо.

– Богдан очень нравился моему мужу – хороший мальчик, правильный. Когда мне понадобился доверительный управляющий, я совершенно не раздумывала – Богдан, Богдан и только Богдан. Я могла абсолютно на него положиться, и в вопросах бизнеса этот мальчик меня не подвел. Трудолюбивый, исполнительный, с отличным образованием, но главное – надежный. Он ни разу не дал мне ни малейшею повода сомневаться в его порядочности. Если бы я гак и умерла совладетельницей холдинга – Богдан унаследовал бы все мои активы. Личные и немалые средства я пожертвовала на благотворительность, разделила между старыми друзьями… Относительно доли в бизнесе договорилась с Богданом: после моей смерти он продолжит также поддерживать приют для животных, расширит клинику… Я ему доверила. В деловом отношении он кристальной порядочности человек.

Разольская снова, внезапно и вдруг, онемела, и бабе Наде пришлось подтолкнуть ее вопросом:

– Ну, ну? И что же изменилось?

Генриетта согнулась, приблизилась к Надежде Прохоровне и недоуменно прошептала:

– Он женился на этой женщине.

– На ком? – слегка опешила Надежда Прохоровна. – На Аделаиде, что ли?

– Да! Он женился на этой женщине! – Разольская выпрямилась и больше ничего добавлять не стала, Надежде Прохоровне и так стало понятно – богатой вдове невыносима мысль, что хоть одна копейка из ее состояния достанется врагу. Врагу, виновному в скоропостижной смерти любимой подруги.

Наверное, ужасно думать, что одна и та же особа, раз за разом, год за годом, жестоко вмешивается в твою жизнь. Вначале – смерть от горя любимой подруги. Потом – предательство друга. Теперь – Аделаида уводит «хорошего мальчика», «почти что сына»…

Есть от чего в негодование прийти. Есть за что возненавидеть.

Но и жизнь-то продолжается, об этом тоже надо думать. Богдану, поди, уже под сорок, по дискотекам он не шляется, по улице пешком не ходит – где с девушками знакомиться?..

На работе.

А на работе то и дело – стройные ножки. Зеленые глазки. Вдова в критическом возрасте.

Неудивительно, что роман вспыхнул. Обоих одинокая жизнь замучила…

Надежда Прохоровна поворочалась на диване, поправляя под спиной подушечку, сочувственно покряхтела…

– А когда он женился?

– Примерно месяц назад, – глухо выговорила Разольская. – Я узнала об этом случайно, сам Богдан об этом, разумеется, не доложил… Они даже здесь в разных номерах расселились, обручальных колец на пальцах не носят. Скрытничают! – Фыркнула многообещающе. – Но ничего, я их на чистую воду выведу… – Посмотрела на Надежду Прохоровну пытливо и сказала, как в ледяную воду прыгнула: – Так и быть. Признаюсь. Новое завещание я оформила, но подписывать не стала. Нотариус приедет завтра.

Как было Надежде Прохоровне не всплеснуть руками?

– Хочу посмотреть на их лица. В глаза Богдану хочу посмотреть, когда буду отказывать ему в наследстве.

– Зачем ты так мудрено-то…

– Я три недели ждала, пока он придет и признается! Три недели! На новогоднем вечере думала – подойдет. Признается, что женился на этой стерве.

– Так получается… Кожевников, еще не знает, что ты собираешься изменить завещание?

– Догадывается. В новогодний вечер я непрозрачно намекнула, что готова это сделать. Хотела подвести его к разговору, ждала, что он признается… У Кожевникова не хватило духу.

Надежде Прохоровне захотелось обругать запутавшуюся в интригах богачку. Тут, понимаешь ли, людей убивают, а ей – в глаза надо посмотреть! Битый час своим наследством мозги крутит, а главное сказала только что!

– А почему нотариус только завтра приедет?!

