Текст книги "Все рассказы"

Автор книги: Николай Носов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Ваня Ложкин сказал:

– У них земля была хорошая. А вот нам с Сеней скверная земля попалась. И урожай маленький, хоть мы и старались. За что же нам пугало подарили? Пусть они тогда и пугало берут себе, раз оно у них все лето стояло.

– Ничего, – говорит Мишка, – мы возьмем и пугало. Давайте его сюда.

Все засмеялись, а Мишка сказал:

– Если б не это пугало, то мы и знамени не получили бы.

– Это почему же? – удивились все.

– Потому что на нашем участке оно ворон пугало, а на других вороны не боялись, вот и урожай получился меньше. И потом, из-за этого пугала мы не забывали, что нам надо стараться и работать лучше.

Я говорю Мишке:

– Зачем ты взял это пугало? Для чего оно нам?

– Ну, давай его в реку бросим, – говорит Мишка.

Взяли мы пугало и бросили в реку. Оно поплыло по реке, растопырив руки. Мы посмотрели ему вслед и стали в него камнями бросать. А потом пошли в лагерь.

В тот же день Лешка Курочкин снял нас фотоаппаратом вместе со знаменем. Так что, если кому-нибудь хочется карточку, мы можем прислать.

Мишкина каша

Один раз, когда я жил с мамой на даче, ко мне в гости приехал Мишка. Я так обрадовался, что и сказать нельзя! Я очень по Мишке соскучился. Мама тоже была рада его приезду.

– Это очень хорошо, что ты приехал, – сказала она. – Вам вдвоем здесь веселей будет. Мне, кстати, завтра надо в город поехать. Я, может быть, задержусь. Проживете тут без меня два дня?

– Конечно, проживем, – говорю я. – Мы не маленькие!

– Только вам тут придется самим обед готовить. Сумеете?

– Сумеем, – говорит Мишка. – Чего там не суметь!

– Ну, сварите суп и кашу, Кашу ведь просто варить.

– Сварим и кашу. Чего там ее варить! – говорит Мишка.

Я говорю:

– Ты смотри, Мишка, а вдруг не сумеем! Ты ведь не варил раньше.

– Не беспокойся! Я видел, как мама варит. Сыт будешь, не помрешь с голоду. Я такую кашу сварю, что пальцы оближешь!

Наутро мама оставила нам хлеба на два дня, варенья, чтобы мы чай пили, показала, где какие продукты лежат, объяснила, как варить суп и кашу, сколько крупы положить, сколько чего. Мы все слушали, только я ничего не запомнил. «Зачем, – думаю, – раз Мишка знает».

Потом мама уехала, а мы с Мишкой решили пойти на реку рыбу ловить. Наладили удочки, накопали червей.

– Постой, – говорю я. – А обед кто будет варить, если мы на реку уйдем?

– Чего там варить! – говорит Мишка. – Одна возня! Съедим весь хлеб, а на ужин сварим кашу. Кашу можно без хлеба есть.

Нарезали мы хлеба, намазали его вареньем и пошли на реку. Сначала выкупались, потом разлеглись на песке. Греемся на солнышке и хлеб с вареньем жуем. Потом стали рыбу ловить. Только рыба плохо клевала: поймали всего с десяток пескариков. Целый день мы на реке проболтались. К вечеру вернулись домой. Голодные!

– Ну, Мишка, – говорю, – ты специалист. Что варить будем? Только такое, чтоб побыстрей. Есть очень хочется.

– Давай кашу, – говорит Мишка. – Кашу проще всего.

– Ну что ж, кашу так кашу.

Растопили плиту. Мишка насыпал в кастрюлю крупы. Я говорю:

– Сыпь побольше. Есть очень хочется!

Он насыпал полную кастрюлю и воды налил доверху.

– Не много ли воды? – спрашиваю. – Размазня получится.

– Ничего, мама всегда так делает. Ты только за печкой смотри, а я уж сварю, будь спокоен.

Ну, я за печкой смотрю, дрова подкладываю, а Мишка кашу варит, то есть не варит, а сидит да на кастрюлю смотрит, она сама варится.

Скоро стемнело, мы зажгли лампу. Сидим и ждем, когда каша сварится. Вдруг смотрю: крышка на кастрюле приподнялась и из-под нее каша лезет.

