Текст книги "Крестный путь России"

Автор книги: Николай Леонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц)

Результат референдума оказался следующим: из всего списочного состава избирателей в России (107 миллионов граждан) пришли к урнам 64%. На первый вопрос о доверии президенту Ельцину утвердительно ответили 58,5% голосовавших. За доверие проводимой им и правительством социальной политике проголосовали 53%. На третий вопрос – о целесообразности досрочных выборов президента только около 33% сказали "да", в то время как за досрочные перевыборы народных депутатов проголосовали 41,5%. Президент Б. Ельцин мог праздновать победу, потому что по первым двум вопросам положительно проголосовали более половины участников референдума. Он получил вотум доверия. По двум последним вопросам о досрочных выборах президента и народных депутатов – результаты оказались недействительными, ибо положительно проголосовали менее половины тех, кто пришел к урнам. В результате все пауки – и президент, и съезд – остались в одной банке, хотя шансы на успех у Ельцина увеличились из-за полученного формального доверия. Теперь следовало ожидать первых ударов именно с его стороны. Победу на референдуме надо было развивать и закреплять. Случай представился быстро.

В связи с приближением 1 Мая, дня традиционных демонстраций трудящихся не только в России, оппозиционные партии и движения наметили провести в столице шествие и митинг. Для всех было ясно, что они должны были пройти под антипрезидентскими и антиправительственными лозунгами. За два дня до праздников – 28 апреля – Б. Ельцин вдруг издает распоряжение, в соответствии с которым запрещалось проведение любых массовых мероприятий на Красной площади и прилегающих к ней территориях. Предлог, как всегда, был убогим до смехотворности: президент запрещал всякие митинги, собрания, уличные шествия, манифестации, пикетирования и пр. только потому, что, дескать, до сих пор не принят Федеральный закон о статусе столицы Российской Федерации и не определены границы территорий, прилегающих к зданиям и сооружениям, занимаемым высшими органами законодательной, исполнительной и судебной власти, на которых не допускается проведение подобных массовых мероприятий. К рождению этого распоряжения безусловно имел самое прямое отношение Ю. Лужков, у которого в глубине души давно поселился страх перед любыми демонстрациями возмущенного народа. Именно по его инициативе стали раскапывать Манежную площадь традиционное место народных собраний, он же в те дни посылал строительную технику и рабочих, чтобы "ремонтировать" Красную площадь. Бетонные блоки, грузовики, трайлеры были у него всегда наготове, чтобы заблокировать любую магистраль или площадь.

Для первомайского митинга в тот год была отведена Октябрьская площадь с правом шествия только на один квартал в сторону Крымского моста. Конечно, это оскорбительные, унизительные условия для демонстрантов, так власть показывала свой норов.

Путь к центру города по улице Якиманка был перекрыт мощными заграждениями и заслонами ОМОНа, путь по Садовому кольцу через Крымский мост, которым всегда ходили "демократические" демонстрации при советской власти, был также закупорен плотными рядами стражей порядка со специально натасканными на борьбу с демонстрантами немецкими овчарками. Руководители митинга решили не идти на столкновение с ОМОНом, призвали 50-тысячную манифестацию двинуться по Ленинскому проспекту в сторону площади Гагарина, в противоположном от центра направлении. Такой маршрут не представлял никакой опасности для властей, люди намеревались идти к Воробьевым горам – месту традиционных праздничных пикников москвичей, но не тут-то было! По личному распоряжению Лужкова в спешном порядке к площади Гагарина были доставлены отряды ОМОНа, а из грузовиков и автобусов сооружена подвижная баррикада. Манифестанты оказались в мешке. Демонстрация остановилась: от ее головы отделилась группа лиц, которые подошли к офицерам ОМОНа, стоявшим впереди цепи, и попыталась договориться о мирном пропуске людей, но получили отказ. Тогда, судя по свидетельству очевидцев (см. С. Семенова, "Российская газета", 7 мая 1993 г.), несколько десятков демонстрантов подошли к преграждавшим путь автомобилям и стали разворачивать их, чтобы расчистить проход. В это время бойцы ОМОНа окружили людей и начали зверски избивать. Увидев это, основная часть демонстрантов бросилась на выручку своих товарищей, пустив в ход древки, транспаранты. Завязалось настоящее сражение. В поисках средств борьбы часть манифестантов собрала в соседних дворах доски, камни, вырвала штыри, которыми крепятся "ракушки" к земле, и стала обороняться. Омоновцы получили поддержку в виде прибывших к месту "боя" водометов, начавших поливать толпу ледяной водой и пеной. Кто-то слышал, как Лужков Ю. М. по радиотелефону отдавал команду старшему офицеру: "Жестче, еще жестче!", и те старались, как могли. Когда демонстранты стали разбегаться, кто в Нескучный сад, кто на близлежащие улицы, их преследовали свежие силы, которые крушили ключицы и ребра своим соотечественникам с каким-то патологическим садизмом.

