Текст книги "Искатель. 1989. Выпуск №3"

Автор книги: Николай Псурцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

ИСКАТЕЛЬ № 3 1989

№ 171

ОСНОВАН В 1961 ГОДУ

Выходит 6 раз в год

Распространяется только в розницу

II стр. обложки

III стр. обложки

В ВЫПУСКЕ:

Клиффорд САЙМАК

2. ПРИНЦИП ОБОРОТНЯ. Роман

Николай ПСУРЦЕВ

104. РАЗНЫЕ РОЛИ КАПИТАНА КОЛОТОВА. Рассказ

Клиффорд САЙМАК
ПРИНЦИП ОБОРОТНЯ

Роман[1]1
  © Перевод с английского «Искатель».
  Clifford D.Simak «The Werewolff Principle», Pan Books Ltd London and Sydney, 1971.


[Закрыть]

Существо остановилось, приникло к земле, глядя на крошечные точки света впереди, мерцавшие во мраке, и заскулило в страхе и тревоге.

Этот мир был чересчур жарким и влажным, а тьма – слишком густой. И было тут слишком много буйной растительности. Атмосфера неистовствовала, и растения стонали в агонии. В отдалении виднелись размытые сверкающие вспышки, которые почти не рассеивали ночную мглу, а где-то слышались чьи-то протяжные стенания. И здесь была жизнь – гораздо больше жизни, чем стоило иметь какой бы то ни было планете, – но жизнь низшая, частично состоявшая из биологической каши, маленьких сгустков, способных лишь вяло отзываться на раздражители.

Может быть, и не стоило так настойчиво рваться на волю? – спросило себя существо. Может, лучше было бы остаться в том месте, которому нет имени, там, где не существует ни бытия, ни ощущения или воспоминания о бытии – лишь черпаемое откуда то знание о том, что есть такое состояние, как бытие, да еще редкие проблески разума, разрозненные обрывки информации, которые подогревают стремление бежать, обрести независимость, разобраться, где ты, узнать, почему ты здесь и как мог сюда попасть.

Каким образом в одном месте может оказаться столько воды? И так много растительности, и такой неистовый ералаш стихий! Как вообще на планете – на любой планете – может царить такой кавардак, такое цветистое изобилие! В таком количестве воды – ручьями сбегающей по склонам, собравшейся в мутные лужицы на земле – было какое то святотатство. Мало того, вода присутствовала и в атмосфере, воздух был полон быстро несущихся капелек.

Что это за ткань, которая обхватывает горло и лежит на спине, волочится по земле, развеваясь на ветру? Какая то защитная оболочка? Хотя не очень-то похоже прежде существо никогда не нуждалось ни в каком прикрытии. Ему была необходима только его собственная шубка из серебристого меха.

Прежде? – спросило себя существо. Когда это «прежде»? Прежде, чем что? Существо напрягло память, и у него возникло смутное видение какой-то хрустальной земли, где воздух был холоден и сух, со снежной и песчаной пылью, а ночь, озаренная мягким золотистым светом лун, была такой же яркой, как день. А еще возникло навязчивое, туманное, полуосознанное воспоминание о том, что оно, существо, отправилось в глубины космоса вырывать у звезд их тайны.

Но что это было, воспоминание или фантазия, рожденная безликостью того места, откуда бежало существо? Этого никак не узнаешь.

Существо выдвинуло пару рук, собрало с земли ткань и, скомкав, зажало ее в ладонях. Вода сочилась из материи, маленькие капельки с плеском падали в стоявшие на земле лужицы.

Что это за точки света впереди? Это не звезды: слишком близко к земле, да и вообще тут нет звезд, что само по себе невероятно, ибо звезды были всегда.

Существо с опаской потянулось мыслью к этому ровному свету. Там было еще что-то, кроме света, – на заднем плане ощущалось присутствие какого-то минерала. Существо осторожно ощупало этот фон и осознало, что там, в темноте, стоит минеральная глыба слишком уж правильной формы для скалы естественного происхождения.

Вдали не смолкал безумный грохот; тревожные вспышки далеких огней уносились в небесную бездну. Идти дальше? – гадало существо, – обогнуть огоньки по широкой дуге или двинуться прямо на них, чтобы узнать, что они такое? Или, быть может, вернуться и постараться опять отыскать ту пустоту, из которой оно бежало? Хотя теперь уже неизвестно, где она. Когда существо вырвалось на свободу, ее там не было. А с момента своего освобождения оно ушло далеко.

