Текст книги "Витасфера. Каменное Небо (СИ)"

Автор книги: Ноэми Норд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Дверь в спальню была плотно закрыта. Встреча состоялась в холле.

Лизетта перехватила вопросительный взгляд:

– Ты приглашен не в спальню.

Галлеор понял, что перед ним кокетка, и попытался включиться в пустопорожний обмен вздохами и междометиями, но Лизетта сразу все испортила:

– Я хочу, чтобы ты мне помог умереть.

– Ты не изменилась!

Он вспомнил малышку, прозванную "Зомба".

Она улепетывала от насмешливых девчонок с глазами полными слез, а вдогонку ей улюлюкали и кричали: "Зомба! Зомба! Умри! Умри! Мы все равно закопаем тебя!".

Больше всего ей доставалось тогда от маленькой Тенсии.

Галлеору приходилось долго дуть в вывернутые красные веки Лизетты, чтобы мелкие песчинки вылетели из глаз.

– Галлеор, – продолжила она, – я не шучу. Этот мир не для моих габаритов.

– Ты великолепна!

– Прекрати. Я монстр. Поэтому должна прервать свою линию.

– Ты нездорова?

– У меня отменное здоровье. Но проблема в другом.

– Что случилось, Лизетта?

– Я хочу уйти, никому не причинив вреда. Я должна умереть.

– Ты обязана оставить потомство. Это закон.

– Прекрати молоть чушь! Мои дети будут несчастны, как я.

– Почему ты так думаешь?

– Мои сыновья станут желтыми колпаками, а дочери будут производить на свет только палачей или охранников. Ужасно подумать, что твой ребенок приговорен к презренному существованию. У моих детей не будет выбора. Мы, потомки Титаниды, рождаемся, чтобы выслеживать, наказывать и убивать. Нас боятся и ненавидят. Мы всегда одиноки. Не до радостей.

– А секс?

– Я не хочу секса ни с кем и особенно – с тобой. Я тебя уважаю за то, что никогда не дразнил "Зомбой" и не целился исподтишка в мой толстый зад арбалетом. Я уверена, что ты никому не выдашь моих планов. Мне поможет только реокс. Много. Не от бессонницы.

– Это невозможно!

– Я думала, что ты способен понять. Я испробовала разные способы. Я не могу умереть. Только реокс!

– Прости.

– Посмотри сюда. Ты когда-нибудь задумывался над этим? – Лизетта поднесла ладонь к канделябру. Огонь отшатнулся от ее пальцев, но тут же поглотил их. Зрачки девушки сузились от боли, на глазах выступили слезы.

– Смотри... Смотри, – она простонала сквозь стиснутые зубы. – Ты видишь?

– Что я должен увидеть?

– Смотри!

– Достаточно! Не издевайся надо мной! – он отобрал у девушки злополучный канделябр и поставил его на камин.

– Ты не заметил главного. Никто кроме тебя не сможет объяснить. Почему мои руки не горят в огне? – она и повернула к нему свои большие ладони. – Посмотри, на них нет ожогов.

– Довольно, Лизетта, играть в "зомби"! Я помню твои любимые шутки: "Посмотри – я мертвая! Посмотри – я не дышу!" Я все помню. Хватит розыгрышей! Я всем тут должен. Но извини, тебе лучше самой раздеться.

...Утром Галлеор застал Лизетту снова у огня.

Она поднесла длинную прядь к свече, и пламя разметало ее в горячем потоке.

– Волосы тоже не горят, – прошептала Лизетта.

– Достаточно фокусов! – поморщился Галлеор. – Я ухожу. Надеюсь, я в полном объеме продемонстрировал уважение к твоему выбору?

Он вышел. Дверь захлопнулась, словно выплюнула наружу что-то неудобоваримое.

"Нехорошо получилось", – подумал юноша.

Но двенадцать лун тут же засыпали его яркими лучами, а с балкончика соседнего дома ему послала воздушный поцелуй беременная Джелла, крича:

– Папа Галлеор! Лови!

Вниз, кувыркаясь, полетели крохотные детские ползунки.

Галлеор подхватил на лету подарок и мысленно вычеркнул имя Лизетты из памяти навсегда.

