Текст книги "Пражское солнце"

Автор книги: Огюст Ле Бретон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

3

Рихарда Тубека с того момента, как он приземлился в Праге, не покидало волнение. Больше двадцати пяти лет не ступала его нога по улицам столицы его родины. Он помнил эти улицы более веселыми, оживленными, но и теперь они были для него полны поэзии.

Но куда же исчезли бойкие лавочки минувшего? Люди теперь казались серьезными и грустными. Что же до магазинов, то они, за исключением продовольственных, были почти пусты. А ведь Прага по умению жить в свое удовольствие когда-то стояла на третьем месте в Европе, после Парижа и Вены!

Сопровождаемый Ирэн, он прошел через решетчатые ворота замка, охранявшиеся двумя солдатами в касках, в оливково-зеленой форме, с автоматами наизготовку. Идеально чистый двор был залит солнечными лучами. Туристы с фотоаппаратами на шее, раскрыв от восхищения рты, созерцали собор Сен-Ги, построенный в готическом стиле, устремивший в безоблачное небо свою верхушку и позеленевшие от времени купола.

Внутри собора, первый камень которого был заложен в 1344 году французским архитектором Матье Аррасским, было прохладно. Рихард, снявший парусиновую шляпу, остановился на мгновение, чтобы вытереть со лба пот и протереть стекла затемненных очков.

– Ну как, тебе нравится? – указал он на величественный неф жестом, полным тщеславия.

– О, я… ты знаешь… – отозвалась она, – все эти остатки былых времен… И потом, не говори таким тоном, как будто все это построил ты.

Он бросил на нее испепеляющий взгляд. Очевидно, искусство и она, у которой в голове только деньги и удовольствия… Она пришла в мини-юбке из бельгийского габардина в эту святыню, свидетельницу истории королей Богемии. Мечтающая только о мехах и драгоценностях, она не могла волноваться от красоты собора.

Он тряхнул слипшимися от пота волосами.

– Пошли, это здесь.

Он указал на правое крыло главного здания, на устремленные вверх прекрасные колонны, соединявшиеся в десяти метрах над головой.

Их шаги гулко отдавались в соборе. Рихард, глаза которого успели привыкнуть к полутьме, заметил человека, стоявшего перед королевской молельней. По мере того как он подходил к нему, его сердце билось все сильнее. Да, это он. Он не ошибся, хотя человек, с интересом разглядывавший барельеф, стоял спиной. Когда между ними осталось метра два, Рихард позвал:

– Иво!

Иво Буриан обернулся, и в его глазах, дымчато-серых, типично славянских, загорелся огонек.

– Рихард!

Их руки соединились, и они обменялись крепким рукопожатием, потом обнялись. В глазах у них стояли слезы. С момента их последней встречи прошло четверть века. Как все с тех пор изменилось! Но они не забыли свою дружбу, совместную борьбу, павших в боях товарищей, свою юность. С минуту они стояли молча, не двигаясь.

– Эй! – с нетерпением окликнула Рихарда подошедшая Ирэн. – Ты мог бы меня представить!

Рихард Тубек освободился из дружеских объятий.

– Иво, это Ирэн.

– Твоя жена?

– Что-то вроде этого.

– Поздравляю, она очень красива, – сказал его друг.

Говорили они, естественно, по-чешски, и Ирэн снова вмешалась:

– Вы не могли бы говорить по-английски? Или по-французски?

Иво Буриан галантно склонился, как бы собираясь поцеловать ей руку, но не сделал этого. Обычаи действительно изменились.

– Простите. – Его французский пострадал от долгого отсутствия практики. – Но радость встречи… Итак, вы – француженка. Я должен был догадаться по акценту! Ах, Франция! – произнес он, кланяясь ей. – Франция, де Голль.

Грустные глаза Иво вдруг заблестели на его тонком удлиненном лице, изрезанном морщинами.

– Благодаря ему вы, французы, пользуетесь в мире огромным престижем! – добавил он. Потом, обращаясь к другу, сказал уже без улыбки:

– Утром по телефону ты не объяснил… Я хочу сказать, твой приезд… И потом, почему ты назначил встречу именно здесь? Короче, пойми мое удивление. Я ведь уже не надеялся увидеть тебя.