В результате "майского побоища" пострадали более 600 человек, 40 из них были госпитализированы, погиб один сержант ОМОНа, раздавленный грузовиком собственного оцепления, сожжено три автомашины и еще 16 сильно повреждено.

В последующие дни все средства массовой информации были мобилизованы и ориентированы на компрометацию демонстрантов и выгораживание властей. На экранах телевизоров мелькали какие-то ржавые велосипедные цепи, самодельные "заточки", металлические прутья и прочий сфабрикованный "арсенал", якобы использованный демонстрантами. Вся стряпня подавалась под единым соусом: оппозиция-де, озлобленная неудачей на референдуме 25 апреля, решила взять реванш и т. д. Никакой разноголосицы в проправительственном лагере не было. Выполнялась единая установка. Левые, со своей стороны, возлагали всю ответственность за провокацию и кровопролитие на московские власти.

У меня ни тогда, ни потом не оставалось сомнений, что власти сознательно пошли на организацию бойни, чтобы окончательно раздавить оппозицию, терроризировать широкие массы недовольных, стихийно поддерживавших антипрезидентские силы. Блокировать уходящую от центра демонстрацию может только политик, сознательно провоцирующий насилие. Нет никакой возможности объяснить это ошибкой, некомпетентностью, даже самодурством. Бросалось в глаза, что власть, организовав дезинформационный "девятый вал" против участников первомайской демонстрации, отказалась от преследования нескольких десятков "схваченных зачинщиков". Она не решилась на судебное разбирательство дел организаторов митинга и его участников, понимая, что такой процесс мог бы превратиться в разоблачение подлинных организаторов кровопролития.

Не признаваясь публично, власть понимала свою ответственность за содеянное и готовилась к следующему памятному дню – Дню Победы 9 мая. Мэру, разрешившему демонстрантам пройти только от Белорусского вокзала до Советской площади, но не до Кремля, не к могиле Неизвестного солдата, пришлось стерпеть, когда стотысячная манифестация, проведя митинг на площади Маяковского, не свернув знамена и транспаранты, прошествовала дальше – до Красной площади. На этот раз милиция, расставленная по дворам и переулкам, в дело не вступала. Власти были вынуждены смириться с "вольностями" манифестантов. В противостоянии народа с властью наступила пауза. Расплескав свой эмоциональный заряд на манифестации, люди погрузились в будничные заботы по выживанию. К тому же начинался летний сезон, время садово-огородных работ на шестисоточных клетках. Это любимая пора политиков, для которых наступает более спокойное время. В лето 1993 г. и власть, к оппозиция зациклились на борьбе вокруг конституционной реформы.

По указанию президента уже давно велась разработка проекта новой Конституции. Основную роль в созданной рабочей группе играли екатеринбургский юрист С. С. Алексеев, с 1989 г. избранный народным депутатом и входивший в радикал-демократическую Межрегиональную депутатскую группу, и С. М. Шахрай, типичный недоучка из поколения "завлабов", главный автор Беловежских соглашений, похоронивших СССР. Они подготовили документ, проект которого был опубликован 30 апреля в газете "Известия" и сразу же вызвал острое неприятие в широких кругах политического истеблишмента. В соответствии с этим проектом президент превращался в абсолютного властителя судеб России. Он получат право назначать всех высших государственных должностных лиц, иметь своих представителей в регионах на правах полномочных представителей или своеобразных комиссаров. Упразднялись посты вице-президента и председателя Федерального собрания, дабы не иметь в государстве лиц, сопоставимых по весу и значимости с президентом. Ельцин мог распустить парламент в случае, если тот дважды осмелится не утвердить предлагаемую им кандидатуру на пост премьер-министра. Никаких практических путей для отрешения президента от власти не предлагалось. По своим полномочиям российский президент оказывался более властным хозяином земли русской, чем императоры или генеральные секретари ЦК КПСС. По проекту Алексеева – Шахрая принять новую Конституцию должен был не съезд народных депутатов, а некая Конституционная ассамблея, состав и порядок созыва которой нигде не обозначались.

