Текст книги "Пропал дракон"
Автор книги: Нина Гернет
Соавторы: Григорий Ягдфельд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)
14
С большим ведром в одной руке и с удочкой в другой председатель отряда Коробкин шагал по берегу реки. Он выбирал самое рыбное место. Его план был прост и разумен: наловить рыбы, продать, разделаться с тритоном, Шершилиной и вылезти из этой дурацкой истории.
Вот, кажется, нашёл!
У самой реки стоял деревянный домик. На нём торчала антенна телевизора. Рядом в реку уходили шаткие мостки.
По всему берегу, как птицы на проводе, сидели рыбаки и торчали удочки.
Сперва Миша прошёлся туда и обратно и пригляделся. Лучше всего клевало у одного старого рыболова. Он сидел в тени домика. У него было три удочки, и он едва успевал снимать с крючков рыбу и бросать в ведёрко.
Миша решил, что его место тут. Он подошёл и прежде всего любезно сказал:
– Здравствуйте!
Рыболов, не глядя на него, что-то пробурчал. Рыбаки терпеть не могут, когда им мешают.
Миша был вежливым мальчиком. Он поставил своё большое ведро рядом с рыбаком, сел и пожелал ему хорошего улова. Рыболов просто плюнул от ярости. Нет хуже, как сказать что-нибудь такое, когда человек удит рыбу!
Миша больше не заговаривал с рыбаком, но искоса посматривал на него и всё делал, как он: немножко размотал леску, нацепил червяка на крючок и забросил в реку.
Не клевало. У рыболова тоже перестало клевать. И он начал бурчать себе под нос о некоторых, кому не хватает места, кто сам рыбалку не понимает и другим пакостит.
Миша подумал: "Не твоё дело, где хочу, там и сижу". Но вслух ничего не сказал.
Они глядели на поплавки. Рыба не клевала. Старого рыбака душила ярость. Он повернулся и, прищурившись, посмотрел на Коробкина, на его большое ведро.
– Эй, ты! Тебе ведёрко не маловато? Ты бы лучше ванну!
Миша молчал. Он злорадно думал, что его удочка вдвое длиннее, чем у этого грубияна. Миша ему сейчас покажет. Вот закинет крючок на самую середину реки…
Он привязал камень к грузилу, встал, и, взявшись обеими руками за удочку, ка-ак размахнулся!..
Что это значит? Кто это держит леску за его спиной? Миша оглянулся и увидел, что его крючок зацепился за антенну на домике.
Между тем в домике три сестрички и кошка сидели перед телевизором. Они смотрели передачу "Для семьи". Родители на экране объясняли своим непослушным детям, как плохо вести себя плохо, и как хорошо вести себя хорошо.
На этом месте самая маленькая сестричка Люська заснула и свалилась со скамейки. Валя и Галя подняли её за шиворот и усадили на место.
А Миша Коробкин отчаянно дёргал леску, антенна качалась, но не отпускала крючок.
Рыбак с наслаждением смотрел на эту сцену.
– Эй, парень! – сказал он. – Может, научишь: на какую наживку дома клюют?
Что такое? В телевизоре родители вдруг лихо заплясали! Верхние половины туловищ отделились от нижних, а непослушных детей стало вдвое больше. По экрану побежали весёлые полосы.
У трёх сестричек загорелись глаза. Они подпрыгивали, визжали, хлопали в ладоши и хохотали. Кошка мяукала, а маленькая Люська от смеха свалилась со скамейки, но её не подняли.
Мише Коробкину пришлось влезть на крышу и отцепить крючок. А рыбак веселился на берегу. У него опять начало клевать.
И вдруг на экране всё исчезло и появилось другое: "Ремонт сельскохозяйственного инвентаря".
Девочки дружно заревели. Прибежала мать и нашлёпала всех подряд, и даже кошку, хотя кошка была не виновата.
Миша тоже не был виноват ни в чём. Виновата во всём была Шершилина. И рыбак. Больше Миша не сядет рядом с ним. Миша – парень с головой и знает, что делать.
