Текст книги "Вечные сны о любви (сборник)"

Автор книги: Нора Робертс

Соавторы: Джилл Грегори,Рут Райан Лэнган,Марианн Уиллман
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

Глава 10

Она хотела найти в себе гнев. Горечь. Все, что угодно, чтобы заглушить ужасную боль, которая осушила ее слезы, заглушила все чувства, будь то обида или печаль.

Все было ложью. Волшебство – обманом.

В конце концов, любовь не стала светом. Любовь лишь сделала ее дурой.

Разве она не права? Ее презрительное отношение к «счастливым концам», которыми мать пичкала ее, – проявление здравого смысла, а не упрямства. Не бывает сказок, не бывает любви, которая покоряет все, не бывает великой всепоглощающей страсти, которая длится вечно.

И то, что она позволила себе поверить, пусть даже на мгновение, в невозможное, привело ее к краху.

И все же как она могла не поверить? Разве сейчас она не ехала на белом коне через лес? Этого нельзя было отрицать. И даже если она полюбила недостойного человека, она не откажется от всего того, что видела, делала, пережила. Как она, рациональная Кейлин, превратилась из несчастной в великолепную?

Не мог он столько дать ей, столько показать и при этом считать кратковременным развлечением? Нет, нет, тут что-то не так. Как она об этом не подумала?

Дилис терпеливо шел мимо деревьев, пока она была погружена в раздумья. Все случилось так быстро. Эта перемена в нем, произошедшая стремительно, словно щелчок пальцев, потрясла ее и сделала беспомощной. Сейчас она заставила свой разум напрячься, все проанализировать. Но через несколько мгновений ее мысли снова рассеялись и спутались.

Ее машина, целая и невредимая, сиявшая в солнечном свете, который пятнами пробивался сквозь деревья, аккуратно стояла на узкой дорожке, как линейка, пролегавшей через лес.

Он расчистит путь, говорил Флинн. Да, он действительно был человеком слова. Она соскользнула с коня, медленно обошла вокруг машины. Ни единой царапины, заметила она. Проявление внимания с его стороны. Ей не придется столкнуться с неприятностями, которые непременно возникли бы у нее с прокатной фирмой из-за разбитой машины.

Да, и это тоже он предусмотрел. Но почему он побеспокоился о таких приземленных, практических вещах?

Она с любопытством открыла дверцу и, усевшись за руль, повернула ключ зажигания. Двигатель ожил, заурчал.

Работает лучше, чем когда я брала машину, подумала она. И в довершение всего, бак полный.

Ты так сильно хочешь убрать меня из своей жизни, Флинн, что предусмотрел все непредвиденные обстоятельства? Почему ты так жесток? Почему так старался, чтобы я тебя возненавидела?

Он не оставил ей никакого повода задержаться, сделал все возможное, чтобы она уехала.

Она со вздохом вылезла из машины, чтобы попрощаться с Дилисом. Кейлин не торопилась, с удовольствием гладя руками его гладкую шкуру, прижимаясь носом к его шее. Затем она похлопала его по боку.

– А теперь возвращайся к хозяину, – прошептала она и отвернулась, чтобы пощадить сердце и не смотреть, как конь поскакал прочь.

Ей хотелось сохранить какое-то вещественное напоминание о времени, проведенном здесь, и она нарвала маленький букетик диких цветов, сплела стебельки вместе и, не обращая внимания на нелепость жеста, засунула его в волосы.

Она снова села в машину и поехала.

Косые лучи солнца пробивались сквозь деревья, склоняясь над узкой дорогой. Глянув в зеркало, она увидела, как дорога позади нее мерцает и затем исчезает в путанице мхов, камней и ежевики. Скоро здесь не будет ничего, кроме безмолвного леса, и никаких следов того, что она ходила по этим местам со своим любимым.

Но она всегда будет помнить, как он смотрел на нее, как прижимался губами к ее руке. Как приносил цветы и рассыпал их по ее волосам.

Как глаза его теплели от смеха, пылали от страсти… Его глаза. Какого цвета его глаза? Чувствуя легкое головокружение, она остановила машину, прижала пальцы к вискам.

Она не могла отчетливо представить себе его лицо. Как же она могла не знать, какого цвета у него глаза? Почему она не может отчетливо вспомнить звук его голоса?

