Текст книги "Годы испытаний"

Автор книги: Николай Пухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

1945 год

Как известно, наши союзники попали в очень тяжелое положение в Арденнах. Чтобы облегчить их участь, Советская Армия поспешила нанести новые сокрушительные удары по врагу.

12 января 1945 года войска 1-го Украинского фронта начали наступление с сандомирского плацдарма.

Гитлеровское командование правильно оценивало значение этого плацдарма. Командующий 1-й танковой немецкой армией генерал-полковник Гайнец в своем приказе назвал его «пистолетом, направленным в затылок Германии».

Еще в конце 1944 года гитлеровцы призывали своих солдат «быть готовыми отразить удар русских, которые могут перейти в наступление в любой день и час». Все надежды они возлагали на прочность своей глубоко эшелонированной обороны, состоявшей из нескольких полос.

Главная полоса обороны противника перед плацдармом состояла из трех позиций, плотно прикрытых минными полями. Населенные пункты были превращены в сильные опорные пункты, обильно насыщенные огневыми точками. На огневых позициях артиллерии и минометов имелись хорошо оборудованные блиндажи и щели.

Затем следовали новые оборонительные рубежи, главным образом по берегам рек Нида, Пилица, Варта, Просна и Одер.

При нанесении удара с сандомирского плацдарма погода не позволила нам применить авиацию. Но артиллерия и минометы работали безукоризненно. За мощным огневым валом артиллерии наша пехота и танки быстро достигли окопов врага и не встретили там большого сопротивления. Доты, дзоты, блиндажи и даже ходы сообщения – все было разрушено. Оставшиеся в живых неприятельские солдаты долго не могли прийти в себя от пережитого ужаса. Один из них, Рудольф Янцен, оказавшись в плену, заявил на допросе:

– От артиллерийского огня наш полк потерял не меньше половины личного состава. За всю войну я никогда не переживал такого адского огня. Творилось что-то неописуемое.

Ошеломляющее впечатление произвел этот удар и на офицеров, генералов, штабы противника. Они тоже не сразу собрались с духом и пытались нанести контрудар лишь по выходе наших войск в район Кельце. На подступах к этому городу разгорелись тяжелые бои.

Геройский подвиг совершил здесь гвардеец-бронебойщик старший сержант Максим Некашев. Он подбил несколько немецких танков.

Как всегда отважно дрались артиллеристы. Против батареи тяжелых самоходных орудий, которой командовал гвардии старший лейтенант Ковалев, противник бросил десять танков. Ковалев смело вступил с ними в бой и первыми же выстрелами поджег пять боевых машин противника. Остальные повернули назад.

15 января усилиями соседних общевойсковых соединений, действовавших справа от нас, и танкистов Лелюшенко город Кельце был очищен от врага. 18 января наши войска заняли город Пиотркув.

В освобожденных нами городах повсюду развевались бело-красные польские национальные флаги. Добровольцы поляки становились нашими проводниками и регулировщиками движения на прифронтовых дорогах.

Но вот и Польша осталась позади. Советские войска вступили на немецкую землю.

Страна, посеявшая ветер, трепетала перед приближавшейся бурей.

Перед нами была Силезия – одна из жизненно важных областей Германии, второй (после Рура) угольный и металлургический центр страны.

В свое время гитлеровцы хвастливо кричали о мощном Силезском вале. Бывшая немецко-польская граница в полосе нашего наступления по берегу реки Варта была изрыта противотанковыми рвами и траншеями. Противник спешно подбрасывал сюда резервы из внутренних областей страны.

Однако наши войска опередили их и с ходу завязали бой в немецком пограничном городе Гросс-Вартенберг.

Спешно подброшенные полки и батальоны противника были разгромлены и покатились назад – к Одеру.

По асфальтированным дорогам шли бесконечные колонны советских войск. Неутомимые связисты торопливо подвешивали провода, цепляя их за ветки придорожных деревьев, за сохранившиеся столбы.

Улицы городов и деревень были пустынны. Запуганное гитлеровской пропагандой население в панике бежало на запад. Бежало настолько торопливо, что кое-где в домах еще горел невыключенный электрический свет и работали радиоприемники. Во дворах стояли повозки, нагруженные имуществом. В хлевах мычали оставленные коровы. На улицах валялись оброненные при бегстве чемоданы.

Немецкие деревни, как и дома, похожи друг на друга. Когда приходилось беседовать с солдатами об этом, разговор всегда заканчивался фразой: «В нашей Орловской области куда лучше».

