Текст книги "Чудеса искусства"

Автор книги: Оксана Колабская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Оксана Колабская
Чудеса искусства

Подарок великого актера

О! Мы вновь в каморке старого Сверчка! Интересно о чём он нам поведает сегодня?.. Господин Сверчок! Не слышит… Господин Сверчо-ок! Где Вы?

– Тише! Не шумите… – раздался таинственный шепот за каминной полочкой. Из-за неё показались закрученные усики. А потом и весь Сверчок в плащике, сотканном из лунного света. Он с удивительной легкостью забрался на свое излюбленное местечко.

– Сегодня, мои дорогие… – Сверчок взмахнул лапкой так, что плащ вдруг превратился в огромный сверкающий занавес, закрывший почти всю каморку. – Не пугайтесь, это не простой занавес, это театральный занавес… Вы бывали в театре, мои дорогие? О, конечно же, бывали! Удивительное место! О нём трудно рассказать… С чем сравнить это странное искусство, которое оживает, когда артисты выходят на сцену и начинают играть свои роли. И умирает с последними звуками наших аплодисментов… – Сверчок говорил тихо. Только веточки в камине радостно потрескивали. И тепло разливалось вокруг. – Это искусство требует от человека превращения в совершенно другого человека! Или в какое-нибудь животное! А иногда – в существо очень сомнительного происхождения, живущее где-нибудь в земле или на облаке, или вообще на другой планете! Мы покупаем билеты, мы приходим в театр и мы ждем… праздника, чуда! Ждем, что вот-вот откроется занавес, и на сцене оживет сказка. Мы верим… всем своим существом верим, что волшебный непроходимый лес, по которому пробирается отважный царевич, чтобы спасти свою невесту, или сказочный замок, в котором томится бедная одинокая царевна, или таинственное озеро, на берегу которого по ночам белые лебеди превращаются в прекрасных девушек – все это возникает по волшебству!.. Да и как тут обойдешься без чуда! Как иначе может возникнуть этот театральный мир необычный, манящий, загадочный. Он кажется таким близким – только встань, протяни руку и… Но, нет! Он ускользает так быстро и так неожиданно, словно по мановению волшебной палочки. Поэтому лучше не приближаться. Уж очень он хрупок. Лучше просто смотреть и слушать, но не просто так, а сердцем. Тогда скорее прикоснешься к нему и унесешь домой частичку этого чуда. И уж поверьте мне, частичка эта останется с вами на всю жизнь… Как можно об этом рассказать?..

Как можно рассказать об актере, мои дорогие? Где и как найти среди многочисленных ролей его собственную душу? Какой он, этот странный человек, способный прожить за свою жизнь множество других жизней?! И можно ли назвать актерское искусство профессией? А может быть это предназначение? И актерское искусство это не просто дело? Это образ жизни, которому подчиняешься беспрекословно? Иначе ты не актер…

Голос Сверчка дрогнул. Он … о, да!… он взял свою скрипочку!

– Давно это было. А может быть, и не очень давно. В позапрошлом веке. Для кого как… Так вот, жил в позапрошлом веке один мальчик. Звали его Миша. Миша Щепкин. Жил он с родителями мамой и папой. Пошалить любил, голубей погонять, в лапту поиграть. Правда, случались с ним в детстве чудеса. Однажды, когда он четырехлетний малыш, заблудился в лесу, его вывел необыкновенный мальчик, «который был еще меньше меня, и такой хорошенький», совершенно непонятным образом вдруг появившийся в лесу. Мало того, он провел Мишу мимо волчицы с волчатами, да еще приласкал ее! Все, пережившие это событие, решили, что это и был Ангел-Хранитель Мишеньки. Ведь если бы Он не охранил тогда Мишеньку… Страшно подумать, что бы могло произойти! И мы никогда бы не узнали величайшего актера, прославленного созидателя русского театра, добрейшего и умнейшего человека Михаила Семеновича Щепкина! Вот так в жизни все устроено.