Она выбралась из машины, прошла, спотыкаясь, несколько шагов. Что с ней происходит? Она ехала из Дублина, по пути к следующей своей остановке – с оплатой в гостинице за ночлег и завтрак. Не туда повернула. Гроза. Но что…

Не думая, она сделала еще один шаг по дорожке, которая теперь заросла. И внезапно ее разум стал ясным, как кристалл.

У нее перехватило дыхание. Она повернулась, посмотрела на машину, на чистую дорогу впереди, непроходимые заросли позади.

– Глаза у Флинна зеленые, – сказала она. Теперь она могла четко представить его лицо. Но когда она осторожно шагнула вперед, воспоминание о нем стало затуманиваться.

На этот раз она поспешно шагнула назад, и шагнула далеко.

– Ты хочешь, чтобы я забыла тебя. Почему? Если все это не имеет никакого значения, то почему тебе не все равно, буду я помнить тебя или нет? Если ты разбил мне сердце, разве это должно волновать тебя?

Слегка дрожа, она села на землю. И стала делать то, что у нее всегда получалось лучше всего. Рассуждать логически.

Флинн сидел там же, где и в ту ночь, когда все это началось. В башне, в кресле перед камином. Он смотрел на пламя, пока Кейлин не села в машину. Потом, не в силах вынести расставание, скрыл видение за дымом.

Он не знал, сколько времени уже провел здесь, скованный горем. Он знал, что день проходит. Косые солнечные лучи, падающие в окно, укоротились и стали тускнеть.

Сейчас она уже должна пересечь границу и забыть его. И это к лучшему. Конечно, будут некоторые осложнения. Необъяснимый провал во времени, но и это останется позади.

Через год или два, или через двадцать лет, он может снова посмотреть в огонь и узнать, как она живет. Но никогда не откроет он для нее свой разум во сне, потому что это будет большим мучением, которое он не сможет вынести.

Из-за того, что между ними произошло, она немного изменится. Будет более открытой для новых возможностей, для магии жизни. Он поднял жемчужное ожерелье, посмотрел на его блеск в свете догорающего огня. По крайней мере, это был подарок, который она не смогла швырнуть к его ногам.

Он опустил лицо на руки с намотанным на пальцы жемчужным ожерельем. Он пожелал, чтобы назначенное время пришло, когда боль сможет поразить только разум, когда все чувства не будут так обострены – он ощущал ее запах даже сейчас. Этот нежный запах, который витал в воздухе.

– Приди, проклятая ночь, – и откинул голову назад. Затем он, пошатываясь, поднялся на ноги, удивленно вскинул глаза. Она стояла не более чем в трех футах от него. Ее волосы были спутаны, одежда порвана. Руки и лицо в царапинах.

– Что за шутка?

– Я хочу свой подарок. Я хочу то, что ты мне пообещал.

– Что ты наделала? – Ноги наконец повиновались ему, и он бросился к ней, схватил за руку. – Ты поранилась? Посмотри на себя. Все твои руки в ссадинах и кровоточат.

– Ты поставил у меня на пути колючие кусты. – Она оттолкнула его, и настолько сильно, что он отлетел на два шага. – Я пробиралась через них несколько часов.

– Пробиралась. – Голова его дернулась, будто она дала ему пощечину. – Тебе нужно уходить. Уходить! Немедленно! Который час? – Он потащил ее из комнаты, и поскольку получалось недостаточно быстро, поволок ее.

– Я не пойду. Пока ты не сделаешь мне подарок.

– Да нет уж, пойдешь, черт возьми. – В ужасе он закинул ее на плечо и побежал. Она сопротивлялась и ругалась, тогда он полетел.

Наступала ночь. Время, которое текло тонкой струйкой, хлынуло потоком. Он забрался в лес настолько глубоко, насколько посмел. Края его темницы, казалось, шипели вокруг него.

– Вот. – От страха за нее он взмок. – Твоя машина вон там, впереди. Садись и уезжай.

– Почему? Значит, я могу проехать чуть дальше и забыть все это? Забыть тебя? Ты хочешь украсть у меня настоящее.

