Текст книги "Жаркое лето 1953 года в Германии"
Автор книги: Николай Платошкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)
И все же количество забастовщиков явно шло на убыль. Если 17 июня в забастовках по всей территории ГДР участвовали 180 тысяч человек, то 18 июня – 120 тысяч, а 19-го – почти в два раза меньше. Тем не менее, бастовал вагоноремонтный завод в Магдебурге и электромоторный завод в Вернигероде.
Продолжала ощущаться 19 июня и западная пропаганда. Мощные радиостанции с территории ФРГ начали вещание на русском языке, призывая советские войска в ГДР к восстанию и переходу в Западную Германию. Из английского сектора Берлина были запущены шары с листовками.
Экономическое положение ГДР оставалось на удивление стабильным. 16–17 июня отмечалась массовая закупка населением продуктов, но она прекратилась уже на следующий день. Отмечались лишь отдельные перебои в снабжении населения крупных городов свежими овощами. Усиленная пропаганда кулаков об объявлении бойкота обязательным госпоставкам успеха не имела. На селе стали преобладать мнения, что события 16–17 июня в городах были спровоцированы безответственными элементами и могли привести к мировой войне. Курс марки ГДР оставался стабильным (5,4 марки ГДР за 1 марку ФРГ), выдача вкладов населению в сберкассах проводилась беспрепятственно.
19 июня коменданты западных секторов опять сдали назад в сторону более осмотрительной политики и запретили проведение без их предварительного разрешения политических демонстраций в Западном Берлине. Одновременно они стали предпринимать попытки восстановить рабочий контакт с советскими властями города. В частности, сотрудник протокольного отдела военной комендатуры США связался с советской комендатурой по телефону и сказал, что скопившиеся после событий 16–17 июня в Западном Берлине несколько тысяч жителей восточной части города желают вернуться домой (интересное признание: видимо, граждане ГДР не опасались никаких репрессий). Советские власти немедленно открыли три контрольно-пропускных пункта на секторальной границе и к началу июля в ГДР вернулись более 20 тысяч человек (большинство из них покинули страну еще до событий 16–17 июня).
Между тем МВД СССР и МГБ ГДР продолжали расследование причин беспорядков. На 20 июня были задержаны более пяти тысяч человек, однако основная их масса после проверки сразу же была отпущена. Арест был оформлен только на 460 человек. Причем, даже с учетом инструкции Берии о поиске западного следа, расследование проводилось весьма объективно. Об этом свидетельствует хотя бы следующий факт. 19 июня Соколовский и Семенов сообщили в Москву, что в районе Зангерсхаузена (45 км западнее Галле) в ночь на 17 июня была выброшена группа из шести парашютистов, один из которых был захвачен 19 июня. Группа якобы должна была сообщать о ходе восстания по рации и передавать восставшим инструкции с Запада. Однако в ходе последующих допросов «парашютиста» выяснилось, что его показания являются ложными, и никакой группы агентов не было. Поэтому в советской пропаганде об этом случае никогда не упоминалось. Понятно, что если бы МВД СССР работало на определенную версию, то заставить «парашютиста» признаться в чем угодно не составило бы особого труда.
Между тем Аденауэр тоже решил извлечь из событий в ГДР внутриполитический капитал: бундестаг принял решение об увеличении в два раза численности мобильных полицейских формирований ФРГ.
20 июня ситуация в ГДР продолжала нормализовываться. Днем прошли кратковременные забастовки на шести предприятиях в Лейпциге и на двух заводах в Дрездене. Продолжалась забастовка на нескольких небольших предприятиях города Ильзенбург (округ Магдебург)[299]299
АВП РФ. Ф. 082, оп. 14 а, п. 280, д. 93, л. 35.
