Текст книги "Обожествленное зло (Искушение злом) (др.перевод)"

Автор книги: Нора Робертс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Мы никогда не отдыхали.

Она рассмеялась низким, гортанным смехом. – Ну, приятно видеть, что ты помнишь. – Она с раздражением оглянулась через плечо, когда кто-то позвал ее. Она намеревалась засунуть руки Кэму в штаны – и в его кошелек – раз уж он вернулся в город. – Я заканчиваю в два. Хочешь я зайду к тебе?

– Спасибо за предложение, Сара, но я лучше буду жить воспоминаниями, чем повторю все снова.

– Дело твое, – она пожала плечами, снова подхватив поднос, но ее интонации после отказа стали жестче. – Я теперь лучше, чем раньше.

«Об этом все говорят», – подумал Кэм, и прикурил сигарету. Она в свое время была сногсшибательной семнадцатилетней привлекательной красоткой с пышными формами. «А затем, – вспоминал Кэм, – она зажила самостоятельной жизнью, распространяя свою власть на стольких мужчин, сколько могла найти».

– С Сарой Хьюитт получится, – стало боевым кличем старших классов школы Эммитсборо.

Беда была в том, что он любил ее – всем своим мужским началом и по крайней мере половиной сердца. Теперь он испытывал к ней только жалость. А это, он знал, хуже ненависти.

Голоса во второй комнате стали громче, а выражения более ядреными. Кэм поднял бровь, посмотрев на Клайда.

– Оставь ты их. – У Клайда был глухой скрипучий голос, как будто его связки были обернуты в фольгу. Когда он открывал две бутылки «Бада», лицо его нахмурилось, от чего пять подбородков закачались, словно желе. – Это не детский сад.

– Это твое заведение, – произнес Кэм обычным тоном, но он заметил, что с тех пор, как он заказал пиво, Клайд несколько раз посмотрел в направлении задней комнаты.

– Вот именно и от того что здесь сидит шериф мои посетители нервничают. Будешь пить или просто так сидеть?

Кэм поднял бокал и отпил. Он взял сигарету, затянулся и потушил ее. – Кто там, Клайд?

Мясистое лицо Клайда зашевелилось. – Все кто обычно. – Поскольку Кэм продолжал смотреть на него, Клайд подхватил кисло пахнувшую тряпку и стал протирать тусклую поверхность стойки. – Бифф снова там, и я не хочу неприятностей.

Кэм сразу притих, услыхав имя своего отчима, и любопытство исчезло из его глаз. Бифф Стоуки редко выпивал в городе, но когда выпивал, то миром это не заканчивалось.

– Давно он здесь?

Клайд пожал плечами, от чего волнообразно задергалось жирное тело под засаленным фартуком. – Я с секундомером не стою.

Раздался короткий, пронзительный женский крик и звук ломающегося дерева.

– Похоже на то, что он здесь засиделся, – произнес Кэм и направился внутрь, расталкивая любопытных. – Разойтись. – Он пропихивался локтями, идя на крик. – Я сказал разойтись, черт побери.

В задней комнате, где посетители собирались, чтобы поиграть в бильярд или покидать монетки в старый игральный автомат, он увидел забившуюся в угол женщину и Лесса Глэдхилла, раскачивавшегося за бильярдным столом и сжимавшего обеими руками кий. На его лице уже была

кровь. Бифф стоял в нескольких шагах от него, держа в руках остатки стула. Это был здоровый, массивный человек, с кулаками, напоминавшими поршневые головки, умеренно покрытый татуировкой со времен службы в морской пехоте. Его лицо, задубевшее от солнца и алкоголя, было грозно нахмурено. Глаза, как их навсегда запомнил Кэм, были темные и наполненные яростью.

Оскар Руди переминался с ноги на ногу на безопасном расстоянии, играя роль миротворца.

– Да ладно, Бифф, это же просто игра.

– Пшел вон, – проворчал Бифф.

Кэм положил руку на плечо Оскару и кивком головы предложил отойти.

– Погуляй, Лесс. Прийди в себя. – Мягко произнес Кэм, не сводя глаз с отчима.

– Этот сукин сын меня ударил чертовым стулом. – Лесс стер кровь заливавшую ему глаза. – Он мне должен двадцать долларов.