– А потому что, договариваясь с занятым семейным человеком на день рождественских каникул, я не знала, что умрет Сережа! – также пылко ответила Разольская. – Вначале я хотела сообщить, что готова продать бизнес, выслушать все прения, а подписание нового завещания задумала как финальный акт! Конец всего – аплодисменты!

Ну точно надо обругать! Вся голова у дуры седая, а все спектакли устраивает. Финальные акты ей с аплодисментами, видите ли, требуются.

– А со мной почему секреты разводила?

Генриетта Константиновна пораженно уставилась на крупноносую дотошную бабушку. Та не спускала:

– Не в бирюльки, поди, играем, убийцу ищем!

– Надежда Прохоровна, – сипло, приближая лицо, прошептала Разольская, – мы с вами знакомы час. Я вас вчера впервые увидела, а вы хотите, чтобы я перед вами вся вывернулась?! Да?!

– Ну-у-у…

– Что – ну?! Что – ну?! Я много лет живу в страхе, два года назад в моем доме, в моем компьютере, в моем телефоне обнаружили следящие программы. Я существую под колпаком врага!

– Какие такие программы? – не поняла Надежда Прохоровна.

– Обыкновенные! Кто-то внедрился в систему видеоконтроля за моим домом – оказалось, я саманахожусь под контролем собственных видеокамер. Слышали о таком фокусе?

– Что-то краем уха по телевизору.

– А я всем ухом соприкоснулась. В виде телефона. В мой мобильник загнали определенный вирус, и телефон стал передатчиком.

Представляете? Достаточно войти в него через любой компьютер, и нате вам – Генриетта Константиновна во всей красе. Что делает, с кем разговаривает, куда отправилась. Ноутбук стал видеокамерой. Домашние камеры наблюдения отправляли информацию куда-то по первому требованию… Думаете, моя электронная фобияобразовалась на пустом месте, да? Я долгое время жила под наблюдением собственных приборов, Надежда Прохоровна. Каждый шаг, каждое слово… – Разольская обреченно махнула рукой.

– А как узнала?

– Случайно. Встречалась дома с… одним человеком, а об этом стало известно. Пригласила домой технарей из частного агентства, те проверили дом, аппаратуру и объявили – везде сплошные вирусы, за вами наблюдают. После этого я практически не пользуюсь сотовыми телефонами, везде таскаю с собой «глушилку», предпочитаю не попадаться под объективы камер наблюдения. Везде – шпионы.

Надежда Прохоровна сочувственно крякнула – есть тут от чего сбрендить. Собственный мобильник на врагов работает.

– Узнала, кто эту пакость подстроил?

– Нет. Отследить принимающий компьютер не удалось.

– Серьезно за тебя взялись… Технично.

А, отмахнулась Генриетта, ничего особенно сложного и л ом фокусе нет. Подобные программы в Интернете за копейки продают. С подробными объяснениями, так что справится с задачей любой мало-мальски уверенный пользователь.

Баба Надя раздумчиво покрутила головой. Обругать Генриетту ей больше не хотелось: она имела право обидеться на окружение. Имела повод ненавидеть Аделаиду… Имела основание поменять отношение к «хорошему мальчику» Богдану Кожевникову… Теперь тот становился одним из главных подозреваемых. Женился на владелице доли предприятия, сам надеялся существенный процент оттяпать… Солидный куш. За такой на убийство отважиться можно.

Но если подумать, вокруг циркачки и без Богдана заинтересованных лиц хватает. Пожалуй, следует продолжить расспросы, не останавливаться на самых явных подозреваемых: «подлейшей» Аделаиде и ее новоиспеченном супруге.

– И кому ты теперь все наследство собралась отписать? Севе?

– Севе? – недоуменно протянула богачка, словно Надежда Прохоровна про Арно спросила. – Сева – бестолочь! Милая, бесхребетная бестолочь. Его потолок – собаку выгулять.

