Текст книги "Серая скала (сборник)"

Автор книги: Николай Автократов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава VII
ВСТРЕЧА НА ЯРМАРКЕ

Я попытался сблизиться с Петей. Задача оказалась трудной. Он был необщительный, ни с кем не дружил, спортом не занимался, предпочитал проводить время дома, за книгой. Когда я приходил к Сердобиным, он встречал меня вежливо, но не улыбался, молчал и, видимо, тяготился моим присутствием. Ко мне он не питал доверия, и я просто терялся, не зная, как к нему подойти.

Выручила Анечка. Она предложила отправиться на колхозную ярмарку в село Лановцы. Это большое село находится довольно далеко от завода, в тридцати шести километрах, но с заводом налажено регулярное автобусное сообщение. Во время ярмарки машины отправлялись каждые полчаса. Анечка сама предложила пригласить в эту поездку Петю Сердобина.

– После смерти отца, – сказала она, – он стал таким угрюмым, печальным, его надо развлекать. Возьмем его с собой! Я сама его позову.

«Трудненько будет это сделать», – подумал я, но ошибся.

Петя с радостью принял наше предложение, оживился и быстро собрался в дорогу.

Мы с трудом втиснулись в одну из машин, битком набитую пассажирами, и понеслись по широкому шоссе, обсаженному тополями, мимо наполовину убранных полей, на которых то здесь, то там работали комбайны да ползли, неуклюже покачиваясь, грузовики, отвозящие зерно.

Село Лановцы живописно расположилось по косогору около небольшого озера. Когда мы спускались к нему, нам открылась ярмарка, пестреющая тысячами разноцветных полотнищ – белых, синих, красных и желтых. Все пространство от края села до озера было заставлено палатками, прилавками, возами и автомобилями. Для защиты от горячих лучей солнца повсюду были, натянуты полотнища  – над каждым возом, машиной или просто сидящим на земле продавцом.

– Как красиво! – воскликнула Татьяна. – Словно цыганский табор.

– Или лучше – лагерь бедуинов, – сказал я, внимательно наблюдая за Петей.

Ничего, никакого впечатления: он не вздрогнул, не изменился в лице, даже не обернулся.

Автомобиль остановился у края села. Мы вылезли и через минуту уже ходили среди возов, доверху наполненных огурцами, зеленым перцем и кукурузой, около ароматных дынь и арбузов, кучами разложенных на подстилках, мимо торговок яйцами, курами, беспомощно лежащими в пыли со связанными лапками, мимо гусей, вытягивающих из кошелок длинные шеи, мимо хрюкающих свиней, визжащих поросят. Осторожно обходили расставленную на земле глиняную посуду, разукрашенную яркими разводами всех цветов. Толкались среди продавцов незатейливых игрушек – кукол, кошечек, дудок и свистулек. Всюду толпился народ, кричал, спорил, торговался. Слышалась украинская речь вперемежку с русской.

Торговля с возов нас мало интересовала, и мы направились к палаткам. Там на прилавках лежал свежий хлеб, куски желтоватого украинского сала, белый творог в деревянных мисках, завернутое в лопух масло, мед, над которым кружились рои пчел, молодое вино в больших стеклянных графинах, вяленая и копченая рыба, листовой табак. И дальше – целые горы ярко-красных помидоров, синих баклажан, яблок, слив и винограда различных сортов и оттенков. Мы купили его несколько килограммов и, пройдя мимо палаток с мануфактурой, готовым платьем и поношенной одеждой, спустились к озеру.

Анечке обязательно захотелось посидеть у самой воды, где, по ее мнению, было прохладнее. Петя остался с ней. Мы же с Татьяной поднялись в рощу и расположились в тени деревьев. Недалеко стоял киоск, где продавали мороженое. Купив несколько порций очень вкусного пломбира с орехами, мы стали его уничтожать.

Наши спутники, посидев немного на самом солнцепеке, присоединились к нам.

