Текст книги "Формула счастья"

Автор книги: Нина Ненова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 30 страниц)

Глава тридцатая

– Это – безобразие, Симов! – заявил Рендел, остановив свой облезлый джип перед «Хижиной». – Мы же здесь на работе, мы не можем так из-за тебя терять время.

Я сел к нему, и он ловко направил машину в глубину между конусами. Проехали метров двести.

– Больше удаляться нет смысла, – сказал я. – Я тоже должен экономить время.

– Ха! – презрительно фыркнул Рендел, но ударил по тормозам. – Давай, говори! – энергично повернулся он ко мне.

Он всячески старался выглядеть возмущенным и торопящимся, из чего можно было заключить, что в действительности это не так. Я начал без обиняков:

– Время от времени ты направлял на заброшенную юсианскую базу какого-то из роботов, принести тебе что-нибудь оттуда, например, силуэт Одесты.

– Ха-ха-ха! Силуэт!

– Все равно, как мы это назовем, Рендел. Речь не о нем, а о роботах.. – Э? И что о них?

– А ты сам ходил когда-нибудь на эту базу?

– Никогда!

– Однако, ты знаешь, что я ходил. И как только переступил порог, попал в помещение, где было что-то вроде пламени…

– Боже мой! Ну и выражения! Да ты и вовсе профан, Симов!

– Не прерывай меня, Рендел! Так вот, я говорю, пламени, и оно взаимодействовало только с материей, из которой сделаны пластины на коленях и локтях у роботов. Поэтому у троих из них есть одинаковые отметины. Разве ты не замечал?

– Замечал, но мне и в голову не приходило, что они оттуда.

– Оттуда.

– Ну и что из этого?

– Отметины на этих местах могут появиться, только если роботы лежали лицом вниз среди упомянутого пламени.

– Не понимаю тебя, – отрезал Рендел.

– Лучше скажи, что не понимаешь, что может заставить какого-то робота лечь где бы то ни было. Или ты понимаешь?

– Ничего не понимаю!

– Вчера вечером я был на действующей юсианской базе, Рендел. И там тоже было такое пламя. Только среди этого пламени лежали юсы.

– А может быть, и ты тоже? – желчно усмехнулся он, но побледнел, как полотно, и на этом фоне синяки – результат нашего вчерашнего столкновения – выступили еще ярче.

– Вот видишь, ты догадался, – похвалил я его. – Конечно, и я тоже. Чужие ритуалы нужно уважать, не так ли?

– Вопрос принципа, Симов. Лично я никогда бы не поддался никаким негуманоидным «ритуалам».

– Да, конечно, значительно легче было вместе с Зун-гом изучать юсов по голографическим фильмам, которые вы от них получали. И которые, несмотря на договоренности, вы не предоставили человечеству, а спрятали в своих бронированных сейфах.

– Ото! Заступаешься за этих тварей? Да, они ведь твои друзья.

– Если так, значит, друзья у нас общие, Рендел.

– Что-о-о-о-о?! Что ты себе позволяешь!

– Но посуди сам: еще на Земле ты знал, что роботы юсианские. Или, выражаясь точнее, что это вообще не роботы, по крайней мере по нашим критериям. Ты знаешь это и совершенно спокойно используешь, так сказать, как своих, хотя и не сомневаешься, что все увиденное, услышанное и сделанное ими немедленно становится известным юсам.

– О, именно потому я их и использую! – воскликнул он. – Для маскировки! Только на незначительных работах или там, где нечего скрывать. А в других случаях… Будь уверен, я принял достаточные меры, чтобы туда, где делается настоящая работа, они не сунулись.

– Да, а остальные люди на базе?

– И они поступают с роботами так же, хотя и считают их продуктом нашей, человеческой фирмы. Перед полетом на Эйрену Зунг дал нам указание быть с этими роботами максимально осторожными под предлогом того, что юсы могут начинить их своей шпионской аппаратурой. Ведь их пересылают открыто, а не в контейнерах, как другие наши посылки с Земли.

– И, по-твоему, никто другой здесь не подозревает, каково истинное положение вещей?

