Текст книги "Не втирайте фары!"

Автор книги: Николай Самохвалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Когда народный суд приговорил начальника автобазы Чернова к двум годам исправительных работ да взыскал 10 тысяч рублей в пользу автобазы, Валерий Михайлович бурно загорячился:

– Этакие кары за фары? Где видано-слыхано?

Но как бы ни кипятился оскорбленный начальник автобазы, получил он по заслугам. Только не мешало бы присовокупить к наказанным еще и тех вышестоящих фаровтирателей, которые сквозь окна спокойно наблюдают, как уродуют и растаскивают технику.

СУВЕНИР С БАХРОМОЙ

Телетайпная депеша о предстоящем внезапном прилете главковского начальства повергает степенную местную администрацию в необыкновенную резвость. Начинаются пушечное хлопанье дверей, хоровое верещание телефонов, сепаратные совещания-заседания. Нет, не на вздыбление производственной программы брошены силы. Задача локальней: изыск достойных рангу сувениров. О, как безоблачно живется тем, у кого побочная продукция: невянущий «Каменный цветок», розовые бокалы из родонита, хрустальная неотразимость светильников, ламп, бра. А ежели ширпотреб садово-огородный: лопата, грабли, кайло? Не встретишь высокого гостя с вилами у порога!

Вот и морщат сотрудники многоумные лбы, вот и захлестывает учреждение кипучая нервозность: что? где? когда? Проявившему смекалку и связи – лучистая благосклонность руководства, не выветриваемая никакими сквозняками в работе, квартальная премия и зависть коллектива.

А высокий гость, цепко обнявший метровый сувенир, естественно, ничего более не увидит вокруг, улетит восвояси, довольный результатами командировки.

Бестии, конечно, эти прожженные периферийные администраторы. Змеи-горынычи искушения.

Ну, а тех, легко поддающихся искушению, чья каменная неприступность мотыльком разбивается о яркий сувенир, как назвать-навеличать? Какой лояльный эпитет подберешь в богатом словаре Даля для столичного гостя (гостьи), который (которая) не успеет с трапа сойти – уже начинает крутить носом, точно локатором: а какие-такие у вас тут местные дивы дивные? Наличествует яшмово-чугунная неповторимость? А может, кружевками славитесь? Льном-долгунцом?

Заметили вы, маломощные сотрудники стали отказываться от командировок в столицу. Нет знаменитого ажиотажа: «В Москву, в Москву!»

– Почему именно я? Что я плохого сделал? – канючит человек, ибо знает: тащить придется немалый груз: предприятие пошлет щедрые подарки, да и от себя придется прихватить кое-что, если намерен выполнить поставленную перед тобой острую производственную задачу.

Смело собирается в столицу только многосильный.

Что касается нашего героя Петра Петровича Заклавского, так он с улыбкой справлялся с любым грузом. Впрочем, как со всяким другим делом. Молодой руководитель – напористый, энергичный, – он легко брал ступеньку за ступенькой. Далеко не было сорока – он возглавил крупный трест. Не каждому дано. А что давалось Заклавскому – он умел взять, мимо рук не проходило.

Тесно было в гостиничном полулюксе. Почти хрустально звенели собранные из соседних номеров стаканы. Отмечали благополучное завершение профконференции треста. Обходились без бумажек и длинных речей.

– Поехали?

– Поехали!

Все пили на равной ноге. Рядовой член профсоюза, главбух Черноусов запросто целовал лидера постройкома Мартьянова, управляющий трестом Заклавский панибратски хлопал по плечу полномочных проф-представителей стройуправлений. Одного из них, Козлова, даже приобнял за плечи в коридоре, куда вышли охладиться.

– Достойно, главный инженер, заменяешь своего приболевшего начальника. Небось уже раза три за коньяком слетал?! Вот так и куются добрые кадры!

Затем Петр Петрович начал жаловаться на горькую жизнь: чуть ли не еженедельно приходится ездить в столицу. Люди завидуют, а не знают, чего стоят ему эти командировки. С голыми руками не выбьешь даже самый завалящий механизм. А когда надо решить вопрос о серьезной машине… Ах, тяжко, тяжко…

Козлов достал бумажник, вручил управляющему 250 рублей! И не поморщился.

