Текст книги "Пропавший лагерь"
Автор книги: Николай Богданов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
– И не только, – отвечал поп, – досталось сегодня и цыганятам в красных галстуках. Забудут они дорогу в нашу местность. Прокатили мы их на вороных!
– На каких вороных, куда прокатили?
– Туда, куда нужно! – отвечал поп и смеялся так, что чай расплескался с блюдечка на его чесучовую рясу, в которую он переоделся после бани.
Смеялись смеете с отцом и озорные поповичи, вспоминая ночные проделки.
– Как мы сонного табунщика-то связали, а?
– Не успел проснуться – закатали в свиту...
– Не узнал?
– Нет, спросонья принял нас за цыган. Мы живо лучших коней в мелколесье угнали и были таковы.
– А как углежогов-то на пионерский лагерь нацелили!
– Вот бы посмотреть, что там было... Ха-ха-ха!
А пионерам было не до смеха. Храброе звено во главе с Симой сидело посреди разгромленного лагеря и горько плакало.
– Это все из-за нас!
– Это мы во всем виноваты! – причитали девочки.
В таком виде и застали их вожатый Федя и Боб, прибежавшие из коммуны.
– Ах, вот вы где? Отыскались, – воскликнул Федя и тут же, увидев разбитые палатки, онемел.
– Пропал наш лагерь!
– Ой, если бы не ловили самогонщиков, ничего бы этого не было! плакали девчонки.
– Постойте, не ревите. А где ребята?
– Похищены вместо цыганят!
– Кто похитил ребят вместо цыганят?
– Углежоги!
– Это еще что за разбойники?!
– Они не разбойники... Уголь жгут, смолу добывают.
Хорошие люди.
– Хорошие люди детей не похищают! Куда они девали их?
– Помчали в милицию!
– В райцентр? С ума сойти! Вот я им покажу, как хватать пионеров с утра, натощак. Подвергать такой встряске... В милиции разберемся! Я этого дела так не оставлю!
– Постой, Федя, они же не виноваты. Это Фома и Ерема всех обманули!
– Ах, вот что. – Федя оглядел разгромленный лагерь и свистнул: – Узнаю сову по полету, святых угодников по чудесам! Здорово начудили Пантелеймон-целитель и святой Иосиф!
– Какие святые, это поповы дети! Ой, как они нас разыграли!
– Разыграли нас "святые", лики которых изображены в церкви на иконах. Сам их видел, да вот и Боб не даст соврать.
– Точно, – подтвердил Боб, не поднимаясь с четверенек. Он разыскивал остатки своей фотолаборатории, разметанной налетом углежогов.
– Вот они у меня на пластинках засняты. Когда проявлю и отпечатаю, сами увидите. Фома – святой Пантелеймон-целитель, а Ерема – святой Иосиф. А лихой поп – забирай выше – сам бог Саваоф... Мне бы вот только химикалии разыскать. Да увеличитель привести в порядок. Все их узнают.
– Мы их выведем на чистую воду, подлецов. Ты, Боб, постарайся подготовить все портреты, а я побегу в совхоз. Звонить в милицию.
– Ой, Федя, не убегай, нам одним страшно!
– Да я от вас на край света готов убежать! В омут прыгнуть! К тиграм в клетку!
– Федя, не сердись, нам и так плохо!
Дружный рев и потоки слез подтвердили эти слова.
Вожатый постепенно расспросил девочек, где они были, что видели. Он не говорил о роли коллектива, не ругал и не стыдил их, куда уж! Девчонки столько претерпели бед, что и без всяких нотаций понимали, к чему ведет отрыв от товарищей.
– Ну ладно, – сказал в заключение Федя, – помогайте Бобу фотолабораторию восстанавливать. Нечего теперь нюни разводить!
Девчонки начали понемногу приводить в порядок лагерное хозяйство.
Они работали изо всех сил. Когда появились из совхоза Васвас и дежурное звено, таща на палках мешки с хлебом, бидоны с молоком, пучки моркови, редиски и прочее продовольствие, палатки уже стояли на своих местах и следов разгрома лагеря почти не осталось.
– Здравствуйте! – сказала Васвас девчонкам. – Явились наконец? А где же Рубинчик и его мальчишки?