Вернувшись к действительности, Рихард огляделся. Кроме них и группы восточных немцев, прилежно слушавших гида с красной нарукавной повязкой, не было ни души.

– Я не хотел сразу идти к тебе, не зная, стесню тебя или нет, – объяснил он. – Кроме того, должен тебя предупредить, я приехал с французским паспортом.

– У тебя неприятности?

Иво тотчас попал прямо в яблочко.

– Да, и серьезные. Мне пришлось бежать из Лондона, чтобы спасти свою шкуру.

Взгляд Иво остановился на Ирэн, но Рихард успокоил его:

– Она в курсе.

– И это все, что ты смог придумать? – удивился Иво Буриан. – Приехать сюда, ще, как тебе известно, спрятаться очень трудно?

Рихард предложил ему «голуаз».

– Ты не открыл мне ничего нового, но для меня это единственный шанс, чтобы выжить. Ты должен мне помочь.

Иво, нагнувшийся, чтобы прикурить, беспомощно развел руками.

– Если деньгами, то… Я бы рад, да…

– Нет, нет, – успокоил его Рихард. – В этом плане все нормально. Но ты должен походить со мной, сказать, куда я могу идти, куда нет, что я могу делать и что нет. Естественно, не слишком перетруждаясь. Ну а если бы ты смог найти мне убежище здесь или в соседних странах… Я должен прожить здесь года два-три, чтобы обо мне забыли. А потом я попытаюсь снова перебраться туда, на другую сторону.

Иво с наслаждением затянулся «голуаз», – он давно уже не курил черного табака, и шепнул в то время, как Ирэн, привлеченная стеклянными фигурками на массивном деревянном пьедестале, представлявшими сцену охоты, отошла от них:

– Бумаги у тебя надежные?

– Вполне.

– Здесь в них копаются особо тщательно. Ты правда думаешь, что тебя никто не может узнать?

– Моя семья погибла во время бомбежки, – ответил Рихард, – а потом, как ты знаешь, я не из Праги, а из Войанов – сердца Словакии. Да здесь уже давно забыли о моем существовании!

– Верно, – согласился Иво, стряхивая пепел со своей голубой куртки, сшитой из посредственного материала.

И все-таки, ты ведь не можешь оставаться здесь, месяцами ничего не делая. А о том, чтобы вложить деньги в какое-нибудь предприятие, и речи быть не может. Все принадлежит государству. Под какой вывеской ты приехал?

– Под туристической.

– Ну, разумеется, – вздохнул его друг. – Под какой же еще?

Он задумчиво курил, непроизвольно разглядывая ноги Ирэн, крутившейся вокруг стеклянной охоты, и наконец сказал:

– Поскольку у тебя есть средства, я сумею тебе помочь, по крайней мере, на первые два месяца, принимая во внимание, что сейчас пора отпусков. Я тесно связан с агентством «Седок», занимающимся туристическими поездками и организацией охоты и рыбалки для иностранцев. Но за это нужно платить в долларах.

Рихард Тубек похлопал по ремню, державшему его легкие брюки и содержавшему тайник.

– У меня есть все, что нужно, и если тебе…

Его старый друг быстро поднял руку.

– Я только хочу помочь тебе. Но надо быть осторожным, очень осторожным в разговорах.

– Ты же знаешь, что я не занимаюсь политикой.

– Тем лучше, потому что я не хотел бы, чтобы ты критиковал нашу страну. Она стала тем, чем она стала, но по-прежнему остается нашей родиной. Согласен?

– Согласен, – ответил Рихард, ни минуты не колеблясь. – Я приехал спасаться, а не критиковать. Я тебе объясню.

Иво Буриан посмотрел на свои кожаные сандалии, сравнил их с элегантной обувью своего друга и поинтересовался:

– Ты любишь рыбалку?

– Да, особенно на форель.

– Тогда я смогу устроить тебе поездку в деревню. Я буду приезжать к тебе. Где ты остановился?

– В «Ялте».

– У тебя есть машина?

– Нет, я думал взять ее напрокат. Ведь такси у вас встретишь нечасто.