– Пойди пройдись, – повторил Кэм. Он обхватил пальцами бильярдный кий. Ему пришлось разок дернуть перед тем, как Лесс выпустил его.

– Он спятил. Это нападение. У меня свидетели есть. Раздался общий одобрительный гул, но вперед никто не выступил.

– Прекрасно. Отправляйся в участок. Позвони доктору Крэмптону. Он тебя посмотрит. – Он быстро обвел комнату взглядом. – Выметайтесь.

Люди стали выходить, глухо переговариваясь, но большая часть столпилась в проходе, чтобы посмотреть как Кэм будет разбираться с отчимом.

– Большим человеком стал? – могильный голос Биффа охрип от выпивки. И улыбнулся, как он всегда улыбался перед тем, как напасть на Кэма. – Получил значок и кучу денег, но ты по-прежнему дерьмо.

Кэм сжал пальцами кий. Он был готов. Полностью готов. – Тебе пора домой.

– Я выпиваю. Клайд, засранец, где мой виски? – Здесь ты больше пить не будешь, – твердо сказал Кэм. – Ты можешь уйти сам или я вынесу тебя через черный ход.

Бифф расплылся в еще более широкой улыбке. Он отбросил в сторону стул и поднял кулаки размером с телячью голову. Он собирался наподдать Лессу, но этот вариант еще лучше. Прошли годы с тех пор, как у него была возможность вколотить в мальчишку немного уважения. И Кэма пора было проучить.

– Отчего бы тебе просто не подойти и не забрать меня? Когда Бифф двинулся вперед, Кэм сомневался лишь мгновение. Он представил, как с силой бьет Биффа кием по голове. Он даже услышал желанный хруст дерева о кость. В последнюю минуту он отбросил кий в сторону и получил первый удар в живот.

Воздух просвистел у него между зубами, но он успел увернуться от кулака до того, как тот обрушился на его челюсть. Удар в лоб вызвал сноп искр из глаз. Позади себя он услышал рев толпы, подобно варварам, окружавшим гладиаторов.

Первый раз, когда его голый кулак соприкоснулся с телом Биффа, боль пронзила насквозь руку и обернулась волной удовлетворения. Он не чувствовал обрушивавшихся на него ударов, которые были словно воспоминания о десятках побоев.

Когда-то он был маленьким. Маленьким, худым и беспомощным. И тогда перед ним встал выбор – бежать и прятаться, или оставаться на месте и принимать все на себя. Эта ночь приближалась долго. В ней было безумное ощущение славы, наподобие того, что чувствуют солдаты перед тем, как броситься в битву. Он увидел, как его кулак вломился в перекошенный рот Биффа, губы и костяшки пальцев сочились кровью.

Он почувствовал запах крови – своей и Биффа. Стекло полетело на пол и разбилось вдребезги. Вместе с ним разлетелось его самообладание. Как безумец, он бросился в драку, обрушивая шквал ударов на лицо, которое с детства привык бояться и ненавидеть.

Он хотел стереть его. Уничтожить. Руками, покрытыми синяками и ссадинами, он подхватил Биффа за рубашку и врезал несколько раз по ненавистной роже, затем швырнул его в стену.

– Боже мой, Кэм. Перестань, отпусти. Боже мой. Из легких у него вырывался горячий, как огонь воздух. Он отшвырнул коснувшиеся его плеч руки и, оборачиваясь, чуть было не ударил в лицо Бада.

Тогда пелена сошла с его глаз, и он увидел бледное, вытянутое лицо своего помощника, огромные, любопытные глаза собравшейся толпы. Тыльной стороной ладони он стер кровь со рта. На полу побитый, переломаный, без сознания, в собственной блевотине валялся Бифф.

– Позвонил Клайд, – голос Бада дрожал. – Он сказал, что здесь все вышло из-под контроля. – Облизав губы он посмотрел на разрушения в бильярдной. – Что ты хочешь, чтобы я сделал?

Кэм выдохнул как старик. – Посади его в камеру. – Кэм положил руку на бильярдный стол, чтобы успокоиться. Теперь он начал ощущать боль от каждого отдельного удара и отчетливый, болезненный приступ рвоты. – Сопротивление аресту, нападение на офицера, нарушение спокойствия и пьяный дебош.

Бад прочистил глотку. – Я могу отвезти его домой, если хочешь. Ты знаешь…

– В камеру его. – Он увидел Сару, смотревшую на него со смесью одобрения и страха в темных глазах. – Запиши показания Лесса Глэдхилла и всех свидетелей.