[Закрыть]. Пошла на убыль стачка в Вернигероде, после того как МГБ ГДР арестовало девятерых ее зачинщиков. В основном выдвигались требования прекращении арестов и амнистии для всех участников беспорядков. В городе Зебниц (округ Дрезден) на заводе «Фортшритт» на заводском дворе собрались 700 рабочих, которые требовали ликвидации зон оккупации в Германии и отмены военного положения в ГДР. В городе Цойниц (округ Гера) группа из 11 человек совершила налет на квартиру секретаря местной парторганизации СЕПГ Хайне, который был избит. В округе Эрфурт было сделано два выстрела по проходящему поезду, а в округе Лейпциг совершено нападение на полицейского. В этот же день были обнаружены три радиостанции, державшие связь с ФРГ (три радиста были арестованы).
20 июня подала голос и евангелическая церковь, руководство которой, как уже упоминалось, занимало 16–17 июня выжидательную позицию. В этот день Семенов принял уполномоченного церкви при правительстве Грюбера, передавшего советскому Верховному комиссару письмо. В нем выражалось сожаление по поводу «имевших место происшествий», которые могут поставить под вопрос все, «что было достигнуто». Примечательно, что во время событий 16–17 июня Грюбер был в Англии, где, по всей видимости, зондировал мнение английского правительства относительно будущей четырехсторонней встречи. Советские власти и руководство ГДР полностью доверяли Грюберу, старавшемуся всегда сгладить противоречия между СЕПГ и церковью. Вот и сейчас Грюбер предлагал успокаивающее заявление церковных кругов.
20 июня военные комендатуры Берлина и других городов разрешили работу кино и театров, правда, пока еще до 21 часа. Еще за день до этого во многих населенных пунктах ГДР был сокращен комендантский час.
20 июня Гоглидзе направил Берии подробный отчет о ходе расследования. В нем, в частности, отмечалось, что предприняты меры для оказания помощи МГБ ГДР. Для содействия работе немецких товарищей в Карлсхорсте была образована особая группа из 34-х офицеров аппарата МВД СССР в Германии. Еще 120 сотрудников были направлены в округа[300]300
Bailey G., Kondraschow S.A., Murphy D. Die unsichtbare Front… S. 222.
[Закрыть].
Резидентуры МВД СССР в Карлхорсте и ГРУ в Потсдаме предприняли дополнительные усилия, чтобы через свою агентуру на Западе выяснить истинные причины событий 16–17 июня и выявить те организации на Западе, которые, возможно, были причастны к организации беспорядков.
А аппарат Семенова провел 18–21 июня силами десятков сотрудников опрос населения ГДР, который выявил, что основной причиной беспорядков было недовольство населения падением жизненного уровня во второй половине 1952 – начале 1953 года. Многие говорили, что чувствовали себя в первой половине 1952 года вполне нормально, и если в короткий срок будет восстановлено положение того периода, то отпадут все предпосылки для протеста. Женщины жаловались на высокие цены в госторговле и невозможность достать постельное белье. Поэтому лозунг снижения цен на 40 % был очень популярным и вовлек в ряды демонстрантов много представительниц слабого пола.
В Москве, по-видимому, стали опасаться, как бы люди Берии и их немецкие коллеги не перегнули палку с арестами участников беспорядков. 20 июня 1953 года Молотов направил формально первому лицу государства Маленкову докладную записку[301]301
АВП РФ. Ф. 06, оп. 12 а, п. 306, д. 52, л. 17.
[Закрыть]. В ней говорилось, что в демократическом секторе Берлина и ряде других городов ГДР произведены значительные аресты (около четырех тысяч человек). В связи с этим министр иностранных дел СССР предложил дать Семенову инструкции обратить серьезное внимание властей ГДР «на тщательное установление виновности привлеченных к ответственности лиц, обеспечив наказание действительных зачинщиков и подстрекателей беспорядков» и вместе с тем «исключить возможность массовых репрессий против рядовых участников беспорядков». Президиум Совета Министров СССР немедленно одобрил предложение Молотова, и Семенов получил соответствующее указание уже 22 июня.
