Текст книги "Спасибо деду за победу (СИ)"

Там, где памятник мы видали,

У танкистов бы сдали нервы

И они бы Москву не взяли...

История – штука тонкая, вспомнил Пашка строки из того же стишка. Ну ничего, ведь мы, реконструкторы, как раз и храним историю. Важное дело нам доверено...

Ближе к полудню трибуны уже были заполнены зрителями. Реконстукторы же потянулись на поле – занимать места на позициях. Траншеи откопаны по всем правилам, зигзагом, в несколько рядов, укреплены деревянными столбиками и горбылём. Тут же обосновались артиллеристы – несколько позиций, чуть дальше – командный пункт, в тылу еле видны бронеавтомобили, которые пойдут в контратаку...

На поле тут и там торчат отметки в виде зелёных пластиковых ёлочек – это обозначены закладки пиротехники, к которым ни в коем случае нельзя приближаться, пока они не сработают.

Солнце палило нещадно – становилось всё жарче, и Пашка добрым словом вспомнил Лёху, велевшего набрать воды. Многие в ожидании спрятались за кромку траншей, в тенёчек. Фляги пустели довольно быстро.

Голос диктора был еле слышен, и ориентироваться приходилось на команды, передаваемые по цепочке бойцов.

– Идут... Идут!

Вот и приземистые силуэты "ханомагов", за ними – цепь солдат в серовато-зеленой форме. Рукава закатаны – "немцам" сейчас гораздо жарче, у них мундиры суконные... Команда – и начинается винтовочная пальба, басовито рычит пулемёт на фланге.

– Залегли, пиротехника! – проносится по траншее. Ага, значит, сейчас будет имитация минометного обстрела. Зрителям сверху хорошо видно, как "немецкие" расчёты разворачивают свои шайтан-трубы... а вот отсюда не видать. А может, можно увидеть?

Пашка высунулся из траншеи аккурат в тот момент, когда сработала закладка.

Звуковой удар был не очень сильным, сверху сыпануло землёй... но парню показалось, будто его ударило мощной волной раскалённого воздуха.

Темно... Интересно, почему?

Пашка с трудом разлепил веки. Голова трещала так, словно вчера были выпиты литры спиртного с понижением градуса.

Лес. Он в лесу – потому и кажется, что темно, особенно после яркого солнца. Но... стоп? Что за лес, откуда? Что я тут делаю? И где все?

Парень с трудом приподнялся на локтях, поёрзав, опёрся спиной о какое-то дерево. Пошарил рукой – так, вот она, винтовка. Отлично, а то Лёха голову оторвёт. Каска... на месте. Тощий вещмешок – тут, за спиной. В левой руке зажаты три холостых "гвоздя" – ну правильно, он как раз собирался дозарядиться.

Контузило взрывом пиротехники? Наверное... Куда меня отволокли? И почему тут бросили? И где – "тут"? На территории фестиваля был перелесок, но совсем небольшой, с густым подлеском – а тут подлеска очень мало. И уже... темнеет? Сколько я провалялся? Реконструкция началась в полдень!

Пашка попытался приподняться, но рука сорвалась, и он рухнул на землю, заодно приложившись краем каски о что-то твёрдое...

Очнулся от холода. Было довольно темно, но, судя по свету меж ветвями деревьев, где-то совсем недалеко есть открытое место. Пашка лязгнул зубами... и понял, что голова совершенно не болит – она была чистая и ясная.

– Шуточки, – пробурчал парень, уверенно вставая. – В следующий раз, блин, сам кого-нибудь из вас ночью в лес отволоку...

Злость прибавила сил – шутка, действительно, была неудачной. Небось, собирались прийти за ним с утречка, ещё и поиздеваются, где он провёл целый день фестиваля... А вот фиг вам.

Пашка встал, с удовольствием понял, что чувствует себя совершенно отдохнувшим. Снял каску, нахлобучил на голову пилотку. Сбросив вещмешок, приторочил каску к нему. Забросил винтовку на плечо.

Вот, отлично: пошевелился – сразу стало теплей... Парень прислушался: рядом с площадкой фестиваля есть железная дорога... но сейчас шума поездов не слышно. И шума машин по шоссе – тоже. Слишком рано, что ли? Ну ладно, идём к свету, подумал Пашка и поморщился – я ж не заблудшая душа, которой на небо никак не попасть.