Ее зоркий глаз сразу заметил нехватку ребят.
– Еще не все ясно, – ответил Федя, – по некоторым отрывочным сведениям, похищены, как цыганята.
– Цыганами! Я так и знала. Они давно к нам присматривались! всплеснула руками Васвас. – Так это потому и били в набат? А мы-то слышали и не сообразили...
– Нет, – сказала, всхлипывая, Сима, – их похитили вместо цыганят.
– Как так, вместо цыганят?
– Да вот так, как детей конокрадов.
– Ничего не понимаю, какие конокрады?
– Да тут без милиции не разберешься, – сказал Федя. – Вы оставайтесь, я побежал звонить в райцентр.
Да и в милиции не сразу разобрались в этом удивительном происшествии. Запутал все дело старый знакомый пионеров, их невольный крестник, "припечатанный"
ведром, дед Еграша.
Когда ватага углежогов, промчавшись по райцентру, заскочила во двор районной милиции, он сидел у стола дежурного. Милиционер писал, а дед, закатывая глаза, напевал ему сладким голосом:
– А еще можно варить в том самогонном аппарате любые вина, пива и наливки сладкие. Заложишь чернослив – и вот тебе потечет из краника сливянка. Заложишь сухих яблочков из компота – и вот тебе покапает из другого краника яблочная. Заправишь медку – и вот тебе...
Тут деда-ябеду прервало шумное появление углежогов.
ТЕТРАДЬ ОДИННАДЦАТАЯ
Лукавство старика Еграши. – Ужасные обвинения. – Спасайся кто как может. – Кросс с препятствиями по незнакомому городу. – Райком-спаситель
– Принимай конокрадов. Допрашивай скорей, куда погнали коней!
– Отцы удрали, а детей поймали!
– Вот они, цыганское отродье!
С такими возгласами углежоги, спрыгнув с коней, втащили к дежурному своих несчастных пленников. Ребята после дикой скачки были чуть живы.
Но Рубинчик не оплошал. Как только ему вынули кляп изо рта, он закричал:
– Вы ответите за издевательства над пионерами!
Углежоги расхохотались:
– Хороши пионеры! Посмотрите на этих цыганят – похожи ли они на что-нибудь подобное? Пионеров мы знаем. Были у нас на экскурсии. Чистенькие девочки.
В красненьких галстучках...
– А где на вас галстуки, а?
– Да мы их надеть не успели, как вы нас сграбастали!
Постойте, да вот тут наш знакомый. Он подтвердит. – Рубинчик вцепился в деда Еграшу. – Скажите, пожалуйста, кто мы такие. Вы же нас хорошо знаете, помните, как мы ведром-то вас стукнули...
– Стукнули, стукнули, – подтвердил Еграша, – так припечатали, что меченым долго ходил.
– Ну, так вот, слушайте, что дедушка скажет, верьте ему, он же не соврет... Так скажите, кто мы – пионеры или цыганята?
Все углежоги и дежурный милиционер обернулись к Еграше.
– Вестимо кто, – широко улыбнулся дед, – цыганята!
Что тут поднялось! Углежоги радостно зашумели, замахали кнутами, палками:
– Ага, правильно! Попались, чертенята!
– Кого ловили, того и поймали! Допрашивайте их построже, куда отцы поехали, куда наших коней погнали!
– Какие кони? Отцы наши на трамваях ездят!
– Рассказывай, ври больше!
– Всыпать ему горячих! – замахнулся один из углежогов на Рубинчика.
– Тише, граждане, – сказал дежурный. – Докладывайте кто-нибудь один суть происшествия, коротко и ясно. Во всем разберемся.
Председатель артели доложил, что этой ночью, когда углежоги были отвлечены пионерской экскурсией, цыгане угнали у них коней. Быстро сняли табор и уехали.
А цыганят оставили.
– Ай-ай-ай! – покачал головой Еграша. – Оставили детей, нехристи!
– Ну где ваша совесть, дедушка, разве же мы цыганята? – спросил его Рубинчик.
– А чем вы лучше? – ответил дед. – Такие же бездельники. Не сеете, не жнете. В речке кувыркаетесь, на солнышке греетесь, пляшете, танцуете... И вон как озоруете! Коней угнали!