– Никто… Кроме, может быть, Вернье, но и он дале» от этого.

– А истина, Рендел, заключается в том, что мозги этих так называемых «роботов» напичканы юсианскими «воспоминаниями», привычками, мыслями, намерениями, планами и тому подобным. В них, я бы сказал, запрограммировано юсианское мироощущение. И юсианское отношение к нам.

– Ну, успокойся! Количество их на Земле уже строго ограничено. Сейчас их там не более сотни.

– Которые будут ликвидированы после переселения, – добавил я, – как и все другие вспомогательные атрибуты проекта ЭССИКО. Хорошо, но ведь проблема не в них, а в самом проекте ЭССИКО, в его правильном понимании.

– Для нас его цель была очевидной с самого начала.

– И как вы ее формулируете?

– Одним-единственным словом: экспансия! направленная против человечества!

– И я до недавнего времени думал также.

– До недавнего времени? – удивился Рендел.

– Да, – кивнул я. – Но теперь я знаю, что проект ЭССИКО – в сущности, ошибка. Точнее, цепочка ошибок. И наших, и их…

– Юсов?!

– А почему бы и нет? Или ты считаешь их непогрешимыми?

– Симов!

– Рендел! Уверен, что ты можешь лучше справляться со своими чувствами. Как ты не можешь понять, что сейчас надо говорить трезво, по-деловому!

Он вздохнул, изображая смирение:

– Ну хорошо, скажи мне тогда, в чем же они ошиблись?

– Да все, что они делали с момента прибытия на Землю и по сию пору, все ошибочно. И то, что они создают разные псевдоземные материалы и предметы, и вся эта перестроенная ими планета с ее метаморфозами и эйфорическими влияниями, и их наивные «творения» с маркой ЭССИКО…

– Наивные ли? Ведь если мы оставим их на Земле, они ее затопят этими «творениями»! А среди них есть и такие, каких ты и во сне не видел, а я… я видел, даже на себе ощущал их действие! Да взять хотя бы роботов, ты представляешь, что было бы, если бы юсы их размножили тысячами, миллионами!

– И что будет? Юсы станут воевать с нами? С их помощью? Уничтожат нас? Если бы юсы хотели этого, они бы не, занимались «роботами» и «эйфорией», Рендел. Не этого они хотят. И не из какого-то хорошего отношения к нам, а знаешь, почему? Из любви и заботы о самих себе. Они поняли, что окончательный провал наших отношений будет иметь для них очень тяжелые последствия…

– Твои утверждения крайне произвольны, – нервно развел руками Рендел. – Ни Зунг, ни кто-либо из его подчиненных не допускает, что нас начнут уничтожать физически. Они решили уничтожить человеческое в нас. Переделать нас, погубить наши души! Ты должен был бы наконец это понять!

– Я-то понял, – медленно произнес я. – Но они этого не поняли, вот в чем беда.

Наконец Рендел посмотрел на меня более внимательно. После чего, однако, поторопился надеть очередную маску-на этот раз маску демонстративного скептицизма.

– Неужели? И как ты пришел к такому выводу, комиссар Симов? Не объяснишь ли мне…

– Нет. Ты только что доказал мне, что совершенно бесполезно что-либо тебе объяснять. Теперь я просто хочу, чтобы ты запомнил несколько фактов и при первой же возможности передал их своему шефу. Может быть, хоть он проявит достаточно здравого смысла, чтобы осознать их значение. Вот слушай: то, что мы с полным основанием рассматриваем как переделку, сами юсы воспринимают совсем по-другому. Настолько по-другому, что они это обратили против самих себя…

– Подожди, подожди! Против них самих себя… в каком смысле?

– В буквальном. Они стремятся к конвергенции двух наших разумов, наших эмоций. Они вбили себе в голову, что только так могут установить контакт с нами. Что мы сумеем понять друг друга, только если и они, и мы станем… Черт знает чем!.. Чем-то средним между людьми и юсами.

– Реакция Рендела превзошла мои самые пессимистические ожидания: он рассмеялся. И его смех был для меня самым правдивым ответом.

