Текст книги "Предназначение (СИ)"

Автор книги: Николай Ярославцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 33 страниц)

 Проснулась сама, на рассвете. С подпухшими от слез глазами, но спокойная и уверенная в себе.

–Ты, как всегда прав, Радо. Горе уходит, остается печаль. – Проговорила она, глядя в сторону, натягивая на себя свою нелепую одежду.  – Но с этим можно жить. А, кроме того, у меня есть ты. А это много больше того, что бы меня ждало в княжеском тереме. Нам не следует бежать. Я хочу посмотреть в лицо убийцам моих родителей.

Глава 14

Едва отворились городские ворота и место у них заняла дневная стража, как к надворотной башне подлетел огромный, в руку высотой аспидно – черный,  ворон. Покружил недолго и гордо заявил о своем появлении.

–Крак – к!

  И почти одновременно с этим из леса на дорогу к городу вышел молодой и, не по возрасту крепкий, парень, одетый в кожаный, порезанный на ленты, подкольчужник. Подкольчужник туго перепоясывал широкий, двойной кожи, поясной ремень с боевым ножом. И с луком в левой руке. За плечом у парня не по здешнему торчала рукоять меча с рукоятью в виде головы диковинного зверя, в глазах которого сверкали два огромных самоцвета. Еще один нож дразнил рукоятью из – за голенища сапога. И целая связка ножей, широких и коротких на ремешке свисала с его шеи на грудь этого парня.

Рядом с парнем, косолапя и загребая дорожную пыль передними лапами, важно, храня величавое достоинство вышагивал молодой, полный сил, бэр. Бурая шерсть его лоснилась и сверкала в лучах утреннего солнца от сытости и избытка сил.

На спине бэра, перекинув ноги на одну сторону, лицом к парню сидела девушка с горделиво вздернутым подбородком. Правда, если бы не длинные, распущенные по плечам, волосы, определить, что это девушка было бы невозможно, поскольку весь ее наряд состоял из мужской изорванной рубахи и таких же изорванных портов. К тому же девушка была босой.

Не спеша приблизились к воротам и девушка подняла на стражников синие, небесной чистоты, глаза.

–Или не признали, вои? – Тихо, но властно спросила она. А бэр, на спине которого она сидела рассерженно заворчал. Вытянул морду вперед и царапнул землю когтистой лапой.

Народ, что был в это время перед воротами и за ними, замер. А потом над головой прошелестел чей – то испуганный женский возглас.

–Княжна! Владислава!

–Живая!

Один из стражников незаметно попятился, смешался с толпой и исчез в улице.

Влада скатилась со спины бэра, встала, опираясь на его спину и с достоинством поклонилась.

–Мир вам, люди добрые! Живая я, живая. Запродал меня воевода Свищ в неволю северным ярлам, когда батюшку моего вашего князя убили. Да нашли люди, вызволили меня. Вот я и иду много дней в отчину босая и в тряпье с чужого плеча.

Скосила глаза на Радогора, де, так ли я говорю. И закончила.

–А это спаситель мой, последний из воинов рода Бэра. Радогор имя этого витязя. И бэр, который нес меня на своей спине всю дорогу чуть живую.

Не говорить же людям, что не на бэрьей спине, на руках этого самого витязя ехала.

Ворон с кровли вновь подал голос. Радогор поднял на него взгляд и кивнул головой. Толпа ахнула, сжалась и медленно, с неохотой расступилась. Сквозь толпу широким шагом к ним шел богато одетый воин, с мечом на поясе, щедро украшенным золотом и самоцветными каменьями. Был он не старше, а может и моложе Смура, дороден и осанист. Лицо украшала густая, ухоженная борода. И можно было бы его назвать привлекательным, но все портил острый и длинный, напоминающий крысиный, нос и крохотные бегающие глазки.

–Свищ. – Тихо шепнула Радогору княжна.

–Вижу. Догадался. Свищ, он и есть свищ, как бы не обрядился. – Спокойно, не сдерживая голоса, ответил Радогор, глядя на приближающего воеводу льдистыми серыми глазами.

–Не слушайте ее люди! Самозванка она. Княжна Владислава в воде утонула, когда с лодии прыгнула, чтобы от того ярла убежать. – Шепелявя закричал он в толпу. – Княжна пригожа и осаниста. А эта? Девка непотребная и власы, как у ведьмы…

–Здравствуй, братец Свищ. – лучезарно, с трудом сдерживая ярость, улыбнулась она. – Али не рад ты мне?