– Давай я договорюсь, чтобы кто-нибудь отвез тебя домой, Шериф.

– Нет, – он отбросил в сторону разбитое стекло, затем посмотрел на загораживавших дверной проем людей. Теперь его взгляд стал холодным, тяжелым и холодным, так что даже подбадривавшие его мужчины отвели глаза. – Развлечение закончилось.

Он дождался, пока все вышли из комнаты, после чего собрался ехать на ферму, чтобы сказать матери, что ее муж не вернется этой ночью домой.

ГЛАВА 6

Кэм зарулил на дорожку к дому Клер вскоре после полудня. Каждая кость, каждая мышца его тела отзывалась болью. Он отмокал в бассейне, делал ледяные примочки и принял три «Нуприна», но преодолеть последствия побоев и бессонной ночи было сложно.

Тем не менее, тяжелее всего оказалась реакция его матери. Она смотрела на него большими, усталыми, грустными глазами и заставила его почувствовать – как это случалось всегда – что он каким-то образом виновен в пьянстве отчима и в последовавшей за этим драке.

Небольшое удовлетворение доставляло то, что по меньшей мере до понедельника, по постановлению судьи, Бифф будет залечивать раны и терпеть боль в тюрьме.

Он заглушил мотоцикл и, облокотившись на ручки руля, наблюдал, как работала Клер.

Она оставила открытой гаражную дверь. На большом рабочем столе с кирпичным покрытием возвышалась длинная металлическая конструкция. Она изогнулась вокруг нее, орудуя горелкой. Он наблюдал, а ее окутывал сноп искр.

Он отреагировал стремительно, сильно. Желание – такое же обжигающее и острое как и пламя ее горелки.

«Глупо, – подумал он, опустив ногу с мотоцикла. – Нет ничего особенно привлекательного в женщине в рабочих ботинках и комбинезоне». Большую часть ее лица скрывали защитные очки, а волосы были убраны под кожаную шапочку. И хотя ему нравились женщины одетые в кожу, ее толстый фартук заметно отличался от облегающей юбки.

Он положил шлем на сидение и зашел в гараж. Она не отрывалась от работы. Из новой переносной стереоустановки гремела музыка. Девятая симфония Бетховена накладывалась на шипение горелки. Кэм подошел и выключил музыку, предположив, что это наиболее безопасный способ привлечь ее внимание.

Клер взглянула мельком. – Еще одну минутку. Минута растянулась до пяти, пока она выпрямилась и выключила горелку. Со знанием дела она взяла гаечный ключ и завернула баллоны.

– Сегодня мне нужно было сделать лишь несколько финальных штрихов. – Она выдохнула и подняла защитные очки. Энергия все еще пульсировала на кончиках ее пальцев. – Ну, что думаешь?

Не торопясь, он обошел скульптуру. Она наводила ужас. И захватывала. Человек, и вместе с тем… что-то другое. Он задумался над тем, какая сила воображения или что за необходимость заставила ее создать, нечто столь необычное.

– Ну у себя в гостиной я бы это не поставил, потому что не смог бы отдыхать в ее присутствии. Впечатление, что это кошмар, воплощенный в реальность.

Только это и можно было сказать. Клер кивнула, сняв шапочку. – Это моя лучшая работа за полгода. Анжи будет танцевать на потолке.

– Анжи?

– Она устраивает мои работы – она и ее муж. – Клер расправила примявшиеся волосы. – Ну, а ты чем… Боже мой. – Впервые она сосредоточила на нем внимание. Синяк красовался на его подбитом левом глазу, а щеку разрезал уродливый шрам. – Что такое с тобой произошло?

– Субботний вечер.

Она быстро скинула перчатки и осторожно дотронулась пальцем до пореза. – Я думала, что ты из этого уже вырос. Ты кому-нибудь показывался? Дай я тебе лед приложу к глазу.

– Да все в порядке, – начал было он, но она уже стремглав побежала на кухню.

– Ради всего святого, ты же шериф, – сказала она, пытаясь найти материю для льда. – Больше не надо все вверх дном переворачивать. Сядь. Может быть мы сможем снять отек. Ты так и остался шпаной, Рафферти.