– Ты думаешь, что после того, как осуществится заселение Эйрены и вы разрушите их хрональные центры на Земле, все будет в порядке. Но почему ты не попытаешься представить, что последует дальше?

– Время последует, Симов. Более двух веков нашего только человеческого времени!

– А здесь? А переселенцы?

– Неизлечимо больные, преступники и сумасшедшие. Пусть те осуществляют свою «конвергенцию» с ними!

– Но если действительно случится что-то подобное, то ведь это в конечном счете может отразиться и на нас. Или тебе все равно, что будет после упомянутых двух веков?

– Не имеет значения, безразлично мне или нет. И вообще, неужели ты воображаешь, что твои… гм… весьма сомнительные факты дают нам какие-то новые шансы?

– Наоборот. Шанс у нас только один – исправить ошибки…

– Ошибки юсов? Чтобы мы их исправляли?

– Да. Мы, все мы, хотя за эти ошибки ответственность несете только вы – Зунг и его присные. Вы сразу, когда юсы только появились, создали вокруг них атмосферу фальши и угодничества. Показали им наши жалкие, уязвимые стороны…

– А вот ты хочешь показать им другую, великую и неуязвимую, – с сарказмом вставил Рендел.

– Именно так! Я и еще многие, подобные мне. Мы им покажем, что в этот раз они играют с настоящим огнем. Который действительно может их переделать. Единственно их! Потому, что их полипланетарная система, звездолеты и всякие разные конструкции еще не гарантируют духовного превосходства.

– Духовного – нет. Но чтобы стереть нас с лица Земли, они вполне годятся. Особенно, если мы начнем исправлять разные «ошибки».

– Слушай, Рендел, – продолжил я спокойно, – глядя на тебя, скажу, что тоже гожусь, чтобы вот этими кулаками стереть тебя с лица земли. Однако же не делаю этого, а пытаюсь убедить тебя, заставить понять некоторые элементарные вещи. Как ты думаешь, почему я так поступаю?

Еще в самом начале моей реплики он автоматически хотел было схватиться за флексор, но сейчас вдруг весь покраснел – от гнева, от обиды, от стыда? Кто знает? Я продолжал:

– Вижу, что ты опять не понимаешь. А ответ мой будет так же прост: стерев тебя, я признаю полное свое интеллектуальное бессилие перед тобой. Стану пораженцем в собственных глазах. И кроме того, пока ты существуешь, существует и у меня хоть маленькая надежда, что рано или поздно я сумею разобраться даже и с тобой. И никто – ни человек, ни юс не столь безумен, чтобы самому лишать себя надежды, сколь бы малой она не была.

Я вышел из джипа, и прежде чем уйти, встретился взглядом с Ренделом. Как обычно, он был полон ненависти, но в нем будто бы виднелось некое колебание. Или начало колебания…

Я сделал два-три шага. Потом остановился – меня обожгла неприятная мысль, что логика все-таки изменила мне и сегодня. Я вновь повернулся к Ренделу.

– Как раз перед вылетом с Земли я разговаривал с Зун-гом, – сказал я, – и он вроде бы все еще не знал, кто и по какой причине убил Фаулера и Штейна. Кажется, он даже не был уверен, идет ли речь об убийстве или о несчастном случае, связанном с самой планетой.

– Он и теперь едва ли уверен, – ответил Рендел. – Со дня убийства Ларсен сам составляет все наши заявки на Землю, а у меня нет другой возможности послать информацию.

– Но как видно, это тебя нисколько не тревожит, – мрачно заметил я. Но не считаешь ли ты, что неведение человека в такой решающий момент, как сейчас, может оказаться очень опасным?

– Будь спокоен, комиссар, – с вопиющим притворством улыбнулся мне Рендел, – скоро он узнает все. И об исследованиях Штейна, и о твоих «фактах». И скоро прибудет сюда. И то по просьбе юсов. Да-да, Симов! Они его попросят, и очень скоро. Так что не беспокойся и о моей «телеграмме». Ты сможешь лично ему ее вручить, вместе с переводом, конечно.

