Текст книги "трангл"

Автор книги: Nikto Neko

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Они пошли по улицам и Джон, задев его рукавом, сказал, что бывает всякое. Вспомни, у тебя были проигрыши, была пара случаев, когда тебя обвели вокруг пальца. Шерлок сухо соглашался, думая о чем-то своем.

В ту ночь он сразу ушёл на диван, а к утру пришёл обратно, холодный и твёрдый, и просто лёг рядом. Джон заметил его не сразу, проснулся только спустя четверть часа, и долго не мог отогреть, умелыми движениями растирал руки от запястий до плеч, клал ладони на подрагивающий от прикосновений живот, прижимал к себе. Словно спасал от обморожения рыбака, неделю дрейфовавшего на льдине, а не совершал прелюдию, которой всё это обернулось, и которая впервые оказалась настолько нужной.

Спускаясь позже за стаканом воды, он обнаружил, что окно в комнате распахнуто настежь, ветер гуляет по комнате и треплет листки, беспорядочно наклеенные по краю зеркала.

Всю последующую неделю миссис Хадсон была озабочена своими бытовыми домовладельческими проблемами и заражала беспокойством весь дом. Кто-то разбил тарелку на кухне. Шерлок смеялся чему-то на мониторе ноутбука и тут же погружался в задумчивость. Джон уходил утром на работу, мимолётным движением пропуская между пальцами его кудри на затылке. А потом детектив пропал на несколько дней и на звонок Джона ответил, что дело не представляет абсолютно никакой опасности и он справится самостоятельно. Тогда доктор остался в больнице допоздна и открыл дверь квартиры уже далеко за полночь.

А Шерлок бился там, словно огромная птица в клетке, роняя перья, ломая крылья. “Нет, нет…” “Не то…” «Всё не то…» и ещё какие-то не связанные друг с другом слова сыпались на потёртый ковёр, когда он садился на диван, зарываясь пальцами в волосы. Потом подскакивал, хрустел суставами, начинал расхаживать по комнате. Хватался за телефон.

– Оставь меня, – сказал он, отвернувшись к окну, и Джон, вслепую разрядив пистолет, лежащий на столе, спокойно вышел.

К утру Шерлок набросился на него, как дикий, и доктор сжимал острые плечи, называл его по имени, потому что только это немного возвращало их обоих в реальность. Джон всегда больше отдавал, и брал тоже больше. Сейчас не приходилось делать ни того, ни другого, сейчас в него вплетались, без остатка, с жадным желанием присвоить своё. И это, и нетерпеливые укусы в подбородок и в плечи – всё доводило его до безумия, до матерного рычания.

Шерлок остался в постели до утра, лежал на спине и смотрел в потолок. И Джон тоже не спал, хотел завести разговор, но решил, что не стоит. Одеяло путалось в ногах. Было слишком жарко. И в какой-то момент – впервые с Шерлоком – ему стало не по себе. Не глубокий древний страх за свою шкуру, который был так знаком и необходим ему. Не страх, за того, кто важен, а что-то иррациональное, неподконтрольное, ускользающее.

Каждое утро Шерлок брался за дело. Он по-прежнему мог с привязанной к спине правой рукой провести сложный химический эксперимент, читал сборник задач по теории вероятности как юмористический раздел в газете, великолепно проходил тесты на память. По осколку кости мог определить, что это за кость. Но…

– Я не могу, Джон, – он поднимал плечи и забывал их опустить. – Не вижу больше связей…

Дверь в гостиную с шумом запиралась. Ватсон лично выпроваживал миссис Хадсон, отшивал Лестрейда, и Майкрофта, звонивших по очереди, разговаривал с ним, долго. Если бы это могло помочь… Иногда наотрез отказываясь от разговоров, Шерлок уходил из дома. Иногда он просил уйти Джона, и тот тут же уезжал, ненадолго задержав руку на худом плече. Благо, в больнице дел для него было невпроворот. Возвращался он в залежи книг, и усталый Холмс отдыхал, похоже, только в несколько их общих бессонных часов и Джон замечал его долгие взгляды.

