Текст книги "Мёртвые души (худ. А. Лаптев)"

Автор книги: Николай Гоголь

Соавторы: Алексей Лаптев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц)

Н.В.Гоголь
МЕРТВЫЕ ДУШИ

О великой поэме Гоголя[1]1
  Сокращенный вариант статьи, напечатанной в издании «Н. В. Гоголь. Мертвые души. Изд-во «Детская литература». М., 1967».


[Закрыть]

1

У каждого художника есть произведение, которое он считает главным делом своей жизни, – произведение, в которое он вложил самые заветные, сокровенные думы, все свое сердце.

Таким главным делом жизни Гоголя явились «Мертвые души». Его писательская биография продолжалась двадцать три года. Из них около семнадцати лет были отданы работе над «Мертвыми душами».

Еще только начав писать это произведение, Гоголь проникся убеждением в его исключительной важности, в том, что оно должно сыграть какую-то особую роль в судьбах России и прославить имя автора. 28 июня 1836 года он писал Жуковскому: «Клянусь, я что-то сделаю, чего не делает обыкновенный человек… Это великий перелом, великая эпоха моей жизни». Четыре с половиной месяца спустя – тому же корреспонденту: «Если совершу это творение так, как нужно его совершить, то… какой огромный, какой оригинальный сюжет! Какая разнообразная куча! Вся Русь явится в нем! Это будет первая моя порядочная вещь, которая вынесет мое имя». Гоголь так увлечен новым сочинением, что в сравнении с ним все написанное прежде кажется ему пустяковыми «мараньями», которые «страшно вспомнить».

Сколь бы, однако, ни было велико значение «Мертвых душ», нет нужды противопоставлять их предшествующему творчеству писателя. Без «Вечеров на хуторе близ Диканьки» и «Миргорода», «Петербургских повестей» и «Ревизора» не было бы «Мертвых душ».

Развитие Гоголя шло необыкновенно быстро, интенсивно. Между выходом в свет первого цикла его повестей и началом работы над «Мертвыми душами» прошло всего три-четыре года. Но громадный художественный опыт, добытый Гоголем в процессе работы над первыми своими произведениями, дал ему возможность создать гениальную поэму.

…Есть писатели, легко и свободно придумывающие сюжеты своих сочинений. Гоголь к их числу не относился. Он был мучительно не изобретателен на сюжеты. С величайшим трудом давался ему сюжет каждого произведения. Ему нужен был всегда внешний толчок, чтобы окрылить свою фантазию. Современники рассказывают, с каким жадным интересом слушал Гоголь различные бытовые истории, анекдоты, подхваченные на улице были и небылицы. Слушал профессионально, по-писательски, запоминая каждую характерную деталь. Проходили годы – и иная из этих случайно услышанных историй оживала в его произведении. Для Гоголя, вспоминал впоследствии П. В. Анненков, «ничего не пропадало даром».

Сюжетом «Мертвых душ» Гоголь, как известно, был обязан Пушкину, давно внушавшему ему мысль написать большое эпическое произведение. Об этом вспоминал Гоголь в своей «Авторской исповеди».

Находясь в ссылке в Кишиневе, Пушкин услышал историю похождений некоего авантюриста, скупавшего у помещиков умерших крестьян с тем, чтобы заложить их, как живых, в опекунском совете и получить под них изрядную ссуду. Эту историю долго хранила память поэта, и она, вероятно, стала зерном того сюжета, который почти полтора десятилетия спустя после кишиневской ссылки он рассказал Гоголю.

Надо заметить, что затея Чичикова отнюдь не была такой уж редкостью в самой жизни. Мошенничества с «ревизскими списками» были в те времена довольно распространенным явлением. Действительный случай покупки мертвых душ, о котором мог слышать Гоголь, имел место в самом Миргородском уезде. Об этом впоследствии рассказывала сестра писателя. Можно с уверенностью предположить, что не один какой-то определенный случай лег в основу гоголевского сюжета. Писатель, очевидно, был наслышан о многих подобных историях. И он обобщил их.

Ядром сюжета «Мертвых душ» была авантюра Чичикова. Она только казалась невероятной, анекдотичной; на самом же деле была достоверной во всех мельчайших подробностях. Крепостническая действительность создавала весьма благоприятные условия для таких авантюр.

