Текст книги "Спасибо деду за победу (СИ)"
Автор книги: Николай Беляев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
– Огонь не открывать!
Да понятно, нужно подпустить ближе... И первый выстрел должен быть за пушкой. Танк – обычная "двушка", в танковом бою не самый серьёзный противник, но даже Пашка отлично понимал – у пехоты шансов против него нет совершенно. Никаких. Даже неизвестно, есть ли у кого-то гранаты! И два БТРа – на каждом по пулемёту, а то и по два. А сколько солдат сидит в этих стальных полугусеничных гробах?
Артиллеристы, давайте, родимые... вся надежда на вас. Только не подгадьте... пожалуйста, иначе мы все тут ляжем – и очень быстро.
Он видел, как стиснул Павлуха ладонь на ложе "дегтяря". Из-под каски ползёт по виску капелька пота...
Как же это напомнило ТО ожидание! То самое, которое было... вчера? Или в прошлой жизни, миллионы лет назад?
Хорошо слышен звук моторов. Вдруг он изменился, мотоцикл тормознул, фашист на нём поднял руку...
И в этот момент грохнуло орудие – где-то далеко слева, на другом фланге.
Странный звон, взрыв – и танк, дёрнувшись, встал.
– Огонь!
Цепь взорвалась трескотнёй выстрелов. Мотоциклист повалился со своего двухколёсного коня, головной БТР, взревев мотором, вывернул на поле, ухнул капотом в кювет, тут же, высоко задрав срезанный нос, выскочил на поле, развернувшись гробообразным бортом. Пашка сквозь траву видел, как из железного нутра посыпались через откинутые дверцы солдаты в серо-зелёных мундирах.
Заговорил Павлухин пулемёт. Кто-то из выскочивших свалился, зацвиркали пули по скошенному боку БТРа, уходя рикошетами вверх и вниз.
Медленно поползла в сторону башня остановившегося танка. С сухим, гулким грохотом тонкая длинная пушка дала очередь снарядов на пять. Авиационный автомат!
И – снова выстрел пушки с фланга. Пашка еле сдержался, чтобы не заорать "Ура!" – башня танка дрогнула и замерла, из-под неё вырвались языки пламени, заклубился густой дым.
Цвирк... цвирк...
Над головой свистнуло, слетела вниз сбитая ветка. Пашка видел, как боец слева дёрнулся и замер, уткнувшись в раскопанную землю. Выпустил очередную трель ДП.
Парень скорчился за насыпью, которая сейчас показалась низенькой, несерьёзной, почти прозрачной. Над срезом брони БТРа словно замигал приветливый огонёк, и над головами, кажется, буквально на расстоянии ладони, разразился ад. Пули секли деревья, вышибали фонтаны земли, щепки и пыль летели тучами. Одного из бойцов, приподнявшегося для выстрела, аж отбросило назад, развернув.
– Диск! – просипел Павлуха.
Пашка вытащил из короба чёрный блин, протянул, схватил пустой – горячий, аж руку обожгло. Переснарядить? Так, это делать приходилось, в клубе был "дёготь"... Перевернуть, вжать пальцем подаватель, провернуть внешний блин... Вот они, гнёзда... Блин, какой же он тугой...
Ещё одна очередь фашистского "эмгача" – протяжная, патронов не жалеют... Стон, ещё один выстрел пушки... Колотит над ухом Павлухин пулемёт... Пальцы уже в крови – с непривычки, хочется стать маленьким и незаметным, в траншею, глубокую, уютную... но траншеи нет – только этот вшивый бруствер.
Что это, дым? Дым! Ветер от реки – значит, мост жгут! Жгут! Успевают! Ребята, ребятки, дорогие мои – мы успели... успели. Это всё было не зря...
– Диск! – и, едва защёлкнув чёрный блин, Павлуха дёргается, с лица его мгновенно словно исчезают все краски – будто губкой стёрли. Мгновенно ставшие бескровными губы шевелятся, правая рука судорожно скребёт по левому карману гимнастёрки. В уголке рта – кровь...
– Тихо, тихо, братан! Лежи, тихо, спокойно, – Пашка рывком подлез поближе, схватил длинного за руку. – Тихо, лежи, я... сам.