– Э! Да они едят мороженое! – воскликнула Анечка. – Какое чудесное! С орехами?.. Где вы его достали?

– А вон у того бедуина в киоске. – Я указал на смуглого продавца, и в самом деле похожего на араба.

Петя побежал покупать мороженое. Ни удивления, ни смущения не отразилось на его лице и на этот раз.

– При чем тут бедуины?—заметила Татьяна недовольным голосом. – Что они вам сегодня дались, Сережа?

«Он не знает тайного смысла слова «бедуин», – подумал я. – Своими глупыми замечаниями я только выставляю себя в смешном виде».

Солнце пекло нестерпимо. От воды веяло прохладой. Мы поддались искушению и решили искупаться. Девушки пошли на женский пляж, Петя побежал на мужской. Я собирался последовать его примеру, когда меня кто-то окликнул. Обернувшись, я увидел, к своему удивлению, майора Рожкова. Он был в поношенном штатском костюме, стоптанных ботинках и без фуражки. В руках у него был сверток.

Он сделал мне глазами знак и зашел за пустую палатку.

– Вот, полюбуйтесь, Сергей Михайлович, на мою покупку, – сказал он тихо. – Как вам нравится?

Я развернул сверток и увидел прекрасный большой, совсем новый прорезиненный плащ серо-зеленого цвета, видимо дорогой. Только пуговицы на нем были дешевые – обыкновенные, плоские, черного цвета.

– Что такое? – спросил я. – Откуда, Андрей Матвеевич, у вас этот плащ?

– Купил я его в магазине случайных вещей. Прекрасная, совсем новая вещь киевской фабрики. Что вы в нем находите особенного?

– Пуговицы! Они не от этого плаща.

– Правильно. Они куплены здесь, на базаре, только недавно пришиты, и притом неопытной рукой. Старые отпороты, что видно по остаткам ниток... Тсс! – неожиданно прервал он свою речь. – Вам надо уйти... После увидимся. Когда нужно будет, извещу вас. Я предлагал вам пальто...

Я обернулся и недалеко от себя увидел Петю. Его тревожный взгляд был устремлен, однако, не на меня и не на майора, а на плащ, который тот держал передо мной развернутым. Я подошел к мальчику.

– Кто это? – спросил он.

– Не знаю... Так... Предлагал плащ, да он мне не нужен, – ответил я, стараясь придать своему голосу равнодушный тон.

Петя сразу скис. Он не пошел купаться и бродил в одиночку по берегу до тех пор, пока не вернулись с купанья девушки. Потом мы пошли обедать в столовую; потом сидели в тени дерева и ели виноград. У Анечки от жары и толкотни разболелась голова, и она стала собираться домой. Я было хотел остаться, надеясь встретиться с майором, но потом решил, что благоразумнее будет подчиниться общему решению. Мы сели в автобус и отправились в обратный путь.

Все устали. Разговор не клеился. Анечка жаловалась на головную боль. Петя опять погрузился в угрюмое молчание.

Глава VIII
«РУКА ЛИСОВСКОГО»

Наша встреча с майором на ярмарке была столь кратковременной, что я не успел узнать от него ничего и не смог сообщить ему о своих разговорах с Петей. Впрочем, мне казалось, что он не придал бы им большого значения. Гораздо больше мучило меня то обстоятельство, что я до сих пор ничего не сообщил майору о странном сходстве расчески корреспондента Коломийцева с расческой, найденной нами в башне. Правда, полной уверенности в том, что обе расчески совершенно одинаковы, у меня не было, но умолчать об их сходстве я все-таки не имел права. Тогда, ночью, в кабинете майора я подумал об этом, но, увлеченный разгадкой шифра, позабыл сказать. Теперь я ждал вызова майора. Самовольно явиться к нему я не мог, звонить по телефону – тоже, послать письмо боялся. Я проводил время в томительном бездействии. Татьяна заметила это.