–Вязать их и в поруб! – Голос воеводы сорвался в визг.  – А зверя на цепь. По праздникам гостей будет веселить.

Влада засмеялась. Развеселился и народ, пряча улыбки.

Бэр грозно заворчал и выступил вперед, закрывая княжну. Ворон же слетел с кровли и сел на плечо Радогора, горбом выломив крылья и вытянув шею, старался заглянуть в глаза, задыхающегося в ненависти, воеводы. А из – за городской стены  в уши собравшихся вокруг них людей ударили сердитые голоса его, бэра, родичей.

 Радогор поднял правую руку и медленно ее повел перед лицом Свища, холодно, не спросил, произнес.

–Посмотри в лицо смерти, Свищ.

Свищ против воли поднял голову и его взгляд словно утонул в ладони парня. Голос его завораживал, а тело отказывалось повиноваться. Это почувствовали даже те, до кого слова еле долетали.

–Видишь ли ты ее, Свищ,  убийца князя и княгини? Не ты ли подослал своих убийц, чтобы перехватить княжну и не допустить ее в город? Ты видишь их, твоих подсылов, смерть, Свищ? – И с удовлетворением качнул головой. – Видишь.

Свищ стоял, боясь пошевелиться. Да и не смог бы. Ноги в землю вросли. Как зачарованный, смотрел он в раскрытую ладонь. Видел, все видел воевода Свищ, уже и князем себя объявивший.

–Княжна Владислава спрашивала, как не отсох язык у того, кто на отчину северных ярлов приманил, чтобы убить того, кого батюшкой называл. Так пусть же отсохнет лживый язык!

Ладонь сжалась в кулак, пальцы брезгливо дернулись и людям впрямь показалось, что окровавленный красный язык шлепнулся в пыль, к его ногам, задергался и утонул в ней. А Свищ стоял с широко раскрытым ртом и пытался закричать. Но из рта доносились только невнятные булькающие звуки.

Кто – то из воинов Свища, очевидно и не без оснований, подумав, что и их ждет та же страшная участь, прячась за спинами, растянул лук. Радогор слышал, как негромко щелкнула тетива, но не повернул на звук и головы, не сводя холодного немигающего взгляда с воеводы. Поднял левую руку и в ладони от своего лица прямо из воздуха выдернул стрелу и стрела с хрустом переломилась между пальцев. И в то же мгновение воин зашатался и, хрипя, схватился руками за горло. Между ладонями под подбородком торчала рукоять ножа.

А Радогор все так же размеренно, как будто и не было стрелы, продолжал.

–Как не отсохла рука, убивавшая княгиню, удивлялась княжна. Он же ее матушкой величал!

Когда появился в его руке меч и был ли этот меч, никто не видел. Но вот десницу Свища, срубленную по плечо и упавшую с чавкающим звуком на землю, видели все. А может прав парень и рука сама отпала, не выдержав святотатства, а не меч ее отсек?

–Видишь ли ты свою смерть, Свищ?

Радогор понизил голос до шепота, но людям показалось, что громом этот голос прокатился над городом, по всем улицам, переулкам, проулкам и заулкам.

Свищ смертельно бледный и сжавшийся от страха. Часто закивал головой.

–Так умри же той смертью, которую сам для себя выбрал! Духи тьмы, он ваш!

Ладонь его снова сжалась в кулак и тут же резко распрямилась, а  пальцы коснулись лба. И люди увидели то, на что не могла смотреть княжна и что не смогли  слышать ее уши. Тело Свища билось и каталось по земле. Трещали, выворачиваясь суставы. С хрустом ломались кости, рвалась и лопалась кожа. А Свищ даже кричать был не в состоянии.

–Довольна ли ты теперь, моя княжна?

Радогор повернулся к ней. Лицо его было бледным, осунувшимся, под глазами залегли черные полукружья. Поднял свой льдистый взгляд на толпу.

–На всякого, кто осмелиться помочь ему или оборвать его мучения мечом, копьем или стрелой да падет мое проклятие! И пусть ляжет он рядом с ним, чтобы закончить свои дни в тех же мучениях. Я все сказал.