Он молча забрал своё ведро и пошёл на мостки. Там леске не за что будет зацепиться.
Пока Миша насаживал червяка, вдали на реке показался речной трамвай.
На открытой палубе у борта стоял Сергей Васильевич в новой соломенной шляпе. Обеими руками он бережно держал банку, в которой сидел тритон. Сергей Васильевич вёз страдальца к доброму Александру Владимировичу, который так прекрасно ловит мух.
Миша Коробкин и не подозревал, как близко от него проплывал тритон – тот самый, из-за кого он терпел такие муки!
Пока Миша возился с червяком, речной трамвай подходил всё ближе.
Вот он почти поравнялся с мостками.
Миша опять взялся обеими руками за удочку, размахнулся – и леска с крючком полетела к пароходику.
Несчастный день!
Крючок впился в соломенную шляпу Сергея Васильевича. А тот, бедняга, даже не мог схватиться за голову, потому что обе руки были заняты банкой!
Он только скорбно смотрел, как его новая шляпа птицей неслась к берегу…
Злой судьбе и этого было мало. Дёрнув удочку, Миша свалился с мостков в воду.
Рыболов катался по траве от смеха. Но когда Миша, барахтаясь у мостков, заблеял, как ягнёнок, он вытащил его из воды за шиворот.
Мокрый Миша дрожал на берегу от злости и досады. Рыболов поймал удочку, отцепил шляпу, положил её в ведро и любезно подал Коробкину.
– С уловом! – поздравил он.
15
Придя домой, Боря и Лёва прежде всего посадили Шарика на Борину кровать.
Лёва требовал, чтобы Боря сразу начал учить Шарика говорить «ку-ку». Но Боря ответил, что прежде всего он хочет видеть тот Левин топорик, который сейчас выиграет. А Лёва сказал, что тогда он хочет видеть тот насос, который скоро возьмёт себе.
Они ещё раз перевернули комнату, и без того перевёрнутую. Топорик нашли среди банок с крупой.
Лёва сказал:
– Теперь можешь учить! Но Боря сказал:
– Кон на кон!
Пока насос не будет лежать против топорика, он учить не может.
Насос нашёлся под вешалкой, в папином сапоге.
Тут Шарик начал лаять – как всегда, когда не надо. Мальчики испугались: сейчас явится ябеда Серафима Ивановна и прошипит: "Так и знала! Эти бандиты опять притащили какую-то пакость! Имейте в виду: всё доложу отцу!"
– Тубо! Пиль! Апорт! – кричали Шарику наперебой Лёва и Боря.
Но щенок не был так образован, как они, и не понимал этих красивых слов.
– Учи его скорей говорить «ку-ку» вместо лая! – шептал Лёва.
– Если ты ничего не понимаешь в профилактике (откуда он взял это слово?), то лучше молчи, – сказал Боря. – Как, по-твоему, может голодная собака говорить «ку-ку»?
– Не может, – честно признал Лёва.
– Вот то-то и оно! Тогда не спорь, а тащи кусок колбасы!
Теперь они перевернули кухню. Колбасы не было. Правда, были уксус и винегрет, но они для профилактики не годились.
Вдруг с улицы донёсся вопль:
– Борилёва-а-а-а! Боря перегнулся вниз.
Под окном стояли мальчики с их двора с мячом.
– Не. Мы заняты, – сказал Лёва.
– Заняты-ы! – крикнул Боря.
И вдруг Боря увидел: под ним, на балконе третьего этажа, среди цветов, стоит накрытый столик. А на столике – кофейник, чашка, сахарница, и на тарелочке – две сосиски!
Внезапная мысль озарила Борю.
– Ага! – сказал он.
Таисия Петровна любила иногда выпить кофе на балконе, среди цветов. Там он казался ей вкуснее.
Выпив чашечку, она вспомнила, что из-за сегодняшних переживаний и ловли мух не успела прочесть газету.
