Текст книги "Я так хочу(СИ)"

Автор книги: Оксана Фокс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Глава 7

Ньюпорт-Бич вызвал поток воспоминаний. Они долетели запахом цветов и ветром с океана, оглушили птичьим пением. Лина шла по гравийной дорожке, вдоль пышных роз, вглядываясь в кристальные глазницы маленького коттеджа. Он выглядел жилым и ухоженным: воскресная уборщица оберегала чистоту, садовник раз в неделю стриг кусты и подравнивал газон. Дом оказался прозорливее хозяйки и терпеливо ждал – знал, что она вернется.

Лина распахнула дверь и остановилась на пороге. Глаза вгляделись в полумрак. Серая завеса съежилась и растворилась в весеннем солнечном свете; он зажег сиянием шторы, пробежал пятнами по раскинутым на столе документам, пустым чашкам из-под чая; высокий мужчина в кресле закинул ногу на ногу и неторопливо раскурил сигару. Тонко-кофейный аромат заклубился, дым взвился под потолок, так видимо, словно Лина вернулась в далёкий мартовский день, когда решила перекроить себя и сшить наново.

Получилось?..

Она прошла на середину гостиной. Стук каблуков звонко вернула молочная плитка. Часы над каминной полкой, как и раньше, громко и жизнерадостно дробили на минуты жизнь. Вокруг застыли прямоугольники зачехленной мебели. В тот день, они взывали вопросами. Теперь, стали пробелами. Но природа не терпит пустоты, сказал Аристотель. Пробелы, заполнила смерть. Все что делала, оказалось наполовину, понарошку. Только играла. Считала, что разобралась в правилах игры: собрала в себе все живое и неудобное, снесла на личную Свалку, и там любовь росла незаметно, как нежеланный ребенок в интернате: в темноте, тесноте, голодной, робкой, недоверчивой и слабой.

Она не выжила на Свалке.

Лина остановилась у окна. Птицы раскричались, деля магнолию у крыльца. Всегда так громко. Казалось, Лина никуда не уезжала – всегда стояла здесь и ждала. Дом знал. И тоже ждал. Тряхнув головой, она отогнала упаднические мысли, взялась за пыльные углы ткани и сорвала покрывало с дубового стола. Ладони коснулись, осторожно провели по шершавому рисунку, потом сильнее. Лина пыталась ощутить силу, что уравновешивала ее мир. И ничего. Безмолвие. Силы больше не было. Яна не было. Небо рухнуло. Осколки.

Что чинить?..

Ветер поднял с тротуара обрывки бумаги, налетел, вцепился в шелковую косынку. Лина придержала волосы и скользнула взглядом по дороге. Горстка припаркованных автомобилей выглядела обыденно. Редкие прохожие проходили мимо, не оглядываясь. Поправив темные очки, Лина снова осмотрела крыши ближних домов, ряд стриженого бамбука и кусты стрелиций, но не заметила бликов припрятанных объективов.

Возле здания окружного суда остановилась патрульная машина, вышли полицейские, поднялись по ступенькам и исчезли в дверях. Лина посмотрела на часы: слушание закончилось двадцать минут назад, но казалось, что прошла вечность. Покусывая губу, она вспоминала заученную речь, но слова разваливались. Мыслительные процессы свелись к фиксации и складированию образов, откладывался анализ на потом.

Крутанулась вертушка двери. Высокий мужчина остановился, закинул черную кожаную куртку на плечо. Ветер разметал темные волосы, открывая ссадины на лбу и белый пластырь пересекающий бровь. Хмурое лицо с лиловым синяком под припухшим веком, повернулось к Лине: здоровый колючий глаз царапнул от макушки до туфель и сместился на фигуру в сером костюме, которая появилась на крыльце.

– Миссис Олсен! Простите, что пришлось ждать! – Джонсон отнял от уха телефон и широко улыбнулся как лощенная голливудская звезда на фоне небритого, неряшливого спутника. Оставив в покое косынку, которая тут же слетела на шею, Лина пожала протянутую руку и посмотрела на Берри. Он держал ладонь в кармане джинсов. Узнал её? Нет? Она сдёрнула очки. И пожалела. Глазам стало неуютно и больно.

– Все прошло отлично. Нам удалось отделаться от штрафа и общественных работ. У второй стороны нет претензий. Сняты все обвинения. Везунчик! – засмеялся адвокат и хлопнул Берри по плечу: – В третий раз отлыниваешь от условного...