"Зомба, зомба! Умри, умри! Из земли не выйдешь, не хитри!" – вспомнил он и вздохнул с облегчением. – Жаль, что Лизетта не замечала, что он тоже целился пистолетом в ее обширный зад. Домой! К библиофайлам! Нужно снова перечитать доктора Йехуло. В его "Трансплантации вирусных лизосом" что-то здорово напутано. Разве могут лизосомы на стадии дефибрилляции..."

19. Свобода и Небо!

– Привет, Галлеор! Стой! – схватил его за рукав Энрико. – Спешишь? От дамы? В поту и с улыбкой на лице? Ты слишком много времени тратишь на будуары. Неужели веришь в нервный треп о божественном происхождении женщин? Небесные создания? Особый подход к внутреннему миру? Каждая женская особь – регрессия мужской!

– Ты не прав! Прогестерон в развитии двуполых первичен. Три недели от момента зачатия все эмбрионы – женского пола.

– Хочешь сказать, что я три недели был женщиной? От момента зачатия? Ты уверен? Значит, андроген – эволюция! Будущее за нами! К чертям всех дам! Пойдем, нам нужно поговорить. Ты узнаешь, что кроме женщин, соблюдающих каждый параграф дурацкого "Кодекса Правильного Интима", есть настоящие мужчины, которые заняты настоящими делами. Тебе давно пора приобщиться.

Он увлек Галлеора в одну из беседок, которая отличалась отдаленностью от многолюдных аллей. С одной стороны к ней вплотную подступало декоративное озеро, заросшее лотосом, кувшинками и водокрасом, а с другой взмывали к небу разноцветные струи фонтана, вылетающие из макушек трех граций, сплетших мраморные туники в стремительном танце.

Однажды под этим фонтаном Галлеор, наблюдая за скрещенными параболами воды, пытался рассчитать мощность струи, способной поднять человеческое тело вверх.

Был ли когда-нибудь на Земле изобретен такой летательный аппарат?

Снаружи сквозная беседка была сплошь увита гирляндами растрепанных каллонхоэ. Но внутри было очень уютно и просторно.

Кавалеры не зря облюбовали это уединенное место. Здесь была хорошая звукоизоляция. Шум падающей воды заглушал каждое слово.

Под высокой сценой полукружьями располагались ряды удобных кресел. Но никто не спешил утонуть в их вздутых недрах. Собравшиеся оживленно спорили на разные темы и азартно размахивали руками, в которых сжимали бокалы с остатками джина и мартини.

Публика была разномастная, одни кавалеры демонстрировали напомаженные трицепсы, другие тяжело дышали, совершенно запарившись в латах.

Кавалерам не свойственна экстравагантность. Но каждый добросовестно исполнял свою роль. Никого не удивляли расшитые золотом камзолы, сверкающие эполеты, воздушные гофре воротничков и раздвоенные фалды полосатых, в сердечках или пушистых фраков, всевозможные цепочки и кулоны с вензелями: "Всегда с тобой!", "Только не надень!" или "Пока ты мой!"

Вместо приветствий разодетые кавалеры натянуто шутили:

– Желание дам – закон, но мы зря потеем во всех этих рюшах и накладных жабо.

– Мой шутовской колпак – еще не анекдот. Он начинается с момента нижнего белья. Да-да! Выверт обморочного сознания, и ладно бы не выворот век!

– Мы куколки, куколки, куколки! И больше никто!

– Дамы не любят, когда что-то болтается, им все бы в подтяг, а нам бы радоваться, что не в корсеты!

– Оборочки оборочкам рознь! А вот когда приходится менять татуировку пантакля филистимлянского проклятия на мордочку зеленого котика...

По одеянию мужчин легко можно было определить возраст их избранниц. Как правило, юные дамы обожали рядить кавалеров в многослойные плащи факиров и остроконечные шляпы волхвов.

Физиономии их возлюбленных украшали всевозможные бороды, бородки, баки, усики, метелки или филигранно исполненные завитушки на висках.

Дамы постарше предпочитали локоны юных парисов, нежный пушок на верхней губе и шлепанцы скорых на подъем меркуриев.

Пышность растительности на лице и высота головных уборов уменьшались, прямо пропорционально возрасту дам.