Но параллельно действовала и официально учрежденная Конституционная комиссия. Ее номинальным председателем был сам Б. Ельцин, а фактически всей работой руководил Р. Хасбулатов, ведущим разработчиком был Олег Румянцев, тогда 32-летний юрист, во многом наивный сторонник "чистой демократии". Проект Конституции этой комиссии был опубликован 8 мая 1993 г. в "Российской газете". С социально-экономической стороны оба проекта можно считать идентичными. Различия имеются в основном в организации власти. Было предусмотрено сохранение парламента в виде двухпалатного Верховного Совета, права которого расширялись примерно до прав буржуазного парламента в западной демократической стране. Чтобы не устраивать внутренних разборок, президент дал указание попытаться соединить оба проекта в один, хотя заранее было понятно, что при этом от "румянцевского проекта" останутся рожки да ножки. Комиссии для вида, посидели, покряхтели от натужности и к июню представили Б. Ельцину "согласованный" документ. По своему выбору президент созвал группу людей, так или иначе причастных к работе над обоими документами, получил от них одобрение, и проект новой Конституции был отправлен вниз, в регионы, для одобрения или замечаний.

Характерным для летних: событий 1993 г. было то, что наибольшее внимание уделялось именно политическим баталиям вокруг вопроса о Конституции, о том, как найти выход из сложившейся системы "двоевластия" (президент – Верховный Совет), тогда как на самом деле наибольшую значимость и важность имели вопросы проведения приватизации, которая должна была обеспечить эффект "необратимости реформ", по замыслам А. Чубайса и его сподвижников.

Президент же в это лето готовил вооруженный государственный переворот. Виктор Баранец, бывший полковник Генерального штаба, издавший ряд книг об обстановке в российской армии после 1991 г., писал в своей работе "Потерянная армия" ("Совершенно секретно", 1998 г.), что "летом 1993 года многие генералы и офицеры центрального аппарата Министерства обороны и Генерального штаба стали поговаривать о том, что министр обороны подозрительно часто наведывается на дачу президента" (стр. 165). После очередного совещания у министра начальники управлений вдруг дружно принялись выяснять, как выполняются графики отпусков личного состава. Многим генштабовским офицерам пришлось заменить отдых у Черного моря на командировки в войска для проведения проверок по боеготовности, которые носили внеплановый характер.

Во второй половине августа Б. Ельцин посетил Таганскую и Кантемировскую дивизии, расквартированные в непосредственной близости от столицы. Эти воинские соединения уже использовались в прошлом кремлевскими политиками в борьбе за власть. В 1953-1957 гг., когда Н. Хрущеву приходила в голову мысль об устранении очередных конкурентов, Л. Берии или так называемой "антипартийной группировки" во главе с В. Молотовым, он всегда обращался к военным за помощью, и в столице появлялись колонны бронетехники с мотострелками. В 1991 г. ГКЧП также обратился именно к этим воинским формированиям. К 1993 г. некогда славные боевые знамена этих дивизий были уже сильно замараны, но теперь им предстояло сыграть роль не устрашающего пугала во властных разборках, а стать самыми настоящими киллерами, которые будут убивать на улицах Москвы своих соотечественников за квартиры, денежные подачки, генеральские погоны или дополнительные звездочки. Именно за этим ехал в придворные дивизии Б. Ельцин. В его публичных выступлениях все чаще звучали прямые угрозы о необходимости уничтожения "двоевластия", "август артподготовка, сентябрь – решительное наступление".

К 20 сентября Кантемировская танковая, Таманская мотострелковая, Тульская и Псковская воздушно-десантные дивизии были приведены в состояние повышенной боевой готовности под предлогом осенней итоговой проверки. В военный госпиталь имени Бурденко доставлены небывало большие партии хирургического оборудования, пополнены запасы крови. Это объяснялось "повышением травматизма среди военнослужащих во время уборки урожая".