– Арестованный, не переговариваться! – цыкнул милиционер. – А ну, говорите всю правду, откуда вы прибыли, гастролеры. Чем занимаются ваши родители?
– Известно откуда – египетского царя подданные!
Фараоново племя! У них известное занятие – красть, врать да колдовать, – опять вмешались углежоги.
Видя, что тут никого не переубедишь, Рубинчик потребовал:
– Дайте начальника милиции, самого главного, мы ему всю правду скажем.
– Начальник на рыбалку уехал. Суббота сегодня.
– Позвоните в райком партии. Я требую!
– Ишь чего захотел. Райком уголовниками не занимается. Это дело милиции. Рассказывай, не тяни.
– Ничего мы вам не будем рассказывать, вы все равно не верите. Пионеры мы, и все.
– Чего нянчиться с ними. Всыпать им!
– Допрашивай строже, куда коней погнали!
– Хитрит, фараоново племя. Глаза отводит! – снова подняли крик углежоги.
– Отводят, отводят! – подскочил дед Еграша. – Вот и мне так отводили... А теперь-то я соображаю. Как это может быть, чтобы из одного самогонного аппарата разные вина и наливки текли? Тут не без отвода глаз... Не без обмана всех чувств и соображений... Вы это запишите в протокол!
– Они еще и самогонщики? – насторожился председатель артели.
– А как же. Не они сами, конечно, а их главный цыган, мастер на все руки... И такой обманщик – не только у меня, у всех наших самогонщиков самогонные аппараты выцыганил и не отдает. У нас завтра престольный праздник Фролы и Лавры, каждому надо веселым зельем заранее запастись, а он говорит – приходите завтра, получите. А завтра ведь праздник, воскресенье! Кто же в праздник этим занимается?.. Занимаются зараньше.
Рубинчик невольно улыбнулся, слушая лукавого старика. Он-то знал, почему собрал Калиныч самогонные аппараты со всей округи и всем хозяевам их велел приходить в воскресенье.
– Я жаловаться пришел! – стукнул по столу кулаком дед Еграша.
– И вы еще будете отпираться? – грозно спросил дежурный, наступая на Рубинчика. – Вот я вас в каталажку.
Там крысы! Гады ползучие!
– Я протестую! – закричал Рубинчик. – Мы будем жаловаться!
– Жалуйтесь своему египетскому царю, лукавое племя! – закричал бородатый углежог, размахивая веревками.
– Ничего не поделаешь, раз отпираются, будут заперты. Марш в каталажку! – приказал дежурный.
И, взяв большущий ключ, повел ребят под замок.
Дружно дав реву, пионеры пошли за ним.
Он, конечно, пугал гадами и крысами, "каталажка"
оказалась обыкновенной комнатой, со скамейками. Только на окне была железная решетка.
Замкнув замок, дежурный пошел писать протокол.
– Ребята, – сказал Рубинчик, – вытрите слезы, они мешают думать.
Звено выполнило приказ своего неунывающего командира.
– Теперь давайте соображать. Пионеры мы или не пионеры? Если мы настоящие пионеры, мы не должны падать духом. Вспомним первых пионеров большевиков.
Они не из таких каталажек, из настоящих царских тюрем и каторг бегали. Сквозь толщи каменных стен, сквозь дебри сибирских лесов...
– Убежим, убежим отсюда, Рубинчик!
– Мы не можем терпеть!
– Скорей убежим.
Заголосили ребята.
– Как убежать, я уже знаю... А вот куда бежать? Я думаю – прямым ходом в райком партии.
– Конечно, пионеры в беде – к коммунистам.
– Так вот, ребята. Сейчас мы поднимем шум и попросимся в уборную... Уборная во дворе, а ворота на улицу открыты. И как только нас поведут, вначале притворимся тихими, а потом по моему сигналу: "Сое, кросс!" спасайся кто как может. Бежать – и всем в разные стороны.
Так и сделали. Стали кричать, колотить в дверь ногами, требуя свести в уборную.
Углежоги все еще сидели в дежурке, вставляя в протокол подробности пропажи коней. Дед Еграша твердил свои жалобы насчет задержки самогонных аппаратов. Дежурный дал ключ уборщице, доверив ей проводить ребят по нужде. Уборщица, пожилая толстая тетя, жалостливо поглядывая на несчастных цыганяток – тоже ведь дети, – повела их во двор.
