Текст книги "Витасфера. Каменное Небо (СИ)"

Автор книги: Ноэми Норд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Туда я не советую никому близко подходить.

– Как там холодно! И темно! – поежился Даффи. – Невообразимый грохот! Что там?

– Там Ад, – ответил учитель. – Вот чего следует бояться юным циникам и озорникам.

– Ад? Но это же просто канализационные стоки! – воскликнул Энрико. – Две пары труб, поток мочи, ошметки экскрементов. По-вашему, Ад – это грязная вода?

– Молодые люди, попрошу не задерживаться. Джентльменам не следует концентрировать внимание на подобных неприличных вещах, тем более что этот поток уносит ушедших из жизни. Скажу больше: перед нами не просто поток воды, это – водоворот невостребованных душ. Со временем он унесет и ваши тела в провал неизвестности и темноты.

Юноши притихли. Их не прельщало такое будущее. Достаточно ли будет отпущенного им срока, чтобы насладиться всеми радостями жизни?

Стайка учеников вслед за ученым кавалером подошла ближе к пропасти:

– Я слышу какой-то о стук в темноте, – сказал Даффи. – Там кто-то живой!

– Поток переворачивает камни. Стучит ими друг о друга, – объяснил учитель.

– Слышите? Детский крик? Или мяуканье? – прислушался Даффи, бледнея.

– Никакого крика там быть не может! – закончил знакомство с окраинами сэр Робертус. – А если у кого-то возникли проблемы со слухом, милости просим на дополнительное тестирование!

Обратно возвращались в глубоком унынии. Сэр Робертус рассказывал на ходу очередной урок. Но легенда о минувшем не заинтересовала учеников. Каждый думал о своем.

13. Указ Ланданеллы

из «Легенд о Начале»

В результате семейных распрей праматери одна за другой уходили в мир иной, потому что женщины – такие существа, которые никогда не прекращают споров из-за детей. Ни одну мать невозможно убедить, что чужой ребенок лучше ее собственного чада.

Вся история Витасферы стала историей ссор и скандалов. Прискорбно и то, что история интриг продолжается в наши дни.

Первой погибла Мудрая Верлинда.

Вернее, она просто исчезла, испарилась, и предания до сих пор умалчивают о подробностях коллективного преступления.

Ланданелла объявила войну Астрид. Эти двое сцепились насмерть.

Их дикие вопли раздавались во всех закоулках Витасферы.

Остальные праматери молча ждали и не вмешивались в шумные перепалки.

– Твои потомки будут походить на мерзких зеленых жаб, они будут квакать, испуская при этом электрозаряды, как скаты! – нападала на соперницу красавица Ланданелла.

– Это было бы замечательно! У земноводных отличная выживаемость. А способности скатов – чудо природы! – отвечала Астрид.

– Твое конденсаторные потомки не смогут спариваться из-за повышенной электростатики!

– Мои дети во время секса пожалеют твоих!

– Ты завидуешь! Ты лишена параметров идеального сложения! Ты олигофренка с намагниченной головой!

– Олигофрены здесь те, кто казнил Верлинду!

Астрид внезапно скончалась во время купания.

После ее странной скоропостижной смерти Ланданелла Прекрасная захватила власть. По ее указу было запрещено изучение точных наук, а также мечтать, делать выводы, задумываться над происходящим.

"И чтобы в головах – никаких мыслей. Ни-ни!"

– таков был первый указ Ланданеллы.

Ради его исполнения, каждого связали с каждым посредством вездесущей музыки. Город озвучили бодрые барабанные ритмы, которым надлежало радовать население с утра и до утра.

"Одинаковая музыка вызывает

одинаковое для всех настроение,

которое вызывает

одинаковые мысли во всех головах,

что означает: отсутствие задумчивости

и, следовательно,

отсутствие противоречий.

Это – залог стабильности и процветания, хорошей рождаемости

и отличного прироста населения".

Указы Ланданеллы зазубривались в классах и цитировались в будуарах.

* Наморщенный, измученный раздумьями лоб – гнусный признак дебильности.

*Рекомендуется выявлять с младенчества. Мозговая нестабильность – причина недолговечности в этом мире.

* Не создавай, а только используй изобретенное до тебя, а значит для тебя.