Генералитет и офицерский состав с тревогой наблюдали, как драчливые политические соперники старались перетащить на свою сторону вооруженные силы страны, хотя после ГКЧП уже на протяжении двух лет только и слышно было о недопустимости втягивания армии в политику. Отвращение среди военнослужащих к политикам было очень глубоким, им не могли простить вильнюсские события, кровопролитие в Баку, тбилисскую провокацию, фарс с ГКЧП, когда армии пришлось расплачиваться своим авторитетом за политические авантюры кремлевских интриганов. При каждом зигзаге головотяпства крайней оказывалась армия, ей приходилось оправдываться и отмываться. Оставшиеся честными офицеры и генералы теряли уважение к самим себе из-за того, что не имели столько мужества и твердости духа, чтобы отказаться от выполнения явно преступных приказов. Люди оказывались скованными обручами дисциплины и страхом за благополучие своих семей. В откровенных разговорах доставалось в равной мере и "всенародно избранному", и народным депутатам. Отражая эти господствовавшие в армии настроения, военный министр Павел Грачев еще в декабре 1992 г., выступая перед VII съездом народных депутатов, с пафосом и не без внутренней убежденности говорил: "Хотел бы обратиться к народным депутатам с предложением: во имя стабильности, во имя возрождения России мы предлагаем различным политическим силам и группировкам объявить своего рода мораторий на втягивание армии в политику, исключить любое разыгрывание "армейской карты" из арсенала дозволенных средств политической борьбы. Прошу съезд меня в этом поддержать.

Я думаю, что пора раз и навсегда заявить о том, что армия была и будет на стороне народа, на стороне закона, на стороне Конституции. Армия служит Отечеству, она – инструмент и атрибут государства, и этим сказано все" ("Красная звезда", 8.12.1992).

Какие прекрасные слова! К ним бы еще и соответствующие дела! Цены бы не было Павлу Грачеву! Только был этот храбрый лично десантник двоедушным, лукавым политиком. До последнего момента он успокаивал армию и коллегию Министерства обороны тем, что обещал сберечь армию от участия в братоубийственной разборке. И одновременно он клялся и божился Б. Ельцину в своей верности, в преданности президенту Вооруженных сил и вел работу по подготовке государственного переворота. На даче президента П. Грачев уверял, что армия ждет не дождется приказа взять штурмом Белый дом, и даже попрекал генерала М. Барсукова, возглавлявшего тогда службу безопасности, в малодушии и неверии в быстрый и конечный успех операции, а в зале заседаний коллегии Министерства обороны на Арбате не переставая повторял слова о том, что "армию надо оставить в покое". 90-е годы вообще оказались чрезвычайно щедрыми на урожай именно таких людей в политике, в бизнесе, в силовых структурах, вообще в жизни общества. П. Грачев был просто последователен в своем хамелеонстве. В 1991-м, в дни августовских событий, он также метался между верностью воинской присяге и дисциплине и желанием успеть переметнуться в лагерь побеждающего противника, каким в то время был Б. Ельцин. Высокие посты, непомерные звания, роскошь вилл и обслуга, возможность сделать быстро крупное состояние окончательно доломали нестойкую психику тульского паренька и превратили его в почти профессионального лгуна и безвольного прихвостня Б. Ельцина, перед напором которого он оказывался жалким и бессильным.

Наконец 21 сентября 1993 г. грянула буря, ожидавшаяся всеми давно и в то же время неожиданная, как смерть. Б. Ельцин подписал свой зловещий указ No 1400, в соответствии с которым Верховный Совет и съезд народных депутатов Российской Федерации распускались в форме прекращения осуществления ими законодательной, распорядительной и контрольной функций, впредь стране предписывалось руководствоваться только указами президента и распоряжениями правительства. Было ведено представить к 12 декабря 1993 г. согласованный проект новой Конституции. На 11-12 декабря назначались новые выборы в будущую Государственную пуму. Конституционному суду было предписано не созывать заседаний до начала работ Федерального собрания РФ. Совету министров надлежало стать правопреемником Верховного Совета и принять в свое ведение все организации и учреждения, ранее подчиненные парламенту. Рабочий аппарат Верховного Совета и обслуживающий персонал отправлялись в отпуск до 13 декабря с сохранением содержания. Указ вступал в действие с момента подписания. В тот же день Б. Ельцин выступил в 20.00 по телевидению. Он выглядел совсем трезвым и привычным командным голосом объявил о своем решении идти до конца в борьбе с парламентом.