И где те двое, которые тоже были там, в небытии? Они тоже освободились? Или остались, почувствовав, быть может, Сводящую с ума отчужденность, что царит вокруг того места? А если они не бежали, то где могут быть теперь?

Только где и кто они? Почему они не отвечали? Или они не слышали вопроса? Возможно, в том не имеющем названия месте не было подходящих условий, чтобы задавать вопросы? Странно, подумало существо, делить жилье с двумя другими созданиями, испытывать то же ощущение неосознанного бытия и не иметь возможности вступить с ними в связь.

Ночь была душная, но существо до самых внутренностей пробирала дрожь. Нельзя оставаться здесь, сказало оно себе. Не скитаться же до бесконечности. Надо найти какое-то убежище. Хотя существо пока не понимало, где следует искать убежища в таком безумном мире, как этот.

Оно медленно двинулось вперед, не веря в себя, не зная толком, куда идти и что делать.

Огни? – думало оно. Узнать, что это за огни, или?..

Небо взорвалось. Мир треснул, переполнившись сверкающей голубизной. Ослепленное и контуженое существо в ужасе отпрянуло, и тишину прорезал пронзительный крик. Но вот крик оборвался, свет исчез, и существо снова очутилось в небытии.

Дождь хлестал Эндрю Блейка по лицу, земля сотрясалась от оглушительных раскатов грома. Огромные клочья растерзанной атмосферы сходились, казалось, над самой головой. Резко пахло озоном, и Блейк чувствовал, как холодная грязь забивается между пальцами ног.

Как же он попал сюда? В грозу, с непокрытой головой, в насквозь промокшей одежде, без сандалий?

Ветер завывал в рощице; от подножия холма, на котором стоял Блейк, доносился плеск бегущей воды, а напротив, за потоком, светились окна Может быть, это его дом – как в тукане, подумал он. Хотя там, где стоял его дом, не было ни склона, ни потока. Блейк поднял руку и озадаченно поскреб в затылке. На миг затихший дождь начал с новой силой стегать его, и Блейк повернул к дому. Нет, это, конечно, не его жилище. Но там наверняка есть кто-то, кто скажет ему, где он, и…

Скажет, где он! Но это же безумие! Какую-то секунду назад Блейк стоял в своем внутреннем дворике и глядел на грозовые тучи, и никакого дождя не было…

Должно быть, он спит. Или галлюцинирует. Но яростный ливень не похож на дождь из сна, воздух все еще пахнет озоном, а где это слыхано, чтобы запах озона ощущался во сне?

Подходя к дому, Блейк вдруг споткнулся правой ногой обо что-то твердое; боль пронзила стопу, и Блейк запрыгал на одной ноге. Боль стекла в большой палец и запульсировала в нем. Нога, на которой стоял Блейк, поскользнулась, и он с размаху плюхнулся в грязь, разбрызгав ее во все стороны. Почва была холодная и мокрая. Блейк так и остался сидеть. Согнув ногу с разбитым пальцем, осторожно ощупал его.

Он понял, что это не сон. Во сне человек не может почувствовать боль. Что-то случилось. Какая-то сила в мгновение ока перенесла его, бесчувственного, на много миль от его дома. Перенесла и швырнула в пелену дождя и грома, в непроглядную ночь.

Блейк снова потрогал большой палец. Боль чуть утихла. Он поднялся и, стараясь не задеть больной палец, двинулся вперед. Хромая, ковыляя и скользя по грязи, он спустился по склону, пересек узкий ручей, вода в котором доставала ему до лодыжек, и вскарабкался по другому склону к дому.

Горизонт озарился молнией, и на какое-то мгновение Эндрю Блейк увидел очертания дома на фоне этого сияния – большое здание с тяжелыми дымоходами и окнами, утопленными в камень, будто глубоко посаженные глаза.

Каменный дом, удивился он. Пережиток прошлого. Каменный дом, в котором кто-то живет.