И однажды, когда Шерлок лежал вот так, почти не моргая, уткнувшись носом в его висок, он принял решение. А на следующий день, около полудня, воплотил его в жизнь. Потому что такие решения нельзя принимать, а потом отказываться от них. Потому что иначе они повиснут в воздухе и однажды крупным градом обрушатся тебе на голову.

Исписанный листок всё никак не хотел клеиться к зеркалу, планировал вниз, и Джон, отринув идею холодильника, на котором даже магнитов не было, положил записку на кухонный стол, придавив микроскопом. Сумка с наскоро собранными вещами уже стояла у двери и миссис Хадсон смотрела на неё, как на сбитую машиной кошку на обочине. Он снял куртку с пустой вешалки и что-то убедительно протараторил домовладелице, заготовленные заранее слова со всей заготовленной заранее убедительностью и мягкостью, вложил в её руку ключи, поцеловал в щёку и вышел. Просто были вещи, в которых Джон понимал лучше.

Перевод в другую больницу ему одобрили без особых проблем. Труднее было нажать и удерживать кнопку отказа на телефоне, ожидая, когда после веселенькой мелодии погаснет экран.

На новом месте он договорился о том, чтобы приступить к работе через некоторое время. Нет, он с куда большим желанием окунулся бы в рабочий процесс, в проблемы людей. Больных, многие из которых приходили на приём, уже приготовившись выздороветь. Такие вот оптимисты. Радость доктора. Он делал бы что-то, обязательно и полностью отстранившись от себя, всё внимание направляя только лишь на людей, на то, как протекают и излечиваются их болезни. Переключался бы в особый режим утром и отключал его, только сняв халат и выйдя за стеклянные двери на улицу. Если бы не приходилось возвращаться домой.

Возвращаться не туда, где даже самую страшную катастрофу может предотвратить кружка с чаем – одна на двоих. Где мечтаешь о тишине, но дождавшись, испытываешь волнение, а потом и негодование. Где ждут. Где ждёшь.

Джон приходил в своё новое жильё, совсем на окраине. Купил сковороду и готовил овощи и яичницу. По очереди. Один раз затеял приготовить что-то вроде рагу, и получилось замечательно – всё аппетитно булькало под запотевшей крышкой из жаропрочного коричневатого стекла. Немного запачкал закатанный рукав рубашки и достал из шкафа другую.

Он ел. Смотрел телевизор и много читал. Оказалось, всё это совсем не так уж сложно, как представлялось. Так сказала ему и Гарри после долгого разговора, в конце которого она на несколько минут замолчала, а потом так и сказала ему: “Ну, ничего ещё, держишься”, хотя до этого и назвала его несчётное количество раз засранцем.

Заставлять себя начинать новый день и проживать его, было несложно. Заставлять себя не думать о Шерлоке он не захотел. В конце концов, это тоже было честно.

Афганские кошмары уже давно не мучили его ночами, и сейчас тоже не вернулись. Джон спокойно лежал на правом боку и только чувствовал горячий свинец где-то между ключицами, который наливался, словно огромная разрывная пуля, застрявшая в его теле. Шерлок изгнал кошмары, но оставил пулю. Теперь Джон пытался подружиться с ней. Живут же люди с осколками от гранат, всю жизнь живут, и ничего. Он пытался договориться, чтобы пуля не жгла так сильно. И чтобы не вздумала рвануть.

Его новая кровать скрипела, когда он поворачивался.

Через неделю Шерлок стал сниться ему. Он устраивал светопреставления из-за мелочей и насмехался над вещами, имеющими глобальное значение для нормальных людей. “Да, в этом ты прав” – кивал Холмс во сне, и они выслеживали кого-то в гнилой подворотне. “Джон, не будь идиотом” – хмурился он и ронял какие-то бумаги. “Чай закончился” – и он углублялся в телефон. “Тебя не смутят образцы кожи в раковине?”, “Не советую лезть в этот раствор”, “Да, сделай так ещё…”

Джон вставал по звонку будильника, выкручивал воду, так, чтобы хлестала во все стороны, шумела как можно громче, и убегала, убегала. Умывался и шёл на работу.

Миссис Хадсон должна была бы радоваться. В кои-то веки в съёмных комнатах воцарился порядок. Он был весьма странным, многие вещи лежали вовсе не там, где должны бы лежать. А очищенное от бумажных квадратов зеркало вдруг оказалось гораздо больше, и отражало даже дальние углы комнаты.

