Текст книги "Хокку заката, хокку рассвета (СИ)"

Автор книги: Оксана Аболина

Соавторы: Игорь Маранин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

26

На пожелтевшем листе

неровные буквы.

Хокку заката.

Листок бумаги был пожелтевшим и ломким. Он прятался между страниц книги Оруэлла – подлинной книги – которая попала ко мне много лет назад. На листке акварельными красками был нарисован закат. Не знаю, кто рисовал его – наверное, ребенок. Кто-то бережно хранил свидетельство своего – или чужого – детства. Сохранив книгу, я сохранил и рисунок. Теперь он лежал передо мной, в ожидании гостей я медленно пил остывающий кофе и записывал на нем огрызком карандаша хокку. Хокку заката.

В 10 лет у меня умер отец. Я почти не помнил его, я вообще почти не помнил своего детства. Через год не стало матери, и меня отправили на восток вместе с группой таких же малолетних сирот. В Трудовой лагерь. Нас везли по железной дороге, в товарных вагонах, а на улице стояла одна из последних холодных зим. Но нам повезло. Мы все выжили. А дальше были угольные шахты, почти полностью выработанные, труд за социальный минимум – жалкую подачку государства, завалы, смерть друзей. Я выкарабкался. Я научился быть жестоким.

Буквы были неровными, я почти совсем разучился писать. В какую сторону пишется «в»? Последний глоток кофе, сигарета, дым над акварельным рисунком…

 
На пожелтевшем листе
 

В двадцать два я вернулся домой. Нет, дома уже не было – но были места, которые я еще помнил. Парк, в котором мы гуляли с мамой. Здание бывшего театра, только-только тогда закрытого. На ступеньках каждый день сидел старый музыкант во фраке и играл на скрипке. Его почему-то не трогали. Но однажды исчез и он. Несколько недель после этого на ступеньках каждое утро появлялись цветы. В сети развернулась шумная кампания о вреде «чистого искусства». Тогда же, кажется, стали изымать книги. Пока еще добровольно. Всё это проходило мимо меня – я шел своей дорогой. Я хотел власти. Сейчас я понимаю, что власть сама по себе мне была не нужна. Мне нужна была свобода. Неровные буквы пути…

 
На пожелтевшем листе
неровные буквы.
 

Книги нашли меня позже – лет в тридцать. Меня назначили цензором… Тогда ко мне и попало настоящее издание Оруэлла. И много других книг. Днем я выезжал в найденные цензурщиками библиотеки, составлял акты об изъятии и уничтожении, а ночью взахлеб читал Толстого, Достоевского, Кафку… Книг в стране было много, но я быстро понял, что могу сохранить для себя только их электронные версии. И я перевелся в Отдел по контролю за сетью. В каком-то смысле это было счастливое время…

Книги делали меня другим. Вот только позволить себе быть этим другим я не мог. Пока не встретил в сети Ягуара.

За окном в серой дымке вечного полутумана-полусмога наступали сумерки. По старому пожелтевшему листу бумаги плыл закат.

 
На пожелтевшем листе
неровные буквы.
Хокку заката..
 

27

Все дороги ведут

из разлуки в разлуку,

такова эта жизнь.

Черный Ягуар, не торопясь, поднимался по лестнице. Седьмой этаж – не двадцать пятый, с карточкой служащего Департамента он имел право пользоваться лифтом не только в своем доме – в любом – но предпочитал не оставлять видимых следов, даже если эти следы электронные. Кроме того, он всегда старался убедиться заранее, что путь к отступлению свободен, да и два-три этажа выше квартиры заказчика лучше проверить – мало ли что? Земля и Небо милостивы к тому, кто беспокоится о собственной безопасности. Машинально он отмечал, на каких этажах нет света, где разбросаны на площадках кучи мусора, где сломаны перила, заклинены двери лифта. Да, дом ведомственный, но определенно не правительственный, здесь живут не чинократы, а геморрои уровнем пониже. И чем-то очередной геморрой явно не угодил чинократам. И почему именно сегодня, когда Черному Ягуару совсем не хочется пачкать свою радость, когда серый дальтонический мир вдруг заиграл разноцветными красками, ему нужно совершить не просто убийство – убийство, которое никак не оправдаешь милосердием, избавлением от мучительного прозябания старости, убийство человека, который выступил против продажной чинократической сволочи, неизвестно как, но сумел ей насолить настолько, что эта сволочь обратила на него внимание, подняла голову, протянула руку и не поленилась нажать кнопку, запускающую машину убийства. Барин вызвал холопа, который прихлопнет надоедливую муху. Ну что же, если это цена свободы Черного Ягуара, значит, придется ее заплатить. Геморрой обречен, а лишать себя Новой Зеландии из-за него Черный Ягуар не намерен. Только постарается, чтобы умер он максимально достойно.