И Таисия Петровна спустилась вниз, к ящику. Она любила читать газеты. Прежде всего она искала что-нибудь в защиту лесов и рек. Таисия Петровна очень сердилась, когда ломали деревья и лили в реки всякую гадость. И если находила хорошую статью, всегда писала письмо в редакцию, что согласна с автором, обличающим эти безобразия.
Вернувшись с газетой в комнату, она застыла на пороге: на её балкон откуда-то сверху, медленно вращаясь, опускалась авоська на верёвке. А в авоське вращалась маленькая чёрная собачка. Сверху высовывалась её голова, а хвостик и лапки торчали сквозь петли.
Таисия Петровна безмолвно смотрела, как авоська с собакой опустилась на столик, опрокинула чашку и взвилась вверх. Потом снова опустилась – прямо на горячий кофейник. Собачка взвизгнула, авоська взлетела и снова начала опускаться…
– Гм… Чего бы ей летать в авоське? – задумчиво сказала Таисия Петровна.
На этот раз авоська опустилась прямо на тарелку. Щенок, урча, вцепился в сосиску.
– Ах, окаянные! – воскликнула Таисия Петровна. Она давно знала своих милых соседей сверху. – Несчастная мученица! Ну, погодите у меня!
Она сбегала в прихожую и принесла единственную галошу Сергея Васильевича. Потом быстро вытащила Шарика из авоськи и сунула туда галошу.
– Вот вам сюрприз! – ехидно сказала она.
А Лёва и Боря сидели на корточках под окном, хихикая и радуясь своей новой выдумке. Боря держал конец верёвки. Когда они точно попали Шариком на сосиску, они на всякий случай спрятались. У них были старые счёты с Таисией Петровной.
Они спорили о том, сколько времени нужно Шарику, чтобы съесть сосиску, и когда его можно тащить обратно.
– Я говорю: пора! – сказал Лёва.
– А я говорю: не пора! – сказал Боря. Они посидели ещё немного.
– Теперь пора! – сказал Боря и начал тянуть верёвку…
Они оцепенели… Вместо Шарика в авоське лежала галоша! Та самая галоша, которая осталась в саду вместо собаки!
…Как и все события в их жизни, и это кончилось дракой. В результате у Бори появился под глазом такой же синяк, как у Лёвы, и братьев опять нельзя было различить.
16
Всё больше и больше хотелось Шершилиной провалиться сквозь землю или превратиться в Шарика.
Даже о балконе и террариуме она теперь вспоминала, как о чём-то приятном. Тогда, по крайней мере, она ещё не обманула свою бригаду, не утащила чужое ведро, не обидела маленькую девочку, не потеряла чужую собачку…
Так мучилась Лида, таща за руку безутешную Алису. Голова её гудела: что делать с девочкой? Оставить дома одну без Шарика – невозможно! А её мама вернётся только в пять. А в шесть начнётся школьный вечер – без писателя…
А в четыре надо быть у подворотни, хотя она охотнее встретилась бы с тигром, чем с Коробкиным.
Тут Алиса села на асфальт.
– Не пойду! Отдавай мне Шарика!
И тогда Шершилина в отчаянии, сама не понимая, что говорит, протянула ей галошу:
– Вот твой Шарик!
Алиса открыла рот и перестала плакать. А Шершилина вдохновенно сочиняла:
– Злой колдун Черномор заколдовал нашего Шарика и превратил его в эту галошу. Понимаешь?
– Почему? – пролепетала Алиса.
– А потому что… вот потому что… Шарик загнал на дерево его волшебную кошку.
– Он не загонял, – сказала Алиса.
– Загонял, загонял, только ты не видела. Алиса схватила галошу и прижала её к груди.
– Насовсем? – спросила она, готовясь зареветь.
– Нет, что ты! – сказала Лида. – Вот мы сейчас придём к Черномору, и я ему скажу такое слово, что он перевернётся!
– И я ему скажу такое, что он перевернётся!
– Правильно! – сказала Лида, и они, взявшись за руки, пошли.