Блейк наткнулся на ограду, но не ушибся, потому что двигался медленно. Идя ощупью вдоль забора, он добрался до калитки. За ней виднелись три маленьких светлых прямоугольника. Блейк решил, что это дверь. И пошел к ней по плоским каменным плитам. Возле двери замедлил шаг и стал осторожно нащупывать дорогу. Здесь могли оказаться ступеньки, а с него хватит и одной разбитой ноги.

Да, ступеньки тут были. Блейк поднялся по лестнице к двери и поискал сигнальное устройство, но сигнального устройства не было. Не было даже колокольчика или звонка. Пошарив еще немного, он нащупал дверной молоток. Ну конечно, сказал себе Блейк, в таком доме наверняка должен быть дверной молоток. В доме из далекого прошлого…

Он поднял молоток и постучал. Подождал. Никаких признаков, что его услышали. Постучал еще раз. За спиной что-то заскрипело, и Блейк резко обернулся. Яркая вспышка ослепила Блейка, и он скорее почувствовал, чем увидел, за источником света, на фоне ночной мглы, смутный силуэт человеческой фигуры.

Сзади распахнулась дверь, и на улицу из дома хлынул свет. Теперь Блейк видел человека с фонарем. Тот был одет в юбку-шотландку и овчинную куртку. В другой его руке блеснула сталь. Пистолет, решил Блейк.

– Что здесь происходит? – резко спросил мужчина, открывший дверь.

– Кто-то пытается забраться в дом, сенатор, – ответил человек с фонарем. – Должно быть, он как-то ухитрился проскользнуть мимо меня.

Блейк медленно повернулся к стоявшему в дверях мужчине.

– Простите, сэр, – сказал он, – я не знал… Я не хотел поднимать переполох. Просто увидел дом…

– И это еще не все, сенатор, – вмешался охранник. – Странные дела творятся нынче ночью. Не так давно я заметил тут волка…

– В округе нет волков, – ответил сенатор. – Волков вообще не существует. Их нет уже лет сто, если не больше.

– Но я видел! Там, на холме за ручьем. Была яркая вспышка молнии…

– Простите, что заставляю вас стоять тут и слушать эту перебранку, – сказал сенатор Блейку, – В такую ночь лучше сидеть дома.

– Кажется, я заблудился, – ответил Блейк, стараясь унять дрожь. – Если вы сообщите мне, где я нахожусь, и укажете дорогу…

– Погасите фонарь, – велел сенатор охраннику. – И займитесь делом.

Фонарь потух.

– Волки! – сердито воскликнул сенатор. – Ну и ну! – И добавил, обращаясь к Блейку: – Пойдемте.

Блейк вошел, и сенатор закрыл за ним дверь.

Блейк огляделся. Он стоял в прихожей. По обе стороны были двери высотой от пола до потолка, а в комнате в громадном каменном очаге горел огонь. Комната была заставлена тяжелой мебелью в ярких ситцевых чехлах.

Сенатор прошел мимо Блейка и остановился, чтобы рассмотреть его.

– Меня зовут Эндрю Блейк, – представился Блейк. – И я боюсь, что пачкаю вам полы.

Дождевая вода, капавшая с его одежды, образовала на полу лужицы. От двери до того места, где стоял Блейк, тянулась цепочка мокрых следов.

Сенатор, высокий худощавый мужчина с коротко остриженными седыми волосами и серебристыми усами над прямым ртом, похожим на зев капкана, был одет в белый халат с ажурными лиловыми кружевами по кромкам. Он повернулся и открыл одну из боковых дверей, за которой оказался платяной шкаф. Сунув туда руку, сенатор извлек толстый коричневый халат.

– Держите, – сказал он, протягивая его Блейку, – это как раз то, что нужно. Настоящая шерсть. Вы, наверное, озябли.

– Самую малость, – ответил Блейк, до боли сжав челюсти, чтобы не стучать зубами.

– Шерсть вас согреет, – сказал сенатор. – Это редкость. Теперь везде одна синтетика. Но шерсть можно приобрести у одного сумасброда, который живет в шотландских горах. Он думает почти так же, как и я, и считает, что настоящие старые вещи по-прежнему лучше новых подделок.

– Уверен, что вы правы, – ответил Блейк.

– Но что это я, стою, разглагольствую, а вы тем временем мерзнете. Поднимитесь вон по той лестнице справа. Первая дверь налево. Там моя комната. В шкафу найдете сандалии. Да и шорты ваши тоже, наверное, промокли насквозь.