Немецкий лес нашим солдатам тоже не приглянулся. Там все чрезвычайно прилизано, а деревья даже пронумерованы. И почти везде – одна сосна. Редко встречается милая сердцу русского человека березка.

Через некоторое время мы взяли Трахтенберг – один из тех городов, которые фашисты воспевали как неприступные города-стражи.

25 января подошли к берегам Одера. О неприступности рубежа на этой реке гитлеровцы тоже очень много кричали. И действительно, как потом оказалось, там были подготовлены прочные оборонительные сооружения. Именно в этом месте проходила укрепленная линия, названная врагом «Восточный вал».

Еще до войны на западном берегу Одера немцы соорудили долговременные огневые точки из бетона и стали. На каждый километр фронта приходилось по четыре – пять капониров и полукапониров. Из них простреливались дву– и трехслойным огнем вся поверхность реки и ее восточный берег.

Ширина Одера местами достигала пятисот метров. Течение там быстрое. У города Штейнау река не замерзала, только у берегов образовывалась тонкая полоска льда. Но местами все же намерзали непрочные торосистые поля, связывавшие оба берега.

И. С. Конев собрал нас – старших командиров – на восточном берегу Одера и поставил задачу. В тот же день я начал подготовительную работу со своими подчиненными. Правда, эта работа не отличалась той методичностью, с какой готовилась операция на сандомирском плацдарме. Надо было спешно провести перегруппировку и немедленно продолжать наше движение вперед.

В тесном взаимодействии с танкистами товарища Лелюшенко мы форсировали реку Одер севернее и южнее Штейнау.

На северном участке действовали гвардейцы полковника Волковича, переправлявшиеся на бревнах, досках, лодках и паромах. На южном участке гвардейцы полковника Иванова переправлялись через реку по непрочным ледяным дорожкам, усиленным настилом из досок.

Ветераны Отечественной войны, участники форсирования Днепра, Сана и Вислы, солдаты Форин и Кобелецкий, маневрируя среди льдин на утлой лодке, первыми достигли противоположного берега.

Батальон капитана Полищука подошел к реке вечером. Демонстрацией ложной переправы командир отвлек силы противника от намеченного им действительного места переправы и под покровом ночи незаметно перебросил роты через реку.

Большую помощь батальону оказала батарея, которой командовал старший лейтенант Пешков. Под сильным огнем противника артиллеристы по непрочному льду, часто проваливаясь в холодную воду, перетащили орудия и боеприпасы через реку на руках.

В первом же бою за Одером батарея сожгла пять вражеских бронетранспортеров и уничтожила несколько пулеметов с их расчетами.

Много потрудились саперы. Саперная рота капитана Курочкина подошла к реке вместе с передовыми подразделениями. В вечерних сумерках она приступила к наводке временного штурмового моста, по которому уже через два часа прошли первые стрелки, бронебойщики, пулеметчики. Работая под бомбежкой, под непрерывным обстрелом врага, в ледяной воде, без сна и отдыха, саперы прекрасно выполнили свой долг и своевременно навели переправы.

Плацдарм за Одером укреплялся и расширялся. Но противник держался еще в крепостном городе Штейнау.

Железнодорожный и шоссейный мосты через Одер у Штейнау немцы взорвали, и проникнуть с востока в город оказалось невозможно, а на южной и юго-западной окраинах его находились сильные укрепления. Там было свыше шестидесяти дотов. Часть их располагалась прямо на улицах города и на территории завода. Во многих зданиях были огневые точки.

Гарнизон имел в своем распоряжении тридцать танков и самоходных орудий, семнадцать бронетранспортеров. Незадолго до подхода наших частей сюда прибыла дрезденская унтер-офицерская школа.

Н. П. Пухов среди колхозников-земляков.

Штейнау пришлось брать штурмом. Противник оборонялся отчаянно. Советские штурмовые группы, усиленные танками и артиллерией, очищали дом за домом.

К вечеру 31 января в городе оставался только один сильный очаг сопротивления – в районе старинного монастыря. Здесь за двухметровыми стенами и в подвальных помещениях засели остатки вражеского гарнизона. Пришлось под главное здание монастыря заложить целую грузовую машину взрывчатки. В дыму взрыва мелькнул наконец белый флаг – знак полной капитуляции.