– Мишка, – говорю, – что это? Почему каша лезет?

– Куда?

– Шут ее знает куда! Из кастрюли лезет!

Мишка схватил ложку и стал кашу обратно в кастрюлю впихивать. Мял ее, мял, а она будто пухнет в кастрюле, так и вываливается наружу.

– Не знаю, – говорит Мишка, – с чего это она вылезать вздумала. Может быть, готова уже?

Я взял ложку, попробовал: крупа совсем твердая.

– Мишка, – говорю, – куда же вода девалась? Совсем сухая крупа!

– Не знаю, – говорит. – Я много воды налил. Может быть, дырка в кастрюле?

Стали мы кастрюлю осматривать: никакой дырки нет.

– Наверно, испарилась, – говорит Мишка. – Надо еще подлить.

Он переложил лишнюю крупу из кастрюли в тарелку и подлил в кастрюлю воды. Стали варить дальше. Варили, варили – смотрим, опять каша наружу лезет.

– Ах, чтоб тебя! – говорит Мишка. – Куда же ты лезешь?

Схватил ложку, опять стал лишнюю крупу откладывать. Отложил и снова бух туда кружку воды.

– Вот видишь, – говорит, – ты думал, что воды много, а ее еще подливать приходится.

Варим дальше. Что за комедия! Опять вылезает каша.

Я говорю:

– Ты, наверно, много крупы положил. Она разбухает, и ей тесно в кастрюле становится.

– Да, – говорит Мишка, – кажется, я немного много крупы переложил. Это все ты виноват: «Клади, говорит, побольше. Есть хочется!»

– А откуда я знаю, сколько надо класть? Ты ведь говорил, что умеешь варить.

– Ну и сварю, не мешай только.

– Пожалуйста, не буду тебе мешать.

Отошел я в сторонку, а Мишка варит, то есть не варит, а только и делает, что лишнюю крупу в тарелки перекладывает. Весь стол уставил тарелками, как в ресторане, и все время воды подливает.

Я не вытерпел и говорю:

– Ты что-то не так делаешь. Так ведь до утра можно варить!

– А что ты думаешь, в хорошем ресторане всегда обед с вечера варят, чтоб наутро поспел.

– Так то, – говорю, – в ресторане! Им спешить некуда, у них еды много всякой.

– А нам-то куда спешить?

– Нам надо поесть да спать ложиться. Смотри, скоро двенадцать часов.

– Успеешь, – говорит, – выспаться.

И снова бух в кастрюлю воды. Тут я понял, в чем дело.

– Ты, – говорю, – все время холодную воду льешь, как же она может свариться!

– А как, по-твоему, без воды, что ли, варить?

– Выложить, – говорю, – половину крупы и налить воды сразу побольше, и пусть себе варится.

Взял я у него кастрюлю, вытряхнул из нее половину крупы.

– Наливай, – говорю, – теперь воды доверху.

Мишка взял кружку, полез в ведро.

– Нету, – говорит, – воды. Вся вышла.

– Что же мы делать будем? Как за водой идти, темнота какая! – говорю. – И колодца не увидишь.

– Чепуха! Сейчас принесу.

Он взял спички, привязал к ведру веревку и пошел к колодцу. Через минуту возвращается.

– А вода где? – спрашиваю.

– Вода… там, в колодце.

– Сам знаю, что в колодце. Где ведро с водой?

– И ведро, – говорит, – в колодце.

– Как – в колодце?

– Так, в колодце.

– Упустил?

– Упустил.

– Ах ты, – говорю, – размазня! Ты что ж, нас уморить голодом хочешь? Чем теперь воды достать?

– Чайником можно.

Я взял чайник и говорю:

– Давай веревку.

– А ее нет, веревки.

– Где же она?

– Там.

– Где – там?

– Ну… в колодце.

– Так ты, значит, с веревкой ведро упустил?

– Ну да.

Стали мы другую веревку искать. Нет нигде.

– Ничего, – говорит Мишка, – сейчас пойду попрошу у соседей.

– С ума, – говорю, – сошел! Ты посмотри на часы: соседи спят давно.

Тут, как нарочно, обоим нам пить захотелось; кажется, сто рублей за кружку воды отдал бы! Мишка говорит:

– Это всегда так бывает: когда нет воды, так еще больше пить хочется. Поэтому в пустыне всегда пить хочется, потому что там нет воды.