Я в тот день записал в своем дневнике: "Нынешних парламентариев мне не жаль. Это именно тот состав людей, который вырастил Б. Ельцина, избрав его своим председателем, дав ему тем самым стартовую площадку для карьеры. Эти же люди разваливали Союз, объявляя о независимости России и приоритете российских законов над общесоюзными, они глумились над раздавленным Горбачевым в августе 1991 г., санкционировали запрет КПСС, захват ее имущества. Они мостили дорогу Ельцину к абсолютной власти, предоставляя ему особые полномочия. И вот теперь сами стали жертвой. Старая логика вечной борьбы за власть.

Честно говоря, я не думал, что Ельцин пойдет на это! Риск для России и для него лично великоват, но в политике воля значит куда больше, чем ум. Президента поддерживают вся генетически рептильная пресса, радио и телевидение, родившаяся (и уже мускулистая) новая буржуазия (в стране действует почти 1 млн. фирм, в которых работают 19 млн. рабочих и служащих), на его стороне большая часть влиятельных лидеров Запада, которым он нужен как гарант нестабильности и слабости России.

Оппозиция традиционно сильна языком, а не делом. Наш парламентаризм как бы взят напрокат в чужом гардеробе. Он неловко сидит, где-то жмет, где-то нелепо морщит, вызывая колкости и ядовитые подковырки в свой адрес". И далее: "У меня в душе разлом. Убежден, что для нынешней России время парламентаризма еще не наступило. Нету нас для этого необходимых ингредиентов. Мы еще несколько десятилетий должны пожить при сильном правительстве. Но уж больно велико мое отвращение к нынешней "исполнительной" гарнитуре. Она очень антинациональна, воровата, груба, аморальна... Однако в политике главное – воля. Легитимными мерами власть не проймешь, ибо она не боится ходить нелегитимными дорожками. Если парламент не решится призвать всех своих сторонников, в том числе в регионах, то путь ему в политический крематорий".

В те августовские и сентябрьские дни мне приходилось неоднократно бывать в Белом доме, где я чаще всего встречался с С. Н. Бабуриным, Н. Павловым, а также генералом Б. В. Тарасовым, который до недавнего времени был начальником политуправления Приволжского военного округа, а теперь возглавлял депутатскую группу "Отчизна". Эти люди вызывали у меня: уважение своими ясными государственно-патриотическими взглядами, а Бабурин С. Н. в моих глазах на голову возвышался над средним уровнем депутатов, он один спасал их честь, открыто голосуя против Беловежских соглашений. Как бы критически я ни оценивал тогдашний депутатский корпус, все равно мои симпатии были однозначно на его стороне. Ведь им противостояла разрушительная антигосударственная сила, у которой: не было других побудительных мотивов, кроме личной власти и личного состояния. Тупые милицейские чины свободно пропускали меня через свои кордоны, когда я предъявлял им сохранившееся у меня после отставки в августе 1991 г. удостоверение генерала КГБ, подписанное еще В. А. Крючковым. В беседах с депутатами я чаще всего говорил о бесперспективности сидения в Белом доме. "Москва, – говорил я, – враждебный для парламента город. Здесь сосредоточено 80% банков, три четверти всех частных фирм России, вся проправительственная бюрократия, главные репрессивные силы. Сама столица окружена военными городками и базами, части и подразделения которых будут брошены на ваше подавление. Верховному Совету, съезду народных депутатов, равно как и Конституционному суду, следует уехать из этого враждебного вертепа, обосноваться в другом городе страны, призвать оттуда народ на Отечественную войну против узурпаторов власти, торгашей национальными интересами, мучителей людей. В Смутное время спасение России и Москвы пришло из Нижнего Новгорода". Со мной не спорили, но слова пропускали мимо ушей. Людей масштаба Минина и Пожарского в "тогдашнем оппозиционном суповом наборе" не было.