Домовладелица не заглядывала в спальню наверху и не знала, что большинство хлама было свалено там, огромной кучей на кровати. Какие-то стёкла вперемешку с одеждой, книги и ножи.

На пустой каминной полке остался только череп, удерживаясь совсем на краю. На столике, среди построек из книг стоял ноутбук. Телефон Шерлок почти не выпускал из рук. Иногда, правда, он совал его в карман брюк, а потом, вытягиваясь, доставал.

Беззвучный телевизор вещал один и тот же канал, показывающий какие-то бесполезности – то ли короткометражные фильмы, то ли конкурсные рекламные ролики. На экране вьетнамский мальчик лет восьми ловил в заводи рыбу. Рыба была большой, от солнечных лучей по серебристым бокам то и дело проходили радужные волны, когда она, изогнувшись, уходила от тонких смуглых рук с цепкими пальцами, с которых срывались капли воды.

Холмс смотрел на экран и опять уходил в книгу. В ноутбуке, постоянно подключенном к сети, было открыто две вкладки. Джон ничего не писал в блог. Шерлок не искал его. Знал, что не найдёт.

Миссис Хадсон почему-то почувствовала себя спокойнее, когда через пару дней в комнате опять воцарился бардак. Принесла чай, оглядела более привычный вид и удалилась к соседке. Стоило двери хлопнуть за её спиной, Шерлок продолжил крушить всё кругом, орать, задыхаясь злыми слезами, которые не вырывались, потому что он не умел плакать, кроме как, включив актёрские способности перед очередной наивной душой, которая могла бы помочь в расследовании.

Мальчик на экране был худой как щепка. Живот его впал, из-под закатанных штанов болотного цвета торчали коленки, весь он был остроугольный, тревожно замерший, как горгулья на карнизе. Рыба важным движением хвоста уходила в сторону, когда он подносил руки. И он, словно забыв про голод, замирал, глядя, как переливается чешуя.

Шерлок занимался с утра до вечера, иногда рано утром менял рубашку и ехал в библиотеку. Привозил какие-то диски. Лежал на диване и мучился головной болью. Он довёл себя чуть ли не до состояния транса. Интенсивность мозговой деятельности возросла, Шерлок замирал и, кажется, мог осознавать сотни процессов, происходящих вокруг. Кажется, даже видел, как растёт цветок в горшке. Хотя, возможно, он начинал сходить с ума.

Он панически вздрагивал на любой звук. Закрывал лицо ладонями, чувствуя колючую щетину, словно трогал чужое лицо. Оно было неприятно худым, горячим, тонким. Не его собственным.

Сними киношники короткометражку про него, наверное, сделали бы супергероем, лишившимся сверхспособностей. Но Шерлок никогда не был героем в дурацком разноцветном костюме. Он был очень одарён. Был. Всё то, что теперь осталось с ним, огромный багаж, который нести было только ему под силу – всё это имело такое же отношение к дедукции, какое имеет эрудиция к интеллекту. Пропади он или умри, газеты описали бы белого мужчину средних лет, странноватую внешность, странное имя. Лондонца, в пальто и шарфе, живущего на одной из старых улиц, предпочитающего кофе с двумя кусками сахара и чай без оного.

Что должно было случиться, чтобы мир встал с ног на голову? Чтобы Шерлок стал уникальным ровно до той степени, до которой уникален каждый проходящий мимо человек.

Он собирал вещи Джона часа два. Надеясь ничего не забыть. Даже запасную зубную щётку, новую, ещё не распечатанную, весёленького зеленого цвета, прихватил. Вещей оказалось много больше, чем он ожидал. Он собрал их и отнёс вниз, сложив на бетонном полу, в комнате, где когда-то, стоя на коленях, он разглядывал кроссовки Карла Пауэрса. Выйдя, закрыл комнату на замок.

У худого мальчика на экране немного дрожали руки, и, наверное, болела спина от долгого полусогнутого положения. Он вытирал локтем вспотевший лоб, когда рыба играючи уплывала по кругу. Мальчик, приноровившись, хватал рыбу, но она, упруго изогнувшись, выскальзывала и падала обратно, поднимая фонтан брызг, впитывавшихся в старые штаны. Тёмные глаза щурились, а потом смуглое лицо трогала восхищенная улыбка.