– Я вас не узнаю, Сережа, – сказала она. – Вы стали каким-то странным. И не гуляете и не читаете. Ходите по комнате из угла в угол, как маятник. Что с вами случилось? Идемте лучше ловить рыбу бреднем.

Но и рыбная ловля не помогла. Я чувствовал, что в городе совершаются важные события, и всей душой стремился принять в них участие. Я не ошибся. Когда через несколько дней мы встретились с майором, я узнал все, что там произошло в эти дни. Чтобы не нарушать хронологической последовательности, опишу эти события.

Поиски человека с фамилией Лисовский ни к чему не привели. Лицо с такой фамилией не проживало ни в городе, ни в окрестностях ни сейчас, ни при фашистах, ни до войны. Майор оказался в затруднительном положении, а между тем необходимость разгадать выражение «рука Лисовского» он понимал прекрасно.

Вот почему тотчас же по возвращении в город он заехал к Краевскому, который был коренным жителем, чтобы посоветоваться с ним. Их связывала боевая дружба, оба они сражались в партизанских отрядах.

Краевский уже слышал о смерти старика Сердобина, но не знал, что он стал жертвой убийства. Он с интересом выслушал рассказ Рожкова о расшифровке секретного шифра юных разведчиков. Выражение «рука Лисовского» он объяснил так:

– Лисовские – это старинный польский дворянский род, крупные магнаты. Когда-то весь город принадлежал им. Замок в стародавние времена тоже принадлежал Лисовским. На воротах сохранился их герб – рука с мечом. Уж не это ли и есть «рука Лисовского»? – Краевский засмеялся своей догадке.

Однако она была вовсе не так уж фантастична. Старинный замок много веков хранил страшные тайны, почему бы и теперь ему не сохранить еще одну? После ухода немцев его никто как следует не осматривал, там могли быть подвалы, не ведомые никому тайники, подземные ходы...

– Едем. Андрей Матвеевич. – сказал Краевский вставая. – Нечего терять времени. Необходимо проверить. Чем черт не шутит! Может быть, здесь-то и кроется разгадка всех загадок.

Майор позвонил лейтенанту Хрулеву, приказал ему немедленно прибыть, захватив с собой рулетку, компас и отвес, да позаботиться о лестнице. Потом, не медля ни минуты, все отправились к замку.

Старые каменные ворота были высотой около шести метров. Над самой серединой их был высечен из камня щит шириной метра в полтора и высотой в два метра. На щите в виде барельефа была изображена рука с мечом. Хрулев поднялся по лестнице и опустил отвес сначала от основания руки, потом от конца меча. В землю вбили два колышка. Майор провизировал по ним направление.

– Надо идти на угол вон того дома, – сказал он.– Туда указывает «рука Лисовского»... Мерный шаг человека, – продолжал он, – равен в среднем шестидесяти двум сантиметрам, значит, двести двадцать пять шагов оставят сто сорок метров. Так удобнее будет считать. Идемте, лейтенант...

Они спустились вниз по улице, потом, волоча за собой ленту рулетки, перелезли через забор и остановились на середине двора. Здесь кончились сто сорок метров. Отсюда направились по компасу на восток и скоро вышли к реке. Дальше идти было некуда. Конечная точка находилась в воде.

– Явная чепуха, – сказал майор. – Мы дали большого маху. Наверное, герб этот ненастоящая «рука Лисовского».

– Мы кустарничаем, от этого проку не будет, – согласился Краевский. – Надо обратиться к специалистам, которые разбираются в этих гербах. Андрей Матвеевич, кто, по-твоему, лучше других знает здешние памятники старины?

– Маева, директор музея. Это ее специальность. И она живет здесь уже давно и хорошо знает всю округу.

– Тогда едем в музей!

