Текст книги "Кадеты Точка Ру"

Автор книги: Никос Зервас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Глава 10. Педагогическая поэма

Какая красавица! – здесь жид постарался, как только мог, выразить в своём лице красоту, расставив руки, прищурив глаза и покрививши набок рот, как будто чего-нибудь отведовши.

Н.В.Гоголь. Тарас Бульба

Казалось бы, ещё недавно колдунья Цельс сидела в подземном капище и разглядывала звёздные прогнозы на 26 ноября, а уже через полчаса энергичная преподавательница мировой художественной культуры Стелла Яновна Яблонева уже торопливо входила в здание школы. Она немного опаздывала, но знала, что девочки, посещавшие занятия её кружка юных волшебников, обязательно дождутся.

Щебечущие девочки, преимущественно старшеклассницы, толпились у запертой двери кабинета. Стелла Яновна улыбнулась: разумеется, Нелли Буборц тоже пришла. Самая юная, но умна не по годам. Папа у неё владелец сети салонов красоты, ездит на дорогой машине. Дочка тоже далеко пойдёт, это очевидно. Стелла Яновна уже кое-чему обучила способную девочку. Она легко овладевала хитростями волшебства, наговорами, сглазом. А главное – смотрела в рот любимой учительнице.

На этот раз с чаем решили не возиться, разлили по пластиковым стаканчикам кремовый ликёр. Стелла Яновна извлекла из сумочки маленький ключик и, таинственно улыбаясь, достала из небольшого шкафика бутылочку. «Только директрисе ни гу-гу!» – заговорщически подмигнула Стелла.

Стелла Яновна была в прекрасном настроении. Сегодня она решила почитать девочкам Цветаеву. Оживлённые магией ликёра, стихи Цветаевой, казалось, вспархивали со страниц и расцветали в воздухе. Неожиданно тугие мужские рифмы сочились сладким запретным ароматом:

Вижу в полу сомкну той прямизне ресниц – не васильками во ржи! не писком постылых, в ладони стиснутых ручных синиц! – вызрели блеклой финифтью донских зарниц взоры нежданного гостя, финиста ясного, милого.

Откуда мне, каменной скифской старухе, опять любовь – ты, правнук разрубленного полковника, призрак убитого друга? Какая клеточка той обожаемой крови тобой проросла, продавила суглинок, и вновь забилась в губах, в жилах подкожной кольчуги?

Стелла Яновна читала нараспев, как заклинание, и взахлёст, будто шёлковым арканом обвивая худенькие шейки слушательниц, – да и сама согревалась, прикрывала от неги карие глаза, и девочки таяли, как снегурки, точно у каждой под стулом развели примус. Время пролетело быстро. Стали расходиться.

– А Вас, Буборц, я попрошу остаться, – таинственно улыбнулась Стелла Яновна.

– Как Вам понравились стихи, Нелли? – очень серьёзно спросила Стелла, заглядывая в распахнутые, цвета вчерашней заварки очи девочки. – Не правда ли, восхитительно?

– Прелестно, это та-ак прелестно!

– А знаете, Нелли, недавно видела на улице мальчика, как будто из прошлого. Будто прилетел в наше грязное времечко на машине времени.

– Ах, не может быть, Стелла Яновна.

– Представь себе… – учительница перешла на ты, – давай ещё глоток ликёрчика, и я тебе расскажу, хорошо? Знаешь, настоящий маленький принц. Ангел, натуральный ангел, только без кудряшек, а знаешь, у него такая коротенькая стрижечка, кадетская… У меня и фотография есть.

– Ах! Да Вы что?! Стелла Я-а-ановна…

– Покажу, покажу. Посмотри какой. Настоящий цветаевский корнет! Не правда ли?

– Ах!!!

Неллечка вскрикнула громковато. Но на фото был тот самый Ваня Царицын, который несколько раз приходил в школу к Наде Еропкиной. И старшая Неллина сестра Белла тоже рассказывала ей про кадета Царицына, мол, красавец, а умница!

