Текст книги "Кукарача"
Автор книги: Нодар Думбадзе
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Думбадзе Нодар
Кукарача
Нодар Владимирович ДУМБАДЗЕ
КУКАРАЧА
Повесть
Перевод З. Ахвледиани
Маленький двухэтажный, окруженный тутовыми, персиковыми, вишневыми деревьями домик тети Марты стоял на краю Варазисхеви.
С наступлением лета детвора нашего квартала, словно стая воробьев, осаждала деревья, и дворик оглашался нескончаемыми проклятиями и угрозами тети Марты:
– Сойди с дерева, чтоб ты сдох!
– Жри, чтоб ты подавился, зачем же ветки ломаешь?!
– Ослепни, негодяй! Зеленые ведь совсем вишни!
– Жора, неси ружье с солью!
– Воришки проклятые, бродяги, жулье, мерзавцы!
– Слезайте сейчас же, пока я не позвала Кукарачу!
– Куда только смотрят ваши родители? Что, ни отцов у вас, ни матерей?! Господи, напусти на этих грабителей рези в животе и понос!
Тетя Марта, с кизиловым прутиком в руке, бегала от одного дерева к другому, потом, выбившись из сил, усаживалась посередине дворика и приступала к увещеваниям:
– Натела, девочка, ты ведь дочь учительницы! Что же это получается: твоя мама все Ваке обучает грамматике и "Витязю в тигровой шкуре", а родную дочь не сумела научить различать свое и чужое?!
– Ай-ай-ай-ай! Дуду-головастик! Твой папаша – инженер, толгорода отстроил, а тебя вырастил-таки разорителем чужих домов?!
– А ты чего ржешь, недоносок Гуриели! Тебе бы родиться сыном не секретаря райкома, а хащника, да мыть требуху в Вере. Иди сюда, негодяй, накормлю тебя мацони! Сойди, говорю, с дерева, бездельник, упадешь, чего доброго, мне же придется отвечать за тебя!
– А-а-а-а, и ты здесь, Бродзели? Конечно, где же тебе быть, бандиту и мошеннику!.. Сегодня – вишни украл, завтра – квартиру чужую взломал, послезавтра – поезд ограбил, а там, глядишь, и пароход в море захватишь...
– А это кого я вижу?! Кучико?! Тебя-то как сюда занесло?! У, чтоб пропала башка твоя непутевая!
– Эй ты, Костя-грек! Вы для чего сюда пожаловали, чтобы семью мою разорять, да? Мало в Греции было вишни и туты, да?
– А ты куда ты смотришь, Кукарача?! Языком чесать ты мастер! Я – то, да я – се! Участковый инспектор! Гроза воров и мошенников! Воспитатель молодежи! Трепач ты, вот кто! Тоже мне нашелся воспитатель! Сам небось в приюте вырос! Герой!
Участковый инспектор милиции нашего района – Кукарача был человек правдивый, чуткий, отзывчивый и потому всеми любимый. Укуси кого-нибудь блоха – он тотчас шел с жалобой к Кукараче. Дела поважнее – так те и подавно не решались без участия Кукарачи.
Вернувшись с финской войны с орденом Красного Знамени на груди, Кукарача в тот же день пришел, оказывается, в райком партии и потребовал работу. "А что ты умеешь делать?" – спросил его секретарь райкома. "Умею стрелять и убивать наших врагов", – ответил Кукарача. Улыбнувшись, секретарь направил его в райотдел милиции. Вот и вся известная нам биография нашего инспектора. Ходили слухи, что на фронте он дрался геройски. Более того, говорили, что орден Красного Знамени снял со своей груди сам Ворошилов и собственноручно прикрепил его к гимнастерке Кукарачи. И при этом похлопал, мол, его по плечу и сказал:
– Молодец, Кукарача, дзалиан карги бичи хар!*
_______________
* Ты очень хороший парень (груз.).
– Откуда вы знаете грузинский язык, товарищ Климент Ефремович?! удивился Кукарача.
А Ворошилов, мол, улыбнулся наивности Кукарачи и ответил:
– Иосиф Виссарионович научил.
Когда Кукарачу спрашивали – действительно ли все так было, – он дипломатично уходил от ответа, не подтверждая и не отрицая ничего.
– Да что там... А вот расскажу я вам, за что я орден получил... – И рассказывал в сотый раз.