* Каждая математическая формула – скрытый катаклизм.

* Природа, которая дарит одно изобретение за другим, обязательно отнимет что-то важное от прочих благ человечества.

* Даром ничего не дается. Природа потребует плату за чрезмерные умственные упражнения.

* Даже за изобретенный велосипед человечество заплатило отобранным впоследствии у него небом и космосом.

На одном из заседаний Ланданелла Прекрасная объявила:

– Мы должны обсудить главный параграф "Кодекса Любви и Правильного Интима". Он касается будущих брачных отношений. Мы должны рационально составить график любовных контактов. С этой целью я придумала алгоритм "ЛОТЕРЕЯ ЛЮБВИ".

– Ты придумала? Какая прелесть! – ехидно воскликнула Маргарет. – Любовь по лотерейному билету? А как же симпатии?

Все зашумели:

– Ланданелла, у тебя с мозгами все в порядке? Неужели ты хочешь создавать пары по принципу случайных совпадений?

– Этот принцип тоже хорош. Но здесь иной. Лотерея должна подбирать оптимальные варианты пар, исключая трагические совпадения кровосмешения и генетических аномалий.

– А как же симпатии?

– Симпатии тоже предусмотрены. Каждый будет свободно выбирать пару из предложенного списка. С годами, в связи с увеличением населения нашей маленькой страны, список станет разнообразнее. И тогда выбор будет определяться только симпатиями. Любовь – это все! Прислушайтесь, как красиво звучит: страна Красоты и Любви!

– Скорее – могила Красоты и Любви, – мрачно добавила Титанида.

– – -

Сэр Робертус замолчал.

– На этом урок истории закончен. Но молодым джентльменам дозволено поспорить.

– Как это поэтично! – воскликнул Даффи. – Вырванные зубы мудрости. Уничтоженный разум. И в результате – Могила Красоты.

Юноши подключились к разговору.

– Каждая раса в свое время пережила генетическую чистку. При этом били по мозгам. Выбраковывались и уничтожались самые умные особи.

– Толпа не терпит угроз благополучию. Во все времена золотая середина истребляла мозги, которые регулярно сотрясают мир открытиями.

– Войны, как способ самоуничтожения цивилизации, всегда двигали науку вперед,

– Сама природа приговаривает общество не спешить с эволюцией. Так было во времена всех погибших цивилизаций. Интеллект – начало инволюции.

– Как правило, власть прибирают к рукам субъекты, ненавидящие точные науки.

– Но это не мешало двигать социум к прогрессу! Войны – благо! Они двигатель прогресса! – воскликнул Энрико. – А женщина у власти – затяжной мир. Дефицит адреналина в жилах мужчин – анабиоз цивилизации.

– Слабоумие цивилизации.

– Мы вырождаемся. И это неизбежно...

– Доказательство – мы.

– Дорогие ученики, споры о войнах заводят в тупик. Мечты о власти разъедают душу. Давайте сменим тему. Тем более что мы уже во Дворце Любви, – закончил полемику ученый кавалер.

14. Первая матрона

Откуда берутся эти прекрасные фрукты?

А также изысканная дичь, хрустящие на зубах голубиные крылышки, полупрозрачные завитки из щупалец молодых осьминогов?

Чуткий язык различит в каждом блюде не только гвоздику, душистый перец и кориандр. Здесь собраны спектры и восхитительные ароматы со всего погибшего земного рая.

Спирали мохнатых водорослей усыпаны перламутровой солью. Пышная зелень вздымается над великолепным угощением морских глубин. Беспечные ныряльщики облагородили смертельным риском каждый кусочек сияющего блюда.

В крупном зеленом винограде столько плотного сжатого света, что стоит слегка сдавить языком, растечется по деснам, наполнит горло незабываемой сладостью и восторгом. Его аромат – сокровенная память генов о чем-то волшебном, далеком и полузабытом.

Он память о небе.

Организм не напрасно разобрал на аминокислоты и воссоздал на молекулярном уровне ослепительный образ цветущих садов и солнечных океанов, их былую утраченную щедрость.

Витасфера – мир изобилия. Потомки человека должны помнить и почитать удовольствия предков.

Впереди у новой цивилизации должна быть цель. Причем не иллюзорная цель, а вполне определенная: восстановить то, что погибло на апогее технического прогресса.