– И то… – Усмехнулась. – Вот вы. Надежда Прохоровна, думаете, где сейчас Сева?

– С Арно гуляет.

– Как же. Он выкинул собачку на пару минуток на мороз, потом забрал обратно и сидит в каком-нибудь местном аналоге кафетерия с Арно под мышкой – чаи с малиной гоняет. Вернется – будет изображать, как сильно застудился, мои распоряжения выполняя. – Разольская снова фыркнула. – Я все его хитрости насквозь вижу.

– А зачем тогда возле себя держишь?

Генриетта потеребила мочку уха, наклонила голову…

– Всеволод сын нашей соседки по бывшей квартире в Текстильщиках. Тамарочка оперная певица, батюшка Севы отличным отоларингологом был… Мы немного дружили, хотя, признаюсь, Андрюша Всеволода на дух не выносил. Считал манерным, женственным, не мужиком, одним словом.

Когда отец Севы умер, семья осталась почти без средств – я взяла мальчика к себе секретарем. Надо же как-то поддержать сына старинных приятелей.

– Так он же разгильдяй! Даже собаку толком выгулять не может.

– Ну и что? Зато предан. Я его насквозь вижу, все его хитрости безвредны, больше от лени идут, чем от коварства… Он меня устраивает. Кто-то должен быть рядом с немолодой женщиной. Так пусть это будет безвредный бестолковый Сева, чем умный компаньон с хорошими задатками. Понимаете?

– Ну… понимаю. Лучше Севу насквозь видеть, чем о чьем-то коварстве беспокоиться.

– В точку. Я, конечно, упомянула Всеволода в обоих вариантах завещания, нищим он не останется, но признаюсь честно – я ему больше выгодна живая. Как отравительон нам совершенно безынтересен. Даже медицинского института толком закончить не смог. В мозгах одна каша: шмотки-тряпки, рестораны. Да и там иногда морду бьют.

– А кто тогда становится наследником?

– Мои друзья. Те, что сейчас занимаются приютом для бывших цирковых животных.

– А почему так грустно об этом говоришь?

Генриетта Константиновна еще более печально усмехнулась:

– Они не бизнесмены. Они – отличные ребята.

– Боишься – профукают миллионы?

Циркачка ничего не ответила. Безрадостно посмотрела на новую знакомую и ничего объяснять не стала, ведь раньше растолковала: российское законодательство слишком прямолинейно относится к вопросам наследования имущества.Ловушка.

В дверь номера громко постучали, Разольская буркнула: «Как я сегодня популярна, однако» – и пригласила войти.

В гостиную зашла Анюта. В том же самом платье на тоненьких бретельках, но теперь без меховых сапог, в гостиничных тапочках. Платье вольно болталось по плоской, почти мальчишеской груди, пышная грива согревала плечи; девушка сбросила тапки и с ногами забралась в кресло. Уставилась на бабу Надю.

– Познакомься, Анечка, это Надежда Прохоровна. У нас оказались общие знакомые – болтаем.

– Здравствуйте, – смешно наморщив нос, поздоровалась крайне симпатичная невестка покойного Махлакова. (По совместительству – дочь его же вдовы Риммы Игоревны.) И сразу отвернулась к Генриетте. – А наши еще только встают. Вчера полночи в бане просидели, сейчас глаза еле продирают.

– Ты Севу вчера веником отхлестала? – Было заметно, что Разольская с удовольствием общается с непосредственной девушкой. После ее появления мопсовые морщины на лице циркачки разгладились, из глаз исчезла тревога, впрочем, появилась сумасшедшинка.

Невестка Махлакова натянула на лицо смешливую гримаску:

– Отшлепала.

– Визжал?

– Сопротивлялся. Но я сказала, что вы приказали, – смирился.

Надежда Прохоровна с удивлением слушала разговор: вчера, после всего, что произошло на представлении, эти людиеще и в баню отправились?! Вениками «шлепались»?!

