Текст книги "Женщина на корабле"
Автор книги: Нина Парфёнова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
– Скажите, Сергей, а поездка в офис предприятия – это на самом деле возможно? Мне бы очень хотелось посмотреть ваши объекты, познакомиться с руководством, подробнее расспросить о целях и задачах, ну, сами понимаете.
Елисеев улыбнулся и развёл руками.
– Лера, конечно! Это вообще ерунда вопрос. Трёх дней на первую статью Вам хватит? И всё, сразу едем. Хочется в город благословенной юности? Он теперь сильно изменился, стал по-настоящему европейским! Вы его не узнаете. Где хотите остановиться?
– Да я там не была уже восемь лет, не знаю, какие гостиницы есть, каких нет. И какие по карману, естественно. Хотелось бы в центре, конечно.
– О деньгах вообще не думайте. В нашем холдинге и гостиницы есть, самые центровые.
– Скажите, а почему именно газета ведёт информационное сопровождение? Почему не телевидение, у них же картинка, всё наглядно?
– Лера, – Елисеев улыбнулся, – Вы же знаете уровень вашего телевидения. Они совсем молодые, опыта нет, веса нет, им ещё мало доверяют. А газета – совсем другое дело! Ваши люди привыкли верить именно газете.
– Сергей, а кто с нашей стороны ведёт проект?
– Заместитель губернатора Боровиков.
Лерка даже присвистнула.
Пётр Андреевич Боровиков курировал в администрации промышленность, слыл человеком закрытым. Взять у него комментарий или интервью было задачей практически невыполнимой. Лерка покачала головой.
– Да уж, на интервью и рассчитывать нечего, Боровиков нашего брата не жалует. Не припомню, когда он хоть что-нибудь прессе сообщал.
– Лерочка, Вы о чём? Пять секунд.
Елисеев стремительно вышел из ресторана. Лерка курила, глядя в телевизор над стойкой. Она только сейчас заметила, что за полтора часа, что они сидят в ресторане, сюда не зашёл ни один посетитель. Интересное кино, что, в гостинице, кроме этого гостя, никого больше нет?
– Лерочка, всё в порядке, завтра Пётр Андреевич ждёт Вас в 8.30. Зададите ему вопросы, какие сочтёте нужным, он ответит на все.
Лерка смотрела на него и хлопала глазами. Да уж, лихо, ничего не скажешь.
– Хорошо, Сергей. Спасибо за ужин, я пойду, поздно уже.
– Ну, что же, спасибо, что пришли. Спокойно работайте, я закажу билеты на самолёт, через три дня летим. Я оденусь, провожу Вас.
– Не нужно, я здесь недалеко живу, тем более, там пурга, Вы к таким метеоусловиям, наверное, не совсем привычны.
Елисеев усмехнулся, но глаза его снова заледенели.
– Я много где бывал, пургой меня испугать трудно. До свидания, Лера.
Он проводил её до дверей гостиницы и смотрел, как она спускалась с крыльца. Ветер усиливался. Редких прохожих несло по улице, как снежинки. Лерка закуталась шарфом, подняла воротник и тоже полетела , подгоняемая ветром.
Скоро она поедет в город своей юности, который любила и ненавидела. В первые годы она приезжала туда, зная, что Володи там нет – через полгода после её бегства на север его всё-таки посадили. За что? Это осталось для неё загадкой. Но ещё долгое время, приезжая на сессии, Лерка привычно шла к дому, где он жил, садилась на скамеечку в соседнем дворе, раскрывала книгу и пыталась вчитаться в текст. Двор был засыпан сугробиками тополиного пуха, тёплый июньский ветер рыхлил их, разносил пушинки по двору и снова собирал в мягкие кучки. Шр-шр-шр, – шелестели листьями тополя, лучи низкого уже солнца нагревали квадратные серые плиты дорожек. Двор жил своей вечерней жизнью – бегали дети, сновали взрослые, на соседних скамейках сидели, о чём-то оживлённо беседуя, пенсионеры. Это было так не похоже на её северное бытие, что Лерка чувствовала себя пришельцем с другой планеты и понимала, как ей не хватает там этого тёплого ветра, шелеста тополей и пронзительного запаха отцветающей сирени. Солнце садилось, читать становилось трудно, она закрывала книгу, вставала и снова шла этой улицей, которая давала иллюзию близости к нему. Тогда она снова вспоминала, как промороженно-гулко звенел под каблуками тротуар, как не чувствуя обжигающего ветра, она бежала, зная, что в тёплой квартире её ждёт он. И за окном вспыхивает и гаснет нетленное «Летайте самолётами Аэрофлота», а магнитофон голосом Гребенщикова шепчет:
Я не знаю, зачем ты вошла в этот дом,
но давай проведём этот вечер вдвоём.