Как ни медленно поднимался по лестнице Черный Ягуар, а все-таки добрался до седьмого этажа. Площадкой выше обжималась парочка малолеток. Ненужные свидетели, можно пройти еще пару этажей, обождать, пока они исчезнут, но, похоже, они его не заметили, воркуют себе, как голубки, ни до чего им нет дела, пользуются кратковременной свободой юности, серая машина государства не захватила их еще в свою утробу. Черный Ягуар аккуратно приложил к замку отмычку оперативника. Дверь спокойно, без малейшего скрипа, открылась. Он тихо проник в квартиру и прислушался.

Не было ни звука. Значит, хотя бы детей нет. Это хорошо. Черный Ягуар потянул носом – на кухне ничего не готовилось. Может быть, никого нет дома? Из темной прихожей он бесшумно продвинулся в коридор. Нет, кто-то здесь все-таки был. На кухне горел свет. Черный Ягуар быстро проскользнул мимо туалета, ванной и жилой комнаты – там было пусто. Он подкрался к кухне и осторожно заглянул в дверной проем.

За столом, лицом к двери, сидел человек. Он охватил голову руками, так что лица было не видно, только неровную блестящую проплешину, на которую были зачесаны прикрывающие ее жидкие блеклые волосы. Черный Ягуар замер. Предчувствие беды зашевелилось в нем. Человек поднял голову. И Черный Ягуар увидел Отморозка. Вот те на! Только не это! Только не сейчас!

Никогда еще во время выполнения заказа Черный Ягуар не испытывал подобного шока. Первым желанием его было нырнуть обратно в темноту коридора и быстренько удрать из этой квартиры, но Отморозок заметил его, смотрел глаза в глаза холодным равнодушным взглядом и ни малейшего удивления, похоже, не испытывал.

О страшный умерший христианский Бог, я ведь надел твой крест, за что же ты так зло мстишь мне? – спросил внутри самого себя Черный Ягуар.

Ему было страшно. Холодная дрожь бежала мурашками по телу. Он чувствовал, что начинает паниковать. Всё. Не будет Новой Зеландии. Не будет встречи с Лордом. Он попал в ловушку. Он глупо, как подросток, подставился. Вляпался непонятно в какую дрянь. Отморозок заманил его. Стоп-стоп-стоп. Куда он его заманил? Как скверно, что Черный Ягуар расслабился, не обыскал тщательно всю квартиру, как всегда это делал прежде, кто знает, не прячутся ли здесь модеры, чтобы схватить его, когда… Почему Отморозок так спокоен, ведь знает, что он может убить его, убить раньше, чем кто-либо на помощь поспеет прибежать? В чем тут подвох? Не может такого быть, чтобы Отморозок сам себя записал в приказ о чистке.

Черный Ягуар хотел заговорить, но из горла его вырвался только хриплый настороженный шепот:

– Что это значит?

– Здравствуй, Гамаюнов, – сказал Отморозок безразличным голосом. – Ты утром забыл со мной поздороваться. Пожалуй, стоит восполнить сейчас педагогическую небрежность твоих родителей.

– Не понимаю, чего вы хотите. Что все это значит? – повторил Черный Ягуар.

Отморозок встал и Черный Ягуар чуть не отпрянул от него. Вовремя спохватился, надел на лицо маску равнодушия. Отморозок глядел на него с презрением и откровенной скукой.

– Ну что ж, не хочешь здороваться, Гамаюнов, как-нибудь переживу. Может, чаю хочешь?

– С вами?

– А что? Оттого, что ты меня ненавидишь, оттого, что я тебя ненавижу – разве это как-то влияет на наш аппетит? Поверь, к сегодняшнему ужину я приготовил славную закуску.

«Вот оно, – мелькнуло в голове Черного Ягуара. – Сейчас он раскроется».