Жил Миша спокойно, в любви и согласии, учился, играл. Пока… не случилось ему побывать… где бы вы думали? Конечно в театре! Да, в театре, мои дорогие. Что ни говори, театр – место действительно волшебное! Потому что Миша заболел… нет-нет, не гриппом, не ангиной. Миша Щепкин заболел Театром! На всю жизнь!! Окончательно и бесповоротно!!!

Почитайте, мои дорогие, записки актера Щепкина, которые так и называются «Записки актера Щепкина». Очень скромно и с достоинством! Почитайте обязательно! Простой, ясный, живописный рассказ великого актера о своей жизни. О жизни совсем не такой ясной, простой и живописной! О жизни тяжелой, с унижениями и оскорблениями, но… счастливой! Потому что Михаил Семенович умел радоваться и благодарить Бога за все, за все, что ему давалось! Он относился к своей жизни как к чуду, никогда не жаловался, даже не смотря на то, что был до зрелого возраста крепостным! Крепостным, то есть рабом, то есть собственностью другого человека, просто очень богатого. И его, уже известного актера, перекупали и продавали! Ужасно? Да, ужасно и унизительно. Было такое у нас на Руси. Было! Но… раз было, значит, так нужно. И не нам об этом судить…

Почему же Михаил Щепкин считается великим актером, спросите вы, мои дорогие? Ведь актерский труд невозможно оценить во времени. Спектакль кончился. И только наши сердца способны сохранить память о том спектакле. Все чувства, мысли, мелодию, звуки голоса. Можно запечатлеть его на пленке, но останутся не те впечатления. Это все равно, что посмотреть на фотографию вместо того, чтобы пообщаться с живым человеком. Лучше всего, наверное, записать на бумаге. Что и делали очевидцы игры Михаила Семеновича Щепкина. И все эти многочисленные восторженные записи остались, чтобы рассказать нам о великом актере, чтобы и мы с вами могли прикоснуться к той замечательной поре расцвета русского театра! К той поре, когда театр, по выражению Николая Васильевича Гоголя, стал не просто забавой и местом развлечений, а «…кафедрой, с которой можно много сказать миру добра…» Чтобы мы могли заглянуть за кулисы того театра, в котором Щепкин совершал настоящие чудеса своей игрой. В роли Городничего из комедии «Ревизор» он заставлял публику смеяться до слез! Но смеяться не над героями, а вместе с ними, по-доброму, по-щепкински… О Городничем Щепкина отзывались, как об изящном, грациозном, простом, душевном человеке. А ведь, если вы помните комедию, Городничий не из приятных людей! И так со всеми отрицательными героями! В каждом образе, даже самом отпетом негодяе, Щепкин искал одну какую-нибудь страсть, ставшую причиной дурного поступка и тем самым вызывал сочувствие и любовь зрителей. Знаете, что он написал Гоголю в одном из писем? Сейчас-сейчас, у меня сохранилось это письмо. Николай Васильевич на сохранение мне отдал. Вот!.. Вот эти строчки: «… до сих пор я изучал всех героев „Ревизора“, как живых людей. Я так видел много знакомого, родного, я так свыкся с Городничим, Добчинским и Бобчинским … я их люблю, люблю их со всеми слабостями, как и вообще всех людей…» Понимаете, мои дорогие? «Люблю… всех людей…»

Михаил Семенович действительно любил людей, любил жизнь во всех ее проявлениях. Даже его Барон из «Маленьких трагедий» Александра Сергеевича Пушкина вызывал жалость! Как, удивитесь вы, этот страшный старик, скупость которого была настолько велика, что зрители содрогались от ужаса, когда Барон вставлял ключи в замочные скважины своих неисчислимых сундуков, мог вызвать жалость и сочувствие?! Да, мои дорогие, тем Щепкин и был велик, что и этого человека пожалел и заставил жалеть нас с вами. Ведь Барон, в сущности, несчастный старик, полностью порабощенный своей страстью. Он не знает радости, тепла и любви. Он боится одного – что сын не сможет сберечь его богатств, которые собирал всю жизнь, не считаясь ни с кем и ни с чем. Недаром стены театра сокрушал безумный вопль умирающего Барона: «Он рас-то-чит!» Вопль, от которого, как вспоминают очевидцы, мороз пробирал по коже.