Поэтому так важны детали, крупинки и фрагменты великого прошлого.

Полная картина внезапно прояснится в сознании, вспыхнет и соберется из осколков в единое целое.

Ты увидишь сон.

И все поймешь. Проснувшись, забудешь сновидение, но в тебе останется легкое сожаление о чем-то мимолетном и непередаваемо грустном.

И море, и звезды, и великолепные сады – всего лишь упоительное воспоминание об утраченной свободе, горизонты которой сужены теперь до размеров танцевального зала.

А стены, полы и потолки – сплошные зеркала, обманувшие пространство, где кружатся в невесомых чувствах легкие мотыльковые пары.

Первой матроной, к которой вошел Галлеор, была Деллария.

Она не удивила его ненасытностью, как о том предупреждали.

Деллария запустила длинные ласковые пальцы в его непослушные локоны и заглянула в глаза:

– Мне холодно, – сказала она. – Хочу вина.

Ее сочные губы отдавали терпким вином, она провела кончиком языка по его клыкам, воспламеняясь и отдаваясь на пробу неопытной юной крови.

Ее кожа была обжигающе пряной и одновременно холодной, как мята.

Галлеор распознал вкус влечения.

Нежные локоны Делларии щекотали грудь и пах.

Ему стало жутко, по коже побежали мурашки, соски вытянулись и побелели. Деллария сдавила их своими изумительными пальцами, ее ухо скользнуло по напряженным мускулам груди, колени ударились о колени, бедра соприкоснулись с бедрами, и он ощутил остроту щекочущих ногтей на самой интимной поверхности мужского естества.

– Пора! – прошептала она, и он воплотил все свои теоретические знания в неописуемое совершенство бытия.

Женщина после глотка вина распускается, как зажатый стяжками бутон.

Миг – и она свободна, восхитительна, желанна в манящих вспышках ослепительного оскала и молний расцвеченных губ.

Вино – главный антидепрессант. Оно усмиряет стыд, развязывает язык и тайные мысли превращает в буйный колоритный поток, вовлекающий в русло смутные желания собеседника.

Материализация тайного и невысказанного становится открытием, приобретает черты коллективного сознания, сметая с пути мелкие невзрачные проблемы.

В мире всего два варианта любви: либо любишь ты, либо любят тебя. Но это не меняет качества эрекции.

Полнота чувств – полнота капилляров.

Каждый азимут влечения равноценен. Существенно лишь то, что случается после.

Это, как остановка движения светил, – внимательное прислушивание к тому, что случилось.

А случилось ли что-нибудь вообще?

Перемены бывают значительны. Необходима остановка дыхания, краткая передышка, чтоб оценить грядущее появление нового существа.

То неизвестное, что скоро явится на свет, может оказаться чересчур требовательным и сразу начнет изменять окружающее благополучие мира.

Оно то, что удавлено в мыслях.

Но пока все тихо и спокойно вокруг.

Подруга утомлена вином и тяжелым весом напудренных ресниц.

И почему бы не довольствоваться тем, что дано?

15. И все они были желанны

Тенсия была непередаваемо желанна в шелковом океане своей постели.

Медный сверкающий купол волос, как медуза, всплывал со дна, чтобы насытиться каждым оттенком страсти и вновь раствориться в голодных глубинах.

Среди синих покрывал ослепительно сквозь улыбку белели зубы и белки веселых глаз, когда она хохотала, запрокинув голову.

Галлеора вдохновляло познание новых чувств. Словно вселенский океан раскрыл перед ним бесконечные тайны.

Он разгадывал их в кристаллах, слизанных с плеча изможденной женщины. Они, словно раскаленные недра светил, пульсировали в горячем дыхании, схваченном с ее губ.

Всесильность мирового вакуума узнавалась им в опустошающей депрессии плоти после животворного чуда совместного безумства.

– Помнишь, каким ты был упрямым? Помнишь, как все время пытался выковырять свои мозги из ушей? Прости, я была ябедой! – смеялась Тенсия.

– А я "полумальчиком"?

– Я постоянно компрометировала тебя в глазах матерей!

– Этим ты добавила мне популярности.

Они вспоминали свое детство и хохотали.