Сама Белла его никогда не видела, но встречалась с мальчиком из Суворовского училища, и тот рассказывал: «Есть у нас такой Царицын…»

– Не может быть! Это он!

– Кто «он», Неллечка? Неужели ты его знаешь?

– Да! Я знаю. Это Ванечка Царицын!

Пришлось и Стелле Яновне в свою очередь удивиться: «Ка-ак?! Тот самый?!»

– Ну конечно. Он и есть знаменитый Царевич. Его и по телевизору показывали. Ах, Стелла Яновна, если бы Вы знали…

– Я всё знаю, моя милая, – учительница мудро улыбнулась глазами. – Ты влюблена в него. Ну-у, признавайся.

– Ах!

– А теперь слушай, – серьёзно нахмурилась Стелла Яновна, не переставая при этом мягко улыбаться глазами. – Нет, сначала скажи: ты мне доверяешь? Мы можем быть подругами? Плевать на возраст, Нелля, ты уже большая девочка. А я… я уже старая карга.

– Ну что Вы, Стелла Яно…

– Молчи, милая. Молчи и слушай. Старая карга Стелла в своей жизни упустила миллион блестящих возможностей. Я не хочу, чтобы ты повторяла мои ошибки. Слушай внимательно. Он красив, он перспективен. Многие хищные щучки захотят его отобрать. Мы должны опередить их.

Нелля удивлённо подняла ресницы: что это значит? Лёгкий звон в голове мешал мыслить, а в груди было так сладко от ликёра, от Цветаевой, от приторных духов Стеллы Яновны, от мыслей о прекрасном Царевиче.

– Я открою тебе страшную тайну, Нелли. Только если эту тайну узнают другие, меня уволят из школы, – прошептала учительница.

– Я никому-никому! – насторожилась девочка и подставила ушко.

– Знаешь, кем я работала раньше, до школы? – сощурилась Стелла Яновна. – Знай, моя милая: я была профессиональным экстрасенсом.

– И Вы можете?..

– Я устрою это для тебя. По дружбе. Просто потому, что такому мальчику нельзя дать ускользнуть, понимаешь?!

– Но как?!

– Есть надёжные средства. Давай-ка допьём ликер, я тебе всё расскажу. Обещай, что будешь слушаться.

Ещё бы она не будет слушаться! Ради романа с самим Ца-рицыным она готова пойти на всё. Вот уж Еропкина будет злиться. Как славно! Как хорошо!

– Стелла Яновна, Вы такая чудесная!

– Слушайся меня, девочка моя. И через неделю вы будете гулять в Александровском саду под ручку, и Ваня будет читать тебе стихи собственного сочинения. Только будь осторожна, милочка. Эти офицерчики такие смелые, такие пылкие. Как бы не дошло до поцелуев!

Нелли покраснела.

Глава 11. Как затравить гусара

Живее играйте, музыканты! Не жалей, Фома, горилки православным христианам!

Н.В.Гоголь. Тарас Бульба

Как положено, офицер-воспитатель и дневальный глядели сквозь пальцы на шум в казарме третьей роты. Вечеринка по поводу Ванькиного дня рождения была в совершенном разгаре.

До отбоя оставалось целых сорок минут, а разгорячённые, радостные кадеты уже успели побиться на линейках, подушить друг друга подушками, пористаться на ристалище, пострелять в портрет Наполеона из рогатки – словом, радовались за именинника, который саморучно резал торт, раздавал дружеские подзатыльники и одновременно напевал про Вещего Олега.

Когда дневальный был выведен из строя куском торта, началось самое рискованное хулиганство, за которое в обычный день полагалось немедленное исключение из училища. Порог казармы переступил Жорка Арутюнов, весёлый выдумщик и неплохой поэт из второй роты:

– Ну что, третья рота?! У вас, я вижу, детский утренник?! Кефирчик пьёте?

Сказал и глянул дерзко очами чёрными.

– Внимание, – торжественно изрёк Лобанов, – объявляется тендер на право бить Арутюнову морду.