– Благодарю, – он опустил свое ноющее тело в кресло с откидной спинкой, которое она поставила на кухне.

– Вот, приложи к глазу. – Она положила лед на журнальный столик, затем взяла его рукой за подбородок, чтобы повернуть к свету и изучить порез. – Тебе повезет, если на твоем симпатичном личике не останется шрама.

Лед оставлял райское ощущение, так что он лишь хмыкнул.

Она улыбнулась, но в глазах ее по-прежнему виднелась озабоченность, пока она убирала ему волосы со лба. Она помнила как много дрался Блэйр, слишком много в последних классах школы. Если она правильно помнила, то мужчины любят, чтобы за ними ухаживали, хвалили их в подобных обстоятельствах.

– Ну, хотя мне не стоит спрашивать, на что похож твой противник?

У него скривились губы. – Я ему, сволочи, нос сломал.

– Боже, как мне нравится это мужланство, – краем ткани она стала протирать порез. – С кем ты дрался?

– С Биффом.

Рука застыла на его лице. Ее понимающие глаза встретились с его взглядом. – Прости. Насколько я понимаю там ничего не изменилось в лучшую сторону.

– При исполнении обязанностей. Он был пьян и нарушал общественный порядок у Клайда… – Кэм замолчал и откинулся в кресле. – Черт бы все побрал.

Ее рука снова ласково коснулась его лица. – Эй, хочешь пирожного?

Он слегка улыбнулся. – Моя бабушка всегда угощала меня молоком и печеньем, после того как Бифф избивал меня до полусмерти.

Клер почувствовала спазм в желудке, но, взяв его руку, изобразила улыбку. – Судя по рукам, ему досталось больше, чем тебе. – Неожиданно она поцеловала содранную и пораненную кожу костяшек его кулака. Ему это показалось необыкновенно нежным.

– Тут тоже болит. – Он приложил палец к губам.

– Не перегибай палку. – В деловой манере она отодвинула лед и принялась изучать его глаз. – Красивая гамма. Видишь хорошо?

– Тебя вижу отлично. Ты еще лучше выглядишь, чем раньше.

Она наклонила голову. – Учитывая, что раньше я выглядела как пугало с верхним прикусом, то это говорит не много.

– Мне, наверное, станет лучше, когда подействует обезболивающее.

– Ладно. А пока что давай я съезжу в аптеку и куплю тебе лечебную мазь?

– Обойдусь пирожным.

На мгновение он прикрыл глаза, слушая, как она двигается по кухне, открывает холодильник, жидкость заполняет стеклянный сосуд, приглушенная музыка доносится из приемника в гараже. Он никогда не врубался в классику, но именно сейчас она звучала неплохо. Когда она расставила тарелки и стаканы на столе и села напротив него, он открыл глаза. В ней он видел терпение, понимание и плечо, на которое можно опереться. Было так легко открыть рану.

– Боже, Худышка, я хотел убить его, – тихо произнес Кэм. Взгляд его глаз, темный и опасный взгляд контрастировал со спокойствием, звучавшим в его голосе. – Он был пьян и груб, и смотрел на меня так же, как когда Мне было десять лет и я не мог дать сдачи. И я больше, чем чего бы то ни было на свете, хотел убить его. Что же за полицейский я после этого?

– Человечный полицейский. – Она помолчала в нерешительности, сжав губы.

– Кэм, я раньше слышала как мои родители говорили… ну, о вашей ситуации в доме. Почему никто ничего не делал?

– Люди не любят вмешиваться, в особенности в домашние дела. И моя мать всегда его поддерживала. И все еще поддерживает. Она заплатит выкуп, как только будет можно и заберет его домой. Ничто из того, что он делает не убедит ее, что он никому не нужный пьянчуга. Я раньше мечтал, чтобы он выпил бутылку и покончил с собой. – Он выругался про себя, вспомнив об отце Клер, понимая по выражению ее лица, что она тоже думает о нем. – Прости.

– Да нет, ничего. Мне кажется мы с тобой не по на-слышке знаем, каким разрушительным может быть алкоголизм. Но папа никого не трогал, когда пил. Кроме самого себя. – Она попробовала избавиться от этого настроения. – Ты должно быть неважно чувствуешь себя сегодня. Я согласна перенести поездку.

– Чувствую я себя неважно. – Он подвигал застывшими руками. – И общение мне могло бы помочь, если ты выдержишь.