Он, Михаил Козлов, был тоже из сильных, впередсмотрящих. Только поначалу, год назад, заступив в должность, несколько подрастерялся, когда его шеф – начальник управления Демисов – без всякой дипломатии заявил:

– Необходимы три ковра для подарков нужным людям. Изыщи деньги.

Молодой главный инженер тогда резко хлопнул дверью. В своем кабинете. Его возмущению не было предела: сильно негодовал, сидя на рабочем стуле. Кипел гневом, поедая сосиски в столовой. Дескать, мало того, что пришлось ублажать в ресторане всю трестовскую комиссию, нагрянувшую с проверкой финансово-хозяйственной деятельности. А самого главбуха Черноусова поили до самого трапа самолета! Теперь вот дефицитным ширпотребом одаривай!

Но уже на компоте козловская возмущенность иссякла – начальник управления Демисов знал, кого брал в главные инженеры. Приглашал не за молодость – за ранность. Оценил способности по совместной работе еще в РСУ, когда приходилось меньше ремонтировать, чем строить всякие гаражи да дачи.

После обеда Михаил Козлов был светел лицом и деятелен.

– Изыскать средства! – приказал он начальнику участка Друкову.

– Каким образом? – удивился Друков.

– Мне вас учить? – насупился главный инженер.

Начальник участка Друков – прорабу Кириллову:

– Сработай наличные.

– Каким макаром?

– Мне всех учить!

Прораб Кириллов спустил команду ниже, мастеру Семину. И когда Кириллов подписал фиктивный наряд на три с половиной тысячи рублей, рука приплясывала на бумаге. Козлов получил деньги, прораб Кириллов – бессонницу. «Кажется, кто-то постучал, наверняка за мной!» – вскакивал он по ночам в холодном поту.

Когда из центрального универмага, которому стройуправление воздвигало склад, посланцы вернулись, борясь с коврами, Демисов ласково толкнул Козлова в бок:

– Теперь, главный инженер, будут у нас с тобой и механизмы, и всякие прочие железки!

– Хорошо бы «москвичонка» выбить, – воспарил Козлов. – Каково мотаться пешком!

– Заклавский выколотит и «Волгу», будь покоен!

Но покоя строителям управляющий трестом не давал:

– Жалуются москвичи – голыми сосисками изводят желудки: люди солидные, занятые – шастать по магазинам некогда.

Расторопные строители со всех ног в знакомый ресторан, но не в пристрой, коий возводят, а прямиком в кабинет директора. В квартиру Заклавского уезжают нежная осетрина, икра, копченая горбуша и пр.

Едет Демисов по делам службы в северные районы, всю командировку убивает на то, чтобы раздобыть полпуда божественного муксуна для Заклавского. «То-то будет презент москвичам, – радовался Петр Петрович. – Нет человека, который не клюнул бы на такую рыбку!»

Петр Петрович скушал муксуна самолично.

Не все оседало в обширной квартире управляющего. Кое-что он отрывал от сердца и вез в столицу. Чтобы Демисов не сомневался, Петр Петрович однажды взял его с собой в Москву. Деловая встреча протекала в «Славянском базаре». Представитель министерства Субботин сильно морщился от сибирской водки, закатывал глаза, жуя деликатесы, но не роптал. Только гораздо позже вышел конфуз. После веселого вечера услужливые сибиряки высадили из такси дорогого Илью Владимировича и не менее дорогой сувенир с бахромой – ковер порознь. В результате представитель министерства попал в вытрезвитель, а ковер – неизвестно куда.

НА ШАШЛЫК К СОСЕДУ

Баран чихал. Эта невинная процедура сильно подорвала утреннюю бодрость директора совхоза Султана Ивановича Жамилова.

– Распустили нюни, архары! – Оттолкнул мягким сапогом барана Султан Иванович.

– Погода – шайтан! – поежился плотный главный зоотехник Гасимов. – Ветер с гор сечет, как кнутом!

– А может, овцы ослабли от излишнего ожирения? – Директор осмотрел толстого помощника по животноводству с ног до головы. – Говорят, в городе сейчас самое модное средство от всех болезней – голодание. Не испытать ли этот доступный метод и на наших баранах?