Скольких стариков переиграл Щепкин, скольких женихов, скряг, простачков, благородных отцов семейств. Всего около пятисот! И каждый образ был создан подробно, живо, точно. Щепкин не боялся бесконечно учиться до самой старости и умел работать каждый день без устали и жалости к себе. Так же требователен был и к своим ученикам Гликерии Федотовой, Анне Шуберт, Михаилу Ленскому. Их было много, его учеников. И не только учеников. В хлебосольном гостеприимном доме Щепкиных собирались лучшие люди той эпохи. Н. В. Гоголь, А. С. Пушкин, и Т. Г. Шевченко, и Т. Н. Грановский, и А. И. Герцен, и С. Т. Аксаков, и многие, многие другие. Он был источником радости, любви, добродушия, добросердечия, помогал всем просящим и нуждающимся чем мог, принимал в свой дом сирот и обездоленных, одним словом, был великим старцем и великим актером.

Да, Щепкин велик! Но не кажется ли вам, мои дорогие, что в величии своем он стал для нас родным, словно мы с ним были лично знакомы! Рассмотрите его портреты. Смотрите, любуйтесь! Вглядитесь в это доброе полное лицо… умные усталые глаза, тонкий выразительный рот, прямой нос, чуть вьющиеся седые волосы… Почитайте воспоминания его близких, друзей, их письма. И, может быть, вам тоже посчастливится увидеть великого актера в один из тех редких вечеров, проведенных с домашними. Вот он, как сейчас помню, в неизменном своем коричневом с цветочками по полосам халате, молчаливо расхаживает по многочисленным комнатам дома в Спасском переулке. Расхаживает, закинув полные руки за спину, и иногда вдруг изрекает: «Прости, моя мила, що ты мене била…». А вот он старательно крошит на террасе белый хлеб воробьям на устроенную для этого специальную полочку… Кому-то удастся и услышать глубокий красивый голос актера, вспоминающего о добром старом времени… А кто-то из вас, дорогие мои, побывает в московском Малом театре, в котором всю жизнь проработал Михаил Семенович Щепкин, и уловит искорки таланта великого старика, бережно сохраненные до наших дней актерами этого театра. Актерами, способными заставить ваши сердца то сжиматься от сочувствия и жалости, то радостно биться в упоении и любви. Попробуйте и вы рассказать об этом…

«…Я счастливейший человек в мире…»

– Поведаю Вам сегодня еще об одном великом человеке, об актрисе Марии Николаевне Ермоловой. Слушайте же, и не забывайте этих людей никогда. Ибо они умели творить настоящие чудеса!

Театральный спектакль Машенька Ермолова впервые увидела через крошечное суфлерское окошечко. С удивлением она взирала снизу вверх на сцену, где происходили потрясающие вещи! Знакомые дяди и тёти, которые приходили к ним домой, улыбались ей, приносили пряники и похлопывали ее по пухлой щечке, что, кстати, ей никогда не нравилось, разговаривали с отцом, пили чай – на сцене вдруг превращались в чужих людей и вели себя весьма странно! Они до того преображались, что Машенька порой с трудом узнавала их. В великолепных чужих нарядах, они произносили длинные чужие речи, бегали по нарисованному на тряпке лесу, выглядывали из окон игрушечного дворца, дрались деревянными шпагами! Шпаги Машенька проверяла лично. Они были действительно деревянные, выкрашенные серебряной краской. Но самое удивительное, странные люди эти играли, словно дети, совершенно серьезно, будто все вокруг них было самое настоящее! И Машенька, увлекаясь происходящим на сцене, и сама моментально забывала о деревянных шпагах, о тряпичном лесе и картонном замке. Суфлерское окошечко расширялось до невероятных размеров! В нем умещался целый мир, волшебный, чудесный, завораживающий, выдуманный и… что ни на есть, самый настоящий! Машенька трепетала от восхищения, волнения, сочувствия к этим людям в чужих одеждах, которых папенька называл актёрами.