Но оказалось, что Отморозок говорил, действительно, о еде. Он открыл холодильник достал из него ветчину. И это была настоящая ветчина! Такую Черный Ягуар никогда не ел, ее даже не продавали в обычных магазинах. Только в специальных буфетах для чинократов и геморроев. А Отморозок достал из холодильника миску с салатом. Похоже, овощи в нем тоже были вполне натуральные. Отморозок намазал хлеб маслом. И, вероятно, это тоже было настоящее коровье масло! А затем он извлек из недр холодильника большой красивый торт. Подогрел чай.

– Я ничего не буду, – сказал Черный Ягуар.

– Ну зачем же так? – возразил Отморозок. – Ты ведь пришел убить меня? Надо отметить событие. Смерть случается раз в жизни. Неужели ты думаешь, что мне жаль денег, чтобы с ней как следует попрощаться? И электричество экономить мне уже не нужно. Так что мы можем выпить не по одной кружке, а даже по две. Садись-садись.

Пристально наблюдал Черный Ягуар за тем, как Отморозок накладывает по тарелкам еду. Может быть, продукты отравлены? Эх, сколько раз мечтал он встретить этого мерзавца в темном углу подворотни, свернуть его ненавистную морщинистую цыплячью шею.

С трудом понимал Черный Ягуар за что он так ненавидит Отморозка. Однако, чувство это было взаимным, и при всем своем внешнем безразличии к Черному Ягуару, Отморозок также не умел скрыть свою ненависть. Брезгливость, презрение ежедневно едкою спесью выливались на Черного Ягуара, стоило ему встретить эту гнусную рожу в коридорах или кабинетах Департамента. Да, они почти не пересекались по работе, но именно Отморозок равнодушно перечеркивал ежедневно сотню человеческих жизней. Да, это были те жизни, часть из которых уничтожал и Черный Ягуар, и Черный Ягуар всегда был согласен с тем, что старики и больные подлежат чистке. Но та ледяная надменность, с которой этими судьбами распоряжался Отморозок, бесила его. Хотя он никогда и никому этой своей ненависти не показал. Умел свои чувства прятать Черный Ягуар.

– Что вы задумали? – еще раз спросил он Отморозка.

– Может быть, я устал от жизни и хочу умереть? – вопросом на вопрос ответил Отморозок.

– Я вам не верю.

– Твое дело, Гамаюнов. Ты пей-пей чай.

Отморозок налил чай в фарфоровое старинное блюдце и, неприятно фыркая, отпивал его небольшими глотками. Он с аппетитом уминал бутерброды с ветчиной, салат. Нарезал торт и, смачно чавкая, методично поглощал его. Но Черный Ягуар не поддался на провокации. Не притронулся к невиданным блюдам. Не отхлебнул из чашки ни глотка. Косо поглядывал на него Отморозок.

– Мне надо позвонить, – угрюмо сказал Черный Ягуар и набрал на фоне номер Департамента. Он долго препирался с диспетчером по поводу адреса. Он не решился сказать диспетчеру правду. Он не сумел сказать ему, что вот он, начальничек, подписавший приказ, сидит тут рядом, пьет чай и делает вид, что ждет, когда Черный Ягуар убьет его. Отморозок хлебал чай и равнодушно слушал ругань Черного Ягуара.

«Земля и Небо, что же такое, – вдруг сообразил Черный Ягуар и покрылся холодным потом. – Может быть, Отморозок и впрямь устал жить, но напоследок решил прихватить его с собой? Да-да, все сходится. Завтра его найдут умершим. А диспетчер знает адрес… Это подстава! Ох, Новая Зеландия, Новая Зеландия, что же мне делать?»

Отморозок кончил есть, убрал со стола, пока Черный Ягуар, напряженно сидел и лихорадочно обдумывал сложившееся положение.

– Пойдем в комнату, – спокойно предложил Отморозок. – Я хочу умереть в своем любимом кресле-качалке. Только подожди еще немного, мне надо послать одно сообщение. Пойдем-пойдем.

Они зашли в большую темную комнату.

– Свет! – громко сказал Отморозок и подошел к столу, на котором располагался стаци. Он начал набирать номер абонента. Черный Ягуар огляделся по сторонам. Бежевые обои. Изящная обстановка. Камин. Резная кровать. Затем он увидел на стене странные часы в виде домика, под домиком висела на пружине вывалившаяся из него механическая птица.

Ошарашенно Черный Ягуар повернулся к Отморозку. Что-то заклинило в его сознании. И тут в кармане раздался вызов кома. Переполненный предчувствием поездки в Новую Зеландию, он потерял бдительность: не только не обыскал квартиру, но и ком забыл отключить. Черный Ягуар вытащил ком из кармана. На линии был Лорд.