Руководство Верховного Совета решило сопротивляться. В ответ на указ No 1400 Р. Хасбулатов подписал сразу несколько постановлений, первым из которых было отрешение Б. Ельцина от должности президента страны в связи с нарушением им Конституции, выразившимся в приостановлении действия законно избранных органов государственной власти. Вторым шагом Верховного Совета было назначение исполняющим обязанности президента страны А. В. Руцкого. Следует отметить, что Руцкой, в свое время избранный на пост вице-президента России, был выселен из Кремля сразу, как только начал противоречить Б. Ельцину, и нашел убежище под крылом Верховного Совета в Белом доме. Еще одно Постановление оценивало действия Б. Ельцина как государственный переворот и просило Конституционный суд дать правовую оценку указа No 1400. В тот же день, 21 сентября, Конституционный суд под председательством В. Д. Зорькина вынес решение, в котором однозначно говорилось, что содержание указа 1400 не соответствует Конституции Российской Федерации и может служить основанием для отрешения Б. Ельцина от должности президента или "для приведения в действие иных специальных механизмов его ответственности". Теперь все кости в игре были брошены. Началась мучительная осада здания парламента, которое сначала было окружено милицией, потом дополнительно омоновцами, затем подключившимися войсками Министерства внутренних дел, к которым постепенно подходили части армии. Скопление техники и живой силы было явно несоразмерным с гарнизоном Белого дома. Какие бы истеричные крики не слышались о том, что в Белый дом съехались фашисты и бандиты со всей страны, что оттуда истекала угроза для политической стабильности государства и безопасности граждан, что там находилось гнездо вооруженных до зубов мятежников, – все это сплошная чушь. Вот моя запись от 27 сентября: "Я важно показал свое удостоверение и вошел в осажденное кольцо. Там, как в оке циклона, тихо, солнечно. На символической баррикаде сидят 5-7 молодых людей и пара миловидных девушек. Один стоит со знаменем на вершине баррикады, символизируя неустанную бдительность, и давая пишу репортерам, коих, конечно, мало. Горит костерик, окруженный убогими скамейками, на нем греется чайник. Охранники готовились завтракать.

Пожилые женщины – вечные труженицы – подметали площадь перед самым Белым домом грубыми вениками, сделанными из отломанных ветвей деревья. Вокруг громкоговорителя собралось 250-300 человек: шла запись бойцов в "мотомеханизированный полк" обороны. На тротуаре вдоль здания (я подходил со стороны станции метро "Баррикадная") выстроилась шеренга охранников баррикад, готовая заступить на дежурство. Шеренга жидкая, человек 40, но люди выглядят спокойными, решительными. Их вооружение: палки, дубинки. Все это чистая символика по сравнению с тысячами омоновцев, окруживших здание..."

Никаких складов оружия в подвалах Белого дома не было. С 1991 г. действовало распоряжение Б. Ельцина, в соответствии с которым для охраны парламента было выделено 138 автоматов, 9 ручных пулеметов и 570 пистолетов. Штатная милицейская охрана парламента, перешедшая на сторону Верховного Совета, была вооружена этими стволами. Часть оружия выдана добровольным ополченцам, которые пришли защищать Белый дом. Всей охраной до самого конца командовал А. Руцкой. Число ополченцев правительственные источники немилосердно завышали. По самым размашистым цифрам, всего в Белом доме было около тысячи человек, из которых 400 составляли сами депутаты и обслуживающий персонал парламента. Немало говорилось в те дни об отряде Баркашева (Русское национальное единство), который всегда квалифицируется правительственной прессой как "фашист". Свидетели, в том числе Иона Андронов, утверждают, что численность баркашевцев составляла всего 100 человек, из них получили или имели оружие 22 человека, они не принимали участия в бою, не понесли потерь, были задержаны и отпущены по домам. Вышедший вместе с Андроновым генерал Ачалов был арестован и отправлен в тюрьму. Баркашев и его "воинство", неизвестно кем субсидируемое, каждый раз выскакивает на политическую арену, как черт из табакерки, в момент, когда это выгодно властям, чтобы завести пластинку о фашистской угрозе в стране. Никакой другой роли баркашевцы не играли и не играют.