– Сначала Арутюнова заасфальтируем, – мечтательно улыбнулся кадет Телепайло, засучивая рукав. – А потом пойдём мочить вторую роту як класс.

Арутюнов ловким гасконцем скользнул меж тренированных товарищеских торсов, порхнул полами чёрной шинельки и, подлетев к имениннику, произнёс:

– Позор мундиру! Кто не пьёт, тот не офицер!

При этом присутствующие, включая дневального, отчетливо уловили характерное побрякивание, доносившееся из-под провокаторской шинели.

– Господа офицеры, – улыбнулся Царицын, – как известно, мы люди непьющие. Тем не менее, предлагаю немедленно обыскать и разоружить негодяя. Вдруг у него за пазухой бомба?

«Негодяй» был схвачен. Будучи вывернут наизнанку, мигом произвёл на свет две бутылки портвейна, купленного, судя по пыли и липким пятнам на бутылках, в ближайшей палатке у метро.

– Мы умрём, – вздохнул Лобанов, обречённо доставая из тайника штопор.

– Но не сдадимся! – нахмурился Телепайло. – Не тяни время, наливай трофейную гадость.

– За именинника! – возгласил Петруша, поднимая эмалированную кружку так пафосно, словно это был золотой кубок с адамантами.

– Виват кадет Царицын! – грянули радостно кадеты.

– Я хотел сказать несколько слов в честь юбиляра, – просипел Лобанов и, морщась от алкогольной гадости, полез на табуретку, намереваясь использовать её в качестве ораторского подиума. – Господа! Все знают тонкий ум и беспримерную доблесть корнета Царицына, и я лично…

– Долой! – заревела аудитория.

– Долой! – громче всех визжал Телепайло. – Господа офицеры! В связи с преждевременной кончиной оратора, речь скажу я. Да пустите меня на табуретку! Коллеги! Если уж говорить о сказочных достоинствах подпоручика Царицына, нужно в первую очередь упомянуть нечеловеческую харизму, которая позволяет ему…

– Позор! – засвистела развесёлая компания.

– Не хотим про харизму! – скаля зубы, на подиум громоздился следующий оратор. – Внимание, господа! Всем известна невообразимая моральная стойкость тостуемого штабс-ротмистра Царицына. Я бы хотел подчеркнуть…

Его тоже свалили. Ванюша, посмеиваясь, присел на кровать. Меланхолично развалившись, точно Лермонтов на убогом ложе в походной квартире, торжественно взял в руки гитару. Тем временем на подиуме витийствовал Жорик Арутюнов:

– Нечеловеческая неспиваемость и алкоголестойкость юбилярствующего фельдмаршала Царицына… я бы хотел предложить…

Тут он щёлкнул пальцами и, как фокусник, достал откуда-то чёрный полиэтиленовый пакет.

– Оживить нашу вечеринку глотком мёртвой воды. Да здравствует зелёный змий, господа!

В пакете была настоящая бутылка водки. Криминал. Такого не простят даже в день рождения.

– Телегин бы не одобрил, – шепнул Петруша и ткнул Ваню локтем в ребро.

Все уставились на именинника. Ванька улыбнулся:

– И так весело, зачем нам головная боль?

– Ура! – заорали морально стойкие. – Долой водяру! Да здравствует непьющий генералиссимус Царицын! На табуретку его!

– Господа офицеры! – Ванька закачался на табуретке, размахивая кружкой с недопитым красным. – Предлагается и впредь давить врагов России. Включая зелёного змия!

Он разрумянился от вина, а пуще от гордости.

– Кстати! Предлагаю всем брать с меня пример. На днях намерен раздавить ещё одного врага России. Известного продюсера Эрнеста Кунца! Приглашаю всех зрителями на нашу дуэль! Казнь господина Кунца состоится ровно через три дня.

Он не договорил. Дневальный, закашлявшись тортом, взвился и захрипел:

– Товарищи суворовцы-ы!.. Смиррр-но!