В подвале монастыря мы увидели сотни раненых. А всего в боях за Штейнау противник потерял около двух с половиной тысяч человек убитыми и ранеными да шестьсот человек пленными.

Так пала одна из сильных немецких крепостей на Одере.

Стремясь сорвать нашу переправу через Одер, гитлеровцы спустили воду из одного водохранилища в его верховьях. Река вздулась, начался ледоход. Льдины сносили наведенные нами мосты, выворачивали сваи, ломали устои. Но все это саперы быстро восстанавливали снова.

Войска, закрепившиеся на плацдарме, не раз подвергались ожесточенным контратакам противника, который старался во что бы то ни стало сбросить нас в реку. Тут действовали танковая дивизия «Герман Геринг», моторизованная дивизия «Бранденбург» и несколько других соединений и боевых групп врага.

Но наши войска держались мужественно. День и ночь горели вражеские танки. Быстро таяли резервы противника. Завоеванный за Одером плацдарм был удержан и расширен.

А севернее нас в эти же дни вышли на Одер и форсировали его войска 1-го Белорусского фронта. Восточный вал рухнул и там. Советские воины повсюду преодолели Одер, названный гитлеровцами «рекой судьбы Германии».

За успешные наступательные действия с сандомирского плацдарма и завоевание плацдарма на Одере многие части и соединения 13-й армии, а также отдельные солдаты, сержанты, офицеры и генералы вновь получили высокие награды.

Тут не могу не сказать, что предоставленное командирам соединений и частей право награждать подчиненных орденами и медалями от имени Президиума Верховного Совета СССР имело большую практическую целесообразность. Воспитательное значение награды, выданной в бою немедленно по совершении подвига, возрастает во много раз. Наши командиры отлично понимали это и предоставленное им право награждения подчиненных использовали разумно и справедливо.

Очень скоро плацдарм на Одере стал исходным для последующих наступательных действий, которые закончились нашим выходом на реку Нейсе.

Разгорелась непрерывная цепь боев за овладение городами Примкенау, Шпроттау, Заган, Форст.

Вне населенных пунктов приходилось действовать в лесистой местности, двигаться по узким дорогам. Гитлеровцы часто устраивали здесь завалы, оставляли засады. На обочинах дорог наших танкистов обычно поджидали вражеские фаустпатронщики.

Сильное сопротивление противник оказал на рубежах рек Бобер и Чарна. С городом Бенау на реке Бобер пришлось возиться около трех суток.

За Одером значительная часть населения оставалась на местах. Здесь же мы увидели встречный поток немцев, бежавших с территории, занятой нами ранее. Теперь они возвращались назад, везя свой скарб на ручных тележках.

Фашистская Германия разваливалась с поразительной быстротой. Никто уже не пытался отстаивать ее. Наспех сформированные из стариков и подростков отряды «фольксштурмовцев» обычно боя не выдерживали и быстро разбегались. Чувствовалось, что немецкий народ не считает защиту гитлеровского режима своим кровным делом и если кое-что еще делает, то только из-под палки или по инерции.

На пути наступающей Советской Армии встречались немалые материальные ценности. Но наши солдаты нигде не запятнали себя «барахольством». Чаще приходилось наблюдать другое – как они кормили голодавших немецких детей и женщин.

Бежавшие гроссбауэры бросили в своих поместьях целые стада коров. Голодная и недоеная скотина оглашала окрестности страшным ревом. Для ухода за нею на первых порах пришлось привлечь солдат, пришедших в армию из колхозов. И надо было видеть, с каким старанием они занимались этим!

Фашистская Германия была подлинным тюремным застенком. В городе Заган, например, наши войска освободили из концентрационного лагеря тысячи заключенных военнопленных. Там томились и подвергались страшным истязаниям русские, украинцы, белорусы, англичане, американцы, французы. В лагерных бараках живые еще люди лежали рядом с разлагающимися трупами своих товарищей, умерших от голода и нечеловеческих пыток.

Невдалеке от лагеря на лесной поляне имелось кладбище. На нем было похоронено не менее девяти тысяч жертв фашистского террора – преимущественно советских военнопленных.

Продвижение наших войск становилось все стремительнее. Темпы нарастали день ото дня.

На аэродромах у Шпроттау и Загана нам достались вполне исправные немецкие самолеты. На одном из заводов наши солдаты обнаружили много новеньких артиллерийских орудий и минометов. Остатки гитлеровской армии не успевали уничтожать даже то, что могло быть использовано нами в последующих боях.