...Старушка внимательно выслушала необычных посетителей потом сказала:

– Лисовские – старинный шляхетский род, теперь уже вымерший. Они свое происхождение вели от крестоносцев. Тот герб, что высечен на воротах, неполный; там только рука с мечом. Полный герб Лисовских, косящий название «Ронька», такой: на голубом поле щита слева красное пламя, из которого высовывается рука в серебряных латах, держащая серебряный меч. Внизу надпись по-латыни: «Igni et ferro», что значит: «Огнем и мечом». В городе есть несколько таких гербов – два на кладбище и один над фонтаном, что на старой площади. Потом есть гербы в бывшем имении Любецкого – на воротах и над конюшней, на старой церкви в селе Лановцы. Был он и на так называемой «Колонне согласия», покуда она стояла.

– Что это такое «Колонна согласия»? – спросил майор.

– Старинный монумент в память заключения союза между Лисовскими и Заверскими. Каменная колонна с гербами этих двух фамилий.

– Да, да, – вспомнил Краевский, – была такая колонна. Кажется, она давно развалилась.

– Памятник пришел в ветхость, но немцы его восстановили, потом при отступлении сами его взорвали.

– Где же стояла эта колонна? – спросил майор.

– Около дороги Олегово – Дергачи, километрах в шести от села Дергачи – в лесу, на горке.

– Недалеко от немецкого концентрационного лагеря, – пояснил Краевский.

– Это интересно! И сильно она разрушена?

– Да, мало что осталось.

– Очень жаль!.. Может быть, у вас сохранились какие-либо чертежи или фотографии?

– Фотографии, возможно, найдутся.

Маева принесла несколько снимков монумента. На круглом невысоком цоколе возвышалась каменная колонна, на вершине которой красовалась доска в форме щита с гербами на обеих ее сторонах. Фотографии были прекрасные, но на всех них памятник был снят на фоне неба, и это лишало всякой возможности на месте определить направление, куда показывает рука с мечом. Снимки были бесполезны. Майор сказал Маевой:

– Нам нужна такая фотография, где бы колонна была снята вместе с окружающим ландшафтом, и притом так, чтобы герб Лисовского был виден хотя бы частично. Пусть снимок будет плохим, мелким – это не имеет значения.

Отыскать такое фото оказалось делом трудным. Нашли несколько групповых снимков крупного плана. На них была хорошо видна перспектива, зато гербы не вышли. На одном фото, где была снята фашистская зондер-команда с автоматами и полицейские в форме, частично вышел герб, но ландшафт обозначился только верхушками деревьев. Отыскались снимки туристов, военных, землемеров с теодолитами, снимки охотников, увешанных трофеями, в болотных сапогах и с собаками на ремешках, велосипедистов в спортивных костюмах, стоящих возле своих машин, пионеров у костра, – все они не подходили. Подняли архив дореволюционных годов. Нашли снимки пикников, с самоварами, бутылками и граммофонами, каких-то паломников с котомками, монахов в черных рясах, и наконец к концу второго дня в одном из забытых ящиков нашли небольшой снимок экскурсии киевских учителей 1912 года. Перед колонной стояли мужчины в соломенных шляпах, котелках, с тросточками в руках и дамы в забавных длинных платьях. Сверху на снимок попала нижняя часть герба Лисовских – локоть руки в латах. На заднем плане виднелся лес, дорога и вдали какое-то село с колокольней. Это было именно то, что требовалось.

Майор взял эту и еще несколько фотографий и поблагодарил Маеву. Он решил на следующий же день идти попытать счастья к «Колонне согласия».

Глава IX
НЕОКОНЧЕННЫЕ ПОИСКИ

Рано утром, чуть только рассвело, меня окликнули. Оказалось, что это лейтенант Хрулев в штатском.

– Вставайте, Сергей Михайлович, майор ждет в машине...

Я оделся и поспешил за ним. На дороге стоял большой открытый автомобиль с поднятым верхом. В нем сидели майор Рожков и Краевский. Поздоровались, я занял место, и машина тронулась. По дороге я рассказал майору о своем разговоре с Петей, о том, что, видимо, ему неизвестно, кто скрывается под кличкой «Бедуин».