– Но животные у, нас достаточно голодают, Султан Иванович! – осторожно возразил зоотехник-дипломат.

– Экий ты твердолобый, животновод! – поморщился директор Жамилов. Он разъяснил, что имеет в виду не повседневное, а лечебное голодание. В условиях стационара: в кошарах и коровниках. Под неусыпным наблюдением специалистов.

– Мы, специалисты, не подкачаем! – пообещал верный помощник Гасимов.

Ах, если бы глазастый аллах надзирал так за своим заблудшим стадом, как руководители совхоза «Даркен» оберегали поголовье от прибавки в весе. Мобилизовали все резервы, чтобы заготовить корму как можно меньше.

Однажды в «Даркен» нагрянули соседи.

– О великий Султан Иванович! – прибегли гости к сладкой лести. – Мир наслышан не только о твоей хозяйственной мудрости, но и необыкновенной щедрости.

– Салам, салам! Чего просите, уважаемые? – Директор величественно пригласил садиться на кошму. – Если прошлогоднего снега, то у самих негусто.

Узнав, что учтивые соседи клянчат всего-то полтораста гектаров земли под посев высокопитательной люцерны, Жамилов широко взмахнул опустевшей пиалой:

– Отдайте им все двести гектаров! Наши руки все равно не дойдут до этих неудобиц. Пусть распахивают камни и закармливают своих несчастных животных!

В «Даркене» мало сеяли, много жали. Жали на чабанов и скотников, дабы те работали не засучив рукава и содержали кошары и коровники в надлежащем беспорядке – в грязи не до привесов… Как могли, ужимали концентраты, губя ими свои домашние отары. Кормоцех превратили в кормосмех: травяную муку и прочие гранулы отпускали мензуркой.

Шаляй-валяй с хорошей организацией не замедлил сказаться на четвероногих. Они сделались такими грациозными, что пытались ходить на двоих.

Очень удивился директор Жамилов, когда ему сообщили, что общественную живность не держат уже и четыре ноги.

– Отчего, интересно? Вай-вай, сколько мы сил приложили!

Узнав о сногсшибательном результате «эксперимента» из письма работников совхоза в «Крокодил», я поторопился в совхоз «Даркен».

– Край света! – осторожно предостерег председатель райисполкома Богдан Каримович Каримов. – К тому же высокогорье, нехватка кислорода. Давление небось повышенное, а, корреспондент?

Попугав и повздыхав, Богдан Каримович вызвался сопровождать в трудном пути. В дороге крутой и извилистой хозяин района сетовал на изобилие дефицита. В дефиците вода, снег, мало-мальски пригодная для пахоты земля, естественные сенокосы и пастбища. Лишь в избытке скот.

Недефицитное солнце припекало не по-весеннему, а скупая природа щедро демонстрировала две краски: голубую и зеленую. Свернули с шоссе к изумрудному полю. На нем с неутомимостью кузнечика стрекотал кормоуборочный комбайн, а прокопченный солнцем человек жевал скошенную траву.

– Люцерна в рационе животных – что топленое масло на столе киргиза, – сказал он. – Попробуйте на язык…

Энтузиаст бобового растения степенно поведал, что еще более ста гектаров, отвоеванных у камней, не пожалели расстелить перед травкой перко. А перко – это молоко! А еще впервые посеяли древний, но нежный сафлор…

– Хватит кормить гостя травой, директор! – приобнял запыленные плечи руководитель района.

А я, слушая кланяющегося траве руководителя хозяйства, ушам не верил. Выходит, упрямец Жамилов переменил отношение к кормам и прибавкам в весе?

– Мы у соседей «Даркена», – уточнил Каримов. – И перед нами директор передового хозяйства – уважаемый Василий Тимурович Ашилов.

– Где же «Даркен»?

– «Даркен» – это край света, высокогорная дорога, – принялся опять пугать Каримов. – Стоит ли туда ехать? Лучше поближе познакомимся с авангардным совхозом.

Неохотно погрузившись в машину, предрик приказал шоферу:

– Прямиком в «Даркен»!