В этом году классу Магистра Галантности выпал жребий носить роскошные венецианские мундиры. Юноши получили настоящие ботфорты и широкие шляпы с тайными вензелями дам внутри.

Старшему классу не повезло. Своим раскидистым опереньем в стиле вождей из индейского племени чуана они к неописуемой радости уборщиков тщательно собирали пыль со всех углов Витасферы.

Завидев друг друга в умозрительной, еще не разношенной обнове, кавалеры поднимали бокалы и глухо басили:

– Свобода и Небо!

Самая большая толпа собралась возле полноватого кавалера в свирепом одеянии рейнджера. Это был сэр Модроу. Популярный в этом сезоне образ мало соответствовал его большим, слегка навыкате печальным глазам и пухлым нежным губам. Он выступал:

– Мы все любим и ценим своих мамочек. Они оберегали нас с рождения, они проверяли состав и концентрацию искусственного лактата и метаприма в каждой соске, они контролировали чистоту памперсов и своевременную утилизацию их, они купали и обдували горячим воздухом мокрые радостные младенческие тельца, правили каждый шаг и не давали оступиться. Они советовали, назидали, рекомендовали. И первые гормональные выделения, и кошмары неопытных мастурбаций – все контролировали они, матери, постоянные в своих привязанностях, верные своим детенышам всегда. Для каждого они были всем. Но сейчас наивные воспоминания нужно отложить. Жизнь сложна. Только мужчины, только воины способны взять власть в свои руки и вывести всех нас из вековой могилы. "Свобода и Небо!" – воскликнул он.

Толпа откликнулась:

– Свобода и Небо!

– Свобода и Небо!

– Свобода и Небо!

Сэр Модроу, заметив Галлеора, тут же схватил Энрико за локоть и недовольно зашептал:

– Для чего ты его сюда притащил?

– Он может шевелить мозгами, поэтому должен быть с нами, – ответил тот.

– Нам нужны кавалеры, а не молокососы! У нас здесь не воспитательный класс! Рисковать жизнью юнцов мы не имеем права!

– Я проверил библиофайлы, которые он выбирает. Он наш человек.

– Мы должны позаботиться о сохранении конфиденциальности. Если матери узнают о наших планах – всем несдобровать. Ты помнишь кавалера Троста, который был казнен за болтовню?

– За Галлеора я ручаюсь, – твердо ответил Энрико.

– Тогда проголосуем, – и Модроу, заметив неподалеку в толпе вишневый камзол доктора Бернарда, потащил к нему Энрико.

– Реокс и только реокс! – рычал доктор в одутловатое лицо своего собеседника, стараясь перекричать взволнованный гул вокруг. – Больше я ничего бы не посоветовал для эвтаназии!

– Но реокс – снотворное! – слабо парировал оппонент, блуждая мутным взором по залу.

– В малых дозах – да, а также замечательное средство от депрессий. Но большая доза – это вам не малая! Реокс опробован столетиями. Он и только он основа гуманности нашего общества. Необратимость его действия бесспорна. Никаких нареканий! Лично я для себя в свое время предпочту реокс и только его! – доктор прервал разговор, заметив сэра Модроу. – Я к Вашим услугам!

Сэр Модроу что-то прошептал, и лицо доктора Бернарда оживилось:

– Галлеор? С нами? Пре-крас-но! Давно возникла необходимость обогатить стерильную расу специальными качествами, а именно генами гениальности.

– Я не об этом! – резко прервал его сэр Модроу. – Может ли этот юный кавалер, уже сейчас вступить в наши ряды?

– Непременно! Нам нужны люди. Чем больше людей – тем лучше. Галлеор надежен. Я протестировал его на порядочность. Он благороден, держит слово. А кроме того, к нему благосклонна уважаемая матрона Деллария.

– Он юн.

– Галлеор развивается с большим опережением сверстников. Ему – в самый раз. А теперь, извините! Отвлекусь! – и доктор Бернард, профессионально покачав указательным пальцем из стороны в сторону перед носом покинутого собеседника, продолжил: – Итак, реокс и только реокс!