– У меня нет времени с тобой спорить. – Он схватил ее за плечо и встряхнул. – Времени нет. Если ты останешься здесь после двенадцатого удара часов, ты окажешься в западне. И пройдет сто лет, прежде чем ты снова сможешь уйти отсюда.

– А почему тебя это волнует? Дом большой. Лес большой. Я тебе не помешаю.

– Ты не понимаешь. Иди. Это мое место, и я не хочу, чтобы ты здесь была.

– Ты весь дрожишь, Флинн. Чего ты боишься?

– Я не боюсь, я просто зол. Ты злоупотребляешь моим гостеприимством. Посягаешь на чужую собственность.

– Тогда зови полицейских, – предложила она. – Зови своих Хранителей. Или… почему ты не выкинешь меня отсюда, если способен переносить сюда разные вещи? Но ты не можешь, да?

– Если бы я мог, тебя бы здесь уже не было. – Он протащил ее на несколько шагов к машине, потом выругался, когда земля у его ног заискрилась и задымилась. Это была граница его тюрьмы.

– Такой большой, такой могучий волшебник, и не можешь от меня избавиться. Перенести сюда и убрать отсюда. Без волшебства, потому что у меня есть сердце и душа. У меня есть воля. Поэтому ты решил прогнать меня бездушными словами. Жестокими, бездушными словами. Ты не думал, что я услышу правду через слова, да? Не думал, что я все пойму? Ты забыл, с кем имеешь дело.

– Кейлин. – Он в отчаянии сжал ее руки. – Сделай, о чем я тебя прошу, пожалуйста.

– Забава, – сказала она. – Это вранье. Ты любишь меня.

– Конечно, я люблю тебя. – Он встряхнул ее сильнее, закричал так, что его голос прокатился по лесу. – В этом все и дело. И если я тебе небезразличен, ты сделаешь, что я тебе говорю, и сделаешь немедленно.

– Ты любишь меня. – Она всхлипнула, кинувшись к нему. – Я знала. О, я так злюсь на тебя. Я так люблю тебя.

Его руки жаждали ее обнять. Но он заставил себя оттолкнуть ее и держать на расстоянии вытянутой руки.

– Послушай меня, Кейлин. Перестань витать в облаках, будь разумной. Я не имею права любить тебя. Молчи! – оборвал он ее, когда она попыталась заговорить. – Ты помнишь, что я рассказывал тебе об этом месте, о себе. Ты чувствуешь сейчас мои руки, Кейлин?

– Да. Они дрожат.

– После полуночи, через мгновение, ты не будешь их чувствовать, как не будешь чувствовать ничего. Никакого прикосновения, никакого контакта. Ты сорвешь цветок, но не ощутишь ни его стебля, ни лепестков. Его запах не будет для тебя существовать. Ты слышишь, как бьется твое сердце? Бьется внутри тебя? Ты не будешь этого чувствовать. Это хуже смерти – быть и в то же время не быть. Дни, которые превращаются в десятилетия – и ничего не существует материального. Ничего, кроме того, что у тебя в мыслях. И еще, a ghra, ты не обладаешь волшебством, чтобы чем-то занять себя и сохранить хоть какое-то здравомыслие. Ты будешь потеряна, ты будешь, как призрак.

– Я знаю. – Как сон, подумала она. Туман внутри тумана.

– Но есть еще кое-что. Детей не будет. Во время сна ничего не может развиваться. В тебе ничего не может измениться. Не будет семьи, не будет утешения. Не будет выбора. Это мое наказание. И оно не станет твоим.

Хотя нервы ее были на пределе, взгляд оставался твердым.

– Я должна получить свой подарок.

Он выругался, вскинул руки.

– Женщина, ты испытываешь мое терпение. Ладно. Чего ты хочешь?

– Остаться.

– Нет.

– Ты поклялся.

– Тогда я нарушаю клятву. Что еще можно со мной сделать?

– Я все равно остаюсь. Ты не можешь меня остановить. Но он мог. Был один способ спасти ее за оставшееся время, один, последний, способ.

– Ты победила, Кейлин. – Он притянул ее, прижал к себе. – У тебя воля, как скала. Я люблю тебя, Кейлин. Я любил тебя во снах, когда сны были единственным, что у меня было. Я люблю тебя сейчас. Твои страдания убивают меня.