– Скажи, почему ты выбрала меня, а не Даффи?

– Это секрет.

А потом была хохотушка Энза, с ее тайной родинкой.

И Ролла с волшебным черным взглядом, который пронзал насквозь.

И Сиява с ослепительной свежестью белоснежного тела.

И темнокожая Хьюс, любительница тончайших духов. Она научила его различать ароматы сандала, таинственной амбры, кипрея и яда зеленых гадюк.

Он помнил каждую женщину, выбравшую его.

А их было так много!

И все они были желанны. До безумия!

На юнца Галлеора возник необычайный спрос.

И дело даже не в том, что он был избранником титулованной особы.

Его главным отличительным качеством оказались не ладная фигура, накаченные мышцы и горячая кровь, что характеризовало каждого кавалера.

Воображение дам Галлеор поражал своим умом.

В детстве его дразнили "вундеркиндом", он был неудачником, постоянно ему приходилось доказывать свою боевитость.

Зато сейчас он преуспел в любовных делах.

Галлеор иногда здорово напрягался, пытаясь уменьшить длину списка предложений в "Лотерее Любви". Но желающих провести с ним время становилось все больше.

В дамских будуарах говорили:

– Почему Галлеор?

– С ним не скучно. Он знает все. И даже об овечьем тифе.

– С ним интересно. Он рассказывает удивительные вещи. Оказывается, мы все – эволюция вирусов, их одежда и способ передвижения.

Если он не успевал на свидания, матроны интриговали и ссорились друг с другом.

Они задарили юнца ненужными пряжками и кулончиками, причем каждую побрякушку он должен был носить на себе в знак особого внимания.

Друзья над ним посмеивались. Особенно Энрико:

– Ты увешан бусами, как рождественская ель.

– Но Кларисса расплакалась, когда не нашла на мне своего кулона.

– Ты до сих пор не понял? Девчонок во Дворце Юных Дам ничему не учат. Моя дура не знает, что такое билирубин. Да ты на себя посмотри. Пожалей свои мозги. Перестань читать юниткам лекции в постели. Это им не пригодится. Но ничего, скоро перебесишься и сам поймешь, кто мы для них, и кто они для нашего общего дела.

Энрико чрезвычайно расстраивала любовная горячка друга.

Но дамские будуары уже успели сделать Галлеора оптимистом.

– Витасфере нужны дети, много детей, – мечтал иногда он. – Там, наверху, пустая планета, безлюдные гавани, брошенные города. На космодромах ржавеют "шаттлы", а треки ждут своих чемпионов.

– А опустевшие роддомы дожидаются твоих дам. Пока! Мне пора, – смеялся Энрико, похлопывая друга по плечу. – Не заржавей в будуарах!

16. Да, моя госпожа!

Галлеор удивился, получив приглашение от Лиссандры.

Он хорошо помнил мамочку, которая слишком строго опекала его во Дворце Детства.

– Здравствуй, кавалер Галлеор! – она слегка приподнялась в постели, и ее беломраморный локоть утонул в бордовом атласе подушки.

– Добрый вечер, госпожа.

– Дай посмотрю на тебя. Вырос, стал кавалером, несмотря на мои предсказания. Поздравляю! Не ожидал, что позову? А явился сразу.

– Я у ваших ног, госпожа, пылаю страстью и готов воспламенить встречные чувства!

– Хорошая дрессура! Что ж, за таких воспитанников мы оставим Магистра Галантности еще на одну смену. Ваш класс – просто прелесть! Покажись! Красавчик! А плечи! Королевская осанка! И профиль! Обожаю, когда горбинка! Гляди мне в глаза, не пряч! Не на грудь! Выше взор! Выше! Вот так! Я прекрасно помню того мальчугана, который постоянно шарил глазами по складкам одежды в поиске соблазнительных выпуклостей. Я ничего не забыла. Но помнишь ли ты?

– Да, госпожа!

– Признайся, ты всегда мечтал обо мне?

– Да, моя госпожа!

– Ты обо мне одной постанывал в детской постельке, когда оставался один?

– Да!

– И когда затыкал свои нежные оттопыренные ушки, ты слышал мое дыхание рядом? И только мое?

– Да!