В тот памятный вечер Машенька узнала, что будет великой актрисой. Откуда пришло это знание, она не знала, да и не пыталась узнать. Знание это радовало невероятно, приподнимало над суровой действительностью, которую Машеньке приходилось принимать и терпеть. В семье Ермоловых почти все работали в театре, но в доме был строгий порядок, заведенный главой его Николаем Алексеевичем Ермоловым, служившим суфлером в Малом театре. Машенька любила отца, считала, что страшно на него похожа и что унаследовала его тяжелый молчаливый характер. Любила и мать свою Александру Ильиничну, тихую кроткую труженицу, посвятившую жизнь семье и сумевшую сохранить в своих трех девочках неуемную любовь к жизни, несмотря на страшную бедность. Они ведь, мои дорогие, долгое время ютились в подвальном помещении старенького двухэтажного дома. Так что Машеньке было не привыкать и на реальный мир смотреть в крошечное окошечко, словно из суфлерской театральной будки…

Машенька, сама того не замечая, копировала всех подряд, даже дворника Петровича, за которым внимательно следила, глядя в свое окошечко. Самое удивительное, что у Машеньки получалось очень похоже! Ох, и веселились же все, глядя на Машеньку! Маменька всплескивала руками, сестры заливались смехом и дразнили Машеньку маленькой обезьянкой. А отец в восхищении восклицал: «Ах, Машенька… ах, Машенька… ах!» Он хотел стать актером, как и его братья. Но так случилось, что всю жизнь прослужил суфлером. И каким суфлером! Сколько раз Николай Алексеевич выручал актеров, подсказывая им реплики. И даже сочинял «на ходу» кусочки роли, вырванные из текста чьей-то нерадивой рукой и, тем самым, спасал спектакль! Воистину, театр существует благодаря таким невидимым его служителям верным и честным! «… Мы были на виду, блистали, А ты нам тихо „подавал“… Нередко лавры нас венчали, когда успех Ермолов создавал…» Так он и проработал «как улитка в раковине» до самой смерти, заработав в этой «раковине» туберкулез легких. Ох, хо-хо… Но он успел увидеть триумф своей Машеньки на сцене. Он успел насладиться ее необычайным даром, словно восполнив в ней свое нереализованное, невысказанное…

Но у Машеньки складывалось все не так гладко. Когда Машенька подросла, ее определили, как и всех детей Ермоловых, в балетную школу – единственное театральное училище по тем временам. И самым трудным и неуспешным предметом у Машеньки оказались танцы! Да еще знаменитый актер Самарин прослушав Машеньку, назвал ее бездарной и сказал свой приговор: «Пускай себе пляшет у воды…» Папенька беспомощно разводил руками и тихо восклицал свое: «Ах, Машенька… ах, Машенька… ах!» Но Машеньке было дано знание, и знание это заставляло ее заниматься, трудиться, изучать, наблюдать, отвлекало от мрачных мыслей и поддерживало уверенность в своих силах. Машенька бесконечно много читала, учила наизусть, разыгрывала перед девочками целые спектакли в дортуаре, которые так и назывались «у комода». И… однажды… Как и должно было случиться, Машеньку пригласила знаменитая Н. М. Медведева заменить заболевшую актрису в своем бенефисном спектакле «Эмилия Галотти» и сыграть главную роль! И шестнадцатилетняя Машенька Ермолова, в тот знаменательный вечер покорила Москву своей неподражаемой искренностью и глубочайшей проникновенностью! Она заставила рукоплескать ей, неопытной девочке, чуть ли не впервые вышедшей на сцену, сумевшей объединить многочисленную толпу зрителей в едином порыве сочувствия и любви к ее героине. Как ей это удалось?! Нам, мои дорогие, не дано понять… Да и Машеньке, наверное, тоже было не разгадать этой тайны. Она лишь могла почувствовать своим чутким сердечком величайшую ответственность за этот невероятный Дар общения со зрителем, данный ей Свыше. И что расплата за дар этот актерский тоже велика… ее жизнь! Машенька была готова на все. В тот вечер она записала в своем дневнике: «Я счастлива… нет, я счастливейший человек в мире…»