...Случилось так, что Кукарача со своим танком провалился в противотанковый ров. Как ни старался, не сумел ни выкарабкаться из ямы, ни сообщить своим. Измученный, уставший, Кукарача заснул. Вдруг слышит возня вокруг танка, голоса. Припал к щели – вот тебе и на! Пригнали финны два легких танка, подцепили Кукарачин танк буксирными тросами и давай тянуть! Прикусил Кукарача язык и молчит. Вытащили финны танк из рва и повезли к своим позициям. "Э нет, – подумал Кукарача, – так дело не пойдет!.. Эдак, гляди, и в плену очутиться недолго!.." Завел он свою машину, развернулся круто, газанул сильно... и пока финны очухались, поволок их легкие танки за собой... Так и добрался благополучно до своих. Правда, финны повыскакивали из своих танков и убежали, да бог с ними! Два неприятельских танка в целости-сохранности достались Кукараче.
Здесь Кукарача обрывал свой рассказ. Содержание разговора с Климентом Ворошиловым так и осталось в тайне.
Продавцы мацони, с рассветом спускавшиеся в Тбилиси из Цхнети, оставляли своих ослов во дворе тети Марты, а сами, взвалив на плечи хурджины с банками мацони, растекались по городу, оглашая улицы и дворы зычным "Мацо-о-они, мала-а-ко!"
После полудня, распродав свой товар, они вновь собирались во дворе, усаживались вокруг длинного деревянного стола и не спеша распивали по бутылке кахетинского, а между заздравными тостами делились друг с другом услышанными за день новостями и сплетнями.
Мы называли двор тети Марты "ослиным гаражом".
Бывало, цхнетские мацонщики здесь устраивали скачки своих длинноухих скакунов. Старт – у ворот двора, финиш – у задней ограды, расстояние 25 – 30 метров. Жокеями нанимали нас, детей. Победитель получал банку мацони, побежденные осыпались насмешками и подзатыльниками.
Каждый осел, естественно, имел собственное имя, но мы называли их по именам хозяев.
...В тот день подвыпившие мацонщики тоже решили позабавиться скачками. Была установлена ставка – пять рублей.
Я восседал на Китесе, Натела – на Аршаке, Дуду – на Шакро, Ирача – на Имедо, Костя-грек – на Халвате. Были и другие ослы, но они в первом туре не участвовали – количество состязавшихся ограничивалось шириной беговой дорожки. В роли судей выступали тетя Марта и хозяева ослов, не принимавших участия в скачках.
Тетя Марта сосчитала до трех, и скачки начались. Смешно шевеля ушами и цокая копытами, ослы двинулись к финишу Хозяева, войдя в азарт, громкими возгласами подбадривали нас и ослов:
– Давай, жми, даром, что ли, я кормлю тебя ячменем?!
– Слышь, бичо, садись ему на круп, быстрее побежит!
– Гляди-ка! Вот и впрямь осел! Стал и не двигается! Пришпорь, пришпорь его!
– Вот молодчина! Ай да девка!
– Эх вы, бедолаги! Обскакала вас девчонка!
Нателе досталась банка мацони, Аршаку – пять рублей, мне подзатыльник... Только приготовились ко второму гуру, как во двор ворвался бледный как полотно наш приятель Зевера, замахал руками и испустил душераздирающий вопль:
– Кукарачу убили!
От наступившей вдруг во дворе необычной тишины вздрогнули даже воробьи на деревьях.
Зевера повторил уже спокойнее:
– Люди, Кукарачу убили... – и облизал пересохшие губы.
– Кто? – спросила после долгого молчания тетя Марта.
– Не знаю, – пожал плечами Зевера.
– Где? – спросила опять тетя Марта.
– На Кобулетском подъеме, – показал рукой Зевера.
– В доме Инги?!
Зевера кивнул головой. Тетя Марта сняла с головы шаль и вышла со двора.
Спустя десять минут весь наш квартал собрался у дома Инги.
Санитары и двое милиционеров вынесли на носилках Кукарачу. Он был без сознания. Из простреленной в двух местах груди Кукарачи еще сочилась кровь. Рядом с носилками шла Инга – с перекошенным лицом, исцарапанными щеками. Она то и дело нагибалась к носилкам, с расширенными от ужаса глазами всматривалась в пропитанную кровью марлевую повязку и шептала:
– Не умирай, Кукарача, не губи меня... Заклинаю тебя матерью, Кукарача, не умирай... Кто поверит, что я не виновата... Кукарача, дорогой мой, не умирай, прошу тебя...