– Значит так, – резко обернулся сэр Модроу к Энрико, – на тайных собраниях Галлеору пока делать нечего. Но пусть постепенно привыкает, знакомится с проблемами. Он многого не знает. Осторожно введи его в курс дела. И следи, чтобы он держал язык за зубами.

– Галлеор нам нужен для завершения плана. Через него у нас появится выход на Делларию.

– К сожалению, матрона Деллария нас не интересует...

– Почему? – возмутился Энрико. – Все уверены, что именно она...

– Лучше поспеши к своему приятелю, а то я вижу, он сейчас того и гляди вступит в перепалку со столь обаятельным кавалером Спарком.

...Брошенного на произвол судьбы Галлеора замотало море разномнений.

Зал гудел, баритоны вторили басам, а басы баритонам, иногда те и другие дружно сливались и диссонировали со всеми превратностями неустроенного мира.

Галлеор издали заметил Даффи, развалившегося в просторном кресле возле винных стоек.

Поэт отчаянно жестикулировал, давая понять, что срочно хочет о чем-то важном поговорить. Но к этому часу в беседке набилось столько разномастных кавалеров, что протиснуться сквозь давку, не поздоровавшись с каждым, было невозможно.

Деликатность Галлеора не позволяла вступить в напрасную перепалку, обнаружив чью-то некомпетентность, и он продолжал только раскланиваться, то, наступая на длинноносые турецкие туфли, то, цепляясь плащом за индейские перья:

– Извините... Простите... Разрешите...

Галлеор не подозревал о невероятном количестве тем, которые будоражили воображение мужчин Витасферы.

– Мутации рассматриваются, как техническая неисправность. И если ребенок не подходит по параметрам, он не вправе считаться рожденным существом.

– Утилизация неполноценных детей первоначально не планировалась. Но вспоминается случай, когда одного малыша из-за шишки на лбу признали негодным, усыпили и сплавили в канализацию.

– Кто-то заикнулся о мутации алгоритма Любви? Чушь! Свойство каждой программы не изменяться, но время требует кардинальных поправок!

Галлеор напрочь застрял между золоченым мундиром кавалера Спарка и фиолетовым домино:

– Желтые колпаки – проблема номер один! – Чем больше трудяг, тем больше требуется палачей. И наоборот. Две экспоненты роста данных категорий населения в любой момент могут перекрыть рост рождаемости и тогда...

– Проблема самоубийств среди юниток вышла на первое место. Кто скажет – почему?

– Я знаю! Виновата злополучная история Ганни и Шелды. В будуарах самоубийц мы остаются бордовые розы. Они стали символом неподчинения. Мы должны поднять вопрос об отмене бордовых роз, как таковых, и полной замене их на белые или крапчатые махровые, которым, к сожалению, молодежь не рукоплещет.

– Неплохо обсудить проблему несчастных трансвеститов. Назрел вопрос о частичном предоставлении им свободы перемещении по территории Витасферы. Транссексуальные матери вносят весомый вклад в дело продолжения человеческого рода, однако лишены элементарных прав и свобод...

– Грядет эпоха Большого Лимита! – вторил дискант господина в полосатом фраке. – Мы вынуждены ограничить стражу в употреблении натуральных продуктов. Лимит и лимит!

– Вчера во Дворце Любви последний раз подавали голубую мурену. А с позавчера мы навсегда простились с сандалом для эротических благовоний.

– Лимит – это шанс всем дотянуть до конца!

– Транссексуалы испытывают жгучую потребность общаться со своими детьми. Но каково их потомству оспаривать права перед законными гражданами Витасферы, зачатыми обычным способом? Тайна рождения – главное условие равноправия!

– А вот бы дам трансформировать в кавалеров! Каждая из них предрасположена к перевоплощению. Даже их "волшебный узелок" – всего лишь подавленный фолликулином мужской детородный орган, тот самый, на конкретное обозначение которого не скупятся словари...

– У нас нет рабства! – на полтона выше остальных ораторов доказывал тенор в палевом трико. – Эвтаназия предлагается каждому, но не каждый предпочтет ей радость труда.

– Каждый имеет право распоряжаться своим телом! И пока тело в движении, оно трудоспособно!

Больше всего Галлеора заинтересовал блестящий оратор в золоченом мундире, собравший вокруг толпу юнцов. Это был кавалер Спарк.

