Текст книги "Практическая романтика"
Автор книги: Оксана Алексеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Она вообще молодец, оптимистка. Мы-то с Верой могли бы через неделю брать по номеру на каждую, но вот с остальными участницами действа дела обстояли куда сложнее. Ангелина с Анжелой очень старались – по крайней мере, переспрашивали, что делать и какой именно тряпкой орудовать. Хоть эти самые тряпки и держали кончиками пальцев, словно боялись испачкаться. Я поторапливала, поскольку за нами закреплено все крыло, и тратить на каждый номер по часу не получится. Вера тоже не сдавалась, но в ее «командах» звучал только елей и нежелание хоть чем-то обидеть, отчего толку было ноль.
Хуже всего пришлось Кристине. Она просто зависла, пока Вера ей во всех подробностях объясняла, как чистить унитаз – типа там было, что объяснять. Кристина стояла и смотрела на это, словно обратилась в камень. Кажется, ее психика перезагрузилась, произошел сбой системы. Даже близняшки, заметив это, начали хихикать.
– Да не переживай так! – Верочка не сдавалась, хотя посматривала на Кристину со все большей опаской. – Ничего сложного нет! Тут такие чистящие средства, что ничего и делать почти не нужно. Слушай, а может, мы к этому завтра перейдем, а? Ты иди пока пыль протри – вон там, где уже протерли…
Кристина развернулась на каблуках, и в поле ее зрения попала я. Она будто за секунду померкла, потеряла весь лоск, который так успешно держала до сих пор, даже ссутулилась. А потом вдруг вскинулась и посмотрела на меня заблестевшими глазами.
– Довольна, тварь? Довольна?! Да чтоб ты сдохла, выскочка! А вы, чего вылупились? – это она уже близняшкам. – Делаете вид, что все в порядке? Может, в задницу ее еще поцелуете за то, что… – ее подвел голос, и Кристина просто метнулась мимо меня из номера.
В звенящей тишине Верочка прошептала:
– Что это с ней? Неужели всё это для вас настолько ужасно?
Я была согласна с ее версией – у Кристины просто сдали нервы от того, что ее заставили немножко поработать. Кто их, избалованных, знает? Но эта версия была опровергнута одной из «ангелков», которая проговорила задумчиво:
– Анжел, а тебе не показалось, что она вообще от последних новостей сама не своя? Даже Герман так не психовал. Что-то мне сейчас показалось… У нее с нашим Юрой ничего не было?
И вторая ответила тон-в-тон:
– Да нет. У нее же два папика в городе, в каждой газетенке по фотке. И мы бы знали…
– Наверное, – Ангелина ответила сестре и неожиданно обратилась ко мне. – Ульяна, мы очень просим не сообщать Карине Петровне, что Кристина, – она секунду выбирала подходящее слово, – ушла. Ее попросят отсюда без разговоров, но пусть она уедет, только если сама захочет.
И Анжела подхватила за ней:
– У тебя есть право на всех нас злиться, но и у нас есть право злиться на тебя. Думаю, мы квиты. И уж если ты собираешься встречаться с нашим Юрой, то для начала признай, что мы квиты, и значит, можем просить о мелкой услуге!
Если честно, то об этом я даже не подумала – да и времени не было подумать. Я заторможенно кивнула, но хмуро ответила, не желая, чтобы меня заподозрили в лишнем добродушии:
– Не скажу. Но при условии, что мы ускоримся и сделаем вчетвером то, что должны были сделать впятером.
Смена после этого протекала как-то легко. От близняшек толку по-прежнему было немного, но они ни слова возражения не сказали. Впрочем, как и в начале рабочего дня. А после обеда и вообще разогнались, даже тряпок почти бояться перестали. Верочка с ними уже задушевно трещала о какой-то чуши – той самой, в которую раньше пыталась втянуть и меня, а теперь нашла две пары благодарных ушей.