 
Все дороги ведут
из разлуки в разлуку,
такова эта жизнь.
 

28

Ощущение пустоты и падения. Нет слов. Нет мыслей. Нет звуков. Я просто падаю в пустоту. Вместе с этим креслом, с этой комнатой, этим миром… Беззвучно разлетаются оконные стекла, рушится здание, мне ничего не нужно. Самое легкое сейчас – умереть. Исчезнуть. Не быть. Достать пистолет и выстрелить себе в висок. Потому что едва я достигну дна, долечу, разобьюсь о камни – мне станет больно. Невыносимо больно. Страшно терять надежду, когда она последняя. Вместо Ягуара – Гамаюнов. Это он будет смотреть на звезды Южного полушария. Читать книги. Сочинять хокку.

 
Мертвая кукушка
висит на стене
бескрылою тенью.
 

В груди сжимается от боли сердце. Я долетел? Нет… Это просто старое больное сердце.

Гамаюнов непонимающе смотрит, как я откидываюсь в кресле.

– Вам плохо? – с подозрением спрашивает он.

Я киваю и показываю рукой на шкафчик.

– Лекарство… кеазол… на верхней полке. Тридцать капель.

Долгую секунду он смотрит на меня, словно ожидает подвоха, затем подходит к шкафчику и достает лекарство. А мог бы всего лишь коснуться пальцами шеи. Смерть от сердечного приступа. Только и всего. Это было бы легче.

Чему я удивляюсь? Тому, что Гамаюнов и есть Ягуар? Да, это удивительно… Но разве я такой же в реале, как в сети? Разве меньше народу я отправил на тот свет? Больше… Хоть и не своими руками. Мы все не такие, какими хотели бы быть. Он тоже должен сейчас ненавидеть меня. За разрушенный мир. За Лорда, которого уважал.

Боль постепенно проходит. Гамаюнов нервно ходит по комнате, берет со стола пачку сигарет, ввертит в руках…

– Зачем? – спрашивает он.

– Ты не ожидал, что я могу быть… таким?

– Ты – мразь.

Он кладет сигареты обратно и усаживается на стул рядом.

– Зачем ты всё это устроил? – глухо произносит он. – Ты хотел меня подставить?

– Да… Здесь сетевая камера. Она включится от кодового слова и начнет снимать. Но это не главное…

Мне уже легче. Кеазол действует быстро. Хорошее лекарство, импортное. В Большом городе такого не сыщешь, только у контрабандистов.

– Я сегодня слил всю информацию об экологах диким, – сообщаю я. – Наверное, она уже в Мировых сетях.

– Зачем? – повторяет свой вопрос Гамаюнов.

– Чай будешь? – спрашиваю я.

Я не знаю, что мне делать дальше. С камерой, с Ягуаром, с остатком своей жизни…

Он пьет чай. Ест ветчину. Равнодушно жует, не чувствуя вкуса. В пустом мире нет вкуса.

– Экологи готовят переворот, а я не хочу жить при новом режиме, – говорю я, стараясь не смотреть на Гамаюнова. – Ты представляешь, что здесь будет, когда мы придем к власти? Я долго не проживу, у меня больное сердце. Почему бы не уйти с пользой?

Он тоже не смотрит на меня. Я упал на дно пропасти, разбился о камни и обнаружил рядом с собой разбившегося Гамаюнова. Мне его не жаль. Но, наверное, это легче, когда больно не только тебе. Он мешает ложечкой чай в стакане и думает… Берет в руки забытую мной на столе книгу Оруэлла.

– Это настоящая? – спрашивает он. – О которой ты мне говорил?

– Настоящая, – киваю я. – Когда работал цензором, сохранил для себя.

– Я так и не прочитал.

– Возьми, прочитаешь. Впрочем, не бери. Опасно. Найдешь в Общем мире.

Я по-прежнему ненавижу Гамаюнова, но разговариваю с Ягуаром.

– И чего ты добьешься? – хмуро спрашивает он. – Думаешь, экологи испугаются какой-то шумихи в Закордонье? Плевать они на нее хотели! Они могут хоть сейчас власть взять. Вон и повод есть – беспорядки во Внешнем.

– Беспорядки модеры подавят. Это стихийно. А экологи еще не готовы сейчас. Они ждут войсковые части – их быстро сюда не подтянешь. И испугаться должны не они. Испугаться должна элита.