– Верно, на всю Прагу едва наберется семь сотен. У меня есть «шкода», я отдам ее тебе и займусь твоим устройством.

– Ты не боишься, что нас увидят вместе? Я хочу сказать, не найдут ли это странным?

Иво засунул палец за ворот рубашки:

– Нет. Я же писал тебе, что, как и раньше, работаю в авиации и встречаюсь с зарубежными поставщиками. В любом случае, мы будем сохранять некоторую дистанцию. Ты идешь?

Вместо того чтобы последовать за ним, Рихард сказал:

– Ты еще пилотируешь?

– Всего-навсего вертолеты, – улыбнулся его друг. – Хотя я и принимал участие в разработке чешского реактивного самолета И-20. Но теперь я занимаюсь разработкой вертолетов. Руковожу отделом. Пошли.

Они подошли к Ирэн, которая обернулась при их приближении.

– Что это за хреновина? – спросила она, показывая пальцем на огромную подушку из красного бархата, лежавшую под стеклянным колпаком. – Для чего она?

Иво объяснил с улыбкой:

– На этой подушке народу показывают королевские сокровища.

В глазах молодой женщины блеснул огонек интереса:

– Королевские сокровища? Это корона? Настоящая?!

Под этой лавиной вопросов Иво не смог удержаться от дальнейших объяснений:

– Более настоящей и быть не может. Это корона королей Богемии. Она создана в 1346 году. Бесценна как с точки зрения ювелирной, так и с исторической. Ее сделали по приказу Карла IV. Она представляет собой диадему, увенчанную крестом, и имеет девяносто один драгоценный камень: изумруды, рубины, огромные сапфиры. Есть еще двадцать жемчужин, которые считаются лучшими в мире.

Разгоревшиеся от жадности глаза Ирэн, не отрываясь, смотрели на защищенную пуленепробиваемым стеклом подушку, словно она надеялась увидеть там сокровища.

– Она, наверно, чертовски дорогая? – прошептала она, прилипнув лицом к стеклу и осторожно поглаживая его рукой.

– Не считая скипетра и державы, которые, хоть и сделаны в XVI веке, тоже представляют собой лакомый кусочек, – добавил Иво.

Ирэн с уважением спросила:

– А далеко эти драгоценности? Можно на них посмотреть? Сейчас?

От смеха адамово яблоко Иво Буриана заходило ходуном.

– Нет. Они рядом, под боком, но вот чтобы посмотреть их…

Ирэн живо обернулась;

– Они здесь? Здесь?! О! А где?

Иво подмигнул своему другу.

– Ох уж эти красотки! Стоит только заговорить с ними о драгоценностях…

Потом, взяв Ирэн за руку своими сильными пальцами, плохо сочетавшимися с его худощавой фигурой, сказал:

– Они в часовне Святого Венцеслава, но, к сожалению, увидеть их нельзя.

– Почему? – разочарованно спросила Ирэн.

– Потому что, – объяснил ей Рихард, – их не показывают с тех пор, как нет больше коронаций. Ну, раз-два за сто лет.

Иво провел их через массивную дверь XVI века в часовню, остававшуюся открытой целыми днями.

– Последний раз корону извлекали по просьбе Гейдриха, назначенного Гитлером гауляйтером Богемии и Моравии.

Но Ирэн больше не слушала. Она пробежала взглядом восхитительные фрески, изображающие страсти Христовы, но не задержалась на них. Она искала другое.

– Так где же спрятана корона?

Иво подвел ее к красной ленте, протянутой на уровне бедер, за которой оставалось свободное место, а справа в стене была большая бронзовая дверь.

– Там, – сказал он. – За этой дверью. Вернее, эта дверь ведет к потайной лестнице, которой никто не пользуется, а лестница ведет в Коронационный зал. Там-то и лежат сокровища, и никто не знает, как они защищены. Но, поверьте мне, они защищены. Чтобы открыть эту бронзовую дверь, нужны семь ключей. Семеро служащих имеют каждый по ключу, так что открыть ее не просто. Но и это еще не все.

Он указал рукой на красную ленточку.

– Если вы перешагнете через нее и подойдете на метр к двери, сработает электронная система сигнализации, и через три минуты сюда примчится вся пражская полиция.