– Где твоя машина? – прервал его Крис, беря из Лининых рук очки и водружая на нос.

– Там... – она растерянно кивнула.

– Поехали.

Лина с Джонсоном переглянулись и засеменили по ступенькам, догнав Берри в конце лестницы.

– Заедем, пообедать. – Бросил Крис через плечо. – Заключенных травят тухлым карри. Что нарушают эти извращенцы? биль о правах? Давай, Джонсон, состряпай иск. Будем судиться за права арестантов. Желтая Бентли? Кидай ключ, я поведу. Ты с нами?

– Подожди, Крис! Еще нужно заехать в офис, решить...

– Позже. Садись в машину, – перегнулся Берри с водительского места и распахнул дверь. Взревел мотор. Кит пошарил по приборной панели, отыскал новостной канал и бросил автомобиль вперед. Проехав мимо, он посигналил Джонсону. В тени трехдневной щетины блеснули зубы:

– Любишь бурито?

Лина выпрямилась на пассажирском сидении и взглянула в окно. Значительно превышая скорость, Берри уверенно маневрировал в городском потоке. Пальцы с ободранными костяшками расслабленно лежали на руле. Не окрашенный парфюмом мужской запах вытеснил ванильный аромат салона, сделал его тесным... интимным. Она смотрела вперед и не видела. Боковое стекло затуманилось облаком конденсата, выдавая напряженное дыхание. Взгляд помимо воли приковался к чёткому профилю, вытянутым рукам.

На светофоре Берри обернулся, улыбнулся одним краем рта:

– Ты забыла пристегнуться.

Лина вспыхнула и потянулась за ремнем. Неудобно застыв на скользком сидении, она уткнулась в окно на весь остаток пути. За пределами Пасадины, Берри сбросил скорость. Петляя в узких переулках на окраине Сан-Марино, выехал на широкую пустую дорогу. В воздухе витала желтая пыль, покрывала приземистые дома, чахлые кусты. Ни одно дерево не притеняло безлюдную улицу, словно пустыню, затопленную раскаленным солнцем.

Берри остановился у закусочной с обшарпанным фасадом, выгоревшей крышей и вывеской. Отодвинув ботинком пустой деревянный ящик, потянул тяжелую дверь и придержал. Лина попала в прохладный полумрак с отчетливым хлебным запахом. Кит уверенно прошел в конец зала, кивнул мужчине в желтом сомбреро, который кряхтя собирал мусор у барной стойки, и упал за дальний столик в желтой клеенчатой скатерти. С красной стены уставились черно-белые фотографии неизвестных мужчин. Лина вздрогнула, отдернув ногу: задев кончики туфель, рыжий кошачий хвост уплыл под лавку.

– Здесь можно спокойно есть. Никто не сует в зубы камеру. – Ответил Берри на невысказанный вопрос и перешел на испанский, делая заказ официанту в сомбреро. Лина попросила воды. Пальцы разрывали на части бумажную салфетку. В мексиканской забегаловке, очень похожей на заведение Коула, весь тщательно продуманный план казался нелепостью. Мужчина напротив переворачивал все с ног на голову. Потрепанный, словно кот, поцапавшийся с собратьями, он голодно набросился на еду. И при этом умудрялся оставаться принцем в высокой башне, вызывая к жизни все подростковые комплексы. Лина безуспешно пыталась взять себя в руки и хоть немного овладеть положением.

Уничтожив еду, Берри вытер рот салфеткой и закинул руки за голову. Расслабленный облик выражал сытое довольство. Царапины на лбу и шее выглядели по-мальчишески хулиганскими. Тёмные линзы очков вперились в лицо.

– Давай к тебе?

Лина опустила глаза на нелепый рисунок скатерти. Обжигало холодом и страхом. Она чувствовала себя скверно, будто улитка без панциря.

– Крис...

– М?

– Нам нужно поговорить.

– Нужно?

– Да. И в наших общих интересах достичь... согласия. Пожалуйста, выслушай меня, хорошо?

Не меняя положения, он медленно кивнул. Лина вздохнула, и кое-как собрав мысли, подняла глаза. Она не была уверена, что он помнит ее. Но это больше не имело значение. Отступить уже нельзя.

– Кристофер, у тебя сейчас трудное время. И я могу помочь.