Когда носилки укладывали в машину "скорой помощи", Кукарача очнулся.
– Кукарача, дорогой, не умирай... – Инга опустилась на колени перед носилками.
Кукарача обвел собравшихся вокруг него людей туманным взглядом.
– Не умирай, не умирай, Кукарача, прошу тебя... – повторяла Инга. Погибну я, Кукарача, не поверят мне...
– Молчи... – прошептал Кукарача, – уходи отсюда... Тебя здесь не было... Слышишь? Уходи...
– Кукарача! – Инга припала губами к руке Кукарачи. – Дорогой мой...
Кукарача уже не слушал ее, он глазами искал кого-то и наконец нашел его:
– Давид!
Из толпы вышел начальник районного отдела милиции.
– Давид, ты знаешь, эта женщина – моя жена... И она чиста, как слеза на ее щеке... Знаешь ведь?
Давид кивнул головой. Запекшиеся губы Кукарачи тронула спокойная улыбка.
– Инга, – проговорил он, – кругом туман... розовый туман... Я не вижу тебя... Ух, Муртало, подло ты пришил меня, сволочь грязная... – Кукарача с сожалением покачал головой, потом поднял глаза на Ингу и протянул руку к ее лицу. Рука на миг застыла в воздухе и упала, словно отрубленная.
Без единого стона, без единого слова – с улыбкой на лице, красиво умер Кукарача – лейтенант милиции Георгий Тушурашвили...
Первым нашим гостем на новой квартире (мы переехали с Анастасьевской на улицу имени академика Марра) был высокий, смуглый, красивый лейтенант милиции. Как только мама открыла дверь, он без приглашения вошел, направился прямо на кухню и уселся на табуретку.
– Кто вы я что вам нужно? – спросила оторопевшая от наглости незнакомца мать.
– Я, уважаемая... – Лейтенант запнулся.
– Анико! – резко подсказала мама.
– Я, уважаемая Анико, есть участковый инспектор Орджоникидзевского райотдела милиции города Тбилиси Народного Комиссариата внутренних дел Грузинской ССР Георгий Тушурашвили по прозвищу Кукарача! – выпалил лейтенант без передышки.
– Удачное прозвище, – рассмеялась мама.
– Да... Смуглостью бог меня не обидел.
– Точно.
– Можете так и называть меня – Кукарача!
– И вы пожаловали к нам за тем, чтобы сообщить об этом?
– Нет, конечно! Я беру на учет всех подростков, поселившихся в нашем районе, так как мне поручено следить за их жизнью и поведением вне школы и семьи. – Кукарача извлек из планшета общую тетрадь и карандаш.
– Уважаемый... э-э-э... Кукарача, вы случайно не ошиблись адресом? спросила мама.
Не поняв иронии, лейтенант ответил серьезно:
– Нет, что вы! Улица Марра, дом No 2, первый подъезд, четвертый этаж, квартира No 8, Владимир Иванович Гуриели. Я ошибаюсь?
– И даже очень! Мой супруг – первый секретарь райкома партии, ничего общего с милицией у нашей семьи нет и быть не может, я сама пока еще жива и в ничьей помощи в воспитании своего сына не нуждаюсь!.. – Лицо у мамы покрылось красными пятнами. – И вам бы посоветовала – чем ходить по порядочным семьям, занялись бы лучше хулиганами и ворами. Да!
– Не скажите, уважаемая Анико! – ответил спокойно Кукарача и закрыл тетрадь.
– Я знаю, что говорю! Моему мальчику еще нет двенадцати! О каком милицейском учете идет речь?
– Не скажите, уважаемая Анико! – повторил лейтенант.
– Да что вы зарядили – "не скажите", "не скажите"! Попрошу вас больше подобными делами не утруждать себя! – Мама встала. Встал и лейтенант.
– Дай бог, чтобы вам никогда не пришлось обращаться ко мне... А так, скажу вам откровенно, в возрасте вашего сына я покуривал втихомолку, и в картишки был не прочь перекинуться с ребятами нашего квартала, и даже татуировкой руку мне разукрасили. Вот! – Кукарача засучил рукав.
– Не беспокойтесь! Оно и видно по всему! – отбрила его мама.
– Зачем же вы так, уважаемая Анико? Я пришел к вам не ссориться...
– Вот и отлично. Прощайте! – сказала мама.
– До свидания! – Кукарача направился к двери. Я стоял в коридоре и слышал весь их разговор. Такой сердитой и грубой я маму не видел никогда. Проходя мимо, Кукарача остановился и погладил меня по щеке.
