355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Нора Робертс » Река снов (Ночные кошмары) » Текст книги (страница 9)
Река снов (Ночные кошмары)
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 22:15

Текст книги "Река снов (Ночные кошмары)"


Автор книги: Нора Робертс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Что ж, ладно. Во время обеда от него потребуется только одно: не распускать руки.

– Мне нужно слегка ополоснуться, – сказал он.

– Угу… – Он выглядел потрясающе, влажный от упражнений, со смуглыми плечами, на которых переливались мускулы. Оливия помнила, какими сильными были обнимавшие ее руки. – Но мне будет нужно кое-что купить.

– Что именно? Сейчас я приму душ, и мы сходим в магазин. А потом я посмотрю, как ты готовишь.

– Ладно.

Он снял со спинки стула джинсы и полез в шкаф за рубашкой.

– Под телевизором есть мини-бар. Угощайся. Если хочешь, включи телевизор, – добавил он, вытащив из ящика носки и белье. – Присаживайся. Я буду готов через десять минут.

– Не торопись. – Как только он закрыл дверь ванной, Оливия опустилась на край кровати. Ее не держали ноги.

Боже всемогущий, как справиться с этим делом и не ударить лицом в грязь? В магазин, они пойдут в магазин! Оливия чуть не расхохоталась. Она только что была в аптеке, где долго набиралась смелости, чтобы подойти к стойке и купить презервативы.

Теперь они лежали у нее в сумке, тяжелые, как гири. И виновата в этом была не тяжесть принятого ею решения, а боязнь того, что она неправильно поняла вчерашнее выражение его глаз. И значение его вчерашних поцелуев.

Она собиралась пригласить его пообедать, но это должно было случиться позже. После того как она постучит в его дверь, он откроет, а она улыбнется, шагнет к нему, обхватит руками и поцелует.

Оливия представляла себе эту сцену слишком отчетливо и, когда Ной не ответил, совершенно смешалась. А потом все пошло совсем не так, как было задумано.

Она пришла сюда, чтобы предложить ему себя, сказать, что он единственный на свете. И представляла себе то, как он будет жадно и пристально смотреть на нее, пока у нее не потемнеет в глазах и губы Ноя не прильнут к ее рту.

То, как он поднимет ее на руки… и даже то, как в этот миг у нее похолодеет в животе. И как понесет ее на кровать.

Оливия сделала глубокий вдох, встала и обошла номер. Конечно, она представляла его совсем по-другому. Та комната была больше, красивее, с шелковым покрывалом и горой подушек на кровати.

И свечами.

Эта комната была маленькой и безликой, как и все гостиничные номера. Но это не имело значения. Она закрыла глаза и прислушалась к шуму душа.

Что бы он сделал, если бы она вошла, быстро разделась и встала под струю рядом? Может быть, их тела тут же соединились бы, влажные, горячие и готовые к любви?

Нет, ей не хватит на это смелости… Она вздохнула и без всякого интереса заглянула в бар, а потом подошла к письменному столу с компьютером, разбросанными заметками и папками.

Нужно дождаться, пока он выйдет. Конкретные, простые вещи, которые можно делать, глядя друг другу в глаза, получаются у нее лучше. Она никогда не была знойной соблазнительницей и никогда не будет ею.

А вдруг она разочарует его?

Оливия с досадой покачала головой. Нужно прекратить думать за него и критиковать себя. Когда Ной вернется, она просто скажет, что желает его, и посмотрит, что будет дальше.

Она лениво собирала его записи. Ей нравилось, что Ной взял с собой работу. Она ценила преданность своему делу, энергию и желание добиться успеха. Нужно уважать человека, которого ты любишь.

«Он мало говорит о своей работе», – подумала Оливия и покачала головой. Она слишком занята собой. Надо будет расспросить его. О том, что он больше всего любит, что испытывает, когда видит свои статьи напечатанными и знает, что их читают люди.

Должно быть, это удивительно приятное, льстящее самолюбию чувство… Она улыбнулась и сложила его заметки в стопку.

Фамилия «Макбрайд», выведенная черными чернилами на листке желтой бумаги из бювара, заставила Оливию нахмуриться и поднести его к глазам.