Театр тогда, благодаря усилиям наших величайших делателей искусства, воспринимался… помните?.. как «…кафедра, с которой можно сказать много миру добра…» И Мария Николаевна отдавала всю себя на служение этой кафедре. И действительно была счастливейшим человеком! Она жила для своей семьи, родителей, дочери и мужа. Она жила для своих сестер, всеми силами помогая им в нужде и болезнях. Она жила для чужих людей, которые всегда получали от нее помощь, чаще всего даже не зная, кому обязаны своим спасением, и становились уже вовсе не чужими. Она жила на сцене жизнью своих героинь ради своих зрителей, которые буквально носили ее на руках. Ее Лауренсия, Иоанна д Арк, Мария Стюарт, Сафо, Кручинина, ее любимые героини, это она сама… Или … это другие люди, которых на самом деле не было… Но для зрителя они были реальны, они заставляли думать о себе, сопереживать им. Это и есть правда театра, мои дорогие… Ибо Ермолова строила свою жизнь и жизнь своих героинь по своим правилам, которые продолжала записывать даже перед смертью уже дрожащей рукой. Послушайте, мои дорогие друзья. Это надо знать. «…Худого худым исправлять нельзя»… «…не требуйте за любовь – любви, за службу – благодарности»… «Оставляйте суровость… будьте как дети незлобивы…» В годы ее старости после революции читать Евангелие было запрещено, и Мария Николаевна переводила Священные Слова на театральный язык, то есть создавала на сцене своих добрых, мужественных, самоотверженных женщин, способных любить вопреки всему и всем. И сердца зрителей сжимались от сострадания и боли. И становились добрее, мягче, милосерднее. Любовь эта и давала силы великой актрисе выходить каждый вечер на сцену, чтобы вызвать улыбку или слезы сочувствия в зрительном зале. Чтобы подарить своим зрителям праздничные радостные минуты соприкосновения с другим миром… И мир этот всеми своими силами расширить до размеров вселенной, что ей всегда удавалось в детстве, сидя на коленях у отца в суфлерской будочке… Они дорого стоят, эти моменты единения двух вселенных – зрительного зала и сцены, эти моменты просветления, очищения, душевной гармонии, взаимной теплоты…

Сверчок вдруг вновь взмахнул свой лапкой, и сверкающий занавес вновь стал маленьким плащиком. А Сверчок чуть отодвинулся на своей полочке и … за ним оказался неизвестно откуда взявшийся портрет – профиль красивой и обаятельной дамы. Очень выразительный профиль. Ее волнистые волосы были убраны в мягкий узел. Шею обрамлял ажурный воротничок. Казалось, она сейчас повернется и улыбнется, сдержанно, но с любовью и добротой. Сверчок вскочил и низко поклонился этому необычайному портрету.

– Низкий вам поклон, Мария Николаевна, от нас, не зрителей ваших, но почитателей, хоть и не видевших Вас никогда на сцене, но всеми силами старающихся сохранить память о вашей чистой, искренней, самозабвенной игре…

Куклы на фронте

– О войне вы много слышали, мои дорогие. И, слава Богу, многие из вас не знают, что такое война. Когда кругом всё рушится, папа уезжает воевать, а мама усталая и больная только и думает, чем бы вас, мои дорогие накормить и согреть. Ох, как это страшно и тяжело. И те дети, которым пришлось пережить всё это, очень рано повзрослели. Вот так… Но не грустите, не надо!