– Как тебя звать?
– Тамаз! – огрызнулся я и резко отодвинулся.
– Спасибо, что не отгрыз мне руку! – сказал с улыбкой Кукарача и вышел, прикрыв за собой дверь.
– Хам! – послала ему вдогонку мама.
Описанный ниже случай произошел спустя месяц после появления Кукарачи в нашем доме.
По Варазисхеви мы спустились к речке Вере, перелезли через ограду зоопарка и очутились под огромным ореховым деревом.
– Давайте! – приказал шепотом Кучико, подставляя спину – По одной пазухе!
Я взобрался к нему на спину, ухватился за нижнюю ветку, повис в воздухе, потом подтянулся на руках, вскарабкался на ветку и осторожно полез вверх. За мной последовали Дуду, Костя-грек, Ирача и, наконец, сам Кучико.
Работали быстро, молча. Спустя пятнадцать минут наши пазухи были полны молодыми орехами.
– Хватит! Вниз! – распорядился Кучико.
Мы спустились с дерева, с трудом преодолели ограду и гуськом потянулись вверх по течению Вере.
– Стой! Здесь! – раздалась команда Кучико.
Мы остановились у небольшой запруды.
– Высыпайте!
Все опорожнили пазухи. На земле выросла горка зеленых орехов.
– Начали!
Мы вооружились каждый двумя голышами и стали изо всех сил давить и расплющивать орехи. Летели брызги орехового сока. Вскоре наши руки и лица покрылись черными пятнами.
– Хватит! Давайте орехи в воду! – приказал Кучико.
Мы собрали кашеобразную ореховую массу, сбросили ее в запруду и застыли в томительном ожидании.
Прошла минута... Другая... Пятая... И вот на поверхность воды всплыла брюшком вверх первая отравленная рыба. Затем еще и еще. Спустя несколько минут вся запруда белела рыбьими брюшками. Эффект был неожиданным. Забыв про осторожность, мы бросились в воду и, визжа и хохоча, стали вылавливать полуживую рыбу.
– Держи, держи!
– Эта моя!
– За пазуху ее!
– Вот молодец, Кучико!
– Кто тебя научил?
– Сам придумал!
– Зверь!
С полчаса продолжались наши дикие крики. Наконец вся рыба была выловлена, и мы, уставшие и промокшие с ног до головы, повалились на берегу. Потом Кучико разделил рыбу поровну и предупредил: если кто спросит – откуда, мол, рыба? – отвечать: поймали на удочку!
Гордые и довольные, мы разошлись по домам.
Увидев меня – с черными пятнами на лице и руках, мокрого и грязного, с рыбой за пазухой, – мать оторопела.
– Что... что это такое?.. На кого ты похож?.. Откуда рыба?..
– Удили в реке... Это все мой улов!
Мать хотела выбросить рыбу, но потом вняла моим мольбам, почистила ее, вываляла в муке, поджарила на подсолнечном масле, попробовала сама и, проговорив удивленно: "Смотри ты! Вкусно!" – поставила тарелку передо мной.
– Ешь!
Я доедал последнюю рыбешку, когда раздался звонок. Мама открыла дверь. Широко улыбаясь, в комнату вошел Кукарача с бамбуковой удочкой в руке.
– Здравствуйте, уважаемая Анико! Можно к вам? – спросил он почтительно.
– Пожалуйста! – ответила мама – на сей раз довольно мирно – и села у круглого столика.
Кукарача прислонил удочку к стенке, достал из планшета небольшую книжку в красном переплете и уселся напротив мамы.
– Чем могу служить, уважаемый Кукарача? И что это за бамбук? спросила мама.
– Сейчас все объясню... Бамбук этот – обыкновенная удочка, а вот эта книжка – Уголовный кодекс.
– Да, но что... какая связь между моим домом и этими предметами?
– С помощью удочки, как известно, ловят рыбу, а с помощью Уголовного кодекса – человека...
– Слушайте, лейтенант, перестаньте, пожалуйста, говорить загадками!.. Скажите прямо – что вам нужно? – В голосе мамы чувствовалось раздражение. Но Кукарача невозмутимо продолжал листать книжку. Найдя нужное место, он взглянул на маму.