Хорошо, что не очень темно, да и перелесок не буреломный, ноги не переломаешь. Вот и край, тут уже должны быть палатки...

Пашка встал как вкопанный.

Палаток не было. И знакомой полянки с мемориалом с одной стороны и полосой лесозаграждения с другой – тоже.

Впереди расстилалось поле, колосились какие-то злаки – парень совершенно не разбирался в них. Вдали пробивались на небе первые рассветные проблески, в низинах лежал туман – густой, как разлитое молоко. Метрах в трёхстах притихла деревенька, низкие дома под толстыми, какими-то неуклюжими крышами, торчащий колодец-журавель – и ни огонька. Чуть правее, недалеко от деревни, темнеет что-то громоздкое, уголоватое.

Это ещё что за хрень? Пашка почувствовал, как по спине пополз утренний холодок. А может, и не утренний? Место-то было насквозь незнакомое.

Телефон! Телефон с джи-пи-эсом!

Пашка дрожащими руками вытянул из нагрудного кармана смартфон. Уфф, зарядка есть, хоть и немного. Почти четыре часа утра, рановато. Запустил карту... блин, а приёма-то и нет. Вот это странно, тут вроде во всей области есть три-джи... Ладно, без интернета обойдёмся – навигатор и без него работает.

Не работает. Спутник не находит.

Пашка с досады готов был долбануть ни в чём не повинный смартфон об землю, но всё же сдержался и убрал его обратно в карман.

Ладно. Язык до Киева доведёт. С винтовкой, конечно, стрёмно, тем более – все документы на "железо" у Лёхи... Ну и пофиг, пусть Лёха сам потом выясняет, почему винтовку отобрали. И вообще, почему я оказался незнамо где...

Он взял чуть правее – и не ошибся, вот она, дорога, ведущая от леска к деревне. Обычная укатанная грунтовка, правда, непривычно узкая, давно уже таких не видал. Зашагал к деревне, с неудовольствием заметив, что сапоги болтаются на ноге – всё же надо было, как Лёха, намотать портянку, или, как Олег, надеть шерстяные носки. Но портянки Пашка крутить так и не научился – в конце концов, мы ж не в армии, в сапоги к нам на интерактивах и реконструкциях никто не лазает проверять, что там надето! А в шерстяных – жарко. Поэтому Пашка и ограничился обычным носком, как под кроссовки, и плотной стелькой: если много не ходить – вполне нормально.

Увы, теперь идти пришлось. Значит, ноги очень быстро будут стёрты... Новые, ни разу не использованные портянки были в вещмешке – брошены туда для объема вместе с плащ-палаткой, но не мотать же их сейчас, с непривычки, да ещё и в полутьме! Ладно, потерпим...

Но почему же ощущение, что что-то не так?

Пашка не сразу сообразил, что оказавшийся уже совсем рядом угловатый предмет – не что иное, как бронеавтомобиль. Большой, трёхосный – на поле реконструкции был такой же, Пашка слышал, что ребята сделали его на основе деталей "газели". Или не такой же, а похожий... Стоит без присмотра, удивительно. Правыми колёсами чуть съехал с дороги, словно освобождая для чего-то проезд, и стоит, слегка наклонившись. Громоздкая танковая башня развёрнута назад, к тому леску, из которого сейчас вышел Пашка, оба люка на ней откинуты – это даже снизу видно. Дверцы открыты нараспашку, щитки на двигателе – тоже. Такое ощущение, что бронеавтомобиль остановился для ремонта, или для погрузки на эвакуатор, да так и был брошен.

Парень осторожно заглянул внутрь – пусто... Корпус изнутри выкрашен светлой краской, но в полутьме всё равно ничего не разобрать. Пахнет прогоревшим порохом, кислым потом и ещё чем-то неприятным.

Надо же... Ну раз оставили машину здесь – точно кто-то рядом есть. Такой броневик сейчас лимон-полтора небось стоит, просто так его никто не бросит... а это что?

Протянув руку, Пашка потрогал металлические листы, из которых сварен (или склёпан?) корпус.

А это следы от чего-то, выбоины. Словно по металлу пальнули боевыми. Но это вряд ли, кто ж даст такую машину портить... Значит, для антуража.