– Должно быть, так, – ответил Блейк.

– В туалетном столике найдутся шорты и все, что нужно. Ванная справа, как войдете. Десять минут в горячей воде вам не повредят. А я пока попрошу Элин сделать кофе и откупорю бутылочку доброго коньяка.

– Не утруждайте себя, – сказал Блейк. – Вы и так уже столько сделали…

– Пустяки, – ответил сенатор. – Я рад, что вы заглянули ко мне.

Держа в руках шерстяной халат, Блейк взобрался вверх по лестнице и открыл первую дверь налево. За ней справа он увидел белую блестящую ванну.

Блейк бросил коричневый халат на крышку корзины, снял свое замызганное одеяние и швырнул его на пол. Опустил глаза и удивленно оглядел себя. Он потерял свои шорты неизвестно где, непонятно как…

Когда Блейк вернулся в большую комнату с камином, сенатор уже ждал его. Он сидел в кресле, а на подлокотнике примостилась темноволосая женщина.

– Э… молодой человек, – сказал сенатор, – вы назвали себя, да я не запомнил имени…

– Эндрю Блейк.

– Уж извините, – проговорил сенатор. – Память у меня уже не такая цепкая, как когда-то. Это моя дочь Элин. А я – Чандлер Гортон. Из бормотания того балбеса на улице вы, конечно же, поняли, что я сенатор.

– Познакомиться с вами, сенатор, и с вами, мисс Элин, большая честь для меня.

– Блейк? – переспросила девушка. – Где-то я слышала это имя. Совсем недавно. Скажите, чем вы знамениты?

– Я? Ничем, – ответил Блейк.

– Но о вас же писали во всех газетах. И по трехмернику в новостях показывали. А, вспомнила! Вы тот человек, который вернулся со звезд.

– Что ты говоришь? – воскликнул сенатор, тяжело поднимаясь. – Как интересно! Мистер Блейк, вон то кресло, возле самого камина, очень удобное.

– Папе нравится разыгрывать из себя барона или, по меньшей мере, сельского сквайра, когда приходят гости, – сказала Элин Блейку. – Не обращайте на него внимания.

– Сенатор очень любезный хозяин, – заметил Блейк.

Сенатор взял графин и потянулся за бокалами.

– Если вы помните, я обещал вам коньяку, – сказал он.

– И не забудьте похвалить его, – добавила Элин. – Сенатор – ценитель коньяков и гордится этим. А чуть погодя, если вам захочется, выпьем кофе. Я включила автошеф-повара…

– Шеф снова заработал? – спросил сенатор.

– Не слишком охотно. Сварил кофе, как я просила, да еще яичницу с ветчиной поджарил. – Она взглянула на Блейка. – Хотите яичницу с ветчиной? Наверное, она еще не остыла.

– Нет, большое спасибо.

– Этот повар зациклился на оладьях, – сказал сенатор. – Что ни наберешь на диске, итог получается один и тот же. Правда, отбивные шеф тоже жарил, хотя и редко.

Гортон вручил всем по стакану и сел в кресло.

– Немудреный уют – вот за что я люблю этот дом, – сказал он. – Триста лет назад его построил человек, заботившийся о собственном достоинстве и понимавший кое-что в экологии. Поэтому он и сложил дом из чистого известняка и леса, который тут рос. Он сделал так, что дом не выделяется из окружающего пейзажа. И никакой технической ерундистики здесь нет, кроме автоповара.

– Мы люди старомодные, – сказала Элин. – Мне всегда казалось, что жить в таком доме – все равно, что обитать, скажем, в землянке в двадцатом столетии.

Сенатор покрутил свой бокал, заставив коньяк плескаться.

– Конечно, он не летает, – продолжал Гортон, – и не будет с вами разговаривать. Но кому нужен летающий дом и…

– Папа! – вскричала Элин.

– Простите, сэр, – сказал сенатор. – У меня есть свои привязанности, я люблю о них поговорить и подчас увлекаюсь больше, чем следовало бы. Да, кстати… Дочь вроде бы сказала, что видела вас по трехмернику.

– Сказала, папа, сказала! Ты совсем не обращаешь на меня внимания. Кроме своих биоинженерных слушаний, больше ничем не интересуешься.

