Текст книги "С петлей на шее"

Автор книги: Николай Трой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

9

Нет ничего хуже неизвестности.

Пропадает человек, словно его никогда и не было. Ищешь, ждешь, но никаких новостей не получаешь.

Будто загнанный зверь, нервно измеряешь шагами комнату, автоматически выполняешь работу. Ожидание выматывает сильнее, чем самый тяжелый труд. И пусть где-то в сердце все еще теплится безумная надежда, что с ним все в порядке, что он найдется. Даже если и летел на рухнувшем в океан лайнере. Сердце все равно упорно открещивается от холодной логики – все погибли…

Но когда находится тело, какая-то подленькая сущность в глубине души облегченно вздыхает. Заканчивается все выжигающий конфликт между разумом и сердцем. Боль по-прежнему остается, но это уже всем привычная боль утраты…

Первый, кого мы обнаружили, был Тимур. Точнее, я понял это через двадцать минут, когда коммандос, Бережной и Мусаенко собрали почти все части тела.

Изрезанные чем-то намного более острым, нежели паутина «пискуна» или стальной нож, куски тела никак не хотели восприниматься частью человека. Испорченный манекен. Пластилиновые куски, покрытые слоем льда и инея. Но не человек.

– Чем это его? – тихо прошептала амазонка.

Дэйсон внимательно осмотрел останки Тимура, без брезгливости ворочая куски замороженной плоти.

– Хантер, – позвал коммандос. – Есть данные о другом Гарнизоне или отдельных группах выживших?

Я покачал головой. Слишком уж явственно помнил всех, кто погиб, добираясь до нашего теперешнего убежища.

– Уже думал, – медленно пробормотал я. Намек американца я прекрасно понял. Единственное, что могло с такой легкостью и точностью разрезать броню – лазер. У тварей наличие лазера исключено, если, конечно, не начинала сбываться одна из самых идиотских догадок выживших, что катастрофа – атака чужих. А если у тварей оружия нет, значит – люди. Больше некому.

– А что-то вроде черного ящика на скафандрах есть? – подал голос Джексон, с нервозностью осматриваясь.

– Только в вертолете, но для его расшифровки у нас нет оборудования.

Испуганный крик амазонки заставил всех вздрогнуть. Одновременно с американцами я бросился к ней, на ходу вскидывая КАт. Блондинка испуганно шарахнулась в сторону, когда в лучах фонарей вынырнули из «метели» вооруженные фигуры, шлепнулась в снег. В ответ на немой вопрос указала дрожащей рукой в сугроб.

Вмерзший в сугроб, словно пролежал там уже год, чернел из-подо льда защитный скафандр. Кабана я узнал сразу. Только у него был такой широкий костюм, с латками на плечах из-за того, что броню под богатырскую фигуру пришлось расширять. На непомерно широкого хантера размеров не нашлось.

Я бросился к человеку, уже понимая, что помочь ничем не смогу. С трудом приоткрыл замороженный щиток шлема…

Ужас леденящей рукой сковал спину, глыба льда скатилась в желудок, а волосы на голове зашевелились. Из-под шлема на меня смотрел невидящими глазами, с кусками льда на зрачках, незнакомый человек. Почерневшая кожа плотно обтягивает череп, губы разошлись, словно больше не могли смыкаться. Зубы оскалены, будто человек собирается укусить.

За спиной испуганно выдохнул Джексон, как-то замысловато выругавшись по-английски.

– Это… из вашей группы? – запинаясь, выдавил Дэйсон.

Я не ответил, быстро расшвыривая снег с тела. Щелкнули пряжки на броне, кевларовые пластины неохотно разошлись.

– Черт! – едва слышно прошептал я.

Тело Кабана стало как минимум в два раза меньше. Высохшая кожа обтягивала костяк, словно человека заморили голодом или высосали все соки. Но именная табличка на груди упрямо доказывала: «Хвостов Илья Викторович», а ниже чьей-то рукой остроумно добито: «Кабан».

– Рассредоточиться… – проглотив ком в горле, выдавил я. – Найти всех людей. Далеко не расходиться, держать всех в поле видимости.