– Жалко, – вздохнула Ирэн, – и глупо. Иметь такие ценности и прятать их. Мне кажется, я не смогу полюбить вашу страну. Ты слышишь, Рихард, – обратилась она к любовнику, – твоя родина – идиотская страна.

– Тихо, – сказал он, так как в часовню вошла пара туристов. Они с интересом слушали объяснения человека, который, судя по костюму и акценту, был чехом. Иво узнал в них французских коммунистов. Мужчина был болезненным с виду, типичным левым интеллектуалом, убеждения которого сформировались под влиянием книг, а не жизни. Она же смотрела на все бесцветными, безжалостными глазами. Французские коммунисты, приезжавшие в Прагу, останавливались в специальной гостинице, где их натаскивали идеологически, готовя к будущим боям за светлое будущее пролетариата.

Чех, похожий на профессора, говорил то же, что только что объяснил Ирэн Иво. Он рассказывал интеллектуалу и его спутнице, что королевские сокровища были извлечены на свет лишь при оккупации. Видел их только эсэсовец Гейдрих. Да, на этот счет есть легенда, продолжал профессор: «Гауляйтера предупреждали, чтобы он не делал этого, так как никто не мог надеть на себя корону Богемии без того, чтобы с ним не случилось несчастье. После колебания он пренебрег этим и, смеясь, надел на себя корону».

– И что дальше? – с интересом спросил интеллектуал. Ирэн тоже навострила слух.

– Ну, его и убили в Праге. Ведь так? – вступила в разговор женщина.

– Совершенно верно, – согласился профессор. – Немного позже. Простое совпадение…

– Или рука Господа, – шепнул Иво Буриан.

Рихард с удивлением посмотрел на друга.

– Ты веришь в эту легенду? Ты, марксист? И в Бога тоже?

– Многие у нас вернулись к вере в Бога, – прошептал Иво. – Больше, чем ты думаешь. А это ведь такая прекрасная легенда! А что думаете об этом вы, мадам?

Ирэн, на которую женщина бросала полные презрения взгляды, пожала плечами и ответила:

– Я верю только в то, что вижу. А так как я не видела этих сокровищ…

Затем, ответив коммунистке злобным взглядом и резко повернувшись, чтобы лучше показать свои бедра, громко сказала:

– Пошли. Здесь нет ничего интересного. Скорее наоборот.

Выйдя наружу, Рихард отчитал ее.

– Ты должна привыкнуть молчать и не привлекать к себе внимания. Не забывай о нашем положении… и что мы здесь с фальшивыми документами.

– Ну вот еще! – взорвалась молодая женщина. – Говорить нельзя! Посмотреть ничего нельзя! Твоя родина начинает мне действовать на нервы!

Они вышли из замка, и Иво подвел их к своей «шкоде» – маленькой голубой машинке, втиснутой между двумя туристскими автобусами. Он открыл двери, склонился перед Ирэн, которая, все еще не успокоившись, бросила своему любовнику:

– Долго я тут торчать не буду, предупреждаю.

– Ну, ну, – обратился к ней Иво. – Зачем сердиться? В нашей стране есть и хорошее. А когда вы увидите природу…

Затем, помогая ей сесть, предложил:

– Подождите, оставьте ваше раздражение. У нас есть время, чтобы посмотреть другие драгоценности. Хотите? Это уникальная вещь. Тысяча алмазов. Тут недалеко.

Ирэн фыркнула:

– Благодарю покорно! Опять глазеть на стекло или на дверь с семью замками!

– Да нет! – улыбнулся Иво. – В Лорете вы увидите подлинные драгоценности и одну очень редкую вещь. Договорились? Уверяю, что вы не пожалеете!

– Ладно, – кисло согласилась Ирэн, скрестив ноги так, что обнажила их до кружевных трусиков, отчего у чеха пересохло во рту. – Но я бы очень удивилась, если бы в вашей стране нашлось хотя бы что-нибудь, достойное внимания!

– Во всяком случае, вам этого упрека не сделаешь, – галантно констатировал Иво.