Берри не ответил, ничем не выказывая заинтересованность. Темные стекла смотрели в тарелку с остатками еды. Плотно сжатые губы превратились в полоску, отражая брезгливость.

– Предлагаю сделку. – Лина заставила себя говорить – слова застревали в груди, с трудом выталкивались, как тяжелые булыжники. – Я беру на себя твои долговые обязательства, финансирую гастроли, фильм, запись альбома, ты сможешь работать с любым независимым лейблом, заниматься только творчеством и не думать о деньгах.

Она подняла глаза, надеясь, что он поощрит ее продолжить. Но Берри молчал. Крепко зажмурившись, Лина бросилась вниз головой с высоты:

– Но, ты должен на мне жениться. Мне нужен муж и... ребенок...

Она прижала ладонь ко рту. Гром не грянул. Яростные молнии не поразили на месте и не сожгли заживо. В зале стояла тишина. Над пыльным абажуром беззвучно пролетела муха. Два пожилых посетителя и официант в другом конце зала, казалось, застыли в Зазеркалье, не издавая звуков. Густая тишина дышала труднее и труднее, постепенно задыхаясь.

Крис опустил руки. Потер кулаком небритый подбородок и поддался вперёд. Широкие плечи под растянутой футболкой нависли над хрупким столом точным и выразительным движением, как и его молчание.

– Сколько?

– Ч-что сколько? – пролепетала она, поздно сообразив, что он давно не выглядит расслабленным мальчишкой, а похож на измотанного, мрачного Курта Кобейна только более красивого и злого.

– Сколько ты хочешь детей?

– Я... не знаю.

Взгляд заметался по столу, цеплялся за длинные порезы и стертые рисунки. Взмокшие ладони охватили нетронутый стакан воды.

– Не знаешь? – мягко повторил он.

По спине от страха поползли мурашки. Лина расслышала как незнакомая женщина тонко, будто впервые пробуя английский, упрямо выговорила:

– Мне... нужен наследник, как и тебе.

Берри наклонился ниже. Теплые пальцы заправили волосы за уши, скользнули на шею и привлекли. Бледное лицо приблизилось. Черные зрачки вытеснили синеву радужки, заслонили красную стену с фотографиями. Хриплый голос перемежался толчками дыхания, вкладывая слова прямо в губы. Горячая анестезия разлилась по позвоночнику, опередив смысл на долю секунды:

– Засунь своих наследников туда же, куда и деньги. А именно, в свою очаровательную, тупую задницу. – Процедил Берри и бросил в грязную тарелку мятую сотню.

Глава 8

– Боже! – прошептала Лина, испугано глядя на дверь, которая дрожала от удара ноги. – Что я наделала!

Скривилась, стиснув зубы, но слезы брызнули и затопили горящие стыдом щеки. Уронив голову на стол, она разрыдалась. Не могла шевелиться, болело, словно поломанные ребра вновь сдавали фиксаторы, не давая дышать.

Круглая тень сомбреро заслонила витавшую в свете пыль. Стакан с водой проехал по грязной клеенке и коснулся ладони, что съежилась между тарелками. Лина приподняла лицо, взяла у официанта стопку салфеток, высморкалась и протянула кредитку.

– О, грасиас, сеньора! – улыбнулся мужчина, оттопырив усы; узкая кисть, как членистоногое животное, ловко выудили деньги из соуса: – Кабальеро щедро, очень щедро расплатился!

Лина забросила сумку на плечо и не оглядываясь вышла из ресторана. Прожаренный воздух обжег легкие. Полуденное солнце, будто скальпель, резануло воспаленные глаза. Болезненно щурясь, она повертела головой. И замерла. Желтый Бентли Континенталь, подарок Яна, доставленный из Борнмута самолетом, исчез. Лина отупело разглядывала под ногами четкий рисунок протектора шин. Берри уехал в её очках. И на её машине.

Проследив пустую дорогу влево и вправо, где песочные дома сливались с выбеленным небом, она хихикнула, потом рассмеялась как одержимая. Через час, не сумев вызвать по призрачному адресу такси, Лина позвонила Сандре Монтгомери и попросила забрать ее. Она пошла в сторону Сан-Марино, бесполезно оглядываясь в поисках транспорта и дырявя шпильками мягкую пыль.

Сумеречные облака, изъеденные пожаром уходящего солнца, спустились и уплотнились. Лина боялась наступления темноты, зная – не сможет спать. Но боль в истерзанных конечностях, после трехмильного броска на каблуках, наполнила тело пустотой. Голова коснулась подушки, и Лина уплыла в благостную кому.