Я по большей части помалкивала и наблюдала. Если честно, при всем моем негативном отношении ко всей этой компании, я должна была отметить, что Анжела и Ангелина быстро перестраиваются и остывают, хотя в последнем явно играет роль тот факт, что они друг друга успокаивают. Вот, и в процесс втянулись, и улыбаются уже искренне. И за Кристину обеспокоились вполне по-настоящему, без грамма обиды на ее слова, что является признаком самой настоящей дружбы или парадоксальной отходчивости. Полностью самодостаточные уже в этой паре, но именно этим, почти единым организмом, влившиеся в сообщество побольше. А всё худшее – танцы перед преподавателями похлеще любого стриптиза или высокомерное отношение к другим – из них наружу лезет только в определенных обстоятельствах. И надо же, всегда в присутствии Германа. Совпадение? Или у него такая аура, что все в его присутствии становятся отмороженными?
Глава 10
После работы я даже до комнаты не успела добраться, как меня перехватил Юра. Он, вероятно, уже несколько минут ждал в коридорчике, чтобы не пропустить.
– Едем сейчас? – начал без предисловий, снабдив и без того приятную встречу мягкой улыбкой.
Я несколько удивилась:
– Сейчас? Даже часок не отдохнем?
– Сейчас-сейчас, – он надавил, что от него прозвучало непривычно. – Собирайся, Ульяна, жду!
Ну, у меня-то не было шока по поводу раннего подъема или усталости от трудов тяжких. Потому я только обрадовалась. Поспешила в комнату, там быстро распустила волосы и переоделась в летнее платьице – не особенно шикарное, но милое. Шикарных в моем гардеробе и не водилось, нужды такой не было. Но отчего-то именно в этот момент я пожалела, что у меня вообще никакой косметики не имеется. Все же это почти свидание! Пусть и немного фальшивое, для отвода глаз в рамках благородного поступка, но все-таки мне бы не хотелось, чтобы Юра посчитал этот вечер скукотищей или стеснялся идти по городу рядом со мной, не особенно уж впечатляющей. Но с этим уже ничего поделать было нельзя, потому я только махнула рукой своему отражению.
Оказалось, что даже его машина отдыхает на море – в смысле, на парковке при отеле. Хотя представить, что единственный сын и наследник Невских едет на автобусе, совсем не получилось. Он еще и темные очки нацепил, и теперь, в дизайнерской футболке и джинсах, будто специально на него сшитых, выглядел так потрясающе, что я невольно поежилась. Вряд ли я страдаю недостатком самооценки, да что уж там, раньше меня все называли красавицей, но все же рядом с ним наши отличия бросались в глаза. Рядом с Юрой гармонично смотрелась бы только девушка класса Кристины… Постаралась не зацикливаться на этом ощущении: если я и так отстаю по баллам, то комплексы положение только усугубят.
Ехали долгое время молча. Юра вел машину плавно, без рывков и переходов на большую скорость, а я наслаждалась видом моря – трасса уходила на подъем, открывая все более потрясающий вид. Тишина немного давила, но я не знала, с чего начать: с благодарностей или занырнуть издалека? Когда шоссе ушло вправо, и вид, могущий оправдать затянувшееся молчание, остался позади, я решительно выбрала второй вариант:
– Как прошла первая смена? Все выжили?
Он пожал плечами, не отрывая взгляда от дороги.
– Нормально. Целый день какие-то коробки таскали. Там для нас работы-то еще не предусмотрено, бедный завхоз по ходу дела придумывал. Если до завтра не придумает, то не удивлюсь, если мы те же самые коробки будем обратно носить. И так до конца лета, – он усмехнулся.
Его шутливое настроение подсказывало, что конкретно он на меня не злится. Это радовало. Потому я тоже поддержала веселый тон:
– Да ладно! Неужели даже Герман никого не попытался довести?
– Попытался, конечно, но коробки таскал. А завхоз в конце дня уже и сам ржал над его шуточками.
– Удивительно!
Юра мельком глянул на меня и сказал чуть тише:
– Не знаю, правильно ли на свидании обсуждать именно Германа, но раз уж речь зашла, то скажу – ничего удивительного. Через пятнадцать минут он решил, что это лучше похода в тренажерку, а в компании ржущего завхоза – так вообще, будто под присмотром личного тренера. В этом весь Герман и есть, собственно. Мне кажется, ты не совсем правильно его воспринимаешь, раз так подумала. Герман-то как раз и на необитаемом острове выживет, потому что такие гады везде выживают.