19 июня настойчивый и честный британский комендант Берлина в своем описании событий 16–17 июня еще раз отмечал, что с западной стороны постоянно «подливалось масло в огонь» беспорядков. Особенно ярко, по мнению англичанина, это проявлялось на границе Западного и Восточного Берлина, где были зафиксированы «провокации западных подстрекателей и политических партий». Один из сотрудников британской военной администрации в Берлине Стивен Оливер сообщал в аппарат Верховного комиссара Великобритании в Германии, что по недавно появившимся сведениям «восточное бюро» ОНП в период между объявлением в ГДР политики «нового курса» и началом волнений «разжигало сопротивление строительных рабочих Сталиналлее против повышения норм».
Между тем кому-то явно не нравилось, что «сопротивление тоталитаризму» в ГДР никак не обретает «второе дыхание». 20–21 июня в Берлине и основных крупных городах ГДР опять как по мановению волшебной палочки стали распространяться слухи о намеченной на 22 июня всеобщей забастовке железнодорожников и «итальянских забастовках» на ряде ведущих предприятий страны, в том числе заводе «Карл Цейс» в Йене. Проверка этих слухов сотрудниками МВД СССР выявила их полную беспочвенность. Однако правительство ГДР, уже «обжегшись на молоке» 16 июня, стало «дуть на воду». Перед командованием советских войск был поставлен вопрос о выделении оружия для вооружения транспортной полиции и переброске с севера ГДР полка казарменной полиции для усиленной охраны крупнейших железнодорожных узлов. Министр путей сообщения ГДР Роман Хвалек направил всем начальникам железнодорожных участков депешу с предписанием быть в состоянии повышенной готовности на случай провокаций. Телеграмма Хвалека внесла определенную нервозность (на что, видимо, и рассчитывали распространители слухов). Советское командование для успокоения властей ГДР выделило часть запрошенного оружия и отдало приказ о взятии железнодорожных узлов под усиленную охрану. Казарменную полицию было решено оставить на месте. Как и ожидалось, все прошло спокойно. Лишь в Цвиккау в 23.00 21 июня возле помещения транспортной полиции на железнодорожном вокзале собрались около 40 человек. Они кричали, что в Берлине уже расстреливают участников волнений, поэтому, дескать, нечего безучастно ждать своей очереди. За несколько минут толпа выросла до 150 человек. Пришлось задержать 30 наиболее активных участников этого выступления.
В целом, ситуация 21 июня была неоднозначной. Хотя это было воскресенье, многие заводы работали, чтобы наверстать упущенное 16–17 июня время. Здесь следует отметить, что правительство отказалось оплатить рабочее время тех, кто участвовал в забастовках, однако согласилось выплатить 90 % тарифной ставки тем, кто не работал из-за того, что простаивал весь завод. Если не было четких доказательств об участии какого-либо лица в демонстрациях и забастовках, то было достаточно письменного заявления о неучастии в протестах для получения зарплаты.
В то же время на некоторых строительных предприятиях Берлина говорили, что как только русские возвратятся в казармы, надо начинать все сначала. Причем на этот раз пропаганда противников ГДР уже не критиковала политику «нового курса». Наоборот, утверждалось, что это правильная линия, но пока у власти Ульбрихт, она не будет осуществлена.
22 и 23 июня на территории ГДР воцарилось спокойствие. Только за эти два дня из Западного Берлина домой вернулись более 2600 человек.
Настала пора подвести итоги кризиса и извлечь из него необходимые выводы. Этим занимались как в ГДР и СССР, так и на Западе.
Глава VI
Пейзаж после битвы
24 июня 1953 года Верховный комиссар СССР в Германии В. С. Семенов, маршал В. Д. Соколовский и заместитель Семенова по политическим вопросам П. Ф. Юдин направили в Москву своим непосредственным начальникам Молотову и Булганину (министр обороны СССР) обширную докладную записку «О событиях 17–19 июня 1953 года в Берлине и ГДР и некоторых выводах из этих событий».[302]302
АВП РФ, ф. 06, оп. 12 а, п. 301, д. 51, лл. 1–47.
[Закрыть]
В записке подробно излагался ход волнений и правильно назывались их причины: недовольство населения ГДР ухудшением жизненного уровня и негативное отношение к некоторым руководителям страны. Говорилось и о влиянии на события Запада. Предложения авторов записки состояли как бы из двух больших групп: «оргвыводы» по руководству ГДР и экономическая помощь СССР ГДР.