Одним вечером от необходимости возвращаться Джона спас Майкрофт. Старший Холмс, с зонтом, словно шпагой, наперевес. Он спас его и от собирающегося дождя, от которого Джон и не думал спасаться.

Нет, конечно, Майкрофт, не раскрыл над ним зонт. Он только распахнул дверь машины, подъехав вплотную к тротуару, и Джон сразу сел. Он прекрасно знал, что разговор между ними всё равно состоится рано или поздно. Джон не был ангелом-хранителем Шерлока. Он просто стоял на другой стороне доски, старался уравновешивать. Себя, Шерлока. Их обоих. Ангелом, хранителем и родной матерью всегда был Майкрофт. И вряд ли кто-то был в силах изменить положение вещей.

– Чай?

Часы пробили пять.

– Да, – кивнули ему, и Джон взял чайник, от которого отвернулся, решив было, что гость откажется, но тот аккуратно взял кружку, можно сказать, взялся за неё, и помолчал.

Тем, кто знал Майкрофта Холмса достаточно хорошо, насколько это было возможно, смогли бы оценить, сколько стоят минуты его молчания.

– Джон, – Майкрофт смотрел ему прямо в глаза. – Давайте сразу и начистоту.

Доктор пожал плечами.

– Вы нужны ему. Важны. Больше, чем кто бы то ни было. И я не знаю, что заставило вас принять такое… жесткое решение, – Майкрофт поморщился. – Или кто?

На это утверждение, явное утверждение, не вопрос (как Майкрофт мог чего-то не знать?) Джон вскинул голову. Инстинктивно, хотя собирался держать оборону до последнего. От кого он собирался обороняться, Господи?

– Не “кто” и не “что”, – он поставил свою кружку на стол.

– Я не собираюсь контролировать ваши отношения и никогда не собирался.

Джон внезапно для себя… оценил.

– Я бы сказал, что ему плохо, что он страдает, только мы оба знаем, это пустые слова. Шерлок на грани.

– Вы драматизируете.

– Перестаньте. Вы не относитесь к тем людям, кто умеет цеплять маски. Я всё понимаю…

– Не совсем всё, думаю, – Джон усмехнулся.

Майкрофт встал, как умел вставать только он, как приходит в движение лезвие гильотины, тяжело и в то же время грациозно. Встал с кресла, одним движением возвысившись над бренным миром.

– Нет, понимаю, Джон. Именно поэтому прошу, вернитесь. Вы должны. Он идёт по кругу, но этот круг – сужающаяся спираль.

– Я в курсе, что вами движет, и на вашем месте поступил бы точно так же, уверен. Но я не на вашем месте, а вы не на моём.

– Тогда поставьте себя на место Шерлока. Вы оставили его в самый неподходящий для этого момент. Я не могу судить вас, и навязывать что-либо, но честно признаюсь, готов убить.

– Думаю, это естественное желание, – у него получилось улыбнуться.

– Он любит, Джон, – даже такие слова из уст Майкрофта звучали, как заученный доклад на заседании в Парламенте, – Думаю, в первый раз он любит… так.

Джон подошёл близко и в последний момент успел поразиться тому, какие они всё-таки разные. Совсем ничего общего. А ведь родные братья и не так далеки друг от друга, как им обоим хотелось бы.

– Вы, наверное, думаете, у меня в жизни праздник. Думаете, наверное, что я бросил его. Так, как принято бросать. Или что ушёл. Знаете, я прекрасно понимаю ваши братские чувства, а взамен предлагаю не пытаться понять меня. Просто примите это и всё. Разойдёмся.

– У вас весьма оригинальный способ расходиться, – холод в голосе достиг критической точки.

Джон внезапно очень устал. Это “Он любит” произнесённое Майкрофтом, казалось, спорами чумы осело на стенах его нового жилища. А он так старался всё дезинфицировать. Содержать в стерильности.

– Просто осознайте, в чём проблема, – Джон повысил тон, умоляющий старшего Холмса уже не о том, чтобы тот оставил его в покое, а чтобы дал ему в морду, и был готов схлопотать в ответ.