Черт! Что произошло?! Тимура изрезали на куски лазером, как теленка на бойне! Кабана… Что Кабана? Морили голодом?! Даже за три дня вообще без еды человек не высохнет так! Или он и был таким, может, голодал? Чушь! Три дня назад мы выходили в рейд, и Кабан был таким же огромным, как и всегда! Тогда что? Новая тварь, что наподобие вампира сосет соки из тела? Черт!

Звено методично обыскивало окрестности, пока я ожесточенно выкапывал Кабана… нет, то, что осталось от Кабана! Происшедшее совершенно не хотело укладываться в мыслях. Что-то было очень сильно не так! Вот только как увидеть это «что-то»?

– Хантер, – прошипел в наушниках голос Бережного. – Здесь еще четверо. Только… вам следует увидеть это…

– Иду.

Вытащив тело бывшего товарища, я поднялся на вершину сугроба. Все звено собралось около завалившегося набок Ми-24. Колпаки кабины открыты, видны запрокинувшие головы пилоты в креслах.

Черт…

– В трюме ящики с медикаментами, хантер, – подошел Дэйсон. – Они успели выполнить задание. Одного не пойму, что заставило их сесть здесь?

– Хрен его знает, – пробурчал я и осекся.

Открытые щитки на шлемах Клёпы и Гоши показывали изменившиеся до неузнаваемости лица мужчин. Та же, как и у Кабана, почерневшая кожа, плотно обтянувшая скелет. Те же оскаленные зубы, замерзшие глаза. Я отвернулся сразу, чувствуя, как самопроизвольно сжимаются кулаки. Но то, что увидел в кабине, повергло меня в шок. Лица двух молодых пилотов покрыты ужасными кровоточащими язвами, съевшими начисто кожу. Ушей и носов не было, хрящевая ткань исчезла. Из-под закрытых век видны потеки замерзшей зеленой жижи.

– Что это, хантер? Сифилис? – тихо спросил Дэйсон, незаметно отодвигаясь.

– Не похоже, Джей, – так же шепотом ответил Джексон. – Это что-то иное… Хантер Керенский, у вас в Гарнизоне было что-то подобное? Лихорадка, эпидемия?

Я ошарашено покачал головой. К горлу подкатился ком, желудок начал бросаться на ребра, тревожно спазмируя. Я быстро отвернулся, стараясь глубоко дышать через нос. Негромко скомандовал:

– Все тела в трюм. Мусаенко, разверни радиокомплекс!

Горец благодарно бросился исполнять указание, радуясь, что не будет участвовать в погрузке ужасных трупов. Остальные, брезгливо касаясь тел, принялись перетаскивать страшный груз.

Развернув походную радиосистему, Мусаенко минуты полторы настраивал связь, торопливо вращая ручки настройки. Потом виновато протянул мне наушники и пробормотал:

– Прости, хантер, но качество связи дерьмовое. Лучше в теперешних условия не будет.

Я машинально кивнул, принимая наушники. Стал попеременно слушать ответ и перекрикивать усиливающийся ветер:

– База, я кречет, прием! База, я кречет, прием!

Минуты полторы я кричал в пустоту, потом треск помех прервался знакомым гнусавым голосом Евы:

– Кречет, рады вас слышать!

Ева едва ли не единственная женщина, которая полноправно работает в командовании. То ли новая любовница Борзова, то ли просто активистка, если верить слухам о пристрастиях генерала к мальчикам.

– Взаимно. Ева, Борзов в рубке?

Сквозь треск помех послышался усталый, но обрадованный голос генерала, что с напускной строгостью пробасил:

– Не Борзов, а генерал Борзов! Вернешься на базу, влеплю два наряда!

– Генерал, цель обнаружена.

– Люди? – быстро просипели наушники.

– И вертушка, и люди, – мрачно ответил я. Потом добавил: – Груз тоже.

– Что-то не так, кречет?

– Вертушка загружена медикаментами, генерал. Но была совершена экстренная посадка на обратном пути. Причины не выяснены. Весь экипаж погиб, включая звено хантеров.