Парень сделал шаг назад и брезгливо поднял левую руку – вляпался во что-то липкое. Чёрт, темно, ничего не разобрать... тут всё левое крыло машины извозюкано. Телефоном посветить, что ли...

Неяркий свет встроенного фонарика осветил крыло и ладонь, испачканную чем-то тёмно-бордовым, почти чёрным... и Пашка отшатнулся – он был почти уверен, что это кровь, хоть и не видел её ни разу пролитой в таких количествах.

Додумать он не успел.

– Эй, кто идёт? Стрелять буду, – раздался от деревни голос, и парень мог бы поклясться, что говоривший сам боится ничуть не меньше, чем он. А его самого, он чувствовал, вот-вот начнёт трясти – тяжело, как старинное ватное одеяло, наваливалось ощущение чего-то в корне неправильного.

– Это я, Пашка Соколов, – машинально пискнул он, соображая, что это – чья-то шутка или человек действительно готов выстрелить.

В ответ раздался смешок – другим голосом, более уверенным:

– Ишь ты... Иди сюда, руки подыми.

Подняв ладони на высоту плеч и чувствуя, что дорога то и дело новорит выскользнуть из-под ног, Пашка медленно пошёл к деревне – теперь он уже видел две фигуры, присевшие по обе стороны дороги, почти невидимые в полумраке на фоне этой то ли ржи, то ли пшеницы.

Вот оно. Вот оно, неправильное.

В Подмосковье не растут злаки – по крайней мере, в таких количествах. А тут – целое поле. Такое бывает только на юге – Кубань, Белоруссия, Украина...

Но это же бред. Никто не повезёт меня, сонного, на юг, да ещё и со всем реконструкторским барахлом.

И тем не менее – я здесь, если это не сон, конечно.

Вряд ли сон... Таких чётких снов не бывает.

Хаты. Вот что с крышами – они покрыты соломой! Плотными пучками соломы! Тогда... тогда это точно южнее. Вообще странно, соломой вроде дома кроют только в разных этнографических деревнях для туристов... Вон на крайней крыше – это ж гнездо аистов, точно! Ну, это-то ни о чём не говорит – они и в Псковской области есть...

Фигуры уже совсем рядом. Тот, что говорил вторым, встал, приблизился. Высокий. Пилотка, гимнастерка – и винтовка в руках. Точно такая же "трёха", как у самого Пашки, но с примкнутым штыком.

Тьфу ты. Пашка вздохнул с явным облегчением. Свои, реконструкторы! А он уж думал – сторож какой-нибудь с двустволкой, встречаются и такие...

– Свои, – чуть не рассмеялся он. – Ребята, я из питерского "Красного Знамени"...

– Мы-то свои, а вот ты кто такой... – неприязненно пробурчал долговязый, бесцеремонно снимая с Пашкиного плеча винтовку и вешая её себе на плечо. – Питерский... где и словечек таких нахватался. Топай, сержант разберётся. Петруха, будь здесь, сейчас кто-нить придёт вместо меня, – бросил он второму.

Пашка ничего не понял. С чего взъелся... этот? Ну питерский, и что?

– Там... кровь на броневике, – невпопад сказал он, идя по тёмной деревенской улице.

– Ещё бы, – ответил боец, и в голосе его ясно слышалась горечь. – Старшина в моторе ковырялся, когда этот стервятник прилетел. Там его и...

Боец замолчал, а вот Пашке стало не по себе ещё сильнее. Не видел он ни разу реконструктора, который отыгрывал бы образ настолько убедительно. Если только...

Если это не реконструктор. И сейчас не середина 2010-х.

От этого предположения Пашке стало не по себе – слишком уж невероятно оно выглядело. Но зато этот много раз описанный фантастами феномен отлично объяснял всё происходящее.

Как бы проверить?

А никак. Сейчас всё объяснится, когда я увижу сержанта...

Я попал. да, кажется, именно так это называется. Это не Подмосковье – это реально запад Белоруссии или Украины. И это и правда война – правда, неясно, какой год, где-то с сорок первого по сорок третий... Что там у бойца на гимнухе? Петлицы или погоны? Не видно...

Стоп. Западные области и свежеокровавленный броневик... Это сорок первый. Это же, мать вашу, самое начало войны!!!

Пашка почувствовал, что его начинает колотить. Только этого не хватало...

Зачем? Зачем я выглянул из траншеи? Зачем я поехал на фестиваль? Зачем я вообще ввязался в эту реконструкцию? Сидел бы сейчас дома, пил пиво с друзьями...