До начала XVIII века правительство учитывало лишь общее количество крестьянских дворов в стране. Указом 1718 года так называемая подворная перепись была заменена подушной. Отныне все крепостные мужского пола, «от старого до самого последнего младенца», подвергались обложению налогом. Через каждые 12-15 лет учинялись ревизии, регистрировавшие фактическое количество податных душ. Умершие же крестьяне, или беглые, или отданные в рекруты считались до следующих «ревизских сказок» податными, и помещик обязан был либо сам платить налог в казну за них, либо раскладывать причитающуюся сумму на оставшихся крестьян.

Мертвые души становились обузой для помещиков, мечтавших, естественно, от них избавиться. И это создавало психологическую предпосылку для всякого рода махинаций. Одним мертвые души были в тягость; другие, напротив, испытывали нужду в них, рассчитывая при помощи мошеннических сделок извлечь выгоду. Именно на это уповал Павел Иванович Чичиков.

Гоголь великолепно разбирался во всех тонкостях устройства крепостнической машины. Вся история с покупкой Чичиковым мертвых душ рассказана писателем в полном соответствии с действующим в России законодательством. Чичиков не зря выхваляется, что он «привык ни в чем не отступать от гражданских законов». Суть дела состояла в том, что фантастическая сделка Чичикова осуществлялась в полном соответствии с параграфами закона.

Действительность николаевской России сама по себе столь невероятна, отношения между людьми так искажены, что в этом мире совершаются самые невероятные, самые неправдоподобные с точки зрения здравого смысла события.

Гоголю всегда нравились истории, отличавшиеся резкими, неожиданными поворотами сюжета. В основе сюжетов многих его произведений – нелепый анекдот, исключительный случай, чрезвычайное происшествие. И чем более анекдотичной, чрезвычайной кажется внешняя оболочка сюжета, тем ярче, достовернее, типичнее предстает перед нами реальная картина жизни. Здесь – одна из своеобразных особенностей гоголевского искусства.

Гоголь начал работать над «Мертвыми душами» в середине 1835 года, то есть еще раньше, чем над «Ревизором». 7 октября 1835 года он сообщает Пушкину, что уже написал три главы «Мертвых душ». Но новая вещь, по-видимому, еще не захватила Гоголя. Он мечтает написать комедию. В том же письме он просит Пушкина подсказать какой-нибудь «русский чисто анекдот» для комедии, которая «будет смешнее черта». И лишь после «Ревизора», уже за границей, Гоголь по-настоящему взялся за «Мертвые души».

Чем дальше продвигалась работа над новым произведением, тем более грандиозными представлялись Гоголю его масштабы и более сложными задачи, которые перед ним стояли. Написанные в России первые три главы перерабатываются заново. Гоголь бесконечно переделывает каждую вновь написанную страницу. Он живет затворником в Риме, лишь изредка позволяя себе уехать для лечения на воды в Баден-Баден, а для короткого отдыха – в Женеву или Париж. Три года проходят в напряженном труде.

Осенью 1839 года обстоятельства заставили Гоголя совершить поездку на родину.

Хотя это путешествие создавало некоторые осложнения для писателя (в связи с отсутствием денег и вынужденным перерывом в работе), но он был очень рад возможности побывать на родной земле, прикоснуться к источнику, из которого черпал вдохновение для своего великого труда.

Восемь месяцев спустя Гоголь решил вернуться в Италию, чтобы ускорить работу над книгой. Прошел год, и она была завершена. Осталось наложить последние штрихи, отшлифовать некоторые детали и переписать рукопись набело.

В октябре 1841 года Гоголь снова приехал в Россию с намерением напечатать свое новое произведение – итог упорного шестилетнего труда. Он прожил несколько дней в Петербурге и затем уехал в Москву, чтобы там добиться цензурного разрешения.

В декабре рукопись поступила на рассмотрение Московского цензурного комитета. Здесь она встретила к себе явно враждебное отношение. Гоголь в конце концов был вынужден забрать рукопись.

В конце декабря 1841 года в Москве гостил Белинский. Гоголь обратился к нему с просьбой захватить с собой рукопись в Петербург и посодействовать скорейшему прохождению ее через тамошние цензурные инстанции. Критик охотно согласился выполнить это поручение.

Петербургская цензура оказалась более снисходительной. После долгих проволочек она наконец разрешила печатать книгу, но при этом признала в ней тридцать шесть мест «сомнительными» и потребовала внести существенные поправки в «Повесть о капитане Копейкине» либо вовсе снять ее да, кроме того, изменить название поэмы. «Похождения Чичикова, или Мертвые души» – таково было предложенное цензурой название. Под таким названием поэма издавалась вплоть до Октябрьской революции.