Но Майкрофт предпочитал словесные баталии.

– Вы очень поумнели с ним, Джон. Но и я не идиот, слава Богу, – он шипел ему почти на ухо, пока в кружках стыл чай, – Вернитесь. Сейчас он ещё выберет вас, и с вами переживёт. Многим станет легче. В конце концов, ему не перережут глотку однажды где-нибудь в районе, подобном этому.

– Вам стоит больше доверять ему его же жизнь, – ответил Джон тошнотворной вежливостью, хотя ему хотелось рычать ему в лицо, что не сможет он вернуться, скорее сдохнет, замурует себя в стену, но не сможет.

Никто из них не знал, что так получится. Никто не знал, изменили бы они ход вещей, узнав наперёд. Любовная горячка. Кто может препарировать это состояние? Когда глядя со стороны не понять и на сотую долю – как это. А сгорая, словно на костре инквизиции, превращаешься во что-то другое. Незащищённое. Болезненное. Более чистое.

– Майкрофт, он не без меня не выживет, а со мной. И если вывихнута рука, её нужно вправлять. Больно, но необходимо.

– Возможно, вы её как раз и вправили.

– Нет, – Джон покачал головой. – К тому же есть вещи важнее.

Он был один такой. Джон никогда ему не говорил этого, как и других вещей, наверное, достаточно важных, чтобы быть сказанными вслух. Но молчаливое взаимопонимание было гораздо чище и правильнее, чем неловкая речь их обоих. А то, что совсем никому не нужно было знать, Джон держал при себе. Как то, например, что он гордился. До неприличия, до полной капитуляции его ментального индивидуализма. Когда Шерлок делал свою работу, филигранно раскрывая преступления, Джона распирало так, будто это он сам творит чудеса. Этого не знал даже Шерлок. Зато теперь вот знал Майкрофт.

– Есть вещи важнее? – старший Холмс всплеснул руками. – Важнее его жизни? Вашей общей жизни, раз уж на то пошло?

– Вот именно. Кроме него никто не сможет делать то, на что он способен. И не будет.

– Ваша жертвенность и благородство не должны распространяться так далеко. Они оборачиваются не против вас, – Майкрофт задержался у порога. – Против него.

Джон попрощался. И не стал говорить, что разницы никакой нет.

Одним вечером на лестнице зазвучали шаги. Они сменились стуком в дверь и в квартиру кто-то вошёл. Шерлок всё смотрел в зеркало. Долго смотрел, словно пытался отыскать там свое отражение, но не находил его. У того, в зазеркалье, были его черты лица – высокие скулы, широкая переносица, брови чуть светлее кудрей над ними, и глаза. Те же глаза, но в них гуляло что-то, не желая упорядочиваться, и задиристо отличало того, из зазеркалья, от Шерлока. Не давало пробиться к самому себе.

– Ты похудел.

– Да, – Холмс взял футляр и спокойно достал скрипку.

Со стороны двери едва слышно дохнуло волнением и неловкостью. Шерлока всегда забавляло, что людей так пугает тишина и спокойствие. Как будто в том, чтобы сосредоточиться и, скажем, подумать, было что-то неправильное. А ну как надумаешь что-нибудь. Он вскинул руку со смычком и начал играть.

– Шерлок.

Он закрыл глаза.

– Он теперь часто играет, – доверительно прошептала гостю миссис Хадсон, – Иногда ещё солнце не успеет встать, как он начинает.

– Это что, из Призрака Оперы?

Вопрос остался без ответа, скрипичное соло продолжалось около четверти часа, и инспектор, отказавшись от предложенного домовладелицей чая, всё это время наблюдал худую спину и движение руки. Доиграв, Шерлок положил скрипку на место, и со смычком в руках сел в кресло.

– Слушаю, Лестрейд.

– Как твои дела?

– Отлично.

– Я, правда… Мне, наверное, не стоило этого делать. Приходить вот так, чтобы интересоваться. Тебе, наверное, есть чем заняться.

– Я абсолютно свободен, – Шерлок пожал плечами. – Так и было практически всегда, разве нет?