– Но ведь это очень важные слушания, милочка, – возразил сенатор. – В скором времени человечеству предстоит принять решение: как быть со всеми этими планетами, которые мы открываем. Только безумец мог предложить создавать на них земные условия. Подумай, сколько времени и денег поглотит эта работа.

– Кстати, совсем забыла, – сказала Элин. – Мама звонила. Сегодня вечером ее не будет дома. Она услышала о грозе и осталась в Нью-Йорке.

– Прекрасно, – проворчал сенатор. – В такую ночь лучше не путешествовать. Как ей понравился Лондон? Она что-нибудь говорила?

– Она в восторге от представления.

– Мюзик-холл, – пояснил сенатор Блейку. – Возрождение древнего развлечения. Жена без ума от него. Она у нас человек с претензией на тонкий художественный вкус.

– Какие ужасные вещи ты говоришь! – воскликнула Элин.

– Ничего подобного, – ответил сенатор. – Это правда. Однако вернемся к биоинженерии. Может быть, у вас есть на сей счет какое-то мнение, мистер Блейк?

– Нет, вряд ли, – ответил Блейк – По-моему, я несколько утратил связь с ходом событий.

– Утратили связь? Да, так и должно было случиться. Теперь я вспоминаю. Вы были в капсуле, и вас нашли какие-то шахтеры с астероидов. В какой системе?

– В окрестностях Антареса. Маленькая звезда, безымянная, с одним только номером. Но я ничего этого не помню. Меня не оживляли, пока не привезли в Вашингтон.

– И вы ничего не помните?

– Ничегошеньки, – ответил Блейк. – Моя сознательная жизнь началась меньше месяца назад. Я не знаю ни того, кто я такой, ни…

– Но у вас есть имя.

– Просто удобства ради, – сказал Блейк. – Я сам его выбрал. Джон Смит тоже сгодилось бы. Должен же человек иметь какое-то имя.

– Однако, насколько я помню, какие-то подспудные знания у вас были.

– Да, в том-то и странность. Я знал о Земле, о ее народе, о его обычаях, но во многих отношениях безнадежно отстал от жизни. Спотыкаюсь о незнакомые традиции, верования, слова Я попал в странную обстановку, но когда-нибудь, возможно, узнаю все. Вспомню, кто я такой, где и когда родился, что случилось там, в космосе. А пока, как вы понимаете, я здорово озадачен. Правда, мне не на что жаловаться, мне подарили жилище. Дом в маленькой деревушке…

– В этой деревушке? – спросил сенатор. – Я полагаю, он где-то неподалеку?

– Даже и не знаю, – ответил Блейк. – Со мной произошло что-то странное. Я не знаю, где нахожусь А деревня называется Мидлтон.

– Это рядом, в долине, – сказал сенатор. – Отсюда и пяти миль не будет. Похоже, мы соседи.

– Я вышел прогуляться после обеда. И смотрел на горы, стоя во внутреннем дворике. Собиралась гроза. Где-то далеко были черные тучи и молнии. А потом я вдруг оказался на холме за ручьем, напротив этого дома. Шел дождь, и я насквозь промок.

Он умолк и осторожно поставил свой бокал с коньяком на каменную плиту под очагом.

– Вот так все и было, – добавил он. – Я знаю, это звучит дико…

– Это звучит неправдоподобно, – согласился сенатор.

– По-видимому, да. Причем, похоже, что я переместился не только в пространстве, но и во времени. Я не просто очутился в нескольких милях от того места, в котором стоял. Была уже ночь, а когда я вышел во дворик, только-только начинало смеркаться.

– Мне очень жаль, что этот болван-охранник ослепил вас фонарем. Должно быть, оказаться здесь уже было для вас достаточным потрясением. Я не просил охраны. И даже не хочу иметь ее. Но Женева требует, чтобы ко всем сенаторам была приставлена стража. Почему – я толком и не знаю. Уверен, что в мире уже не осталось кровожадных людей. Наконец-то Земля стала цивилизованной. По крайней мере, отчасти, хотя на это ушли долгие годы.