21 мая 1842 года «Мертвые души» вышли из печати.

2

Сюжет «Мертвых душ» состоит из трех внешне замкнутых, но внутренне очень связанных между собой звеньев: помещики, городское чиновничество и жизнеописание Чичикова. Каждое из этих звеньев помогает обстоятельнее и глубже раскрыть идейный и художественный замысел Гоголя.

Поэма начинается с приезда Чичикова в губернский город NN. Тихо и незаметно его бричка на мягких рессорах подкатила к воротам гостиницы. Приезд Чичикова не вызвал в городе никакого шума. Здесь, в городе, завязывается сюжет. Здесь еще полутаинственный Чичиков заводит знакомства, и, как в прологе, перед нами проходят почти все персонажи. Движение сюжета начинается со второй главы.

Первым среди помещиков, которых навестил Чичиков, был Манилов. За ним следуют Коробочка, Ноздрев, Собакевич. И завершает галерею помещиков Плюшкин.

Почти все персонажи «Мертвых душ» воспринимаются читателем как бы двойным зрением: мы видим их, во-первых, такими, какими они кажутся самим себе, и, во-вторых, какими они, соотнесенные с идеалом писателя, являются на самом деле. Этот контраст между мнимой значительностью героя и его истинным ничтожеством – источник глубокого комизма.

Каждый из помещиков, с которыми встречается Чичиков, обладает своей резко обозначенной «индивидуальностью».

Сравнивая характеры помещиков, можно у каждого найти свои «преимущества» перед другими и свою степень пародии на ум, сердечность, хозяйственность и т. д. Но есть один признак, по которому эти образы выстраиваются по нисходящей: от одного к другому все гуще становится та их античеловеческая сущность, которую сам Гоголь назвал пошлостью холодных, раздробленных характеров. «…Один за другим следуют у меня герои один пошлее другого», – писал Гоголь об этом в 1843 году.

Давно уже замечена одна характерная особенность гоголевского стиля: особый интерес писателя к изображению бытового, вещного, предметного окружения его героев. Художник необычайно наблюдательный, Гоголь умел находить отражение характера человека в окружающих его мелочах быта.

Вещь несет на себе отпечаток характера человека, которому она принадлежит. Поэтому человек и неодушевленный предмет часто сближаются. Предмет помогает глубже понять человека.

Герои гоголевской сатиры – люди, лишенные духовности, не способные ни к какому высокому движению душевному. Они ограниченны и примитивны в своих стремлениях. Их интересы почти никогда не выходят за пределы пошлой материальности. Отсюда особое внимание Гоголя к изображению быта его героев и вообще прозаического «дрязга жизни». Вещи, мебель, предметы домашнего обихода начинают играть весьма активную роль в повествовании, помогая отчетливее выявить те или иные черты характера персонажа. Эти черты иногда перенимают вещи, и они становятся не только двойниками своих хозяев, но и орудием их сатирического обличения. Духовный мир таких героев настолько мелок, ничтожен, что вещь вполне может исчерпать их внутреннюю сущность.

Эта особенность гоголевского искусства всего нагляднее раскрывается в «Мертвых душах», и наиболее тесно срослись вещи с их хозяином у Собакевича.

Тема покупки мертвых душ по-разному возникает в каждой главе.

«Негоция» Чичикова вызывает у помещиков совершенно различную реакцию. Манилов был смущен и удивлен необычностью предложения. Коробочку оно озадачило. Ноздрев отнесся к нему с озорным любопытством, предчувствуя возможность осуществить очередную обменную операцию. Но никто из них так и не понял мошенническую суть «негоции». Быстрее всех раскусил Чичикова Собакевич. Опытнейший мошенник, он сразу нашел с ним общий язык.

От одной главы к другой нарастает обличительно сатирический пафос Гоголя. От Манилова к Собакевичу неумолимо усиливается омертвение помещичьих душ, завершающееся в уже почти окаменевшем Плюшкине.

О Плюшкине Чичиков впервые услышал от Собакевича, давшего своему соседу по имению, как обычно он это делал, весьма нелестную аттестацию.