И неожиданно резко нажав на педаль газа, Рендел направил джип обратно к биосектору.

Вернувшись в «Хижину», я предпринял – в который раз уже сегодня – попытку связаться с Вернье. Прятался ли он от меня? Или работал? И что он делал в этом загадочном бункере? Но делать нечего, пришлось самому заняться его поисками. Но прежде, чем приземлить рейдер около координационного узла, я решил еще раз с высоты осмотреть Дефрактор. Действительно, в его внешнем виде было что-то подозрительное. Нельзя было найти рационального объяснения шести бронированным контейнерам, связанным с N-ускорителем посредством плазмопро-водной трубы. Было бы значительно более экономно, да и более удобно, если бы вместо них использовался один общий резервуар.

Подключенных к блоку основного коллектора инверсоров вроде было больше, чем необходимо. Базовая энергетическая станция по непонятным соображениям была окружена двойной силовой стеной. А в герметической конструкции на крыше технологического зала даже предохранительные вентили бросались в глаза своими аварийными дубликатами.

И все же самое большое недоумение вызывала кольцевая антисейсмическая система – я не мог понять, зачем израсходовано столько материалов и труда для постройки ее высоких почти десятиметровых башен, учитывая, что почти все ее сооружения, естественно находятся под землей.

Остановив рейдер перед самой близкой из этих башен, я вошел в нее. Наверх в ней вела узкая винтовая лестница с железными перилами, какие сегодня можно встретить только на самых старых морских маяках. Она доходила до небольшой кабины, где, как я предположил, должна была бы быть какая-то аппаратура, так как нигде вокруг ничего подобного не было видно, но я, конечно, не поднялся проверить, так ли это. Меня интересовало, что в шахте под башней – ведь именно там должны были быть сейсмические девиаторы. Я спустился вниз на очень примитивном грузовом лифте и сейчас же наткнулся на них… Только они вообще не были смонтированы! Лежали в металлических ящиках, как были присланы с Земли, и никто не потрудился даже сорвать с них многочисленные пломбы и печати.

Без лишней суеты я вернулся наверх. И только собрался направиться к выходу из башни, как услышал чьи-то торопливые шаги. Я подошел к лестнице, как будто только что спустился по ней. В следующий момент в помещение вошел Вернье.

– А, Симов! – воскликнул он. – Ищешь что-нибудь?

Он старался перевести дыхание, чтобы не чувствовалось, что он сюда бежал.

– Искал тебя, – ответил я, – но по пути зашел рассмотреть эту башню.

– А я случайно видел, что ты приземляешься здесь и… Знаешь, как встревожился!

– Но почему? – притворно удивился я. – Ведь пробные испытания начнутся завтра.

– Завтра, завтра, – пробурчал недовольно Вернье, – ну а если бы решили провести какие-то последние предпусковые проверки?

– Сказать по правде, мысль о последних предпусковых проверках антисейсмической системы мне и в голову не пришла. Я даже и не предполагал, что они вообще возможны.

Вернье понял, что он переоценил мое невежество, и сделал попытку внести коррективы.

– Дело не в системе, Симов, а в принципе… Существуют правила безопасности и их нужно соблюдать.

– Извини меня, Вернье, – сказал я, и он тотчас великодушно махнул рукой.

Мы вышли на улицу.

– На меня произвело впечатление, что сегодня почти все роботы заняты у вас на работах здесь, – подкинул я ему.

– Да по-другому нельзя. Последняя финишная прямая, так сказать.

– По существу, Дефрактор вроде бы полностью дело их рук. Я имею в виду исполнение работ. А недавно я узнал, что на Земле вы получили инструкцию не очень-то им доверять.

И удивляюсь, как же вы ее здесь выполняете?

– Очень простым и эффективным способом! – с пафосом, который был совсем некстати, начал мне объяснять Вернье. – Просто все, что должно быть недоступно чужому глазу, мы располагаем под землей. Понимаешь, на чьи глаза я намекаю? А перед входами, лифтами или лестницами, ведущими вниз, мы ставим лучевой барьер, который для нас безвреден, а для роботов неприступен.