– И лишь мой образ так рано пробудил твою эрекцию и ускорил переход во взрослую жизнь?

– Да, госпожа!

– И когда ты задевал своего маленького дружка, он вздрагивал и вопил: Лиссандра! Лишь она одна!

– Да!

– Иди сюда, шалун! Мой негодный непослушный мальчик! Я хочу тебе доказать, что натура теплее образа... Ого! Да тебя не узнать!

...Утром Лиссанра откусила от зеленого яблока сразу половину и, громко хрустя сочной мякотью, сказала, глядя куда-то в потолок:

– Твой друг Даффи... Он великолепен! Он белокур и пленяет взором цвета неба, о котором мы все так мечтаем. Расскажи мне о нем.

– Даффи – поэт.

– Я знаю все его песни. Особенно эту, – Лиссандра запрокинула голову и пропела:

"Милая, твоя ладонь такая нежная..."

– Он в кого-то влюблен?

– Да, госпожа. Его сердце занято.

– Я так и знала!

– Кто она? Впрочем, не отвечай. Я сама догадалась. Она юнитка Олеадора. Но Лотерея против их союза. Им нельзя общаться.

– Олеадора строга.

– Все равно это очень странно. Они встречаются?

– Олеадора только слушает песни, которые сочиняет для нее Даффи.

– Даффи не обязан сочинять только для нее!

– Ты ревнуешь?

– А ты? – Лиссандра вскочила с постели. – Ревнуешь ли ты? – она кокетливо обнажила грудь.

– Да! – деликатно соврал Галлеор, хотя уже не испытывал никаких чувств, кроме сожаления о чем-то проковылявшем мимо.

– Ты лжешь. Но именно ты должен сделать так, чтобы Даффи пришел ко мне.

Галлеора удивила попытка Лиссандры навязать ему свои дела:

– Разве не достаточно выслать ему приглашение?

– Оно выслано и осталось без ответа.

– Я не смогу привести его.

– Чем он занят?

– Он занят новой песней. Не женщиной.

– Но он обязан придти!

– Он поэт. Он выбирает под вдохновение. И он имеет право сам выбрать свою первую даму.

– Я знаю, что он еще не выбрал никого. Но я заставлю. Я знаю, как это сделать, – глаза Лиссандры сверкнули.

– Но мне, зачем про это знать? – сказал Галлеор и поежился от знакомого холода в ее глазах.

Галлеор при всем своем желании не мог разгадать хитростей Лиссандры.

– Или она испытывает мои чувства и без ума от меня... Или она меня откровенно ненавидит. Так или иначе, она и для меня, и для Даффи очень опасна, – поделился он своими сомнениями с Энрико и тут же пожалел об этом. Энрико дико расхохотался, заметив откровенную бледность друга:

– Ну что ты пристал со своей Лиссандрой? Какое мне дело до ее неопределенностей? Вообще, каждая женщина, как простейшая яйцеклетка, живет по закону овуляций и вне своих циклов. Дамы не из рода разумных. Надеюсь, ты помнишь лекции по женской физиологии? Так вот, чтобы понять, чего в данную секунду желает твоя ненаглядная Лиссандра, спроецируй ее прихоти на лунные циклы – и перестанешь быть дурачком. Женщины элементарны и гормонально зависимы. Они схематичны и однополярны. Если у них прихоти на ветчину, то уж точно не на шоколад. Если им хочется одного, то уж точно не другого. Много мозгов не надо, чтобы расшифровать желания инфузории.

Галлеора такое отношение к матронам всегда шокировало. Но Энрико умел бить в самые чувствительные точки:

– Которая из всех этих полнокровных самок моя родная мамочка? Где та, которая носила меня девять месяцев, родила, качала на руках? Которая из них? Никто из нас не знает своих матерей, словно мы из пробирок. А о наших бесхребетных отцах лучше и не заикаться. Считаю, что они давно должны были взять власть в свои руки.

Больше всего от Энрико доставалось влюбленным в него матронам.

Поговаривали, что порой он их поколачивал, но всегда в отчетах лотереи получал 100 очков за секс.

Влюбленные в Энрико матроны так отзывались о нем:

– Душка! Хищник! Просто зверь!

– Его откровенность возбуждает.

– Его сарказм щекочет нервы и выпрямляет извилины.