Я заинтересовалась и отважилась продолжить. Да и слово «гад» этому способствовало.
– Почему ты с ним дружишь, Юр? Не пойми, что осуждаю, но любопытство гложет.
– Именно осуждаешь, – он тихо рассмеялся дороге. Но затем все же решил ответить: – Именно из-за этой его способности к выживанию в любых ситуациях. Без подробностей это прозвучит странно, но я сомневаюсь, что был бы сейчас тем, кто я есть, если бы не его постоянная поддержка. Причем поддержка безусловная, не зависящая ни от чьего мнения. Герман гад для всех, кроме тех, кто ему важен. И да, я тоже его за это осуждаю, но никогда до такой степени, чтобы разругаться. Да и он меня за многое осуждает, ты тому пример, но тоже никогда до такой степени. У него тяжелая энергетика, кто бы спорил, зато когда надо взять себя в руки – проще всего смотреть на него.
Разговор становился настолько интересным, что я вообще забыла о дороге, немного развернулась и пристально смотрела на водителя.
– А если с подробностями? Я понимаю, что он тебе друг, но хотелось бы понять больше!
Юра наверняка чувствовал мой взгляд, потому и улыбался. Но неожиданно пресек мое любопытство:
– Если мы будем продолжать говорить о Германе, то я отвезу тебя назад и больше в кино не позову. Он мне друг, но девушка, которой больше нравится говорить о нем, чем обо мне, в кино со мной не ходит. Точка. Я тиран и деспот, в моем присутствии обожай только меня.
Прозвучало как ирония с ноткой ревности. Стало приятно. Легкий флирт для поднятия настроения, или я ему немного симпатична? Я откинулась на спинку и пробурчала, словно хотела оправдаться:
– Вообще-то, я подробности именно о тебе и спрашивала. В любом случае спасибо, что прикрыл меня перед ним.
– Пожалуйста, – просто ответил он, будто я его благодарила за переданную за столом солонку.
– Мне показалось, или ты спешил побыстрее уехать из отеля?
– Не показалось. Потому что даже с моим прикрытием тебя пока никто не любит. Нужно время, чтобы тебя приняли. Вот пусть пока там сидят и хотя бы к мысли привыкают.
Я едва не расхохоталась:
– А если я не хочу, чтобы меня принимали?
– Нужно время, – суше повторил он.
Больше я его разговорами не донимала. Юра производил впечатление очень спокойного и довольно замкнутого человека, так зачем понапрасну раздражать? Такие люди очень часто еще и упрямы, но эта черта мне импонирует: терпеть не могу взбалмошных балбесов, у которых семь пятниц на неделе. Вообще серьезность в людях уважаю. И он прав, время нужно – да хотя бы для того, чтобы мы с ним лучше начали друг друга понимать.
Фильм мы выбирали не особенно тщательно, просто пошли на первый же сеанс. Боевик потрясал воображение роскошными спецэффектами и полным отсутствием сюжета. Время пролетело быстро, но я ловила себя на мысли, что никакой романтичности не наблюдалось: мы не ныряем одновременно руками в стаканчик с попкорном, чтобы тут же сжаться от случайного соприкосновения, не наклоняемся друг к другу, чтобы о чем-то сказать, и не бросаем украдкой взгляды так, чтобы второй не заметил. Сидим и смотрим фильм – быть может, единственные во всей истории кинематографа зрители, которые именно затем сюда и пришли.
Это пока ни о чем не говорило, но на самом деле я бы хотела знать точно, есть ли хоть капля симпатии. Возможно, это так важно было потому, что я сама испытывала к нему симпатию и была бы готова влюбиться. Но, конечно, только при условии, что он влюбится первым и мне не грозит невзаимность.