Сверчок достал шарик… маленький шарик от пинг-понга. Но… он дырявый?!

– О, не спешите, мои дорогие, кто-то из вас видит просто дырявый шарик, а кто-то… А ну-ка, дайте мне свой пальчик, вот этот указательный! Вот так… Видите, я надел дырявый шарик на палец и получился… Правильно, человечек! Да еще живой! Ему можно нарисовать личико – доброе, грустное, веселое! Какое захотите! Ему можно сделать шляпу, а можно сшить платье! Всё в ваших руках! Вот так…

– А нужен ли театр на войне? – спрошу я вас, дорогие мои. Да не простой театр, театр кукол. Нужен ли?.. Кругом бомбежки, сражения, умирают люди, рушатся целые города, сгорают дотла деревни. А тут артисты с куклами! Зачем?! Всем по винтовке и в бой – гнать фашистов! Сергей Владимирович Образцов тем страшным летом 1941 года, когда началась Великая отечественная война, тоже бесконечно задавал себе эти вопросы. Он изготавливал куклы, сочинял смешные сценки про Гитлера и фашистов и спрашивал, спрашивал и спрашивал себя – неужели мы с куклами можем что-то сделать для победы? Помочь на фронте, где гибнут тысячи молодых и красивых ребят, помочь в госпиталях, где они страдают и мучаются израненные, изуродованные… И в тылу, где изможденные, усталые люди из последних сил работают для фронта… До театра ли им? И найдется ли роль театральным куклам в этой страшной трагедии, разыгранной, к сожалению, не на сцене, а по правде.

С первых же дней войны все прояснилось. Кукол не убрали в ящик и не забросили пылиться на самую дальнюю полку на время войны. Их призвали на фронт воевать в самом прямом смысле! Призвали, как самых настоящих солдат, защищать свою Родину. Но, как вы понимаете, у кукол свое оружие – они способны подарить радость в самые страшные минуты жизни. И куклы Сергея Образцова отважно сражались. Сражались даже под Москвой перед той знаменитой битвой, заставившей отступить фашистские войска. Сражались, как вы понимаете, за ширмой, задорно разыгрывая уморительные сценки из жизни Гитлера и его окружения! И добрый радостный смех, а порой и оглушительный хохот молодых солдат разливались тогда в вечернем лесу под городом Малоярославцем. И генерал сказал: «Большое вам спасибо. Нам завтра в бой, а сегодня солдаты будут крепче спать. Хорошее настроение перед боем – это очень важно». Вот так!

А Сергей Владимирович вместе со своей женой Ольгой Шагановой, с актерами-кукольниками и с куклами выступали в госпиталях. И не только перед выздоравливающими солдатами, которые могли сами добраться до палаты, превращенной в театральный зал. Забавное кукольное представление смотрели и тяжелораненые! Куклы приходили к ним прямо в палату. Запомнился Сергею Владимировичу один солдат, совсем мальчик, без рук и без ног на инвалидном кресле. Он так радостно смеялся, глядя на куклу – трогательного забавного крошку Тяпу, оживавшую, как по волшебству, в руках у Сергея Владимировича. В эти счастливые мгновения страшное забывалось. Куклы приносили радость и безнадежно больным, которым не суждено было вернуться домой. На сомнения Сергея Владимировича, можно ли их беспокоить, врач твердо сказал: «Наоборот! Им и надо больше всего!»