Я говорю:

– Ты не рассуждай, а ищи веревку.

– Где же ее искать? Я везде смотрел. Давай леску от удочки привяжем к чайнику.

– А леска выдержит?

– Может быть, выдержит.

– А если не выдержит?

– Ну если не выдержит, то… оборвется…

– Это и без тебя известно.

Размотали мы удочку, привязали к чайнику леску и пошли к колодцу. Я опустил чайник в колодец и набрал воды. Леска натянулась, как струна, вот-вот лопнет.

– Не выдержит! – говорю. – Я чувствую.

– Может быть, если поднимать осторожно, то выдержит, – говорит Мишка.

Стал я поднимать потихоньку. Только приподнял над водой, плюх – и нет чайника.

– Не выдержала? – спрашивает Мишка.

– Конечно, не выдержала. Чем теперь доставать воду?

– Самоваром, – говорит Мишка.

– Нет, уж лучше самовар просто бросить в колодец, по крайней мере возиться не надо. Веревки-то нет.

– Ну, кастрюлей.

– Что у нас, – говорю, – по-твоему, кастрюльный магазин?

– Тогда стаканом.

– Это сколько придется возиться, пока стаканом воды наносишь!

– Что же делать? Надо ведь кашу доваривать. И пить до зарезу хочется.

– Давай, – говорю, – кружкой. Кружка все-таки больше стакана. Пришли домой, привязали леску к кружке так, чтоб она не переворачивалась. Вернулись к колодцу. Вытащили по кружке воды, напились. Мишка говорит:

– Это всегда так бывает. Когда пить хочется, так кажется, что целое море выпьешь, а когда станешь пить, так одну кружку выпьешь и больше уже не хочется, потому что люди от природы жадные…

Я говорю:

– Нечего тут на людей наговаривать! Тащи лучше кастрюлю с кашей сюда, мы прямо в нее воды натаскаем, чтоб не бегать двадцать раз с кружкой.

Мишка принес кастрюлю и поставил на край колодца. Я ее не заметил, зацепил локтем и чуть не столкнул в колодец.

– Ах ты, растяпа! – говорю. – Зачем мне кастрюлю под локоть сунул? Возьми ее в руки и держи крепче. И отойди от колодца подальше, а не то и каша полетит в колодец.

Мишка взял кастрюлю и отошел от колодца. Я натаскал воды.

Пришли мы домой. Каша у нас остыла, печь погасла. Растопили мы снова печь и опять принялись кашу варить. Наконец она у нас закипела, сделалась густая и стала пыхтеть: «Пых, пых!»

– О! – говорит Мишка. – Хорошая каша получилась, знатная!

Я взял ложку, попробовал:

– Тьфу! Что это за каша! Горькая, несоленая и воняет гарью.

Мишка тоже хотел попробовать, но тут же выплюнул.

Нет, – говорит, – умирать буду, а такую кашу не стану есть!

– Такой каши наешься, и умереть можно! – говорю я.

– Что ж делать?

– Не знаю.

– Чудаки мы! – говорит Мишка. – У нас же пескари есть!

Я говорю:

– Некогда теперь уже с пескарями возиться! Скоро светать начнет.

– Так мы их варить не будем, а зажарим. Это ведь быстро – раз, и готово.

– Ну давай, – говорю, – если быстро. А если будет как каша, то лучше не надо.

– В один момент, вот увидишь.

Мишка почистил пескарей и положил на сковородку. Сковородка нагрелась, пескари и прилипли к ней. Мишка стал отдирать пескарей от сковородки ножом, все бока ободрал им.

– Умник! – говорю. – Кто же рыбу без масла жарит!

Мишка взял бутылку с подсолнечным маслом. Налил масла на сковородку и сунул в печь прямо на горячие угли, чтоб поскорее зажарились. Масло зашипело, затрещало и вдруг вспыхнуло на сковородке пламенем. Мишка вытащил сковородку из печки – масло на ней пылает. Я хотел водой залить, а воды у нас во всем доме ни капли нет. Так оно и горело, пока все масло не выгорело. В комнате дым и смрад, а от пескарей одни угольки остались.

– Ну, – говорит Мишка, – что теперь жарить будем?