Через четверть часа мы были там. Даркенцы еще не взяли ни травинки. Лето царствовало только на скотном дворе – цвели пышным цветом бесхозяйственность и неухоженность. В кормушках хоть рогом рой. Зеленку покупают у своих соседей, дабы чуть-чуть задержать выпирание ребер. Корова ростом с теленка попыталась при виде начальства почтительно вскочить на ноги, но не сумела. Но безмятежно круглым и солнечным оставалось лицо главного зоотехника Гасимова, был легок на ногу услужливый директор Жамилов.

Нельзя сказать, что животноводческий комплекс полностью пущен на самотек. Утекает не весь навоз, подавляющая масса идет на подстилку. И налипшая к бокам животных шуба из грязи оберегает буренок от сквозняков, как панцирь черепаху.

«Даркен» улучшает структуру площадей раздачей соседям каменистых почв. Мол, мы камня за пазухой не держим.

– Султан Иванович, необходимо соблюдать пастбищеоборот, – говорят директору молодые специалисты. – Там, где сегодня пасется скот, завтра травку подкармливают и любуются ею только издалека*– скот гуляет на других выпасах.

– Не хватало нам еще траву кормить! – отвечает директор.

«Бригадный подряд», «аренда» – эти слова даркенцы слышат только с голубого экрана.

Правда, Жамилов вознамерился в духе времени проявить деловитость: решил сделать бизнес на люцерне – выдадим на-гора отборные семена, продадим сибирякам и таким манером враз обогатимся.

Но, видно, от чрезмерного усердия посеяли травку позже, чем следовало, и убрали не вовремя. «У нас люцерна не вызревает до колоса!» – авторитетно задавил директор Жамилов своих специалистов.

Даркенцы не упустят случая посетовать на трудные условия: нехватку пастбищ и поливных земель. Дескать, потому-то ни молока, ни шерсти. А на шашлык иди к соседу Ашилову, у которого условия для хозяйствования просто райские.

– У соседей нет ни клочка естественных сенокосов, – напоминают даркенцам слушатели.

– На их небе звезды гуще!

Преодолев пустые силосные траншеи и навозные болота, мы с председателем райисполкома Каримовым утонули в подсчете убытков «Даркена». Ягнята торопятся в мир иной, едва открывают глаза на окружающее. Не блеют заливисто овцы и бараны. За одну зимовку погибли из-за плохого ухода и бескормицы полтысячи носителей золотого руна.

Хозяйство, ориентирующееся исключительно на доброе солнышко, оказалось на обочине всеобщей перестройки. Задолженность его государству превысила пять миллионов.

В новинку ли эти данные руководителю района? Конечно, нет. И что же?

– Не повезло хозяйству, – вздыхает Богдан Каримович. – На их небе звезды реже!

ТЮЛЬПАН В БАРХАНАХ

УЗУРПАТОР В ПОЛОСКУ

Прослышав, что резвый сайгак убегает в историю, я решил грудью встать на защиту парнокопытного реликта. Кто его извечный враг? Ясно, кто он – пришедший из каменного века охотничий инстинкт. От ночной добычи прогибаются рессоры вездеходов. Вперед на браконьера!

– Ручка чешется схватиться с разбойником степи! – прибыв в Калмыкию, доложил я госохотинспекции.

Начальник отряда охраны сайгаков М. Водянников выкатил к моим ногам полосатое пушечное ядро.

– Замечательный экземпляр бахчевых! – восхитился я.

– Бандит это, – сурово поправил работник инспекции.

И тут я узнал немало неожиданного. Размашистая распашка целинных и залежных земель северо-западного Прикаспия ужала жилплощадь сайгаков более чем впятеро. Под блеяние оркестров были ударно уничтожены вековые овечьи пастбища, а земля стала рождать не хлеб, а проблемы. Двинулся в наступление песок. Оттесненные в полупустынную, как видно, с иронией названную Черными землями, вольные животные зацепились рогами за бараньи курдюки. А со стороны соседней области на сайгака покатился полосатый фрукт – арбуз. Тот самый – знаменитый астраханский. Расторопные полеводы-подрядчики щедро ублажают почву нитратами, но она, тощая, два сезона подряд не выдувает сладкие шарики. Поэтому распахиваются новые и новые земли. Арбуз алчно пожирает пространства.

– Так как, отрезать от замечательного экземпляра? – спрашивают меня.