– Но из-за этого биоинженерного вопроса страсти тут накалились, – сказала Элин. – Все эти фанатики, почитающие Библию, все эти заклятые ретрограды и рутинеры ополчились против биоинженерии. – Она повернулась к Блейку. – Известно ли вам, что сенатор, который живет в доме, построенном триста лет назад, и кичится тем, что в нем нет ни единого технического новшества…

– А повар? – перебил сенатор. – Ты забываешь о поваре.

Она пропустила его слова мимо ушей.

– …и кичится тем, что в доме нет ни единого технического новшества, связался с шайкой сумасбродов, с архипрогрессистами, сторонниками радикальных преобразований?

– Они вовсе не радикальные, – пробурчал сенатор. – Обыкновенный здравый смысл. Создание земных условий на одной планете обойдется в триллионы долларов. Гораздо быстрее и дешевле будет сконструировать человеческую расу, способную жить на этой планете. Вместо того чтобы подгонять планету под человека, мы приспособим человека к планете.

– В том-то и соль, – сказала Элин. – На это и упирают твои противники Мысль о переделке человека приводит их в бешенство. Измененное существо, которое будет жить на такой планете, не может считаться человеком.

– Возможно, его наружность и будет иной, – возразил сенатор – Но оно по-прежнему останется человеком.

– Разумеется, вы понимаете, что я не выступаю против сенатора, – сказала Элин Блейку. – Но иногда бывает ужасно трудно заставить его осознать, с чем он столкнулся.

– Моя дочь спорит со мной, – пояснил сенатор. – И порой это приносит пользу. Но сейчас в возражениях нет нужды. Я и так знаю, насколько ожесточенно действует оппозиция.

Он взял графин. Блейк покачал головой

– Может быть, я сумею как-то добраться до дому, – сказал он. – Тяжелый выдался вечер.

– Переночевали бы у нас.

– Спасибо, сенатор, но если есть какая-то возможность…

– Разумеется, – ответил сенатор. – Кто-нибудь из охранников вас отвезет. Лчше воспользоваться наземной машиной: такая ночь не для леталок.

– Буду очень признателен.

– Так хотя бы у кого-то из охранников появится возможность сделать полезное дело, – сказал сенатор. – Если он повезет вас домой, ему, по крайней мере, не будут мерещиться волки Кстати, вы там, на улице, не видели волка?

– Нет, – ответил Блейк – Волка я не видел.

Майкл Даниельс стоял у окна и смотрел, как наземная обслуга на Риверсайде, по ту сторону бульвара, помогает домам приземлиться. Черные фундаменты влажно поблескивали в ночи, а в четверти мили дальше лежал Потомак, как чернильно-черный лист, отражавший посадочные огни. Один за другим дома неуклюже спускались с затянутого тучами неба и садились на отведенные для них платформы.

Пациенты прибывают, подумалось Даниельсу. А может, сотрудники возвращаются после выходных. Хотя тут могли оказаться люди, не связанные с больницей ни службой, ни недугом. Город был битком забит, через день или два должны были начаться окружные слушания по вопросам биоинженер, ни. Спрос на участки был огромный, а передвижные дома втискивали повсюду, где только могли найти стоянку.

Вода стекала изломанными ручейками по гладким оконным стеклам, а там, за окнами, все приземлялись, паря в воздухе, дома, занимая немногие еще свободные фундаменты. Несколько сухопутных машин плавно проехали по бульвару. Воздушные подушки, на которых они двигались, широкими веерами поднимали с мокрой земли водяную пыль. Вряд ли в такую ночь в воздухе много леталок.

Он знал, что ему пора домой. Ему уже давно надо было уйти со службы. Малыши, наверное, уже спят, но Черил еще не ложилась, ждет его.

На востоке, где-то очень далеко, светилась отраженным светом призрачно-белая колонна. Ее поставили возле реки в честь первых астронавтов, которые пятьсот с лишним лет назад поднялись в космос, чтобы облететь вокруг Земли.

Вашингтон, думал Даниельс, город, где разрушаются дома, где полным-полно памятников; нагромождение мрамора и гранита, густо поросшее мохом древних воспоминаний, покрывавшим его сталь и его камень. Дух некогда великой мощи все еще витал над городом. Бывшая столица старой республики, превратившаяся ныне лишь в местопребывание провинциального губернатора, по-прежнему куталась, будто в мантию, в атмосферу своего былого величия.