Если кончится день, нам останется ром,
я купил его в давешней лавке…
И мы сядем на кухне, и мы будем смотреть,
Как соседи напротив пытаются петь,
Обрекая бессмертные души на смерть,
Чтоб остаться живым в этой давке…22
Борис Гребенщиков, «Сталь» («Акустика»)
[Закрыть]
Глава третья.
– Лера, Вы у иллюминатора?
– Нет, я лучше у прохода. Чем меньше смотришь вниз, тем быстрее примиряешься с такой высотой.
– Разумно.
Пассажиры суетливо укладывали вещи на полки, хлопали крышками багажных контейнеров, усаживались, щёлкали пряжками ремней безопасности в предвкушении полёта. Лерка откинулась на спинку сиденья – может, удастся поспать. Последние три дня выдались ужасно суетливыми, заполненными срочными интервью, компоновкой (написанием она это вряд ли могла назвать) статьи о грядущем строительстве горно-обогатительного комбината. Интервью с Боровиковым получилось странным – путанным, с абстрактными рассуждениями о благе региона, уходами в литературные и этнографические реминисценции. Пётр Андреевич говорил так, чтобы выдать минимум информации, путался, сбивался на пафос. Выйдя из его кабинета, Лерка даже слегка растерялась. Взять из почти часовой беседы было нечего. Боровиков выступал в своём репертуаре. И ведь не дашь изложение беседы в таком виде, «дабы дурость каждого видна была», по шапке получить можно. Опять придётся придумывать за чиновника его речь. А что там придумывать, если она сама пока ничего понять не может – ни истинного замысла проекта, ни целей тех, кто его осуществлял. На место, где должно было произойти событие века – строительство комбината, ехать передумала. Чего там смотреть – всё в снегу, до июня даже и думать не моги хоть что-то на местности прикинуть. Сейчас вторая половина марта, пурги, ветер, снегопады, даже сфотографировать нечего. Мучилась два дня. Потом села и за два часа наваяла шедевр отечественной публицистики – в превосходных степенях, с умными речами респондентов и авторскими рассуждениями. Мамонтов с Елисеевым были в восторге, материал пошёл в набор – читатели получат максимум информации о том, какая замечательная жизнь их ждёт, когда строительство комбината будет завершено. Все довольны, всем хорошо.
Самолёт набирал высоту, в салоне слышался шум моторов. Лерка закрыла глаза. Она до сих пор не верила, что через несколько часов окажется там, куда в мыслях стремилась все эти годы. Елисеев с разговорами не приставал, спал – умаялся, видать, бедняга. Непростое это дело – продвижение проекта. Полёт проходил на редкость мягко и спокойно, старенький АН-24 не швыряло, он не проваливался в воздушные ямы. «Хорошо!» – подумала Лерка и тоже уснула. Проснулась от толчка – сели. Бодрый голос стюардессы возвестил, что полёт закончен, и пассажиры зашевелились, засобирались на выход.
Выйдя на трап, Лерка вздохнула полной грудью. Воздух был тёплым, влажным, таким весенним! Вот и снова весна… Елисеев выглядел счастливым, его командировка закончилась, весело подмигнул Лерке и повёл её к автостоянке. Их ждала большая чёрная машина, марку которой Лерка не определила.
Знакомая дорога из аэропорта, огромные деревья по обочинам. «Господи, я сто лет таких не видела!» Елисеев оглянулся на неё и засмеялся, здесь он стал совсем другим – вернулся с выполненным заданием.