– Я хочу быть с тобой, неважно, сколько времени. Мы будем видеть общие сны, пока снова не сможем жить вместе.

Он поцеловал ее. Глубокий, пьянящий поцелуй, от которого у нее закружилась голова, помутилось зрение. Сердце наполнилось сладкой радостью.

Когда она вздохнула, он отступил от нее.

– Пятьсот лет, – сказал он спокойно. – А любил я только раз. Только тебя.

– Флинн. – Она двинулась к нему, но воздух между ними затвердел, превратившись в щит. – Что это? – Она подняла сжатые в кулаки руки, толкнула. – Что ты сделал?

– Всегда есть выбор, и я свой сделал. Я не позволю, чтобы моя тюрьма стала твоим проклятием, Кейлин. Никакая сила не сможет поколебать меня.

– Я не уйду. – Она стукнула кулаком по щиту.

– Я знаю. Мне нужно было понять это раньше. Я бы все равно никогда не смог бы тебя оставить. Manim astheee hи. Моя душа в тебе, – сказал он на своем родном языке. – Ты сделала мне подарок. Полюбила меня по своей воле.

Ветер усилился. Откуда-то донесся звук, медленный и приглушенный, словно бой часов.

– Я тоже дарю тебе подарок. Жизнь, чтобы жить. У меня есть выбор, который был дан мне давно. Пять раз по сто лет назад.

– Что ты… Нет! – Она бросилась на щит, стала биться об него. – Нет, ты не можешь. Ты умрешь. Тебе пятьсот лет. Ты не можешь жить без своей силы.

– Это мое право. Мой выбор.

– Не делай этого. – Сколько раз уже пробили часы? – Я уйду. Клянусь.

– Уже нет времени. Моя сила, – сказал он, поднимая руки. – Моя кровь, моя жизнь. Ради нее. – Извергнутая небом молния ударила, как комета, между ними. – За глупость, за гордость, за высокомерие отрекаюсь я от своего дара, от своего умения, от своего права по рождению. Из-за любви я отвергаю их.

Когда раздался бой часов, его глаза, сквозь ветер и свет, встретились с глазами Кейлин.

– Ради любви я отдаю их по своей воле. Пусть она забудет, потому что она не должна страдать.

Он сжал кулаки, скрестил руки на груди. Сконцентрировался, пока мир вокруг него безумствовал.

– Сейчас.

И часы пробили двенадцать.

Мир затих. Небо над головой расчистилось, и высыпали звезды. Деревья стояли, словно вышедшие из темноты. Единственным звуком был плач Кейлин.

– Я вижу сон? – прошептал Флинн. Он осторожно вытянул руку, сжал и разжал кулак. Почувствовал движение пальцев.

Воздух заволновался – мягкий, нежный ветерок. Закричала сова.

– Я есть. – С удивлением в глазах Флинн упал на колени рядом с Кейлин. – Я есть.

– Флинн! – Она обняла его, притянула к себе, вдыхая его запах. – Ты настоящий. Ты живой.

– Я возродился. – Он уронил голову ей на плечо. – Меня освободили. Это Хранители.

Он задыхался, пытаясь прояснить разум. Отодвинув ее от себя, взял в руки ее лицо. Настоящее, теплое, родное.

– Ты свободен. – Она взяла его за руки. Слезы, которые катились из ее глаз, алмазами поблескивали на земле между ними. – Ты живой! Ты здесь.

– Хранители решили, что я искупил вину. Мне была дана любовь, и я поставил любимого человека выше себя. Любовь. – Он поцеловал ее в лоб. – Они сказали, что это самое простое и самое сильное волшебство. Мне понадобилось очень много времени, чтобы узнать это.

– Мне тоже. Мы спасли друг друга, правда?

– Мы любили и любим друг друга. Manim astheee hu, – снова сказал он. – Я дарю тебе эти слова. – Он раскрыл ладонь и показал жемчужины. – Ты возьмешь их и этот подарок, как символ нашего обручения? Ты возьмешь их – и меня?

– Да.

Он поднял ее на ноги.

– Тогда поспешим, потому что я потерял много времени и не хочу тратить его попусту. Посмотри, что ты с собой сделала. – Он нежно провел пальцами по царапине на ее щеке. – Ты выглядишь просто ужасно.