Как проявлять участие к человеку, который в гробу видал такое участие? Лестрейд уже пожалел, что остановил машину на Бейкер-стрит. Как это не было смешно, он действительно, просто мимо проезжал.

Зачем он припёрся? Кто он ему? Что хотел сказать? Должен был вообще что-то говорить? Лестрейд не понимал его, надеялся, правда, что детектив станет понятнее. Может совсем немного из профессиональной зависти, из-за того, как ловко тот управлялся с делами. Но как можно даже пытаться поддержать такого человека, как Шерлок Холмс, который доктора-то своего начал замечать спустя месяцы. Проснулся. Или заснул. Теперь уже не разберёшь.

– Есть что-то особо интересное? – поинтересовался он совершенно будничным тоном.

– Нет, – ответил инспектор, почти не соврав.

Того, что раньше могло бы заинтересовать детектива, и правда не было. Лестрейд пару раз огляделся, непонятно зачем убедившись, что Ватсона здесь нет, и давно. Шерлок пристально смотрел из кресла, как из логова, и оглядываться инспектору расхотелось.

– Я пойду.

– Да, – Шерлок, помолчав, уточнил, – И не особо интересного нет?

– Нет, – ответил инспектор, теперь уже соврав полноценно.

– Я не болен, Лестрейд, – слова жёстко впечатались в широкую спину, – Не болен и не сумасшедший.

– Я знаю, – Грегори кивнул, не повернувшись.

Уйти ему нужно, скорее спуститься и сесть в машину, чтобы в самом деле не чувствовать себя как у изголовья умирающего от рака. Он, скомкано попрощавшись, сбежал по ступенькам и довольно-таки далеко уже отъехал, когда зазвонил телефон. И, не глядя на номер, Лестрейд взял трубку и на короткий вопрос сразу ответил:

– Кэнэри Уорф, заброшенные доки, – и положил трубку, тихо выматерившись.

Понимая, что только что своими руками принёс последнюю соломинку, и через час она переломит прямую спину Шерлока Холмса, который слишком самобытен, чтобы научиться жить жизнью кого-то другого.

Шерлок щурился, он в последнее время редко выходил из дома, а день выдался слишком солнечный для Лондона. И для ситуации в общем.

Он приехал вслед за Лестрейдом, туда, где один его знакомый в свое время находил вдохновение, фотографируя городской упадок. Хотя упадка там особого не было, просто вереница однообразных заброшенных складов, бывших производственных зданий, отбрасывающих друг на друга кривые тёмно-серые тени. Пахло ржавчиной, близкой рекой и совсем легко – нагретым бетоном.

– Одного парня нашли мёртвым, тут, на втором этаже. Ножевое ранение в область печени. Пока не опознали.

– Как его обнаружили?

– Был звонок, с автомата. Довольно далеко отсюда.

Они поднялись на второй этаж, где вовсю сновал Андерсон.

– Всё понятно, – он хлёстко стянул перчатки с каждого пальца левой руки, а затем правой.

Шерлок в это время оглядывал всё, что мог увидеть из разбитого дверного проёма, у которого не было даже косяков, что уж говорить о двери. Почти у самого окна, коих в комнате было два, на полу лежало тело, мокнув боком в характерной лужице крови, которая начала подсыхать. Джинсы, толстовка, спортивная обувь. Рыжеватые волосы, цепочка на шее, проколотые мочки ушей, по паре браслетов на запястьях. По всей площади небольшого помещения белели отпечатки чьих-то следов, в суматошном беспорядке. Больше ничего.

Не выяснив, что именно надумал понятливый Андерсон, Шерлок двинулся вперёд, и когда несколько вопрошающих взглядов устремились на Лестрейда, тот отмахнулся:

– Ну что? Занимайтесь своими делами.

И, правда, не на представление же они тут собрались. Не смотреть на окончательный крах и наконец-то подтверждение того, что Шерлоку здесь не место. Что он занимается чёрт знает чем. Что все его теории, попирающие законы криминалистики – полная чепуха. Что, возможно, он был всего лишь удачливый сукин сын.

Холмс быстро надел перчатки и достал лупу. У тела пробыл недолго. Аккуратно походил, петляя между следов, стараясь не наступать на них, как в детской игре с путешествием по орнаменту ковра. Встал у окна.