После кинотеатра мы завернули в кафе – на ужин в отеле все равно опоздали. К счастью, Юра привез меня не в какой-нибудь ресторан, а в заведение среднего класса, иначе я в таком наряде чувствовала бы себя не в своей тарелке. Допускаю, что он даже сделал это специально. Это немного смущало, зато и зазвенело еще одной монеткой в копилке его достоинств – ко всем своим положительным чертам Юра еще внимателен и тактичен.
Мы оба не спешили возвращаться, потому и гуляли по парку, не поднимая вопроса о позднем времени. И как-то незаметно перешли к обсуждению личного. Юра просто отвечал на мои вопросы, а открывался нехотя, тем самым напоминая меня саму:
– Ты на бзики Кристины большого внимания не обращай. На самом деле, она не такая уж и злобная стерва, какой пытается казаться, – я с ним могла согласиться только в том, что она «злобная» и «стерва», но внимательно слушала дальше. – Думаю, что это ее панцирь, чтобы случайно слабой не показаться. Это страшная военная тайна, Ульяна, у многих в моем кругу наблюдается такая же болезнь, прямо массовый психоз.
– От чего же ей закрываться? – вкрадчиво интересовалась я, боясь залезть в необсуждаемые темы.
Но Юра уже расслабился в достаточной степени, чтобы откровенничать:
– От того же, от чего мы все закрываемся. От непонимания, от завышенных ожиданий родных, от того, что большинство из нас лицо няни знают лучше, чем лицо матери. У Кристины тоже серьезные проблемы в семье, тоже все друг другу чужие, а образ хладнокровной стервы не позволяет никому догадаться, как она одинока. Зачем, думаешь, все ее эти папики и постоянные скандалы в таблоидах? Да не хотела бы она засветиться с очередным престарелым ухажером, никакой папарацци бы их не поймал. Нет, это часть ее имиджа и желание кому-то что-то доказать. Все куда-то сбегают, находят для психики выход. Кеша – в наркотики, кое-как вытащили, Анжела с Ангелиной друг за друга держатся, как приклеенные, потому что только так не чувствуют одиночества, Мишель и Анатоль – в бухло и на курорты, везде хорошо, где подальше от дома.
Я кивнула, будто всё понимаю, хотя тема требовала осмысления. Вопрос мог прозвучать бестактно, но я осмелилась его задать:
– А ты? У тебя такие же проблемы с семьей?
Он помедлил с ответом, но потом заговорил бодро:
– Если не хуже. Те же самые ожидания, только я их оправдывать совсем не хочу. Не интересно мне в будущем управлять сетью отелей, не интересно судиться с Кернами по любому поводу или кто там еще будет главным конкурентом. Не интересна вся эта движуха за лидерство, пока жизнь мимо будет проходить. Но это даже не обсуждается, понятное дело. Какая журналистика, в самом деле, какое творчество, бред сивой кобылы. Я лет в пятнадцать даже из дома убегал, в знак протеста. Вернулся через три месяца, напротестовался, – он деланно рассмеялся. – Но это чувство, что мечты и жизнь никогда не пересекаются, осталось. Еще немного повзрослею и смирюсь, что просто мечтаю неправильно. А пока тоже сбегаю – то к Герману, то в себя.
– Ничего себе, – выдавила я.
Кажется, я догадалась, у кого он те самые три месяца жил. Но вслух об этом не сказала, не желая вновь всуе поминать Германа. Но он сам о нем вспомнил, будто бы продолжая свою мысль:
– У Кернов не так. Герман никуда от семейного бизнеса не рвется, но я уверен, что если бы он так же взбрыкнул, то Марк Александрович попсиховал бы неделю-другую, а потом бы рукой махнул. Придумал бы, кому бизнес пристроить, – желающих полтора миллиарда найдется. У него жена уже лет десять как умерла, его это изменило. Мать Германа такая совсем мягкая была, ребенка баловала и как наседка вокруг него кудахтала, и отец после ее кончины не мог не подхватить эстафету, сам сделался мягче. Все-таки единственный родной человек, они друг за друга очень держатся. Вот у них дома все из наших и отсиживаются, когда со своими скандалят. Там типа военной крепости для временных беженцев. Повезло Марку Александровичу, что у Германа немного близких друзей.