Когда начался город, Лерка грустно улыбнулась. Косметическая фабрика, знакомые абрисы микрорайонов, новостройки. А центр казался всё тем же – старинные здания, университет, аллея, делившая главный проспект на две части…
Гостиница и вправду оказалась шикарной, номер – вполне европейским. Заведя Лерку в номер, Елисеев заспешил.
– Ну вот, Лерочка, располагайтесь, отдыхайте, сегодня Вас беспокоить не будем, а завтра в 9.00 я за Вами заеду.
И исчез. Лерка оставила сумку у дверей, подошла к окну, открыла тугую створку. Закурила, глядя с высоты на шумный проспект и куда-то дальше, поверх домов, знакомых и не знакомых уже крыш, на синеющее до горизонта небо…
В этом городе они когда-то были вместе. А теперь она бездумно и бесцельно шла по его улицам одна. Впрочем, ей нужно купить зубную щётку, свою забыла дома. Шёл дождь со снегом, но он почему-то не казался холодным. Скользкие ошмётки падали на пальто, таяли, пропитывая кашемир тяжёлой сыростью. Завтра предстоит работа, а сегодня она решила устроить себе выходной, полежать, почитать, посмотреть телевизор в тишине гостиничного номера – в последнее время ей так редко удавалось просто отдохнуть. Приходила с работы и падала от усталости, засыпая тяжёлым, обрывисто-лихорадочным сном. А, ладно. Она шла по проспекту, внимательно вглядываясь в знакомые очертания домов и отмечая перемены. На углу появился спортивный бар, надо же, ничего подобного здесь не было. Рядом с ним тётка, ёжась под хилым зонтиком, продаёт детективы в ярких глянцевых обложках. А здесь, на углу, когда-то располагалось кафе, в которое так любили забредать студенты и брать двойную порцию пельменей со сметаной. Вспоминать сейчас те пельмени без содрогания невозможно, но тогда – это было счастьем для оголодавших на лекциях студентов. Теперь на месте пельменной промытыми стёклами сверкал магазин какой-то современной техники. А вот здесь стояла будочка горсправки… В витрине большого киоска с газетами и всякой мелочью Лерка увидела зубные щётки, быстро купила одну и, не дойдя пару шагов до громадины Главпочтамта, возвышающейся над проспектом, решительно повернула назад. Ну, их, эти воспоминания…
В номере было тепло и уютно. Она включила телевизор, с сомнением посмотрела на телефонный аппарат. А память тут же услужливо подсказала номер. Нет, ну надо же, пятнадцать лет прошло, а она его помнит! Сколько неприятностей от этой хорошей памяти! За окном смеркалось. Лерка включила торшер, открыла новый, только что купленный на улице детектив и, свернувшись на постели калачиком, с удовольствием погрузилась в придуманный мир. Там безопасно и спокойно, хотя бы потому, что все приключения происходили не с ней, и не надо ломать голову над тем, что предпринять дальше. Завтра, всё завтра…
Утро выдалось сумеречным и влажным, серые тяжёлые облака висели низко, словно задевая набухшими водой и снегом краями плоские крыши. Лерка постояла у окна, послушала перезвон трамваев на проспекте, проверила блокнот и диктофон и вышла из номера.
Она почти допила чашку кофе в лобби-баре, когда в вестибюль гостиницы стремительно ворвался Елисеев.
– Лера, доброе утро.
– Здравствуйте, Сергей. Я почти готова.
– Да, минуточку, – он махнул рукой бармену и заказал два кофе. – Давайте спокойно ещё кофе попьём. У нас небольшая накладка, Ядрихинский, наш генеральный, сегодня очень занят, так, заморочки технические с субподрядчиками. – Он как-то лихо и двусмысленно выговаривал термины, – его в офисе весь день не будет.
– И что делать? Всё отменяется?
– Нет, мы с Вами сейчас поедем за город, на одно наше предприятие, горно-обогатительный комбинат. Примерно такой, только лучше и современнее, будет строиться у вас. Посмотрите, интервью у главного инженера и директора возьмёте, то-сё, очень для Вас полезно будет. А с Андреем Николаевичем решим…
– Хорошо. Я готова.