Через секунду в ее жилах застыла кровь. Она забыла о приличиях и стала лихорадочно рыться в записях Ноя.

Ной растирал полотенцем голову и думал над тем, что он скажет Оливии. Как только они договорятся о профессиональных делах, тут же перейдут к личным. Летом он сможет приехать в «Риверс-Энд» и побыть с ней. Возможно, чтобы взять нужные интервью. Но главным образом для того, чтобы побыть с ней. У Ноя еще не было женщины, с которой ему так хотелось бы побыть.

Нужно было договориться в редакции о более продолжительном отпуске. Или просто послать газету к черту, думал Ной, глядя в запотевшее зеркало. Конечно, надо будет подумать, на что он будет жить, пока не напишет книгу и не продаст ее. Но он что-нибудь придумает.

Ной никогда не сомневался в том, что книга будет отлично продаваться. Еще меньше он сомневался в том, что напишет отличную книгу.

И не без внутренней тревоги думал о том, что скажет по этому поводу Оливия.

Но ни из того, ни из другого ничего не выйдет, если он не сделает первый шаг…

Он сделал этот шаг, вошел в спальню и понял, что все рухнуло. Оливия стояла у письменного стола, держа в руках записи, и ее глаза горели яростью.

– Ты сукин сын, Ной Брэди. – Она говорила негромко, но Ною эти слова показались криком. – Расчетливый лживый ублюдок.

– Подожди минутку.

– Не прикасайся ко мне! – бросила Оливия, когда он шагнул к ней. – Только попробуй! Ты приехал сюда не как репортер, а сам по себе? Проклятый лжец, все это было ради статьи!

– Нет. – Ной встал между Оливией и дверью, чтобы не дать ей убежать. – Послушай меня – я делал это не для газеты.

Не сводя с Ноя глаз, она смяла заметки и швырнула их ему в лицо.

– По-твоему, я набитая дура?

– Нет.

Ной схватил ее за руки. Он ждал, что Оливия будет вырываться, царапаться и плевать ему в глаза. Но она просто отвернулась. По выражению глаз девушки было ясно, что она решила молчать. Ной слегка потряс ее за плечи.

– Черт побери, послушай меня! Это не для газеты. Я хочу написать книгу. Я собирался с самого начала сказать тебе об этом. Но потом… О господи, Лив, ты знаешь, что случилось. Как только я увидел тебя, все смешалось. Я хотел немного побыть с тобой. Это было сильнее меня. Каждый раз, когда я смотрел на тебя… я увязал все глубже и глубже.

– Ты использовал меня. – Она будет холодной. Должна быть. Что бы он ни сказал, это не проникнет сквозь стену льда. Она не допустит этого. Не позволит себе снова попасть в эту ловушку.

– Если так получилось, извини. Я позволил себе увлечься. Уйти от тебя вчера вечером было труднее всего на свете. Я хотел тебя так, что все болело внутри.

– Ты хотел переспать со мной, чтобы получить сведения для своей книги. – «Оставайся холодной, – приказала она себе. – Боль не может проникнуть сквозь лед».

– Нет. – У него разрывалось сердце от того, что она так думает и верит в это. – Ты должна понять… То, что случилось между нами, не имеет отношения к книге. Это относится только к нам с тобой. Лив, я хотел тебя с той минуты, как ты открыла дверь, но не имел права прикасаться к тебе, пока не объясню все. Я собирался поговорить с тобой сегодня вечером.

– В самом деле? – В ее голосе была насмешка – холодная насмешка, резавшая душу ледяными лезвиями. – Это очень удобно, Ной. Убери руки.

– Ты обязана выслушать меня.

– Нет, не обязана. Ни слушать, ни смотреть на тебя. Я ни разу не подумаю о тебе, как только выйду из этой комнаты. Все будет кончено раз и навсегда, поэтому слушай внимательно.

Она отстранила его руки. В золотистых глазах Оливии бушевал огонь.

– Это моя жизнь, а не твоя. Мое дело, и ничье другое. Я не буду помогать тебе писать эту проклятую книгу. Ни я, ни кто-нибудь из моих родных. Я позабочусь об этом. И если я обнаружу, что ты пытался связаться с кем-нибудь из них, то попрошу тетку использовать хотя бы часть ее влияния, чтобы тебя с треском вышибли из «Таймс». А если ты успел навести кое-какие справки, то знаешь, что влияния у нее хватит.