Остался ещё один поворот. Вот уже зоомагазин. Ещё несколько шагов…
"Наверно, он меня сейчас убьёт, – подумала Шершилина. – Ну и пускай, так мне и надо".
У подворотни стоял Коробкин.
– Это Черномор? – спросила Алиса.
Ничего странного не было в её вопросе. Посмотрели бы вы на Коробкина сами! Перед девочками стоял мокрый, измятый, грязный мальчишка, и за ухом у него почему-то висела водоросль.
Куда девался чинный председатель отряда? И почему, вместо того чтобы метать громы и молнии в Шершилину, он уныло смотрел вниз, где у ног его натекли две лужицы?
Лида всплеснула руками.
Миша поднял глаза и сказал:
– Чтоб ты пропала, Шершилина.
И тут в подворотню ворвался тритонщик.
– Как из пушки! – весело крикнул он. Посмотрел на мокрого Мишу, на растерянную Лиду, на девочку с галошей на руках и добавил: – Полный порядок!
Наконец Алиса увидела настоящего Черномора! На его чёрном лице сверкали глаза и зубы…
– Черномор дурацкий! – завизжала она и вцепилась в тритонщика. – Тебе было бы хорошо, если бы тебя превратили в галошу? – Она колотила обалдевшего Черномора галошей и тыкала её ему в нос: – Сейчас же преврати обратно, а то перевернёшься!
Миша вяло смотрел на всё это. Лида хохотала как сумасшедшая.
– Уберите от меня эту психованную! – отбивался тритонщик.
Лида схватила Алису на руки.
– Это не тот Черномор, это другой Черномор, – сказала она.
Алиса вздохнула и прижала к себе галошу.
– Где тритон? – угрюмо спросил Миша. Тритонщик будто ждал этого вопроса.
– Полный порядок! Был в Малиновке. Восемь штук!
– Тритонов? – обрадовалась Лида.
– Ага. Полканов.
– Собак?!
– Пеликанов. Берёте?
Лида закрыла лицо руками. Она умирала от смеха. А Миша Коробкин сел на ведро и заплакал. За ним заревела Алиса.
Тритонщик снял кепку и мял её в руках. Он смущённо сказал:
– Брось ты, не расстраивайся. Я же честно говорю: я этих тритонов в жизни не видал, и какие они бывают – не знаю. Бегал как собака… Не евши… Показали бы хоть одного, а?
Миша зарыдал.
– Знаешь что, мальчик, ты иди, – сказала Лида тритонщику.
– Уходи! – сказала Алиса.
Тритонщик на прощанье сказал:
– Если кому надо… кролика или что – я тут всегда около магазина. Ты меня знаешь – я как из пушки! И продавец тритонов покинул покупателей. Миша ещё всхлипывал. Лида тронула его за плечо.
– Иди домой, Мишенька. Я сама пойду в школу, и к Алексею Ивановичу, и на совете скажу: ты не виноват. Я во всём виновата, пусть меня одну исключают!
Миша встал.
– Шляпа ещё тут… – начал он, но махнул рукой и ушёл.
Лида вытащила из ведра соломенную шляпу, озадаченно повертела её и бросила обратно. Потом подняла ведро и взяла Алису за руку.
– Ну, пойдём, – грустно сказала она.
– К Черномору? – спросила Алиса.
– А куда ж ещё!
17
Как вы помните, потеряв на улице след Сергея Васильевича, Женька с горя поехал домой подкрепиться.
Сейчас он возвращался на свой пост. В его кармане по-прежнему гремели монеты. Это ему вчера дала соседка Ольга Павловна – за то, что он целый день не играл на барабане.
По дороге Женька раздумывал: чего бы себе купить, чтоб веселей было дежурить у парадной? Эскимо или пистоны? Пожалуй, пистоны: их можно щёлкать камнями. Лида! На той стороне, понурив голову, шла с ведром его сестра Лида! И с ней маленькая девочка! А в руках у той девочки галоша! Что это значит?