Я уж совсем не могла сдержать изумления:
– Серьезно? Мне так не показалось… ну, что у них такое взаимопонимание!
– Да брось, – Юра улыбнулся от моей реакции. – Это ж так, строгость в рамках воспитания. Никакой настоящей злости. Да и Герман пошел приказ исполнять, слова не сказал, потому что это негласный пакт о ненападении: папа должен воспитывать, а сын – делать вид, что подчиняется.
Уж не знаю почему, но меня сказанное очень удивило. И я не сдержалась, высказав:
– Тогда именно у Германа нет никаких оправданий! Вот ты про Кристину говорил – хоть как-то можно представить, почему она такая. А Германа любили и уважали всю жизнь, никто его не третировал, тогда почему он таким монстром стал? Неужели отец не видит, кем стал его сын?
– Всё он видит, – Юра остановился и развернулся ко мне. – А может, и сам таким же шалопаем в молодости был, кто знает? Они вообще похожи, как копии, вот и не придают недостаткам друг друга большого значения. Стоп, мы снова говорим о Германе? – он изобразил возмущение.
– Вообще-то, ты сам про него начал, – заметила я.
– Точно! – Юра улыбнулся, неожиданно меняя настроение. – Тогда пока идем обратно, рассказывай о себе. Твоя необщительность бросается в глаза, у нее есть причины?
– О! У меня-то таких интригующих историй в запасе нет! – я снова пристроилась рядом. – Всю жизнь жила в Москве. Там со мной произошла одна не слишком приятная ситуация, потому я была рада переезду в семью Веры, пусть и на правах бедной родственницы. Вот и вся история, ни разу в желтую прессу не попадала! – я усмехнулась, подчеркивая шутку.
Юра уточнил, поскольку я замолчала:
– И что, они тебя там в ежовых рукавицах держат, как Золушку?
– Ничего подобного! – возразила я рьяно. Потом подумала и добавила, чтобы быть совершенно честной: – Не без заскоков, конечно, но у кого заскоков нет? А в целом, совершенно нормальная семья.
– Про заскоки это верно… Не расскажешь, что в Москве случилось? Я тебе тут столько откровений налил авансом.
Я хорошо подумала перед тем, как ответить:
– Нет, неохота, – и поспешила пояснить, чтобы он правильно понял: – Ты не подумай, что там что-то такое ужасное! Просто я и себе толком не могу описать, что тогда случилось и почему случилось именно так, куда уж пытаться объяснять другому человеку? Зато есть и плюсы – иначе я никогда не оказалась бы здесь!
Юра закончил этот разговор очень интригующим:
– Да, это отлично, что ты оказалась именно здесь. Кажется, только тебя здесь не хватало для чего-то важного.
Я не стала переспрашивать, что он имел в виду, хотя очень хотелось.
Мы приехали в отель довольно поздно, но охрана пропустила без вопросов, лишь пожелав доброй ночи – вероятно, последнее было адресовано Невскому, которого персонал до сих пор воспринимал больше как гостя, чем работника. В нашем корпусе еще горели некоторые окна – и даже неудивительно, чьи именно. К новому режиму дня еще надо привыкнуть.
Юра вдруг остановил меня, неожиданно схватив за запястье. Потянул к себе.
– Уверен, что кто-нибудь смотрит. Изобразим поцелуй?
Я растерялась, но его не оттолкнула:
– Ты готов пойти на конспирацию такого уровня?
– Зато после этого близняшки точно перестанут трындеть, что я не мог влюбиться в девушку, которая даже ресницы не красит! – он тихо смеялся.
И я смеялась тоже. Все-таки нравлюсь? Ведь понятно, что фальсификация вовсе не требует от него таких усилий. Значит, этого требует что-то другое. Удостоверюсь, на сто раз проверю – и потом уже обрадуюсь в полную силу. Юра! Невский! По статусу как Герман Керн, а по характеру – идеал. Такое сочетание мне в жизни вряд ли еще встретится. Ради такой комбинации можно и забыть о своих предыдущих настройках.
Я лукаво прищурилась.