– Дьявол!

– Не обнаружен… – по инерции ляпнул я, только через секунду сообразив, что именно. – Виноват, генерал.

Словно не услышав последних слов, Борзов спросил:

– Кто-нибудь из твоего звена летать на вертушках обучен?

Вопрос застал меня врасплох. Обернувшись к созерцающим окрестности коммандос, я увидел короткий кивок Джексона. Черт! Проще спросить, чего не умеют пиндосы?!

– Джексон обучен, – еще более мрачно ответил я. – Но машину нужно отогревать, генерал.

– Действуйте.

– Понял, генерал, приступаем, – уже почти бодро отрапортовал я.

– И еще, кречет… Костян, если будет туго… бросайте все к чертям и возвращайтесь.

Я кивнул, словно Борзов мог меня увидеть, потом отключился.

Как отогревать замерзшую технику я не знал, а потому, скрепя сердце, пришлось вновь обратиться к американцам.

– Ну, вообще-то внутри специальная жидкость, что не замерзает. Наверное, – протянул Дэйсон, рассматривая Ми-24. – Нужно проверить уровни горючего и масла в баках и картерах. Сосульки с лопастей и винтов просто поотбиваем… хотя… протирать придется. Количество топлива нужно знать. Ждать, пока двигатель на холостых разогреется, это долго. Придется действовать по-русски…

За такое «по-русски» я едва не врезал пиндосу промеж глаз. Но потом нехотя согласился. Мысленно.

Надергав из вертолета ветоши и обильно полив керосином из баков, американцы подожгли импровизированные факелы.

– Я видел такое в Сибири, когда ваши соотечественники забыли на праздник Нового года убрать машину в ангар, – пояснил Дэйсон, водя факелом под двигателем. Пламя оставляло черные следы копоти на защитной краске, но иней исчезал мгновенно. – Как это у вас водится, уж не обижайтесь, все средства пропили. Включая бюджетный керосин. Так что на разогрев машины топлива не было. Тепловые пушки жрут тот же керосин, а потому эффект одинаков. Трата драгоценного топлива.

Американец замолчал, передавая факел Бережному. Зябко потер друг о друга ладони, потом с довольной улыбкой продолжил:

– Тамошним летчикам нужно было срочно вылетать, вот они и устроили файер-шоу.

– А металл от перепада температур не лопнет? – недовольно спросил я. – Еще может масло, или что там внутри, загореться…

Дэйсон неожиданно повернулся ко мне. Из-под щитка испытывающе смотрели карие глаза:

– Слушай, хантер, тебе нужно по уму или быстрее? Если быстрее, то претензии не ко мне. А если по уму, тогда сам разогревай.

Я ничего не ответил, решив, что пока стоит простить грубость. Если, конечно, она и была. В общем-то, как ни прискорбно, пиндос в целом прав. Больше ни у кого не возникло дельных предложений. Я с полетной техникой не сталкивался, кроме массовых расстрелов вертолетов и самолетов в «Air Strike 9». Амазонка заткнулась и тихо хнычет в сторонке от вертушки. Бережной и Мусаенко покорно выполняют все сказанное, разогревают машину.

Я смотрел на то, как приводят в состояние готовности Ми-24. Мысленно гадал, долетим ли обратно и что послужило причиной экстренной посадки вертолета? Может быть, неполадки в двигателе? Черт его знает. Честно говоря, я уже порядком устал от неизвестности. Три года сплошных загадок и лишений успели поднадоесть. Не хотелось думать, что нас сейчас спасает только то, что мы раньше считали злом. Американские разведчики, что явно в Сибири не на медведей смотрели. Подонок генерал, нагло разворовывающий казну и госбюджет. И, кто знает, куда уплывали ворованные автоматы и ракетницы. Может, нас же и уничтожали руками зверей-террористов. А может, даже к тому, кто виновен во всей этой кутерьме с Катастрофой! И как Борзов ухитрялся выкручиваться?! Вон, засранец, даже тройку вертолетов успел украсть. Правда, теперь остался только один. И то непонятно, что с ним приключилось.