Кадеты залпом хлопнули остатки красного и вытянулись с позеленевшими от ужаса лицами, пряча кружки за спиной. Ванька неохотно спрыгнул с табуретки. В казарму вошёл офицер-воспитатель.

– От лица всех офицеров поздравляю суворовца Царицына с шестнадцатилетием! – ласково проурчал воспитатель. – Также вручается ценный подарок – общая тетрадь для овладения знаниями и набор фломастеров. Ура, товарищи суворовцы.

– Ур-ра!! – грянули зелёнолицые товарищи суворовцы.

– Ещё одна хорошая новость, – продолжил офицер. – Наконец нашёлся благотворитель, и завтра утром в вашей казарме начинается долгожданный косметический ремонт. Окна, стены, потолки. В связи с этим слушай приказ: кровати отодвинуть от стен на полметра, старые обои со стен ободрать своими силами. Срок – до отбоя. Выполняйте!

Когда офицер-воспитатель ушёл, кадеты с облегчением повалились на кровати. О чудо! Штопора на тумбочке не заметил и запаха не почувствовал! А может быть, он смотрел (и нюхал) сквозь пальцы – из уважения к юбиляру Царицыну?

Тихогромов, стащив ботинки, полез снимать бумажную икону Богородицы, висевшую над его кроватью.

– Выходит, я в собственный день рождения должен обои отдирать? – насупился захмелевший кадет Царицын. И вдруг потемнел лицом, глаза блеснули:

– Портреты снимать не буду! Сегодня у меня праздник, имею право! Завтра – пожалуйста. А сегодня – нет уж! И никому не позволю, ясно?

Кадеты зашумели. Юбиляр с красным лицом яростно сжал кулаки:

– Это портреты великих героев! Это генерал Дроздов! А это Лермонтов! Не буду снимать! Я офицер Империи!

– Я тоже! – крикнул кто-то.

Ванька обернулся круто, как на выстрел:

– Ты? Да что ты знаешь об Империи?! Да разве же кто-то из вас готов по-настоящему умереть за Империю?! А я готов! Я сын офицера. Давай сюда водку! Я пью за господ офицеров – убитых, преданных, забытых!

Арутюнов торопливо набулькал полную кружку. Ванька дёрнул рукой, чуть не половину расплескал:

– Вечная память русской Империи!

Пили вдвоём с Жориком, остальные смотрели. Царицын глотал, раздувая ноздри – нет, не поперхнулся! Телепайло с малороссийской заботливостью сунул товарищу ржаную горбушку.

– Вот! Это по-офицерски, – восхищённо прошептал кто-то из кадетов.

Арутюнов щёлкнул пальцами и достал из-под полы чёрный маркер.

– Только офицеры имели право носить усы! – выкрикнул он подсевшим от водки голосом и, подбоченясь, вывел на щеках закрученные концы «усов». – Ну что, мальцы безусые?

Кто ещё пьёт водку? Есть в этом лягушатнике настоящие офицеры?!

– Дай-ка сюда, – Царицын выхватил маркер, кратко черкнул под носом. Получилось совсем как у Лермонтова на стене.

– Ур-ра! – заржали братья-кадеты. – Качать алкоголиков усатых! И нам усы, нам тоже!

– Прочь! – хрипел Царицын, отбиваясь от рук. – Здесь нет настоящих офицеров! Не позволю! Ты не готов умереть за Империю – пр-рочь!

– Стоять, кадеты! – рявкнул Арутюнов. – Кому наливать? Давайте кружки, сейчас будем из вас офицеров делать!..

Он добавил словечко…

– Не ругайся, – нахмурился Громыч.

– Свободен! – Арутюнов взмахнул растопыренной ладонью. – Кто не ругается, тот не мужчина!

Несколько кружек столкнулись под бледной струйкой, сочившейся из Жоркиной бутыли. Царицын, с разгоревшимися щеками, с чёрными подведёнными усами вскарабкался на табурет:

– Мне стыдно! Я должен как офицер… на смерть! Он покачнулся, его держали под колени.