Приведенные данные лишь иллюстрируют очевидную истину: никакой военной опасности люди, участвовавшие в защите Белого дома, для правительства не представляли. Конфликт между президентом и парламентом носил по-прежнему чисто политический характер. Б. Ельцин в глубине души надеялся, что мерами морально-психологического давления ему удастся сломить упрямцев, добиться их политической капитуляции без применения силы. Этим и объясняется двухнедельная осада, в ходе которой власти последовательно отключали все системы жизнеобеспечения здания: электроснабжение, водопровод, все виды связи и т. д. Окрестные магазины и булочные были закрыты под предлогом ремонта, а ввоз продовольствия, питьевой воды или медикаментов прекращен. Даже находящиеся поблизости телефоны-автоматы оказались выведенными из строя. Большую изобретательность проявил в эти дни мэр Москвы, который распорядился подтянуть к Белому дому автомашины-цистерны, наполненные водой, чтобы перекрыть ими все подъезды к парламенту, по которым могло прорваться на автомашинах подкрепление извне. Вдоль всего здания Верховного Совета была протянута спиральная колючая проволока.

Поскольку на третий день после начала государственного переворота – 23 сентября – в здании парламента начал работу X чрезвычайный съезд народных депутатов Российской Федерации, президентская сторона стала вести настоящую психологическую войну против народных избранников, установив на крыше гостиницы "Мир" напротив парламента громкоговоритель, откуда лились то угрозы неминуемого и сурового возмездия, то уговоры переходить на сторону президента и покинуть Белый дом. Этот громкоговоритель даже получил прозвище Геббельс. На съезд, будем точны, прибыли всего 638 депутатов из 1069 человек полного состава, а к концу осады, дню штурма, их осталось не более сотни. Остальные либо струсили, либо перешли на сторону Ельцина. Предательство в подавляющем большинстве случаев имеет только две причины: либо страх за здоровье и жизнь свою и своих близких, либо стремление купить такой ценой материальные блага. Среди тех, кто клялся своим избирателям в своей неподкупности и верности идеалам справедливости и демократии, оказались очень многие, дезертировавшие в это время. Например, Евгений Амбарцумов (депутат из категории "завлабов"), входивший в состав Комитета по международным делам, дезертировал и получил в награду пост российского посла в Мексике.

Мелкий, серенький научный работник Евгений Кожокин за свое бегство из Белого дома был награжден сначала постом заместителя министра, а потом стал директором института стратегических исследований. Начинающий адвокат Алексей Сурков из рядового депутата превратился аж в главу специальной кремлевской комиссии по распределению материальных благ таким же, как он, перебежчикам. Его комиссия была даже расквартирована поблизости от здания парламента, чтобы "раздача слонов" носила более убойный характер.

Николай Рябов, скромный агротехник из небольшого поселка в Ростовской области, в прошлом активный антиельцинист, перекинулся на сторону президента в первые же дни государственного переворота, а вскоре граждане России могли видеть его на посту председателя Центральной избирательной комиссии, затем он был назначен послом в Прагу.

Глава парламентского комитета по вопросам обороны и безопасности Сергей Степашин, вчерашний политработник пожарных дружин в Ленинграде, легко перемахнул барьер совести и оказался заместителем министра безопасности, потом докарабкался до поста премьер-министра. Оказавшись непригодным на этих постах, он осел в удобное кресло председателя Счетной палаты, чья основная задача – не разоблачать коррупционеров и расхитителей национального достояния, а скорее скрывать их от общественности.

Почти одновременно с ним "слинял" из Белого дома Александр Починок, с тех пор подвизающийся на министерских постах, но получивший известность главным образом как растратчик госсредств на загранпоездки вместе со своей семьей.

Накануне танкового расстрела из парламента исчез бывший партаппаратчик Рамазан Абдулатипов, который буквально через пару дней вынырнул в качестве заместителя министра.

Список можно продолжать и продолжать, испытывая чувство гадливости. Бежали, как правило, мелкие, ничтожные личности, которые внезапно на гребне демагогической волны ворвались в столичную политическую жизнь, хлебнули материальных благ и теперь потели от страха потерять их снова. А терять было что. Каждому из беглецов выдавалось два миллиона рублей наличными, обеспечивалось престижное место в госаппарате, передавалась в собственность служебная квартира в Москве, предоставлялись ему и членам семьи обслуживание в президентской поликлинике и больнице, санаторно-курортное лечение и т. д., то есть как раз те льготы, против которых боролись "демократы", когда решались к власти. После всего этого не стоит удивляться, дорогие сограждане, откуда взялось в российской политике 90-х годов такое множество безнравственных проходимцев. Их плодила и пестовала сама верховная власть.