Приглушенные шумы ночной больницы наполняли комнату, будто шепот: тихая поступь бредущей по коридору сиделки, смягченное громыхание тележки, негромкое жужжание звонка на посту медсестры напротив, через коридор…

За спиной Даниельса кто-то распахнул дверь. Он резко обернулся.

– Добрый вечер, Горди.

Гордон Барнс – врач, живущий при больнице, улыбнулся Даниельсу.

– Я думал, ты уже ушел, – сказал он.

– Как раз собираюсь Перечитывал этот доклад. – Он указал на стоявший посреди комнаты стол. Барнс взял в руки папку с бумагами и взглянул на нее.

– Эндрю Блейк, – сказал он. – Занятный случай.

Даниельс озадаченно покачала головой.

– Более чем занятный, – заявил он. – Это просто невероятно. Сколько, по-твоему, Блейку лет? На сколько он выглядит?

– Не больше тридцати, Майк. Хотя, как мы знаем, ему может быть лет двести.

– Будь ему тридцать, можно было бы ожидать некоторого ухудшения жизненных функций, не правда ли? Организм начинает изнашиваться в двадцать с небольшим лет, жизнеспособность его снижается, и с приближением старости этот процесс все ускоряется.

– Известное дело, – ответил Барнс. – Но у этого Блейка, как я понимаю, все иначе?

– Вот именно, – сказал Даниельс. – Это идеальный экземпляр Он молод. Он более чем молод. Ни единого сбоя, ни единого изъяна.

– И никаких данных относительно его личности?

Даниельс покачал головой.

– В Космической Службе прошерстили все бумаги. За последние два века несколько десятков кораблей попросту исчезли. Взлетели – и ни слуху ни духу. Может быть, он один из rex людей, которые находились на борту этих кораблей.

– Его кто-то заморозил, – сказал Варне, – и засунул в капсулу.

– Ты хочешь сказать, что этот человек был такой важной птицей, что кто-то попытался его спасти? Даже если и так, все равно это ничего не объясняет. Выкинули человека в космос, а какова вероятность, что его снова найдут? Один к миллиарду? Один к триллиону?

– Но Блейка нашли.

– Да, знаю. Его капсула залетела в Солнечную систему, которую заселили менее ста лет назад, и Блейка обнаружила бригада шахтеров с астероидов. Капсула пошла по орбите вокруг астероида, они увидели, как она блестит на солнце, и им стало любопытно. Слишком уж ярко она сверкала, вот они и размечтались: нашли, мол, исполинский алмаз или что-то там такое. Еще несколько лет, и он бы грохнулся на астероид. Попробуй-ка вычислить его шансы.

Варне вернул папку на стол, подошел к окну и стал рядом с Даниельсом.

– Я с тобой согласен, – сказал он. – Смысла во всем этом мало. Но судьба помогала парню. Даже после того, как его нашли, кто-то мог взломать капсулу. Они знали, что внутри человек Капсула была прозрачной. Кому-нибудь могло взбрести в голову разморозить и оживить его. Быть может, этим стоило заняться. Вдруг ему было известно нечто ценное для них…

– Пользы от него… – произнес Даниельс. – Но это уже второй интересный вопрос. Разум Блейка был совершенно пуст, если не считать общего фона, причем такого фона, который человек мог бы получить только на Земле. Он знал язык, обладал человеческим мировоззрением и знаниями по основным вопросам, какими запасся бы обычный человек, живший двести лет назад. И все. Что могло с ним произойти, кто он такой и откуда родом – этого он совершенно не помнил.

– Нет никаких сомнении в том, что он уроженец Земли, а не одной из звездных колоний?

– Похоже, что нет Когда мы его оживили, Блейк уже знал, что такое Вашингтон и где он находится, но все еще считал ею столицей Соединенных Штатов. Знал и многое другое, что мог знать только землянин. Как ты понимаешь, мы пропустили его через целую кучу тестов.

– Как у него дела?

– Судя по всему, хорошо Он живет в маленькой общине к западу отсюда, в горах. Мы решили, что ему нужно немного отдохнуть, прийти в себя. Вероятно, это даст ему возможность поразмыслить, нащупать езое прошлое. Может, теперь он уже начинает вспоминать, кем и чем он был. Это не моя затея – я не хотел ничем его утруждать. Но мне думается, что, если он все вспомнит, это будет вполне естественно. Блейк и сам немного расстроен таким положением дел.