Но ни кто и не думал о спасении Свища. Не отрывая глаз народ следил за этой чудовищной расправой над ним, а теперь за его ужасными мучениями. И со страхом, боясь привлечь к себе внимание неосторожным взглядом или словом, следили за этим парнем, от которого исходила холодная, обжигающая, как лед, всесокрушающая сила.

  -Сладка ли месть, моя госпожа?

Снова услышали они его голос, не имея сил отвести взгляды от этой изуродованной, изломанной груды мяса.

–Да, мой воин! – ответила княжна. – Я счастлива.

Взгляд ее заскользил по лицам людей, пытаясь найти кого – то в людской толпе.

–А нянюшка?  Где нянюшка? – С удивлением и страхом спросила она людей. – Почему  не вышла меня встретить моя старенькая нянюшка?

Люди отводили глаза, пряча от нее свои взгляды.

–Не ищи ее, моя госпожа. – Тихо проговорил Радогор. – Не встретит она тебя больше. Вместе с княгиней уморили ее в бане.

Ноги Влады подкосились, плечи безвольно обвисли, но стиснув зубы, она удержалась от слез. Выпрямилась и вскинула голову.

–Остались ли в городе вои, верные моему батюшке? – Громко и внятно спросила она, остановив взгляд на воинах.

Всего несколько человек отделилось от толпы и шагнуло к ней, звеня оружием.

Бэр сердито заворчал и скосил глаза на Радогора. Но тот стоял, спокойно и внимательно вглядывался в лица людей, словно стараясь каждого прожечь своим взглядом.

–Вам охранять мой терем, вои. – Распорядилась она. – Поторопитесь сменить стражу.

И повернулась к Радогору. В глазах ее читался вопрос.

–Нет, моя княжна.  – Качнул он головой. – Я не волен в его смерти. Он сам увидел ее. И сам спешил к ней на встречу. Теперь ждать ему, когда придут за ним. Даже мой меч не в силах прекратить его страдания.

Обхватил ее стан ладонями, приподнял и усадил на спину бэра.

–А как же ярлы те поганые, касатка ты наша? – Долетел до нее женский жалостливый голос. – Не нагрянут ли они снова?

Влада повернулась на голос, но где же разобрать в густой толпе, кому он принадлежит?

–Не нагрянут. Витязь Радогор поразил их всех. Ныне болтаются они неприкаянными тенями по свету, стеная и вымаливая прощение за все беды и слезы, которые несли они людям.

И снова люди обратили свои взгляды на Радогора, который каменной глыбой возвышался над толпой. И люди замирали, когда взгляд его льдистых глаз останавливался на ком то.

А Влада со спины бэра пересчитала тех немногих, кто откликнулся на ее зов и потемнела лицом.

–Ратимир уже спешит со своей дружиной к нам, Ладушка. А с ними те, кто верен нам. Охлябя, Неждан… Гребенка. Успокоил он ее. – Я же буду хранить тебя, пока их нет. Волос с головы не упадет.

Походя извлек из горла незадачливого стрелка нож и бросил его в ножны.

Глава 15

В сопровождении густой толпы, которая разрасталась с каждым шагом, шли они тесной улицей к княжескому терему. Радогор чуть впереди, прожигая каждого, кто попадался навстречу своим взглядом. С луком и пятком стрел в руке. Перевязь со связкой метательных ножей сдвинул так, чтобы ловчее было хватать их перстами. За ним, не отставая, бэр. А на его спине босая и простоволосая княжна.

Перед теремом, у красного крыльца, остановились.

На цепи перед крыльцом сидела не молодая уже медведица. Шерсть с комьями засохшей грязи свалялась. Мутные глаза заплыли гноем. Увидев это Ягодка вырвался вперед, замотал головой и с надеждой повернулся к Радогору. Радогор, ворча по бэрьи, подошел к ней и зарыкал так же, как и его бэр. Потом выдернул из ножен мечи одним ударом рассек цепь. Потрепал ее по острому, худому загривку и, не оборачиваясь, бросил.

–Кузнеца мне. И накормить!

Наклонился и что – то прошептал на ухо. Бэриха в ответ, словно поняв его слова, мотнула головой и, гремя обрубком цепи, легла рядом с крыльцом.

На крыльце уже стояла, выстроившись в две плотные линии, челядь в ожидании, когда княжна ступит на землю. Но Влада не спешила. А Радогор снова заворчал, нетерпеливо и властно, как бэр вытягивая шею.