Главу о Плюшкине Гоголь считал одной из самых трудных. Образы помещиков раскрыты Гоголем как характеры уже сложившиеся. Единственное исключение – Плюшкин. Он не просто завершает собой галерею помещичьих мертвых душ. Он несет в себе наиболее зловещие признаки неизлечимой, смертельной болезни, которой заражен крепостнический строй. Вот почему Гоголю казалось важным раскрыть этот характер в развитии, показать, как Плюшкин стал Плюшкиным.

В прошлом слыл он человеком опытным, предприимчивым и трудолюбивым, не лишен был ума и известной житейской зоркости. Иной сосед, бывало, заезжал к нему побеседовать и поучиться «хозяйству и мудрой скупости». А потом все пошло прахом. Развалилась семья его. Плюшкин остался единственным сторожем, хранителем и «владетелем» своих богатств. Одиночество усиливало его подозрительность и скупость. Все ниже и ниже опускался Плюшкин, пока не превратился в «какую-то прореху на человечестве». Но почему он потерпел крушение? Несчастные обстоятельства его личной жизни немало содействовали этому процессу. «Все похоже на правду, все может статься с человеком», – замечает Гоголь. Однако то, что случилось с Плюшкиным, – результат не только печальных случайностей в его личной биографии. Здесь действовала закономерность более глубокая и сложная. Условия социального бытия Плюшкина неотвратимо должны были привести его к тому положению, в котором застал его Чичиков.

Гоголь был наделен острым чувством гражданского самосознания. Уродливое в жизни всегда вызывало в нем горькое раздумье о человеке, о его трагической судьбе в современном мире, о нелепости общественного строя, в котором хозяевами жизни являются Собакевичи и Плюшкины.

Впрочем, не только они.

Изображение жизни дореформенной России было бы недостаточно полным, если бы Гоголь ограничился только образами помещиков. В сюжет включена еще одна важная общественная сила – чиновничество. Правда, оно уже в «Ревизоре» было предметом изображения. Но может показаться, что сатира нацелена там на слишком малые величины и что это в известной мере суживало возможности художественного обобщения жизненного материала. А главное, это как бы давало мнимое обоснование фальшивому доводу: дескать, изображенная писателем картина малодостоверна, ибо действительно случись в уездном городе нечто подобное тому, что показано в «Ревизоре», оно немедленно было бы пресечено властями губернскими и столичными. К этому доводу довольно откровенно прибегали идейные противники Гоголя и его комедии.

Разумеется, нравы властей небольшого уездного городка давали яркое представление о власти всей империи. Тем не менее в новом произведении писатель не случайно увеличил масштабы изображения чиновничьего мира. Уездному городку, от которого, хоть два года скачи, ни до какого государства не доедешь, пришел на смену город губернский. К тому же, как мы увидим, Гоголь не ограничивается изображением губернских начальников, он целит еще выше.

Общая атмосфера жизни губернского города несколько отлична от условий сонного безмятежного существования Манилова или Коробочки. Неподвижности и застойности помещичьего быта противопоставляется мир, кажущийся совсем иным, исполненный энергии и страстей, суеты и хлопот. Но при ближайшем рассмотрении выясняется, что это различие лишь видимое. На самом деле действительность губернского города «призрачна», как «призрачны» люди, его населяющие, – от высокопоставленных чиновников, отцов города, до безвестного франта, попавшегося навстречу экипажу Чичикова у самой гостиницы.

Чиновников Гоголь рисует хотя и не так подробно, как помещиков, но в совокупности своей они образуют достаточно выразительный коллективный портрет губернской власти.

Гоголь раскрывает отношение деятелей губернской власти к служебному, государственному долгу, в высокое назначение которого он сам верил. Государственная должность для этих деятелей лишь средство беспечной и праздной жизни. Важная особенность изображения персонажей «Мертвых душ» – в том, что каждый из них предстает перед нами в многообразных связях с общественной средой. Что формирует характер человека? Гоголь искал ответ на этот вопрос не в биологической природе человека, а в окружающей его общественной среде.

И это обстоятельство с еще большей силой подчеркивало «энергию негодования», которой проникнута поэма Гоголя. Предметом сатиры Гоголя были, по существу, не личности, но социальные пороки значительной части общества.

«Ревизор», в котором изображена компания уездных чиновников, вызвал в высших петербургских сферах неслыханный переполох. Сообщая об этом в мае 1836 года Погодину, Гоголь не без лукавства добавил: «Столица щекотливо оскорбляется тем, что выведены нравы шести чиновников провинциальных; что же бы сказала столица, если бы выведены были хотя слегка ее собственные нравы!»