– Вот, извольте, послушаем, что написано в этой благословенной книге... Садитесь, пожалуйста, молодой человек! – обратился он вдруг ко мне. Неприятное предчувствие вкралось в мое сердце, но я все же сел. А Кукарача продолжал: – Об умышленном уничтожении государственного имущества, выразившемся в варварском истреблении несозревших зеленых орехов, я пока умолчу. Начнем с менее тяжких преступлений... Так... Статья 175... "Незаконное занятие рыбным и другими добывающими промыслами". Так... Так... Вот! "С применением взрывчатых или отравляющих веществ... Наказывается лишением свободы сроком до четырех лет"...
Кукарача закрыл книгу и посмотрел на меня.
Я понял все и покрылся холодной испариной. Вот, оказывается, почему Кучико предупреждал нас – держать язык за зубами. Я-то, дурак, думал из-за рыбки! Пропади она пропадом, рыбка, – кому она нужна, мелюзга паршивая! Главное, оказывается, в том – как ее поймаешь, рыбку-то! "Отравляющие вещества"...
Я взглянул на маму. Она сидела бледная как мел и не сводила с меня глаз. Я не выдержал и опустил голову.
– Ну, так что мне прикажете делать? – заговорил Кукарача. Конфисковать рыбу не удастся, – это видно по губам преступника...
Мама быстро встала, схватила тарелку, на которой лежала одна-единственная уцелевшая рыбешка, и поставила ее перед Кукарачей.
– Вот, пожалуйста! Надеюсь, до конфискации мебели и пианино дело не дойдет... Что касается орехов, – возмещу вам очищенными... Вообще-то не думала я, что в Советском Союзе лов этаких головастиков карается по закону!
– Ни в коем случае, уважаемая Анико! Карается лов рыбы с применением взрывчатых или отравляющих веществ! А ежели удочкой – пожалуйста, ловите себе на здоровье!
– Чем же вы ловили? – спросила меня мама. Я промолчал.
– Они истребили рыбу с помощью раздавленных зеленых орехов.
Мама подошла ко мне, взяла за подбородок.
– Это правда?
Я кивнул. Она схватила меня за ухо и вывернула его так, что мне захотелось выть, но я постеснялся Кукарачи и молча перенес наказание.
– Конечно правда! – подтвердил Кукарача. – Я же все видел собственными глазами!
– Что же это вы! – обиделась мама. – Видели да молчали? И теперь пожаловали сюда читать нам мораль?
– Клянусь вам, Анна Ивановна, мне впервые довелось увидеть такое глушить рыбу зелеными орехами! Засмотрелся я! А потом было уже поздно... Но что совсем уж плохо – ниже по течению погибла уйма мальков! Так что во всей этой истории я виновен не меньше вашего сына. Тяните меня за ухо! – И он подставил маме голову.
– Чудак! – улыбнулась мама и вышла на кухню.
– Ну, ты понял все? – обратился Кукарача ко мне. – Я принес тебе удочку. В следующий раз, когда соберетесь на рыбалку, возьмите меня с собой. А хочешь, сходим мы с тобой, вдвоем. Червяков найдем там же, под оградой зоопарка, – там их полно, в навозе зебр. Вообще-то эта рыба клюет больше на муху. Вот так!.. – Он встал, спрятал книжку и позвал маму: Анна Ивановна, конфисковывать оставшуюся рыбу не стоит, лучше уж я съем ее! А если к тому же угостите меня стаканчиком вина, будет еще лучше. Все равно я уже сам прохожу по этому делу в качестве соучастника!
Мама тотчас же вынесла бутылку с вином, стакан и пригласила Кукарачу к столу. Сама уселась перед ним и оперлась подбородком на сложенные руки.
– А хлеба?
– Спасибо, не нужно... – Кукарача взял рыбку за хвост и отправил ее целиком в рот. – Замечательная рыба! – Потом он налил себе в стакан вина, отпил, зажмурился от удовольствия, встал и произнес тост, который я запомнил на всю жизнь: – Дорогая Анна Ивановна, когда вы вошли с вином и улыбнулись, вы так были похожи на мою маму... Спасибо вам аа то, что вы напомнили мою мать!..
– Сколько тебе лет, Кукарача? – спросила мама.
– Двадцать два!
– Значит, я старше тебя всего на восемь лет, чудак ты этакий! сказала мама и провела рукой по своим седым волосам.
– Извините меня... – смутился Кукарача и поцеловал маме руку. Мать вспыхнула и, неловко улыбнувшись, вышла из комнаты.
Растерянный Кукарача с минуту постоял, потом повернулся и быстро ушел.