– Я изучил наши законы, все поправки и во мне возникло чувство протеста. Я пытался влезть в самое сокровенное. Хотел выйти на Старшую Матрону, поговорить с ней инкогнито, найти выход для всех нас. У меня назрело множество вопросов. Но я ее не нашел. Старшая Матрона – фикция, парадокс общего страха. Тупой, заскорузлый алгоритм, аналог своей органической копии. Нами правят тени!

– Вы хотите сказать, что Совета Матерей не существует? – переспросил кто-то в остроконечной шляпе волхва. – Но по преданию...

– Предания – закодированная информация для сверхинтеллектуальных поколений. Ее никогда не дешифрует тот, кто понимает все буквально.

Энрико с двумя бокалами текилы наконец-то добрался до Галлеора:

– Ты знаешь, кто все эти люди? – спросил он.

– Наши хорошие знакомые, честные и порядочные кавалеры, неравнодушные к судьбе Витасферы.

– А я тебе скажу, что все они заговорщики. И я заговорщик. Сообразил? Отвечай: ты с нами? Или с дамами? Разве ты не за то, чтобы открыть люки и выйти на поверхность? Тогда ты – мужчина! "Свобода и Небо!" – наш тайный девиз. Повтори за мной: "Свобода и небо!"

– Свобода и Небо!

– Громче!.. "Свобода и Небо! – завопил он во весь голос, и дружный хор слева и справа эхом отозвался:

– "Свобода и Небо!"

– "Свобода и Небо!"

– "Свобода и Небо!"

– Смотри – как нас много! – Энрико торжественно посмотрел вокруг. – Сегодня ты впервые попал на тайное собрание. И чтобы я больше не слышал от тебя никаких сюсюканий по поводу мамочек! Выпьем за твой первый день! За тебя!

– Свобода и Небо! – прокричал Даффи из дальнего угла и высоко поднял бокал.

– За тебя! – снова воскликнул Энрико. – Не скучай! Здесь обсуждаются интересные вопросы. Присоединяйся, знакомься. Ты найдешь немало друзей.

После бокала вина Галлеора перестали беспокоить ошибки допотопного профессора Йехуло, они словно выпали в осадок, а юношеская неловкость совершенно улетучилась. Он огляделся.

– Именно так! – рядом продолжал жестикулировать кавалер Спарк. – Совет Матерей – всего лишь пустая программа, захватившая власть в свои руки. Чередованию единичек и нолей без разницы, кто будет блаженствовать в пышных покоях дворца. Программе наплевать, будут наши потомки горбаты, хвостаты или все облагорожены сократовскими лбами и шевелюрами до колен. Ей только одно дискомфортно – отсутствие электропитания. Долой бездушный алгоритм!

– Не верь каждому, – сказал Энрико, смерив презрительным взглядом кавалера Спарка. – Здесь много сумасшедших. Пока были молоды, не задумывались ни о каких бездушных программах, а сейчас стали заговорщиками. Не нужно им ни неба, ни свободы. Каждый спит и видит во сне свою последнюю чашу с реоксом.

– Но в аллегории кавалера Спарка есть доля истины. Любая власть – жесткий алгоритм, который неизбежно изнашивается и требует коррекции.

– Лучше посмотри в тот угол, – Энрико незаметно кивнул в сторону раскидистой пальмы, бодающей рогами листьев потолок.

Галлеор заметил скрытую камеру. Точно такие были установлены в каждом углу Витасферы, все к ним привыкли и не опасались. Но здесь...

– Здесь можно слушать, – подмигнул ему Энрико, – но верить бреду каждого идиота опасно. Сэр Модроу ясно дал понять, что мы все под колпаком.

– Нас пытаются направить по ложному пути?

– Что-то вроде этого. Но не расстраивайся. Мы скоро найдем другое место для сборов. А здесь мы оставим глупцов и осведомителей. Они друг друга хорошо дополнят.

– Господа кавалеры! Прошу тишины! – вдруг обратился к присутствующим сэр Модроу; гул в зале утих.

– Итак, мы собрались здесь, чтобы решить еще один важный вопрос. Мы должны выяснить, кто из матрон составляет нынешний Совет Матерей.