"История – штука тонкая", – мелькнуло в голове.

– Какое сегодня число? – не выдержал Пашка. – Контузило, плохо соображаю...

– Двадцать пятое, – буркнул долговязый. – Давай налево, в дом...

Двадцать пятое. Июнь или июль? Скорее, июнь – самое начало, ещё не началась истерика, народ не потянулся на восток. Или уже потянулся? Этим и объясняется ночная тишина – фашисты после первого внезапного удара воюют по графику, дают своим солдатам отдохнуть. Но продвигаются они быстро, за счет техники. Значит – либо мы уже в "котле"... либо вот-вот в него попадём. Скорее всего, ещё не попали – иначе фрицы уже хозяйничали бы в деревне. Блин, что же делать?

Изба непривычной формы. Сени... Так, смотрим по обстоятельствам. Главное – себя не выдать.

– Тащ сержант, вот, вышел к посту из леса. Назвался Павлом Соколовым, из какого-то ленинградского краснознаменного...

В комнате тускло горела свеча. За столом сидели двое бойцов, ещё двое спали на лавках, на печи видны чьи-то плечи... А прохладно, печь не протоплена. Дом, наверное, пустовал.

– Павлом Соколовым, да... – один из сидевших за столом поднял голову, взглянул на долговязого, невесело усмехнулся. – Возвращайся на пост, мы сами потолкуем...

Боец, поставив к стене Пашкину винтовку, ушёл. Двое без особого интереса смотрели на Пашку. Тот, что говорил, с тремя треугольниками на петлицах – значит, он сержант и есть – наконец поинтересовался:

– Ну, и кто ты такой и откуда, Павел Соколов?

Молодой парень, лет двадцать пять, вряд ли намного старше самого Пашки. Но какой-то... резко постаревший, что ли? Осунувшийся, глаза красные от недосыпа – это даже при таком освещении видно. На столе лежит карта – судя по формату, крупномасштабная, верстовка или даже крупнее. Второй боец – чуть моложе, с "лысыми" петлицами, голова перебинтована.

Так. Надо соврать что-то... убедительное. Блин, я даже не знаю, где какие части дислоцировались. Даже не знаю, где я вообще!

– Красноармеец Павел Соколов, – Пашка попытался вытянуться по стойке "смирно", в последний момент вспомнив, что ни в коем случае нельзя говорить "рядовой". – Я... не помню ничего, товарищ сержант. Под бомбёжку попали...

– А что за краснознамённый? – вяло поинтересовался второй.

– Я говорил, что я с ленинградского "Красного Знамени", – извернулся Пашка, прекрасно понимая, что зря ляпнул название клуба. – Это завод, где я до войны практику проходил... Это помню. А последнюю пару недель – как стёрло, – виновато пожал он плечами. – Помню, как из Ленинграда ехали...

Глупая ложь. Любой, кто ориентирован на поиски диверсантов, тут к стенке и поставит. Ё-моё, у меня ж сапоги не те, похолодел Пашка. Трусы, носки... Даже нательная рубаха отличается, раньше они вроде с завязками были. Смартфон в кармане, российские деньги... Если обыщут???

– Подойди ближе, – сделал знак сержант. Привстал, ковырнул пальцем стрелковую эмблему на Пашкиных петлицах – парень аж сжался: – Точно, из Ленинграда... Только слышал о новых эмблемах, даже не видел ни разу...

А у самого сержанта и его напарника петлицы без эмблем. Пашка знал, что многие клубы выходят "на начало войны" тоже с пустыми петлицами. Получается, в начале войны "мишень с винтовками" была не у всех... а в Питере, наверное, были. Сам Пашка купил эмблемы исключительно для понту – очень уж красиво смотрелись.

Вот он, экзамен на достоверность...

– Документы есть? – поинтересовался сержант.

– Нету, – энергично замотал головой Пашка. – Даже не помню, что со мной было... Очнулся в лесу час назад.

Если врать – то ничего лишнего не придумывать, решил он. Меньше вероятность, что запутаюсь.

Наверное, не будь сержант таким уставшим, он бы заметил нестыковки, но сейчас, похоже, ему было просто не до этого. Знаком подозвав Пашку, он ногой подтолкнул к столу грубый табурет:

– Садись... Карту понимаешь?