Энрико всегда с сочувствием глядел на юнца Галлеора и по-отечески наставлял:

– Они мне все противны! Закатывают глазки от слова "пенис", а сами своими стонами провоцируют на такое... К чему объяснять? Тебя скоро тоже будет тошнить от одного вида лотерейного конверта.

17. Даффи и Олеадора

– Даффи! Черт возьми! Смотри под ноги! – Галлеор столкнулся с белокурым красавчиком, мчащимся куда-то, сломя голову.

Он даже не обернулся, бурча на ходу:

– Спешу!

У Даффи всегда были отчаянно-восторженные глаза. Их отличала одна непостижимая особенность: никто не успевал их разглядеть.

Они постоянно тащили своего хозяина за собой к чему-то новому и любопытному. Казалось, юноша торопился рассмотреть каждую деталь мира, но нигде не успевал.

Остановить его посреди улицы, чтобы перекинуться парой слов было безнадежной фантазией.

– В другой раз! Некогда! Отстань!

Только одно единственное существо на земле могло притормозить его бег. Даффи был отчаянно влюблен в юнитку Олеадору. Но каждый год Лотерея Любви для этой пары не выпадала, словно кто-то тщательно следил за тем, чтобы влюбленные никогда не воссоединились.

Олеадора с виду ничем не отличалась от большинства ухоженных и приятных дам. Она, как было принято, регулярно меняла свой стиль, цвет волос, настроение и походку.

Никогда не изменялся только ее детский доверчивый взгляд исподлобья и слегка нахмуренные длинные брови.

Получив новые предложения из Лотереи Любви, Даффи сходил с ума:

– Но я же ясно выразил свои пожелания! Весь список предпочтения заполнил одним единственным именем: "Олеадора! Олеадора! Олеадора!"

– А кто выпал ей?

– Зануда Бахриус! И придурок Берг! И даже проклятый Сандро! Ненавижу! Каждому, кто прикоснется к ней, я пробью голову! И себе пробью голову!

– А себе зачем?

– Затем что не везет.

– А кто в твоей лотерее?

– Мона, Роззи, Каталина и Лиссандра. Только мне до них нет никакого дела.

– Сходи к доктору.

– К черту!

– Он выпишет реокс.

– К черту!

– А если ты постараешься выслушать его до конца...

– Отстань!

– Есть еще несколько способов, чтобы...

– Мне некогда! Пока!

Даффи убегал прочь, отмеряя такие широкие шаги, что за ним невозможно было угнаться. При этом он успевал прокрутить в голове тысячу словосочетаний и рифм на тему своей одержимости.

Олеадора в отличие от страстного поклонника была более благоразумна.

Но чувствовалось, что страсть юного поэта ей не безразлична. Ее щеки покрывались густым румянцем, а глаза оживали, едва Даффи появлялся на горизонте.

Эту пару часто можно было заметить за каким-нибудь оживленным спором.

Олеадора ласково поправляла сбившийся кружевной воротничок на шее юнца, а он, схватив ее за прозрачные батистовые манжеты, умолял:

– Олеадора! Давай убежим! Что нам этот мир? Нам нужно иное! Мир – это мы. Только ты и я! Ты мое небо. Без тебя нет ни тепла, ни света. Довольно жить по законам старух. Главное в мире – чувство.

– Даффи! Ты для меня тоже все. Но куда же мы убежим? Наш мир так мал! Из него нет выхода.

– Можно открыть люки и выбраться на поверхность.

– Но там одна слякоть и холод!

– Неправда. Там столько солнца, что ты захлебнешься от счастья!

– Все знают, что наверху мир гнили и микробов. Нет, я туда не пойду, – она кокетливо поглядела на юношу. Олеодора знала, что завтра он притащит на ее суд свой новый страдальческий опус.

Даффи способен так проникновенно сочинять! Уж она-то знала, сколько слез проливают юные дамы при звуках пламенных рулад, сочиненных ее воздыхателем.