Она улыбнулась и встала.

– Пойду, возьму куртку.

Когда она вернулась, Кэм напомнил ей выключить радио, затем напомнил ей закрыть гаражную дверь. Заткнув большие пальцы в карманы штанов, она исследовала припаркованный за ее машиной мотоцикл. Он был большой и мощный, окрашенный по-спартански в черное с серебром, без всяких модных рисунков. «Машина, – подумала она с одобрением, обойдя его вокруг. – Не игрушка».

– Настоящая вещь. – Она с уважением провела рукой по двигателю. Заложив язык за щеку, она взяла шлем с сидения, пока он расстегивал второй. – Рафферти, а ты повзрослел.

Пока она смеялась, он надел ей на голову запасной шлем и пристегнул его. Она вскочила на мотоцикл позади него, удобно обняв руками его талию, пока он заводил мотор. Никто из них не заметил блеска стекла телескопа, когда они выезжали с дорожки и скрылись из виду.

Она расслабила руки и откинула голову. Много лет назад она провела весну и лето в Париже, беззаботно любя очередного студента художественной школы. Он был милый, мечтательный и бедный. Они вместе арендовали мотоцикл и провели уик-энд, катаясь по улицам.

Она рассмеялась собственным воспоминаниям. Теперешняя поездка ничем не напоминала тот нежный эпизод. У ее молодого любовника было тощее тело – непохожее на литую плоть, к которой она теперь прижималась.

Кэм вписался в поворот, и она почувствовала, как учащенно забилось сердце. Приятный всплеск эмоций, сливавшийся с мерной вибрацией мотоцикла под ней. Она чувствовала запахи глушителя, свежескошенной травы, кожаной куртки Кэма и более глубокий, более чувственный аромат его кожи.

Ему нравилось ощущать ее сзади, неприкрытое сексуальное ощущение ее раздвинутых ног, прижатых к нему сливалось с ровной работой двигателя под ними. Ее руки спокойно лежали у него на бедрах или более крепко обвивали талию, когда он наклонял машину в поворот. Неожиданно он свернул с основного шоссе на узкую, петлявшую дорогу. Они кружились подобно танцовщикам под аркой деревьев. Свет и тень разбрасывали причудливые узоры на асфальте. В воздухе ощущалось прохладное, хрупкое дыхание весны.

Они остановились у придорожного магазинчика и купили сильно охлажденные напитки и огромные сэндвичи с холодным мясом. Аккуратно уложив припасы в мотоциклетные сумки для багажа, они направились в глубину леса, где извиваясь расширялся ручей.

– Отлично. – Клер сняла шлем и расправила рукой волосы. Затем она рассмеялась и обернулась к Кэму. – Я даже не знаю, где мы.

– Всего лишь в десяти милях к северу от города.

– Но мы же катались несколько часов.

– Я ездил кругами. – Он достал пакеты с едой и передал один ей. – Ты слишком сосредоточилась на пении и не заметила.

– Одно плохо в мотоцикле, что там нет громкой музыки. – Она подошла к краю травянистого берега, где поток бурлил и пенился о камни. Листья над головой были по-прежнему молоды и нежны. Горный лавр и дикий кизил были украшены белыми цветами.

– Я раньше сюда девчонок постоянно привозил, – произнес он у нее за спиной. – Ради баловства.

– Правда? – Она обернулась с улыбкой, и в глазах ее была неуверенность. Он напоминал боксера, прошедшего серию боев. И хотя ей не нравились кровавые виды спорта, эта аналогия была как раз вовремя и к месту. – Это до сих пор твое стандартное поведение? – Поддавшись любопытству и искушению она прижалась к нему. Вдруг глаза ее расширились.

– Боже мой. О, Боже мой, ты только посмотри на это! – Клер всучила ему пакет с сэндвичами и рванула с места.

Когда он догнал ее, она стояла перед старым деревом, ладони прикрывали рот, глаза смотрели зачарованно. – Ты веришь в это? – прошептала она.

– Я верю, что ты отняла у меня десять лет жизни. Он гневно посмотрел на старое, дряхлое дерево. – Что за черт в тебя вселился?

– Он прекрасен. Совершенно прекрасен. Я его должна заполучить.

– Заполучить что?