В наушниках шлема слышно, как негромко переговариваются ребята, в шутках и подначках заводя новые знакомства. Скэндел Джексон и Джеймс Дэйсон щеголяли знанием пошлых анекдотов, являя собой образец коммуникабельности. Впрочем, они ведь разведчики, а значит, должны уметь расположить к себе народ…

Неожиданно язвительные реплики прервались отрывистыми словами, что едва были слышны в шуме помех:

– …Да, борт, начинаем заход… поток силен, будьте остор… екогда болтать, встретимся в Кремле…

В этот момент экран на щитке шлема вдруг полыхнул темно зеленым и погас. Последнее, что успел показать, была мигающая цифра ноль рядом с показателем заряда «умной брони».

– Рацию! Быстрее! – заорал я.

Видя, что ребята недоуменно оборачиваются, не шелохнувшись с места, я бросился к Мусаенко. Сорвал со спины испуганного хантера рюкзак с радиокомплексом, лихорадочно открыл. Включил, потянул антенну. Черт! На какой частоте работал коммуникатор в шлеме?!

– Мусаенко! – рявкнул я. – Мне нужна частота коммуникаторов!

– К-каких? – удивленно заикнулся горец, но все же подбежал к рации.

– Наших! На какой частоте работает коммуникатор в шлеме?! – яростно, по слогам прорычал я. – Быстрее же, скотина! Я засек радиопередачу, понимаешь?! От других людей!

В мгновение ока подскочил Дэйсон, безапелляционно оттолкнув Мусаенко. Принялся крутить ручки настройки.

– На каком языке велась передача? – напряженно спросил коммандос, с каменным лицом протягивая наушники.

– Русский… – прошептал я, вслушиваясь в эфир.

10

Я помню, что в школе, прочитав рассказ Рэя Бредбери, где главные герои остаются одной семьей на всей земле, не понимал их страданий. Ведь это же так круто, когда вся планета в твоем распоряжении! Америка, Карибы, Европа и Антарктика! Куда захочешь, туда и езжай, что захочешь, то и бери! Летом ходи обнаженным по потрескавшемуся асфальту городов, зимой кутайся в теплый плед у камина в старом замке в викторианской Англии. Весну встречай на берегу океана, а самая красивая осень в России… И никто тебе не указывает, что делать, нет напряжения в международных отношениях, демонстрации сексуальных меньшинств и инфляции. Благодать!

Но, оказавшись едва ли не единственными выжившими, что жалкой горсткой собрались в Гарнизоне, все изменилось. Безумно захотелось шумного, спешащего в никуда общества. Автомобильных сигналов за окном поздно ночью. Громкой музыки соседей внизу, когда хочется тишины. Все что угодно! Лишь бы вернуть привычный мир!

Первое время безумное напряжение не отпускало. Близость смерти, опасности, вечный голод и жажда, нервы – все это не так доводило. Все это было и в привычном мире. Но вот после начала жизни в Гарнизоне, когда устоялись порядки и потекла рутинная, в сравнении с поверхностной, жизнь… Настоящие мучения, вплоть до мигрени, причиняло отсутствие новой информации и… страшно признаться, Интернета… я никогда не мог бы предположить, что разум человека двадцать первого века уже настолько мутировал…

И весть о новой группе выживших взорвала душу…

Пятиминутное прослушивание эфира и попытки изменить частоту ничего не дали. Как и воззвания к неведомым людям. Так же неожиданно, как и появился, неведомый человек пропал. В наушниках только сухой треск помех и тишина. Я охрип, вновь и вновь призывая неведомого собеседника. Но результата нет.

Я опустошенно выпрямился, американец принял наушники, его глаза медленно тускнели. Надежда, вспыхнувшая с невероятной силой, с такой же невероятной болью и сгорела.

– Ничего… Молчат.

– Ты уверен, что тебе не померещилось, хантер? – с напором спросил Дэйсон.