В «Мертвых душах» писатель коснулся и этой самой опасной темы. «Столичная» тема постоянно живет на страницах «Мертвых душ». Едва ли не в каждой главе Гоголь так или иначе вспоминает Петербург. Он никогда не пропустит случая, чтобы не сказать двух-трех едких слов по его адресу.

Но однажды «столичная» тема прозвучала в «Мертвых душах» без всяких иносказаний, прозвучала с предельной сатирической обнаженностью в «Повести о капитане Копейкине».

Здесь рассказана драматическая история об инвалиде – герое Отечественной войны 1812 года, прибывшем в Петербург за «монаршей милостью». Защищая родину, он потерял руку и ногу и лишился каких бы то ни было средств к существованию. Капитан Копейкин добивается встречи с самим министром, который оказывается черствым, бездушным чиновником. Маленький человек попал в беду, из которой нет никакого выхода. А всесильному министру нет никакого дела до несчастного инвалида. Министр лишь досадует, что посетитель отнимает у него так много времени: «Меня ждут дела важнее ваших». И мы знаем, какие это дела: ждут решений и приказаний генералы – словом, важные государственные дела. С какой откровенностью противопоставлены здесь интересы «государственные» и интересы простого человека!

Символом этой государственной власти выступает и Петербург – чинный, важный, утопающий в роскоши. Это город, в котором совершенно немыслимо жить бедному человеку. Так возникает в «Мертвых душах» перекличка с проблематикой «Петербургских повестей». Петербург – неприветный, жестокий город, бесконечно чуждый маленькому человеку. К нему, этому человеку, равнодушен и министр. Он не только не помог инвалиду, но, возмутившись его «упрямством», распорядился выслать его из столицы. А Копейкин гневно размышляет: раз министр советовал ему самому найти средства помочь себе – хорошо: он найдет. Вскоре Копейкин стал атаманом появившейся в рязанских лесах «шайки разбойников», грабившей казну и помогавшей беднякам.

По своему внутреннему смыслу, по своей идее «Повесть о капитане Копейкине» является важным элементом в идейном и художественном замысле гоголевской поэмы. «Повесть» как бы венчает всю страшную картину поместно-чиновно-полицейской России, нарисованную в «Мертвых душах». Воплощением произвола и несправедливости является не только губернская власть, но и столичная бюрократия, само правительство. Чего же стоит это бездушное правительство, если оно не может оказать помощи защитнику отечества!

«Повесть о капитане Копейкине» содержала в себе очень острое политическое жало. И это было верно угадано петербургской цензурой, потребовавшей от автора либо выбросить всю «Повесть», либо внести в нее существенные исправления. Гоголь не жалел усилий, чтобы спасти «Повесть». Но все усилия оказались безрезультатными. 1 апреля 1842 года цензор А. Никитенко сообщил ему: «Совершенно невозможным к пропуску оказался эпизод Копейкина – ничья власть не могла защитить его от гибели, и вы сами, конечно, согласитесь, что мне тут нечего было делать».

Гоголь был весьма огорчен подобным исходом дела. 10 апреля он писал Плетневу: «Уничтожение Копейкина меня сильно смутило! Это одно из лучших мест в поэме, и без него – прореха, которой я ничем не в силах заплатать и зашить». Писатель был убежден, что без Копейкина издавать «Мертвые души» невозможно.

Повесть о Копейкине давала автору возможность включить в поэму тему героического 1812 года и тем самым еще резче оттенить поведение чиновников губернского города, характерную для них вакханалию эгоизма красотой человеческого духа, нравственным величием подвига в защиту отечества. Почтмейстер недаром заметил, что из этого рассказа писатель мог бы сделать «в некотором роде целую поэму».

Сильный и мужественный, исполненный человеческого достоинства, Копейкин являл собой разительную противоположность бессердечию и произволу столичной власти, трусливой и жалкой губернской знати. Всем этим людям противостоит Копейкин – смелый, добрый человек с героической и печальной судьбой. Никогда еще тема маленького человека не звучала у Гоголя с такой трагической, пронзительной силой, ибо маленький человек вырастает здесь в фигуру величественную – в защитника и спасителя Родины.

Повесть о Копейкине всего лишь «на миг» отвлекала читателя от затхлого мира собакевичей и чиновников губернского города, но эта смена впечатлений создавала определенный художественный эффект и помогала отчетливее выразить идейный замысел всего произведения, его обличительный смысл.