– Наплыв. – Она вытянулась, поднялась на носочки, но концы ее пальцев все-таки были в нескольких дюймах от наплывшего кольца из дерева и коры, уродливо вросшего в дуб. – Я часами искала, но такого хорошего не нашла. Для резьбы, – пояснила она, опустившись на землю. – Наплыв по своей природе напоминает шрам. Когда дерево ранят, оно обрастает наплывом как маслом.

– Худышка, я знаю, что такое наплыв.

– Но это потрясающий. Я за него душу готова отдать. – Глаза ее приобрели расчетливое выражение, появлявшееся только тогда, когда она готовилась раздобыть материал. – Я должна узнать, кому принадлежит земля.

– Мэру.

– Мэру Атертону принадлежит земля так далеко?

– Он купил несколько участков около десяти, пятнадцати лет назад, когда они стоили дешево. Здесь ему принадлежит около сорока акров. Если тебе нужно дерево, то скорее всего достаточно лишь пообещать ему голос на выборах. В том случае, если ты останешься.

– Я ему все, что угодно пообещаю. – Она обошла дерево вокруг, уже думая о нем, как о своей собственности. – Это просто судьба, что ты меня сюда привез.

– А я то думал мы сможем просто здесь подурачиться. Она рассмеялась, затем посмотрела на сумки у него в руках. – Давай поедим.

Они уселись на земле рядом с ручьем, откуда у нее был хороший вид на дерево, и принялись разворачивать сэндвичи и сухой картофель. Иногда по дороге проезжала машина, но большую часть времени они провели в тишине.

– Мне этого не хватало, – произнесла Клер, откинувшись на валун. – Тишины.

– Ты из-за этого вернулась?

– Отчасти. – Она наблюдала, как он достал из пакета ломтик картошки. «У него прекрасные руки, – поняла она, – несмотря на сбитые и пораненные костяшки. Она отольет их в бронзе, сомкнутыми на рукоятке меча или прикладе ружья». – Ну, а ты? Если и был кто-то, кто лез из шкуры вон, чтобы выбраться отсюда, это был ты. Я так до сих пор и не понимаю, зачем ты вернулся, да к тому же в качестве столпа общества.

– Слуги народа, – поправил он и откусил от сэндвича. – Может быть, в конце концов, я понял, что проблема не в Эммитсборо, а во мне. – «Это лишь отчасти правда, – подумал он. Все остальное относилось к воплям в старых домах, пистолетной пальбе, крови, смерти».

– Да все в порядке, Рафферти. Просто в своем непокорстве подростка ты ушел на шаг дальше большинства. – Она улыбнулась ему. – В каждом городе должен быть хулиган.

– Ну а ты всегда была пай-девочкой. – Он рассмеялся, когда отвращение пробежало по ее лицу. – Умная дочка Кимболла, лучше всех училась в школе, вступила в ученический совет. Тебе наверное по сей день принадлежит рекорд по продаже самого большого количества скаутского печенья. – Ладно, Рафферти, я не хочу сидеть здесь, чтобы меня обижали.

– Я любовался тобой, – сказал он, но глаза его блеснули. – Правда. Когда ты не вызывала у меня отвращения. Хочешь картошки?

Она засунула руку в пакет. – Лишь потому что я придерживалась правил.

– Ты придерживалась, – трезво согласился он. – Конечно придерживалась. Он протянул руку, чтобы поиграть с медным крючком на ее комбинезоне. – Мне кажется все время думал, способна ли ты вообще терять рассудок.

– Ты никогда обо мне не думал.

– Думал. – Он снова поднял взор на нее. Глаза его по-прежнему улыбались, но в них заключалось беспокойство, заставившее ее волноваться.

Оп-па. Эта единственная быстрая мысль пронзила ее сознание.

– Я раньше удивлялся, как часто мой разум был занят тобой. Ты была еще ребенком, притом костлявым, из благополучной и добропорядочной семьи. И все знали, что нет парня, у которого с тобой хоть что-нибудь получилось. – Когда она сбросила его руку с застежки, он лишь улыбнулся. – Наверное я думал о тебе, потому что мы с Блэйром начали тусоваться.

– В тот момент, когда он был балбесом.

– Вот именно. – Он так и не понял, как ей удалось так сухо говорить при ее гортанном голосе, но ему это нравилось. – Так ты когда-нибудь теряла рассудок, Худышка?