Угроза заставила Ноя вспылить, но он сдержался.

– Я причинил тебе боль. Мне очень жаль. Я сам не понимал своего чувства к тебе и того, насколько оно сильно. Случившееся между нами не входило в мои планы.

– Что касается меня, то ничего не случилось. Я презираю тебя и таких, как ты. Держись от меня подальше. – Она схватила сумку и шагнула к двери. – Однажды я сказала тебе, что твой отец замечательный человек. Так оно и есть. Рядом с ним ты – пигмей.

Она даже не хлопнула дверью. Та закрылась с тихим стуком.

Оливия не бежала, хотя ей очень хотелось это сделать. В груди было тесно и горячо, глаза жгло от закипавших слез. Он использовал ее. Предал. Она позволила себе полюбить, позволила довериться, а ей лгали в ответ.

Он хотел вовсе не ее. Ему были нужны ее мать, ее отец. Он хотел крови и горя. Но этого он не получит. Никогда, ни за что.

Больше она не поверит никому.

Неужели мать чувствовала то же, узнав, что человек, которого она любила, лжец? Неужели она ощущала такую же пустоту, такую же выматывающую душу тоску и тоже чувствовала себя преданной?

В душе Оливии вновь вспыхнул гнев. Она перестала жалеть себя и поклялась больше никогда не думать о Ное Брэди.

11

Венис, Калифорния, 1999

Ной Брэди мог считать себя счастливчиком. Благодаря тому, что его первая книга имела успех как у публики, так и у критики, он сумел купить маленькое уютное бунгало на берегу; кроме того, у него было достаточно денег, чтобы жить так, как ему хотелось.

Он любил свою работу. Ему нравилось описывать истинные преступления, при этом проникая в ум и душу тех, для кого убийство становилось способом решения их проблем или являлось развлечением. Это приносило куда большее удовлетворение, чем работа репортера. Хватит и того, что он четыре года выполнял чужие поручения и корежил свой стиль в угоду требованиям газеты.

«Да и платят за это не в пример лучше», – думал он, заканчивая ежедневную пятикилометровую пробежку вдоль побережья.

Конечно, деньги тут не главное, но они очень даже не мешают.

А сейчас, когда магазины бойко торгуют его второй книгой, которую регулярно отмечают во всех обзорах новинок, о лучшем и мечтать не приходится.

Он молод, здоров, удачлив и, слава богу, свободен. Совсем недавно Ной избавился от связи, которая сначала казалась заманчивой, сексуальной и интригующей, но вскоре стала тяготить и раздражать его.

Кто бы мог подумать, что начинающая киноактриса Карин, называвшая себя «девушкой для вечеринок», превратится в липучку, которая хнычет и ворчит каждый раз, когда ему захочется провести вечер по собственному усмотрению?

Он понял, что это добром не кончится, когда стал обнаруживать в своих шкафах и ящиках все больше и больше ее вещей. Когда на полке в ванной разместилась ее косметика. Ной постепенно приходил к мысли, что жизнь с ней будет катастрофой. Но следовало признаться, что виноват в этом был он сам. Он был занят исследованиями и написанием следующей книги и слишком поздно это заметил.

Естественно, она пришла в ярость, стала укладывать свои вещи в сумку размером со штат Канзас, и он услышал массу обвинений в эгоизме и издевательстве. Карин разбила две лампы (причем одна из них полетела Ною в голову, но он успел увернуться) и превратила его призовые глоксинии в кучу земли, листьев и кусков керамики. А потом ушла от него, тряхнув длинными, по-калифорнийски светлыми волосами.

Пока растерянный Ной стоял и хлопал глазами, обозревая учиненный разгром, она бросила на него убийственный взгляд ярко-голубых глаз и сказала, что если он захочет извиниться, как сделал бы на его месте настоящий мужчина, то найдет ее у Марвы.

Когда дверь захлопнулась, Ной решил, что настоящий мужчина на его месте испытал бы только облегчение.