– Не надо, – поспешно отодвигаюсь. – Тем более с нитратами.

ПОЛЕТ НА «УАЗИКЕ»

Степь да степь кругом, а под колесами почему-то яма на яме. Но отчаянно жмет на газ водитель первого класса Нестеренко, нетерпеливо бьется лбом в стекло начальник отряда охраны сайгаков Водянников. Я парю в воздухе над задним сиденьем, над головой летают патронташи, карабины в чехлах, спальные мешки. Бедные сайгачишки. Как они не ломают свои рюмочные ножки…

Серые колючки выбегают на желтый песок, точно любопытные зайчата: догонит ли зеленый автомобиль с надписью на боку «Охрана природы» улетающий мотоцикл? Водитель-ас Нестеренко, подпрыгивая на сиденье, вырвал с корнем баранку. Наперерез мотоциклисту-пирату, загнавшему сайгака, устремилась вторая машина инспекции. Но тот растаял на горизонте. Попробуй догнать птицу в небе не на самолете!

– В охрану собирается группа на самолете, – сообщил начальник госохотинспекции Ю. В. Кравченко корреспонденту, успевшему обрасти в степи сайгачьей щетиной.

ЖАВОРОНОК С НАЧИНКОЙ

АН-2 звонким жаворонком поет над степью. Но эта птичка фарширована мотоциклом. Тесно между небесными сиденьицами кожаным коленкам спортсмена-мотогонщика Вячеслава Кусинова. Трепещите, скоростные браконьеры!

С самолета сайгаки в степи, как шустрые тараканы на столе…

Простяга сайгак ценен с головы до пят. Кинжальные рога – чудодейственное лекарство, о коем вздыхают фармацевты Запада и Востока, как мы о таинственном мумие. Невзрачная шубка – тончайший хром. Мясо – пальчики оближешь, невзирая на то, что дармовое. Если себестоимость центнера говядины достигает 300–500 рублей, то диетического дикого – 20. Магазинная цена – рубль килограмм. Но напрасно искать нежный продукт даже на калмыцких прилавках. Хотя совсем недавно Прикаспий поставлял к столу свыше двух тысяч тонн этого вкусного и дешевого мяса. В осень 1986 года Астраханский и Калмыцкий госпромхозы Главохоты РСФСР, имея самый наискромнейший из всех лет план, с треском провалили задание. Сильно проредили сайгака и безоглядные отстрелы, когда заготовители не видели в прицеле завтрашнего дня, и трудная зимовка. Спохватившись, запретили охоту даже по спортивным лицензиям, исключая иностранцев-любителей, чьи стволы заряжены золотом. Но поголовье увеличивается не ахти как резво. При склонности сайгачих рожать двойню, они в тесноте и обиде не торопятся прыгать выше головы. Путы на ногах в самом прямом смысле.

Сильный рогач прихрамывал и не успевал за стадом. Подранок? И тут я разглядел: ноги скручены проволокой.

– Кто стреножил антилопу, как козла?! – возмущаюсь.

– Культурные выпасы, – слышу в ответ.

Деление раздолья на проволочные коридоры – придумка деятелей науки, изучающих степь с голубого экрана.

Кнутом подгонялись хозяйства внедрять культурные пастбища. Выросли в степи овечьи исправительные лагеря. Баран смотрел на новые ворота, как баран. Тонкорунные овечки отказывались повышать привесы за проволокой. Кампания завяла, бетонные вешки остались. Охватывает столбняк при виде убегающих к горизонту бетонных рядов. Антилопы в конце концов научились прыгать через проволоку, как в цирке. Но в траве стальные удавки ловят быстрые ноги. А еще там и сям брошенные бахчевые распашки щетинятся ржавыми прутьями и разрушенными водоводами.

Без бинокля наблюдаю сверху, как антилопы пасутся вместе с овечьими отарами. Самые ветреные приближаются близко к кутанам – чабанским стоянкам, где обязательно или мотоцикл, или авто. И, как правило, без номерных знаков. Не раскрывай рот, полорогий друг!