Я пожал плечами и зябко поежился, увидев обращенные на меня взгляды. В глазах людей была такая мольба, такая страсть и надежда, что лихорадочный блеск обжигал. Нестерпимо захотелось курить и выпить. Уйти от всего этого, забыть.

– Уверен, – тихо сказал я, отворачиваясь.

Порыв ветра почти заглушил мои слова, швырнул в щиток пригоршню снега. Ночь и развалины, ледяная пустыня, кишащая тварями, смерть и опасности. Все это вдруг вновь предстало перед глазами. Реальность. Рухнувший в пропасть мир…

Я встряхнулся, прикрикнул:

– Так, чего встали? Никто нас отсюда не заберет, самим нужно вырываться! Бережной, что вылупился? Факел почти перегорел! Где новых тряпок нароешь, если прогорят?! С тебя свитер сниму!

Окрик подействовал слабо. Люди нехотя возвращались к работе, с тоской поглядывая на рацию, что я вновь укладывал в рюкзак.

Через двадцать минут прогрева и четырех смен факелов Дэйсон скомандовал отбой.

– Теперь можно попробовать завести, – деловито сказал американец, откидывая фонарь первого пилота и с трудом забираясь вовнутрь.

Коммандос втиснулся в кресло, стараясь не задеть локтями приборы. В массивном комбинезоне экзоскелета он почти полностью заполнил собой кабину вертолета. Джеймс смахнул с приборной панели снег. Даже из-под защитного щитка я видел его пристальный, изучающий взгляд. Такое выражение на сто процентов подходило разведчику и киллеру. Холодное, жесткое, прицеливающееся. Щелкнув парой тумблеров, американец крикнул, стараясь перекричать шум ветра:

– На всякий случай отойдите. Пусть винты раскрутятся, да и лечь вам не помешает. Сосульки с лопастей разлетятся не хуже пуль!

Амазонка торопливо рванулась в сторону, спеша укрыться в развалинах. Бережной и Мусаенко, подчиняясь моему жесту, пошли следом, контролируя сомнительную Хранительницу. Мало ли в какую беду угодит. Я же занял позицию на обратной стороне улицы. Щелкнул предохранителем КАта, и тайком навел прицел прямо в голову коммандос, стараясь не выпускать из виду Джексона. Кто их знает, может быть, попробуют смыться на вертушке? Топлива, конечно, до Америки не хватит точно, даже на половину пути, но предостеречься стоит. Сейчас дорога каждая мелочь, не говоря уже о вертушке.

Звонко хрустнул лед, винты Ми-24 вздрогнули и медленно пошли по кругу. Сквозь ветер пробился сиплый, свистящий гул двигателя. Словно разбуженное животное, двигатель заворчал жестче. Гул набрал силу, выровнялся.

Я напряженно держал взглядом американца, стараясь рассмотреть его сквозь снежную бурю, поднятую винтами Ми-24. Коммандос, словно почувствовал, поднял глаза, ткнул большим пальцем в небо. Похоже, что все исправно.

Крик амазонки даже не напугал. Все шло настолько гладко, что, услышав испуганный крик Хранительницы и злые хлопки КАтов, я даже испытал что-то вроде облегчения. Ну вот, дождались!

Из развалин дома пулей вылетела блондинка, следом медленно отступали ощетинившиеся автоматами хантеры. КАты яростно плевались огнем, на обледенелую землю горстями сыпались отработанные гильзы. Заряд «умной брони» подошел к концу, поэтому спрашивать что-то по рации бесполезно. Короткий миг поколебавшись, решая, стоит ли выпускать из поля зрения американца в вертолете или нет, я рванул к ребятам. Интеллектуальный прицел в режиме термографа мгновенно распознал человека, и тут же, утратив к ним интерес, почти радостно запищал, обнаружив новую цель.

Секунду спустя я уже и сам увидел катящийся вал тел, что непрерывно шевелился, огрызался. Такого количества крыс я не видел даже тогда, когда мое звено угодило в последнюю передрягу. Живым ковром серые тела покрыли ледяную землю, волной покатились навстречу. Крысы выпрыгивали из окон, выныривали из разбитых подвальных окошек, из трещин в земле. Казалось, что они сейчас все сосредоточились в одном месте, будто «метель» решила ни за что не отдавать важный груз.