Однако это не помешало Карин регулярно оставлять сообщения на его автоответчике. Тон этих сообщений колебался от слезного до гневного. Ной не понимал, что на нее нашло. Она была ослепительно красивой женщиной и жила в городе, который поклонялся женской красоте. Если бы Карин понадобился мужчина, она едва ли осталась бы в одиночестве.

Ему никогда не приходило в голову, что Карин любит его. Или сама хотя бы верит в это.

Его мать сказала бы, что это на него похоже. Он прекрасно разбирался в психологии незнакомцев, жертв и свидетелей преступления, виновных и невиновных. Однако когда дело доходило до личных отношений, видел не дальше собственного носа.

Однажды он попытался вести себя по-другому, и это кончилось катастрофой. Для Оливии и для него.

После трех дней, проведенных с ней, ему понадобилось несколько месяцев, чтобы прийти в себя. Чтобы перестать думать об этой девушке. Со временем он убедил себя, что во всем было виновато его желание написать книгу. Именно оно заставило его принять чувство к ней за нечто, похожее на любовь.

Она просто интересовала его. Кроме того, его влекло к ней, и это (плюс неопытность Оливии) стало причиной неловкой ситуации. В конце концов он сумел избавиться от мыслей как о ней, так и о ненаписанной книге. Просто нашел других женщин и другие убийства.

И все же, вспоминая об Оливии, он неизменно испытывал чувство вины, сожаления и думал о том, что все могло сложиться по-иному.

Поэтому он предпочитал не вспоминать.

Ной трусцой бежал к своему чистенькому двухэтажному бунгало. Яркие лучи заливали красную черепичную крышу и отражались от стекол. Шел всего лишь конец марта, и ему, привычному к жаре и духоте жителю южной Калифорнии, ослепительное солнце не доставляло ничего, кроме удовольствия.

Отступив от своих обычных привычек, Ной обошел дом спереди, чтобы взглянуть на почту. Состояние его цветочных клумб вызывало зависть у соседей.

Он вошел в дом, миновал скудно обставленную прихожую, вывалил почту на кухонный стол и вынул из холодильника бутылку родниковой воды.

Потом Ной глянул на автоответчик и обнаружил, что за время пробежки ему поступило целых четыре сообщения. Боясь, что по крайней мере одно из них принадлежит кошмарной Карин, он решил сначала сварить кофе и поджарить гренки, а уж потом прослушать запись.

Некоторые вещи мужчина должен делать на сытый желудок.

Поставив кофейник на плиту, он бросил на кучу почты солнечные очки и решил заняться неотложным делом. Ной включил переносной телевизор и просмотрел несколько утренних ток-шоу, проверяя, нет ли в них чего-нибудь интересного для его работы.

Стоявший в спальне программируемый видеомагнитофон наверняка записал шедшее в его отсутствие ток-шоу «Сегодня». Он включит видик попозже и по бегущей строке с заголовками проверит, что происходит в мире. До пробежки он купил утренние газеты. Придется просмотреть и их и потратить час-другой на светскую, городскую и уголовную хронику.

Никогда не знаешь, из чего родится следующая книга…

Он снова посмотрел на мигающий автоответчик, но решил, что почта важнее сообщений, поступивших по телефону. «Неужели я медлю нарочно? – подумал он, вполуха слушая Джерри Спрингера. – Да нет, едва ли…»

Он откинул волосы, рассеянно подумав о том, что пора постричься, и начал просматривать поступившие счета, квитанции и рекламную макулатуру. Пришедший из издательства небольшой конверт с отзывами читателей он решил оставить на потом. Так же, как свежий номер ежемесячника «Тюремная жизнь» и открытку от приятеля, проводившего отпуск на Мауи.

А потом взял в руки простой белый конверт с тщательно написанными от руки именем и адресом. Внизу значилось: Сан-Квентин.

Он часто получал письма от заключенных, но не по домашнему адресу. Иногда уголовники писали ему гадости, не сходясь во мнении по общим вопросам, но чаще всего просто предлагали описать их случай.

Ной медлил над письмом, сам не зная, стоит ли беспокоиться, что кому-то из сидящих за решеткой известно, где он живет. Но стоило вынуть листок и пробежать первые строки, как от потрясения и предчувствия у него похолодело под ложечкой.