– Чего ей пугаться?

– Блокады. Если на Западе поднимется сильный шум – а я уверен, что поднимется, у диких есть там свои каналы и свои люди… если поднимется сильный шум, против нас введут полную экономическую блокаду. И тогда наша элита останется без вот этой ветчины, без импортных струнников, без замороженных вкладов в банках, без операций по омоложению…

– Без чего?

– А ты думал, это только слухи, что нами управляют старцы? Так и есть. Социальный хоспинг – это для быдла. Если элита не захочет, она найдет способ не пустить экологов к власти. Договорится с китайцами, с арабами…

Ягуар молчит.

Я не знаю, о чем он думает.

Я не знаю, кто из них думает – Ягуар или Гамаюнов.

– Хочешь спасти страну? – недоверчиво хмыкает он.

Я пожимаю плечами. Как тут ответишь.

– Себя хочу спасти. Иногда смерть бывает достойнее жизни. Пафосно звучит, но это так… А если спасется кто-то еще…. Это будет неплохо.

– Не могу поверить, – роняет он. То ли о том, что я выступил против экологов, то ли о том, что я – Лорд.

Я молчу.

Он не знает, о чем я сейчас думаю.

Он не знает, кто из нас сейчас думает – Босс или Лорд.

За окном падает крупный пушистый снег.

– Что будем делать? – спрашиваю я.

Он пожимает плечами. Он берет со стола листок с акварельным закатом. Он смотрит на хокку, но я уверен, что не понимает слов.

Мы молчим.

Мы не знаем, о чем думать дальше.

Мы не знаем, кто из нас кто.

На столе лежит закрытый Оруэлл. На стене висит мертвая кукушка и остановившиеся часы. У времени сломался механизм, и кто-то должен запустить его вновь.

– Что будем делать? – снова спрашиваю я.

– Я не буду тебя убивать, – отвечает он.

Встает и медленно кружит по комнате. Останавливается у окна. Смотрит на дождь.

– Я не могу убить Лорда, – говорит он. – Какая все-таки мерзость наша жизнь…

– В ней были и светлые моменты, – отвечаю я. – Помнишь, наши разговоры в сети? Раньше это называлось дружба. Я мог тебе доверить любые тайные мысли. Как и ты мне. Ну почему ты и Отморозок один и тот же человек?

– Ты тоже меня называл Отморозком? – криво усмехается Гамаюнов… нет, наверное, все же Ягуар.

Я смотрю на него без любви, но и без ненависти.

– Забавно, – говорю я в ответ. – Два отморозка, ненавидящих друг друга. И два самых близких человека в сети. Жизнь полна сюрпризов.

Мы снова молчим. Но на этот раз я знаю, о чем думает Ягуар. И он знает, о чем думаю я.

– Нужно довести дело до конца, – говорю я ему. – Ты же не хочешь остаться Гамаюновым? И я не хочу остаться Боссом. Это наш шанс, понимаешь? Ты должен меня убить, чтобы спасти людей. Одной информации недостаточно. Нужна бомба! Нужно, чтобы это убийство крутили по всем новостям. Нужно встряхнуть это чертово Закордонье, ты понимаешь это, Ягуар?

Впервые я называю его родным для меня именем.

Ягуар молчит. По-прежнему смотрит в окно и молчит.

– Есть одна девочка, – наконец, говорит он. – За ней охотятся. За ней и за ее приемной матерью. Было бы справедливо, если бы ты им помог. Их близких недавно приказал убить ты.

– Ты добрее, чем я… Возьми их с собой в Зеландию. Но ты должен успеть все сделать завтра до полудня. В полдень убийство пойдет в эфир. У тебя есть маска? Не хочу, чтобы твое лицо мелькало на экране. Уже не хочу.

Ягуар не отвечает.

– Ты должен пообещать мне, что останешься жить.

Ягуар не отвечает.

– Это просьба Лорда.

– Хорошо, – тихо говорит Ягуар. – Я обещаю.

Он подходит к столу, берет с него бумажный листок и долго смотрит на акварельный рисунок и мое последнее хокку. Я не тороплю. Он должен решить сам.

– Ты написал? – спрашивает Ягуар.

– Да, – отвечаю я.

Закрываю глаза и тихо шепчу про себя:

 
На пожелтевшем листе
неровные буквы.
Хокку заката.
 