– Не очень-то романтично.

– Я наполню твою жизнь романтикой, но сначала позабочусь о твоих ранах. – Он подхватил ее на руки.

– Моя мать с ума от тебя сойдет.

– Я на это и рассчитываю. – Он хотел насладиться моментом, и поэтому немного прошел пешком. – Мне понравится Бостон, как ты думаешь?

– Да, думаю, понравится. – Она накручивала на палец его волосы. – А я могла бы в своем бизнесе задействовать одного человека, который неплохо разбирается в антиквариате.

– Неужели? Ха. Работа. Подумать только. Я мог бы рассмотреть это предложение, если возникнет мысль открыть филиал здесь, в Ирландии, где некая безумно влюбленная супружеская пара могла бы проводить часть своего времени, так сказать.

– По-другому и быть не может.

Она засмеялась, когда он закружил ее, поцеловала его в губы и крепко держалась за него, когда они поднялись в воздух и полетели домой.

И Кейлин верила, что они «будут жить долго и счастливо».

Джил Грегори
Дочь волшебника

Глава 1

– Это очень опасно, Уиллоу. Я этого не позволю.

– Твое мнение в этом деле ничего не значит, отец. Я иду, это решено.

Уиллоу из Бринхейвена оседлала свою белую кобылицу Мунбим (Лунный луч) и вскочила в седло. Заходящее солнце было уже над горами позади заброшенной главной башни, где в разрушенной каменной темнице был заточен отец девушки, Артемус. Последние лучи превратили ее вьющиеся золотисто-рыжие локоны в жаркий огонь.

– Но Гиблый лес…

– Бесполезно спорить об этом, отец. Есть только один способ освободить тебя – задобрить Лишу. Ты поможешь мне или нет?

Она точно знала, каков будет его ответ.

– Конечно же, помогу. – Это было ворчание, и отнюдь не добродушное. – Раз уж не могу отговорить тебя. Думаю, еще не родился такой человек, который мог бы остановить тебя, если ты решила что-то сделать. За исключением, быть может, молодого Адриана…

Уиллоу боролась с болью, терзавшей ее всякий раз, когда она думала о сэре Адриане.

– Отец, – прошептала она, – ты знаешь, что я самый покладистый человек на свете. Но в этом случае я должна пойти против твоей воли. Если я не найду ожерелье Ниссы не верну его Лише, она сдержит свое слово и будет держать тебя в заточении сто лет.

– Но Гиблый лес, Уиллоу. Пожалуйста, будь хоть раз благоразумной. Это место кишит всевозможными отверженными и злобными существами – не зря говорят, что из его глубин не вернется живым и целое войско рыцарей!

– Не волнуйся. Я буду осторожна.

Конечно, Уиллоу знала эти рассказы. Когда она вспомнила страшные истории, которые слышала о Гиблом лесе с самого детства, у нее слегка свело в животе. Но она должна была спасти отца, а это был единственный способ. Лиша-колдунья произнесла заклинание, которое завлекло его в темницу главной башни, а потом обрушила на него стены, и он оказался в западне. Воздуха было достаточно, чтобы не задохнуться, а еда и питье появлялись каждый день по волшебству. Отец мог бродить по темнице, но выбраться оттуда был не в состоянии, а Уиллоу не удалось проникнуть туда внутрь после двух дней бесплодных попыток.

Магия Лиши была очень сильна, гораздо сильнее магии Артемуса, а его сила уже и так истощалась. Поймать волшебника в ловушку, чтобы он не мог находиться под светом луны и звезд, – самый верный способ лишить его волшебных сил, и Уиллоу знала, что если она не поспешит, то даже его Сила снов, благодаря которой он был больше всего известен, сойдет на нет и едва ли достигнет стен, которые его окружали.

– Я буду осторожна, отец.

Уиллоу была хрупкого сложения, а черты ее сужающегося книзу лица изящны и милы. Привлекали внимание маленький, чуть веснушчатый нос, щеки, словно изваянные скульптором, красивый подбородок. Но самым удивительным были умные темно-синие глаза, чарующие, как звезды. И еще они отражали, как в зеркале, каждое чувство. Сейчас глаза светились решимостью, блестели, словно глаза идущего на бой воина.