«Дорогой Ной Брэди! Меня зовут Сэм Тэннер. Думаю, вы знаете, кто я. В каком-то смысле мы с вами родня. Ваш отец был первым полицейским, расследовавшим дело об убийстве моей жены, и тем самым человеком, который арестовал меня.

Едва ли вы знаете, что он присутствовал на всех заседаниях суда присяжных, рассматривавшего мое прошение о досрочном освобождении. Поэтому можно сказать, что наше знакомство с Фрэнком продолжается.

Я с интересом прочитал вашу книгу «Ночная охота». Ваше четкое и довольно беспристрастное проникновение в образ мышления и методы Джеймса Тролли, систематически отбиравшего и уничтожавшего мужчин-проституток в Западном Голливуде, куда более захватывающе и правдиво, чем все сообщения в средствах массовой информации, появившиеся за пять лет, которые отделяют нас от этой серии загадочных убийств.

Как актер, я особенно ценю произведения, вышедшие из-под пера хорошего и умного писателя.

Прошло много лет с тех пор, как я общался с репортерами, внештатными журналистами и писателями, которые на первых порах рвались описать мой случай. Я ошибся, поделившись с некоторыми из них. Эти люди извратили мои слова в угоду тяге публики к скандалам и сплетням.

Прочитав вашу книгу, я пришел к выводу, что вас интересует правда, реальные люди и события, которые действительно имели место. Это особенно любопытно, учитывая, что мы давно знакомы с вашим отцом. Похоже на перст судьбы. За последние годы я начал верить в судьбу.

Я бы хотел рассказать вам свою историю. И хотел бы, чтобы вы описали ее. Если это предложение заинтересует вас, думаю, вы знаете, где меня искать.

В ближайшие несколько месяцев я никуда не собираюсь.

Искренне ваш Сэм Тэннер».

– Ничего себе… – Ной поскреб подбородок и снова прочитал первые строки письма.

Зазвонил телефон, но Ной не обратил на него внимания. Разгневанная Карин обозвала его бесчувственной свиньей, прокляла и поклялась отомстить, однако он едва слышал ее голос.

– О да, Сэм, это предложение меня заинтересовало. Я интересуюсь вами уже двадцать лет.

Папки Ноя распухали от материалов о Сэме Тэннере, Джулии Макбрайд и убийстве в Беверли-Хиллз, которое расследовал его отец. Он вел их и продолжал накапливать данные даже после своего злосчастного посещения Оливии, учившейся в колледже.

Он задвинул мысль написать эту книгу в дальний ящик, но не утратил интереса к этому делу. И не потерял решимости в один прекрасный день все-таки сесть за эту историю.

Но данный замысел лежал под спудом уже шесть лет, потому что стоило Ною возобновить работу, как перед его взором появлялась Оливия, стоящая рядом с письменным столом маленького гостиничного номера и сжимающая в руках его заметки.

Однако на этот раз Ной решительно прогнал ее образ. Он не может и не станет отказываться от работы из-за какого-то неудачного романа.

Несколько эксклюзивных интервью с Сэмом Тэннером. Они обязаны быть эксклюзивными, подумал Ной, расхаживая по кухне. Он оговорит это условие заранее.

Ему понадобится перечень всех причастных к этому делу, даже косвенно. Родные, друзья, коллеги, знакомые… Возбужденный Ной принялся лихорадочно составлять план исследования. Судебные протоколы. Может быть, ему удастся найти кого-нибудь из тогдашних присяжных. Донесения полиции.

Последняя мысль заставила его поежиться. Отец. Ной вовсе не был уверен, что это придется Фрэнку по душе.

Он устремился в ванную. Нужно было принять душ, а заодно и подумать.

За эти годы дом Брэди почти не изменился. Его покрывала все та же бледно-розовая штукатурка; газон был аккуратно подстрижен, но цветы находились на краю гибели. Фрэнк, год назад уйдя на пенсию, в поисках хобби перепробовал множество дел, включая гольф, фотографию, резьбу по дереву и кулинарию. После первых девяти ямок он понял, что ненавидит гольф. Кроме того, он понял, что у него нет нужного глазомера, любви к дереву и склонности к готовке.