Вот почему Гоголь так дорожил Копейкиным. Чтобы спасти «Повесть», пришлось пойти на серьезную жертву: пригасить в ней сатирические мотивы.

В течение нескольких дней писатель создал новый вариант «Повести о капитане Копейкине», «так что, – писал он Прокоповичу, – уж никакая цензура не может придраться».

Копейкин теперь как бы сам стал виноват в своей горькой участи. В письме к Плетневу от 10 апреля 1842 года Гоголь писал еще о «Копейкине»: «Я лучше решился переделать его, чем лишиться вовсе. Я выбросил весь генералитет, характер Копейкина означен сильнее, так что теперь видно ясно, что он всему причиною сам и что с ним поступили хорошо».

В этом варианте повесть о Копейкине появилась в печати. Лишь после 1917 года была восстановлена ее доцензурная редакция.

3

Главную роль в сюжете «Мертвых душ» играет Павел Иванович Чичиков. Чичиков – единственный персонаж, история жизни которого раскрыта во всех деталях. Историческая новизна характера заставила писателя заняться его всесторонним художественным исследованием. Чтобы понять Чичикова как общественно-психологический тип, надо было осмыслить тайну его происхождения и постигнуть те жизненные условия, под влиянием которых формировался его характер. Манилов и Собакевич, Коробочка и Ноздрев показаны Гоголем более или менее статично, то есть вне развития, как характеры, олицетворяющие уклад жизни, вполне устоявшийся, неподвижный, рутинный. Они везде одни и те же, вопрос о формировании таких характеров не возникает. Одному Плюшкину дана в поэме «предыстория», но это история вырождения «мудрой скупости» в «прореху на человечество». Статичность характера вполне соответствовала застойности быта и всего образа жизни подобных людей.

К характеру Чичикова Гоголь подошел иначе. Чичиков, выражавший явление новое, еще только зреющее, должен был быть изображен по-другому, иным способом. Характер его показан в непрерывном развитии, в столкновении с различными препятствиями, возникающими на его пути.

Жизнеописание Чичикова гораздо полнее, чем любого из персонажей «Мертвых душ». Перед нами проходит вся жизнь героя. Писателю было важно показать этот характер и в его истоках – социальных и психологических, и в процессе его последующего развития.

Чичиков – «новый» человек в России, вызывавший к себе величайший интерес и любопытство. То было время, когда истинным хозяином жизни становился капитал. Без роду и племени, он бесцеремонно вторгался в светские гостиные и все более напористо оттеснял в различных областях общественной жизни дворянскую аристократию.

Прослышав о миллионах Чичикова, все губернское общество потянулось к нему. Но так же быстро оно отпрянуло от него, как только узнало, что никаких миллионов у него нет. И «прилив» и «отлив» дали Гоголю материал для тонких психологических наблюдений.

Для Гоголя Чичиков – вовсе не мелкий жулик. Писатель видел неукротимую энергию Чичиковых в их стремлении к капиталу, к «миллиону». Видел, что Чичиковы, стремясь к «миллиону», освобождаются от всего человеческого в себе и беспощадны к людям, ставшим на их пути.

Гоголь хорошо понимал ту страшную угрозу, которую нес народу Чичиков. Чичиковщина проникала в души все большего числа людей, шире становился круг тех, которые испытывали «нежное расположение к подлости» при виде «миллионщика». Чичиковы угрожают пошлый мир сменить миром воинствующей подлости. Пошлый мир «мертвых душ» исторически обречен. Чичиков же растет как «приобретатель, хозяин», растет безнаказанно, при тайной зависти к его силе.

«Мертвые души» – произведение энциклопедическое по широте охвата жизненного материала. Это художественное исследование коренных проблем современной писателю общественной жизни. Здесь вскрыты ее самые острые социальные противоречия. В композиционном отношении главное место в поэме занимает изображение помещичьего и чиновничьего мира. Но идейным ее стержнем является мысль о трагической судьбе народной. Правда, «люди низкого класса» изображены не крупным планом и занимают в общей панораме событий скромное место. Гоголь при этом иронически ссылается на вкусы «читателей», которые «неохотно… знакомятся с низкими сословиями». Но значение тех немногих эпизодов, в которых непосредственно изображается народная жизнь, в общей концепции произведения чрезвычайно велико.