– А за кого, я спрашиваю, на смерть?! За Веру, Царя и Отечество – согласен… прямо сейчас! Потому что Вера, Империя, Родина – эти вещи… они навсегда!

– Ур-ра! – гремели кадеты.

Кто-то закашлялся, ему радостно наперебой застучали по спине кулаками.

– Но… нам предлагается сдохнуть за… Конституцию?! – красный Царицын гневно потряс пустой кружкой. – Не хочу за Конституцию! Я лично видел рожи тех, кто её писал! Да они через четыре года новую напишут, только заплати! Эх, наливай ещё, Жорес!

Арутюнов не слышал, он рисовал побагровевшему Теле-пайле гусарские усы от виска до виска.

– И за президента не хочу! – тихо сказал Ваня, покачиваясь на табуретке. – Президент через четыре года из Кремля шмыг – и в олигархи. А меня – не на четыре года зароют! Меня навсегда зароют.

– Господа офицеры обнажают шашки… и бросаются в бой! – кричал танцующий Арутюнов, размахивая опустевшей бутылкой. – Кто с нами, громить обозы?!

– И за Федерацию не хочу. Не могу я умирать за педерацию, – плакал пьяный Ванька. – За Империю хочу умереть… «Мой меч при мне. Зачем же я несчастен? Слуга династии, утопленной в крови…»

– Ага, стихи! – оживился Арутюнов, запрыгивая в ботинках на чужую кровать. – Я тоже знаю стихи, офицерские!

И прокричал, смешливо морщась, что-то гадкое про безотказную маркитантку.

– Ещё стихи! Про женщин! – раздалось из толпы.

– Офицеры! – взвился Арутюнов. – А пойдёмте в рейд! Прямо сейчас, в честь дня рождения нашего любимого!

Рейдом называлась самоволка, а «обозами» некоторые старшие суворовцы называли девочек, с которыми мечталось познакомиться.

Знакомились прямо на улице (а больше и негде суворовцу, если не считать единственного в году кадетского Новогоднего бала, куда приглашали воспитанниц хореографических училищ и танцевальных студий). Никакого продолжения у таких знакомств не бывало – редкая девушка дождётся следующей встречи через месяц, когда суворовцу вновь подвернётся увольнительная.

– Да! Громить обозы противника, – пробормотал Ванька, сползая с табуретки. – Кто со мной?! Вы трусы, господа…

– Ванюш, самоволка? Тебя прошлый раз чуть не отчислили, – это Петруша сбоку крепко взялся за царицынский ремень.

– Вы ещё слишком юны, Тихогромов, – Царицын легонько похлопал Громыча по спине. – Сидите в казарме. А мы пойдём. Офицеры! Вперёд, за орденами!

Около восьми часов вечера Неллечка Буборц пришла в гости к Стелле Яновне вместе с сестрой, старшеклассницей, которую Яблонева тоже захотела повидать, и весьма срочно.

Учёба не слишком давалась красавице Беллочке Буборц, и мама велела старшей дочери активнее налаживать неформальные отношения с учителями. Для этого в начале учебного года были закуплены коробки конфет и подарочные наборы с дорогой парфюмерией. И сегодня Беллочка подарила Стелле Яновне изящную коробочку с французскими духами.

Беллочке назревало семнадцать, это было что-то совершенно расцветшее, похожее на бархатную лилию, колыхающуюся на чёрной воде: смоляные волосы до копчика и ночное, со звёздочками, небо в распахнутых очах. Беллочка говорила в десять раз тише и реже младшей сестры, но её молчание пело. Взор Беллочки был опущен внутрь, как бывает у людей, слушающих музыку в наушниках, однако в маленьких ушках Беллы виднелись только крупные белого золота серьги.

Впрочем, не плейер слушала Беллочка, но пение соков собственного тела, внутреннюю виолончель, гудевшую где-то под грудью, и, тяжко колыхая ресницами, невпопад отвечала на уроках.

Сестры Буборц были приглашены по секретному, важному делу.