Первая ночь в коттедже промелькнула незаметно, как и следующая. В пятницу утром, Лина взяла такси и съездила в центр города. Она провела сорок минут в черно-белом прохладном кабинете куратора галереи, расположенной на оживленной улице Маленького Токио неподалеку от городского совета. Рассеяно выслушав полного мужчину, который портил окружающую ахроматичность малиновой рубашкой, не глядя утвердила экспозиционный план и прогулялась в музей современного искусства за углом. Пообедав в ближайшем ресторане, Лина зашла в продуктовый магазин, долго ходила меж высокими стеллажами, бросая в корзинку полуфабрикаты. Внесла в дом пакеты, распределила покупки по шкафчикам и... иссякла.

Ноги монотонно носили по гостиной, на лестницу, в спальню, обратно к камину и снова вниз. Нигде не находили место. Порченые глупостью мысли распухли, разрывая голову на клочки. Но движения притупляли боль. И ноги ходили и ходили, а руки переставляли торшеры, пуфы, безделушки на открытых полках. Лина меняла местами кресла, цветочные горшки и вазоны. Ненадолго притормаживала у зеркал, посмеяться пугалу-отражению. Глупое! Думало, осилило разочарование? Пересилило боль? Вранье! Трое суток мозг играл: отвлекал рутиной и маскировал симптомы разрушения, заслоняя реальную картину. Это не разочарование – это разгром! Развороченное поле боя, усеянное телами. Кого там спасать?

В доме стыла тишина, Лина перестала слышать птиц. Стены давили, казались чересчур белыми и слишком чистыми для нее – серой и пыльной. Она решила их перекрасить. И не смогла заставить себя выйти на улицу – купить валики и краску. Ноги набегались. Мускулы наполнились слабостью: тянули присесть, прилечь – хотелось спать. Солнечные лучи в одиночестве бродили по деревянному паркету, спотыкались об стол не на своем месте и разбросанные стулья. Все рассыпалось на запчасти – бессвязно и нелепо валялось там, где Лина бросила заниматься перестановкой. Умирало в ненужности.

Трудилась и жила одна неугомонная стрелка часов – рубила и рубила. Лина слушала ее часами. Она трудилась и за нее – латала по стежку. И Лина ждала, когда соберется по лоскутку – из запчастей и запасок. Каждый кусочек сам себе – без цельности. Она будет она, только без скачков пульса, боли неизвестных органов, дрожания коленей, и заряда тока в каждом волоске. Все измельчает. Запах расщепится на набор летучих веществ; голос на колебания воздуха в голосовых складках; синие глаза распадутся на слои, сосуды, коллагеновые волокна. Боль потеряет монолитность, покроется трещинами и разберется на набор биологических особенностей. Станет в ряд с другими мужчинами. Между Старковым и Дусманисом.

Лина смотрела в потолок, мучилась желанием перекрасить стены, и знала – это пройдет. Она собирается, а все и вся распадается: краски разбегаются на пигменты, связующие, наполнители и растворители. И скоро стены станут частью конструкции, а не вселенной, которая сжимается перед взрывом, чтобы рассыпаться на микрочастицы, которые никаким часам не собрать.

В недрах второго этажа разрывался телефон. Звук не принадлежал дому. Его разобранной тишине. Он пришел снаружи и звал в бурливую жизнь. Лина морщилась – он мешал думать и слушать часы.

Свет выдавливался сиреневым туманом, который облепил руки и лицо. Лина на ощупь побрела в ванную комнату. Открыв зеркальный шкафчик, уставилась на тюбики и баночки. Пальцы вяло копошились, ломая разноцветные ряды, в поисках таблетки снотворного. На краю раковины ожил телефон. Лина вздрогнула: с полок посыпались крема с лекарствами, вторя нарастающей мелодии звонка. Словно дикое животное, она схватила и сжала вопящий прямоугольник. Ничего не понимая, смотрела на убегающий с экрана входящий номер. Мелодия отыграла, цифры потухли. Лина не успела перевести дыхание, как трель и басы возобновились с новой силой. Она поднесла телефон к уху:

– Алло...

– Присылай своих юристов, черт тебя дери! – Рявкнул динамик и оглушил короткими гудками.