– Стоп, – сказал себе Женька. – Это всё неспроста. С этой девчонкой Лида была в саду. Раз! И мой старик был в саду. Два! Старик шёл домой в одной галоше. Три! И они идут с одной галошей. Четыре! Значит – что? Значит, они нашли галошу старика и идут к нему отдавать. Всё!
Ну, Женька не дурак, чтобы упустить такой случай!
И он покатил за девочками. Конечно, он не ошибся: они повернули на Садовую, прямо к дому старика…
Сейчас Лида войдёт – и Женька за ней. "Здравствуйте, я её брат. Покажите, что у вас в банке?"
Ой, что это? Куда же это они? Почему в тот дом, где тогда с балкона…
– Лидка! – заорал Женька. – Ты же не туда! Лида обернулась.
– Старик же не тут живёт! Я знаю, где!
– Какой старик? – устало спросила Лида.
– Ну, чья галоша, к кому с балкона прыгнуло это, с лапками…
– Что?! – крикнула Лида.
И Женька рассказал всё, что знал и видел.
18
Таисия Петровна сидела на бульварчике против своего дома. Чёрный Шарик, вымытый, расчёсанный, на шёлковой ленточке, сидел перед ней и, склонив голову набок, слушал, что она ему говорила.
– Ты ещё лучше того, с лапками. Для тебя не надо ловить мух и держать тебя в супнице. Шарик смотрел ей прямо в рот.
– И ты не беспокойся. Я тебя не отдам этим жуликам, мучителям с четвёртого этажа!
Таисия Петровна неодобрительно посмотрела на окно над своим балконом. Ей показалось, что щенок кивнул головой. Она восхитилась:
– До чего же ты умница! И я тебе ещё скажу вот что: я тебя не буду учить ходить на задних лапках. Потому что я считаю: умная собака не та, что ходит на задних лапках, а та, которая не желает этого делать. Верно?
Шарик тявкнул. Таисия Петровна кивнула:
– Вот я же и говорю.
А за окном, на четвёртом этаже, Лёва держался за один конец насоса, а Боря за другой, и они тянули его в разные стороны. Лёва кричал, что он выиграл насос, потому что Боря ведь не выучил Шарика говорить «ку-ку», не выучил, верно?
А Боря кричал, что это нечестно, что он брался учить собаку, а не галошу.
Тут они услышали с улицы знакомый лай и бросились к окну.
Внизу на бульваре сидели Шарик и бабушка Тася.
– Вот вредная! – завопил Боря. – Утащила нашу собственную собаку и нахально с ней гуляет!
И тут же был готов злодейский план – тот же план похищения, который так блестяще удался им в саду. Тем более, что и галоша имелась под рукой.
Они схватили её и понеслись по перилам, подбадривая себя воинственными криками.
По бульвару шагала Лида, весело размахивая галошей. Позади неё Женька учил Алису ездить на самокате. Алиса старалась отталкиваться ногой так же лихо, как Женька. И это ей удавалось, только она каждый раз сваливалась набок вместе с самокатом. Впрочем, Женька её вовремя подхватывал и ставил обратно.
Они были уже близко от дома Сергея Васильевича. Сейчас тритон будет у Лиды в руках!
– Смотри, Лида, вон его парадная, – показал Женька. Лида побежала.
Что она увидела!
Во-первых, Шарика. Во-вторых, жёлтых мальчишек.
Тех самых, что преследовали её сегодня весь день. И что они делали, эти мальчишки! Подкравшись из-за кустов к Шарику, которого держала на ленточке какая-то старушка, они воровато отвязывали щенка, держа наготове галошу!
– Разбойники! – завопила Шершилина не своим голосом и со всей силы запустила в них галошей.
Галоша заехала Боре между лопаток. Он подпрыгнул и выпустил щенка из рук. Близнецы увидели мчащуюся на них разъярённую Шершилину и бабушку Тасю, которая вскочила со скамейки.
И, оставив на месте боя свою галошу, они бежали так быстро, как никогда ещё не бегали!