И только вывела, как весь выводок с непонятным криком "Сое, кросс!" ринулся в ворота и бросился врассыпную.
– Караул, убегают пострелы! – крикнула уборщица.
Ее крик поднял углежогов. Они бросились вдогонку.
– Лови! Держи! Хватай цыганят!
И началась погоня.
Ребята увертывались, перескакивали через заборы, забегали в калитки. Бородатые всадники гонялись за ними как сумасшедшие.
Жители города, всполошенные этой погоней, не знали, что и подумать. Мальчишки, убегающие от погони, были черны, босы, голы. Всадники, преследующие их, еще черней, страшны и волосаты.
Любопытные городские мальчишки путались под ногами у тех и у других.
Люди напугались, и по городу пошел крик:
– Караул, цыгане детей ловят!
Всполошился тихий городок Озерецк.
И многим углежогам пришлось остановиться.
Это, конечно, помогло пионерам. Удирали они с великой резвостью. Беда заключалась в том, что ребята не знали ни адреса, ни расположения райкома и метались по райцентру, будоража встречных своими криками:
– Где райком! Где у вас райком партии?
А тут еще препятствия – местные мальчишки с любопытством за руки хватают. Чужие сердобольные мамы.
Чужие папы. Первым ворвался в райком Рубинчик.
– Тише, идет заседание! – остановили его в дверях.
– Товарищи коммунисты! – закричал он изо всех сил. – Помогите, пионеров бьют! – И задохнулся от быстрого бега.
Среди встревоженных лиц, склонившихся к нему, он вдруг увидел одно очень знакомое, округлое, самодовольное.
– Колобков! Колобков! – и ему стало сразу легко и не страшно.
Он хотел сказать все сразу, что произошло и почему он в таком виде влетел в райком, но у него словно что-то заело в говорильном механизме и получалось только одно слово:
– Колобков... Колобков... Колобков!
Правда, на разные лады. Желание выразить горе, радость, пережитую опасность, привлечь на помощь тем, кто остался там, за стенами райкома, придавало этому слову разное звучание.
– Ну, я, ну, Колобков, – улыбался председатель коммуны. – Что случилось, говори толком! Почему ваши представители опаздывают? Из-за них совещание задерживается. Где товарищ Федя? Где Иван Кузьмич?
Вначале Рубинчик показывал жестами, а потом все-таки выдавил нужные слова:
– Звоните скорей в милицию. Нас приняли за цыган.
За конокрадов. За самогонщиков!
Ему дали выпить воды. Он слышал стук стакана о свои зубы и в то же время звон телефонного аппарата. И обрывки фраз:
– Да! Что? Объясните толком! Что за шум в городе?
Какие цыгане? Успокойте народ. Да, немедленно. Доложите лично.
Пока Рубинчик рассказывал секретарю райкома подробности необыкновенного конного рейда, в райком по одному являлись проделавшие кросс с препятствиями ребята его звена.
А затем в райком плечом к плечу с дежурным вошел Иван Кузьмич, со смущенной улыбкой на загорелом лице.
– Запоздал немного. И все бюрократизм виноват.
Только сейчас получил со склада кинопередвижку...
– А вы как здесь очутились? И в таком виде? – отшатнулся он, увидев Рубинчика и его многострадальное звено. Рубинчик сделал ему знак молчать и показал на милиционера.
– Разрешите доложить? – приложил руку к козырьку дежурный милиционер.
– Докладывайте, – сказал секретарь райкома.
– Чрезвычайное происшествие... Угон табуна коней цыганами. Конокрады успели уйти за границы нашего района.
– Так, дальше?
– Потерпевшие, то есть артельщики из "Красного смолоуголыцика", сумели захватить вот этих самых, голоштанных, – он указал на пионеров.
– Еще что скажете?
– Звонил из совхоза вожатый из пионерского лагеря, там беда какая-то. Насколько я мог разобрать,у них цыгане ребятишек похитили...
– Значит, два происшествия – похищение детей и угон коней?
– Кони-то нашлись. Получено сообщение, что они найдены и возвращены благодаря энергичным действиям выселковского священника, возглавившего активность местных граждан.