Дружба антилопы с овечкой вынужденная. Когда-то быстроногие странники находили стол и дом от Тянь-Шаня до Карпат. Теперь полупустыни Калмыкии – единственное обжитое ими место в Европе. (В нашей стране сайгаком побогаче только Казахстан.) И эти степи сужаются быстрее, чем шагреневая кожа.

КТО РОЕТ ЯМУ САЙГАКУ?

Сгинули времена, когда охотники вваливались в калмыцкую ширь гулкой колонной, опоясанные пулеметными лентами. Сайгака называют тюльпаном полупустыни. Так вот эти «тюльпаны» скирдовали в степи. Семьдесят семь сайгаков покосила сановная банда из Волгоградской области во главе с высшими милицейскими чинами. Отряду охраны, возглавляемому У. Кнакисом, пришлось провести настоящее сражение с погонями, перестрелкой и захватом «языка». Вскоре Улдис Карлович Кнакис был высвечен браконьерской фарой в ночной степи и сражен убойным зарядом.

Сейчас такого браконьерского пиршества нет. В первую очередь это результат отлова социальных хищников в стране – прекратились вельможные вояжи в степь со свитой и походной кухней. За последнее время удовольствие пощелкать курками сильно вздорожало. Когда-то голова сайгака обходилась пойманному за стволы в двадцатку. Теперь один «тюльпанчик» стоит 300 рублей. Любитель дармового мяса Р. Усанаев за шесть тушек расплатился «Волгой», которую у него конфисковали как орудие добычи, и свободой.

А по весне из Гашунского канала извлекли три тысячи трупов. Сайгак бежит по вековым стежкам, невзирая на выросшие преграды. Но не всем удается выкарабкаться на противоположный крутой берег. Архивредно купание слабому молодняку. И вот он – всплеск: в Яшкульской оросительной системе сложили головы и копыта 14 тысяч уникальных животных. И никто за это не поплатился волоском.

Калмыкия опровергла энциклопедию. «Канал, – трактует ученый труд, – искусственное русло с безнапорным движением воды…» Нередко вода в каналах Калмыкии не движется. Они полузасыпаны. Свидетельствую: там, где обязана быть голубая лента, змеятся рыжие косы песка. Специалисты наставляют: не везде полезно орошать калмыцкую степь – залитые пространства скоро превращаются в солончаки. Но чем больше человечество взывает о милости к природе, тем агрессивнее становится Минводхоз. Миллионами задавливает животворные болота и умножает соленые хляби в степи. Вместо обещанного «зеленого изобилия» вылезает из земли трава курай, которую способен переварить только огонь. Обещали оазисы, но с шестидесятых годов территория подвижных песков увеличилась более чем в десять раз. «Вернуть Черным землям исконную роль пастбищ!» – взывают местные радетели природы. А каналы и канавы продолжают резать степь.

СТРАШИЛИЩЕ С УСАМИ

Замыслив грандиозный поворот северных рек, Минводхоз поторопился вгрызться в землю Калмыкии каналом «Волга – Чограй», не дожидаясь одобрения проекта. Главохота РСФСР ощетинилась всеми стволами: трасса канала и его усы многократно перережут миграционные пути сайгака!

Против рытья сплотились – не разлить водой! – геологи, геофизики, экологи, зоологи. Загорячились степенные члены-корреспонденты и академики. Поднялась астраханская общественность, обеспокоенная обмелением Волги и засолением Каспия. Демонстрация волжан прибыла на строительство и воткнула в свежие отвалы транспаранты: «Нет Волге – Чограю!», свято веруя, что о них споткнутся тридцатитонники «БелАЗы» и шагающие экскаваторы.

А Минводхоз слушает да копает. Автору данных строк удалось на пяток минут заговорить зубья копателям, и этим он горд без памяти. «Роется новая братская могила для сайгаков!» взмахивал найденным в степи рогом, как клинком бывший москвич, а ныне друг степей – молодой инспектор Андрей Двуглов.

Потеряв головы, животные приобретут ум и в конце концов тоже отвернутся от канала-страшилища и его усов. А куда бежать? Путь тюльпанам один – на юг, в барханы, которые сайгак извечно сберегал только на студеное время, – корму там не ахти как богато. А выбив колючки копытами раньше времени, как зимовать? Тщедушный сайгак утер хобот мамонту – пережил его, приспособившись к катаклизменной природе. А мы теперь древнее животное безжалостно за горло. Вот и скудеет раздолье. За пять лет поголовье сократилось без малого вшестеро! И на самолете не скоро разыщешь ныне в степи грациозное стадо.