Мой командный пункт находился в это время в Хольбау. Этот город расположен в нескольких часах езды от Буслау, где похоронено сердце М. И. Кутузова. От 13-й армии туда ездила делегация, которую возглавлял генерал Г. К. Маландин. Делегаты возложили венок на могилу великого русского полководца.

А 16 апреля мы вышли уже к реке Нейсе. Чтобы передохнуть и подготовиться к следующему удару, заняли оборону по ее восточному берегу.

Река эта неширокая, но быстрая. Она течет через большие лесные массивы. Берега ее на случай разлива укреплены земляными дамбами.

С рубежа Нейсе войскам маршала Конева во взаимодействии с 1-м Белорусским фронтом надлежало нанести удар по врагу, защищавшему Берлин. К местам переправ мы заблаговременно подвезли большое количество лодок и незаметно сосредоточили их на берегу.

Перед самым прорывом немецкой обороны на реке Нейсе на мой наблюдательный пункт прибыл маршал И. С. Конев. Минут за пятнадцать до начала артиллерийской подготовки мы с ним вошли в блиндаж, находившийся на берегу реки в лесу. В последний раз сели мы за стереотрубы, и вдруг вражеская пуля скользнула по стереотрубе маршала. Иван Степанович сделал вид, будто даже и не заметил этого. Я невольно позавидовал его выдержке.

Утро было свежее, тихое. Над рекой стоял туман. Но скоро тишину прорезал мощный гул тысяч снарядов и мин.

Берега Нейсе песчаные, и с первых же выстрелов поднялась страшная пыль. Когда наша пехота пошла в атаку, над западным берегом реки стояла сплошная желтая пелена. Но вот сильный порыв ветра рассеял ее, и среди густых деревьев на противоположном берегу я увидел стремительно бежавших вперед советских солдат и офицеров. Не знаю, в который раз за время войны я вздохнул с облегчением, поняв, что атака удалась.

Замечательно действовал при прорыве вражеской обороны гвардейский батальон майора Федорова. Солдаты этого батальона первыми ворвались в неприятельские траншеи и вступили в рукопашную схватку. Рядовой Таран уничтожил трех вражеских солдат и одного захватил в плен. Старшина Батайкин захватил в плен пять человек, сержант Данько – трех.

Теперь войска устремились к Шпрее. Двигались без отдыха, днем и ночью, через сплошные лесные массивы, в облаках густого едкого дыма от лесных пожаров. Постоянно происходили стычки с засадами врагов.

Наши подвижные передовые отряды успешно громили вражеские арьергарды. Только за два дня боев часть самоходной артиллерии подполковника Турганова, действуя вместе с пехотой, уничтожила до двадцати танков противника, тридцать шесть бронетранспортеров и много другой техники.

Экипаж самоходного орудия, которым командовал лейтенант Пика, уничтожил «тигра», два орудия и минометную батарею. Командир этого орудия, будучи ранен, не ушел с поля боя.

На Шпрее гитлеровцы взорвали мост и плотину, но это не остановило советских воинов. По обломкам досок, по кускам взорванного бетона, на плечах отступавшего врага первыми на западный берег реки переправились части Онуприенко и Краснова. Не помогли противнику и многочисленные контратаки.

На западном берегу Шпрее мы окружили значительные группировки гитлеровцев, отходивших под давлением наших соседей от Коттбуса и Шпремберга. Обреченные на неизбежный разгром, они с тупой настойчивостью метались по лесам целыми колоннами. В этих боях много немецких солдат погибло совершенно напрасно.

Юго-восточнее столицы Германии искусным маневром наши войска создали несколько новых «котлов». В течение восьми дней силами двух фронтов (1-го Украинского и 1-го Белорусского) там была ликвидирована еще одна крупная группировка противника в сто семьдесят тысяч человек.

В этих боях гитлеровские генералы, отбросив всякую предосторожность, управляли войсками по радио открытым текстом. По их переговорам мы легко определяли положение противника.

Помню, в одной перехваченной радиограмме было сказано без всяких обиняков: «Нас избивают». И действительно, сопротивлявшихся гитлеровцев «избивали» или брали в плен решительно все: пехотинцы, танкисты, артиллеристы, саперы и даже девушки-связистки.

Накануне 1-го Мая, явившись с докладом к маршалу Коневу, я стал свидетелем его телефонной беседы со Ставкой о начале переговоров по поводу капитуляции Берлина.