– Нет, – говорю я, – больше я тебе ничего жарить не дам. Мало того что ты продукты испортишь, так ты еще пожар устроишь. Из-за тебя весь дом сгорит. Довольно!

– Что же делать? Есть-то ведь хочется!

Попробовали мы сырую крупу жевать – противно. Попробовали сырой лук – горько. Масло попробовали без хлеба есть – тошно. Нашли банку из-под варенья. Ну, мы ее вылизали и легли спать. Уже совсем поздно было.

Наутро проснулись голодные. Мишка сразу полез за крупой, чтоб варить кашу. Я как увидел, так меня даже в дрожь бросило.

– Не смей! – говорю. – Сейчас я пойду к хозяйке, тете Наташе, попрошу, чтобы она нам кашу сварила.

Мы пошли к тете Наташе, рассказали ей все, обещали, что мы с Мишкой все сорняки у нее на огороде выполем, только пусть она поможет нам кашу сварить. Тетя Наташа сжалилась над нами: напоила нас молоком, дала пирогов с капустой, а потом усадила завтракать. Мы все ели и ели, так что тети-Наташин Вовка на нас удивлялся, какие мы голодные были.

Наконец мы наелись, попросили у тети Наташи веревку и пошли доставать из колодца ведро и чайник. Много мы провозились и, если бы Мишка не придумал якорек из проволоки смастерить, так бы ничего и не достали. А якорьком, как крючком, подцепили и ведро и чайник. Ничего не пропало – все вытащили. А потом мы с Мишкой и Вовкой сорняки на огороде пололи.

Мишка говорил:

– Сорняки – это чепуха! Совсем нетрудное дело. Гораздо легче, чем кашу варить!

Заплатка

У Бобки были замечательные штаны: зеленые, вернее сказать, защитного цвета. Бобка их очень любил и всегда хвастался:

– Смотрите, ребята, какие у меня штаны. Солдатские!

Все ребята, конечно, завидовали. Ни у кого больше таких зеленых штанов не было.

Однажды Бобка полез через забор, зацепился за гвоздь и порвал эти замечательные штаны. От досады он чуть не заплакал, пошел поскорее домой и стал просить маму зашить.

Мама рассердилась:

– Ты будешь по заборам лазить, штаны рвать, а я зашивать должна?

– Я больше не буду! Зашей, мама!

– Сам зашей.

– Так я же ведь не умею!

– Сумел порвать, сумей и зашить.

– Ну, я так буду ходить, – проворчал Бобка и пошел во двор.

Ребята увидели, что у него на штанах дырка, и стали смеяться.

– Какой же ты солдат, – говорят, – если у тебя штаны порваны?

А Бобка оправдывается:

– Я просил маму зашить, а она не хочет.

– Разве солдатам мамы штаны зашивают? – говорят ребята. – Солдат сам должен уметь все делать: и заплатку поставить, и пуговицу пришить.

Бобке стало стыдно.

Пошел он домой, попросил у мамы иголку, нитку и лоскуток зеленой материи. Из материи он вырезал заплатку величиной с огурец и начал пришивать ее к штанам.

Дело это было нелегкое. К тому же Бобка очень спешил и колол себе пальцы иголкой.

– Чего ты колешься? Ах ты, противная! – говорил Бобка иголке и старался схватить ее за самый кончик, так, чтоб не уколоться.

Наконец заплатка была пришита. Она торчала на штанах, словно сушеный гриб, а материя вокруг сморщилась так, что одна штанина даже стала короче.

– Ну куда же это годится? – ворчал Бобка, разглядывая штаны. – Еще хуже, чем было! Придется все наново переделывать.

Он взял ножик и отпорол заплатку. Потом расправил ее, приложил снова к штанам, хорошенько обвел вокруг заплатки чернильным карандашом и стал пришивать ее снова. Теперь он шил не спеша, аккуратно и все время следил, чтобы заплатка не вылезала за черту.

Он долго возился, сопел и кряхтел, зато, когда все сделал, на заплатку было любо взглянуть. Она была пришита ровно, гладко и так крепко, что не отодрать и зубами.

Наконец Бобка надел штаны и вышел во двор. Ребята окружили его.

– Вот молодец! – говорили они. – А заплатка, смотрите, карандашом обведена. Сразу видно, что сам пришивал.