Шесть месяцев спустя Селия сказала Фрэнку, что любит его больше, чем в день свадьбы, но, если он не уберется из дома и не найдет себе дело по душе, она ночью убьет его во сне.

Жизнь и брак Фрэнка спас местный молодежный центр. Днем Брэди чаще всего можно было застать на спортплощадке, где он учил мальчишек играть в баскетбол (так же, как в свое время учил Ноя), следя за их победами и поражениями, улаживая неизбежные ссоры и разнимая драчунов.

По утрам, когда Селия уходила на работу, Фрэнк что-нибудь мастерил, отгадывал кроссворды или сидел на заднем дворе, читая один из детективов в бумажной обложке, к которым пристрастился после того, как убийства перестали быть для него обычным делом.

Именно там Ной его и нашел. Отец сидел в кресле под крошечным тентом, вытянув перед собой длинные ноги.

На нем были джинсы, старые тапочки и поношенная, но любимая им хлопчатобумажная рубашка. Волосы Фрэнка до сих пор оставались пышными и непокорными, но седины в них изрядно прибавилось.

– Ты знаешь, как трудно убить герань? – Ной посмотрел на сухие розовые лепестки, усыпавшие весь задний двор. – Для этого нужно заранее обдуманное намерение.

– Ты никогда этого не докажешь. – Фрэнк, довольный тем, что видит сына, отложил в сторону книгу.

Ной только покачал головой, размотал шланг, включил воду и дал отчаявшимся цветам еще один шанс выжить.

– Я ждал тебя только в воскресенье.

– В воскресенье?

– У твоей матери день рождения. – Фрэнк прищурился. – Ты что, забыл?

– Нет. Я уже купил ей подарок. Это волк. – Он повернулся к отцу и усмехнулся. – Не паникуй. Ей вовсе не обязательно держать его здесь. Волк будет жить на воле. Просто на нем будет ошейник с ее именем. Я подумал, что это придется ей по душе. Как и сережки, которые я выбрал.

– Все выпендриваешься, – проворчал Фрэнк и скрестил ноги в лодыжках. – Так ты приедешь в воскресенье?

– Конечно.

– Если хочешь, можешь привести с собой эту девушку, с которой встречаешься.

– Это ты про Карин? Она только что оставила на автоответчике сообщение, в котором обзывает меня свиньей. Я избавился от нее.

– Вот и хорошо. Твоей матери она не нравилась.

– Она видела Карин всего один раз.

– И этого было достаточно. «Мелкая, обидчивая и глупая». Вся характеристика уместилась в три слова.

– Как ни досадно, но она всегда права. – Довольный тем, что герань проживет еще один день, Ной выключил воду и начал сворачивать шланг.

Фрэнк молча следил за его действиями. Тщательность сына заставила его скривить губы.

– Знаешь, я был неплохим детективом. Сомневаюсь, что ты пришел сюда поливать цветы.

Когда со шлангом было покончено, Ной сунул руки в задние карманы джинсов.

– Сегодня утром я получил письмо. Малый из Сан-Квентина хочет, чтобы я описал его случай.

– Ну и что? – Фрэнк поднял брови. – Переписка с преступниками для тебя – дело привычное. Разве не так?

– Да. Правда, большинство этих писем бесполезно, но тут особый случай. Который интересует меня уже давно. – Он снял темные очки и посмотрел отцу в глаза. – Около двадцати лет. Па, это Сэм Тэннер.

Сердце Фрэнка забилось с перебоями. Удар… заминка… удар. Но он не вздрогнул. Он слишком долго был копом, чтобы шарахаться от привидений, а потому сумел взять себя в руки.

– Понимаю… Нет, не понимаю, – тут же сказал он и выбрался из кресла. – Я убрал отсюда этого сукина сына, а он пишет тебе? Хочет поговорить с сыном человека, который помог посадить его на двадцать лет? Хреново, Ной. Это чертовски опасно.

– Он упомянул, что вы с ним родня, – мягко ответил Ной. Ему не хотелось спорить, не хотелось расстраивать отца, но решение уже было принято. – Зачем ты ездил на рассмотрение его заявления?