Поразительная черствость.

Разольская и младшая Махлакова легко перебрасывались словами, о погибшем вчера Михаиле даже не вспоминали, очевидным признаком произошедшего несчастья было только черное платье на тонких бретельках.

Интересно, в бане хоть кто-то поплакал?..

Но, как оказалось чуть позже, с выводами баба Надя поторопилась. Анюта все чаше и Чаше начала поглядывать на нее с недоумением, и пожилая сыщица наконец-то догадалась: эти людине хотят обсуждать, своютрагедию при постороннем.Собралась откланяться вежливо – пусть погорюют без лишних глаз, но в комнату, одновременно с легким стуком в дверь, зашел муж Ани Федя Махлаков.

Поздоровался со всеми, подошел к Генриетте, вежливо приложился к ручке, сказал жене:

– Так и знал, что найду тебя здесь. Пойдем, мама зовет.

– Тапки не забудь! – крикнула Разольская, когда девушка уже почти выпорхнула в коридор, и проворчала: – Вечно бегает без тапок…

Надежда Прохоровна отважилась задать осторожный, многозначительный вопрос:

–  Онивчера в баню ходили?

– Да, – удивленно кивнула Разольская. – А почему бы нет? Вчера все промерзли на кладбище – хотя, прошу заметить, могли бы попрощаться с Сережей в зале морга и не морозиться! – сауну заказали на одиннадцать вечера еще по дороге сюда.

– На одиннадцать вечера? – По мнению Надежды Прохоровны, в это время уже баиньки пора, а не в баню часа на три налаживаться.

Разольская, поняв, наконец, что смутило новую знакомую, усмехнулась:

– Конечно. А вы как хотели? Чтобы мы сидели за ужином с распаренными лицами без косметики, с банными полотенцами на голове? – Прыснула. – Картинка. Нет, Надежда Прохоровна, сходил в баню, ложись в кровать, Баня была заказана на поздний вечер, чтобы прошло несколько часов после ужина, и никто не собирался от нее отказываться – все и вправду промерзли на кладбище. Если бы не сердце и давление, я бы тоже парную навестила. Здесь чудные условия: есть сухая финская сауна, русская парная, приличный бассейн. Я специально попросила Аню пропарить как следует Севу…

До самого обеда Надежда Прохоровна оставалась в номере Разольской. Богатая вдова разоткровенничалась, найдя в бабушке Губкиной непредвзятого, постороннего слушателя, и часа полтора рассказывала той, как познакомилась с Андрюшей, вспоминала цирковую молодость, друзей… Порой выдавала такие о себе подробности, что баба Надя краснела. Хотя, заметить стоит, смутить заводскую крановщицу, умевшую отбрить трехэтажными приставками любого пьяного нахала, непросто.

Но Генриетта постаралась.

– По сути своей, Андрюша долгие годы был простым деревенским пареньком. Родился под Вязьмой, сходил в армию, а после – прошу заметить! – в МГУ поступил. Сейчас такое трудно представить, но в наше время, Надежда Прохоровна, подобное случалось. Паренькам, отслужившим срочную, приемная комиссия в институтах давала преимущество, помните? Так вот, Андрюша стал учиться и Москве. Как-то раз сходил в цирк на Цветном бульваре…

Увидел меня… На следующее представление пришел с букетом цветов. – Уйдя в воспоминания, Разольская подняла голову вверх, как будто на белый потолок пришпилили старые, пожелтевшие фотографии тех лет или кино крутили. – В цирк не так уж часто приходят с цветами – не театр, не консерватория… Мои акробаты чуть не попадали, когда щуплый веснушчатый паренек с оттопыренными ушами протянул мне букет…