А Бобка вертелся во все стороны, чтобы всем было видно, и говорил:

– Эх, мне бы еще пуговицы научиться пришивать, да жаль, ни одна не оторвалась! Ну ничего. Когда-нибудь оторвется – обязательно сам пришью.

Шурик у дедушки

Летом мы с Шуриком жили у дедушки. Шурик – это мой младший брат. Он еще в школе не учится, а я уже в первый класс поступил. Только он все равно меня не слушается… Ну и не надо!.. Когда мы приехали, так сейчас же обыскали весь двор, облазили все сараи и чердаки. Я нашел стеклянную банку из-под варенья и круглую железную коробочку от гуталина. А Шурик нашел старую дверную ручку и большую калошу на правую ногу. Потом мы чуть не подрались с ним на чердаке из-за удочки. Я первый увидел удочку и сказал:

– Чур, моя!

Шурик тоже увидел и давай кричать:

– Чур, моя! Чур, моя!

Я схватил удочку, а он тоже вцепился в нее и давай отнимать. Я рассердился – как дерну!.. Он отлетел в сторону и чуть не упал. Потом говорит:

– Подумаешь, очень нужна мне твоя удочка! У меня есть калоша.

– Вот и целуйся со своей калошей, – говорю я, – а удочку нечего рвать из рук.

Я отыскал в сарае лопату и пошел копать червей, чтобы ловить рыбу, а Шурик пошел к бабушке и стал просить у нее спички.

– Зачем тебе спички? – спрашивает бабушка.

– Я, – говорит, – разведу во дворе костер, сверху положу калошу, калоша расплавится, и из нее получится резина.

– Еще чего выдумаешь! – замахала руками бабушка. – Ты тут и дом весь спалишь со своим баловством. Нет, голубчик, и не проси. Что это еще за игрушки с огнем! И слушать ничего не желаю.

Тогда Шурик взял дверную ручку, которую нашел в сарае, привязал к ней веревку, а к другому концу веревки привязал калошу. Ходит по двору, веревку за ручку держит, а калоша за ним по земле ездит. Куда он – туда и она. Подошел ко мне, увидел, что я червей копаю, и говорит:

– Можешь не стараться: все равно ничего не поймаешь.

– Это почему? – спрашиваю.

– Я заколдую рыбу.

– Пожалуйста, – говорю, – колдуй на здоровье.

Я накопал червей, сложил их в коробочку и пошел к пруду. Пруд был позади двора – там, где колхозный огород начинается. Насадил я на крючок червяка, уселся на берегу и забросил удочку. Сижу и за поплавком слежу. А Шурик подкрался сзади и давай кричать во все горло:

 
Колдуй, баба, колдуй, дед,
Колдуй, серенький медведь!
Колдуй, баба, колдуй, дед,
Колдуй, серенький медведь!
 

Я решил молчать и ничего не говорить, потому что с ним всегда так: если скажешь что-нибудь, еще хуже будет.

Наконец он наколдовался, бросил в пруд калошу и стал ее по воде на веревке таскать. Потом придумал такую вещь: бросит калошу на середину пруда и давай в нее камнями швырять, пока не утопит, а потом начинает ее со дна на веревке вытаскивать.

Я сначала молча терпел, а потом как не вытерплю:

– Пошел вон отсюда! – кричу. – Ты распугал мне всю рыбу!

А он говорит:

– Все равно ничего не поймаешь: заколдована рыба.

И опять плюх калошу на середину пруда! Я вскочил, схватил палку – и к нему. Он давай удирать, а калоша за ним на веревке так и скачет. Еле убежал от меня.

Вернулся я к пруду и стал снова рыбу ловить. Ловил, ловил… Уже солнышко высоко поднялось, а я все сижу да на поплавок гляжу. Не клюет рыба, хоть тресни! На Шурика злюсь, прямо избить готов. Не то чтоб я в его колдовство поверил, а знаю, что, если приду без рыбы, смеяться будет. Уж чего я ни делал – и подальше от берега забрасывал удочку, и поближе, и поглубже крючок опускал – ничего не выходит. Захотелось мне есть, пошел я домой, вдруг слышу – кто-то в ворота колотит: «Бум-бум! Бах-бах!»

Подхожу к воротам, смотрю, а это Шурик. Достал где-то молоток, гвозди и прибивает к калитке дверную ручку.

– Это ты для чего прибиваешь? – спрашиваю.