Семенов и Соколовский предлагали освободить Ульбрихта от обязанностей заместителя премьер-министра ГДР и ликвидировать вообще занимаемый им второй пост – генерального секретаря ЦК СЕПГ. Не трудно заметить, что руководство ГДР предлагалось в организационном смысле построить по советскому образцу, сложившемуся после смерти Сталина. Тогда в КПСС тоже не было ни генерального, ни первого секретаря ЦК (Хрущев стал первым секретарем только в сентябре 1953 года) и все секретари ЦК считались равными. Основным центром власти был Совет Министров, а его председатель Г. М. Маленков считался первым человеком в государстве. Теперь и в ГДР, по замыслу Семенова, Соколовского и Юдина, должно быть создано коллективное руководство на базе Совета Министров во главе с О. Гротеволем (президент страны Пик был к тому времени уже тяжело больным человеком). Предложение сделать Ульбрихта «козлом отпущения» было сделано и с явным расчетом на то, чтобы понравиться Берии, который ненавидел Ульбрихта. «Под Берию» выдвигалось и предложение включить МГБ в состав МВД ГДР и сделать шефом этого суперминистерства Цайсера, который пользовался доверием Берии. Наконец, предполагалось коренным образом обновить состав Политбюро ЦК СЕПГ.
Ульбрихт утверждал позднее, что партию должна была возглавить «двойка» – Цайсер – Херрнштадт, которые вели на этот счет в конце июня 1953 года переговоры с посланцами Берии.
Таким образом, через неделю после того, как строительные рабочие Сталиналлее вышли на свою первую демонстрацию, политическая карьера Ульбрихта казалась законченной.
И тут ему на помощь пришли события в Москве 26 июня, когда инициатор всех последних преобразований в ГДР Лаврентий Берия был арестован прямо на заседании Президиума ЦК КПСС. Но пока в ГДР никто об этом ничего не знал. Горячее обсуждение в советском руководстве положения в ГДР также сыграло свою роль в формировании заговора против Берии. Булганин вспоминал, как Берия убеждал его поддержать линию шефа МВД в германском вопросе. Наткнувшись на сопротивление, Берия заявил, что некоторых министров надо вывести из президиума совмина и снять со своих постов. Помимо самого Берии членами президиума на тот момент были Молотов и сам Булганин. Обеспокоенные такими взглядами Берии Хрущев и Маленков с 12 июня 1953 года начинают переговоры с другими членами руководства страны с целью отстранения Берии от власти. Беспорядки в ГДР дали желанный предлог для развенчания германской политики слишком энергичного и честолюбивого соперника.
20–21 июня 1953 года состоялся 14-й пленум ЦК СЕПГ, о чем 22 июня сообщил населению ГДР экстренный номер «Нойес Дойчланд». В заявлении ЦК «О ситуации и первоочередных задачах партии» говорилось о том, что высшие руководители партии немедленно выезжают на крупные заводы, чтобы поговорить с людьми и «смело ответить» на любые вопросы. В заявлении признавалось, что если рабочие отвернулись от партии, то виноваты не они, а сама партия. Говорилось о необходимости продолжить политику «нового курса» и отменить все меры начала 1953 года, вызвавшие недовольство рабочего класса.
Во вторник, 23 июня, Гротеволь, Ульбрихт, Эберт (обер-бургомистр Восточного Берлина) и Херрнштадт выступили на ведущих берлинских предприятиях. Слушатели были заранее отобраны, и все прошло гладко. Тем более, что многим рабочим было действительно стыдно за совершенные от их имени 17 июня погромы и поджоги. Уж больно они напоминали (и это было публично подмечено многими представителями интеллигенции) характер действий нацистских штурмовиков из недавнего прошлого. Тем не менее, рабочие и инженеры говорили довольно открыто и критиковали руководство страны, невзирая на лица.