Колени подкосились, и Лина осела на холодный бортик ванной, чувствуя себя прооперированной без подготовки и деликатного постукивания секундной стрелки. Экспресс сшивание без всякой анестезии – по живому. В голове не оформился ни один связный вопрос, когда в онемевшей ладони разразилась новая трель.

– Милая, Лина! Ты не против, если буду звать тебя по имени? – Голос миссис Берри приятно успокаивал. – И ты, в свою очередь зови меня Марией. Зачем нам лишние условности, когда мы скоро станем семей?

Лина заморгала, пытаясь сосредоточить взгляд на расфокусированном отражении из зеркала.

– Не могу выразить, как меня обрадовало известие о вашей с Кристофером помолвке! – воскликнула миссис Берри. – Я буду счастлива, назвать тебя дочерью. Ты вряд ли догадываешься, но именно такую невесту я всегда желала сыну: образованную, интеллигентную, одаренную. Одним словом – исключительную. Ему другую нельзя, – легко засмеялась Мария и мягко позвала: – Лина...

– Да?

– Мы поладим. Ты знаешь, что в нашей семье русские корни? Моя мама родилась в России, и я однажды ездила с ней в Саратов, но была слишком мала, чтобы что-то запомнить и почувствовать. У нас с тобой одна кровь и это важно – я вижу в этом знак.

Пришибленно внимая глубокому голосу, Лина поймала пятно лица над умывальником и ужаснулась его пунцовости.

– Милая, – вновь позвала Мария, – вы здесь?

– Да.

– Мне не терпится с вами увидеться.

– Да... конечно.

– Где вам удобнее?

– Сейчас?

– Да, милая. Вы же знаете, в каком мы скверном положении. Время не терпит.

Лина запустила пальцы в сбившиеся волосы, пытаясь распутать колтуны. Страшилище из зеркала скорчило гримасу, туго соображая, куда пойти в таком виде? Сквозь открытую дверь заглядывала перевернутая вверх тормашками спальня.

– Приезжайте ко мне, – смирилась она, перекидывая голые ноги через бортик ванны, включая воду и диктуя адрес.

Миссис Берри приехала ровно через полчаса, как и обещала. Припарковав белый Форд Мустанг на пятачке у лужайки, она вышла из машины красивым уверенным движением и окинула внимательным взглядом улицу. Вздохнув, Лина отошла от окна и пересекла почти прибранную гостиную.

– Милая, вы будете с Кристофером волшебной парой! – порывисто обняла Мария, опьяняя запахом цветов, а вовсе не собранием летучих веществ. – У вас будут прелестные дети! Ну, давай же войдем в дом. Мы привлекаем внимание соседей.

Миссис Берри присела на диван у камина, скрестив в щиколотках длинные ноги. Навязчивый свет люстры плавал в красных туфлях и рядах золотых пуговиц короткого жакета. У Лины руки ходили ходуном, пока она неловко смешивала коктейли и ставила на журнальный стол. Мария коротко улыбнулась и отодвинула в сторону бокал, раскрывая черную папку. Слова будущей свекрови заставили Лину бессильно опуститься в кресло и онеметь до середины следующего вечера.

Глава 9

Лина пересчитала золотые корешки книг, просторно расставленные в черном шкафу от пола до потолка; насчитала пять стеклянных ваз с фиолетовыми орхидеями, две с белыми; восемь стульев вокруг большого стола, два поменьше – у бежевой стены; три кожаных дивана у трех окон и столько же плазменных телевизора напротив; толстый серый ковер под ногами, сливочные торшеры по бокам.

Побарабанив пальцами по журнальному столику и постучав тонкими каблуками о пол, Лина потянулась к одной из пачек сигарет, которые в изобилии валялись среди газет. Закурила и поморщилась, рассеянно вспоминая, когда в последний раз вдыхала горький дым. Взгляд снова оббежал кабинет и неохотно уперся в постмодернистское панно, которое состояло из тысяч цветных треугольников и всевидящих глаз. Это было лучше, чем пялиться в хит-парад МТВ, приглушенно попискивающий из колонок, и пугать секретарей сосредоточено-стылым взглядом в развеселый экран.

Дверь со стуком отворилась. Рассекая острием портфеля воздух, как носом корабля, Сандра Монтгомери широким шагом ввалилась в кабинет:

– Принеси кофе и плесни туда чего-нибудь живительного! – крикнула она помощнице, на ходу сдергивая пиджак и расстегивая верхнюю пуговку белой рубашки.