– Наверх! К солнцу! Мы деградируем здесь! Мы лишены любви! Безумие страсти нам подменили на допинг пластиковых оргазмов! Порно, стадное чувство инстинкта, да список обязательных встреч – вот и все, что нам предписано изо дня в день. Но я испытываю иное, настоящее чувство. Оно безумно! Восхитительно! В нем зов космоса. Оно, как падение в бездну! Ненависть и отчаянье! Безысходная печаль, но и надежда! И я не хочу его потерять! Мне отвратительна синеглазая Мона или пышнотелая Рута, когда рядом ты! Только ты, Олеадора! Слышишь?

– Но Лотерея Любви против нашего союза.

У Олеадоры от красивых слов кружилась голова, ее розовая туфелька, украшенная ониксом, раскачивалась где-то между пыльных ботфортов Даффи. Но девушка знала, что без разрешения Лотереи поэт никогда не коснется ни ее обнаженной груди, ни тем более колена.

Как страшно нарушить правила! Хотя кто помнит о них с утра до вечера?

– Наши гены не подходят друг другу, – вздохнула она.

– Я посвятил тебе свою новую песню. Она называется "Лотерея Любви! О!" Скоро ты услышишь. Она о нас. Ты милая, я ужасный. И между нами бездушный алгоритм, который гнет и кромсает линии судеб, как лекало портного. Мне без тебя не жить, Олеадора!

Его рука легла на ее локоть. Сердце Олеадоры замерло. Дыхание остановилось, плоть растворилась и потекла, словно вылеплена из пластилина.

Весь мир отшатнулся от нее, остались только окаменевший локоть Даффи и горячие пальцы, насквозь пронзающие растаявшее тело.

– Даффи, прости, но я не уверена в том, что умру без тебя! – Олеадора вдруг резко вскочила со скамьи. – Мне пора.

Над пылкостью Даффи больше других потешался Энрико:

– Дискуссии на эту глупую тему – всего лишь амбиции, если не подвох. Страсть – гормональное состояние. И только. Любовь не чувство секса. Она – чувство материнства. Сравнительное изучение моногамных полевок и их полигамных сородичей выявило, что различие видов определяется только уровнем прогестерона в крови. Кто же ты, Даффи, в таком случае? Мужчина с высоким содержанием женских гормонов! А молоко не выделяешь, случайно?

Даффи во время таких слов всегда хватался за шпагу, а так как его особо чувствительный мозг впрыскивал в кровь повышенные дозы адреналина, всегда валил врага с ног и оказывался наверху.

Вот и в этот раз выбитая шпага звякнула об пол, но поверженный Энрико не прекратил смеяться над другом:

– Я не договорил, что страсть превращает молокососов в настоящих воинов. Тебе совсем немного осталось, Даффи! Сдаюсь! Сдаюсь! Сдаюсь, кавалер Прогестерон.

При виде сладкой парочки сердца многих матрон содрогались от дурных предчувствий. Все помнили стародавнюю легенду о страшном преступлении против "Лотереи любви".

"Легенда о нарушенной Заповеди" изучалась в классах.

На тему трагического сюжета писались обязательные сочинения. Результаты тестировались, анализировались, по ним своевременно выявлялись "неправильные представления" и беспощадно искоренялись из юных душ.

Обычно сочинения школьников заканчивались фразами:

"Разве ради этого стоило рисковать?" или:

"Никто не понял: почему и для чего был поднят весь этот шум",

а также:

"Чувства нарушителей Заповеди не были одобрены Лотереей",

"Им не повезло",

"Стоило бы подождать"...

Но втайне история Ганни и Шелды, двух влюбленных, оставалась загадочной и привлекательной сказкой для многих сердец.

Вот финал:

...Далеко они уйти не могли.

Да и где можно было спрятаться?

Только в дальних бараках или в каменоломнях... Нои там жизнь не для бабочек сентиментального склада.

Ганни и Шелду укрыли непроходимые заросли оранжереи. Густые обширные сады простирались на километры. Банановые лианы и стебли медовых дынь поднимались к матовым теплым бликам и создавали естественный непроницаемый шатер.

Только вырубив заросли, можно было бы обнаружить сладкую парочку, растворившуюся среди аромата весенних цветов.

Но гиацинты, украсившие прическу Шелды, увяли, и Ганни сказал:

– Я нарву тебе свежих. Подожди!

Он вернулся с бордовыми розами, колючки которых воспеты поэтами всех эпох. Они так благоухали! Юноша не мог их не заметить.