Когда 24 июня Ульбрихт появился в одном из основных очагов беспорядков – химических заводах «Лойна», носящих его имя, участники встречи потребовали гарантии свободы слова (причем, в письменном виде), освобождения всех политзаключенных (включая участников недавних волнений) и перевыборов профсоюзного руководства. Еще хуже пришлось Фреду Эльснеру на соседнем предприятии «Буна», где собрали 600 рабочих (кстати, там специально пригласили наиболее активных участников недавних забастовок). Предложенная партийным секретарем завода резолюция, в которой участники недавних событий назывались «провокаторами», была провалена большинством голосов.
26 июня 1953 года у Дома правительства в Берлине состоялся организованный СЕПГ многочасовой митинг, участники которого скандировали: «Да здравствует правительство Германской Демократической Республики!» Это было весьма характерно: в конце июня – начале июля 1953 года именно Гротеволь, а не Ульбрихт стал первым лицом государства. Тревожным симптомом было то, что на некоторых заводах рабочие отказывались идти на митинг, ссылаясь на не отмененное еще военное положение. Кстати, советские власти предлагали отменить военное положение уже через три дня после подавления беспорядков, однако руководство ГДР просило с этим повременить.
В целом, после 17 июня население ГДР вело себя более смело и напористо в разговорах с властями. Была широко распространена точка зрения, что именно массовые демонстрации и акции протеста заставили «начальство» наконец-то прислушаться к требованиям простых людей. У самой СЕПГ было очень сложное положение, так как весь мир увидел, что нахождение партии у власти всецело зависит от советских войск. На 26 июня 1953 года из партии вышли 765 членов, и эта тенденция продолжалась[303]303
Mitter A., Wolle S. Untergang auf Raten. Unbekannte Kapitel der DDR-Geschichte. Muenchen. 1993. S. 116.
[Закрыть]. Но и само партийное руководство решило основательно почистить партийные ряды, так как события 17 июня показали низкий уровень идейно-политической зрелости партийных секретарей на местах. Практически нигде активистам СЕПГ не удалось переломить ситуацию в свою пользу. К тому же после событий 16–17 июня многими партийцами овладела апатия. С другой стороны, бывшие члены СДПГ наоборот стали проявлять повышенную активность. На многих предприятиях звучали призывы организовать в партии дискуссию о социал-демократическом пути к социализму. Люди говорили, что они не против социализма как такового, но не согласны с насаждением в ГДР советских методов его достижения. Принимались даже резолюции рабочих бригад, в которых выдвигалось требование «немецкого социализма».
Руководство СЕПГ решило также провести чистку рядов и потому, что события 17 июня показали нестойкость, а подчас и враждебность тех членов партии, которые до 1945 года состояли в НСДАП и других нацистских организациях. Вступив после войны в СЕПГ, многие из них сумели сделать неплохую карьеру именно на заводах и фабриках. Так, на заводе им. Эрнста Тельмана в Магдебурге (главный очаг беспорядков в городе) 408 членов и кандидатов в члены СЕПГ были бывшими нацистами. Из них 18 были мастерами, четверо – членами руководства завода и пятеро – агитаторами. Один бывший нацист был членом райкома, а четверо возглавляли первичные парторганизации[304]304
Ibid. S. 140.
[Закрыть].
Во время проведенной во второй половине 1953 года чистки были переизбраны 60 % членов окружкомов СЕПГ и свыше 70 % первых и вторых секретарей райкомов[305]305
Weber H. Geschichte der DDR. Muenchen. 1985. S. 250.
[Закрыть]. Такого обновления партия не знала на протяжении всей истории ГДР. Примечательно, что среди исключенных из партии было много коммунистов, состоявших в КПГ до 1933 года. Например, в 5 районах Восточного Берлине таковых было 68 %, в Галле – 71 %, в Лейпциге – 59 %, в Магдебурге – 52 %. В среднем по стране почти треть исключенных или подвергнутых партийным взысканиям членов СЕПГ была старыми коммунистами[306]306
Ibid. S. 250.