– Совета Матерей не существует. Долой преступный алгоритм! – раздался крик из зала.

– Кто это сказал? Сторонники кавалера Спарка? Дезинформацию распространяют сами женщины! Совет Матерей существует. И только поэтому выходной люк до сих пор задраен, а по Дворцу Любви ходят лазутчики и предатели! Женщины не должны решать важных проблем! Они наивны в своих страданиях. На первом плане – только инстинкты и задержка прогресса и процветания человечества – ПМС! Для матерей главное – сохранить наш гигантский комфортабельный инкубатор. Они уже триста лет опекают своих деточек и не позволяют нам заново родиться. Но мы, зарытое человечество, деградируем, потому что наш разум спит. Он не востребован. Его могут пробудить лишь смертельные опасности, трудности и лишения – все то, что из пещерного быдла сотворило человека. Туда! На поверхность! Сломать Каменное Небо! Пусть новорожденное человечество глотнет воздуха Земли! Пусть сделает первый шаг по планете! Распахнуть люки! Открыть глаза! Свобода и Небо! – прорычал он.

– Свобода и Небо! – скандировал зал.

– А теперь мы должны напрячь мозги и вычислить, кто из наших дам входит в Совет Матерей.

– В Совете непременно кто-нибудь из старушек! – раздался громкий голос Энрико. – Матрона Магда – точно там.

– Там, разумеется, старшие матроны, – заметил кто-то из зала, – но не самые легкомысленные из них.

– Деллария – точно! И Лиссандра! – кто-то выкрикивал популярные имена.

– Энза! ... Хотя она молода...

– Совет Матерей не лимитирован по возрасту.

– А для чего нам нужно знать, кто в Совете?

– Разве нам уже не нужны СВОБОДА и НЕБО? – вопросом на вопрос ответил Модроу.

– К черту Совет Праматерей!

– Свобода и Небо! – проскандировал зал.

– Вы могли бы догадаться, – продолжил сэр Модроу, что только Совет Матерей распоряжается жизненными ресурсами Витасферы. Его указаниям подчиняются трудяги. Совет Матерей отдает тайные приказы желтым колпакам. Только Совет Матерей вправе дать нам Небо, а значит Свободу. Старшие матери должны поддержать наш энтузиазм. К тому же у нас появились важные аргументы. Они могут убедить матерей выпустить своих детей из клетки. Новый член нашего тайного собрания, кавалер Галлеор, расскажет присутствующим о чрезвычайной критической ситуации. Возникла новая угроза со стороны мира мельчайших. Внимание! Мельчайшие – среди нас! Мельчайшие – на стерильных улицах Витасферы!

Зал негодующе загудел:

– Чушь!

– Не может быть!

– Какие доказательства?

Галлеор не ожидал такого пристального внимания, но не стушевался перед устремленным на него огнем взволнованных глаз:

– Говори, Галлеор!

– Слово Галлеору!

Сэр Модроу поднял колокольчик:

– Внимание, кавалеры, внимание!

Галлеор вышел на сцену, оглядел зал.

Десятки любопытных глаз устремились на него. Сэр Модроу прошептал:

– Давай выкладывай и жестче! Мы не дамы, выдержим, – потом кивнул в сторону пальмы со скрытой камерой. – Напугай мамочек. Пусть сами запросятся наверх. Свобода и Небо!

Галлеору повернулся в сторону скрытой камеры и понял, что не для пустоголовых болтунов он должен выступать. Это не было игрой или фарсом, но еще одним способом докричаться:

– Мельчайшие появились на Земле 5 миллиардов лет назад... Но жизнь на планете за это время не угасла. Наоборот. Почему же мельчайшие до сих пор не истребили многоклеточную жизнь? Почему не победили до конца? Тот великий симбиоз, который связал каждого с каждым на планете, не позволил родственному сплетению генов погибнуть раз и навсегда. В чем целесообразность выживания? Ни один паразит не убивает своего хозяина. Напротив, иногда лечит и дает некоторые преимущества. Иначе не было бы на свете паразитов. Давно бы перевелись и мельчайшие. Но их тайная сила не иссекаема. Они сегодня также могущественны, как были всесильны во времена всех предшествующих цивилизаций. Мельчайшие на свой выбор и по своим правилам меняют один биологический вид на другой. Мельчайшие стали смертью, которая убрала с дистанции динозавров, расчистив место людям на Земле. Но пришла пора для следующего грандиозного скачка эволюции.