Берлин пал 2 мая, а 8 числа представители немецкого командования подписали акт о безоговорочной капитуляции. Сотни тысяч гитлеровских солдат и офицеров начали организованно складывать оружие.

Но большая группа неприятельских войск, находившаяся в Чехословакии, уклонялась от капитуляции, угрожала разрушением Праги и новыми человеческими жертвами. Войска 1-го Украинского фронта поспешили на помощь чехословацким братьям.

Требовалось переправиться через Эльбу с тем, чтобы выйти западнее Праги и перерезать противнику пути отхода. Это была по сути дела последняя боевая задача, и войска с величайшим энтузиазмом приступили к ее выполнению.

Противник оказал слабое сопротивление.

В тот период за день мы делали переходы по пятьдесят– шестьдесят и даже по семьдесят километров. По пути в Торгау видели французские бастионы 1813 года, которыми Наполеон пытался прикрыться от наступавших на Париж русских войск.

На перевалах через Судетские горы вспыхивали небольшие бои, а по дорогам западнее Праги мы все время натыкались на отходившие колонны противника и в громадном количестве брали их в плен. Всех нас, от солдата до маршала, буквально мучил тогда один вопрос: куда девать пленных? Их надо было кормить, а запасов для этого мы не имели. Лагеря военнопленных повсюду оказались переполненными.

Помню, по дороге из Карловых Вар на Прагу шла многочисленная колонна пленных под командой какого-то немецкого генерал-полковника. Конвоировалась она «символически» – всего пятнадцатью или двадцатью советскими солдатами, которые расселись на крыльях нескольких трофейных грузовых машин и беспечно покуривали. Первоначально эта колонна направлялась в плен к американцам, а потом вдруг генерал передумал и повел ее в нашу сторону, попросив у начальника гарнизона Карловых Вар выделить для сопровождения именно «символический» конвой.

9 мая войска 1-го Украинского фронта освободили от немецких захватчиков столицу Чехословакии. Но отдельные бои местного значения продолжались и после 9 мая, примерно до 14 числа. Некоторые небольшие дезориентированные группы немецких войск кое-где еще пытались оказывать сопротивление, хотя оно и было безнадежным.

В середине мая (числа точно не помню) наши танкисты поймали изменника Родины Власова, пытавшегося с несколькими приближенными лицами пробраться в американскую зону. Его доставили в расположение моего штаба.

Дня через два Власов был отправлен на самолете в Москву, а затем по приговору суда повешен. Другого конца этот предатель и ждать не мог, Собаке – собачья смерть.

Годы Великой Отечественной войны против фашистской Германии народ наш справедливо называет годами испытаний. Испытания эти были очень тяжелыми, но под руководством Коммунистической партии мы блестяще выдержали их.

В ходе войны в полную силу проявилась исполинская сила Советского Союза, превосходство нашего государственного и общественного строя, могущество Вооруженных Сил страны социализма.

В жестоких сражениях за честь, свободу и независимость нашей Родины героическая Советская Армия покрыла себя бессмертной славой. Эта слава осеняет каждого советского воина.

От души хочется поблагодарить матерей наших доблестных советских солдат за то, что они их родили и воспитали, и за то, что во время войны стойко переносили свое материнское горе. Выполняя ратный долг перед Родиной, все мы – от рядового бойца до маршала – бережно хранили в сердцах память о своих матерях.

Парад Победы в Москве на Красной площади 24 июня 1945 года. Слева направо: генерал-полковник Н. П. Пухов, генерал-полковник авиации С. А. Красовский, полковник А. И. Покрышкин, генерал-майор Г. В. Бакланов.

24 июня состоялся незабываемый парад Победы на Красной площади в Москве.

Перед Мавзолеем выстроились представители всех фронтов. У каждого соединения была своя славная история: кто воевал в тяжелых условиях севера, кто выдержал блокаду Ленинграда и гнал потом гитлеровцев от города-героя, кто заслонял с запада Москву, кто сражался на просторах Украины.

А через несколько дней я снова был в самолете. Приземлился на аэродроме в Бреслау и оттуда догнал свою армию, маршировавшую на восток – к родной земле.

Эти воспоминания я заканчиваю с глубочайшей признательностью и благодарностью всем солдатам, сержантам, офицерам и генералам – моим соратникам по Великой Отечественной войне.

Сейчас большинство из них трудится на различных участках хозяйственной жизни страны. И я уверен, что они это делают с такой же доблестью, с какой воевали.