[Закрыть]. Свою роль в таком положении дел играло, конечно, в первую очередь, то обстоятельство, что старые члены КПГ помнили нынешнее руководство ГДР, особенно Ульбрихта, еще партийными функционерами среднего звена и относились к его возвеличиванию весьма критически. К тому же, среди старых коммунистов Саксонии и Саксонии-Ангальт было много так называемых «брандлеристов», то есть сторонников бывшего председателя КПГ времен Веймарской республики Брандлера, считавшегося в официальной партийной истории правым уклонистом.
К сентябрю 1953 года в СЕПГ насчитывалось 1,2 млн. человек, но по оценке руководства партии основная масса членов все равно оставалась политически инертной и безынициативной. Тогда политбюро решило создать так называемый партийный актив из 150–200 тысяч членов. Это были главным образом сотрудники госучреждений и освобожденные партийные функционеры. Причем актив должны были избрать не партийные организации, а отбирать вышестоящие партийные инстанции.
И все же, несмотря на предпринятые меры, СЕПГ до конца 1953 года так и не смогла возвратить утраченное в ходе событий 16–17 июня влияние. Его ослабление проявилось и в попытках партий Демократического блока (особенно ХДС и ЛДПГ) занять в политической системе ГДР более самостоятельную нишу.
После событий 17 июня правление ЛДПГ было просто завалено письмами и телеграммами с мест, в которых рядовые члены партии требовали немедленной отставки руководства. К этим требованиям присоединились и партийные комитеты районного и окружного звена. Члены ЛДПГ настаивали на немедленной отмене закона об охране народной собственности (так как на его основании в тюрьму было посажено много мелких предпринимателей, торговцев и ремесленников), уравнивании в правах частной торговли с государственной, усилении присутствия ЛДПГ на руководящих правительственных постах и отмене решений партии, поддерживающих строительство основ социализма в ГДР.
Многие в ХДС и ЛДПГ возлагали надежду на Москву, так как, по мнению председателя ХДС Нушке, СЕПГ не извлекла никаких уроков из событий 17 июня и согласилась на «новый курс» только под давлением КПСС. Но когда 26 июня на свое заседание собралось правление ХДС, Нушке отстаивал необходимость сотрудничества с СЕПГ в проведении политики «нового курса». Он понимал, что в условиях тогдашнего международного положения и раскола Германии другой альтернативы в ГДР не было. Однако почти все члены правления не согласились здесь со своим председателем. Генеральный секретарь ХДС Геттинг, поддерживающий на заседании правления 26 июня линию Нушке, после поездки в Галле резко изменил свою точку зрения.
События 17 июня остановили отток членов из ЛДПГ и ХДС, так как многие надеялись, что в ходе осуществления «нового курса» партии Демократического блока получат дополнительные права. Обе основные некоммунистические партии даже попытались договориться между собой и создать неформальную коалицию для отстаивания своих требований в диалоге с СЕПГ.
Последняя, в свою очередь, избрала следующую тактику: чтобы отвлечь население и партии блока от политических мечтаний, необходимо было резко улучшить условия жизни большинства людей и сделать это в кратчайшие сроки. На заседании руководства Демократического блока 25 июня 1953 года Гротеволь говорил: «Любовь, как известно, идет через желудок. Еще не у всех на столе достаточно колбасы и яиц, как мы видим»[307]307
Mitter A., Wolle S. Untergang auf Raten… S. 124.
[Закрыть].
Первую экстренную экономическую помощь оказал Советский Союз, причем советское руководство отреагировало на соответствующую просьбу ГДР крайне оперативно. Уже 26 июня 1953 года Совет Министров СССР принял решение о дополнительных поставках в ГДР в июле – августе 10,5 тысяч тонн сливочного масла (Гротеволь жаловался, что капиталистические страны срывают уже согласованные поставки этого продукта), 8,5 тысяч тонн животных жиров и 11 тысяч тонн растительного масла[308]308
Новик Ф. И. «Оттепель» и истоки «холодной войны» (Германская политика СССР в 1953–1955 гг.). М. 2001 г. С. 79.