Молчаливый водитель с бритой головой, от которого Лерка за весь путь не услышала ни слова, аккуратно тронул машину с места, негромко включил музыку. Лерка откинулась на заднее сиденье и смотрела в окно, наблюдая, как из центра они свернули к окраинам и вскоре вырвались из города. Леса, указатели пансионатов на дороге, деревеньки летели назад, машина шла мягко, пружиня на выбоинах. Ехали больше двух часов. Елисеев всю дорогу разговаривал по телефону, всё больше с каким-то Вовчиком, обсуждая насущные дела. Разговор был шутливый, дружеский, но порой казался слегка напряжённым. Лерка не вслушивалась, глядя на дорогу.
– Вовчик, ну, ты там на хозяйстве, сам реши, мне сейчас не до этого. Андрюха по уши в процессе, заморочка на заморочке, дай бог, чтобы завтра освободился. Я вообще за городом, еду с нашей северной гостьей на ГОК. Гостья? – Елисеев глянул на Лерку в панорамное зеркало, подмигнул ей. – Гостья очень симпатичная. Только, Вовчик, не про твою честь. Всё, адью. – он отключил телефон и глянул на Лерку. – Лера, не обижайтесь, шутим.
Она пожала плечами и ничего не ответила.
– Лера, а может, для простоты общения на «ты» перейдём? – Сергей повернулся спиной к лобовому стеклу.
– Почему бы и нет? – улыбнулась она.
– Ну, и замётано!
Машина притормозила, сворачивая с автострады. Впереди виднелись огромные трубы, окрашенные в бело-красные полосы, и масса каких-то строений. Справа мелькнула гигантская впадина с уступами вместо стен, похожая на воронку метеорита, в которой сновали грузовики.
– Карьер, – коротко пояснил Сергей. – Там фосфорную руду добывают, а потом туда, на комбинат везут.
Лерка оглянулась ещё раз – такие впадины показывали в фантастическом кино про Марс или какие другие планеты, про лунные кратеры, к примеру. Она усмехнулась – интересно, наверное, постоять на краю и глянуть вниз, в этот кратер.
А машина уже подъезжала к воротам комбината, о чём и гласила огромная вывеска. Въехали на территорию, машина развернулась и встала у двухэтажного, покрытого симпатично-голубым с белыми вставками сайдингом здания. С крыльца к ним уже спешил худощавый высокий мужчина в сером костюме с галстуком. Лерка с Сергеем вышли из машины. Елисеев пожал мужчине руку и представил:
– Знакомьтесь. Антон Петрович Гейнцлер, главный инженер горно-обогатительного комбината, Валерия Евгеньевна Шингареева, журналист газеты «Север». Антон Петрович, давай, Лере экскурсию проведи, расскажи, туда-сюда своди, а я пойду в управление, мне с Игорем поговорить надо, дела накопились. Игорь Анатольевич Белозёров – директор комбината, – объяснил он для Лерки.
Антон Петрович улыбнулся и слегка наклонил голову.
– Здравствуйте, Валерия Евгеньевна. Сейчас пройдёмся, одну минуту подождите, я каски прихвачу.
Он ушёл вместе с Елисеевым, а Лерка с любопытством огляделась по сторонам. На небольшой асфальтированной площадке перед управлением стояли дорогие машины. Пластиковые окна прикрывали жалюзи. Было тихо, лишь доносился отдалённый шум и лязг металла. Лерка достала диктофон, ещё раз проверила запись и, оглянувшись, увидела идущего к ней Антона Петровича с двумя оранжевыми касками. Смеясь, она натянула каску и, достав фотоаппарат, попросила инженера сфотографировать её.
Они вышли на дорогу, покрытую бетонными плитами, перешли её и оказались на широкой пешеходной дорожке, бежавшей на отдалении от производственных корпусов.
– Валерия Евгеньевна, Вы знаете, вообще, что делается на обогатительных комбинатах?
– Антон Петрович, честно – ничего. Пожалуйста, расскажите поподробнее. Я сейчас диктофон включу.
– На горно-обогатительном комбинате мы производим фосфорный концентрат, из которого потом делаются фосфатные удобрения. Так, для справки, чтобы Вы знали, в сельском хозяйстве эти фосфатные удобрения увеличивают урожайность, улучшают качество сельскохозяйственной продукции, сокращают сроки созревания, повышают устойчивость зерновых. Деградация почв, закисление, загрязнение радионуклидами и недостаток фосфора плохо влияют на урожайность сельскохозяйственных культур. Вот для этого и нужны фосфатные удобрения. Вот Вы проезжали карьер, помните?