При этом сообщении секретарь райкома кивнул Колобкову:
– Вы слышите, как у вас под боком действует лихой поп?
Председатель коммуны начал медленно краснеть.
– Есть еще третье ЧП, – засмеялся дежурный, – поступила жалоба, что руководство пионерлагеря срывает проведение престольного праздника Фрола и Лавра.
– Ага, это конских святых, – секретарь райкома взглянул на Калиныча, молча слушавшего доклады милиционера.
– Так точно. Праздник посвящен в основном коням.
Проводятся скачки, бега и тому подобное...
– Кто же это срывает праздник и каким образом?
– Граждане жалуются, что у них приняли на ремонт самогонные аппараты и не отдают вовремя, чтобы к празднику выгнать бражки... и прочего.
– Понятно, бражки и прочего! – улыбаясь, проговорил секретарь райкома. – Виновник такой задержки – вот он! – и он указал на Ивана Кузьмича.
Милиционер сделал шаг к Калинычу. И, не понимая, шутит или нет секретарь райкома, остановился смутившись.
– Да, да, берите его под ручку и вместе с виновником обсудите, что делать с самогонными аппаратами, собранными со всей округи, и как поступить с самогонщиками!
Ясно?
Милиционер кивнул, хотя ему было не все ясно.
– Вот какие у вас под боком дела творятся, товарищ Колобков! секретарь райкома снова обратился к председателю коммуны "Красный луч".
Колобков стал красней спелого помидора.
– Так вот, товарищ дежурный, возвращайтесь к себе, отпускайте с миром артельщиков, пусть едут к своим углям. Второе: позвоните в совхоз скажите вожатому, что его пионеры у нас. А на жалобу граждан по поводу праздника ответьте, что он будет проведен как следует, с конскими состязаниями и даже с показом кино. Пришлем туда буфет. Вместо бражки будут прохладительные напитки, изготовленные новым методом, – секретарь опять улыбнулся Ивану Кузьмичу. – Кроме того, вызовите с рыбалки вашего начальника. Пусть явится немедленно. Сюда, в райком. Да, по дороге зайдите в столовую, у них телефон что-то не работает. Пусть приготовят обед для пионеров.
Любезные углежоги их сами сюда доставили, за счет артели и надо их угостить. Теперь все ясно?
– Все! – сказал дежурный и, откозыряв, ушел.
А секаретарь райкома, приветливо оглядев пионеров, приободрил:
– Ничего, ребятки, верх будет наш!
И, обращаясь ко всем собравшимся, сказал:
– Вот какие шутки шутит с нами классовая борьба!
Вскоре многострадальное звено во главе с неунывающим Рубинчиком отправилось в столовую пообедать за счет своих похитителей. А в райкоме состоялось заседание партийного актива. На него съехались председатели сельсоветов, секретари ячеек, работники совхозов и другие сельские коммунисты.
На повестке дня первым пунктом стоял вопрос "О развертывании массовой коллективизации".
А в текущих делах – "О проведении народного праздника в селе Выселках".
ТЕТРАДЬ ДВЕНАДЦАТАЯ
Все на праздник! – Сборы наездников. – Съезд гостей. – Бега и скачки. Чудеса кино. – Знаменитые портреты. – Первый сбор металлолома. – А лагерь-то не пропал!
Конские праздники жили в Мещерском краю с незапамятных времен, еще во времена кривичей и вятичей. Уже потом, приспосабливая христианство к язычеству, попы нашли и для этих праздников подходящих святых. Почему-то взяли Фрола и Лавра. То ли они были отличными наездниками, а возможно, раскаявшимися конокрадами:
многие христианские святые происходят из бывших грешников и разбойников.
Пионеры этих подробностей не выясняли. Они просто помогли взрослым превратить этот праздник в веселые конские состязания, в народное гулянье с захватывающими веселыми играми, с песнями и плясками.
Ну, а Федя и Калиныч постарались сделать так, чтобы народ посмеялся над обманщиками попами и над противными самогонщиками.
С утра на цыганскую луговину – так, оказывается, называлось место, где расположился пионерский лагерь, – стали съезжаться гости. Из дальних сел и деревень приезжали на телегах парни, девушки, молодушки и даже старушки. Всем хотелось и людей посмотреть и себя показать.