– Делать нечего, раз того требует конспирация…
Юра наклонился и коснулся моих губ мягко, я на поцелуй ответила. А потом он неожиданно обнял, крепко прижимая к себе, выдохнул резко и еще сильнее впечатал меня в свое тело. И меня вдруг замутило. Будто я выпила стакан водки, который стал в горле комом, ни туда, ни сюда. Я просто отшатнулась от него и зажала рот рукой, унимая позыв. Как только собралась, сразу попыталась объяснить:
– Извини. Это от неожиданности!
Тошнота мгновенно прошла, но тело покрылось холодным потом, будто бы накатил непонятный страх без причины. Я видела непонимание в глазах парня, он явно недоумевал, чем меня обидел. Да вроде бы и ничем. Просто не люблю, когда меня трогают, прямо раздражаюсь сразу, и пропустила момент, когда он меня так стиснул, не успела настроиться. На самом деле, никто не любит, когда их вот так сжимают без предупреждения. Вот и все причины. И как такое объяснить?
Решила, что лучше уж ничего не объяснять. Снова шагнула к нему, приподнялась на цыпочки и чмокнула в губы, затем виновато улыбнулась.
Его голос изменился – стал тише и сдавленней:
– Ладно, для конспирации и это сойдет. Пойдем?
Скорее всего, я его очень задела. Но шла теперь молча и надеялась, что завтра такая слишком сильная реакция уже не будет выглядеть странной. Хотя бы в моих собственных глазах. А если и будет – что ж, я еще недавно вообще собиралась посвятить всю жизнь только учебе и карьере, а такое золото, как Юра Невский, и без меня не пропадет.
Глава 11
Я отчего-то сильно переживала. Даже не потому, что могла навсегда оттолкнуть от себя Юру, меня тревожил сам факт – этот неприятный озноб, какая-то паническая атака. Потому и не выспалась и, вполне допускаю мысль, на следующее утро выглядела почти так же, как наши новые работнички.
Они снова по порядку поприветствовали меня одинаковым «Ненавижу» – скоро это станет нашей общей традицией – и поплелись в столовую. Я же шагнула наперерез Юре, шедшему последним, и остановилась перед ним, немного растеряв решительность. Полчаса назад мне казалось, что я смогу просто подойти и просто поцеловать, тем самым закрыв вопрос, но когда настал момент, смутилась. Все же я не прожженная львица, вертящая парнями, как ей захочется. И Юра доказал, что между нами существует какая-то ментальная связь – он будто мысли мои прочитал: вдруг и сам замер, а потом склонился и коснулся моих губ. Отстранился и подмигнул. Я точно слышала, как в конце коридора кто-то ахнул. То есть заметили. Но на зрителей мне было плевать, я ждала реакции единственного человека, чье мнение обо мне здесь имело значение.
И Юра тихо сказал:
– Не волнуйся, работа под прикрытием идет на ура. Не надо так сильно стараться, чтобы они верили.
Мне стало вдруг так обидно, что я не ответила. Не сказала, что сделала этот шаг к нему по другой причине: если его вчерашний порыв был продиктован настоящей симпатией, то она практически – еще в явном виде не признаваемо – взаимна. Как минимум, показать, что меня от него не тошнит, а если и тошнит, то совсем не от него.
Но через пару часов размышлений я вдруг поняла, что веду себя так, будто твердо уверена в его симпатии, а ведь ничего такого не звучало! И в действиях не так уж чтобы проскальзывало. Например, мы вчера долго гуляли в парке, и он даже не попытался взять меня за руку. А поцеловал только перед корпусом и ясно обозначил, что для показухи. Может, он действительно просто оказался настолько добр, что не мог допустить издевательств надо мной? И ведь никакой другой способ не сработал бы. Но ответ не имеет принципиального значения – я приму спокойно любой вариант. Лишь бы только этот вариант знать, чтобы случайно не начать ему навязываться или не обидеть холодностью.