Андрюша потом признался: на третье представление у него не хватило бы денег. Я дала ему контрамарку… Он же встретил меня в тот день после представления… – Генриетта улыбнулась. – Я казалась Андрюше существом из другого мира. Сейчас бы сказали – глянцевого. Была артисткой,пахла французскими духами, носила яркие наряды, ноги брила… А что было с этим деревенским скромником, когда он подбритый лобок увидел!.. Невозможно передать! – Разольская фыркнула, а баба Надя щеками заполыхала. – Полчаса ему объясняла, что работаюпрактически в одном белье, что так у нас все делаюти это профессиональная необходимость… Умора. Жених получил шок, чуть не приведший к импотенции. Ему все время казалось, что он какой-то извращенец и ложится в постель с подростком…

У всех свои, типичные для среды обитании, воспоминания, подумала тогда Надежда Прохоровна. Ее Вася, например, перед, тем как предложение сделать, со страху да от нервов в лоскуты напился. Еле его «суженая» поняла, о чем речь ведется…

– Когда началась перестройка, Андрюша одним из первых смекнул, откуда ветер дует и чем все это закончится, – экономист с дипломом МГУ, это вам все-таки не слесарь из ЖЭКа. К моменту приватизации у него уже был неплохой капитал, с ваучерами Андрей тоже знал, как поступить… С друзьями-компаньонами повезло – Сережа Махлаков и Терентий парни хваткие, единомышленники… В общем, к середине девяностых у них уже был крупный устойчивый бизнес.

А я… я сидела дома. В восьмидесятом, в год Московской олимпиады, на выступлении сломался карабин лонжи… Я тогда уже с клоунской группой работала. Не повезло мне крупно, упала почти из-под купола – все кости переломаны, реанимация, мумии из гипса и бинтов… В общем, что там говорить. Оклемалась, пошла работать в госцирк. Лоббировала, – усмехнулась, – интересы своих друзей… Но не заладилось там что-то. Темнить не люблю, правду-матушку – в глаза…

Теперь умнее стала.

* **

Длинный обеденный стол снова составили и накрыли в гостиной малого корпуса. Чуть позже, чем было принято заведенным здесь распорядком, но администрация отеля вошла в положение гостей – в связи с разыгравшейся трагедией те слишком поздно улеглись и встали. Генриетта Константиновна пригласила Надежду Прохоровну отобедать с ними.

Никто не выразил недовольства. Причудам Генриетты привыкли потакать, да и какая разница – еще одна старушка за столом… Только некоторые время от времени искоса поглядывали на молчаливую бабушку.

Потом привыкли. Перестали обращать внимание, увлеклись насущными финансовыми проблемами.

Многие из реплик Надежда Прохоровна совсем не понимала: сотрапезники перебрасывались недомолвками, как будто болотистую почву прощупывали. Сыщица Губкина во внутренние дебри-колкости не вникала, исподволь присматриваясь к людям.

Мерно, как усталая лошадь, жевала салат Римма Игоревна. Новоиспеченная вдова. По мнению Генриетты, если бы место городской сумасшедшей не было занято ею, Римма Игоревна претендовала бы на него по праву. Уже лет десять не вылезает от экстрасенсов и всяческого рода гадателей и хи тромантов. Астрологам верит больше, чем медицинской карте. Вместо аптечных средств пользует разнообразные отвары и народные притирки, что иногда существенно воняют, живет по лунному календарю, личному астрологу недавно подарила «вольво».

Сумасшедшая?

Быть может.

Но, по словам той же Генриетты, продать бизнес мужа уговорила она. Сказала – звезды предрекают: не избавишься от холдинга быть беде.

Гак что, как ни взгляни, а может быть, не зря астрологу машину подарила? Не врут гадатели?.. Пытались звезды Мишу предупредить…

…Федор Сергеевич Махлаков. Скорбящий сын покойного.

Красивый. Если кому-то нравятся высокорослые брюнеты с хищными лицами. Истории его женитьбы на Анюте Генриетта посвятила особенное внимание.