– Да, но как же вы внизу справились без их помощи?

– С трудом! Вот ответ! Со страшными мучениями! Проще говоря, я справился сам.

– Даже и с монтажом девиаторов? – я изобразил сочувственную гримасу.

– Увы, даже и это! – без колебаний соврал Вернье. – Э, правда, я использовал десяток автоматов «РМ», но что они могут? Сделать только самую грубую, черную работу. А все более тонкие операции выполнены на моем горбу!

– Вернье, – устало сказал я, – почему ты постоянно стараешься ввести меня в заблуждение? Он не ответил.

– С какой целью, – продолжал я, – все здесь построено с таким… размахом? И это при том, что у вас было немало трудностей с поставками материалов с Земли.

– Мы не можем выступать перед юсами как последние бедняки, Симов. Мы должны держать марку.

– Нет, не в этом причина. Здесь что-то другое. Я спрашиваю себя, во что ты хотел втянуть Ларсена в той нарочитой ссоре по поводу Дефрактора? Почему он решил устраниться?

– Да, решил! Ничем не хочет помочь нам…

– Довольно! В конце концов скажи откровенно. Мы находимся в дьявольски сложной ситуации. Если мы не объединим усилия, свой разум, чтобы выпутаться из нее, могут произойти страшные непоправимые вещи! И не только с нами, здесь на Эйрене, но и вообще… с людьми.

– Понимаю, – вяло кивнул мне Вернье. – Я это давно понял. Только… Пусть завтра пройдут испытания. Тогда мы сможем… Тогда я тебе все объясню…

– Но что ты скрываешь? Объясни мне сейчас! Завтра может быть поздно!

– И сейчас уже поздно.

– Для чего, для чего поздно? Он молчал.

– Если для чего-то, что должен сделать лично ты или же от чего-то отказаться, то у тебя, наверное, еще есть время. Или хотя бы мне скажи, думаю, что я сумею тебя поддержать!

Он снова не ответил. Я схватил его за плечи с каким-то неясным для меня самого отчаянием.

– Вернье, я убежден, что мы оба стремимся к одному и тому же! И что в основе своей это правильно. Необходимо только выбрать верный путь его достижения. Давай выберем его вместе.

– Завтра, завтра… поговорим. Сегодня я не могу.

Я оставил его напряженного и дрожащего стоять перед этой бутафорской башней, словно он только что одержал мучительную победу над своим смертным врагом. А когда я приблизился к своему рейдеру, то услышал за спиной его голос, в котором неожиданно прорвались просительные нотки:

– Тервел… еще завтра вечером поговорим! Обещаю

Тебе, обо всем. И, наверное, ты меня… меня оправдаешь.

Я не обернулся. Не хотел видеть еще одного человека, которому ничем не мог помочь. И который ничем не хотел помочь мне.

Ридон уже клонился к закату. Скоро должен был взойти зловещий лик Шидекса, и тогда на холме напротив Дефрак-тора появится Странный юс. Как каждый раз при его восходе в течение этих почти семи месяцев… Будет стоять там, нагнувшись, как-то печально искривив конечности, казаться одиноким, нереальным, думать о чем-то своем, созерцая образы непонятных и для меня самого человеческих станций, башен, зданий… а потом продолжит свою долгую медленную прогулку… Его мне тоже не хотелось видеть.

Глава тридцать первая

Ларсен сидел на бетонной ступеньке перед одной из «временных» построек своего полигона и смотрел в пустое пространство перед собой. Он не пошевелился, даже когда я подошел к нему и когда сел рядом.

– Знаешь ли, – заговорил я с ним тихо, как будто пришел к больному, – вчера вечером я ходил на действующую юсианскую базу, чтобы встретиться с одним моим знакомым… или, может быть, другом.

Он медленно повернулся ко мне.

– Опять ставишь меня перед фактом, – произнес он с поразительным безразличием. – Но я больше спорить с тобой не хочу.

– Однако тебе придется меня выслушать.