Отрываясь от созерцания масонского чудовища, Лина выпрямилась и повернулась лицом к черному портфелю, который приземлился в кипу журналов.

– Да, все там, – усмехнулась Сандра, проследив за ее взглядом. – Вырвала вместе с коренными зубами. Жених окружил себя ожерельем остервенелых поганцев.

– Наслышана, – пробормотала Лина, затушив сигарету о хрустальную пепельницу.

– Собралась армия хреновых грамотеев и с заумным видом тычет меня физиономией в финансовое право! Только представь! А сами только и умеют, что мошенничать с налоговой системой, бультерьеры-сосунки!

– Все так плохо? – сникла Лина, пряча вспотевшие ладони в коленях.

– Это ты мне скажешь. Не выношу такую манеру вести дела, – хрипела Сандра, по очереди щёлкая замками портфеля, – держать клиента за жабры и при этом лапать его и целовать взасос. – Она вывалила на стол бумаги. – Ведут себя, будто поимели всех судей штата.

– Так они... согласны?

– Можно сказать и так.

– А еще как?

Монтгомери провела ладонями по короткому ёжику седых волос и громко фыркнула:

– Что мы достигли некоего промежуточного результата – усредненного соглашения. – Она откинулась на спинку дивана, клацнула зажигалкой и жадно затянулась:

– Утомили они меня. Все заново перекроили. Все не так и не этак! Лысый отморозок в девчачьих очках к частному праву сбоку припека, сам собой "уголовник" хренов, а туда же. Будет мне растолковывать гражданское право! Был идеально выписанный документ – так нет же – изгадили! Пометили территорию, как чертовы кобели. Так и чешутся руки надрать в суде задницы этим ссыкунам с гарвардскими дипломами. – Потушив сигарету, Сандра взяла скрепленный скрепкой договор:

– Ладно, опустим лирику и начнем по порядку. Для лучшей усвояемости, я бы разбила смысл этих писулек на три блока, в первом...

– Не нужно, Сандра. Я сама прочту, – попросила Лина, краснея.

– Разберёшься?

– Попробую.

– Хорошо, если позволишь, я все же растолкую несколько пунктов подробнее...

– Непременно. Я напомню о них.

Монтгомери неодобрительно поглядела в лицо из-под кустистых бровей и поднялась:

– Ладно. По большому счету, деньги твои. Кому как не тебе внимательно читать? Дай знать, когда закончишь. – Она пересела за рабочий стол и стала с остервенением листать толстую книгу по земельному праву.

Лина раскрепила стопку бумаг, откинула онемевшими пальцами верхние страницы с реквизитами и задержав дыхание, углубилась в печатный текст, понимая – унизительный путь делового замужества только начинается. Взгляд привычно пропускал стандартные формулировки и фиксировал важные детали. Этот документ, был ее защитой – исчерпывающий ответ Марии Анне Берри.

Делая предложение Кристоферу, Лина честно призналась, чего хочет взамен, не ожидая, что о деталях узнает кто-то еще. Вывернуться на изнанку перед Берри было пыткой, но обсуждать фертильность и месячный цикл с Марией – извращением. И в самом кошмарном сне, Лина не могла предположить, что ее искренность обернется предметом торга, что ее используют, чтобы добиться контроля над финансами ее покойного мужа. Каким-то чудом, Лина смогла отказаться от поездки к неизвестному нотариусу, который уже дожидался, скрепить печатью подготовленный неизвестными юристами брачный договор.

На что рассчитывала Мария? Ошеломить натиском? Считала, что у будущей невестки отказывают мозги при одном упоминании имени сына? Полыхая негодованием и стыдом, остро сознавая плебейство и неуклюжесть рядом с ангелоподобной дамой, Лина слушала и слушала перечень своих финансовых обязательств. Шок сменил гнев – вернул рассудок и способность мыслить. И ужаснувшись, Лина осознала, что если всерьез воплотить этот безумный план в жизнь – без встречных требований и обязательств не обойтись. Нужна защита от алчных притязаний на имущество Олсена – брачный контракт, удовлетворяющий обе стороны.