Так уж издавна повелось, перед началом хлебной уборки собираться здесь на "престольный праздник". На просторной луговине устраивались скачки мальчишек на неоседланных коня.х. Состязание в песнях и плясках.
Борьба парней на кушаках.
Раньше всех явились выселковские, как хозяева луговины. Умытые, причесанные, нарядные углежоги тоже пришли, они скоро и ловко построили качели. Срубив и вкопав в землю несколько берез, крест-накрест положили на них перекладины. Из ивовых прутьев свили кольца. Прикрепили к ним крепкие веревки, плетенные из лыка. Вставили доски. И готово – качайся, взлетай выше дерева!
Церковный староста привез карусель, хранившуюся у попа в сарае. Это было интересное сооружение. На деревянных брусьях были укреплены разноцветные кони – красные, синие, желтые, белые в красных яблоках и черные в белых яблоках.
А сверху над шатром были изображены вырезанные из досок и раскрашенные фигуры святых, которым посвящался праздник, – Фрол и Лавр. Они крутились вместе с шатром, глядя на всех с застывшими улыбками.
Карусельные развлечения устраивал лихой выселковский поп, чтобы привлечь прихожан. Его дети были тут же.
Они приехали на конях, чтобы принять участие в скачках мальчишек. На одном была красная шелковая рубашка, на другом – синяя. И разноцветные картузики.
Деревенские ребятишки тоже были нарядные и, сидя на конях, сверкали разноцветными рубашками и голыми пятками.
Зрители располагались вдоль дороги, отведенной для скачек, сидя на телегах.
Победителю полагался приз – жеребенок хорошей породы, да еще с крестиком на лбу. Ну, такого найти было нелегко, и поэтому крестик ему подделывали, либо подстригая белую метинку, либо подкрашивая белилами.
После бегов победитель отправлялся к церкви, а за ним верхом все владельцы коней. А поп с паперти из большой серебряной купели кропил их "святой водой".
И коней и владельцев. И все это под веселый колокольный перезвон.
Вот как старались церковники привлечь верующих.
Нелегко было коммунистам и комсомольцам такой праздник повернуть на свою сторону. Однако попробовали.
Из райцентра явились и председатель райисполкома и секретарь райкома. Приехала кинопередвижка.
На прежних праздниках было только первенство по скачкам. Ныне объявили призы за лучшую песню, за лучшую пляску, за победу в вольной борьбе.
Среди призов была красно-рыжая телочка, удивительная красавица, с настоящей звездочкой на лбу.
Прежде на праздник являлись многочисленные самогонщики и устраивали торговлю брагой, медовухой и самогоном прямо с телег – из глиняных корчаг и дубовых бочонков.
Теперь приехал передвижной буфет с бочонками хлебного кваса и фруктовых вод. Самогонные аппараты "чинить" забрал Калиныч.
Почти всегда праздники кончались драками. Во избежание этого явилась милиция. В том числе и тот молоденький милиционер, который так неудачно ловил в лесу "самогонщиков". Он приехал не только наводить порядок, у него был свой номер – показ вольтижировки на коне.
Раньше комсомольцы бойкотировали эти "поповские сборища", а теперь явились из коммуны все во главе с Колобковым.
Готовились к празднику и пионеры.
Рядом с каруселью они поставили сооружение из двух палаток с двумя выходами, написав плакат: "Комната смеха". Вход был свободный, в порядке живой очереди.
И как только закачались девчата и парни на качелях, завертелись мальчишки на карусели, из таинственной комнаты раздался смех первых посетителей. Пускали туда небольшими партиями.
В комнате смеха на колеблющихся стенах палаток были развешаны фотографии местных богатеев, попа, попадьи и поповичей рядом с фотографиями икон, на которых изобразили их персоны владимирские богомазы.
Посетителей встречал выселковский дьячок, с указкой в руке, похожий на учителя. И объяснял, что к чему.
Из комнаты смеха раздавались возгласы:
– А мы-то молились им!
– Как же раньше-то не усмотрели!
– Да ведь подумать не могли!
– Не сличали так близко-то!
– Да и в церкви всегда полутьма, неясность.