– У меня есть мой кинжал и мешочек, и еще мозги, – сказала она спокойно. – Поэтому постарайся не волноваться. Но если у тебя появится какая-нибудь догадка о том, где в логове Тролля может быть спрятано ожерелье, ты сообщи мне ее во сне. Хорошо, отец?

– Конечно. Я был там еще мальчиком и мельком видел ожерелье, но это было очень давно…

Она уловила его вздох, когда хриплый голос отца прозвучал у нее в голове, и она знала, что он волнуется, что он в отчаянии и полон решимости помочь ей.

– Наверняка я вспомню что-то полезное, если сосредоточусь на этом, и пошлю тебе все, что придет мне на ум. Но, Уиллоу, я хочу, чтобы ты подумала еще раз. Или хотя бы возьми с собой для защиты какого-нибудь мужчину. Я знаю одного весьма достойного рыцаря – его зовут сэр Дадли…

– Сейчас почти все рыцари трех королевств в отъезде, они пытаются завоевать руку принцессы Мэйдин, совершая подвиги, – резко возразила она, встряхнув головой. – Кроме того, мужчина будет мешать мне. Он будет постоянно суетиться и волноваться за меня, и я вынуждена буду убеждать его, что не боюсь, что не голодна или что мне не холодно, или…

– Уиллоу. Послушай меня. – Голос отца звучал еще более умоляющим. – Если с тобой что-то случится, я себе никогда не прощу. Остановись и подумай, моя девочка. Это поспешное, необдуманное решение и…

– Если уж говорить о поспешных и необдуманных решениях, то тут ты меня превзошел, – воскликнула она. – Я до сих пор не понимаю, зачем тебе нужно было превращать любовника Лиши в жабу. – Ее тонкие пальцы сжали поводья норовистой Мунбим, которая встала на дыбы в угасающем свете. – Я тысячу раз говорила тебе, что эти твои метаморфозы не доведут до добра.

– Когда я сделал это, я не знал, что он любовник Лиши – ну, хочу сказать, тогда я не был полностью уверен, любовник он или нет

Мысли Артемуса громыхали у нее в голове. Ему не нужно было говорить вслух, чтобы общаться с ней, по крайней мере, на этом расстоянии. Но заклятие, которое Лиша наложила на главную башню, ослабило его волшебную силу, и как только Уиллоу отважится отъехать от этого места, лишь его сила снов сможет достичь ее.

– Но он так меня раздражал.

– Ну и посмотри, к чему это привело, – сказала Уиллоу. Солнце скользнуло наконец за верхушку горы, и серые сумерки тенью легли на землю.

– Это не моя вина, что какой-то глупый ястреб налетел на него и съел, прежде чем я успел превратить его опять в человека, – раздраженно запротестовал он. – У Лиши всегда была горячая голова. Ты знаешь, возможно, она успокоится, передумает и снимет заклятие лет через двадцать или тридцать.

– Но ожерелье я достану ей раньше, чем пройдут две недели. – Губы Уиллоу решительно сжались. – Прощай, отец. Я еду на север. Попытайся не беспокоиться – и не забудь смотреть сны.

– Будь осторожна!

Его слова звучали у нее в голове, когда она отправилась в путь. Копыта Мунбим серебряными полосками летели по земле, пока сияющая полная луна плыла в небе.

Уиллоу быстро мчалась, низко пригнувшись в седле, капюшон иссиня-черной накидки развевался за ней, ее длинные трепещущие локоны разметались. Решимость и уверенность были в ее глазах, в том, как она управляла лошадью, когда та скакала галопом по высокой скалистой местности. Хоть Уиллоу и чувствовала себя уверенной в собственных силах, она не была так глупа, чтобы думать, что сумеет выстоять. Правда, ее обучал мастер фехтования при дворе короля Феликса Прутского, она славилась проворством и находчивостью и умела бесшумно передвигаться по лесу или горной долине, если это было нужно. В кармане накидки у нее был особый мешочек, приготовленный отцом, а метая кинжал, Уиллоу точно попадала в цель девять раз из десяти. Но по Гиблому лесу действительно бродили злобные существа и отъявленные злодеи, и, возможно, самым опасным из них был дух мертвого Короля троллей, в чье населенное призраками логово она должна была войти, чтобы раздобыть легендарное ожерелье, которое так желала заполучить Лиша.