А бабушка Тася с изумлением вертела в руках обе галоши Сергея Васильевича. Эти галоши она узнала бы среди тысячи!
Откуда они здесь? И почему их две?
Но вокруг стоял такой крик и лай, что она решила заняться этой загадкой позже. А галоши, пока они опять не исчезли, сунула в кошёлку.
А лай и шум стоял потому, что Алиса тискала Шарика и кричала:
– Черноморы дурацкие! Что, убежали? А потом пристально поглядела на Шарика и похвалила;
– Молодец, Шарик. Хорошо превратился обратно.
Когда всё успокоилось и объяснилось, Таисия Петровна с удовольствием узнала, что щенка зовут Шариком, а неизвестное существо из бидона – тритоном полосатым. Но когда выяснилось, что его надо немедленно отнести к писателю Алексею Ивановичу, которому он вместо кошки и собаки, – она ахнула:
– Вот беда какая! А я его сама отослала к Александру Владимировичу! У него столько мух…
Лида помертвела. Теперь уже всё… Кончено!
Но в жизни бывает так: не везёт, не везёт, а потом ка-ак повезёт!
– Да вот он! – крикнул Женька и понёсся на самокате навстречу Сергею Васильевичу. Он только что показался в конце бульвара – без шляпы и с банкой.
Подойдя ближе, Сергей Васильевич с сокрушением сказал:
– Понимаешь, Тасенька, такая незадача! Александр Владимирович отказался. Ему некогда ловить мух. У него сейчас три кошки, ёжик и семеро котят…
Наконец-то Шершилина держала в руках тритона! И не какого-нибудь, а того, того самого!
И наконец-то Женька добился своего: раскрыл-таки тайну до конца! Теперь он мог рассмотреть тритона от носа до хвоста!
– Ну, пошли! – сказала Лида. – Скорее пошли! Скорее, скорее!
Впереди было самое главное: вернуть тритона Алексею Ивановичу. И самое трудное: умолить его прийти всё-таки в школу…
Лида вынула из ведра соломенную шляпу, положила на скамейку и бережно опустила в ведро банку с тритоном.
– Такое большое вам спасибо! – сказала она старикам.
Таисия Петровна, прощаясь, сказала:
– Приходите к нам чай пить!
– С Шариком? – деловито спросила Алиса.
– А как же! – сказала бабушка Тася.
На скамейке осталась лежать соломенная шляпа. Таисия Петровна искоса взглянула на неё, потом нахмурилась и строго спросила:
– А где же это ваша шляпа, позвольте спросить?
– Тася! На этот раз я не виноват! – воскликнул Сергей Васильевич. Со мной случилась совершенно невероятная история!
И он сел на свою шляпу, чтобы рассказать, как он её потерял.
– Я ехал на речном трамвае. Я стоял около борта и думал… впрочем, неважно, о чём я думал.
– Я знаю, о чём, – сказала Таисия Петровна.
– Не было ни дуновения ветерка. И вдруг моя шляпа – заметь, без малейшей причины! – дёрнулась… сама, представляешь? И вспорхнула!
Таисия Петровна всплеснула руками.
– И, нарушая все законы природы, направилась… куда бы ты думала?
– Ты меня пугаешь!
– Поперёк реки к берегу!
– Боже мой! И где же эта шляпа?
– Боюсь даже думать, – сказал Сергей Васильевич и встал.
– А это что? – кротко спросила Таисия Петровна и протянула мужу сплющенную соломенную шляпу.
Сергей Васильевич недоверчиво взял её – и увидал внутри свою метку!
– Это чудо! – воскликнул он.
– В таком случае, что же это? – и она подала ему обе его галоши.
19
Нет! Не успеть! Всё равно не успеть. Будь у Лиды сто рук и сто ног – и то она не смогла бы переделать всех дел. А всё надо было разом, сейчас же, немедленно!
Через час начинается школьный вечер. И никто не подозревает, что вечер провалится. Писателя не будет. А бесчестная Шершилина до сих пор не может пойти в школу и сказать всю правду.