– У меня были разные моменты в жизни. – Разозленная, она занялась сэндвичем. – Знаешь, люди не воспринимают меня как худощавую, правильную дуру из глубинки.

Он и не думал, что получит такое удовольствие, наблюдая за тем, как она выходит из себя. – Как же люди тебя воспринимают, Худышка?

– Как преуспевающего и талантливого скульптора со своим взглядом на вещи. На моей последней выставке, критики… – Она оборвала свою речь и гневно посмотрела на него. – Черт бы тебя побрал, Рафферти, из-за тебя я Разговариваю как дура.

– Да ничего. Ты среди друзей. – Он стряхнул крошки у нее с подбородка. – Так ты себя прежде всего воспринимаешь, как художника?

– А ты себя не воспринимаешь прежде всего полицейским?

– Да, – произнес он мгновение спустя. – Наверное воспринимаю.

– То тут, то там что-то происходит. – И поскольку случай с кладбищем все еще занимал его мысли, он рассказал ей о нем.

– Как мерзко. – Она обхватила себя руками, неожиданно вздрогнув. – И не похоже на то, что может здесь случиться. Ты подозреваешь детей?

– Больше ничего в голову не приходит, но нет, я не подозреваю детей. Все слишком чисто и с очевидным умыслом.

Она оглянулась, наслаждаясь картиной тихих деревьев, слушая музыку ручья. – Слишком жестоко.

Он пожалел, что заговорил об этом и сменил тему разговора, обратясь к воспоминаниям.

Он не думал о ранах и ушибах. Было просто, возможно, слишком просто разрушить его тело. Ему нравилось смотреть на нее, на то. как шапка ее волос улавливала солнечные лучи. Поразительно, что десять лет назад он не замечал, насколько у нее ровная, гладкая, мягкая кожа. Ее глаза запомнились ему больше всего, золотое, почти колдовское их свечение.

Теперь ему нравилось прислушиваться к интонациям ее голоса, к их взлетам и падениям. За разговором в обсуждении точек зрения прошел полдень, укрепляя дружбу, которая была прекрасна в своей хрупкости в детстве.

И хотя мелодично журчал ручей, а солнце с тенью играли над головой, он чувствовал, что время подошло только для дружбы. Когда они снова забрались на мотоцикл напряжение между ними исчезло.

«Единственной ошибкой, – догадался Кэм, – было то. что они проехали через город на обратном пути». Бад Хьюитт помахал ему, когда они проезжали мимо участка шерифа.

– Привет, шериф. – Хоть он и был одет в гражданское, Бад сделал официальное выражение лица, кивнув Клер. – Рад тебя снова видеть.

– Бад? – С усмешкой Клер соскочила с мотоцикла и звонко поцеловала его.

– Вчера вечером я ела пиццу и потихоньку напилась с Элис. Она сказала, что ты заместитель шерифа в городе.

– Один из них. – Он покраснел от удовольствия, что упомянули его имя.

– Ты отлично выглядишь. Клер. На самом деле от ее вида его кольнула в Адамово яблоко. Ее щеки раскраснелись на ветру, а глаза излучали глубокий золотой свет. – Вы, как я понимаю, катались вместе.

– Совершенно верно. – Кэм развеселился меньше, чем ожидал при виде щенячьего восторга в глазах Бада. – А что нельзя?

– Ну, я подумал тебе будет интересно узнать… а так как дома тебя не было, когда я позвонил, и я увидел, как ты проезжаешь мимо, я тебя остановил.

Кэм дернул кистью, и мотор нетерпеливо взревел. – Ну, это я понял, Бад.

– Это по поводу беглянки. Девочки из Харрисбурга.

– Ее что, обнаружили?

– Нет, но сегодня утром нам позвонили из полиции Штата. Кто-то заметил девочку, совпадавшую с ее описанием, в нескольких милях от города на Шоссе номер Пятнадцать, в то же утро, когда она убежала из дому. Она направлялась в Эммитсборо. Я думал тебе будет интересно узнать, – повторил он.

– Ты записал имя?

– Записал имя и телефон. Записку оставил в офисе.

– Сначала отвезу Клер.

– Можно я тебя подожду? – Она уже пристегивала шлем к багажнику. – Я не была в участке шерифа с тех пор, как Паркер, рыгая, сидел за столом.

– Это уже не столь привлекательно как раньше, – сказал Кэм, предлагая ей войти.