Бабы плевались с досады. Старушки крестились и спешили уйти. Иные недоверчиво отмахивались. А молодежь хохотала.
Тут же у выхода висел плакат: "Кто не верит, пусть проверит, церковь открыта, пожалуйста!"
Только начало скачек отвлекло людей от любопытного зрелища.
Вначале замечательную вольтижировку показал милиционер на своем ученом коне, затем все мальчишки, принимающие участие в скачках, выстроились на опушке леса. Раздался холостой выстрел из охотничьего ружья – по этому сигналу наездники гикнули, свистнули и, заколотив пятками коней, понеслись нестройной толпой вдоль берега реки.
Вихрем заклубилась пыль. Замелькали разноцветные рубашки, надуваясь пузырями. И все мальчишки стали похожи на воздушные шары, прикрепленные к конским спинам. Вот-вот оторвутся и улетят в небо.
Вслед им неслись подбадривающие крики, шум множества голосов.
Вначале ничего нельзя было разобрать, но вот из общей толпы выделилась небольшая кучка всадников и ушла вперед. Среди них виднеются разноцветные картузики поповичей, несколько растрепанных мальчишеских голов.
И вдруг буденовка! Островерхая буденовка!
И откуда она взялась? И откуда появился вороной конь с белыми ногами? Кого несет он, обгоняя всех остальных? Что это за мальчишка, словно приросший к гриве коня?
Неужели он всех обгонит? Даже поповичей, под которыми такие славные лошади.
Вот всадники доскакали до села, развернулись вокруг церкви и помчались обратно к цыганской луговине.
И здесь все решилось – первым прискакал буденновец на вороном коне. Снял шапку, тряхнул чубиком и засмеялся.
Народ узнал озорного Прошку.
Лихой поп при виде победителя глаза вытаращил. Как же он его благословлять будет, безбожника? И святой водой кропить?
– Ничего! – подмигнул ему Прошка. – Я не сахарный, не размокну, поехали!
Завернул вороного коня и направился к церкви, за ним все участники скачек и остальные владельцы коней. Пришлось попу сесть в дрожки и обогнать процессию, чтобы встретить ее как подобает и вручить победителю породистого жеребенка. Позади всех, как побитые, уныло плелись поповичи. Обидно им было, что их обскакали, да кто! – их бывший батрак Прошка!
Но они еще не знали, какие сюрпризы ждут их впереди.
За конными мужиками и парнями к церкви направлялись бабы, старушки, старики, детвора и все, кто был на гулянье. Стар и мал прибежали к церкви.
Вначале посмотрели поповскую церемонию, как лихой поп Прошку кропил. Вот была потеха! Морщится поп, как бес перед ладаном, рука у него не поднимается на безбожника. А тот сидит на коне, подбоченясь. Лихо сдвинул на затылок буденовку.
– Да ты хоть шапку-то сними! – грозится ему церковный староста.
А он в ответ:
– Ничего, пусть моя буденовка будет свяченая! На войну попаду в ней ее пуля не возьмет. Давай кропи, батя.
Так и пришлось попу, соблюдая обычай, окропить победителя Прошку.
Не успел лихой поп пережить это поношение, как новая беда. Его любопытная попадья заглянула в "комнату смеха" и выскочила из нее с воплем:
– Воды, воды! Ох, тошно! – кричала она. И подбежавший к ней поп стал кропить ее той же кистью, которой он кропил коней.
Поповичи с досады хотели комнату смеха разгромить, но крестьяне их удержали:
– Не трогайте, граждане, это же замечательные экспонаты. Пускай тут остаются. Придет время – музей сделаем!
Все перебывали на празднике. Повидали пионеры и своих старых знакомых. Вежливый дяденька, живущий в "Бедноте", сам подошел к ним. Поздоровался и говорит:
– Если бы мне дали должность – ну вот, как обещают бывшему дьячку, счетовода или бухгалтера, я бы тоже в колхоз вошел!
Узнал их и шкуродер. Он был трезв, побрит и чисто одет ради праздника. И этот сам подошел и говорит:
– Недоразумение у нас с вами вышло. Поповичи это нас попутали, столкнули лбами. Вы не знали моего больного места, я не знал вашего истинного обличия. Вы уж извиняйте!