29

Мертвая кукушка

летит на восток,

возвращаясь к началу.

Он не помнил, как добрался до храма. Помнил только, что очень долго плутал по заснеженным улицам. И не осталось уже никаких трещин на асфальте под толстым покровом снега. Свирепый норд-ост пригнал из-за моря невиданные стада туч, спрессовал их, сплющил, выжал на город, закидав его небывалым количеством белых хлопьев. Ему казалось, что все вокруг стало белым – снег был повсюду: на крышах домов, на мостовой, на повисших на тросах струнниках, на саркофагах гидропонных огородов, на его собственном комбинезоне. И внутри него самого тоже был снег. Ноги и руки оледенели и казались набитыми тяжелой комковатой ватой. На плечи давило небо, наваливалось, прижимало к земле, а он шел вперед, потому что больше ему ничего другого не оставалось делать.

Если бы не снегопад, он не отправился бы сегодня в храм – переночевал бы где-нибудь на отшибе, вдали от человеческих глаз. Совсем не хотелось Черному Ягуару сегодня общаться со злым Христианским Богом, который вытряхнул из него всю душу. Раньше он никогда не думал, есть ли у него, нет – душа. Но сейчас он знал, что еще утром точно была. Тело изнутри казалось набитым снегом, а душа была совершенно опустошена. Все окна и двери ее были нараспашку, выстудило ее, выморозило, уничтожило. Не было больше радости. Не было мечты. Не было Новой Зеландии. Не было Лорда. И никогда уже не будет. Если бы были на это силы, он бы проклял себя за легкомысленное обещание, данное Лорду – он не хотел больше жить. Зачем ему жизнь, когда больше ничего в его жизни не осталось?

Лорд говорил что-то такое, припомнить бы… Да, что-то, чтобы он взял с собой в Зеландию девочку и ее приемную мать. Но зачем они ему там? Никогда он не сможет жить среди людей. Никогда даже в теплом климате южных морей не отогреть ему своего сердца от того, что случилось сегодня и от всей своей прежней жизни. Как будет встречать он Ирину и видеть молчаливый вопрос в ее глазах? А если она решится, если однажды спросит напрямую, как он сможет ей объяснить?.. Нет, пускай они отправляются в путь одни. Он едва помнил, как позвонил Ирине по фону, сказал, что завтра до полудня она обязательно должна покинуть его квартиру – находиться в ней станет опасно. Он дал ей адрес и пароль Общего с Лордом мира. С Лордом или с Отморозком? Этого он уже не знал. И уже никогда не узнает. Земля и Небо, почему же все так плохо? Кто бы знал, что так плохо вообще может быть человеку?

Пока Черный Ягуар шел к храму, он несколько раз слышал отдельные выстрелы, но не обращал на них никакого внимания. Хотя было уже темно, часовню он увидел издалека. Как все вокруг, она тоже была вся в снегу. Стены покрылись белой изморозью и выглядел храм теперь не страшным и облезлым, как обычно, а словно новенькая игрушка. Редкие фонари освещали его, выхватывая из темноты забитые щитами диоклетиановы окна. Черный Ягуар потоптался на пороге, обошел храм с задней стороны и неожиданно для себя натолкнулся на бредущего по пустырю человека.

Человек был молод и безобразно толст, на него была напялена смешная одежда: куцый пиджак, из-под которого торчал неестественный крахмальный воротничок, сбившийся на бок старинный галстук, он разговаривал сам с собой, размахивая руками. Черный Ягуар сразу понял, что человек безобиден и можно его не опасаться. Ягуар приготовился лезть по стене наверх, но человек неожиданно остановил его:

– Хочу конфету! – с какой-то полутребовательной-полувопросительной интонацией сказал он.

– Какую конфету? – не понял Черный Ягуар.

– Ты не знаешь, что такое конфета? – удивился человек.

Черный Ягуар понял, что это или пьяный, или сумасшедший – один из тех, что чудом оказались незамеченными Департаментом. Он перестал обращать на человека внимание и полез наверх. В храме было темно. В разбитое окошко навалил снег. Если здесь жить, надо будет придумать что-то, чтобы закрывать проход во время непогоды. Он обошел храм по периметру, гораздо быстрее, чем днем. И снова остановился перед крестом, который сейчас был едва виден в темноте.