Кукарачу вызвал начальник милиции. Спустя пять минут лейтенант сидел за приставным столом в кабинете Давида Сабашвили.
– Ну, пришел я. В чем дело?
– Слушай, когда ты научишься порядку? Что за "ну, пришел"?! Как положено рапортовать начальству? "Товарищ майор! Лейтенант Тушурашвили по вашему приказанию явился!" Понял? – сказал Давид недовольно и отложил папку в сторону.
Кукарача вскочил, вытянулся, приложил руку к виску и начал:
– Товарищ майор...
– Да ладно уж, сиди!
Лейтенант сел.
– Странный ты человек, – проговорил он обиженно, – при посторонних я тебя чуть ли не генералом величаю... Хоть наедине-то могу поговорить с тобой по-человечески, как друг с другом?
– Дружба дружбой... Дома, на улице, в ресторане... Пожалуйста... А здесь, брат, служба!.. И так что ни день, то анонимка на меня в наркомате – Сабашвили-де окружает себя дружками да товарищами...
Давид закурил, протянул папиросу Кукараче.
– Не курю!
– С каких это пор?
– Со вчерашнего дня...
– Хочешь умереть здоровым? – улыбнулся Давид и погасил в пепельнице зажженную только что папироску.
– Кто же на тебя жалуется?
– Да сволочь всякая, кому не лень и кто писать умеет!
– А ты бы сказал им: "Что же вы, сволочи, хотите, чтобы я привел в милицию да еще вооружил незнакомых, чужих людей?!"
– Легко тебе говорить, – махнул рукой Сабашвили, – ни забот, ни ума... На вот, прочти... Коллективное заявление... Проверь... Вызови девчонку... Поговори с ней...
Кукарача взял заявление.
"Начальнику Орджоникидзевской раймилиции г. Тбилиси т. Д. Сабашвили.
Жильцов дома No 137 по Кобулетскому подъему.
Коллективное заявление.
Сообщаем, что наша соседка Инга Лалиашвили ведет распутный образ жизни. Курит. Из ее комнаты в два-три-четыре часа ночи доносятся звон стаканов, похабные слова и песни. Она состоит в интимной связи с неоднократно судившимся неким Муртало (подлинные фамилия и имя неизвестны). Нам, конечно, неудобно, но интересы дела вынуждают повторить похабные слова и песни, которые мы слышим из этого гнезда разврата.
Слова: проститутка, падла, атанда, барыга, сука, шмон, хаза, мусор, дура (в смысле огнестрельного оружия) и т. д.
Песни: Гоп, стоп, Зоя...
Судья – сволочь, аферист,
Чтоб ты подавился!
За что срок мне припаял?
В чем я провинился?
и т. д.
Просим вас, пощадите если уж не нас, хотя бы наше будущее (в смысле детей), спасите от разврата и разложения".
Под заявлением стояло восемь подписей – одна из них красным карандашом. "Он и писал!" – подумал Кукарача и рассмеялся.
– Чего ржешь?
– Да так...
– Не вижу ничего смешного! Эта самая Инга мне известна. Путается она с одним подонком. Ты знаешь его – Муртало*. Да вот никак не удается взять его с поличным, хитер, мерзавец...
_______________
* М у р т а л о – воровская кличка. Дословно: подонок, грязный
человек.
– Разрешите идти, товарищ майор! – встал Кукарача.
– Иди... Ты тоже фрукт порядочный... – буркнул Сабашвили и уткнулся в бумаги.
Инга дежурила. Около двенадцати часов ночи в аптеку вошел среднего роста, ладно скроенный молодой мужчина с желтовато-землистым цветом и наглым, насмешливым выражением лица.
При первом же взгляде Инга прониклась антипатией к незнакомцу, однако, ничем не выдавая своего чувства, продолжала раскладывать пузырьки с лекарствами.
– Здравствуйте, девушка! – сказал незнакомец и оперся локтем на полочку перед окошком выдачи готовых лекарств.
– Здравствуйте! – ответила Инга, не поднимая головы.
– Можно вас на минутку? – улыбнулся посетитель.
– Слушаю! – Инга подошла к окошку.
– Ты одна?
– Нет. Заведующий здесь. И главный провизор, – солгала Инга.
– Позови обоих! – Это было сказано тоном приказа.
– Если вы желаете готовое лекарство, я его отпущу сама, а если у вас рецепт – оставьте, пожалуйста.
– Делай, что тебе говорят!