Включая мотор, он провел рукой по ее обнаженной ноге. Сидевший сзади Рихард, недовольный этим комплиментом, выругался. Иво повернул на резко спускавшуюся улочку и чуть позже остановил машину перед старинным францисканским монастырем – Лоретой, названным в честь итальянского города Лоретта. Построен он был в 1626 году, а сейчас в нем был музей. Над позеленевшим медным куполом и крышами, полускрытыми зеленью, вздымалась колокольня в стиле барокко.

Все трое вышли из «шкоды», и в этот момент заиграла ностальгическая волнующая музыка старых курантов. Ирэн слушала с восхищением.

– Ну как, нравится? – гордо спросил Иво.

Молодая женщина кивнула. Куранты замолчали. Иво указал на импозантное здание Министерства иностранных дел, находившееся за их спиной.

– Там оборвалась жизнь политического деятеля Яна Массарика. Он выбросился с четвертого этажа. Вон из того окна. Видите?

Чех вытянул руку в сторону внушительного здания со множеством окон без занавесок.

– Странное самоубийство, судя по тому, что говорили в Лондоне, – заметил Рихард, вытирая пот платком.

– Я знаю, что говорили, – перебил его друг. – Что окно было закрыто или почти закрыто. Разумеется, это может показаться странным.

– А все-таки, окно было открыто или закрыто? – продолжал настаивать Рихард.

Иво скорчил гримасу.

– Меня ведь там не было.

История, должно быть, совершенно не интересовала Ирэн, так как она начала терять терпение.

– Ну где же драгоценности? Или это была шутка?

– Пошли быстрее, а то их украдут, – пошутил Иво.

Им пришлось подождать, пока купят билеты польские скауты, пышущие здоровьем блондины. Они нагнали их на втором этаже в широкой крытой галерее, опоясывавшей двор, в котором стояла часовня Черной Богоматери, построенная в 1626 году итальянским архитектором Джованни Ози по заказу герцогини Бениньяка, католички, желавшей бороться с протестантизмом. Постояв перед картинами на религиозные сюжеты и полюбовавшись из стрельчатых окон двором, они, сопровождаемые Иво, подошли к железной решетке, поперек перегораживавшей галерею. Метрах в десяти за решеткой была железная дверь, покрашенная в желто-кремовый цвет. Они вошли в зал за этой дверью, в котором гид, легко узнаваемый по повязке, что-то рассказывал маленьким полякам об экспонатах первых витрин, где были выставлены предметы религиозного культа из золота и жемчуга: митры епископов, распятья и т. п.

– Да, они, кажется, здорово их охраняют, – заметила Ирэн, указывая на большую решетчатую дверь в противоположной стене.

– Дверь как в камерах американских тюрем! – подхватил Рихард.

– Да, им приходится устраивать все это! – улыбнулся Иво. – И знаете из-за чего? Сейчас я вам покажу. Ты здесь никогда не был, Рихард?

– Нет, но много слышал об этом в Лондоне, – ответил беглец.

Они прошли в следующий зал, который был продолжением первого. Невидимые лампы, спрятанные в витринах, заставляли сверкать ковчеги, митры, дароносицы, лежавшие на темном бархате. На правой стороне было восемь витрин, на левой – только четыре, из-за того, что здесь были решетчатые окошки, открывавшие вид на эспланаду и МИД, откуда Ян Массарик…

Каждую витрину защищали металлические ставни, также покрашенные в желто-кремовый цвет, но сейчас опущенные, чтобы можно было любоваться экспонатами.

– О! – воскликнула Ирэн, остановившись перед массивной дароносицей, в которой искрились рубины, изумруды и жемчужины. Она прикинула их стоимость.

– Здесь их черт знает сколько! Думаю, миллионов двадцать франками. Как думаешь, Рихард?

Иво со смехом взял ее за руку.

– Это мелочи. Пойдем дальше, до конца.

Она позволила ему подвести себя к витрине, завершавшей экспозицию. Едва подойдя к ней, Ирэн остолбенела, ее глаза алчно засверкали. У нее перехватило дыхание. Эта витрина, перпендикулярная всем остальным, висела на стене. Она была шире других, и защищали ее два ставня, по одному с каждой стороны. Мягкий не прямой свет падал на тяжелую дароносицу, в которой был символ христианства, от множества инкрустированных в крест бриллиантов и золота расходились лучи.