– Я так и думал – сказал майор. – Но плащ произвел на него впечатление. Вы заметили?

– Пожалуй, заметил, – удивился я вопросу,– только не понимаю, почему.

Майор ничего не сказал.

– Вы знаете, куда мы едем? – спросил он меня после долгого молчания.

– Нет.

– Я хочу попробовать отыскать подземную мастерскую фашистов.

«Попробовать» – в этом слове я слышал деликатный намек на мою непростительную оплошность, когда я так легкомысленно бросил списывать зашифрованную надпись. А теперь камнем на сердце лежал другой грех: я до сих пор ничего не сказал майору о расческе корреспондента.  Я твердо решил сообщить ему про нее, как только мы останемся наедине.

Машина быстро неслась по асфальту дороги, еще влажному от утренней росы, то поднимаясь на горку, то спускаясь в лощину. Мы ехали среди зелени, в которой то здесь, то там уже мелькали желтые и красные листья.

Меньше чем через час мы подъехали к реке и переправились на другой ее берег на моторном пароме. Отсюда дорога пошла сквозь лес. все время петляя вверх по косогору. С обеих сторон плотной стеной стояли деревья. Коренастые дубы с широко раскинувшимися тяжелыми кронами чередовались со стройными кленами и липами.

Но вот лес начал редеть, и машина въехала на гребень. Перед нами открылось широкое пространство. Дорога зигзагами спускалась вниз, огибая невысокие холмы, сплошь заросшие мелколесьем. Слева подымался темный каменный массив. Вдали, у горизонта, белели домики большого селенья и торчала колокольня церкви. Ее золоченый купол ярко горел в лучах солнца. Это было село Дергачи. «Колонна согласия», которую мы искали, должна была находиться где-то поблизости, на вершине одного из холмов, по ту или другую сторону дороги. Мы остановили машину и самым внимательным образом осмотрели в бинокли вершины всех окрестных холмов. Ничего сколько-нибудь похожего на камни – только кустарники и бурьян. Спросить не у кого – кругом ни одного человека. Оставалось обследовать каждый холм в отдельности.

Разделившись на две группы – я с Хрулевым, а майор с Краевским, – мы пустились на поиски.

До сих пор не могу забыть этот день. Вооруженные топорами И серпами, которые предусмотрительно захватил майор, мы взбирались по крутым склонам холмов, цепляясь за корни деревьев и ветви кустарников и с трудом прорубая себе дорогу. Достигнув вершины холма, мы осматривали каждый клочок земли и ничего, кроме кустов жимолости и терновника да зарослей полыни и вереска, не находили. Потом шли вперед, в сторону или через дорогу и снова лезли на другой холм – и так, казалось, без конца. Солнце давно уже стояло высоко и безжалостно пекло. Я не успевал вытирать льющийся градом пот. Грязная от пыли рубашка прилипла к телу. Мучила жестокая жажда. Я давно утратил веру в существование этой невидимой колонны и думал, что почтенная старушка Маева ввела нас в заблуждение.

Опять лезем вверх – и опять разочарование. Будет ли этому когда-нибудь конец? Но вот я смотрю на Краевского, и мне становится стыдно. Ковыляя на протезе и не выпуская изо рта трубки, он карабкается по крутым склонам холмов и спокойно обследует каждую пядь вершины.

Была уже середина дня, когда мы с Хрулевым услышали радостные крики. На вершине одного холма, отстоявшего довольно далеко от дороги, стоял Краевский и размахивал фуражкой, поднятой на палке.

– Сюда! Нашли! – кричал он.