При одной мысли об этом ее кожа покрылась мурашками.

Но она должна была вытащить Артемуса из темницы. Он хоть и не жаловался, но Уиллоу знала, что любое ограничение свободы было для него мучительным, а потому не могла согласиться, чтобы отец сто лет страдал под грудами каменных развалин – даже двадцать пять лет.

Не могла этого допустить, пока была в состоянии применить свои способности, чтобы добиться его свободы.

Она скакала до глубокой ночи, пока наконец не остановилась на ночлег на окраине маленького городка у реки Грит. Девушка устало раскатала свои одеяла, готовая тут же уснуть. Стояла поздняя осень, и ночной воздух был прохладен, но она не рискнула развести костер, чтобы не привлекать внимания. Она только хотела глубоко заснуть, надеялась, что Сон Артемуса все еще может достичь ее. Если ему каким-то образом удастся вызвать в воображении образ логова Тролля и точное место в нем, где спрятано ожерелье Ниссы, ее задача значительно облегчится.

Через мгновение Уиллоу уже лежала, растянувшись под звездами, закутавшись в свою накидку и одеяло из великолепной зеленой шерсти, засыпая под убаюкивающие звуки ночного леса.

И ждала сна.

Артемус расхаживал взад и вперед все время, пока дочь скакала на север к Гиблому лесу. Он знал, что не может остановить ее, но мог помочь ей. Когда поднялась блестящая полная луна, ему неожиданно явился мерцающий образ ожерелья. И не только ожерелья, но и комнаты, в которой оно было спрятано. Он ясно увидел – все это. Лестницу, возвышающуюся в мрачном Большом зале, помост в комнате с мраморным полом и золотисто-алой драпировкой, тяжелый ларец с золотой и серебряной инкрустацией, где было заперто ожерелье. Крышку ларца, украшенную рубиновыми фигурками троллей. Более того, Артемиус увидел само логово Тролля – крепость с зубчатыми башнями, построенную из кроваво-красного камня, которая призрачно маячила в болотистых глубинах леса.

Все эти образы он пошлет Уиллоу во сне, они приведут ее к ожерелью, и она сможет быстро – и, он надеялся всем сердцем, безопасно, – вытащить его отсюда.

Но он собирался сделать больше, чем только это. Артемус разработал идеальный план, чтобы помочь дочери, – неважно, понравится он ей или нет.

Он посылал сны не только Уиллоу, но и другому человеку. Человеку, который – он знал это – поможет в беде любой леди, встретившейся ему на пути, рыцарю самому стойкому, надежному и благородному, какого Артемус когда-либо встречал. Сэр Дадли из Мулкавии был средних лет, среднего роста и – среднего ума. Надежный воин, с седеющими усами и бородой, с многолетним опытом, со строгой приверженностью рыцарскому кодексу чести, он будет идеальным защитником для отважной, но импульсивной Уиллоу. Артемус знал, что как только сэр Дадли увидит ее, он будет неотлучно рядом с ней, как верный пес, способный защитить ее ценой своей жизни.

И тогда не придется переживать, размышлял Артемус, сдвинув брови, что какой-нибудь рыцарь-молокосос, пораженный красотой Уиллоу, воспылает к ней страстью. Нет, ничего подобного не будет. Сэр Дадли был слишком стар, слишком надежен и слишком безупречен во всех отношениях, чтобы даже подумать об этом. Артемус не сомневался, что тот будет вести себя подобающим образом.

Довольный собой, волшебник прислонился больной спиной к холодной каменной стене, осторожно скатал свою серебристую мантию и подоткнул под голову вместо подушки. Он зажмурился и начал вызывать сон.

Это оказалось труднее, чем он ожидал. Проклятье Лиши ослабило его волшебную силу. Он не мог четко увидеть Уиллоу – или сэра Дадли, если на то пошло. Продолжая держать глаза плотно закрытыми, он несколько раз глубоко вздохнул и наконец сумел представить себе золотисто-рыжие локоны Уиллоу. Этого достаточно, с облегчением подумал Артемус. Достаточно, чтобы послать ей сон.