– Ты хочешь сказать, – раздался голос из зала, – что мельчайшие намеренно истребляют нас? Для более продвинутых структур?

– Не намеренно, а по закону выживания. Все изменения флоры и фауны ведут к реваншу более теплостойких протеиновых форм.

– Нас приговорили? Мы не совершенны? – продолжал тот же голос.

– Наш разум обуздал огонь и термоядерную энергию. Мы уже не хладнокровны, но еще не огнестойки, наш белок боится радиации, мы не можем выйти в открытый космос. Наша цивилизация – всего лишь разумный парниковый суррогат, а наша теплая кровь – колыбель для огнестойких форм жизни.

– Конкретно! Ради кого нас уничтожают мельчайшие?

– Прионным белкам не страшны ни высокие дозы радиации, ни вакуум космоса. Они способны выдержать температуру плавления металлов. Прионы всегда находились рядом с нами. Изначальный термостойкий белок попал на Землю из глубин Вселенной. Здесь он деградировал из-за парниковых условий. Все земные формы – его регрессии. И вот сейчас, когда радиационный фон Земли изменился, условия выживания продиктовали новые правила.

– Ты хочешь сказать, что Витасфера всегда была под контролем мельчайших?

– Не случайно первые прионы были обнаружены только в головном мозге, там, где рождались и умирали все гениальные идеи человечества.

– Неужели наши неприятности связаны с вмешательством их в наше благополучие? Разве социум прогрессирует не самостоятельно?

– Идеи антагонизма, главные причины социальных изменений – следствия биологических изменений внутри организмов.

– Разве социум не способен противостоять?

– Главное условие выживания – многовариантность. Социум вечен перед натиском внешних сил, если все его социальные ниши заполнены. Чем ярче индивидуальность каждого, тем устойчивее социум. Но мы подвергнуты усреднению.

– Возможно ли, что на Земле уже установлен прионный рай? Не получится ли так, что на поверхности мы встретимся с неизвестными формами жизни? Может они таились в жерлах вулканов или в геотермальных источниках? А сейчас в отсутствии людей размножились и расселились по всей планете?

– Все может быть. Но главным остается вопрос невозможности дальнейшего нашего пребывания под землей. Мутационные способности мельчайших феноменальны. Их прогресс – результат чрезмерной уплотненности. В процессе невидимых мировых войн в результате слияний и взаимопоглощений появилась новая мутация прионов и в один из злополучных дней уложила намертво многомиллионные города людей. Любой мутационный прогресс можно описать алгоритмом. В поступательном движении эволюции человечество отнюдь не новый, а пройденный, законченный этап. Генетические изменения мельчайших направлены против нашей цивилизации. Витасфера перенаселена, а значит, нет никаких гарантий.

Зал взволнованно зашумел. После того, как Галлеор закончил, сэр Модроу встал и торжественно произнес:

– А теперь, уважаемые кавалеры, каждый из вас должен выполнить свой долг и осторожно ознакомить дам с назревшей проблемой. А также вам надлежит любыми способами (уговорить, улестить, выманить ласками, подарками, обязательствами и прочими хитрыми штуками), но добиться поддержки в решении вопроса о сложившейся чрезвычайной ситуации и экстренном выводе населения Витасферы на поверхность.

20. Дело дрянь

Энрико арестовали.

Беседка у "Трех граций" опустела. При случайных встречах заговорщики шептали друг другу побелевшими от страха губами:

– "Свободу и Небо", черт побери, запретили...

– Дело дрянь!

– Если Энрико развяжут язык, Витасфера наполовину опустеет.

– Желтые колпаки взбесились.

– Они повсюду ищут кавалера Даффи.

– В чем виноват поэт?

Окраину перевернули вверх дном. Отряды палачей в желтых устрашающих масках с огненными оскалами врывались в каждый барак, вспарывали тюфяки, опустошали шкафы, зондировали грядки с кабачками и хлам чердаков.