У Инги екнуло сердце. "И откуда его принесло на мою голову! подумала она. – Хоть бы зашел кто-нибудь! То отбоя нет от посетителей, а то никого".
Она посмотрела на дверь. Незнакомец проследил ее взгляд, подошел к двери и перевернул висевшую на ней белую картонную табличку.
– Вот так. "Аптека закрыта"! Шабаш! А теперь ступай за заведующим и провизором!
Инга направилась к кабинету. Незнакомец последовал за ней.
– Куда вы идете?
– Провожу тебя!
Они вошли в кабинет. Комната была пуста.
– Ну? Где же они? – спросил незнакомец, прищурив глаза.
– Ушли... Я и не заметила... – проговорила Инга дрогнувшим голосом и опустилась в кресло.
– Вот и отлично! Теперь ты полная хозяйка.
– Что вам нужно? Скажите, наконец! – Лоб Инги покрылся холодной испариной.
– Морфий! – отрубил незнакомец.
– Что вы? Откуда у меня морфий? Он в сейфе... Без заведующего... Зайдите завтра... – Инга с трудом ворочала пересохшим языком.
– Для морфия нет "завтра"! Или сейчас же, или... – Инга перехватила мутный взгляд незнакомца и поняла, что перед ней – убийца. – Я позвоню... Спрошу... – Она дрожащей рукой подняла телефонную трубку.
Незнакомец сделал шаг и извлек из кармана нож. Раздался щелчок, и из рукоятки ножа, словно змея, выскользнуло обоюдоострое лезвие. Вне себя от страха Инга хотела крикнуть, но не успела и пикнуть – незнакомец крепко зажал ей рот ладонью.
– Молчать! И не бойся! – Он одним взмахом ножа обрезал телефонный шнур.
– Ну? Где морфий?! Поторопись, девушка!
Словно во сне Инга подошла к стоявшему в глубине кабинета столу, открыла ящик, достала две ампулы с морфием и протянула их незнакомцу. Тот опустился в кресло, извлек из кармана коробку с двухграммовым шприцем, ловким движением отбил головки у ампул, наполнил шприц морфием, потом закатал рукав на левой руке и мастерски ввел иглу в вздувшуюся вену... Затем аккуратно уложил шприц в коробку, спрятал в карман, откинул голову назад и затих...
Расширенными от ужаса глазами взирала девушка на эту страшную процедуру. Несколько минут длилось в комнате молчание. Незнакомец не двигался. Вдруг он заерзал в кресле, открыл глаза и прошептал:
– Пришло...
Инга невольно взглянула на дверь, но там не было никого.
– Наконец-то... Пришло... – повторил незнакомец, и тут только Инга увидела в его глазах странную отрешенность, покой и наслаждение.
– Не желаете ли попробовать? – обратился незнакомец к Инге.
Она не отвечала. Оглушенная, ошарашенная всем происшедшим, наблюдала девушка изумительную перемену, происшедшую с человеком. А умиротворенный незнакомец продолжал:
– Вы не знаете, не представляете себе, что это такое... Хотите, прочитаю вам Гумилева? Или Есенина? Может, предпочитаете Галактиона? А вы испугались... Стоило ли нервничать из-за такого пустяка?..
Он медленно встал с кресла, достал из внутреннего кармана пачку тридцатирублевок, положил перед Ингой и направился к двери.
– Операция "Морфий" окончена. Можете спать спокойно. А меня вы не принимайте за морфиниста. Был морфинистом когда-то, признаюсь. Но потом покончил с этим. Теперь – так, изредка... Находит иногда такая дурь... Между прочим, я знаю вас. Зовут вас Инга, живете по Кобулетскому подъему, номер 137... Так вот, знайте, Инга: с сегодняшнего дня каждый ваш обидчик станет моим обидчиком, а мои обидчики... Они лежат на кладбище... – Он обернулся и пристально всмотрелся в Ингу. – Не двигайтесь. Вам бы в руки младенца, и были бы вы настоящей богоматерью... – И он покинул аптеку.
В любви Инге Муртало не объяснялся. Круглый год – зимой и летом каждое утро курдский парень Маратик приносил Инге от имени Муртало корзину свежих красных роз. В конце каждого месяца неизвестный безбородый, безусый мужчина приносил ей тысячу рублей.
– Калбатоно, Муртало шлет вам свой долг и извиняется за опоздание!
И, не дав Инге опомниться, таинственный посланец исчезал, как привидение.