– Передай, – еле слышно просипел Павлуха. Что там у него? Пуговицу расстёгивать некогда, долой её... Книжечка, тоненькая совсем, в ней вложена какая-то бумажка. Комсомольский билет? Не глядя, Пашка сунул её себе в нагрудный карман – застёгивать некогда. Успел мельком увидеть умиротворение на лице длинного – но уже не до этого, рвануть затвор, досылая новый патрон...
Рука легла на ложе, втискивая пулемёт в плечо. Палец надавил спуск...
Отдача ударила Пашку так, словно "дегтярь" был бешеной лошадью. Очередь с непривычки ушла куда-то в небо – ладно хоть, парень успел сразу убрать палец со спуска. Врёшь, зараза, сейчас... приноровившись, Пашка плавно потянул спуск, довернув ствол туда, где на секунду, на полсекунды появлялись в высокой траве ненавистные серо-зелёные фигуры.
– Нннннаааааа! – пулемёт бился в руках, словно живой, на раструбе ствола плясала яркая вспышка, почти перекрывая видимость.
Щелчок – диск пуст. Как он там выбивается... Парень отпрянул назад, под прикрытие бруствера, нащупал в коробе новый...
Что-то плюхнулось совсем рядом, слева.
"Колотуха". Немецкая граната с длиной смешной рукояткой, похожая на старинную толкушку для пюре.
Пашка судорожно рванулся в сторону, прекрасно понимая, что откатиться далеко уже не успеет...
Уши заложило. Мир померк.
– Ну что, очухался?
На лоб кто-то плеснул воды. Пашка дёрнулся – изо всех сил.
– Тихо, тихо! Тебе тут что, сон приснился?
– Солнечный удар, – заметил кто-то сзади, кого Пашка не видел. – Жарища-то какая...
– Да точно. – Это был Лёха. Легонько похлопал Пашку по щекам. – Ну что, боец Соколов, живой?
А вот и Олег – держит флягу. Значит, на голову воду лил он.
– Попей воды... Тут не ты один, ещё двоих от жары вырубило.
Пашка машинально взял флягу. Пил, стуча зубами о горлышко – руки не то что дрожали, а ходили ходуном. Плечо ещё чувствовало бешеные удары ДПшного приклада, в ушах стоял грохот очередей. Всё тело болит.
Что это было? Бред? Сон?
– Ребят, помогите ему, – махнул рукой Лёха.
Двое ребят из клуба подхватили Пашку, поставили на ноги. Трибуны шумят – мероприятие закончилось, реконструкторы строятся перед зрителями. Туда? Нет...
– Парни, погодите, я посижу... Идите строиться без меня.
Он присел на дно траншеи, прячась от солнца за кромкой. Вдоль трибун победно грохотали танки, участвовавшие в мероприятии, что-то бухтел диктор, иногда звучало стройное "ура" реконструкторов...
Нащупал приклад винтовки – вот она. Щёлкнул затвором... упс, магазин пуст, патронник тоже. Значит, я когда-то успел отстреляться и не перезарядился. А подсумок? Вот они, "гвозди" – не все выстрелил...
Неужели мне это снилось? Как реально... Реально и страшно.
Реконструкция второго боя, посвящённая Курской битве, началась через два часа. Пашка не пошёл на неё, хоть изначально и собирался – даже гимнастёрка с погонами была припасена. Он сидел в палатке, забившись в угол, и думал.
Длинный, нескладный Павлуха, мальчишка в матросском костюмчике, усталый сержант, налёт мессеров на колонну беженцев, лязгающий гусеницами "ханомаг" – в голове всё смешалось. Что это было? Игры разума? Почему так болит скула? Наверное, ударился, когда падал, потеряв сознание от солнца...
Который час? Блин, смартфона нет.
Ты ж его сам в реку выбросил, ехидно подсказал внутренний голос.
Да ну, не может быть такого... Скорее всего, выпал в траншее. Мероприятие закончится – поищу.
Смартфон он так и не нашёл – вероятно, подобрал кто-то. Было немного обидно – всё же не слишком старый, хоть и не хай-энд.
Второй, да и третий день фестиваля пролетели незаметно. Вечером опять пили. Пашка дул что-то, не чувствуя вкуса – как воду. Кажется, опьянел, а может, и нет... Лёха с ехидством предложил выпить за то, что Пашка наконец-то научился вертеть портянки – правда, когда и как он это сделал, Пашка вспомнить так и не смог. Носки куда-то запропастились – хорошо, что были запасные...