– Некоторые вещи не забываются. А раз так, тянет убедиться, что ты действительно сделал свое дело. – Именно это он обещал в чаще леса девочке с испуганными глазами… – Он тоже ничего не забыл. У него нет лучшего способа отплатить мне, чем использовать тебя.

– Па, он не может причинить мне вред.

– Именно так думала и Джулия Макбрайд в тот вечер, когда открыла ему дверь. Ной… Держись от него подальше. Не ввязывайся в это дело.

– Но ты в стороне не держался. – Ной поднял руку, не дав отцу возразить. – Послушай минутку. Ты сделал свое дело. Однако оно дорого тебе стоило. Я помню, как это было. Ты не спал ночами. Бродил по комнате, а потом выходил сюда и сидел тут в темноте. Я знаю, встречались случаи, не дававшие тебе покоя, но второго такого не было. Так что я тоже ничего не забыл. Можно сказать, что этот случай преследует и меня. Он стал нашей частью. Частью всех нас. Я хотел написать эту книгу еще несколько лет назад. Мне необходимо поговорить с Сэмом Тэннером.

– Ной, если ты сделаешь это, напишешь свою книгу и снова вытащишь на свет всю эту мерзость… Ты понимаешь, какую боль причинишь другим жертвам Тэннера? Родителям, сестре? Его дочери?

Оливии… «Нет, – сказал себе Ной, – Оливия тут ни при чем. Пока ни при чем».

– В первую очередь я подумал о тебе. Поэтому и приехал. Хотел, чтобы ты знал, над чем я собираюсь работать.

– Это ошибка.

– Может быть. Но теперь это моя жизнь. И моя работа.

– Думаешь, он написал бы тебе, если бы ты не был моим сыном? – В прищуренных глазах Фрэнка читались страх и гнев. О том же говорил надтреснутый голос. – Этот сукин сын годами отказывался говорить с кем бы то ни было. А пытались многие. Брокоу, Уолтерс, Опра… Никаких комментариев, никаких интервью, ничего. А сейчас, когда ему осталось сидеть всего несколько месяцев, он пишет тебе и предлагает выложить свою историю на блюдечке. Черт побери, Ной, это не имеет отношения к твоей работе. Это имеет отношение ко мне.

– Может быть, – холодно ответил Ной, снова надевая очки. – А может быть, к нам обоим. Нравится тебе моя работа или нет, она моя. И я буду ее продолжать.

– Я никогда не говорил, что мне не нравится твоя работа.

– Нет, но и обратного тоже никогда не утверждал. – Ной только сейчас понял, насколько это его удручало. – Я беру свое всюду, где нахожу его. И не отступаю. Этому я научился у тебя. Увидимся в воскресенье.

Фрэнк сделал шаг вперед и открыл рот. Но Ной уже шагал прочь. Ощутив свой возраст, отец сел, опустил взгляд и уставился на свои руки.

Плохое настроение сопровождало Ноя всю дорогу домой, как надоедливый пассажир на заднем сиденье серо-стального «БМВ». Он опустил крышу и включил радио на полную мощность, пытаясь избавиться от гнева, владевшего всеми его мыслями.

Ему было не по душе внезапное открытие, что Фрэнк вовсе не собирается плясать от радости из-за успеха, которым пользуются книги сына.

Он знал, что это глупо. Он был достаточно взрослым, чтобы не нуждаться в родительских оценках и аплодисментах. В конце концов, ему не восемнадцать лет и он не забросил победный мяч на исходе четвертой четверти баскетбольного матча. Он зрелый человек, довольный своей жизнью и своей работой. Ему хорошо платят и похвалами тоже не обделяют, так что, слава богу, его самолюбие не страдает.

И все же он знал, прекрасно знал, что отец не одобряет его творчество. Просто никому не хотелось ссориться, и оба предпочитали молчать.

«Вплоть до сегодняшнего дня», – подумал Ной.

Сэм Тэннер не просто предложил рассказать свой случай. Он вбил клин в трещину, о существовании которой Ной знал давно. Эта трещина между ним и отцом возникла в тот момент, когда Ной решил писать о кругах, расходящихся по воде после убийства.