Вроде все согласны, что необходимо сберечь калмыцкой степи его «рогатый тюльпан». При разумном «садовничестве» этот цветок песков может внести весомую диетическую лепту в Продовольственную программу. Однако, скандируя голосовыми связками «за», ножом распарывают тонкий, как хром, травородный слой замышленных природой пастбищ. Кто, наконец, образумит Минводхоз и Агропром, кипучая деятельность которых в калмыцкой степи метко оценена населением: посеяла баба репу – выросла бузина.

Вооруженные приборами ночного видения, охранники сайгаков отважно проводят жизнь в степи, недосыпая и недоедая, сражаются за каждую голову современника мамонта. А мы вот на самолете стоимостью в полторы тысячи за световой день кружим в небе, по-орлиному высматривая юрких, как грызуны, злодеев. Благородно, разумно. Но не оберегает ли бдительная инспекция шкуру уже убитого зверя?

ВОР НА БЛЮДЕЧКЕ

I

В цехе № 5 трикотажной фабрики тяпнули кофточку.

– Какая разиня ее увела, – сплетала пальцы бригадир Алиса Михайловна Чернова, – Маня или Кланя?

– Ага, гадай теперь на кофейной гуще, – откликнулась проходившая мимо работница.

– Не, на кофейной гуще гадать не станем, – твердо сказала бригадир. – Старо. Придумаем что-нибудь поновее.

Скликнув в кружок бригаду, Алиса Михайловна зашептала им что-то в уши – горячо и мобилизующе.

II

Нарядные новогодние звезды смотрели вниз. Внизу спал мощный индустриальный город. Он видел сны. Крохе Сереже снилось, что он примеряет шлем космонавта, студенту Мите – умный, добрый робот, который мог бы спихнуть за него сессию. Лектору-атеисту снилось: его пригласили прочитать лекцию на Марсе.

А в это время на одной из заснеженных улиц областного города скользнули озирающиеся тени. Вскоре тени столкнулись:

– Это вы, бабоньки? Фу, как вы меня напужали!

Алиса Михайловна, пропуская в квартиру по одной своих работниц, предупреждала свистящим шепотом: «Тш!»

Потом бригадир сделала перекличку:

– Вера Ларионова здесь?

Здесь.

– Шура Машина? Так, хорошо. Никулина? А где Горюхина Тася? Не пришла? Странно, очень странно.

До полуночи сидели, зевали.

В 12.00 весь сон как рукой сняло.

Отрешенно билось пламя свечи. «Блюдце, блюдце, не дай обмануться», – шептала Алиса Михайловна. Пар пять глаз склонились над столом и с охотничьим блеском следили за блюдцем, которое двигали в две руки по кругу, нарисованному на клочке бумаги. В круге – весь алфавит от «а» до «я». На какой букве остановится стрелка, намалеванная на блюдце сажей?!

Кроха Сережа уже мчался в ракете к звездам. Студент Митя, успокоенный тем, что за него сдаст сессию робот, спал как убитый, лектор-атеист пил брагу с марсианами.

Гадалки гадали.

– Вот она воровка, как на блюдечке! – воскликнула сиплым гласом пророка Алиса Михайловна и, описав перстом дугу, ткнула в клочок бумаги.

Все ахнули.

– Горюхина Тася! Так вот почему она не пришла на гадание!

III

Не успела аппаратчица Тася Горюхина перешагнуть порог цеха, как ее вызвали к начальнику.

– Ай-ай-ай, – страдальчески поморщилась начальник цеха Зинаида Крытова. – Такая молодая! У родного коллектива!

– Вы это о чем, Зинаида Васильевна? – не поняла Тася.

– О кофте, которую ты утянула.

– Кто вам сказал, что я взяла?

– Блюдце, – ввернула присутствующая в кабинете бригадирша Чернова. – Все как на духу рассказало. И даже то, что ты ее за 30 рублей продала.

– Никакой кофты я не брала.