Я тотчас побежал на крик, позабыв про жару и усталость. На вершине большого холма среди густой заросли мы увидели то, что осталось от «Колонны согласия». Каменный круглый постамент высотой в полметра и диаметром около трех метров был сложен из больших, плохо отесанных кусков. В середине его примерно на высоту человеческого роста поднимался остаток колонны. Из центра ее торчал ржавый железный прут. Вокруг были разбросаны щебень и куски железа. Нашли и самый герб – толстый железный щит величиной в метр, на котором заржавленная рука держала заржавленный меч. Кое-где виднелись следы голубой краски и серебра. Это было все, что осталось от герба Лисовских, некогда грозного символа их могущества. Кругом все так заросло дубняком и кустарником, что пришлось поработать топором еще целых полчаса, прежде чем мы очистили пространство вокруг монумента.

Майор достал фотографию киевских учителей и, обходя колонну вокруг, без труда нашел то место, откуда был сделан снимок; таким образом точно определялось положение герба. Ударами топорища выровняли торчащий из колонны прут, между ним и местом, откуда фотографировали учителей, натянули шнурок и перпендикулярно к нему укрепили на пруте рейку. Она и указывала направление «руки Лисовского». Мы снова взялись за топоры и начали прочищать в траве и кустарнике узкую просеку. Стоя за рейкой, Краевский наблюдал за нашей работой, указывая рукой нужное направление. Майор с рулеткой измерял расстояние. Так мы работали добрый час. Спустились по косогору, прошли через молодой кленовый лесок и вышли на небольшую полянку. В конечной точке, на расстоянии ста сорока метров от колонны, вбили в землю столбик. На него положили рейку и ориентировали ее по компасу в направлении запад – восток.

Теперь стали пробивать дорожку тем же порядком на восток, прямо в сторону большой темной скалы. Как я волновался! Как билось мое сердце, когда мы прорубали последние метры просеки! Может быть, недалеко отсюда находится заваленный вход в таинственную мастерскую, или скрытый спуск под землю, или какой-нибудь знак... Двести двадцать пять метров кончались на лужайке у опушки леса, совсем недалеко от берега реки.

Я огляделся. Ничего! Ровно ничего! Пустое место. Ни входа, ни люка, ни столбика – ничего! Одни деревья и кусты. Мы осмотрели всё кругом и ничего не нашли. Нет, впрочем, не совсем так.

Хрулев подошел к майору к встревоженно доложил:

– Товарищ командир, недалеко от полянки в неглубоком рву лежат истлевшие трупы. Очевидно, это рабочие, которых фашисты убили, чтобы избавиться от свидетелей секретной стройки. Это в их духе.

...Я стоял возле могилы неизвестных мне страдальцев и думал о звериной жестокости захватчиков и о той ужасной участи, которая постигла бы нашу Родину, если бы доблесть Советской Армии и стойкость нашего народа не опрокинули планов фашистов.

Что же дальше? Где теперь искать? Куда направиться? Это оставалось скрытым в тех двух строках цифр, написанных на стене камеры, которыми я так легкомысленно пренебрег.

– Ну что же, – заявил майор,– если мы не знаем, куда дальше идти, нам остается только самым тщательным образом осмотреть всю окрестность.

– А если ничего не найдем? – спросил я.

– Тогда, – ответил за майора Краевский, – мы пригласим сюда геологов-разведчиков и поручим им искать. Пусть они применят все новейшие достижения науки. Так или иначе, а эта тайная мастерская будет разыскана.

Решили немного отдохнуть и позавтракать. У Краеаского в сумке нашлось несколько бутербродов с ветчиной и икрой, у Хрулева – консервы и хлеб. Мы уселись на пеньках и стали закусывать всухомятку.

Наступил момент, удобный для объяснения. Я подошел к майору.

– Андрей Матвеевич, я все забываю вам сказать... —

тихонько начал я. – Видите ли, такую же расческу, какую нашли у Сердобина и в бойнице башни, я раньше видел у корреспондента Коломийцева, когда он был здесь. Он хранил ее в бумажнике.

– Что же вы мне раньше не сказали?

– Все забывал.

– Такие вещи не забываются. Точь-в-точь такую или очень похожую?