– Всё просто, – опять подал голос Андерсон. – Парень был наркоманом, дорожка от уколов та ещё, вид измождённый. Его дружок его и порешил, они сейчас все поголовно с ножами ходят. Перед этим подрались – вон следов сколько, он слинял, взывал полицию, чтобы дружка в розыск не объявили, мало ли куда ниточка потянется. Вот и всё. Ничего особенного нет.

– Шерлок? – Лестрейд смотрел на него, мысленно упрашивая: подтверди, что так всё и есть и успокоимся на этом.

Детектив молча смотрел куда-то из окна, потом опять достал лупу и стал осматривать пол, будто хотел проверить каждый квадратный сантиметр. Потом достал из сумки привезённый с собой ноутбук, поставил его на подоконник и то и дело набирал что-то, словно записывал каждый свой шаг. Инспектору он только буркнул что-то про пару минут.

На сайте Шерлока стали появляться записи, короткие, одна за другой, словно детектив чатился сам с собой. Они почти ни о чём не говорили Джону, но было ясно нечто важное – Шерлок взялся за расследование. Он сейчас находился в Ист-Энде, и доктору даже не нужно было закрывать глаза, чтобы представить, что там происходит. Короткие фразочки ещё не складывались, как паззл, но картину обрисовывали. Джон покачал головой.

Никто не обращал особого внимания на Шерлока. Наконец-то он добился того, что ему не мешали. Будто от него никто ничего больше не ждал, будто не представлял больше угрозы ни как конкурент детективам, ни как психопат – ожидаемый преемник серийных убийц.

Может поэтому все вздрогнули, когда он громко произнёс:

– Не убийца звонил в полицию.

– Конечно, – саркастически воскликнул Андерсон. – Случайный прохожий.

– Ну, почти.

– Да его не нашли бы здесь и через месяц, – развёл руками Лестрейд, – застройка ещё не добралась и вряд ли доберётся в ближайшее время до этих мест.

Шерлок тем временем щёлкал клавишами, бросая быстрые взгляды на тусклый монитор, что-то шептал себе под нос. Словно читал мантру: давай же, оно тут, всё тут, не упусти.

– И никакой драки не было, – повернулся он.

Андерсон засмеялся.

– Отпечатки ботинок видел? Следы принадлежат двоим, одни точно совпадают с подошвами кроссовок убитого.

Шерлок ещё раз склонился над переплетениями следов, пошарил вокруг пальцами в бетонной крошке и поднялся, сунув руки в карманы. Солнце окрасило его бледную впалую щеку.

«Побрился ведь…» – почему-то подумалось Лестрейду, – «как на свидание»

– Модель кроссовок одна из самых популярных в этом сезоне, просто совпадение.

– За уши притянуто, – покачал головой инспектор.

– Замерьте, – спокойно ответил Шерлок, – следы на полу на один размер меньше, – он вернулся к ноутбуку.

Через минуту, когда все, кто мог оживиться в помещении, оживились, когда версия Андерсона была развенчана, Шерлок, отвернувшись от всех, выдохнул. На лбу его блестел пот.

Джон ещё раз пробежал глазами записи на серо-синем фоне, прикрыл крышку ноутбука, и, взяв обеими руками небольшую коробку, вышел из квартиры. Он долго топтался, пытаясь как-то приноровиться, чтобы не ставить коробку на пол и при этом закрыть дверь, потом плюнул, оставил незапертой и поднялся на два пролёта вверх. Этажом выше, прямо над ним, жили два студента-иностранца. Бывало, по вечерам они шумели, но были вполне милые ребята.

– Эмм, привет, – кивнул он открывшему дверь блондину в синей футболке. Кажется, его звали Эван. Или Эйден. – Не знаю, нужно ли вам, но тут всё почти новое.

Немного удивлённый Эван-Эйден взял протянутую ему коробку. Заглянул – там были уложены чистая сковорода, две кружки и ещё какая-то посуда, некоторая ещё в упаковках.

– Благотворительность? – улыбнулся парень.

– Вроде того, – согласился Джон.

– Что ж, спасибо. Пригодится. А вы…

– Я уезжаю, – ответил Джон уже с лестницы. – Не выкидывать же.