Гимнастёрку с петлицами, почему-то насквозь пропотевшую и перепачканную чем-то бурым, Пашка свернул и убрал в спортивную сумку. Подчиняясь правилам фестиваля, щеголял в той, что с погонами. Жаль, конечно, что в ней карманов нет – пропуск пришлось переложить в карман бриджей. А его особо удобным не назвать – вот и деньги из него, судя по всему, вывалились, а там рублей пятьсот было...
И почему-то не покидало ощущение какой-то совершенно неправильной обстановки. Словно что-то не так, словно упущено что-то очень, очень важное...
Домой приехали только поздним вечером воскресенья. На понедельник на работе был взят отгул, и Пашка проспал до упора. Уже ближе к полудню, выспавшись и напившись крепкого чаю, взялся разбирать реконструкторские шмотки.
Так... Бриджи, гимнухи – точно в стирку. Вытащил из кармана бриджей пропуск – останется на память, хороший сувенир, "красноармейская книжка". Вроде больше ничего нет... Взяв "раннюю" гимнастерку за подол, хорошенько хлопнул ей над ванной, чтобы выбить лишнюю пыль перед стиральной машиной...
Из кармана вывалилась и спланировала на сухое дно ванны маленькая красная книжечка с вложенным в него свернутым листком.
Пашка замер. Наклонился, поднял её, поднёс к глазам.
Комсомольский билет.
Откуда он у меня?
Что-то зашевелилось в голове... что-то, словно давно забытое.
Вернулся в комнату, достал из заначки бутылку вискаря. Открыл, поднёс к губам... и отставил, не сделав ни глотка.
Так что... ЭТО и правда было? Броневик с окровавленным крылом, спящий на ходу сержант, вылитое на голову ведро воды, дороги отступления, налёт, горящий мост, долговязый тёзка, пытающийся дотронуться до своего кармана?..
Сел за стол, открыл книжечку.
Изображения орденов Красного Знамени – боевого и трудового. "Комсомольский билет номер..."
Размашисто вписано синими, почти не выгоревшими чернилами – Соколов Павел Петрович. Фотографии нет, печать поставлена прямо так, без неё.
"Это я, Пашка Соколов" – и смешок Павлухи-длинного в ответ.
"Павлом Соколовым, да..." – с усмешкой брошенное уставшим сержантом.
Он тоже Соколов. Потому они так и реагировали. Полный тёзка – ну, кроме разве что отчества.
Отчества. Отчества...
Отчества!
Быстрый набор номера на старом, ещё кнопочном мобильнике – теперь придётся некоторое время пользоваться им.
– Бабуль, привет... Как ты себя чувствуешь? Не, у меня всё хорошо. Я кое-что спросить хочу. Я приеду сейчас, ладно?
Интернет. Быстрый поиск на картах... Есть. Теперь – за руль. По дороге в кондитерский, купить тортик...
– Бабуль, покажи старые альбомы, а? Те, что деда.
Страницы, выгоревшие фотографии, лица – незнакомые.
Вот оно.
– Бабуль, это... кто?
Скуластое лицо, тоненькие губы – парень на фото весь какой-то несуразный, в идиотской довоенной кепке на голове. Ответ Пашка и без того знал...
– Это твой прадед, Павлик. Алёшки моего отец. В Твери они жили, в Калинине по-тогдашнему. Тебя в честь его и назвали... Он на войне пропал, как в то время говорили – без вести. В самом начале. А где, как – не знает никто...
Я знаю.
Пашка откинулся на спинку старого, советского ещё дивана. Вытянул из кармана обрывок тетрадного листка в клетку, развернул. Всего несколько строчек, написанных, видимо, второпях – буквы прыгают, строки неровные, чернил то густо, то пусто...
Сейчас они прыгали перед глазами вдвойне.
Галочка, дорогая моя. Я не знаю, буду ли цел. Я очень люблю тебя и Алёшку. Береги его и береги себя.
Твой Павел
23/VI 41
– Павлик... Павлик!
– А, что, бабуль?
– А что ты спрашиваешь-то?
– Да вот... Поисковики нашли. В Белоруссии. На берегу реки Неман.
А моя душа, похоже, осталась там же. У сгоревшего моста, на берегу извилистой речки...