– Не могу сказать, я ее видел мельком, как следует не разглядел.

– Гм... Какого роста Коломийцев?

– Довольно высокого.

– А плаща вы у него не видели?

– Не помню. Какое-то пальто было.

– Он очки носит? Тоже не помните?

– Носит, помню.

– С какими стеклами, сильными или слабыми?

– Не заметил. Очки большие, круглые.

– Теперь все носят только такие.

Он говорил громко, нисколько не щадя моего самолюбия. Хрулев и Краевский все это прекрасно слышали. Я стоял с растерянным видом и не знал, что отвечать. Заметив это, Краевский вмешался в разговор.

– Ты думаешь, Андрей, – спросил он Рожкова, – что это был тот самый плащ? Но возможно ли. чтобы убийца решился продать его, хотя бы и с другими пуговицами? Не безопаснее ли ему было не рисковать, а просто уничтожить эту улику – забросить или закопать?

– Сам он ничего не продавал. Плащ продал сообщник, вернее – помощник. Вы, Сергей Михайлович,– обратился Рожков ко мне обычным спокойным тоном, – еще не знаете истории с плащом. Вот взгляните сюда...

Он вынул из бумажника небольшую карточку и передал мне. Это была цветная фотография пуговицы, по форме похожей на грибок, серо-зеленого цвета, снятой в различных положениях.

– Это пуговица от прорезиненного плаща. – продолжал майор. – Мы нашли ее в карьере, недалеко от тела старика Сердобина. По ниткам видно, что она оторвана недавно. Пуговица отлетела, когда старик боролся с убийцами, а те не заметили этого. Или же заметили, но не решились спуститься вниз и оставили такую важную улику. Находка эта могла бы послужить нам нитью к раскрытию преступления. К сожалению, нить эта оборвалась.

– Оборвалась?

– Да. Я распорядился следить за всеми магазинами, скупающими поношенную одежду, и задержать человека, продающего плащ с такими пуговицами. Рано утром на ярмарке лейтенант Хрулев задержал гражданина, продающего плащ, правда, с другими пуговицами. Тот самый плащ. Сергей Михайлович, что я вам показывал. Помните?

– Помню. И вы думаете, – воскликнул я, – что это был плащ, который носил убийца?

– Похоже на то.

– И продавца задержали, вы говорите?

– Да, задержали, но его пришлось отпустить. Он оказался перекупщиком и сам только что купил плащ у какого-то гражданина. Покуда мы с ним разговаривали, собственник плаща-успел уехать на автобусе. Его видели при посадке. Досадно!.. Нить оборвалась. И все-таки плащ сослужил нам службу...

Майор достал из кармана спичечный коробок и вынул из него завернутый в бумажку осколочек стекла.

– Осторожно, не уроните! Это кусочек разбитых очков. Мы нашли его в кармане плаща.

Я и Краевский стали рассматривать стеклышко. Это был совсем маленький осколочек в форме сегмента. По такому крошечному кусочку трудно было судить о номере очков. Во всяком случае они были очень слабые.  – Очки, кажется, очень слабые, – сказал я.

– Да, – согласился майор.– Я пошлю этот осколок на экспертизу. Там все точно определят.

– Странно! Такие слабые очки, по-моему, никто никогда не носит.

Майор промолчал.

– Так ты думаешь, – спросил его Краевский, – что Коломийцев может быть причастен к этому делу?

Рожков ответил не сразу:

– Про Коломийцева я слышал как про человека хорошо проверенного и вполне надежного. Давно уже работает корреспондентом. На фронте был военкором почти четыре года. Имеет ордена... Все же сегодняшнее показание товарища Зернина насчет расчески заставляет меня навести кое-какие справки, – закончил он сухим, почти официальным тоном.

Я тогда далеко не все понял из этого разговора. Только впоследствии, много времени спустя, я узнал о том, что случилось в селе Лановцы в тот самый день, когда мы были там на ярмарке.