– А если вспомнит, то расскажет тебе?

– Не знаю, – ответил Даниельс. – Буду надеяться, что расскажет. Но я не связывал его никакими обещаниями. По-моему, это было бы неразумно Пусть поступает по своему усмотрению, а если у него возникнут затруднения, ему, наверное, захочется поговорить со мной.

Блейк стоял во внутреннем дворике и смотрел, как удаляются красные габаритные огни быстро движущейся по улице машины Дождь прекратился, и в просветах между тучами виднелись немногочисленные звезды. Дома на улице стояли черные, горели только лампочки во дворах. В его собственном доме была освещена прихожая – признак того, что дом поджидает хозяина.

Дул холодный северо-западный ветер. Блейк плотно запахнул на груди коричневый шерстяной халат и, пройдя через дворик, поднялся по короткой лестнице с тремя ступеньками. Дверь от крылась, и он шагнул внутрь.

– Добрый вечер, сэр, – сказал Дом и добавил укоризненно – Похоже, вы припозднились.

– Со мной что-то случилось, – ответил Блейк. – Не знаешь, что бы это могло быть?

– Вы покинули внутренний дворик, – сказал Дом, негодуя, ибо от него требовали сведений, которых он не мог дать. – Вам, разумеется, известно, что наша опека не распространяется за его пределы.

– Да, – промямлил Блейк, – это мне известно.

– Пока вас не было, на ваше имя поступило сообщение, – сказал Дом. – Оно в почтографе.

Почтограф стоял сбоку от входа. Блейк шагнул к нему и вытащил торчавший из передней стенки листок бумаги. Записка, написанная аккуратным четким почерком, была краткой и официальной. В ней говорилось. «Если мистер Эндрю Блейк сочтет для себя удобным связаться с мистером Райаном Вилсоном из городка Виллоу-Гроув, он сможет узнать нечто чрезвычайно полезное».

Блейк осторожно держал бумажку в пальцах. Невероятно, думал он. Это попахивает мелодрамой.

– Виллоу-Гроув? – переспросил он.

– Мы посмотрим, где это, – ответил Дом.

– Будьте добры! – проговорил Блейк.

– Ванна сейчас будет готова, – сказал Дом. – Если, конечно, вы хотите.

– И еду недолго сварить! – крикнула Кухня. – Чего желает хозяин?

– Да, поесть-то я, наверное, не прочь, – ответил Блейк. – Как насчет яичницы с ветчиной и пары ломтиков поджаренного хлеба?

– Мне одинаково легко сделать что угодно, – сказала Кухня. – Гренки с сыром? Омар?

– Яичницу с ветчиной, – заявил Блейк.

– Как быть с обстановкой? – спросил Дом. – Мы до неприличия долго не меняли ее.

– Нет, – устало ответил Блейк, – оставь все, как есть. Не трогай обстановку. Она не имеет большого значения. – Как вам угодно, хозяин, – сказал Дом.

– Сначала поесть, потом – в ванну, – проговорил Блейк. – И спать. У меня был трудный день.

– А что с запиской?

– Утром все решим.

– Городок Виллоу-Гроув находится к северо-западу отсюда, – сказал Дом. – Пятьдесят семь миль. Мы посмотрели по карте.

Блейк пересек гостиную, вошел в столовую и уселся за стол.

– Вам надо прийти и забрать еду, – завопила Кухня. – Я не могу ее вам принести!

– Знаю, – ответил Блейк. – Скажешь, когда все будет готово.

– Но вы уже сели за стол!

– Человек имеет право сидеть там, где пожелает! – вспылил Дом.

– Да, сэр, – откликнулась Кухня.

Дом снова умолк, а усталый Блейк пересел в кресло. Он заметил, что в комнате мультобои. Обои изображали лес и луга, по которым бежал ручеек. К ручью опасливо подскочил кролик. Остановившись возле пучка клевера, он сел и принялся ощипывать цветы. Ручеек искрился в солнечном свете, сбегал с низких порогов. По поверхности воды неслись пузырьки пены и опавшие листья. Прилетела и села на дерево птичка. Задрав головку, она запела, но звука не было. Лишь по дрожащему зобу можно было определить, что птичка поет.