– Ну... немного.

– Покажи, откуда ты вышел?

Так, карта... Ага, вот деревенька, обозначена как Заречье. Шикарно, таких названий на каждый район по десятку – никакой привязки... Так, вот изгиб дороги – точно, отсюда я шёл, деревня от меня была на востоке.

– Вот примерно тут я очнулся, – Пашка ткнул пальцем в смешанный лес на карте. – А как туда попал – не помню... Голова болит.

Он, играя роль, коснулся пальцами левого виска... и с удивлением обнаружил там довольно крупную шишку – вероятно, получил её, стукнувшись при падении о край плохо пригнанной каски. Впрочем, шишка совершенно не болела – но Пашка инстинктивно поморщился.

– Не трогай, скорее пройдёт, – тронул его за рукав второй боец. – Жрать хочешь?

Пашка кивнул, и боец вытащил из лежавшего на столе вещмешка полкруга ржаного хлеба, отломил половину:

– Извиняй, больше ничего нет.

– Спасибо, – пробормотал парень, впиваясь в хлеб зубами. Он был не особо свежим, но аппетит проснулся зверский, словно неделю не ел. Сержант рассеянно водил по карте карандашом, второй боец тоже не сводил с карты глаз, а Пашка, жуя, смотрел на значки на гимнастерках парней – в форме флага, с кругом и буквами "КИМ" в центре. Интересно, что они значат?

Это комсомольский значок, вспомнил он. Форма знакомая – у матери был такой же формы, только с профилем Ленина.

Только сейчас до Пашки стало доходить.

Я же не знаю абсолютно ничего об этой эпохе.

Я назвался реконструктором, надел форму – и то наполовину фальшивую, я бегаю с винтовкой, но я ничего, ничегошеньки не знаю об этом времени. Сталин, Берия, танк Т-34 – и всё. Ни одного номера части, ни одного направления немецкого удара, я не знаю, когда были взяты крупные города на Украине и в Белоруссии. Блокада Ленинграда... вроде в сентябре началась. Немецкие группы армий, типы танков... что толку, весь мой опыт ограничен игрой в "Танчики" на компе.

Да что там говорить, я даже не знаю, как жили люди этого времени, как они разговаривали, о чем думали. Я даже не знаю, были ли в том же Питере, к примеру, газовые плиты. Я даже не знаю, называли ли Питер Питером! Впрочем, судя по реакции длинного – скорее всего, нет... Уже чуть не прокололся, первой же фразой.

И возможностей проколоться будет ещё очень, очень много.

Сейчас мне повезло. Ребята настолько замученные, что им не до меня – они просто рады, что есть ещё один боец. Возможно, уже к полудню они начнут задавать вопросы. Что я им скажу?

Что я вообще могу сказать? Что всем нам грозит окружение? Что мало кто выживет? Что враг до Москвы дойдёт? Что фашисты деревни будут жечь вместе с жителями?

Да меня шлёпнут тут же как паникёра... Или, того хуже – как диверсанта.

Значит, надо помалкивать в тряпочку. И по возможности дать понять ребятам, что шансов у нас почти нет. Валить надо. Валииить...

Куда валить? В Москву, к товарищу Сталину? Даже если предположить, что мне поверят, хотя это само по себе невероятно – кому я там нужен? Я же ничего, НИЧЕГО не знаю даже о ходе войны!

Так, стоп. У меня есть мобильник. Шикарный смартфон. Так что мне поверят...

...И что дальше? Все дружно будут меня спасать? Не смешите мои подковы, как говорил мультяшный конь. Ещё пара дней – и начнётся паника. Если уже не началась.

Блин, вот оно! Бранденбург-какой-то-там! Диверсанты в нашей форме – они просто обязаны тут быть! Надо предупредить...

Стоп ещё раз. Как я объясню, откуда это знаю? Как докажу, что сам не диверсант? Засада...

Пашка дожевал хлеб, запил водой из фляги, мысленно похвалив себя, что не пожадничал полторы тыщи на "правильную" фляжку. Мог бы проколоться очень глупо. Ещё раз поблагодарил перебинтованного бойца-комсомольца.

– Ложитесь спать, тащ сержант, – негромко сказал боец. – Ещё часик у нас есть...