Затем он сконцентрировался, чтобы увидеть мысленно толстое лицо сэра Дадли с двойным подбородком, но черты рыцаря оставались расплывчатыми, и вместо этого ему пришлось сосредоточиться на знаменитой золотистой накидке того. Поговаривали, что ее даровал ему сам король в знак высокой оценки заслуг, и сэр Дадли так гордился этой накидкой с застежками из драгоценных камней и меховой подкладкой, что носил ее всегда, независимо от времени года.

Артемус улыбнулся от удовлетворения. Ах да, накидка. Вот и она.

Шепча заклинания и слегка покачивая пальцами, он откинул голову назад, прислонился к шероховатому камню, еще раз глубоко, равномерно вздохнул и обратил все свою энергию на отправление сна.

Из треснутой вышки разваливающейся главной башни поднялись и поплыли в ночном небе две струйки, похожие на обрывки серого дыма. Они были бледнее дыма и мерцали, отлетая от главной башни и проплывая под пологом неба, луны и звезд.

В каждой струйке был сон, и у каждой был свой собственный путь. Одна направилась к Уиллоу, дочери волшебника, которая лежала, свернувшись калачиком, и крепко спала возле реки Грит. Другая двигалась по небу в поисках рыцаря, одетого в подбитую мехом золотистую накидку.

Но вдруг планы Артемуса пошли наперекосяк, причем без его ведома. В этот самый момент в нескольких милях отсюда, в Долине Уай, разворачивались события, которые изменили планы Артемуса так, как ему не могло присниться и в самом жутком сне.

Сон, предназначавшийся сэру Дадли, попал к человеку, который отличался от него, как день от ночи: молодому зоркому бесстрашному мужчине.

Это был мужчина, которого враги боялись, а друзья уважали. Наемный солдат, который несмотря на свои двадцать с небольшим лет был закален в боях и служил у того, кто платил больше других.

Мужчина, чье сердце никогда не знало любви к женщине, но чьи озорные инстинкты и грубоватая красота завлекли к нему в кровать немало покоренных женщин всех вообразимых сословий.

Мужчина по имени Блейн из Кендрика – известный также среди друзей и врагов под кличкой Волк.

Блейн из Кендрика стоял над сэром Дадли, со слабой улыбкой слушая храп, который издавал закутавшийся в накидку рыцарь.

– Ты не возражаешь, мой друг? – мягко пробормотал он. В темноте пронзительные черные глаза Блейна сверкали как угли. – Я верну ее тебе прежде, чем ты узнаешь, что она пропала.

Одним стремительным движением он выхватил роскошную золотистую накидку из-под коренастого тела рыцаря и заменил ее своей – из черной шерсти.

Сэр Дадли дернулся, рот его приоткрылся, и снова раздался храп.

В этот самый момент знакомый Блейна пил эль в деревеньке Стрэчдейл, менее чем в десяти милях отсюда – старый товарищ, который поспорил с ним, что тот не сможет заполучить накидку Дадли. Блейн намеревался выиграть это пари, чтобы произвести впечатление на некую щедро одаренную природой девицу из таверны, которая испытывала слабость к дорогим вещам.

Бери от жизни все, что тебе нужно, иначе будешь винить за свои проблемы только себя самого, – подумал Блейн, представляя Чандру, которая через час поведет его в свою маленькую комнатку в постоялом дворе. Он довольно хмыкнул в предвкушении удовольствия и поздравил себя.

Но события стали развиваться не так, как он планировал. Когда Блейн добрался до постоялого двора и забрал у своего друга золотые монеты, выигранные в пари, он узнал, что Чандра уже занята с другим мужчиной.

Единственной свободной девушкой, которая работала в эту ночь, была Айна, в последнее время слишком навязчиво цеплявшаяся к нему всякий раз, когда он заходил в таверну. Когда он был с ней в постели последний раз, она даже сказала что-то насчет свадьбы. Тогда Блейн чуть не подавился своим элем и не мог говорить целый час.

Нет, от Айны надо держаться подальше.

Увидев ее, он издали помахал ей рукой и поспешил уйти как можно скорее. Девушка направилась к двери, чтобы перехватить Блейна, но тот двигался быстрее. Ночной воздух приятно холодил лицо, когда он направился обратно к лагерю.