Кристина сегодня не психовала – работала со всеми. Ну, как работала… Смысла в ее стараниях было еще меньше, чем у близняшек: пока мы с Верой успевали пройтись по всем панелям, пропылесосить и почистить сантехнику, безрукая троица все еще путалась в постельном белье. Мы с Верочкой переглянулись и синхронно вздохнули, на время позабыв о взаимной неприязни, а потом пошли объяснять, как именно нужно натягивать на подушки наволочки. Думаете, нет ничего проще? Трижды ха! Эти недотепы только в пятом по счету номере управились со сменой белья в то же время, когда мы закончили со всей уборкой! Я уже не злорадствовала – сил на это не осталось, хвалила их, но реагировали на мои слова только близняшки. Им, судя по всему, даже нравились совершенно новые для них занятия – видно, что пребывали в хорошем настроении. Кристина же по большей части молчала и хмурилась. Но ведь и она не уезжала из отеля! Ей всё настолько поперек горла, так никто же не держит? Может, боится потерять расположение Германа? Или это подтверждение вчерашних слов Юры – везде хорошо, где подальше от дома?
Карина Петровна именно нас с ней отправила относить белье в прачечную, пока девчонки пылесосили коридор. И тогда я почти решилась на откровенный разговор, ведь бесконечно играть в молчанку просто глупо, но, глянув на нее, растеряла запал. Да и пусть дуется, тоже мне принцесса! Я здесь и никуда исчезать не собираюсь, пусть привыкает. Но вдруг она сама остановилась и обратилась ко мне с лучезарной улыбкой:
– Дорогая Ульяна! – уже по такому началу можно было догадаться, что в продолжении я ничего хорошего не услышу. – От всей души благодарю тебя за то, что не сдала меня Карине Петровне! Она бы церемониться не стала – распоряжения гендиректора были однозначными.
– Вообще-то, не только я тебя не сдала. Нас там четверо было, – ответила хмуро.
Ее улыбка стала еще шире.
– Мы же понимаем, что никто из остальных так бы не поступил. Ожидали только от тебя. Потому именно тебя я благодарю от чистого сердца! – она все это городила, напрягая меня всё сильнее. Я не перебивала, четко ощущая, что скоро будет подвох. Разумеется, ждать долго не пришлось: – Герман, конечно, цыкнул на всех, чтобы с тобой открыто не конфликтовали, потому мы теперь подружки! – последнее слово она выдала с явным сарказмом. – Слушай, подруженька, помоги, дорогая. Я на маникюр записалась, ты ведь и сама белье сможешь отнести?
Поняв, к чему ведет, я тоже начала улыбаться – хотя не так широко, у меня бы челюсти свело.
– С чего вдруг?
Кристина просто бросила белье на пол, чуть подалась ко мне и заявила:
– С того, что никто из нас не будет с тобой конфликтовать. Открыто, – она это выделила, что мне не понравилось. – Но если ты сама начнешь – например, стучать на своих же новых друзей – то на этом перемирие можно считать оконченным. Такого мы даже Юриной подружке не спустим, и будем правы. Всё верно?
– Какая прелесть! – вдохновилась я. – Я про маникюр. Верочку тоже прихвати – ей явно не хватает лоска, чтобы называться твоей соседкой по комнате. Ты там как с ней уживаешься, не задыхаешься от бедняцкого духа в королевских палатах?
– И прихвачу, – ее улыбка искривилась. – Представляю, каково тебе, когда даже сестренка от тебя отвернулась.
– Каждую ночь в подушку рыдаю.
Она больше ничего не сказала и с той же самой победной улыбкой пошла в обратном направлении. Я еще пару минут стояла в растерянности. Оставить белье здесь, а потом сделать вид, что не знаю, как оно тут оказалось? Ну, так и расследование не надо проводить, ясен перец – как. Или отнести – и тем самым дать понять Кристине, что я подставляю для нее шею, на которой она сможет ездить до конца практики? Побежать жаловаться, да хотя бы Юре рассказать? Последняя мысль энтузиазма не вызвала.
– Ладно, Кристина, один-ноль, – пробубнила я, поднимая белье с пола. – Это не я открыла сезон мелких пакостей, прошу учесть в протоколе.