Переборов секундную оторопь, я опустился на одно колено, нажал на курок. КАт послушно заревел, ткнулся в плечо отдачей. Свинцовый град прорубил колею в волне крыс, разбросал клочья тушек. Но место погибших тварей тут же заняли их собратья, мгновенно стягивая ряды.

КАты грохотали беспрерывно. Пули разрывали на части тела крыс, и, продолжая смертоносный полет, убивали катящихся следом тварей. Сообразив, что с высоты человеческого роста пули поражают только одну цель, максимум две, ребята повторили маневр, стали на колено. Вал мгновенно захлебнулся, когда три автомата прочертили глубокие бреши. Раненые крысы, несмотря на оторванные лапы, разорванные животы и волочащиеся по снегу внутренности, хрипели. Старались ползти вперед, поражая застывшей ненавистью в черных бусинках глаз.

– Сзади!!!

За спиной гулко отозвался КАт Джексона, работая в режиме дробовика. Тоже правильно! Широкий радиус положения нам тоже очень поможет. Но, повернувшись назад, я ощутил несостоятельность этой мысли. Крысы были повсюду! Куда ни кинь взгляд, везде одна и та же серая копошащаяся масса. Оскаленные горячие пасти, блестящие ряды белых клыков, покрытые слоем слюны.

Даже сквозь грохот выстрелов я услышал крики амазонки. Хранительница, позабывшая об автомате, каталась по льду. На спине прочно закрепилась крыса, сминая мощными челюстями броневые щитки.

В два прыжка преодолев расстояние до девушки, я, не прекращая огня по волне нападавших, ударил тварь. Под ботинком отчетливо хрустнули хрупкие кости, плеснуло горячей, дымящейся кровью, и тварь отбросило в темноту.

– Вставай!!! – заорал я, на мгновение прекращая стрельбу. Рванул под локоть девушку. – Вставай, мать твою!!

Амазонка ни на секунду не прекращала верещать, всем телом повисла на мне. Заорала в лицо что-то испуганное, заколотила кулаками в грудь. Поняв, что еще миг, и я растянусь вместе с ней на льду, саданул ей локтем в грудь. Девушка согнулась больше от испуга, чем от боли, мгновенно отпустила меня. Вскинула на меня полные страха и непонимания глаза. На какое-то мгновение мне показалось, что я законченный негодяй и подлец, раз смог ударить девушку.

– Дома плакать будешь! – злобно зарычал я, стараясь не столько образумить блондинку, сколько оправдать себя. – Стреляй или сдохнешь здесь!

Винты Ми-24 работали на полную мощность, разгоняя целые облака снега. Американец врубил прожектор, помогая нам и пугая тварей. Одно хорошо – мы больше не видели ужаса сплошной катящейся на нас волны. Единственное, что сейчас имело смысл и форму – попадающие в круг света цели. Дальше покрывало сплошной темноты.

Джексон отстрелял весь боезапас автомата и дробовика. Низко пригнувшись, поднырнул под мою руку, перезаряжая КАт в безопасности, пока я трачу свой боезапас. Сразу четыре твари вынырнули из темноты и огромными прыжками понеслись ко мне. Первую разорвала пуля автомата, вторую постигла та же участь. Третья взорвалась в прыжке, раздираемая на части дробью. А вот четвертая дотянулась до цели. Или почти дотянулась. Отступив на шаг, я ушел из-под прыжка, и крыса вцепилась в ботинок. Страшные челюсти еще не успели сжаться на полную силу, дробя кости, а я уже проломил прикладом маленький череп. Тут же вскинул автомат, расстреливая новую партию тварей.

Луч света заметно дрогнул, качнулся в сторону. Ми-24 стал взлетать.

– Ты куда… – хотел крикнуть я, но слова застряли в горле, когда увидел облепивших фонарь крыс. Дэйсон еще при взлете пытался опасно маневрировать и сбросить тварей, но те упорно царапали обшивку когтями.