– Ну что ж, вот он я, Черный Ягуар, пришел к Тебе, Христианский Бог, – мрачно сказал он. – И хочу сказать Тебе, что больше не боюсь Тебя, не боюсь Твоих крестов, не боюсь даже сказать, как я Тебя ненавижу. Весело Тебе сегодня было? Хорошо поразвлекся? Наверное, Ты славно посмеялся со своими слугами, – он обвел взглядом еле видные во мраке фигуры на стенах. – Ты все рассчитал заранее. Это же так весело: Отморозок и Лорд – в одном лице. Отличная шутка, вполне в Твоем духе. И зачем я должен был найти друга, скажи мне? Самого близкого мне человека? Чтобы узнать, что он мой злейший враг? Или чтобы убить его? И, спрашивается, ради чего? Ради того, чтобы Ты весело посмеялся? Ну давай, смейся-смейся, раз Тебе так смешно. Ты впервые дал мне мечту, надежду на счастье и тут же отнял. Зачем? Но даже если все это было Тебе необходимо, я все равно мог бы выжить, я мог бы иметь семью. Скажи, почему мне встретилась именно та женщина, дочь которой я убил? Да, Ты все предусмотрел. Ты замечательно все устроил. Только скажи: для чего это все? Я был еще маленьким мальчиком, мне было четыре года, а Ты уже знал, каким я буду, когда вырасту, ты знал, что я буду жить напротив типографии, ты знал, что я проберусь в нее, ты подсказал мне, как открыть библиотеку. И я учился по книгам все эти годы. Для чего? Чтобы все потерять за один лишь сегодняшний день? Ты знал, что я приду в этот храм, и Ты научил своих слуг, сбежавших из города в незапамятные времена, оставить для меня свет, электричество, воду, ты тогда уже знал, что мне придется уйти из дома, я сам еще этого не знал сегодня с утра, а теперь я тут, и должен жить здесь, с Тобой, которого я так ненавижу? Но разве это – жизнь? С крысами? В темноте? Я обещал жить, но я не обещал, что я буду прятаться. И я не буду делать то, что Ты хотел! Мало ли что Ты решил, когда меня еще не было на свете!

Черный Ягуар спустился в подвал, нашел среди инструментов лом, вылез из храма и начал сбивать щиты с окон. Давешний сумасшедший вертелся рядом, путался под ногами.

– Хорошо, что ты открываешь окна, – говорил он. – мой Друг обещал вернуться. В его доме будет светло. Хорошо.

Черный Ягуар не обращал на сумасшедшего никакого внимания. И выстрелы вокруг, которые становились все чаще, он тоже не замечал. Он сбил с диоклетиановых окон все щиты. Под ними оказались разноцветные стекла, которые тоже изображали разных людей. Черный Ягуар не стал их рассматривать. Успеется еще. Напоследок он сбил с дверей замок и открыл их нараспашку. В храме было холодно и пусто, как и в его собственной душе. Пусть Страшный Христианский Бог узнает, что это такое.

Он устал. Он никогда так не уставал. Он был весь, до невозможности измотан. Он сел на заметенный снегом порог часовни. Мимо него внутрь храма пролез сумасшедший. Черный Ягуар не возражал. Пусть делает, что хочет. Пусть ходит, где хочет. Ему теперь абсолютно все равно.

Он сидел, и смотрел вперед. Не сразу он понял, что на улице что-то изменилось. А потом сообразил: ветер утих. Перестал падать снег. Тучи перестали давить, они вообще куда-то исчезли. Небо стало таким, как всегда, серым. А затем совсем рядом раздалось несколько выстрелов. Погасли фонари. Небо стало совершенно черным. И на нем проступили звезды. Такие же огромные и блестящие, как в храме. Холодными ледяными лучами касались они щек Черного Ягуара. Он увидел огромную белую луну – не через тусклую дымку блеклого тумана, а так, словно она была солнцем – сверкающую и яркую. Черный Ягуар помотал головой – нет, не привиделось. Затем звезды начали падать в стороны. И это было очень красиво. Он долго наблюдал за этим чудесным зрелищем. А затем прямо за храмом, на пустыре, началась пальба. И спереди тоже стреляли. Пара пуль ударила в стену храма рядом с Черным Ягуаром, выщербив стену и обдав его острыми мелкими осколками кирпича. Когда он отвлекся и снова посмотрел на небо – там не было ни звезд, ни луны. Только огромный белый сверкающий восьмиконечный крест. Черный Ягуар сидел на пороге храма и думал о том, какой тяжелый день остался позади.