Ну и углежоги на празднике были. Подарки ребятам привезли – поделки из разных необыкновенных сучков, лукошки для ягод.
Уговаривали Рубинчика принять участие в скачках, давали на выбор лучшего коня. Но он отказался. После скачки в милицию он о езде на лошади и подумать не мог. Он даже на скачки мальчишек не смотрел, отворачивался.
...Наступил час обеда. Выселковцы разошлись по домам, обсуждая необыкновенные события, а приезжие устроились обедать под телегами, доставая из кошелей все, что захватили с собой. Многие угощались хлебным квасом, фруктовыми водами.
А после обеда начались песни, пляски, борьба парней.
В пении соревновались хоры разных деревень. В плясках – хороводы девушек и парней.
В борьбе – силачи. И вот тут всех деревенских силачей переборол вожатый Федя. Ведь он же был студентом Института физкультуры. Все приемы знал. И даже парней, которые были больше его, ловко укладывал на обе лопатки.
Вот ему-то и досталась прекрасная телочка со звездой на лбу. Куда ее девать? Решили подарить перед отъездом деревенским ребятам на добрую память – пусть вырастят для будущего колхоза. Их оказалось очень много.
– Где же они раньше-то были? – – недоумевали пионеры. – Почему прятались, дичились?
И в этом были виноваты поповичи. Это они напугали доверчивых деревенских ребятишек, будто пионеры с них насильно будут крестики срывать. И тогда уж им ни в лес, ни на речку. Кто без крестов в речке будет купаться, того водяные утащат, в лесу кто будет ходить – лешие ухватят.
Но самое интересное случилось к вечеру.
Как только стемнело, началось кино. На полотне, натянутом между березами, замелькали кадры замечательных приключений красных дьяволят.
А затем показывали сказку Льва Толстого "Первый винокур". Деревенские жители увидели на экране первого самогонщика. Сколько же было удивления и возмущения, когда зрители узнали, что первым самогонщиком был сам черт.
После кино зажегся голубой свет, и на площадке перед экраном появился дед Еграша. Увидев его фигуру, залитую светом прожекторов, зрители подумали, что продолжается кино, и захлопали в ладоши. Еграшу все знали и обрадовались, что он уже действует на экране как комик.
– Граждане! – когда утихли рукоплескания, объявил Еграша. – Все, которые отдавали в ремонт и на переделку самогонные аппараты, прошу вас выйти сюда и получать каждому свое.
Наступила тишина, никто не шелохнулся.
– Повторяю, граждане, пожалуйте сюда!
Снова никто не идет, только слышны в напряженной тишине чьи-то глубокие вздохи.
– И еще раз объявляю, на вашу жалобу насчет задержки вышло такое распоряжение – выдать вам ваши самогонные машины без промедления. И чтобы не было никакого неудовольствия, каждый пусть распишется в получении. И бумага, вот она. Подходите, берите, расписывайтесь!
Но, услышав такое да увидев бумагу, самогонщики еще пуще затаились.
– Так что же. граждане самогонщики, долго я буду тут стоять, глаза ослеплять и заглесто петуха кукареку кричать? Или вы оглохли? Или вас кету?
Молчание.
– Что же нам прикажете с вашими аппаратами делать? Солить их? Мариновать? Или как?
– Хватит гнать это зелье чертово! – раздались женские голоса.
– Кувалдой их!
– Разбить – да в омут!
Тут вышел на помост Калиныч.
– А что вы скажете? Хозяева, я вас спрашиваю? Куда девать этот хлам, если вы его не хотите брать? Я у вас аппараты принимал, я за них и отвечаю.
Никто ни гугу.
Калиныч переминался с ноги на ногу:
– Если не заберете, граждане, придется сбыть этот хлам, допустим, в металлолом. На переплавку в плуги, в бороны или, допустим, в швейные машинки.
– На плуги их!
– Швейные машинки лучше, – раздались голоса.
– Без согласия хозяев не могу, – развел руками Калиныч.
Хозяева промолчали.
– Ну, вы же здесь, граждане, я же вас всех видел, вы же мне весь день подмигивали, когда, мол, отдашь? А я отвечал – ужо, стемнеет. Ну, вот оно и стемнело. Настал срок. Берите ваши самогонные аппараты, кто желает быть самогонщиком!