Потом Инга стала замечать, что ребята квартала – постоянные ее поклонники – при встрече с ней улыбаются какой-то неестественной, неловкой улыбкой и проявляют к ней преувеличенное уважение.
Инга стала неприкосновенной королевой квартала. А Муртало не показывался.
Вместе с необъяснимым страхом Ингой овладело чувство подсознательной силы, гордости и тягостного ожидания. Оно росло с каждым днем, и, чтобы избавиться от этого мучительного состояния, покончить с этой гнетущей неопределенностью, девушка сама стала искать встречи с Муртало.
Она начала с того, что отправилась к известной в квартале барыге Анжелике и рассказала ей все.
Пятидесятилетняя женщина с морщинистой шеей и высохшей, дряблой грудью выслушала девушку, выкурив подряд несколько папирос, долго кашляла, отдышавшись, подняла на нее полные слез глаза и спросила:
– А куда ты те деньги дела?
– Так они и лежат. Копейка в копейку.
– Двенадцать тысяч – большие деньги...
– Как же мне быть?
– Надо истратить их!
– Я не об атом!
– О чем же?
– Что мне делать дальше? Как поступить?
– А-а-а... Скажу тебе прямо: в нехорошее ты впуталась дело...
– Ты посоветуй – как быть?
– Почем я знаю?! Ты – девка красивая, ядреная... Но высушит он тебя... И пока он жив, не даст никому насладиться твоим ароматом...
– Как же так? Есть ведь на свете закон, милиция, люди... Тюрьма, наконец?!
– Что – тюрьма... Тюрьма для него – что дом родной, а всего остального для таких, как он, не существует!
– И это твой ответ?
– Да.
– Значит, нет мне спасения?
– Нет, пока он сам не отстанет от тебя.
– Когда же это будет?
– Когда станешь пугалом вроде меня.
– Неужели нет иного выхода?
– Есть!
– Какой же?
– Должен умереть!
– Кто?!
– Один из вас двоих. Вот лучший выход!
– А если... Если устроить так... чтобы его... арестовали? – спросила осторожно Инга.
– На каком основании? Он в чем-нибудь провинился перед тобой?
– Н...н...нет.
– Так за что же его арестуют? За то, что он любит тебя? Если б людей сажали за любовь, сейчас половина человечества сидела бы в тюрьмах...
– Тогда устрой мне встречу с ним!
– Он сам придет к тебе.
– Я не могу ждать!
– В таком случае ступай в Нахаловку, найди там Колу. – Анжелика встала, дав почувствовать Инге, что ей пора уходить...
...Разговор с нахаловским Колой оказался весьма коротким и лаконичным.
– Муртало? Да что вы, калбатоно, Муртало очень передовой и благородный молодой человек!
– Вы не поняли меня. Где мне найти его?
– Чего не знаю, того не знаю... – развел руками Кола. – Адрес его весь Советский Союз!
– Прощайте! – Инга встала.
– Дай вам бог здоровья!
Новый год Инга встречала в компании сослуживцев. Выпила несколько бокалов шампанского, много пела, много танцевала, много смеялась. Часам к трем ночи в отличном настроении вернулась домой, вприпрыжку поднялась по пяти ступеням своей лестницы, открыла дверь в комнату, скинула пальто, зажгла свет и... обомлела. За столом, уставленным разной снедью и бутылками шампанского, сидел Муртало. При появлении Инги он не встал, не поздоровался с ней – молча курил и улыбался.
Инга постепенно успокоилась. Первый страх уступил место чувству облегчения, граничащего с радостью. Человек, которого она разыскивала в течение всего года, сейчас сидел перед ней и взирал на нее покорными глазами.
– Появился наконец? – спросила Инга, присела на край тахты и сложила руки на коленях. Руки у девушки дрожали, и она прикрыла их подушкой.
Муртало молчал.
– Пришел? – повторила Инга вопрос. В голосе ее не было ни страха, ни неприязни – одно лишь любопытство.
Муртало кивнул. Потом ловко, без хлопка откупорил бутылку, разлил шампанское в бокалы, подождал, пока осядет пена, поднял бокал и обратился к Инге:
– С Новым годом, королева Грузии! Пусть хранит тебя святая дева Мария!
– Скажи-ка, как ты вошел в запертую комнату?!
Муртало взял второй бокал и, обойдя стол, подал его Инге. Девушка не взяла его – она не хотела, чтобы Муртало увидел ее дрожащие руки. Тогда он поставил бокал перед ней и вернулся к столу.