– Да, интересное зрелище, как в фантастических фильмах.
– Видели маленькие машинки там, внутри?
– Да.
– Это, Валерия Евгеньевна, огромные грузовики, которые руду перевозят, вы даже до середины колеса вряд ли дотянетесь. На этом карьере мы добываем почти пять миллионов тонн руды в год, и пока ещё не исчерпали его запасов.
Антон Петрович показал Лерке на эстакады, соединявшие производственные корпуса.
– Это конвейерные линии, по которым руда передвигается из цеха в цех, где её постепенно обогащают разными процессами. Про технологии подробно говорить не буду, для непрофессионала это непонятно, просто скажу – в процессе обогащения происходит отделение или взаимное разделение полезных компонентов от пустой породы. В каждом цехе своя технология. Мы с Вами сейчас движемся против течения, к началу всего процесса.
Потихоньку, разговаривая, они дошли до начала линии, где из грузовиков в вагонетки ссыпалась руда – крупные камни бурого цвета. Шум здесь стоял уже почти невыносимый. Ревели грузовики, сыпались камни, грохотали по железке вагонетки.
– Это думпкары, специальные вагоны, в которых горную массу доставляют в цех дробления, потом в цех агломерации, готовят к плавке, потом плавят, потом обогащают, ну и так далее, из цеха в цех, – прокричал ей в ухо Гейнцлер.
– А они что, всегда открытые, эти думпкары? – прокричала ему в ответ Лерка, – А пыль? Это же вредно. А экология?
– Валерия Евгеньевна, поверьте, в нашем производстве есть гораздо больше вредных вещей, чем рудная пыль.
– Это что, к примеру?
Гейнцлер поморщился, махнул рукой.
Лерка пожала плечами, стоит ли вообще затевать разговор, если говорить не хочешь. Они уже шли по дорожке обратно, следуя за вагонетками. Иногда останавливались, чтобы Лерка смогла сфотографировать происходящее.
Экскурсия продолжалась почти три часа, с заходом в цеха, беседами с мастерами и рабочими. Лерка устала от шума, лязга, запахов горячего железа и каких-то неизвестных ей химических веществ. А Гейнцлер всё говорил, говорил, рассказывал о ему только ведомых секретах производства.
– Антон Петрович, у Вас такая фамилия звучная…
– Я, Валерия Евгеньевна, немец из ссыльных. Нашу семью из Поволжья в самом начале войны сослали. Так все родственники тут и остались.
– Ну, это вашим родным ещё повезло, здесь всё-таки климат более или менее, всё растет. У нас на Севере тоже было очень много ссыльных немцев, финнов. А там на подножном корме не выжить, его там просто нет. В каких условиях они, на каких работах работали, это просто уму непостижимо! Слушаешь стариков и диву даёшься – как смогли дожить до нормальных времён…
– Да, много есть на свете, друг Горацио…
Заглянув напоследок в светлую, чистую, комфортабельную столовую, они повернули к управлению.
– Антон Петрович, а рабочие здесь живут, в посёлке?
– Кто где. Кто-то в посёлке, здесь и многоквартирные дома есть, и общежития. Многие из города ездят, автобус для этого специальный по сменам ходит. Весь инженерный состав в городе живёт. Работа здесь тяжёлая, вредная, но зарплата приличная, так что отбоя от желающих нет, хоть и дисциплина строгая. Валерия Евгеньевна, а где Вы живёте? – остановившись, спросил Гейнцлер.
Лерка назвала город.
– И что, у вас там фосфориты есть?
– Да нет у нас никаких фосфоритов! Сказали, привозить будут. Из соседней области.
– А зачем тогда вам обогатительный комбинат?
– Антон Петрович, это не ко мне вопрос. Я сама не совсем понимаю. Насколько знаю, это чисто инвестиционный проект. Даже не региональный, а межрегиональный. Все говорят о необходимости повышения налоговой базы, дополнительных рабочих местах. И т.д. и т.п. Я, конечно, не экономист, но мне кажется, что всё это очень дорого будет и не очень продуктивно.