Бэриха неохотно поднялась и, тяжело ступая, направилась к княжне. Остановилась около Ягодки и обнюхала. Бэр радостно взвизгнул и, как собачонка, лизнул ее в черный, потрескавшийся нос, языком. А бэриха, раздраженно рыкнула на него и подняла взгляд крохотных умных глаз на Владу. Княжна, чувствуя, как от страха душа провалилась до самых пят, наклонилась к ней, оберег Радогора выпал из ворота, и провела ладонью по тяжелой голове.

–Ничего не бойся, мать – бэриха. – Громко, так, чтобы слышали все, сказала она. – Кончилась твоя неволя. Хочешь – иди в лес. А нет, так здесь живи. Отныне…

Выпрямилась и повернулась к людям.

–Отныне… – Повторила она. – я запрещаю охоту на бэров, моих спасителей. Каждый, кто нарушит мою волю, будет удавлен на глазах всего города, а тело его будет брошено в лесу на потребу диким зверям.

Бэриха выслушала ее слова молча, кивая головой. И отошла к крыльцу, где ее уже ждал кузнец с молотом и зубилом. Зато Ягодка заплясал, выражая радость, сразу на всех четырех лапах.

Не успела она отойти, как к княжне бросились теремные и сенные девки. Плача и причитая тянулись к ней руками.

–Княжна, сиротинушка наша. Ноженьки босые…

Влада, не дослушав их причитаний, брезгливо бросила.

–Пошли прочь, подлые… – И вытягивая руки навстречу Радогору, велела. – Витязь Радогор, прими меня на руки.

И едва Радогор наклонился к ней, как она тут же соскользнула со спины бэра ему на руки.

–Свища, убийцу моих батюшки с матушкой, ублажали и теми же руками ко мне лезете, бесстыжие. Воды наносите, платье мне готовьте…

–А господину?

Наглые девки, не скрываясь, жгут Радогора подлыми глазами, до нага раздевают своими взглядами. Отожрались на княжеских харчах. Сало в телесах дурит.

–Прочь! Ему я сама одежду выберу. Вы же ему опочивальню рядом с моей светлицей уберите. От злых людей, от недобрых взглядов хранить меня будет.

Ягодка, догадавшись, что они уходят, жалобно взвизгнул.

–Бэра накормить, пока сам от еды не отвалится. – Спохватилась она. – И препятствий ни в чем не чинить. Он мне за родича теперь.

–А ну как порвет кого, княжна? – Услышала она испуганный вопрос. – Эвон какая силища в нем скопилась!

–А и порвет, не жалко Свищевых выкормышей. – Зло сверкнула глазами, выглянув из – за Радогорова плеча. – Много их. Надолго хватит.

И звонко рассмеялась, увидев их растерянные лица.

–Ягодка поумней многих вас будет. И без дела не порвет.

  В светелке уже вода теплая ее ждала и лохань широкая и глубокая.  Остановилась в дверях и жадно вдохнула запах родного жилища. И снова слезы навернулись на глаза. Смахнула их ладонью, и бросила через плечо.

–Цветов душистых в воду набросайте. А сами вон идите. Одна остаться хочу.

 Голос резкий, и на девок не глядит.

–И платье девичье не носите мне. Сапоги мягкие с короткой голяшкой несите, порты из тонкой кожи и подкольчужник, как у витязя Радогора.

–Да, как же так, княжна, краса наша? Люди осудят.

–Свища не осудили. – Гневно выкрикнула она. – Прочь идите, одна останусь.

Едва двери стукнули, как она вылезла из своей одежды. Против обычая пошла. Не позволила себя мыть, тереть и водой окатывать. Красу ее девичью нахваливать и приговаривать. Все казалось ей, что углядят востроглазые, что и не девка уж. Баба. Ладная да пригожая. И до ласки ночной жадная. И груди ее не девичьи. Мужскую руку познавшие. Обласканные и зацелованные его губами. И тело ждущее его ласк, похотливое. А уж про мысли, что в голове теснятся, под волосом прячутся, лучше и не говорить. До того стыдные, что впору краснеть и очи долу клонить.

Долго и с наслаждением плескалась, разливая воду по полу, по цветным дорожкам. Волосы выполаскивала, как бабы белье на реке полощут, пока вода не остыла. И обеспокоенно думала, принесли ли воды Радогору? И шипела разъяренной кошкой при одной мысли, что не сумел он прогнать подлых и моют его, обихаживают распутные сейчас своими жадными руками. И готовила для них муки мученические, нестерпимые.