Уселись на кухне за маленьким овальным столом, и Стелла Яновна, в чёрной водолазке, бледно-суровая и шумно дышащая заострившимся от волнения носом, растапливала тонкие церковные свечки и лила воск в серебряное блюдо с «трёхзвонной» водой. Они гадали о синеглазом «предмете» из кадетского училища.

– Ах, смотрите! У меня череп, – в отчаянии простонала Неллечка.

Жёлтая клякса застывала на поверхности воды и скалилась беззубой челюстью.

– Какой же здесь череп, глупенькая?! – расхохоталась Стелла. Это же яблоко, да к тому же райское! Милочка, ты только посмотри: вот черенок, вот листик.

– А дырка зачем? – всё ещё беспокоилась Нелли.

– А это червячок, моя милая. Какой же запретный плод без весёлого маленького червячка? Знаешь, милая, это добрый знак. Яблоко – к любви!

Ещё не допили ирландский кофе с ликером, а Стелла Яновна заторопила:

– Девочки, время. Пора переходить от теории к практике. Давайте украсимся. – Учительница положила на стол огромный, похожий на цветную клавиатуру, косметический набор.

– Губки блестящие должны быть. И знаешь, тебе лучше розовые тени на веки положить, – она подсказывала Неллечке доверительно, как сестра. Понятно, что Беллу учить не приходилось, она и так каждое утро проводила за туалетным столиком: волосы рассыпаются влажными волнистыми змеями, губы в густом шоколаде, на полуопущенных веках поблескивает пыльца.

Пока Неллечка дисциплинированно гладила щёки розовой кисточкой, Стелла Яновна сходила в гардеробную и вернулась с охапкой легонького, серебристо-белого и пятнистого меха.

– Надо одеться завлекательно. Короткие юбочки – это хорошо, но вы не должны замёрзнуть. Возьмёте на время мои шубки. Надевала пару раз, совсем свежие, коллекция наступающей зимы.

И верно, до чего хорошенькими стали девочки с распущенными чёрными волосами, завернувшись в крашеную норку.

– И вот ещё возьмите, пригодится. Это талисманчики, надо повесить на шею! – Стелла сунула девочкам пару шёлковых мешочков. – Так, теперь давайте… есть хороший бабушкин способ. Старинный народный заговор, чтобы нравиться парням. Сама проверяла: работает. Присядьте на дорожку, я над вами прочитаю.

Они сели на банкетку в прихожей, пушистенькие комочки на тоненьких ножках. Яблонева оглядела учениц и осталась довольна.

«Летом никого не удивишь мини-юбками, а в ноябре неприкрытые коленки выглядят потрясающе беззащитными, – усмехнулась Стелла. – Любой кадет захочет обогреть такого несчастного черноглазого котёнка».

– Пора на охоту, мои ягуарочки.

Лимонный «Пежик» у подъезда залепило снегом. Стелла села к рулю, девочки – на кожаные задние сиденья. Яблонева притопила педальку. Она волновалась, поглядывала на часы:

– Опаздываем, блин!

Девочки с восторгом переглянулись: крутая тётка! У Стеллы зазвонил мобильник.

– Ну что там?! – почти прокричала она. – Уже пьянствуют?

– Чернявый на крючке, уже принял помысел! Покупает вино в ларьке! – услышала она в трубке мужской голос.

– Отлично. Мы едем.

Машина едва успела вильнуть к обочине у длинного бетонного забора, как вдруг впереди, в какой-нибудь сотне шагов, ловкая тень соскочила с ограды на безлюдный тротуар. За ней ещё одна – лёгкие, стройные, без шапок, без курточек.

– Внимание! Это они, – свистящим шёпотом объявила Стелла. – Ну, мои маленькие, не забывайте: в руки не даваться, из рук не выпускать! Помните, как я вас учила? Сначала строго, потом как получится.

Задорно подмигнула:

– Я верю в вас. Вперёд, бронебойные малышки!

Одна за другой, девочки выпрыгнули из машины на тротуар – молча и серьёзно, как американские десантники из вертолёта.