– Не брала? – хитро прищурилась Алиса Михайловна. – А почему тогда, скажи, на гадание не пришла? Плати по-хорошему в тройном размере за кофту!

Тася пригрозила подать на блюдце в суд за клевету. Но в цехе на нее дружно поднасели работницы, участвовавшие в гадании, и Тася со слезами выложила тридцатку.

Скоро в цехе пропала цевка с шерстяной пряжей.

Гадание устроить не успели. Работники ОБХСС произвели обыск в квартире бригадирши Черновой. Там обнаружились и цевка с пряжей, и кофточка.

ТЮЛЬБОЙ

ЛЕДОВЫЕ ПОСИДЕЛКИ

Прознав, что я собрался на зимний промысел морского зверя, бывалые друзья доблестно вызвались снабдить теплыми унтами и полушубком на собачьем меху. И дали полезные советы, какими растираниями пользоваться при обморожении.

– Опасайся прямого норд-оста! – отечески наставляли тертые землепроходцы.

А я уложил в «дипломат» элегантные очки от солнца и вылетел… на юг.

Может быть, арктический атомный ледоход – хорошо, но ЗРС, уверяю, лучше. Легкое зверобойно-рыболовное судно «Тюлень-8» само отважно кромсает лед много толще яичной скорлупы и регулярно предоставляет возможность поразмяться команде. В самый неожиданный момент. Звездной ночью чересчур застойные льды северного Каспия намертво воспрепятствовали нашему продвижению вперед, и вахтенный пригласил всех, кому плохо спится, на физпроцедуры. Следом за капитаном мы сигаем на ледяной панцирь (попробуй спрыгнуть с борта атомохода!) и, задевая баграми-пиками за Большую Медведицу и созвездие Гончих Псов, принимаемся вырубать судно из крепких, но холодных объятий. Лед рубят – щепки летят. От пик. Закончив далеко за полночь утреннюю гимнастику, команда заснула, почему-то позабыв принять снотворные пилюли.

Тяжелый багор не смог свалить с ног только капитана Анатолия Байкова. Стоя у штурвала в домашних шлепанцах, элегантный капитан водит пышным усом, как локатором, и зорко всматривается в белую даль. В каких льдах затерялась промысловая удача? Под штормовой угрозой выполнение плана…

Было время, каспийского тюленя промысловики не жаловали вниманием. Испокон веков архангельские поморы били по-свойски гренландского зверя, бойко торгуя мехом, кожей, вытопленным жиром-ворванью. Резкое сокращение беломорского обитателя заставило обратить взор на его менее упитанного южного собрата. Перед войной на Каспии добывали до 200 тысяч голов. Потом тюлень в южных льдах стал таять. Если раньше его численность достигала миллиона, то теперь нет и половины.

Причин тому – доброе стадо. Загородили плотинами питательные артерии – реки Волгу и Урал, зарегулировав их водный дар Каспию. Все чаще реки приносили уже не частиковую рыбу к тюленьему столу, а сплошные металлы да косяки пестицидов. Матери-тюленихи в панике ударились в яловость и аборты.

И с 1966 года разрешен промысел только приплода, ценный мех которого пользуется наибольшим спросом внутреннего и международного рынка.

Уберегая усатое стадо, ученые помогли определить оптимальные нормы изъятия приплода: не более 40 тысяч голов. Но и эти скромные лимиты промысловиками осваиваются лишь наполовину.

Сроки добычи очень короткие. В конце января тюлень ищет «пляжи» во льдах северного Каспия. В отличие от человеческих мамаш, вдруг устремившихся рожать в воде, тюленихи предпочитают производить потомство, имея под ластами твердую почку. И тут поспей, зверобой: через неделю начнет линять белек. (Прозван так за белую шубку.) Столь же скоротечна пора и сиваря – повзрослевшего, умеющего уже нырять малыша. Потому не до сна капитану Байкову.

Торопится разыскать ластоногое полчище вся зверобойная флотилия «Каспрыбы». За исключением разве лишь судна «Тюлень-6», которое само стало добычей льдов: полетел редуктор главного двигателя. Вот так же немало времени просидело оно в ледовом плену и в прошлый сезон. Рядом с ним из-за поломки бился как рыба об лед и Байков – не сделал плана на треть.