 Вышагнула из лохани и наскоро обтерлась длинным и мягким рукатерником, расшитым цветами и неведомыми, сказочной красоты, птицами.

Дверь скрипнула и осторожно приотворилась.

Встала бесстыжая в распахнутой двери и руками всплеснула.

–Краса ты наша, тело белое…

Дерзкий взгляд скользит по ее телу сверху до низу, с низу до верху. И обратно. Не укроешься.

–В пору под венец, да вести не кому. Телу девичьему в коже тесно. Пальцем ткни и сок брызнет. Груди, что яблочки наливные.

Платье, что в руках держала, на пол упало. И трещит, рта не закрывая, без умолку.

–Умолкни, сорока! – Прикрикнула на девку Влада, натягивая прямо на голое тело, узкие портки. Мягкая ткань туго обтягивает бедра и ягодицы. Заправила в них тонкую рубаху и сунула руки  в новенький, поскрипывающий подкольчужник. Подумала, подумала и затянулась натуго широким ремнем

 Девка уже лезла в волосы роговым тонким гребешком.

–А мы той порой волосики твои, княжна наша, расчешем да разберем и в косы девичьи заплетем. Разоделась то как дивно. И вроде все спрятано, и вроде бы все на голе. Глаз не оторвать!

Вспыхнула и отстранила ее руку.

–Ремешок принеси волосы перетянуть. Или поясок плетеный узкий.  – Проворчала она. И устыдившись, пояснила любопытной девке, которая бог весть что подумать могла. – Год кос плести не буду, пока по батюшке с матушкой душа не переболит. А тогда уж и плети…

И, не слушая больше девку – болтушку, с языком, сродни коровьему боталу, вышла из светелки.

Девки сбились в кучу подле опочивальни Радогора. Перемигиваются, перешептываются. Глаза сладким туманом затянуло.

–А вы что здесь все сбились? – Строго спросила она. – Или дел больше других нет, как воев у дверей выкарауливать?

–Даже в двери никого не пустил, княжна – голубушка. Сам воду занес, сам разделся. – не скрывая своего удивления, ответила одна за всех. И уж совсем разочарованно добавила. – И моется сам, будто мы все безрукие.

Влада  с трудом сдержала облегченный вздох.

–Прочь идите. Пока палками гнать не велела. Сама платье ему приготовлю. – И нетерпеливо притопнула ладным, вокруг ножки, сапожком. –  И не сметь мне на глаза показываться, пока сама не позову.

Проводила девок ревнивым взглядом. И скорбно вздохнула, подумав, – и где только батюшка таких насобирал? Одна другой глаже. Куда не поглядишь, в каждом углу оторва.

Долго рылась в батюшкиных сундуках, подбирая одежду по росту, что было совсем не просто. Но наконец остановилась, и навьючив одежду на руку, вернулась на свою половину, прихватив заодно и не длинный боевой нож в узорчатых ножнах со стены. Растягивая время, распустила пояс и повесила на него нож. Прошлась раз другой по светлице из угла в угол. Прислушалась и, боязливо  выглянув в переход, толкнула двери в опочивальню Радогора рукой. Двери отворились без звука. Еще раз оглянулась и проскользнула внутрь. Радогор, обмотавшись рукатерником,  стоял с растерянным видом, разглядывая свою грязную и ни на что уже не годную, одежду. На голых плечах, груди и спине, вода сверкала каплями. Мокрые волосы прилипли к плечам.

Стараясь не шуметь, осторожно опустила вьюк на лавку у дверей, неслышно подошла сзади, обхватила узкий стан руками  и прижалась к влажной спине, блаженно вдыхая запах сильного, пахнущего лесными цветами, тела.

–Увидят, Ладушка! – Озабоченно проговорил он, не оборачиваясь.

–Не увидят. Ты же проглядел меня. Тех же, у дверей, я всех прогнала. – Со смехом прошептала она, прижимаясь губами к его телу.

 -Я тебя увидел, когда ты еще у дверей таилась. – Возразил он. Развел ее руки своими, окинул быстрым взглядом и удивленно поднял брови.