Учился когда-то Федя Махлаков в Англии. Познакомился там с очаровательной студенткой Вайолет – не шибко богатой, но в некоторой степени родовитой, – влюбился, женился. Дом в пригороде Лондона купил, работал в юридической фирме, обеспечивающей на Туманном Альбионе правовую поддержку землякам-россиянам.

Но батюшка на родину призвал. Сказал, хватит по заграницами мотаться, нора родимому бизнесу послужить.

Вернулся Федя.

Вайолет бывала на родине мужа наездами не хотела хорошую работу и Лондоне бросать обещала, как только забеременеет, останется насовсем…

Но тут начались непонятки, в пикантную суть которых Генриетта оказалась достаточно посвящена благодаря болтливой «городской сумасшедшей» под номером два.

Вайолет прилетала к Феде с хорошей регулярностью раз в месяц. (Как сказала Римма, подгадывая к дням овуляции.) Супруги всячески пытались задачу по оплодотворению выполнить, но… Федя каждый раз оказывался не способен к исполнению супружеского долга.

Конфуз.

Если Федя летал в Лондон, там в постели все проходило отлично, если то же самое происходило в доме Махлаковых (Федя в тот момент личное жилище только отделывал-ремонтировал), происходило непонятное – не возникало желание.Хоть тресни пополам – не возникало.

Генриетта хоть со смехом, но предположила: хитроумная мачеха Римма на парня порчу навела. Отворот какой-то у своих колдунов состряпала.

Но смех смехом, а Вайолет заподозрила мужа в измене. (Да и кто бы не заподозрил, когда у мужа, что месяц бобылем живет (?), на тебя никакой реакции нет?!) Устроила один скандал, другой… Федя совсем скис. Побегал по врачам, никакой патологии сексологи-урологи у него не выявили…

Пришлось развестись. Супружеские отношения, исключающие близость, – мука для обоих.

А тут – Анюта. Когда Федя в Англию повышать образование уезжал, совсем девчонкой была. Вернулся – девушка. Коса до пояса, глаза-васильки… Всегда под боком, что для испуганного импотенцией мужика немаловажно…

Закрутили.

Да так лихо! Через два месяца после развода с Вайолет Федя снова в ЗАГС наведался, заявление на новый брак написал.

Анюта девушка шустрая. Хоть, по словам Генриетты, и свиристелка, но с любовниками из тренажерных залов не путается. Во всяком случае – не попадалась. Никакого института не закончила, поучилась на каких-то скороспелых курсах по менеджменту и, глядь, – диплом.

Сейчас сидит дома, болтается с подружками по театрам и кафе, тусит понемногу, но Феде проблем не доставляет – нормальная современная жена богатея с прислугой. В массажных салонах времени проводит больше, чем у плиты.

Генриетта Анюте симпатизируют. Считает, если Бог талантов не дал, сойдет и свиристелка. Лишь бы не проказничала лишнего.

(Бабе Наде показалось, что Константиновна вообще любит всякую безвредную бестолочь вроде своего разлюбезного Севы.

С испугу, что ли, окружает себя никчемными людишками? Такими, что все как на ладошке, с мыслишками пустыми, мелкошкурными, прозрачными?..)

…Богдан Кожевников? Вот с ним сложнее. Особенно учитывая, что баба Надя по своей природной сути уважает работяг. Таких, что головой или хребтом поднялись. Учился парень на бюджетном отделении того же МГУ, каким-то чудом попал на практику в холдинг к Разольскому, тот его приметил – за свой счет в Сорбонну, а позже в Швейцарию подучиться отправил…

Всего Богдан добился головой, усердием. И наблюдала баба Надя за парнем, испытывая… жалость, что ли? Ловила несколько раз взгляды, которыми он с Аделаидой обменивался (пока Разольскую кто-то разговорами отвлекал), и сердце щемило.

Молодые, красивые ребята, а шифруются, как подпольщики! Колец не надевают, в разных номерах живут – боятся радость показать.