[Закрыть]. Предусматривалось также поставить в октябре – ноябре 20 тысяч тонн мяса и 1500 тонн сыра, а в конце года 7 тысяч тонн хлопка. Всего в 1953 году СССР поставил в ГДР почти 1 млн. тонн зерна. Еще в июле 1953 года правительство ГДР «выбросило» на потребительский рынок из госрезервов 69 тысяч тонн сахара, 4457 тонн мясных консервов, 85 тысяч тонн зерна и 4500 тонн мяса. Гротеволь подчеркивал, что советские поставки продовольствия во втором полугодии 1953 года будут осуществлены в кредит (общим объемом в 231 млн. рублей)[309]309
Grotewohl O. Im Kampf um die einige Deutsche Demokratische Republik. Reden und Aufsaetze. Bd. III. Berlin. 1954. S. 417–418.
[Закрыть].
Согласно решениям правительства ГДР от 24 июня 1953 года рабочим возвращались деньги, которые они недополучили из-за повышения норм выработки. Повышались тарифные оклады рабочим низших разрядов, на что правительство ГДР выделило до конца года 110 млн. марок. Восстанавливались все отмененные в начале 1953 года льготы, расширялась сеть профсоюзных здравниц и заводских поликлиник. 600 млн. марок было запланировано потратить на строительство жилья. Из государственных фондов выделялось большое количество сырья и полуфабрикатов для частных предприятий.
Но все эти меры привели бы к банкротству ГДР, если бы не пришлось коренным образом менять плановые задания первой пятилетки. Сокращались инвестиции в тяжелую промышленность, что выражалось в снижении плановых темпов ее прироста. Если по пятилетнему плану в 1955 году черная металлургия должна была вырасти на 268,4 % по сравнению с 1950 годом, то теперь этот показатель снижался до 237,3 %. Производство электроэнергии в 1955 году по сравнению с 1954 годом должно было увеличиться не на 36,5, а на 24 %[310]310
АВП РФ, ф. 082, оп. 41, п. 277, д. 61, л. 26.
[Закрыть]. Все эти меры высвободили только в 1953 году 1,4 млрд. марок, из которых 950 млн. было направлено на увеличение производства товаров народного потребления. В 1954 и 1955 годах было намечено высвободить за счет сокращения прироста тяжелой промышленности еще 2 млрд. марок[311]311
Weber H. Geschichte der DDR. S. 246.
[Закрыть].
Так как правительство серьезно снизило обязательные нормы госпоставок по мясу и обязалось не увеличивать их до 1955 года, то помощь Советского Союза сыграла в обеспечении бесперебойного снабжения населения ГДР этим важнейшим продуктом в 1953 году ключевую роль. По сравнению с пятилетним планом заготовки мяса были сокращены с 1 млн. до 557 тысяч тонн. Сразу положительно отразиться на потребительском рынке эта мера не могла, в том числе и потому, что кулаки по-прежнему призывали крестьян придерживать мясо, так как скоро ГДР оккупируют американцы и можно будет получить за свою продукцию лучшие «западные деньги».
И тем не менее, во второй половине 1953 года в розничной торговле ГДР мяса и мясопродуктов было продано больше на 21, 5 %, рыбы – на 24,6 %, сливочного масла – на 31,9 %, тканей и трикотажа в полтора раза, а обуви – на 22 %[312]312
АВП РФ, ф. 082, оп. 42 а, п. 287, д. 40, лл. 126.
[Закрыть].
В 1954 году текстильная промышленность должна была нарастить выпуск продукции по сравнению с 1953 годом на 19,3 % (вместо 13,7 % по пятилетнему плану), пищевая – на 12,2 % (вместо 8,1 %).
Первоочередное внимание уделялось развитию внешней торговли, без которой промышленность ГДР (как и ФРГ) все равно не смогла бы удовлетворить свои потребности в продовольствии. Здесь опять помог Советский Союз, согласившийся передать 1 января 1954 года в собственность ГДР все 33 оставшиеся советские акционерные общества. Это были, как правило, фирмы с известными во всем мире торговыми марками и налаженной системой экспортных связей. Уже в плане внешней торговли на 1954-й год ГДР могла учесть экспорт бывших САО как свой собственный, что позволяло рассчитывать на внушительный рост импорта. Советское руководство уделяло вопросу передачи САО ГДР неослабное внимание. В декабре 1953 года Молотов предлагал поставить эту тему в повестку дня коллегии МИД СССР. В Москве особенно следили за тем, чтобы передача САО ГДР не привела к безработице на этих предприятиях.