–Ты же меня в девичьем уборе и не признаешь среди многих. – Смутилась Влада под его взглядом. – Платье мешком до пят. Поди, разбери где кто. И косу как плести? Девичью заплести, богов гневить. Бабьи? И того хуже. А так и не пойми что. Девка не девка, и баба не баба. Одно недоразумение.

–Дева – воительница. – Радогор и не думал скрывать своего восхищения. – О коих мне дедка Вран рассказывал. Только они открывали глазам одну грудь. А для чего, я так и не понял.

–А это, Радо, чтобы глаза слепли. Чтобы враг кроме этой груди ничего и не видел больше. – Развеселилась Лада, которой пришлись по душе его слова. Для тебя же хоть все на волю выпущу, чтобы никого кроме меня не видел. Девок – срамниц всех из терема вымету, чтобы не пялили на тебя свои глаза, мой витязь….

–Да я и так, кроме тебя никого не вижу, Ладушка.

Забыв о своей наготе, подхватил ее на руки и склонился над ее лицом.

–Скажи ты мне утром… Радогор, в щепы размечи этот град – Разметал бы и не задумался. А потом с землей перемешал, чтобы и памяти его не осталось.

Синие глаза сияют таким счастьем, что и, правда, хоть горы прямо сейчас ворочай.

Опустил ее на пол и сокрушенно полез рукой к затылку. На глаза попались старые, перемезанные землей и травой, портки. И Влада, видя его потерянное лицо, снова заливисто засмеялась.

–Я уж приготовила все для тебя. Одевайся.

Смутилась, опустила голову и стыдливо ковырнула носком сапожка дорожку.

–Если бы можно было, так от тебя и вовсе всю одежду попрятала. Уж такой ты, Радо, у меня видный да пригожий, что и сил нет. Век смотри и не насмотришься.

Пришел черед смутится Радогору. Торопясь, упрятал манящую наготу в тонкой выделки светлые портки. Вбил ноги в мягкие сапоги, нарядился в новенький подкольчужник и затянулся поясом. Потянулся к лавке за ремешком, чтобы волосы стянуть, а она его к лавке за руку потащила, нашептывая.

–Позволь, сама тебе волосы причешу и приберу. Хоть и не жена я тебе, но так и тянется рука за гребешком. Там, в лесу, под ольхой его под рукой не оказалось, а то еще тогда бы забралась я в них.

И затихла, склонясь над гребнем. Медленно водила им, разбирая прядь за прядью, укладывая волос к волосу, приглаживая и прилаживая их.

–Чудно. И волосы у тебя, как у девки. Мягкие и пушистые. И пахнешь сам, ровно девка. А ни ручья, ни цветов.

Взлохматила, взбила их и зарылась в них лицом.

–Грех сказать, не будь того ярла и тебя, счастья моего, не было бы. – Повторила она уж не раз и не два сказанное. И уже бережно расчесала, разобрала волосы, расправила их концы на плечах и перехватила через лоб ремешком, как он сам делал. – Так и нее нашла бы я тебя.

–Так это я нашел тебя, Лада. Не ты… Как увидел тебя на лодии, так и…

Договорить не успел. Не дала договорить. Закрыла ему рот ладошкой и зашептала, потянувшись губами к лицу.

–Не ты это, Радо. Я, я… И не спорь! Как поймалась за твою руку, когда Ягодка меня привез, так и поняла… мой ты, мой. Ни кому не отдам, и ни куда не отпущу одного. Рядом буду.

Зарылась лицом в его грудь. Плечи затряслись в плаче. А он гладил ее рукой и похлапывал по спине, давая выплакаться.

–Ты мне сейчас и за батюшку, и за матушку. И за нянюшку тоже, Радо. Муж мой перед Родом нечаянный.

Неожиданно резко выпрямилась, отстранилась от него и смахнула слезы. Наклонилась над лоханью, чтобы смочить лицо водой и приложила к нему рукатерник, чтобы высушить воду.

–Пойдем, Радо. В трапезной уже столы накрыли. А вечером пир княжеский. Набольшие люди придут, старосты и старшины со всех концов. Сотские, десятские. Некогда слезы лить.

И взяв его за руку, потащила к дверям. Радогор нехотя, опять взглядами жечь будут, поплелся за ней, закидывая за плечи перевязь меча.

За дверями девок орава поджидает. Востроглазые, смешливые и на глаза проказливые. Глаз не пряча, на Радогора пялятся и на княжну искоса  поглядывают.