Гейнцлер дёрнул бровями и, не ответив, пошёл к зданию управления.
Он проводил её на второй этаж, к кабинету директора и, попрощавшись, ушёл, не оглядываясь. В приёмной сидела блондинка-секретарша и лениво рассматривала что-то на мониторе компьютера. Лерка поздоровалась. Секретарша оторвалась от компьютера и глянула на неё вопросительно.
– Я Шингареева. Игорь Анатольевич на месте?
Девушка глянула на лежащую на столе бумажку, заученно улыбнулась и встала.
– Да, Валерия Евгеньевна, пойдёмте. – И открыла перед ней дверь кабинета.
Оттуда донеслись обрывки разговора:
– Вовчик в своём репертуаре! У него дома какие-то проблемы… Он на них, как водится, плюёт, но всё, похоже серьёзно… Ничего, выкрутится. Без него нам не обойтись. В злобе он там – не в злобе…
Разговор прервался, стоило Лерке войти.
Посредине просторного светлого кабинета стоял внушительный стол для совещаний, затейливо накрытый к обеду. Салфеточки, изысканные тарелочки, сверкающие приборы. Коньяк, разлитый в пузатые бокалы. Было видно, что к коньяку мужчины уже приложились. Раскрасневшийся Елисеев быстро встал, как-то уже совсем по-свойски приобнял Лерку за плечи, подвёл к своему собеседнику.
– Лера, знакомься, это Игорь Белозёров, гендиректор этой шарашки. Игорь, это Лера Шингареева. Журналист от Бога! Всё-всё про тебя напишет, да так, что читатели газеты «Север» обрыдаются от радости, что в их городе будет построен такой зашибенный комбинат. Лера, тебе у нас понравилось?
– Я в полном восторге от этой производственной феерии!
Елисеев захохотал и отступил на шаг. Полный крупнолицый молодой мужчина в сером пуловере и ослепительно-белой рубашке слегка прищурил и без того небольшие глаза и, улыбаясь, подал Лерке руку.
– Игорь. Лера Шингареева… Как-то мне Ваше имя знакомо. Где я мог его слышать?
– Вряд ли Вы его слышали, наша газета сюда не доходит, я всероссийской известностью не страдаю. Тем более, что имя, что фамилия – не такие уж и редкие, – Лерка нервно повела плечом.
– Вот и я тоже мучаюсь, – вступил в разговор Елисеев. – Мне всё кажется, что я Леру где-то видел. Ну ладно, это всё лирика. А давайте-ка присядем. Ты устала?
– Как собака. Ноги уже не держат. Игорь Анатольевич, Вы мне несколько слов скажете про комбинат?
– Что ты мне – Игорь Анатольевич, Игорь Анатольевич, давай на «ты», я это «Игорь Анатольевич» от сотрудников слышу с разными интонациями по тыще раз на дню.
Лерка кивнула, но знала, что для неё это будет сложно – почему-то с Белозёровым переходить на «ты» ей совсем не хотелось. Придётся вообще избегать таких фигур речи, где нужно говорить «ты» или «Вы»…
– Ну, короче, Антон тебе всё рассказал?
– Рассказал. Но хотелось бы и директора услышать для придания веса материалу.
Белозёров с Елисеевым переглянулись, Елисеев кивнул, и Игорь протянул Лерке папку с документами.
– Там все пресс-релизы собраны, – объяснил Елисеев. – Этого хватит для репортажа с завода. Если что, завтра тебе Ядрихинский дополнит.
– Хорошо. Давайте пресс-релизы, так даже проще.
Лерка взяла папку и положила в сумку.
– Ну, всё, по коньячку. Лера, ешь, ты ведь голодная. О делах потом.
Они пили коньяк, болтали. О комбинате больше не было сказано ни слова. Уезжали, когда уже стемнело. Комбинат весь светился, а карьер просто полыхал белыми, синими, фиолетовыми, зелёными огнями, ещё больше придававшими ему сходство с фантастическими мирами. Лерка проводила глазами космический пейзаж и опустила голову на подголовник сиденья. Спать хотелось просто зверски.