В человеке, сидевшем за столом, она узнала Мика Моргана. Он поступил на работу заместителем при Паркере, и годы жестоко обошлись с ним. Он потолстел и обрюзг, а поредевший пробор его грязных каштановых волос оставлял такое же грустное впечатление, как и расплывшаяся талия. Он задвинул жевательный табак за щеку и встал.

– Кэм. Не знал, что ты заедешь. – Он сосредоточил свой взгляд на Клер и изобразил подобие улыбки. Его зубы были в табачном соку. – Слышал, что ты вернулась.

– Здравствуйте, мистер Морган. – Она постаралась забыть, что он был первым на месте гибели ее отца. И не винить его за то, что именно он оттащил ее от тела.

– Наверное стала богатой и известной. – Из заднего помещения раздался кашель и длинное ругательство. Морган поднял бровь, затем со знанием дела сплюнул в медную корзину в углу. – Старый Бифф почти весь день буянит. У него кошмарное похмелье.

– Я им займусь. – Кэм посмотрел по направлению заднего помещения, и новая волна ярости захлестнула его. – Бад, можешь отвести Клер домой?

Она хотела было грациозно раскланяться, но заметила напряжение в лице Кэма, его шее, его руках. – Со мной все в порядке. – С ничего не значащим кивком она принялась изучать бумажки на доске объявлений.

– Я здесь потусуюсь. Не торопись. Морган свесил живот над ремнем. – Раз ты пришел Кэм, я пойду пообедаю.

Коротко кивнув, Кэм направился к тяжелой двери, отделявшей камеры от кабинета. Ругательства продолжались после того, как он закрыл за собой дверь.

– Пожестче с ним, – сказал Морган и снова сплюнул. – Пойдем, Бад, я тебе куплю чашку кофе «У Марты».

– А… увидимся, Клер.

– Конечно, Бад.

Когда они вышли, она приблизилась к окну, чтобы посмотреть на город. В воскресенье он был тихим, как портрет. Дети скатывались на велосипедах с уклона улицы Мэйн. Парочка подростков сидела на капоте старого «бьюика», заигрывая друг с другом. Она представляла, как в домах люди усаживались за воскресный ужин, перед подносом с жарким или жареной ветчиной.

Из задней комнаты до нее доносились отвратительные ругательства Биффа, пугая и грозя расправой своему пасынку. Кэма она не слышала вовсе и гадала, говорит он или только слушает. Он говорил – низким, спокойным голосом, в котором содержалось больше силы, чем во всех ругательствах Биффа. Сквозь разделявшую их решетку, он изучал человека, превращавшего его жизнь в ад сколько он себя помнил.

Доктор Крэмптон перевязал Биффа, но один заплывший глаз был закрыт, а нос выглядел кровавым месивом на фоне белых повязок.

«Он был стар, – неожиданно понял Кэм. – Это был старый человек, изношенный и хорохорящийся».

– Ты останешься за решеткой до тех пор, пока тебя нельзя будет взять на поруки завтра, – сказал Кэм.

– Ты либо выпустишь меня сейчас, или когда я выйду, я сам до тебя доберусь. Ты понял меня, мальчишка?

Кэм посмотрел на побитое лицо, сознавая, что сделал это собственными руками. И все же он отчетливо не мог вспомнить. Каждый удар исчезал в ослепляющей пелене ненависти. – Я тебя понял. Держись подальше от моего города, старик.

– Твоего города? – Бифф вцепился толстыми пальцами в решетку и стал ее трясти. – Ты в этом городе ничего не стоящее дерьмо, и ничем другим не будешь. Приколол себе на рубашку вонючий значок и думаешь, что стал большим человеком. Ты ничтожество, также как и твой старик был ничтожеством.

Руки Кэма проскочили сквозь решетку с такой быстро-рой, что он, Бифф, не успел увернуться. Раздался треск твущейся ткани, когда Кэм схватил Биффа за рубашку. – Да ты думаешь кто-нибудь обратит внимание, если я тебя найду в этой камере мертвым? – Он тянул со всей силы, и лицо Биффа влипло в решетку. – Подумай об этом, ты, ублюдок, и держись от меня подальше. А если я узнаю, что отправившись домой, ты вымещал свои мелкие неудачи на моей матери, я тебя убью. Понял меня?