–У дверей стояли, подслушивали? – Влада нахмурила брови, окидывая их неприязненным взглядом.

–Как можно, княжна!

И глаз не отводят, не покраснеют под ее взглядом.

–Мы же только в трапезную свести.

–Дорогу и сама помню.

Бог росту не дал, а то бы собой закрыла своим телом от их похотливых глаз.

В трапезной прежде, при батюшке, от народа было тесно, а от голосов уши закладывало. А теперь только их двое.

Стол снежно белой скатертью укрыт. А на нем от закусок и разносолов места живого не видно. Радогор окинул его взглядом  и поднял растерянные глаза на княжну.

–А ты не смотри по сторонам Радогор. – Успокоила она его. Бери все, до чего рука дотянется. И при батюшке не съеденное возами  свозили. Нам же двоим и за двое суток не управиться.

И придвинула к нему блюдо с запеченной птичьей тушкой.

–А нет, так начни с кабаньего окорока, а там и до рыбки доберешься.

Заметила улыбки на лицах девок и нахмурилась.

–Мы в дороге попросту обходились. Окорок, подсвинок с огня, заяц с того же места… Не до разносолов было. А то и травкой брюхо набивали. Идите, сама потчевать буду витязя Радогора.

И посмотрела так, что окаянных будто ветром выдуло из трапезной.

Казалось, только и успел от каждого блюда отщипнуть, а желудок уже до краев. Еще немного и через верх пойдет. В лесу же коня вместе с подковами или кабана  целиком со щетиной готов был проглотить. Здесь же, сколько душе угодно, ан нет. Не принимает душа.

Княжна насытилась еще быстрее.

–Отдохнешь?

В синих глазах лукавинка.

–Сначала терем посмотрим, Лада. Нам жить здесь. Затем по городу пройдемся. – Мотнул головой Радогор и первым поднялся из – за стола.

–А я хотела тебя в думную палату свести.

Радогор удивленно поднял брови.

–Батюшка там с людьми ближними сидел и думы разные думал.

Брови вернулись на прежнее место, а на губах появилась еле заметная улыбка.

–Скоро Ратимир придет, Лада, тогда и думать будем. А пока пусть одни сидят.

–А придет ли? – Недоверчиво спросила княжна и подняла на него своих пронзительно синих глаз.

–Как же ему не прийти, когда я его просил?

По тому, как он сказал это, поняла, что для Радогора с этим вопроса не было и нет. И впредь не будет.

По терему ходили долго. Влада и сама не думала, что он окажется таким большим и просторным. А Радогор открывал каждую дверь, и ловя на себе удивленные взгляды, лез в каждую щель. Обходил не по разу каждое жилье. И снова возвращался, чернея лицом, и бормоча себе что – то под нос. И снова лез, и снова заглядывал…

–Без опаски жил князь, батюшка твой. – Проворчал он, встретившись взглядом с глазами княжны. – Долго жил…

После чего сам расставил воев, из числа тех немногих, которые остались верны покойному князю, по терему. А под конец распорядился, да так, что оспорить приказ было невозможно.

–Рубить всякого, кто появится на поверхе княжны без ее или моего слова. – Подумал, недоверчиво глядя на воинов, и добавил. – И имени не спрашивать.

Поймал на себе растерянные взгляды воев и нахмурился еще больше.

     -Двух дней не прошло, как пытались ее убить. Ныне там, в лесу те подсылы валяются, если звери и птицы не растащили. На вас вины нет. Вся вина на меня ляжет. А  пропустите, сам вас в куски порублю.

И не слушая их, даже не оборачиваясь, вышел на крыльце, где его уже ждала Влада и бэр. По довольной морде бэра и его глазам понял, что тот сыт. И даже очень сыт. Повеселела и бэриха. При появлении Радогора, подняла голову, посмотрела задумчиво и поднялась на ноги. Но Радогор движением руки вернул ее на место и не громко, но властно коротко рыкнул. Бэриха задумалась еще глубже, постояла, раскачиваясь из стороны в сторону и замотала головой, открывая пасть с желтыми жуткими зубами.

–Что ты ей сказал, Радо? – Шепотом спросила княжна и, не обращая внимания на множество людей, что толпились вблизи терема, взяла его за руку.

–Она знает…

Поманил взглядом врана и тот, дремал старик, устроившись на кровле терема, нехотя опустился на его плечо.