Во время обыска в одном из бараков случился пожар. Пламя озарило горизонт. Обитатели Дворца вышли полюбоваться.

Огонь трещал, искры сыпались во все стороны.

– Еще одна Фиеста! – кто-то вздохнул. – Зрелище ослепительной красоты!

Языки пламени плясали, отражаясь во влажных каменных сводах. Пожар осветил все темные углы подземного города, и обитатели Витасферы сумели разглядеть черные сгустки гранитных расплавов над головой, сплошной беспросветный могильный монолит.

На казнь Энрико собралась большая толпа.

Он стоял со скованными за спиной руками. В его глазах никто не заметил страха.

Он внимательно разглядывал толпу и вслушивался в казенные фразы приговора. Казалось, он сам удивлялся тому, что натворил.

Ему здорово досталось на допросах. Лицо опухло, словно его использовали вместо боксерской груши, на руках и шее виднелись глубокие царапины.

Согласно вердикту, Энрико нанес большой вред безопасности Витасферы. Он пытался открыть входные люки, чтобы погубить Витасферу в результате агрессии мельчайших.

Почему он этого добивался, никто не понял, но предполагали, что он психопат, маньяк и просто коварный тип.

Доказательствами послужили показания некоторых его друзей, но самым веским аргументом явились жалобы влиятельных матрон, одну из которых он жестоко высмеял в какой-то глупой песенке, мгновенно ставшей популярной среди молодежи.

Как только скрипучий голос глашатая в маске перестал пугать присутствующих, из толпы раздались возгласы молоденьких матрон:

– Пожалейте его!

– Кавалер Энрико так молод!

– Почему Совет Матерей не учел его молодость?

– Бедняга! Неужели мы никогда его больше не увидим?

– Энрико! Я жду первенца от тебя!

Галлеор встретился взглядом с Энрико. Тот взметнул высоко вверх сжатые кулаки и прокричал в толпу:

– Свобода и Небо!

– Свобода и Небо! – тут же во весь голос отозвался Галлеор, но остальные промолчали.

Он нашел глазами сэра Модроу, наблюдавшего за экзекуцией.

Тот ему кивнул, шепнув:

– Осторожно. В толпе соглядатаи. Побереги себя. У нас проблемы.

– Свобода и небо! – снова крикнул Энрико, гремя цепями. – Друзья! Не бойтесь громких слов! Пусть они взорвут Каменное Небо! За ним наша Свобода! Свобода, которая называется Жизнь. Свобода, которая ждет не напрасно!

Кто-то из стайки юных матрон бросил ему бордовую розу. Она упала к его ногам. Энрико улыбнулся и снова закричал:

– Вот только этого не надо, девчонки! "Бордовая роза" – не выход! Долой палачей! Долой Лотерею! Долой предателей! Долой Каменное Небо!

Желтые колпаки втолкнули его на эшафот.

Один из них рванул боковой рычаг, и металлические створки под ногами жертвы медленно распахнулись.

Лицо Энрико последний раз мелькнуло за мутным пластиком. Он оглянулся, кого-то поискал глазами в толпе, закачался на накренившейся платформе, люк под ним разверзся во всю ширину, и подземный поток проглотил казненного.

Казнь закончилась так быстро, что публика, не осознав произошедшего, долго не расходилась, каждый ожидал какого-то фокуса или остроумного финала во всей этой непонятной истории.

Разве можно было поверить в смерть Энрико? Негласного принца Витасферы? Короля сарказма? И мастера злых эпиграмм?

Дикая казнь походила на его очередной розыгрыш.

А как же матрона Магда?

Разве она бы допустила? Он был ее любимчиком, она восторгалась его розыгрышами и приколами.

Народ в толпе опомнился, и все вдруг заговорили:

– Казнь посредством спуска в канализацию – более чем казнь. Потому что включает эффект унижения.

– Повторите, пожалуйста, в чем состояла вина кавалера Энрико?

– Почему приговоренному не дали реокс? Это не гуманно!

Галлеор, стоявший рядом с ученым кавалером Робертусом, услышал сдавленный стон:

– Энрико! Сын мой! И ты в Аду!

На следующий день Магистр Галантности был вызван на тестирование и на урок не вернулся.