– Откуда кровь? – спросила Шелда, разглядывая израненные руки возлюбленного.

– Пустяки!

Шелда слизала капли крови и обмотала поцарапанное место виноградным листом.

Но кровь почувствовали ищейки...

Не по одним щекам пролились слезы, когда опозоренных влюбленных провели по главной площади. Шелда шла, спотыкаясь и волоча за собой подвернутую ногу. Ганни, обессилев, не мог подняться, палачи волокли его по камням, за безжизненным телом тянулись следы густой крови.

Говорили, что он сражался, как герой...

Но куда после этих событий исчезли Ганни и Шелда, никто не знал.

Каждому юному кавалеру пришлось ознакомиться с дневником несчастного нарушителя "Кодекса Любви".

Совет Матерей посчитал, что опыт наказания крайне полезен для воспитания.

Вот что записал Ганни в своем в дневнике:

"Матери не приговаривают к смерти.

Но если не накажет Мать, Вселенная не простит.

Это знали все и смиренно принимали наказание, как материнский долг отшлифовать поведение детеныша перед выпуском его в большой мир...

Боль была невыносима.

Она пронзала каждый мускул. От нее хотелось убежать, спрятаться – она настигала везде.

Молния, всплеск синего света – и черная мука вползала в каждый капилляр, сжигая нервы кислотным огнем...

Но мы все знаем, что боли нет. Ни под ногтями, ни в желудке.

Боль – это протест мозга. Его судорожное желание исправить ошибку, изменить направление мыслей, стать принадлежностью другой личности.

Изменится мозг – изменится и виновный.

Он станет спокойнее, укротит ненасытные страсти.

Он впишется в коллектив, станет полноправным членом общества, он напишет свой первый донос..."

К сожалению, дальше читать не разрешалось.

– Дорогие мои, – говорил Магистр Галантности в ответ на просьбу ознакомиться с полным содержанием дневника Ганни, – этого отрывка достаточно, чтобы понять, чем вам никогда не следует интересоваться.

* * *

Даффи склонился над музыкальной клавиатурой.

Любовную лихорадку ничуть не охлаждала притворная холодность возлюбленной. Новый куплет должен сразить неприступность Олеадоры.

В нем столько отчаянья!

Но это не жалкий вопль попрошайки. Кавалер не должен валяться в ногах своей любви. Превратности судьбы не повод для нытья.

В новом опусе недоставало только двух самых важных последних строк. Они только что родились в измученной душе. В них свет и тьма, и чары колдуньи.

Поэт нашел замечательный ингредиент к своему любовному посланию.

Волшебная музыка слов – тайный ключ к любому жестокому сердцу.

Даффи набрал код, вызвал из архива секретный файл, который назывался: "Лотерея Любви, О!", и приготовился внести корректуру.

Но вдруг он остолбенел. Перед его глазами развернулся длинный список имен, перечеркнутых стрелками, дугами и крестами. Это были родословные обитателей Витасферы, начиная с первых пар и заканчивая номерами предполагаемых новорожденных.

Каким-то образом сеть перепутала запрос и выгрузила вместо оды график любовных встреч.

Даффи понял, что перед ним та самая, неблагосклонная к нему программа, из-за которой не прекращались его страдания.

Он прислушался к шагам за дверью.

Все было тихо.

Он нашел свое имя в списке. Оно было намертво спарено с ненасытной Лиссандрой, глупышкой Нугой и неизвестной юниткой Зариной.

Но, как всегда, рядом с его именем не оказалось сладкозвучного имени возлюбленной.

Уверенные пальцы юноши затанцевали на клавиатуре, набирая: "Олеадора. Олеадора. Олеадора".

18. Помоги умереть!

Свидание с Лизеттой озадачило Галлеора:

– Как ты выросла! – сказал он, оглядывая атлетическую фигуру.

– Шутишь?

Легкий спортивный костюм удачно скрадывал громоздкость ее тела, а природную миловидность лица еще не успел исказить массивный овал.

Галлеор узнал горячие, как раскаленный песок, глаза.

Ему пришла в голову мысль, что песочные часы и есть то гениальное изобретение, которое уже несколько тысячелетий со времени своего изобретения незримо преобразовывает время в элементы гравитации и наоборот.