Сержант уже спал. Спал прямо так, сидя, оперев голову на руки. Комсомолец вздохнул, тяжело поднялся, взглянул на Пашку:

– Посиди, отдохни... Через час будем выдвигаться, – он толкнул в плечо одного из тех, кто спал на лавке: – Серёга, бери Иванова, смените ребят... пусть хоть чуток отдохнут, скоро выдвигаемся.

Серёга оказался совсем молодым, коротко остриженным парнем, Иванов – чуть постарше, кисть руки перевязана. Они молча напились воды, зачерпывая кружками из стоящего у печи ведёрка, взяли винтовки и вышли. Минут через пять вернулись те двое, что задержали Пашку – длинный, который привёл его в избу, и второй – лопоухий и какой-то несуразный Петруха.

– Павлуха, возьми тёзку, сходите за водой, – сказал длинному комсомолец. – Семёнов, отдыхать. Скоро будем подниматься... Светает.

Тёзку? Ах вот оно что. Получается, длинный – тоже Павел. Ну ладно...

Пашка подхватил видавшее виды жестяное ведро, в котором плескалось на дне не больше кружки, Павлуха-длинный достал из-за печки второе – деревянное. Винтовку! Нельзя оставлять здесь, вдруг кто осмотрит... Пашка уверенно закинул макет на плечо, перехватил одобрительный взгляд длинного. Ну да, здесь с оружием лучше не расставаться.

Он вслед за Павлухой вышел на улицу. Было заметно светлее. Понятно, почему бойцы не идут ночью, хотя по ночам явно безопаснее – темно, хоть глаз выколи, это вам не питерские белые ночи.

Так, погодите-ка. С каким, нафиг, "оружием" не расставаться? Моя пиленая "трёха" годится только как дубинка. А тут – Пашку опять затрясло – стреляют по-настоящему. И убить могут.

Может, сдаться? Немцам?

Тогда можно гарантировать, что останешься жив. Их точно заинтересует смартфон. И у них есть возможность вывезти меня...

Стоп, стоп – Пашка аж головой затряс. О чём я вообще? Как можно сдаваться фашистам, да ещё и с высокими технологиями в кармане?

А вот так. Жить потому что хочется.

Погоди, чувак. Ты что, реально готов жить ТАКОЙ ценой? И ты сможешь после этого ЖИТЬ?

Я боюсь. Боюсь до пота, до дрожи, до, простите, усрачки.

Но ты же хотел стать реконструктором, верно?

Хотел. Но...

Некстати вспомнился старый анекдот про богача и золотую рыбку. "Хочу стать Героем Советского Союза!" И опаньки – ты стоишь с единственной гранатой перед фашистским танком.

"Я же хотел стать героем, но не посмертно!"

Не такой же ценой, правда?

А какой – "такой"? Ты что, считал ТУ войну лёгкой прогулкой, шоу, фестивалем? Думал, тут пьют, веселятся, изредка стреляют по врагам? Ты что, не знал, как жгли Хатынь, бомбили Дорогу Жизни, отправляли евреев в газовые камеры? Ты думал, что наши всегда побеждают? Помнишь хотя бы, как называлась та реконструкция, с которой ты попал сюда?

"Время отступлений и поражений".

Это было. То самое время, когда полегла куча молодых парней. Возможно – вот этих самых. Но разве у кого-то повернётся язык сказать, что они погибли напрасно? Даже здесь, при отступлении?

Этот парень-комсомолец поделился, судя по всему, последней краюхой хлеба – со мной, незнакомым ему человеком, ещё и взявшимся непонятно откуда. Я бы сделал то же самое? Вот не уверен...

Пришли – вот он, колодец-журавель. А деревенька небольшая, домов десять – и брошенная, причём совсем недавно. Может быть, даже вчера. Во дворах развал, всё выворочено, и мёртвая тишина – даже кошек не видно, не то что, скажем, собак. Значит, люди бегут... уже бегут.

Со скрипом пошла вниз деревянная палка с массивным и опять деревянным ведром. Павлуха-длинный наливал уже второе ведёрко, когда Пашка услышал знакомый звук...

– Это что, мотор? – удивился он вслух.

Длинный прислушался:

– Точно... грузовик. И с запада. Вот нечисть, – бросив ведро, он схватил трёхлинейку. – Бежим! Ну? – удивлённо поднял он брови, видя, что Пашка медлит. – Если вместе – отобьёмся!