Если объем внешнеторгового оборота ГДР на 1954-й год по пятилетнему плану должен был составить 9,4 млрд. рублей, то после передачи САО – 11,8 млрд.[313]313
АВП РФ, ф. 082, оп. 41 а, п. 277, д. 61, лл. 36.
[Закрыть] Это позволяло в два раза увеличить импорт мяса (с 60 до 120 тыс. тонн) и в три – кофе (с 3,9 до 12 тыс. тонн), который был для любого немца синонимом хорошей и размеренной жизни.
В целом в 1955 году потребление мяса на душу населения в ГДР должно было составить 49,5 кг (в 1953 г. – 34 кг; рост на 45 %), рыбы – 12 кг (7,5 – в 1953 г.), сливочного масла – 10,3 кг (8,5 кг – в 1953 г.).
Все эти меры, бесспорно, были давно назревшими, и если бы они были приняты в конце 1952 года, то почти наверняка можно предположить, что никаких массовых волнений в ГДР в июне 1953 года не произошло бы.
Американцы внимательно следили за изменением экономической политики ГДР. Они тоже считали ее «новый курс» правильным, но делали из этого противоположные выводы. Если улучшение жизненного уровня снизит недовольство населения, а возможно, и вообще примирит его с режимом, то с точки зрения США надо было сделать все возможное, чтобы не допустить этого. И американцы решили дать новый бой СССР и ГДР там же, где видел основную болевую точку и Гротеволь. В Вашингтоне поставили задачу выиграть сражение за желудки, а значит, и любовь восточных немцев.
1 июля 1953 года Совет по психологической войне США предложил осуществить масштабную программу продовольственной помощи населению ГДР. Причем подчеркивалось, что хотя распределение бесплатного продовольствия будет способствовать преодолению существующих трудностей, но одновременно только ухудшит экономическое положение ГДР в долгосрочной перспективе. Помощь должна была восстановить доверие восточных немцев к США (по оценкам ЦРУ, многие участники волнений были возмущены тем, что их сначала с помощью РИАС подняли на борьбу, а затем бросили на произвол судьбы) и углубить отчуждение между населением и СЕПГ. Кроме того, программа помощи должна была укрепить престиж Аденауэра в преддверии выборов в бундестаг.
Сначала предполагалось распределять продукты в Восточной Германии через церкви и другие благотворительные организации. Однако в ЦРУ опасались, что этим будут поставлены под удар работавшие там ценные источники информации. Само ЦРУ вместе с ВВС США хотели по образцу листовок засылать продовольствие в ГДР на воздушных шарах. Была и совсем уж нацеленная только на пропаганду идея. В заранее объявленный день машины с продовольствием должны были подъехать к нескольким пунктам на границе с ГДР и потребовать беспрепятственного пропуска на территорию страны. Ожидалось, что в нем, естественно, будет отказано, что и требовалось доказать. Заблаговременно подготовленные журналисты должны были зафиксировать для мирового общественного мнения, как русские не дают «голодным» восточным немцам получить бескорыстную помощь Запада[314]314
Ostermann C. The United States, the East German Uprising of 1953, and 1953, and the Limits of Rollback. Washington. 1994. P. 28.
[Закрыть].
В конце концов, остановились на следующей схеме. 10 июля была опубликована переписка Аденауэра с Эйзенхауэром. Первый просил оказать голодающей советской зоне гуманитарную помощь, а последний великодушно на это соглашался. Тем самым помимо всего прочего демонстрировалось единоличное представительство интересов всей Германии боннским правительством. 10 июля американцы в ноте советскому правительству (то есть демонстративно игнорируя ГДР) предложили 15 млн. долларов на закупку продовольствия для ГДР. В советском ответе от 11 июля «помощь» США совершенно справедливо разоблачалась как пропагандистский маневр, не имевший ничего общего с заботой о нуждах восточных немцев.