–Куда сейчас, Радо?

–К воротам.

Пристально посмотрел на разомлевшую стражу, и без замаха, неуловимо быстрым движением, ударил по ратовищу копья. Копье вырвалось из руки и отлетело далеко в сторону, а стражник, который дремал, опираясь двумя руками на копье, мешком повалился на землю.

–Убит! –Беззлобно процедил сквозь зубы.

Подождал, когда стражник поднимется и спросил, не замечая угрюмого взгляда.

–Семья есть?

–Как не быть. – Стражник косился глазом на смеющуюся толпу, которая, можно было подумать, только и ожидала его позора.

–В  куски пойдет твоя семья, воин, с таким кормильцем.

Необычный скоромный наряд княжны привлекал взгляды горожан больше, чем позор стражника. Уж слишком вызывающе она смотрелась в мужской, ладно подогнанной, одежде. И с длинными, распушенными по плечам волосами, забранными узким ремешком. Высокая грудь распирала подкольчужник. Широкий ремень с боевым ножом делал ее тонкий стан еще тоньше. А упругие ягодицы и крутые бедра, туго обтянутые кожей портков невольно привлекали мужские, да и женские взгляды тоже. Но боевой, как раз по руке, нож и хмурый взгляд Радогора  заставляли всякого отвести глаза в сторону.

Но особенно тянулись взгляды к Радогору. А он словно и не замечал их. Поговорил со стражником и перешел к воротам. Тщательно, не пропустив и малого гвоздя, осмотрел и ощупал каждую плаху на створках. Рукоятью ножа простучал массивный дубовый закладень. И так и не сказав ни слова, поднялся на крепостную стену. Заглянул в бойницы, забрался в надворотную башню. И пошел по стене, бросая быстрые взгляды по сторонам. Ворон как сел на плечо, так и лапами не переступил, дремотно хлопая глазами.

Молча прошел мимо шевелящегося куска окровавленной, изуродованной до неузнаваемости, плоти.

–Радогор….

–Я ничего не могу сделать для него, княжна. Он сам, а не я, увидел ее такой.

–Ты хочешь сказать…

–Я хочу сказать, что каждый волен выбирать для себя жизнь и смерть. Он их выбрал такими, какими... выбрал.

И не сказав больше ни слова, и не останавливаясь вернулся к терему. Городок не велик. Да и городок ли? Порубежная застава. С любой башни на все стороны взглядом дотянешься. И много ли в таком увидишь? Да и не смотреть он пришел.

Вокруг терема людно. И суетно. Бегают туда – сюда, под ноги не смотрят. Глаза дикие. Княжой пир. Несут короба с припасами, бочонки с медами, диковинные, не здешние бутыли с винами. Кричат кто во что горазд. Разноголосица такая, впору уши затыкать и вон бежать. И в терме не лучше. Двери в трапезную настежь! Столы, в дверном проеме видно, покоем выставлены и узорчатыми скатертями убраны. На столах от дорогой посуды глаз слепнет. Блюда, тарели, ковши и чаши…

На блюдах и вовсе дивно. Птицы в перьях и без перьев, кабаньи окорока, бараньи румяные бока. Рыба и рыбешка… кусками ломтями и целиком. Подчистила княжна кладовые. Все на столы выволочь велела, что от Свища осталось.

Лавки дорогими дорожками устланы. Все для гостей. Сиди, не хочу. А коли усидеть не можешь, вались под стол. И там дорожки. Отоспись и снова рукой за чару или за ковш берись.

Княжий стол отдельно, на высоком месте. И не лавка, а два просторных кресла с высокими веселыми, узорчатыми спинками.

Прошел мимо трапезной, окинув все скучным взглядом. Княжна за рукав дернула раз – другой, и отцепилась. Хозяйка! За всем уследи, за всем догляди. Обо всем распорядись. А то и носом ткни, коли глаза не видят.

Страж на поверхе вытянулся в струну. Но Радогор и головы не повернул. Сказанное, сказано. А пересказывать, лучше не будет. Отворил двери в опочивальню и согнувшись, шагнул в низкую дверь. Оконца маленькие, слюдянные, желтеют вдоль стен. В жилье прохладно. И тихо. На ходу снял перевязь с мечом, прислонил к лавке и сам, вытянув ноги, сел рядом.