А через полчаса на стройке загудит рельса, кончится работа. А бесчестная Шершилина, которая всех обманула и скрылась с чужим ведром и квасом, до сих пор не может вернуть ведро и деньги и попросить прощения!
А через несколько минут вернётся домой Алисина мама и будет рыдать и проклинать того бесчестного человека – а это она, Шершилина! – который украл её ребёнка и её собачку!
А Алексей Иванович… ну, об этом лучше даже не думать.
Так, мучаясь, Лида бежала по улице, таща за руку Алису, прижавшую к себе Шарика, а сзади гремел самокатом Женька.
Вдруг Лида остановилась.
– Женя! – сказала она. – Женя! Ты можешь меня спасти?
– Могу! – сказал Женя, и глаза его засверкали.
– Есть у тебя деньги?
– Масса! – сказал Женька и вытащил из кармана кулак, полный медяков.
Лида вынула из ведра тритона, а ведро отдала Женьке. И рассказала брату, как он может спасти свою сестру Лиду от позора.
И Женя, поставив ведро на самокат, развил самую большую скорость, на какую были способны он и его машина.
А Лида свернула в Озёрный переулок и тоже развила самую большую скорость, какую только позволили развить Алиса и Шарик.
Первым в квартиру ворвался Шарик и на радостях облаял всё, что там было. Но этого ему показалось мало. Он вскочил на подоконник и стал облаивать всю улицу.
– Бедный Шарик, – сказала Алиса. – В нём набралось чересчур много лая, пока он был галошей.
Но мы-то знаем, что Шарик лаял совсем не поэтому. Он хвалился перед всеми кошками и автобусами, что никто из них не умеет летать над столиками с сосисками, а он, Шарик, умеет.
– Так и знала! – сказала, открывая входную дверь, Алисина мама. – Эта собака доведёт меня до сумасшествия! А это кто же? – удивилась она, увидев Лиду.
Алиса начала объяснять, Лида тоже начала объяснять, они говорили обе разом. Но если бы даже говорили по очереди – всё равно ничего бы не было слышно из-за лая.
Тогда мама заперла Шарика в ванной и потребовала, чтобы ей всё объяснили толком.
Алиса объявила, что вот она уже наняла себе няню. А няня сказала, что она уже больше не няня. Алиса подняла крик. Тогда мама отвела её в ванную к Шарику, и они с Лидой спокойно поговорили. На прощанье мама сказала:
– Алиса нанимала тебя в няни, а я нанимаю в гости. Приходи к нам почаще, мы все трое будем тебе рады!
– Большое спасибо, непременно, не сердитесь на меня! – сказала Лида и убежала, подхватив свою банку с тритоном.
Женька толкал самокат, придерживая ведро с квасом.
– Алло! – кричал он встречным. Теперь он никого не объезжал, даже коляски с детьми. А его все обходили, потому что видели: человек едет с делом, а не зря.
На стройке уже били в рельсу. С лесов спускались рабочие. Где же эта Нюра, чей квас?
Женька встал посреди двора и крикнул во всё горло:
– Эй! Кто тут есть Нюра Жучкова?
– Жучкова! Жучкова! – пошёл крик по стройке.
– Вот она я! – гаркнула с лесов Нюра и спустилась.
– Берите ваш квас и ваше ведро, – солидно сказал Женька. – И чтобы не было позора моей сестре Шершилиной Лидии. И ещё две копейки сдачи.
Вокруг Женьки собралась вся бригада. Ведро с квасом пустили по кругу, и все пили за Шершилину и её брата. И Женька пил тоже.
А потом пришёл усатый. И его угостили. Жучкова сказала ему, что прислали нового рабочего с современной техникой, и показала на Женьку и его самокат.
– Вот спасибо! – сказал усатый. – Теперь пятый этаж обеспечен.
– А я хочу на пятый этаж. Можно? – спросил Женька.
Его повели на пятый этаж, который ещё не был достроен. И Женька долго стоял и смотрел сверху на реку, улицы и сады, где ещё хранилось для него столько неразгаданных тайн.