Вертолет замер на высоте десяти метров, качнул боками, сбрасывая пищащих крыс. Автоматическая пушка на носу бессильно вращалась, давно истратив боезапас.

– Хантер, вы что, не слышите?! – рявкнул над ухом Джексон. – Рация!..

– Нет, черт возьми! Коммуникатор не пашет! – огрызнулся я.

Коммандос кивнул, словно ничего другого и не ожидал. Отстреливаясь по трем направлениям, крикнул:

– Джеймс сейчас будет снижаться. Отходим к трюму, нужно уходить!

– Давай!

Американец что-то крикнул товарищу, начал медленно отодвигаться. С боку раздался отчаянный визг, потом крик нечеловеческой боли. Я развернул голову, не прекращая стрельбы.

Амазонка распласталась по льду, вяло пытаясь сбрасывать облепивших ее крыс. Автомат так и лежал в стороне, не успевший сделать ни единого выстрела. Под блондинкой уже растекалась лужа кипящей крови, слегка дымящейся на морозе. Крысы быстро и целеустремленно отделяли голову от туловища, прогрызали живот. Из-под брони уже торчала только задняя часть туловища крысы, погрузившейся в живое тело.

Заряд дроби раскидал тварей, но новые мгновенно заняли их место. Уже развернувшись всем корпусом и понимая, что девушке ничем не помочь, я выпустил очередь в копошащийся клубок, не столько поражая крыс, сколько расстреливая умирающую амазонку.

– Хантер!

Джексон махнул рукой из трюма Ми-24, принялся отстреливать слишком бойких тварей.

– Отходим! По одному! – как можно громче заорал я.

КАт Бережного прекратил извергать раскаленный свинец и замолчал. Перехватив оружие за раскаленное дуло, хантер широко размахнулся. Сразу четыре или пять крыс попали под удар, разлетелись по сторонам.

– Бережной – к вертушке! Мусаенко – за ним! – прокричал я, медленно продвигаясь назад.

Огромный, с выпирающим из-под брони животом, похожий на плюшевого мишку хантер развернулся. Бросился бежать к вертолету, но через пару метров поскользнулся, упал на лед. Сразу три крысы влетели ему на спину, вцепились в броневой воротник. К орущему товарищу подскочил Мусаенко, принялся ногами расшвыривать тварей. Но те продолжали упорно вгрызаться в броню, вырывать куски кевлара из ткани. На боящегося стрелять и безвольно опустившего оружие Мусаенко выпрыгнули из темноты несколько крыс. Разом вцепились в руки, ноги и голову.

Мой КАт сухо щелкнул и замолчал. Заорав во всю мощь легких, я швырнул оружие в крыс. На бегу подхватив автомат амазонки, дал очередь по лезущим уже со всех сторон крысам. Потом развернулся к хантерам, дробовиком зачищая пространство возле них. Уже не особо целясь, стал палить во все, что движется. И мимолетного взгляда хватило, чтобы понять – упавших хантеров не спасти.

Вдруг в ноги что-то с силой ударилось, опрокидывая навзничь. Уже падая, я понял, что ни за что не смогу подняться в шевелящемся ковре крысиных тел…

Что-то сильно рвануло за воротник, падение прекратилось, и я взмыл в небо.

– Держись! – прохрипел Джексон, изо всех сил подтягивая меня.

Ухватившись за металлический пол вертолета, с помощью коммандос я буквально зашвырнул тело в трюм. Сердце бешено колотилось, все еще не веря в то, что сегодня кончина откладывается. Руки еще не перестали дрожать, словно до сих пор спуская курок КАта. Перед глазами застыл кошмарный вал серых тел, невероятно красная кровь на льду. А в ушах стояли крики погибающих…

Вертолет мерно потряхивало, иногда почти заваливало набок ветром, но это было уже привычное чувство полета. Рядом орал ругательства Джексон, похохатывая и всхлипывая.

Ми-24 взял курс на Гарнизон. Наше последнее пристанище.

Мы еще не знали, что Гарнизон уже охватила чума безумия…