– Если у меня нет другого выбора…

– Нет. Потому что многие вещи, которые ты должен был бы узнать сам, сейчас узнаешь от меня.

– Э, наверное есть и такие, которые мы знаем оба.

– Правильно, – с горечью подтвердил я. – Но их смысл убегает от нас… А про некоторые мы уже знаем, что они были страшно бессмысленны. Ларсен едва заметно вздрогнул.

– Бессмысленны, – повторил он глухо. – Страшно бессмысленны.

Мы помолчали, охваченные одним и тем же чувством невозвратимости, невосполнимой, до абсурдности напрасной потери. Потом я с усилием начал:

– В невидимой битве, которую мы в последнее время ведем, каждый из нас побежденный, Ларсен. Постепенно губим себя и других.

– А иногда и не постепенно.

– И поэтому необходимо здесь остановиться! Прекратить эту нелепую битву между проигравшими.

– Есть и выигравшие, – нахмурившись, сказал он. – Еще с самого начала.

– Ошибаешься. Юсы тоже проигрывают. Но как бы мы могли это понять, если сразу же после их появления на Земле, мы выбрали Зунга и еще нескольких представителей и решили, что таким образом обеспечили себе право на малодушную изоляцию? Вот, например, ты живешь на этой планете уже целых семь месяцев, но ни разу не удосужился посетить юсов. Ты прибыл на Эйрену с единственной целью проникнуть в тайны их техники. Работаешь тут день и ночь, не жалея сил, чтобы понять, как они вносят информацию в свои машины, или еще какие-нибудь подробности в этом роде. Но тебе и в голову не пришло проникнуть в «тайны» их психики.

– Я думаю, что Одеста стремилась именно к этому, – неприязненно посмотрел на меня Ларсен. – И, может быть, это бы ей удалось.

– Нет. Она просто стала для юсов каким-то подопытным животным в надежде, что через нее они поймут нашу психику. И что таким образом удастся обеспечить человечеству их снисходительность. Она была пассивна и униженно примирилась с их «превосходством», и в этом ее непростительная вина. Вообще, пора уже юсам увидеть в нас личностей, а не… то, что видели в Одесте Гомес.

– Давай не будем обвинять мертвых, Симов… Они не могут себя защитить.

– В данный момент я обвиняю тебя, а не мертвых, – повысил я голос. – Ты тоже пассивен и тоже глубоко убежден в превосходстве юсов. Ты чувствуешь себя подавленным той разницей, которая существует в уровнях нашего технического развития. Говоришь о творческом застое человечества и ищешь выход из него только в интеллектуальном контакте. А как ты его себе представляешь? Как случайный набор усвоенных достижений юсов? Но это же удивительно узкое понимание, Ларсен!

– Твои слова для меня оскорбительны, – апатично ответил он.

– Да, но это еще мягко сказано, чтобы выразить мое отношение к твоим пораженческим настроениям!

– Быть оптимистом в данных условиях значит закрывать глаза перед фактами действительности.

– Наоборот, это значит открыть их, и как можно шире, – возразил я. – Чтобы отдавать себе отчет, что интеллектуальный контакт, которого ты жаждешь, по существу, есть нечто второстепенное. А его можно правильно создать только, если в основе уже существует духовный контакт в смысле понимания и равноправия между партнерами.

– «Равноправие», «партнеры». Эти слова почти всегда были лишены содержания. А для нас, в нашем теперешнем положении они звучат просто оскорбительно.

– Из чего следует, что мы должны изменить свое положение.

– Вот и опять пустые слова!

– Позволь мне самому оценить, пустые или нет, Ларсен. Я тот человек, который встречается с юсами, разговаривает с ними. И знаешь ли, что в полном противоречии с твоими убеждениями, я пришел к выводу, что разница в нашем техническом потенциале скорее в нашу пользу, чем в их.

Он недоуменно поднял брови. Очевидно, мое последнее утверждение все-таки оживило его.

– У нас много проблем, – продолжал я. – Экологических, энергетических, демографических, политических и еще всяких других. А юсы все свои проблемы давно уже разрешили. И сейчас их единственная проблема – это мы. Контакт превратился в единственную цель их достигшей все свои другие цели цивилизации. Поэтому он значительно более важен, более судьбоносен для них, нежели для нас. Особенно теперь, когда они начинают ощущать, что им не хватает духовных сил, чтобы его осуществить. А причина этого бессилия кроется именно в их колоссальном техническом развитии. Потому что их пресловутая полипланетарная система веками, даже тысячелетиями функционирует безотказно. Она приобрела непоколебимую стабильность, а значит и консервативность, так что управленческая роль юсов сводится к принятию однотипных, рутинных по своей сути решений. Монополия системы распространяется и на их общественную жизнь, которая тоже стала стабильной и консервативной.

– Э, на что другое, а уж на стабильность в нашей общественной жизни мы пожаловаться не можем. В этом-то и заключается наше большое преимущество.

– Иронизируешь, а это – действительно преимущество. Благодаря этому мы привыкли к переменам, легче воспринимаем новое. И допускаем столько ошибок, что они стали чем-то обычным, и осознание их редко приводит нас к сильным эмоциональным потрясениям. И самое важное, мы умеем рисковать, и теряем тоже не так болезненно, как они. Именно постоянная нестабильность, в обстановке которой мы живем, научила нас этому. А наши решения, Ларсен, в отличие от юсианских, могут быть и резкими, качественно отличающимися от прежних, революционными по духу. Такими, каких требует задача, стоящая сегодня перед, нами!

– Гм… не совсем тебя понимаю.

– Я высказываю мысль, что мы допустили очередную ошибку, оставив юсам инициативу в установлении контакта. Теперь нам придется взять инициативу в свои руки, так как мы в значительно большей степени годимся для того, чтобы довести ее до успешного завершения.

– Годимся ли? Глупости? Прошло десять лет, с тех пор, как они прибыли на Землю, а мы еще не в состоянии выработать единую позицию по отношению к ним. А представь себе, что будет, если, действительно, нужно будет принимать «революционные» решения. Да мы тогда совсем погрязнем в недоразумениях и личных амбициях. В нескончаемых конфликтах между собой!

– Увы, это так. Мы сумели даже встречу с другой цивилизацией превратить в арену для борьбы собственных страстей. И мы так в них засели, что не видим опасности, к которой нас толкают. Но достаточно мы прикрывались этим абстрактным «мы», Ларсен. Здесь я и ты.

– Ладно уж. Скажи прямо, чего ты от меня хочешь?

– Чтобы ты помог мне помешать переселению, – ответил я ему. – Оно навсегда собьет нас с правильного пути. На Эйрене юсы начнут свой бесчеловечный эксперимент с переселенцами, а что из него выйдет, по крайней мере для нас обоих уже ясно. Он выроет непреодолимую пропасть между нашими цивилизациями. Юсы заслужат на сей раз совершенно обоснованно наши недоверие и ненависть. Наша вражда с ними будет вечной. Не говоря уже о вечном бремени предательства, которое будет тяготить нашу совесть, потому что мы оставили на произвол юсов столько людей под крайне безнравственным предлогом, что они неполноценные, ненужные…

– Но мы же должны прийти в себя, – Ларсен виновато опустил глаза. – Период в тридцать лет…

– Нет, – прервал я его, – не будет только тридцать. Существует способ, который закроет юсам доступ на Землю самое малое на два века. А Зунг непременно должен будет его применить, и то сразу же после переселения. Так что сюда действительно будут посланы только те, «неполноценные» люди. Никакие талантливые ученые-шпионы не прибудут, просто потому, что их работа не будет иметь никакого смысла. И твоя тоже.

– Хорошо. Допустим, что ты говоришь правду. Два века, однако, нечто достаточно соблазнительное…

– Соблазнительное! Да в течение всего этого времени, пока юсы снова не прибудут на Землю, человечество будет помнить этот величайший обман. И будет ожидать их как мстителей, будет жить в непрерывном кошмаре. А его развитие изменит свой прогрессивный ход и будет направлено всецело к подготовке будущей космической войны. Очень, впрочем, вероятной войны, потому что при следующей встрече юсы уже не будут только смущены и неспособны нас понять, как сейчас.

– Конкретнее, как ты хочешь, чтобы я тебе помог? – спросил Ларсен.

– Информируй своих шефов обо всем, что я тебе сказал. И сам сообщи, что ты против переселения. Я уверен, что ты послан на Эйрену главным образом за тем, чтобы составить непосредственное мнение о его целесообразности, так что твое слово будет много значить. А мое будет важКо для МБР, и Зунг таким образом будет прижат с двух сторон.

– Ага! Опять старые испытанные методы.

– Но уже ориентированные на новый перспективный результат, – уточнил я.

– Хорошо… Ну, скажем, мы этого добьемся. А потом? Кто возьмет на себя непосильную задачу мотивировать юсам отказ от договора? Тебе же известно, что Зунг его с ними заключил уже достаточно давно.

– Заключил, не спросив ни Корпус, ни Бюро, несмотря на то, что должен был это сделать, а в таком случае договор недействителен.

– Недействителен по нашим понятиям, Симов, но не для юсов. Зунг – наш официальный представитель, и для них имеет значение их прямая договоренность с ним, а не то, какие он взял на себя обязательства и выполнил ли их.

– Я попытаюсь им доказать, что аннуляция договора и в их интересах.

– Попытаешься, – Ларсен напряженно всматривался в меня. – Сам говоришь: попытаешься. А если не выйдет?

– Придется рисковать. Только тогда у нас будет реальная перспектива выиграть. А если примиримся с переселением, проигрыш нам гарантирован на сто процентов.

Он резко выпрямился, но этим движением, видимо, сразу израсходовал весь свой порыв к решительным действиям, потому что уже в следующий момент прислонился к стене, и черты его лица обрели выражение непреодолимого пессимизма.

– Нет, ничего уже нельзя изменить, – он скрестил руки на груди, словно символически подсказывая мне, что остается делать. – Абсолютно ничего.

– Ничего? Если пошлем подробные доклады, я в МБР, а ты Корпусу…

– Напоминаю тебе, Симов, доклады отсюда идут только нешифрованными и попадают только к одному человеку – Зунгу.

– И все же выход есть. Я вернусь на Землю и лично буду защищать нашу позицию.

– Это невозможно. Именно в тот день, когда ты вылетел на Эйрену, Зунг договорился с юсами не принимать без его категорического согласия никаких пассажиров на Землю. Они меня официально уведомили об этом.

«Дженетти!» – подумал я с болью. Он хотел мне помочь, а на самом деле… Именно из той пленки, о которой ему доложили в самом конце нашего разговора, Зунг понял, что Фаулер и Штейн были людьми МБР. И понял, или, по крайней мере, предположил, при каких обстоятельствах они были убиты. Поэтому и поспешил договориться с юсами.

– Ясно, – сказал я. – Зунг превратил всю эту планету в тюрьму – для всех нас. Но на сей раз я найду лазейку.

– Какую?

– Наши доклады дойдут до места назначения. Через…моего юсианского единомышленника.

– Ага-а-а! – его губы скривились в ужасной гримасе. – Наконец-то раскрылись твои козни! Предлагаешь просить помощи у какого-то негуманоида? Добровольно поставить себя в зависимость от него?!

Я ощутил невыразимую усталость.

– О какой зависимости ты говоришь…

– Нет! Никогда я не доверю судьбу человечества «рукам» негуманоида! – Его уже трясло от ярости. – Никогда, слышишь!

– Ничью судьбу ты ему не доверяешь…

– Ты предатель! Ты просто псих! Не может нормальный человек так служить чужим, чуждым интересам! Я встал и посмотрел на него с презрением:

– Ничьим интересам я не служу, Ларсен. В отличие от тебя, который всю жизнь служил и теперь не способен принять самостоятельное решение, хотя отлично понимаешь, насколько оно необходимо. Я подчиняюсь единственно соображениям здравого смысла, и именно он обязывает меня бороться против всего, что подрывает его устои. В том числе – против твоей инерции безликого служаки!