С банкой в руке, с замирающим сердцем стояла Лида Шершилина перед квартирой писателя Мамонтова.
Наконец, собравшись с духом, она позвонила.
Дверь открыла величественная тётя Лиза. В руке у неё была почему-то чайная ложечка.
Лида начала что-то лепетать. Тётя Лиза внимательно слушала и смотрела на неё. Лида сбилась и умолкла.
– Значит, это Шершилина двадцать семь? – осведомилась тётя Лиза. – И с ней тритон гребешком? Войдите!
Она привела Лиду в знакомую комнату с бабочками и птицами. Лида поставила банку с тритоном на стул.
– Очень вас прошу, простите нас! – сказала Лида. – То есть меня, а не Коробкина. То есть потому, что Коробкин ни в чём не виноват. Это всё я…
– Хорошо, я поняла. – Тётя Лиза царственно кивнула. – Я прощаю тебя, а не Коробкина.
– А… Алексей Иванович?
– Думаю, что Алексей Иванович тоже тебя простит. Имея в виду, что ты вернула ему эту его гадость. Но Алексея Ивановича нет дома.
И опять свет померк перед Шершилиной… Спасти школьный вечер невозможно. Погасла последняя надежда…
А тётя Лиза милостиво говорила:
– Пойдём, Шершилина двадцать семь, пить чай с ватрушками. Я только что испекла.
Лида вспомнила, что она не ела с самого утра, и проглотила слюну. Но времени уже не было. Ни секунды!
– Большое спасибо! – сказала она и помчалась в школу.
– Вот так мне и надо! Так мне и надо! – твердила себе Лида, подбегая к школе.
Внизу в раздевалке она с отвращением посмотрела на себя в зеркало.
В старом платье, в извёстке, растрёпанная… Да, в хорошем виде является делегатка Шершилина на школьный праздник! "Так мне и надо! – снова мстительно подумала она. – Даже бант завязывать не буду".
Она, еле дыша, поднялась на второй этаж.
Поздно! Вечер уже начался. В коридоре никого не было. Она подошла к двери зала. За дверью стоял гул и смех. Вот захлопали в ладоши…
Лида постояла ещё перед дверью и с отчаянием разом распахнула её.
По сцене, засунув руки в карманы, ходил Алексей Иванович и что-то весело рассказывал! Все так его слушали, что никто не оглянулся на Лиду.
Но Алексей Иванович заметил её и заговорщицки подмигнул ей.
Лида тихо села в последнем ряду и закрыла глаза. Вдруг она так устала и такая тяжесть свалилась с её души, что какое-то время она ничего не слышала. А потом вместе со всеми и с Алексеем Ивановичем путешествовала по Австралии.
А когда вечер кончился (очень хороший вечер, куда шестому «Б» с его водолазами!), Лида побежала в учительскую и позвонила Мише Коробкину. Но подошёл его отец и сказал, что он просит оставить мальчика в покое.
– Скажите ему: тритон нашёлся, писатель пришёл, всё хорошо! – крикнула Лида и повесила трубку.
Она вернулась в зал. Алексей Иванович, оказывается, уже искал её, чтобы сказать спасибо за телеграмму. Он очень обрадовался, узнав, что его дракон ждёт его дома. А потом писатель вёз Лиду домой в своей машине. Но у Лиды было ещё одно, последнее дело. Когда они проехали зоомагазин и ту самую подворотню, Лида попросила его остановиться.
– Спокойной ночи, Алексей Иванович, спасибо, мне сюда. Извините меня за всё!
На почтамте было уже пусто и не очень светло. За столом сидел один-единственный человек и обдумывал телеграмму.
Лида подбежала к знакомому окошечку.
Там дежурила другая телеграфистка.
– Знаете что? – сказала Лида. – Я тут днём давала телеграмму. И у меня не хватило одной копейки. Возьмите, пожалуйста!
И Лида Шершилина пошла домой с лёгким сердцем.