Среди образов крепостных крестьян мы не видим характеров столь же яркой художественной силы, как среди помещиков. Но тем не менее типажи, представляющие крепостную Россию, весьма разнообразны. От малолетней девочки Пелагеи – той самой, которую Селифан корил в незнании, «где право, где лево», – до безымянных, умерших или беглых мужиков Собакевича и Плюшкина, которые не действуют, а лишь мимоходом упоминаются, перед нами проходит обширная галерея персонажей, многоцветный образ народной России. Этот образ проникнут у Гоголя той атмосферой сердечности и благородства, которая заставляет нас вспомнить самые проникновенные лирические страницы «Вечеров на хуторе близ Диканьки» и «Тараса Бульбы». Широкий размет души, природная сметка, мастеровитость, богатырская удаль, чуткость к слову, разящему, меткому, – в этом и во многом другом проявляется у Гоголя истинная душа народа.

Изображение народа проникнуто у Гоголя поэзией. От «Вечеров на хуторе» и «Тараса Бульбы» идет прямая дорога к лирической атмосфере многих страниц «Мертвых душ».

Повествование в «Мертвых душах» то и дело прерывается взволнованными лирическими монологами автора, оценивающего поведение героя или размышляющего о жизни, об искусстве. Наибольшего напряжения достигает лирический голос автора на тех страницах, которые непосредственно посвящены Родине, России, ее будущему. Будущее России никогда еще с такой страстной силой не вторгалось в изображение крепостнической действительности. Впервые в русской литературе будущее становилось судьей настоящего.

Лирические монологи Гоголя – примечательное явление и с точки зрения художественной. В них угадываются завязи нового литературного стиля, который позднее обретет яркую жизнь в прозе Тургенева и особенно в творчестве Чехова.

В сознании писателя далеко не сразу определились жанровые особенности «Мертвых душ». Сложный и оригинальный замысел требовал для своего воплощения и соответственных художественных решений. Привычные жанровые схемы казались Гоголю неподходящими. Надо было совершенно по-новому завязывать сюжет и композиционно его развертывать.

На начальном этапе работы Гоголь назвал свое новое произведение романом. Характерно замечание Гоголя в письме к Пушкину: «Сюжет растянулся на предлинный роман». Это слово «роман» мелькает еще несколько раз в гоголевских письмах. Одновременно в письмах начинает проскальзывать и другое слово – «поэма». Например, 12 ноября 1836 года он сообщает Жуковскому из Парижа о том, как идет работа над новым произведением: «Каждое утро, в прибавление к завтраку, вписывал я по три страницы в мою поэму…» Гоголю все еще неясно, в какую жанровую форму выльется его художественный замысел. 28 ноября того же 1836 года он пишет Погодину: «Вещь, над которой сижу и тружусь теперь, и которую долго обдумывал, и которую долго еще буду обдумывать, не похожа ни на повесть, ни на роман, длинная, длинная, в несколько томов, название ей «Мертвые души» – вот все, что ты должен покамест узнать о ней». Однако впоследствии Гоголь все более убежденно склонялся к мысли, что его новое произведение – поэма. Но поэма не в традиционном, а в каком-то особом значении слова.

Такое необычное определение прозаического произведения Гоголь несколько позднее теоретически обосновал в набросках к «Учебной книге словесности для русского юношества».

Рассматривая в них поэзию повествовательную, Гоголь выделяет в ней несколько видов в зависимости от широты охвата жизненных явлений. «Величайшим, полнейшим, огромнейшим и многостороннейшим из всех созданий» Гоголь называет эпопею, являющуюся достоянием древнего мира и наиболее совершенно выразившуюся в «Илиаде» и «Одиссее». Характерная особенность эпопеи в том, что в ней отражается целая историческая эпоха, жизнь народа и даже всего человечества.

Существенное отличие от эпопеи представляет собой роман. Гоголь называет этот тип сочинений «слишком условленным», то есть условным. Предмет романа – не вся жизнь, но лишь «замечательное происшествие в жизни». Главное внимание здесь должно быть сосредоточено на изображении характеров, и Гоголь подчеркивает: «Судьбою всякого из них озабочен автор», «Всяк приход лица, вначале, по-видимому, не значительный, уже возвещает о его участии потом». Но основное внимание романиста должно быть сосредоточено на центральном герое: «Все, что ни является, является потому только, что связано слишком с судьбой самого героя».