По пути в свою комнату зашла в столовую и попросила немного растительного масла – масочки для лица и волос пора делать, красоту наводить, чтобы новым друзьям соответствовать. Потом позвонила с коридорного телефона в хозчасть и сказала, что в соседней комнате шумит вода – не иначе, девчонки еще утром кран забыли закрыть. И когда ремонтник прибежал, чтобы проверить, открыв своим ключом, я занырнула вслед за ним, громко интересуясь, успели ли до потопа. Пока мужчина в ванной осматривал кабину и вентили, я быстро сориентировалась по вещам, стоявшим на тумбах, где чья кровать. Масла немного, на всех заслуживших не хватит. Откинула покрывало Кристины и выплеснула масло туда. Укладываться она будет только ночью, в такое время ей никто чистое не доставит. А в самом лучшем случае, раздерется с Верочкой за ее постель. Разберутся как-нибудь, подружки милые, меня это уже не касается.
Ремонтник побурчал что-то про мою треклятую бдительность, глянул на кружку в руках и выгнал из комнаты. Я ему вслед извинилась за ложный вызов – все-таки мне надо учиться наглости, точно так же, как некоторым – чистить унитазы.
«Один-один», – отметила про себя, открывая теперь дверь собственной комнаты. Потом тихо зарычала – ручка была вымазана какой-то вонючей липкой субстанцией. Счет менять не стала – эта выходка вряд ли была делом рук Кристины, та весь день крутилась на моих глазах. Мишель или Герман постарались. А с каждым отдельным персонажем я вполне способна вести отдельный счет. Пришлось долго оттирать и дверь, и руки, стараясь не задумываться о происхождении этой вонючей дряни. Лишь бы кожа не слезла, а так я не брезгливая.
Сразу после побежала на пост охраны и попросила второй ключ от комнаты – мол, свой потеряла, но наверняка скоро найду. Мы же тут не в поддавки играем, пусть проявят изобретательность, если собираются повторить трюк с проникновением! Какие мы молодцы и выдумщики, любо-дорого взглянуть. Вероятно, проиграет тот, кто первый побежит плакаться Юре.
Ужинали за одним столом, дружелюбно друг другу улыбаясь и приветливо обмениваясь впечатлениями о рабочем дне. Я очень искренне похвалила маникюр соседок по столу, а они очень искренне мне пожелали пойти… к тому же мастеру. В общем, примерные правила взаимодействия все поняли. Кроме Юры, конечно, который только чувствовал какое-то напряжение, смотрел на всех внимательно, но так свои мысли и не озвучил.
Кстати, после этих всех мелких боев локального значения разговор с ним уже не казался таким уж немыслимым мероприятием.
– Ты не хочешь сходить вечером на пляж? – я спросила напрямик у Юры.
Но мне ответила почему-то одна из близняшек:
– Конечно! Все сходим! Зачем же в комнатах сидеть?
И вторая подпела:
– Ну да, а то получится, что мы сюда только работать приехали! Мама, конечно, в обмороке будет, но все-таки давайте успевать и развлекаться!
Все тут же согласились, будто бы так и надо – влезать в чужую романтику. Входя в комнату, я сначала принюхалась, а уже потом взялась за ручку – надо же, такая жизнь держит в тонусе!
На закате купаться особенно приятно – вода теплая и густая, как парное молоко, а песок уже не такой обжигающий. И все это на фоне бликующей оранжевым воды. Скидывая шорты, я поинтересовалась у Германа, от которого за весь вечер ни одной подколки не слышала:
– Кстати, а где моя одежда? Та самая. Ну, раз мы теперь в одной команде, то можем и обменяться заложниками?
Кристина уже сияла в белоснежном закрытом купальнике рядом:
– А что, Ульяночка, у тебя гардероб закончился? Заметно. Но ты не стесняйся – обращайся, если что.
– Обязательно, – я растянула губы и снова посмотрела на Германа в ожидании ответа.
Он уже стоял с голым торсом и лениво почесывал макушку.
– А я не помню. Выкинули? – спросил будто сразу у всех.
– Не выкинули! – немного резко ответила я, хоть и старалась не закипать. – Мы же тут на следующее утро убирались, моих вещей не было! Где они?