– Господи! – прошептала Ирэн, остановившись в восхищении. – Бриллианты! Они настоящие?

– Еще бы! – улыбнулся Иво. – Тот, что в середине, весит тридцать пять каратов.

– Что? – Ирэн была ошеломлена. – Вы говорите… Тридцать пять… О! Рихард! Ты слышал! Вот бы его в кольцо!

Рихард Тубек улыбнулся. Ничего не скажешь, Ирэн – настоящая артистка! Она уже переместила в мыслях огромный бриллиант на маленькое кольцо. К счастью для музея, только мысленно.

– Подойдите ближе, – посоветовал Иво. – И посмотрите вот на эти. На те, что окружают витое основание ковчега. Каждый из них весит двадцать каратов.

– Двадцать… – прошептала молодая женщина. – Двадцать. Но тут их полно! Рихард! Боже мой…

Рихард не ответил. Он тоже восхищался. И было чем. По золоту были разбросаны бриллианты всех размеров, но только бледно-голубого цвета. Одни бриллианты. Он повернулся к другу.

– Господи, да сколько их? Даже на перекладине. Все блестит.

– Потому-то его и назвали «Пражское солнце», – объяснил Иво.

Ирэн быстро повернулась к нему.

– Как? «Пражское солнце»? Отличное название! И очень к нему подходит.

Затем, вновь обратясь к драгоценности:

– Но вы не сказали, сколько…

– Двенадцать килограммов золота и 6222 бриллианта, – сказал Иво. – Здесь ровно 6222. Самый крупный в 35 каратов, остальные – 20, 15, 10, а вот эти на перекладине, самые маленькие, по карату.

– Боже мой, – повторила Ирэн, не в силах прийти в себя. – Сколько же это может стоить?

– Американцы нам предлагали за него 80 миллионов долларов, – ответил Иво, – 40 миллиардов ваших старых франков.

Как придавленные этой суммой, Рихард и Ирэн осматривали знаменитую драгоценность, лежавшую под стеклом, защищавшим ее от пуль и грабителей.

– Самое дорогое украшение в мире, – не без тщеславия сказал Иво.

– Теперь я понимаю, почему таковы меры предосторожности, – заметил Рихард.

Он уже заметил провода сигнализации, спрятанные вдоль бронированных дверей, кодовые замки на дверях и наличниках. Когда все это закрыто, зал неприступен.

– Это еще не все, – заявил его друг. – По крайней мере, я знаю, что здесь есть вооруженная охрана в штатском, а полиция совершает регулярные обходы. Но никто не покусится на «Пражское солнце».

И он, посмеивась, посмотрел на Ирэн, пожиравшую драгоценность глазами.

– Вы хотели бы потрогать его? К сожалению…

– О! Да! – заявила Ирэн. – Я думаю, это принесло бы мне удачу.

– Увы! Вам этого не дано, – ответил Иво, мало-помалу вспоминавший французский. – Последний раз его держал в руках ваш соотечественник, кардинал Вердье, в 1939 году. Он представлял его толпе на площади Венцеслава, и с тех пор «солнце» не покидало эту витрину. Правда, один раз немцы спрятали его под могилой основательницы монастыря, но с тех пор…

В глазах Рихарда зажегся огонек, он спросил:

– И никогда никто не пытался…

– Я понимаю, что ты хочешь сказать. Нет, никто не пытался им завладеть. У нас не так, как по ту сторону. У нас нет воров, крадущих из музеев. Лучшая защита для этой игрушки – строгость режима.

Он положил руку на стекло, за которым на черном бархате искрились 6222 бриллианта, и добавил:

– Наше «Пражское солнце» может спать спокойно.

– Жаль, – вздохнула Ирэн, которая не замечала, что поляки толкают ее, так как она стоит у них на пути.

– Вам бы хотелось несколько таких камушков для колье, нет? – пошутил Иво.

Ирэн не ответила. Увлекаемая потоком выходивших, она все оглядывалась, желая еще раз увидеть и получше запомнить «Пражское солнце», ковчег с 6222 бриллиантами.