Лина заставляла себя читать слова, что ранили самолюбие, топтали чувства, коверкали любовь. Любовь? О какой любви велась речь в этом документе? Все эти слова не придуманы Сандрой или Марией – это она озвучила их и заставила мерзко ожить на терпящей бумаге. Этот документ был куплей-продажей, где товаром выступал мужчина – будущий муж. Лина покупала восемьдесят четыре дня его жизни под одной с собой крышей и сорок восемь интимных отношений в год в соответствии с графиком, указанным в дополнительном соглашении. За это, она гасила его долги со всеми набежавшими процентами, судебными претензиями, издержками, неустойками, упущенными выгодами других сторон и брала обязательство по финансированию документального кинофильма.

Мозг холодно фиксировал смысл и корчился, казалось, она ощупывала слова пальцами как слепой, и каждое проникало под кожу, в кровь, и разъедало кислотой. Лина прикрыла глаза, позволив на секунду прервать пытку. Потом продолжила читать. Стороны договорились, не расторгать брак в течении трех лет. В противном случае, инициатор подвергался штрафу. Лина тяжело сглотнула, сосчитав нули после запятой. По истечении указанного срока можно подать на развод. Содержание жены не предусматривалось и претензий к имуществу бывшего супруга тоже, а бывшей супруге полагалась одноразовая выплата второй стороне и пожизненное содержание. Лина перелистнула страницы о конфиденциальности, где стороны согласились держать в секрете, не только детали контракта, но и само существование позорного брака. Пробежала глазами по дополнительным соглашениям с аккуратно составленными расчетами и выдохнула.

Из нее словно вынули внутренности, подержали в отбеливателе, пропустили через принтер и разложили на сухие канцелярские фразы. Лина подождала, пока уляжется тошнота и ногтем указательного пальца брезгливо отодвинула документы:

– Дорогое удовольствие, мой муж.

– Дорогое, – согласилась Сандра. – Но в таких делах, дешёвое удовольствие, определенно звучит хуже, – хмыкнула она. – Так что, заноси в преимущества.

Лина попыталась улыбнуться, не оценив юмор, если только это был юмор. С Монтгомери было сложно отделить налепленные один на другой слои.

– Ладно, это все патетика. Я хочу обратить твое внимание на главное: нам удалось защитить твое имущество. Твои деньги хорошо погрызли и обслюнявили, но они остались твоими. Никто не доберётся до них. Кроме того, заметь, мы фактически вдвое уменьшили сумму одноразовой выплаты. Каково, а? Помимо этого, отсекли бредовые пункты с моральными претензиями, а это очень важная часть, они в нее вцепились как психи, словно ты какой-то маньяк и будешь третировать их клиента, гонять в трусах по дому, что ему потом бедняге потребуется восстанавливать тонкую душевную организацию в стационарных условиях.

Лина смотрела в пол на кончики туфель и молчала.

– Конечно, до конца своих дней тебе придётся отрывать от себя десятую долю дохода – это плохо, но, – Сандра постучала ручкой по столу, – им тоже придётся делиться прибылью с фильма, и всего того, что Берри создаст во время брака как автор и пометит своей фамилией. А это неплохо – он парень перспективный. Это должно тебя утешить.

Монтгомери снова закурила, кивнув острым подбородком на часы:

– Не переживай детка. Это всего лишь первый бой. Игра мускулами. Я абсолютно убеждена, что смогу, выбить лучшие условия. У нас неоспоримое преимущество. Фактически, время работает только на нас, а значит, против них. Из чего следует, что все их аргументы выеденного яйца не стоят. Они блефуют. И мы вернулись к тому, с чего начинали, что все их претензии базируются на доброй воле моего клиента.

– Нет, Сандра. Не нужно. Мы всё подпишем. Я согласна, – Лина посмотрела в окно на сверкающие под солнцем стекляшки Даунтауна.

– Что за глупости? К чему такая спешка? Поверь, я знаю что говорю, на мыльные пузыри у меня особое чутьё. Это всего лишь промежуточный результат, который можно назвать удовлетворительным, но мы улучшим его, как минимум до приемлемого.

– Я знаю. – Лина посмотрела адвокату в лицо. – Передай им, что я согласна.

Сандра некоторое время молчала. Долго скребла ручкой ежик на голове, аккуратно складывала в подставку карандаши, потом кивнула:

– Ладно. В конце концов, ты понимаешь, что делаешь.

– Понимаю – вздохнула Лина.

– Это твое последнее слово?

– Да.

– И как клиент ты настаиваешь?

Лина угрюмо кивнула.

– В таком случае, жду тебя в понедельник у нотариуса.