Если бы он писал детективы, где все выдумано от первого до последнего слова, этого не случилось бы. Фантазия – это одно, а копание в грязи и выставление на свет божий действительности – совсем другое. Зачем писать на потребу публики о настоящих убийцах, жертвах и людях, сумевших выжить? Именно это не нравилось его отцу… и именно этого он не мог понять.

А Ной не знал, как это объяснить, и исходил желчью от собственного бессилия.

Однако при виде стоявшей перед домом машины Карин у него все вылетело из головы.

Девушка сидела под навесом с обратной стороны дома. Ее крутые бедра обтягивали крошечные розовые шорты, лицо защищала от солнца соломенная шляпа с широкими полями. Когда Ной открыл стеклянную дверь, Карин подняла взгляд. Ее глаза за янтарными линзами фирменных темных очков были полны слез, губы дрожали.

– Ох, Ной… Я так виновата. Сама не знаю, что на меня нашло.

Он наклонил голову набок. Это было бы очаровательно, если бы не было так скучно. Все было до боли знакомо по прошлому. Драки, ругань, обвинения, бросание вещами, погром. Потом глаза, полные слез, и мольбы о прощении.

А пока до этого не дошло, она будет умасливать его и предлагать секс.

Карин встала, улыбнулась дрожащими губами, пошла к нему, обняла, и Ной понял, что ей не хватает мозгов на импровизацию.

– Эти дни без тебя мне было так плохо… – Она подставила ему губы. – Давай войдем, и я покажу, как по тебе соскучилась.

Ноя слегка встревожило, что он не почувствовал ни намека на желание.

– Карин, это не поможет. Давай скажем себе: это было славно, но все осталось в прошлом.

– Ты ведь так не думаешь, Ной?

– Думаю. – Пришлось отстранить Карин, чтобы она перестала тереться об него грудью. – Именно так я и думаю.

– У тебя есть кто-то другой, верно? Все время, которое мы прожили вместе, ты морочил мне голову.

– Нет, никого другого нет. И мы не жили вместе. Ты только начинала здесь устраиваться.

– Ты ублюдок! Я знаю, в нашей постели спит другая! – Она прошмыгнула мимо него в дом.

– Это не наша постель, а моя. Черт побери! – Она не столько злила, сколько утомляла его. Так продолжалось до тех пор, пока Ной не пришел в спальню и не увидел, что она откинула покрывало. – Эй! Перестань!

Он схватил Карин за руку, но девушка вырвалась и оказалась по другую сторону кровати. Прежде чем Ной успел остановить ее, она схватила стоявшую на тумбочке лампу и швырнула в него. Он едва успел прикрыться, чтобы не получить массивной подставкой между глаз.

Звука бьющегося стекла было достаточно, чтобы в нем вспыхнул гнев.

– Ах, так? Ну ладно. Пошла вон. Убирайся из моего дома и забудь сюда дорогу!

– Тебе никогда не было до меня дела! Ни до меня, ни до моих чувств!

– Ты права. Именно так. – Карин устремилась к его баскетбольному кубку, но он преградил ей дорогу. – Мне плевать на тебя, – выдохнул он, пытаясь выставить Карин и в то же время не слишком пострадать от ее длинных и острых ногтей. – Да, я свинья, моральный урод, сукин сын.

– Я тебя ненавижу! – Пока Ной тащил Карин к двери, она колотила его руками и ногами. – Чтоб ты сдох!

– Представь себе, что это уже случилось. А я представлю, что сдохла ты. – Он вытолкнул Карин наружу, закрыл дверь и привалился к ней спиной.

Потом тяжело вздохнул, повел плечами и насторожился, не услышав звука мотора. Он выглянул в окно как раз вовремя. Карин царапала ключами капот его «БМВ».

Он зарычал, как раненый лев. Когда Ной открыл дверь и выскочил наружу, Карин уже прыгнула в свою машину и нажала на газ.

Он стоял, стиснув кулаки, и смотрел на причиненный ущерб. Глубокие уродливые царапины образовывали две буквы. Что ж, по крайней мере, она не успела закончить слово. И на том спасибо.

О’кей. Раз так, надо будет отдать машину в ремонт, а самому уехать из города. Самое время отправиться на Север. В Сан-Квентин.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю