Текст книги "Тайны земли Московской"

Автор книги: Нина Молева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Кто бы мог подумать, что, овдовев спустя десять лет, великая княгиня вступит с Юрьевичами в отчаянную и удачливую борьбу, проявит такую силу духа и чудеса дипломатической ловкости!

Юрий Дмитриевич, князь Галича Костромского, и на самом деле не захотел целовать крест мальчишке племяннику. Сам митрополит Фотий ездил усовещивать строптивца.

Только через три года смирился князь Юрий, между прочим, еще и потому, что митрополит невысоко оценил его войско. Князь собрал на горе возле Галича крестьян со всех окрестных сел и деревень в качестве ратников, в ответ на что получил слова митрополита: «Сын мой, князь Юрий, не видывал я никогда столько народа в овечьей шерсти», иначе – в сермягах. На Руси издавна считалось, что «сермяжники» не могут быть хорошими ратниками.

Между тем Софья Витовтовна ухитрилась получить для сына ярлык на великокняжеский стол. Сама за ним ехать в Орду не могла, зато верно выбрала ходатая по своим делам – известного дипломата боярина Ивана Дмитриевича Всеволожского, привязав его к себе обещанием женить Василия Васильевича на боярской дочери.

Боярин Всеволожский сумел ловко напугать руководство Орды. Мурзы предпочли отдать престол мальчишке. Софья Витовтовна одержала победу и тут же предала своего посланца – отказалась от обещания относительно боярской дочери и женила шестнадцатилетнего сына на княжне Марье Ярославне, внучке Владимира Андреевича Храброго.

В свете государственных расчетов решение старой княгини было верным. Тем более что в 1430 году не стало грозного Витовта, к которому уже обращалась за поддержкой, внуку Витовт не мог отказать.

А храбрости самой великой княгине хватало всегда. Пренебрегла она тем, что разгневанный Всеволожский «отошел» из Москвы – воспользовался полузабытым боярским правом отъезжать от одного князя к другому. Не сдержала своего крутого нрава, когда отняла у своих врагов знаменитый золотой пояс. Прямо на свадьбе сына. Скорее всего просто не подумав, что расплачиваться за восстановленную справедливость придется всю жизнь, да еще какой ценой!

И тогда узнал Петр Константинович на князь Василий [Косой] пояс золотой на цепях с камением, что был приданым великого князя Дмитрия Ивановича от князя Дмитрия Константиновича Суздальского… Великая же княгиня Софья сорвала тогда пояс с него, и оттого князь Василий и князь Дмитрий, разгневавшись, побежали из Москвы к отцу в Галич, и разграбили Ярославль, и казну всех князей [ярославских] разграбили.

Симеоновская летопись

Слов нет, история золотого пояса была достаточно запутанной. В свое время Дмитрий Суздальский дал его в приданое за своей дочерью Евдокией Дмитриевной. Но на самой свадьбе тысяцкий Вельяминов подменил пояс и отдал своему сыну, за которым была другая дочь суздальского князя – Мария Дмитриевна. От Вельяминовых пояс, опять-таки в виде приданого, перешел в род князя Владимира Андреевича Храброго и снова через приданое к сыну Юрия Галицкого – Василию Косому. По-настоящему Василий Косой ни в каком воровстве не был виноват и не заслужил публичного позора. Но для Софьи Витовтовны главным оставалось первенство ее сына, ее великого князя, торжество над его врагами и соперниками.

Начало междоусобицы оказалось неудачным для молодого великого князя. Князь Юрий с приехавшими к нему сыновьями и перешедшим к нему боярином Иваном Дмитриевичем Всеволожским немедленно собрались в поход на Москву. Василий Васильевич собрать рать не успел и после противостояния на Клязьме, в двадцати верстах от столицы, предпочел бежать вместе с матерью и женой к Твери.

Великокняжеский стол занял Юрий Дмитриевич и выделил незадачливому племяннику в удел одну Коломну. Ненадолго. Потому что московские «князья, и бояре, и воеводы, и боярские, и дворяне, от мала до велика» потянулись, по словам летописца, к изгнаннику. «Не похотели» служить бывшему удельному князю. И как ни уговаривали отца Василий Косой и Дмитрий Шемяка, рассчитал Юрий Дмитриевич, что прочнее и выгоднее ему оставаться в Галиче, на чем и «замирился» с Василием Васильевичем, вернув ему великое княжение. Может быть, сказались заветы матери, великой княгини Евдокии Дмитриевны, держаться «снопом». Может, нашла свои ходы великая княгиня Софья Витовтовна. Мстительность ее была страшной, это она настояла, чтобы у пойманного боярина Всеволожского великий князь «очи вынул» – ослепил врага. И двинулся воевать Галич.

Той же зимой князь Юрий послал за детьми и за вятчанами [жителями Вятки] и, собрав силу великую, пошел на великого князя. И встретил его великий князь в Ростовской земле у Николы на горе, и был между ними бой в субботу Лазареву. И победил князь Юрий, хотя войска его побили много. И пришел к Москве на Страстной неделе, в среду, и стоял под городом неделю, а на Святой неделе, в среду же, отворили ему город… И сел на великом княжении в Москве, а великих княгинь схватил и послал их в Рузу. А великий князь побежал к Великому Новгороду, а оттуда по Заволжью к Нижнему Новгороду, а оттуда захотел в Орду пойти, и не было ему ни от кого поддержки.

Ермолинская летопись

Вместо того чтобы покорить себе Галич, великий князь Василий Васильевич потерял Москву. На этот раз власть занявшего престол Юрия Дмитриевича признали все князья. Он почувствовал себя настолько уверенно, что занялся денежной реформой: стал бить монету с изображением своего покровителя – Георгия Победоносца, поражающего змия, изображение, которое станет гербом Москвы на все последующие времена.

Спасла сына Софьи Витовтовны только внезапная кончина Юрия Дмитриевича. На престоле он пробыл всего два месяца.

Отцовское место тут же занял старший из Юрьевичей – Василий Косой. Но с таким порядком вещей не согласились его же собственные братья: «Если Бог не хотел, чтобы княжил отец наш, то тебя мы сами не хотим».

Это Юрьевичи, по собственной воле, вернули в Москву Василия Васильевича и вынудили бежать Василия Косого.

Вот только ни дружить, ни хранить верность сын Софьи Витовтовны не умел. Достаточно было Дмитрию Шемяке приехать в Москву звать великого князя на свою свадьбу, как Василий Васильевич схватил и отослал незадачливого жениха в Коломну. «Двор» Шемяки немедленно перешел на сторону Василия Косого, а Василий Косой пошел на великого князя. На Москву.

Увидел великий князь рать великую и начал плакать, восклицая: «Боже милостивый, Царю небесный! Увидь неправду брата моего. Какое зло причинил ему? Рассуди нас!» И повелел трубить, и сошлись люди, и сразились, и побежали полки князя Василия, а самого князя Василия [Юрьевича] схвативши и, приведя в Москву, ослепили…

Ермолинская летопись

Удачливым полководцем Василий II Васильевич не был, что особенно переживала Софья Витовтовна. Двинулся на Москву в 1439 году хан Улу-Мухаммед – новая неожиданность для великого князя, который сразу же предпочел «отойти за Волгу» со всем своим семейством. Москву хану взять не удалось, зато все Подмосковье оказалось сожженным и разграбленным, так что пришлось великому князю до зимы жить в Переяславле и Ростове. Летописец просто объяснял причину: от множества посеченных людей стоял великий смрад – нечем было дышать.

7 июля 1445 года потерпел великий князь страшное поражение от сыновей Улу-Мухаммеда вблизи Суздаля, на поле у Спасо-Ефимиева монастыря. Татарские царевичи Мамутяка и Якуб сняли с князя его нательные кресты и для полного унижения послали в Москву «матери его, великой княгине Софье, и его великой княгине Марии». А спустя всего неделю после суздальского поля дотла сгорела в страшном пожаре Москва. Не осталось, по словам летописца, ни одного деревянного дома, а каменные церкви растрескались и каменные городские стены во многих местах обрушились. К разрушениям прибавилось народное волнение. Софья Витовтовна с невесткой и боярами «пошли к городу Ростову».

А год продолжался и не приносил облегчения. Улу-Мухаммед отпустил пленного великого князя на Русь за огромный выкуп – двести тысяч рублей. И, словно от неслыханной суммы, в день выкупа Василия Васильевича «потрясло град Москву» – случилось землетрясение. «Кремль и Посад весь, и храмы поколебались».

В довершение всех бед возник заговор в пользу Дмитрия Шемяки, решившего занять великокняжеский престол. Удобный случай представился, когда Василий Васильевич решил отправиться к мощам Сергия Радонежского. Вместе с малолетними сыновьями Иваном и Юрием.

Когда пришло к ним известие о том, что великий князь вышел из города, они в тот же час пошли изгоном к Москве… и взяли город – не было никого сопротивляющегося им; никто и не знал о том, только единомышленники их, которые и отворили им городские ворота.

Они же, войдя в город, схватили великих княгинь Софью и Марию, и казну великого князя и матери его разграбили, а бояр, бывших тут, похватали и пограбили и горожан иных многих ограбили.

Симеоновская летопись

А князя великого Василия в понедельник к ночи… 14 февраля, привели в Москву посадили на Шемякином дворе… В среду той же недели к ночи ослепили великого князя и сослали его с княгинею в Углич, а мать его, великую княгиню Софью, послали в Чухлому.

Симеоновская летопись

Темный, Василий Темный! Теперь как никогда нужна была великому князю безотказная и единственная верная советчица – Софья Витовтовна. И это ее имя будут связывать современники с благополучным разрешением так называемой «скорой татарщины».

Потомки забыли, что никогда Орда не была единой. Под ее именем выступали разные татарские правители, враги постоянные или случайные. В 1451 году это были войска Сеид-Ахмедовой орды, кочевавшей в Подолии, которых увидел наместник Коломенский на берегу Оки и назвал «несметными». Воевать? Защищаться? Нет, все повторилось как в былые времена.

Князь же великий не успел собрать силы и вышел из города Москвы, а в осаде оставил митрополита Иону, да мать свою, великую княгиню Софью и свою великую княгиню Марью, а сам пошел к Тверскому рубежу. Месяца июля, во 2-й день, пришел к Москве царевич, Сеид-Ахмедов сын, а с ним великие князья ордынские и Едигер со многими силами и зажгли дворы все на Посаде. Ветер же понес огонь на город со всех сторон, и была мука великая всем людям.

Ермолинская летопись

И случилось чудо. Безо всякой видимой причины царевич Мазовша ночью бежал, бросив весь свой лагерь и обоз. Татарское войско последовало за ним. Летописец объяснял: из-за «великого шума» в Кремле, который враги приняли за возвращение в Москву великокняжеского многолюдного отряда.

Народная память говорила о другом. Будто велела Софья Витовтовна всем московским бабам выйти полночным временем во дворы, начать бить что есть силы в медные котлы и всеми возможными способами «голос подавать». Поднятый москвичками грохот и спугнул татар. Было в то время великой княгине без малого восемьдесят лет.

Молва связала ее имя с одним недобрым делом, избавившим великого князя-слепца от не перестававшего мечтать о московском престоле Дмитрия Шемяки.

В Новгород, где скрывался Шемяка, был послан дьяк Степан Бородатый. Сумел Бородатый склонить на свою сторону одного из приближенных Дмитрия Юрьевича, через него добраться до княжьего повара и угостить врага отравленной курицей. Дмитрия Шемяки не стало в один год с великой княгиней – преставилась Софья Витовтовна через два месяца после страшного пожара, в очередной раз, в 1453 году, уничтожившего Москву. Василию Темному предстояло еще править Московским государством девять лет.

Той же весной [1462], в Великий пост на Федоровой неделе… повелел великий князь схватить… Володьку Давыдова, Парфена Бреина, Луку Посивьева и многих других, казнить их, бить и мучить, и конями по всему городу волочить и по всем торгам, а затем повелел головы им отсечь. Множество же народа, из бояр, и из больших купцов, и из священников, и из простых людей, видя это, приходили в великий ужас и удивление… потому что никогда ни о чем таком не слышали и не видели среди русских, чтобы такими казнями казнить и кровь проливать в Великий пост, и недостойно православного великого государя…

Ермолинская летопись

Вина казненных была в том, что хотели освободить из Углича сосланного туда великим князем недавнего его сердечного союзника в многолетней борьбе за великокняжеский престол Серпуховско-Боровского князя Василия Ярославича. Родного брата великой княгини. Не знали летописцы, чем провинился неизменно хранивший верность союзник, не простили великому князю и его «ожесточения».

В 1483 году заключает Василий Ярославич договор о дружбе с 18-летним великим князем. Выходит с ним в 1445 году против Улу-Мухаммеда к Мурому и к Суздалю – против ханских детей Мамутяка и Якуба. В бою под Евфимьевым монастырем Василию Ярославичу удалось избежать плена, уйти в Литву, где польский король наградил его Брянском, Гомелем, Стародубом, Мстиславлем.

Но при первой же возможности направился он на помощь ослепленному великому князю. В благодарность Василий Темный утвердил за ним Боровск, Серпухов, Лужу, Хотунь, Радонеж, Перемышль и дал в удел Дмитров. А в 1452 году, как только поднялся снова на него Дмитрий Шемяка, великий князь направил Василия Ярославича в поход к Устюгу. В июле же 1456 года последовала опала – заточение в Угличе.

После казни заговорщиков Василий Темный заслал Василия Ярославича еще дальше – в Вологду, где провел двадцать лет «в железах» Серпуховской князь, не получив ни помилования, ни послабления и от сына Василия Темного. Никакие мольбы великой княгини Марьи Ярославны не смягчили сердца ни ее супруга, ни сына.

Впрочем, в народе толковали, что не прошла великому князю его жестокость безнаказанной: он умер через три дня после поразившей воображение москвичей казни.

Тогда же, в пятницу Федоровой недели, великий князь, чувствуя в себе сухотную болезнь… повелел к себе прикладывать зажженный трут на многих местах и по многу раз, даже и там, где не было ему никакой болезни, не чувствуя того. Когда же из ран пошел гной, впал он в тяжкую болезнь. И захотел принять пострижение, но не позволили ему. И преставися в той болезни месяца марта в 27-й день, в субботу, в три часа ночи…

Симеоновская летопись

Обычное суеверие? Или еще более обычный для народного суда здравый смысл? Особенности болезни были необычными, так что определитъ самую болезнь лекари не сумели. К тому же слишком неожиданно она появилась, слишком стремительно развивалась.

Впрочем, правда никого не волновала. Наследник давно официально именовался великим князем – соправителем отца. После потери зрения Василий Темный вынужден был торопиться, в том числе и с браком сына, чтобы обеспечить себе поддержку среди могущественных удельных князей. Выбор пал на Марью Тверичанку, дочь великого князя Тверского Бориса Александровича. Брак состоялся, когда жениху едва исполнилось двенадцать лет.

Со временем историки не захотели повторять данных новому великому князю – Ивану III Васильевичу народных прозвищ. Горбатый! Предпочли отзыв обученного всем дипломатическим ухищрениям посла Венецианской республики при персидском дворе Амброджо Контарини, проездом оказавшегося в Москве, – что князь был высок ростом и отсюда, может быть, чуть сутул. Но в общем «он очень красивый человек». Иностранцы всегда были щедрее на похвалы русским правителям, чем их собственные подданные.

А то, что прозвали современники Ивана III Грозным, легко перечеркивалось таким же прозвищем внука – Ивана IV: нельзя же было представлять жестокосердой всю династию.

Почему забыли о деспине, или Мечта о Третьем Риме

Месяца апреля [1467], в 25-й день, в 3-й час ночи, преставилась великая княгиня Мария Тверитянка, жена великого князя Ивана Васильевича, от смертного зелья. Потому догадались об этом, что тело у нее все распухло: покрыли тело ее покровом, и еще много свисало, а потом, когда тело вздулось, покров даже до тела не доставал. И похоронили ее в церкви Святого Вознесения в Москве.

Вторая Софийская летопись

Подозрение пало на некую «бабу», к которой, скорее всего для заговора, отправляла через посредницу жена любимого великокняжеского дьяка Алексея Полуектова Наталья пояс княгини Марии. Обычно речь шла о чадородии, хотя великая княгиня и имела уже сына – Ивана Младшего, или Молодого.

Скорый на расправу, Иван III около шести лет не позволял бывшему любимцу показываться на глаза, никак не продвигал его по службе, только что не казнил, а отошло сердце, снова к себе приблизил – не забыл.

Вступать во второй брак великий князь Московский Иван III Васильевич не собирался. Верно, что овдовел 27 лет, но покойную жену – княжну Марию Борисовну Тверскую почитал, помнил. Обручил их, малолетних, отец – Василий II Васильевич Темный двадцатью годами раньше, чтобы приобрести прочный военный союз с могучей Тверью. С детства бабка, великая княгиня Московская Софья Витовтовна, учила: любовь любовью, главнее – интересы княжества уберечь, о них позаботиться.

И снова спасибо бабке: ей всеми уроками был обязан. Пока жива была, рассказывали, сама княжеством правила. Что там слепец отец! Она и отцу завещала, чтобы непременно, как первенец немного подрастет, к делам государственным его допустить. Свой всегда лучше присмотрит, чем самый что ни на есть мудрый чужой – будь боярин, будь челядинец. Так что когда 22 лет, после смерти отца, сам начал править, опыта уже поднабрался.

С женой повезло. Не то что нрава была тихого, голоса не поднимала. Главное – сына родила. Иоанна Иоанновича, по прозвищу Младого. Восемнадцатилетнему отцу разве не радость! Вот и после кончины матери больше думал о наследнике, как поднять, как к государству приучить. Может, так и осталось, если бы не Папа Римский.

Переждав два года после кончины Марии Борисовны, Павел II решил попытать счастья – восстановить соединение католической и православной церквей. Показалось ему, что есть невеста, которая все планы Ватикана может осуществить, – византийская принцесса Зоя (согласно Киевскому временнику – Зинаида). Но только на деле все выглядело куда сложнее, чем представляли историки тех лет.

Византийская империя в 1453 году перестала существовать. Последний ее император Константин XII Палеолог, родной дядя Зои, четырьмя годами раньше принял правление ее остатками. Большая часть Османского полуострова была в руках турок. Остальные земли – во Фракии и в Пелопоннесе Константину приходилось делить с братьями Фомой и Дмитрием, согласия между которыми добиться не удавалось. Начатую войну с османами нельзя было успешно вести: в помощи отказали европейские государства. Остался равнодушным и тогдашний папа Николай V, для которого первостепенным представлялся только вопрос об унии. Присланная им, в конце концов, военная помощь опоздала. 29 мая 1453 года осада турками Константинополя закончилась взятием города. Император Константин, сражавшийся среди простых солдат, с ними и погиб.

Правда, тело было затем похоронено с императорскими почестями. Но голову Константина султан Магомед распорядился выставить на всеобщее обозрение на константинопольской площади Августионе. Фома Палеолог с двумя сыновьями и дочерью нашел убежище в Риме.

Теперь Ватикан не сомневался не только в редкой образованности подросшей Зои, в ее уме. Все знали о честолюбии и властолюбии, о ее страстном желании вернуть себе блеск императорского могущества. Итальянский летописец записывает под 1470 годом: «Папа льстил себя надеждой, что девушка склонит супруга к принятию обрядов римско-католической церкви, в которых она была воспитана у апостольского престола».

Посольский приказ в Кремле. 1591 г. Фрагмент рисунка «Подъем Большого колокола в Московском Кремле».

Непростая миссия была поручена греку, кардиналу Виссариону. Виссарион, в свою очередь, находит подходящего, с его точки зрения, грека Юрия, который в феврале 1469 года направляется в Москву с предложением руки наследницы хотя и не существующего, но все равно великого Византийского престола.

Той же зимой, 11 февраля [1469], пришел к великому князю из Рима от кардинала Виссариона грек, по имени Юрий, с грамотой. В ней же написано, что есть в Риме дочь деспота Морейского, Фомы Ветхословца (Палеолога)… по имени Софья, православная христианка: «Если захочешь взять ее за себя в жены, то я устрою ее в твоем государстве. А сватались за нее король Французский и герцог Миланский, но она не хочет в латынство идти». Тогда же пришли и фряги, один по имени Карло, старший брат Ивану Фрязину, московскому денежнику (чеканщику монет), да племянник их, сын их старшего брата, Антоний. Князь же великий поразмыслил над этими словами и, посоветовавшись с отцом своим митрополитом Филиппом и с матерью своею и с боярами, той же весной, 20 марта, послал Ивана Фрязина к папе Павлу и к тому же кардиналу Виссариону, чтобы поглядеть царевну… Папа же оказал много чести послу великого князя Ивану Фрязину и отпустил его к великому князю с тем, чтобы отдать за великого князя царевну и чтобы тот прислал за ней бояр своих.

Симеоновская летопись

Как во всех своих делах, хитрый, осторожный и расчетливый Иван III Грозный не спешил. Сватовство затянулась на целых три года. Великий князь медленно, упорно собирал русские земли. Видел, как слабели удельные княжества, но за меч брался, как и отец, неохотно. В 1463 году присоединил к Москве Ярославское княжество. В 1471-м наголову разбил у реки Шелони новгородскую рать – командовал московским войском князь Даниил Дмитриевич Холмский. Другую победу вскоре одержали москвичи под начальством князя Василия Шуйского над новгородцами на Двине.

Московские летописцы готовы были сравнить эти успехи с победой Дмитрия Донского на Куликовом поле: новгородцев из-за их связей с Литвой обвиняли в измене православию. Вот только боролись на этот раз за чистоту православия под московскими стягами и татарские отряды. Великий князь по-настоящему ценил не столько воинскую приверженность вере отцов, сколько воинское умение. И платил за него рукой.

И в своем собственном княжестве не стал считаться со старыми порядками. После смерти брата Юрия захватил себе весь его удел – Дмитровское княжество, хотя полагалось делить его между всеми оставшимися братьями. Железной рукой подавил все их возражения – ограничился несколькими мелкими волостями: отдал им «в утешение». Заключал любые договоры, если в них нуждался. Тем более легко расторгал, если необходимость отпадала.

Знали ли правду летописцы, описывая историю великокняжеского сватовства, подчеркивая случайный его характер? Связи Москвы с итальянскими землями были стародавними и очень прочными. Еще в середине XIV века появился в Москве посол Ирынгей с гостями-сурожанами, потом были отстроены сурожские торговые ряды на нынешней Варварке, поселилась большая колония итальянских купцов и ремесленников.

Как-никак Дмитрий Донской пожаловал Печорой Андрея Фрязина (итальянца – в буквальном переводе), но и раньше река находилась в феодальном держании дяди Андрея, Матвея Фрязина, и оба они торговали мехами. В XVI веке путь из Москвы до Венеции будет занимать всего 130 дней.

Первое русское посольство в Италию направил Василий Темный в 1460 году в Милан и Рим во главе с греком Николаем Рали. И приветствовал посольство сам герцог Франческо Сфорца, пытавшийся создать вместе с русскими коалицию против турок.

Отношения с папой Павлом II, сватавшим деспину вторую супругу, были и вовсе дружескими. Ведь это он дал послам великого Московского князя листы с разрешением «волно ходити до Рима и по всей земле Латынской и Немецкой, и Фрязской и по всем тем землям, которые земли под его папежество присягают, даже и до скончания века».

Скорее всего, идея женитьбы на византийской царевне представлялась на редкость выгодной Ивану III Грозному, имея в виду выход Московского княжества в широкий мир европейских государств. Со своей стороны, Павел II надеялся на распространение католицизма, видя в Софье Палеолог надежную и умную союзницу. Именно поэтому его замысел полностью поддержал его преемник – Сикст.

Не столько государственный расчет, сколько честолюбие побуждают Ивана III тут же отозваться на матримониальный проект. Не проходит и месяца, как из Москвы в Рим отправляется посол Московского великого князя – итальянец Фрязин Иван. Настоящее имя посла, лишь сравнительно недавно установленное учеными, было Джан Баттиста делла Вольпе. Дворянин из Винченцы. И – авантюрист.

На Восток Джан Баттиста направился в поисках удачи. Побывал у татар. Перебрался в Москву. Принял православие, чем обратил на себя благосклонное внимание великого князя, и поступил к нему на службу монетным мастером. В этом качестве он и был избран на роль посла, которую сыграл на редкость удачно. В Риме делла Вольпе снискал всеобщую благосклонность тщательным соблюдением католических обрядов, никак не выдал своего перехода в православие и безо всяких на то прав надавал великому престолу множество обещаний по части обращения русских в католицизм.

Сватовство состоялось. И Иван III вторично направил делла Вольпе в Рим, в 1472 году, на этот раз для того чтобы выступить заместителем Ивана III при совершении брачного обряда и привезти новую великую княгиню Московскую в Москву. 24 июня Зоя Палеолог отправилась в путь.

Той же зимой [1472] великий князь, посовещавшись с отцом своим митрополитом Филиппом, и со своею матерью великой княгиней Марьей, и с братьями, и со своими боярами, послал Ивана Фрязина в Рим за царевной Софьей, 16 января, с грамотами и посольством к папе и к кардиналу Виссариону. А прежний папа Павел умер, и сказали им, что нового папу зовут Каллист. Когда же вошли они в те земли, то услыхали имя папы – Сикст, а не Каллист; и поразмыслив о том между собой, переписали имя (в грамотах) – Каллиста выскоблили, а Сикста вписали.

Симеоновскоя летопись

Из Рима поезд с невестой выезжает с невероятной пышностью. Кроме Ивана Фрязина с ней едут папский легат Антоний, греческий посол Дмитрий Траханиот, великое множество латинян и греков. Заранее разосланные по европейским странам папские грамоты обеспечивают им настоящий прием. На московские земли они въезжают через Колывань, как назывался Таллин, и Юрьев-Дерпт. И первый непонятный поступок невесты, нарушающий благообразие порядка, – Софья отказывается от приготовленной встречи в Пскове. Кто бы из русского боярства мог оправдать ее стремление как можно скорее оказаться в ЕЕ столице, рядом с венценосным супругом! А ведь византийская царевна понимает, что первое знакомство с великокняжескими послами складывается для нее неудачно. Пусть она не слышит, точнее, не понимает их ропота, но чувствует его смысл. Бояре возмущены, как и весь простой народ, что впереди огромного поезда едет облаченный в ярко-красные одежды папский легат, а впереди него везут огромное литое католическое распятие, тот самый пресловутый «кшиж», обращение к которому представлялось изменой и православной церкви, и родной земле. Ведь кругом идут разговоры об унии, делаются попытки утверждения униатской церкви.

Много позже москвичи станут перебирать все дурные предзнаменования, которыми сопровождался приезд в Московское государство византийской царевны.

Торжественный въезд в Москву не состоялся. Иван III Грозный готов был принять поезд во главе с легатом. Митрополит Филипп воспротивился: «Если же сделаешь так, чтобы ему честь оказать, то он в одни врата войдет, а я, отец твой, другими вратами из града выйду…» Началась ожесточенная торговля с послами, которые не хотели уступать. Все было решено вмешательством царевны Софьи. Это она распорядилась спрятать «кшиж» и выполнить все требования князя. Чего стоили все данные Римскому Папе обещания перед лицом возможности потерять престол! Лишиться всех тех почестей, к которым уже успела привыкнуть! Превратиться опять в почти нищую, никому не нужную приживалку при папском дворе!

Загорелось в Москве, на Посаде, у церкви Воскресения, что на Рву, и горело всю ночь и на следующий день до обеда, и многое множество сгорело, одних церквей сгорело 25. А распространялся огонь от того места по берегу до церкви Воздвижения на Востром конце, и до Васильевского луга, и до Кулишек; а вверх от церкви Воскресения на Рву до церкви Вознесения, что на Рву, и до яра, и до каменной церкви Богоявления, и до церкви Воскресения на Дмитровской улице, а оттуда – до Евпатия святого, на Кушках же. Была же тогда и буря весьма сильная, огонь распространялся за восемь дворов и более, а с церквей и домов крыши срывало. Была же тогда великая истома и внутри Кремля, но… дул ветер со стороны города, и так спасся Кремль. Великий князь сам был тогда в городе и много потрудился во многих местах, бегая со многими детьми боярскими, туша пожар и разметая горящие бревна.

Симеоновская летопись

Ко времени приезда царевниного поезда в Москву, 12 ноября, город еще не успел отстроиться. Сплошное пепелище едва-едва прикрыл первый снег. А внутри Успенского собора, среди не отстроенных стен была наскоро сооружена деревянная часовня, где предстояло венчаться великокняжеской чете. Софья отказывается от отдыха. Превозмогает усталость от многомесячной дороги. Она согласна, она хочет венчаться немедленно. В день приезда. Великий князь не возражает. Молодых венчают сразу после обедни. А предзнаменования – что ж, они продолжались. В начале апреля, на 5-й неделе Великого поста, как скорбно повествует летописец, новый страшный пожар охватывает теперь уже Кремль. Вместе с многими дворами горят церкви, кровля кремлевских стен и сами укрепления. Погибают в огне Житный двор со всеми припасами и Патриарший двор. На следующий день уходит из жизни митрополит Филипп. Ему сооружают гробницу в недостроенном Успенском соборе, о завершении которого он молит перед смертью великого князя. Хоронили митрополита 7 апреля. А 20 мая рухнул Успенский собор. Обрушилась северная стена и своды – «грехов ради наших», как напишет летописец.

По мнению строителей, все дело было в неправильно разведенной извести: она оказалась «неклеевитой». Верно и то, что в роковую для собора ночь случилось землетрясение – «трус в граде Москве», отчего «храмы все потряслись, и даже земля заколебалась». От трехлетней работы не осталось и следа. Пострадала и великокняжеская «венчальная» церковь. Правда, все ограничилось разбитым верхом. Вся утварь сохранилась, но на это никто не обратил внимания. Главным для всех был собор.

Ради него великий князь посылает своего посла Семена Толбузина в Венецию, чтобы найти «лучшего мастера церковного». Отношения с Венецией и Миланом поддерживались самые оживленные. Во второй половине XV века в Италии перебывало одиннадцать русских посольств, а в Москве – четыре итальянских.