На фронте куклы прославились и зарекомендовали себя как смелые и мужественные воины. Они имели такой грандиозный успех, что военные командиры поручили Сергею Владимировичу собрать способных солдат и организовать из них бригады кукольников, чтобы направить их в боевые точки и показывать театральные представления. Вот здорово! Правда?.. Такие солдаты нашлись. Они с великим удовольствием лепили кукол из глины (лучший материал по тем временам для этого наиважнейшего производства), делали папье-маше, шили костюмы. Терпеливо учились управлять своими куклами, с увлечением разучивали смешные сценки про ненавистного Гитлера. А потом разъезжались по разным батальонам сражаться с врагом с куклами в руках. Оказывается, воевать можно не только вооружившись гранатой или автоматом! Вот так…

А Образцов опять сомневался – неужели что-то получится? Неужели куклы сейчас нужны? И чувствовал себя дезертиром. Ответ он получил спустя много лет после войны. Однажды к Сергею Владимировичу подошёл пожилой человек и представился актёром того самого фронтового самодеятельного кукольного театра! Образцов, конечно, не помнил его. Ведь этот человек тогда был молодым, без бороды и седины в волосах. Где же тут вспомнить?! Но театр этот фронтовой, в который вложил столько сил, любви и доброты, не забыл. А бывший актёр этот рассказал, что выступали они по всему Западному фронту! Сами номера придумывали и кукол сами делали. Так и сказал: «Благодарностей сколько было!» Вот так…

Как-то во время бомбёжки здание Театра кукол сильно пострадало. Играть в нем было нельзя. И тогда кукольникам дали речной трамвайчик и направили на гастроли по городам Волги. По пути им встретилась баржа с детишками, вывезенными из Москвы. Детишки перепуганные, расстроенные, зареванные. Впервые оказались без мам, без пап, везут их неизвестно куда и насколько. Непривычно, тревожно и страшно. Война непонятная, жестокая, словно ужасно злой дракон из сказки, проглотила часть мира, в котором были солнечное утро, мамина улыбка, день рождения, плюшевый мишка, театр. Как тут не заплакать…

Но вдруг чудо! Московский театр кукол! И его самый добрый доктор кукольных наук Сергей Владимирович Образцов собственной персоной! Радости ребят не было предела! Слёзы высохли. И на борту баржи зазвучал счастливый детский смех. Ещё бы! Появилась ширма, наверху которой веселое солнышко ручки свои раскинуло, словно обняло всех-всех ребят и согрело своим теплом. И Емеля такой лентяй оказался, просто сказочный, таких в жизни и не встретишь! И, надо же, щуку волшебную поймал! И на царевне женился! Емеля просто очень добрым был. А добро… она превыше всего! Вот так… И куклы опять совершили подвиг. Пусть всего на час, но возвратили несчастных малышей в то мирное «тогда», когда было спокойно и нестрашно. И подарили надежду, что когда-нибудь оно, это «тогда», наступит вновь. А сколько ребят военных лет, благодаря этим веселым куклам, благодаря актёрам, благодаря их умелым рукам и добрым сердцам, вот так счастливо смеялись!.. И тогда все сомнения Сергея Владимировича таяли, словно сосульки на жарком весеннем солнышке. «Нужны! Очень нужны. Действительно, очень нужны»…

Так и воевал Сергей Владимирович Образцов, пока не закончилась Великая отечественная война. Всегда на боевом посту. За театральной ширмой. С куклой в руках. И это, поверьте, мои дорогие, ничуть не легче, чем в бою. Он испытал все тяготы и лишения, и голод, и холод, и потерю близких. Тревожился за своего сына Алёшу, который воевал на фронте, прошел всю войну и был отмечен наградами. Но самое страшное испытание было для его доброй, словно детской души. Он с ужасом взирал на всё происходящее вокруг, бесконечно страдал и не переставал задавать вопросы, на которые ответить невозможно. Зачем всё это?.. Кто способен на это?..

Раны, нанесённые войной, никогда не заживают. Но со временем боль утихает. Особенно, если рядом с тобой настоящие друзья, такие чуткие, как куклы. Ведь стоит куклу взять в руки, она тут же откликнется и оживёт. Как тут не улыбнуться! Вот так…