– И далеко? – Эван-Эйден одной ногой ступил на площадку, высунувшись из квартиры.

– В Шотландию, – придумал на ходу Джон.

Ну а что, в детстве ему очень даже нравилось, и вряд ли там поменялось всё в таком глобальном плане, в каком изменился он сам.

– Круто, – резюмировал сосед и закрыл дверь.

«Очень» – подумал Джон – «Круче уже, наверное, не будет» А ещё подумал, что стоило, наверное, отдать вместе с кухонными ножами завалявшийся у него скальпель, чтобы не было соблазна взять и выкорчевать уже из себя выжигающую пулю.

Андерсон кинул перчатки в угол, и кто-то подобрал их за ним. Шерлок мимолётно подумал, что это какой-то повсеместный закон – кто-то гадит, а вычищать сор приходится другим. И довольно жёстко произнёс:

– И кстати, наркоманом он тоже не был.

– Это уже чересчур, ты руку его видел?

– Не подходи, – поднялся Шерлок, вставая на пути эксперта. – Вообще, перестаньте топтаться тут. Все лишние – за дверь. Лестрейд!

Кто-то возмутился:

– Не делай вид, что произошёл апокалипсис, ради Бога.

Шерлок всё пробегал глазами записи, что-то добавлял, потом ушёл на время – в окно видели, как он ходил вокруг, заглядывал за фрагменты недостроенных зданий, и когда вернулся к трупу ещё раз осмотреть рану, Андерсон, подпиравший стену, будто без его помощи она обрушилась бы прямо на труп, спросил:

– Что же ты доктора не прихватил? Это же его прерогатива.

Не вставая, Шерлок глухо произнёс:

– Пошёл вон.

– Я на своём рабочем месте нахожусь, в отличие от некоторых.

– Так, всё, тихо, – вмешался Лестрейд. – Шерлок, ну что?

Холмс закрыл ноутбук. Записи были всего лишь разрозненными предложениями, компьютер не мог складывать их, как трёхмерный конструктор. Тем более, конструктор был сложнее, совсем не похожий на задачки из учебников для будущих полицейских. В нём было ещё Время, и был Человек – многогранный, спектральный, совсем не подконтрольный бездушной машине фактор. Шерлок убрал ладонь с крышки и оглянулся, потянул носом, как лисица, пытающаяся по снегу, пахнущему только холодным небом, найти добычу.

– Его нашли паркурщики.

– Кто?

– Вы слышали. Послезавтра в Ист-Энде будут проводиться соревнования по уличным видам спорта. Они, видимо, тренировались здесь, – Шерлок подошёл к окну. – Следы белые, в сухой извести. Такие же вон там и там. По расположению можно рассчитать траекторию прыжков.

– Так может, они его и…

– Нет, нет – покачал головой Шерлок. – Здесь просто удобно прыгать, они наткнулись случайно, а потом позвонили и смылись, чтобы не просиживать штаны в полиции, давая свидетельские показания.

– Ну, хорошо, нашли его эти парни, сообщили тоже они. Но мы почти не сдвинулись, этот наркоман…

– Да не наркоман он! – взмахнул руками Шерлок и замер.

Часовая стрелка сошлась с минутной, он открыл глаза и сделал вдох.

– Ну? Шерлок… что?

– Он курьер.

Все, кто оставались в комнате, если этот дырявый каменный мешок можно было так назвать, заморгали. Подсаженный на иглу курьер? Что за бред.

– Нет, нет, вы не понимаете. Лестрейд, – Шерлок вдруг затараторил, резко жестикулируя, – помните, по городу шёл наркотрафик, и вы не могли их взять, и до сих пор не можете, потому что они вербовали всяких придурков, одного за другим, использовали в качестве курьеров, а потом эти бедолаги пропадали – все до единого?

– Да, а причём тут…

– У вас не было ни единой нити. Если бы вы нашли хотя бы труп, он вывел бы вас, возможно, вероятно, на них самих, – Шерлоку, казалось, стоило усилий говорить чётко, потому что плотину прорвало, речь готова была нестись нескончаемым потоком.

– Да, конечно. Стой, ты хочешь сказать…