Он увидел меня, обрадовался:

– Хи-хи! Рыболов пришел. Где же твоя рыба?

Я говорю:

– Ты зачем прибиваешь ручку? Здесь же есть одна ручка.

– Ничего, – говорит, – пусть две будут. Вдруг одна оторвется.

Прибил ручку, и еще у него один гвоздь остался. Он долго думал, что с этим гвоздем делать, хотел его просто в калитку загнать, потом придумал: приложил калошу подошвой к калитке и стал ее гвоздем приколачивать.

– А это для чего? – спрашиваю.

– Так просто.

– Просто глупо, – говорю я.

Вдруг смотрим – дедушка с работы идет, Шурик испугался, давай отрывать калошу, а она не отрывается. Тогда он встал, загородил калошу спиной и стоит.

Дедушка подошел и говорит:

– Вот молодцы, ребятки! Только приехали – и за работу сразу… Кто это придумал к калитке вторую ручку прибить?

– Это, – говорю, – Шурик.

Дедушка только крякнул.

– Ну что ж, – говорит, – теперь у нас две ручки будет: одна сверху, другая снизу. Вдруг какой-нибудь коротенький человек придет. До верхней ручки ему не дотянуться, так он до нижней достанет.

Тут дедушка заметил калошу:

– А это еще что?

Я так и фыркнул.

«Ну, – думаю, – сейчас Шурику от дедушки будет».

Шурик покраснел, сам не знает, что отвечать.

А дедушка говорит:

– Это что ж? Это, наверно, все равно что ящик для писем. Придет почтальон, увидит, что дома никого нет, сунет письмо в калошу и пойдет дальше. Очень остроумно.

– Это я сам придумал! – похвастался Шурик.

– Да неужто?

– Честное слово!

– Ну молодец! – развел руками дедушка.

За обедом дедушка все разводил руками и рассказывал бабушке про эту калошу:

– Понимаешь, какой остроумный ребенок! До чего сам додумался, ты не поверишь даже! Понимаешь, калошу к калитке, а? Я давно говорю, что надо ящик для писем прибить, а того и не сообразить мне, что проще калошу.

– Ладно уж, – усмехнулась бабушка. – Я куплю ящик, а пока пусть повисит калоша.

После обеда Шурик побежал в сад, а дедушка говорит:

– Ну, Шурик у нас уже отличился, а ты, Николка, тоже небось чего-нибудь наработал. Ты уж признавайся, порадуй дедушку.

– Я, – говорю, – ловил рыбу, да рыба не ловится.

– А ты где ловил?

– В пруду.

– Э… – протянул дедушка, – какая же тут рыба? Этот пруд недавно вырыли. Тут даже лягушки еще не развелись. А ты, голубчик, не поленись, пойди на речку. Там у мостика течение быстрое. На этой быстринке и полови.

Дедушка ушел на работу, а я взял удочку и говорю Шурику:

– Пойдем на реку, будем вместе рыбу ловить.

– Ага, – говорит, – испугался! Теперь подлизываешься!

– Зачем мне подлизываться?

– А чтоб я не колдовал больше.

– Колдуй, – говорю, – пожалуйста.

Взял я коробку с червями, банку из-под варенья, чтоб было куда рыбу сажать, и пошел. А Шурик сзади поплелся.

Пришли на реку. Я пристроился на берегу, недалеко от моста, где течение побыстрей, забросил удочку.

 
Колдуй, баба, колдуй, дед!
Колдуй, серенький медведь!
 

Помолчит чуточку, помолчит, а потом снова:

 
Колдуй, баба, колдуй, дед…
 

Вдруг рыба как клюнет, я как дерну удочку! Рыба сверкнула в воздухе, сорвалась с крючка, упала на берег и ну плясать возле самой воды. Шурик как крикнет:

– Держи ее!

Бросился к рыбе и давай ловить. Рыба по берегу скачет, а он прямо животом на нее бросается, никак поймать не может; чуть она не удрала обратно в реку.

Наконец он ее схватил. Я набрал в банку воды, Шурик пустил в нее рыбу и стал разглядывать.

– Это, – говорит, – окунь. Честное слово, окунь! Видишь, какие у него полоски. Чур, мой будет!

– Ладно, пусть будет твой. Мы еще много наловим.

В этот день мы долго удили. Поймали шесть окуньков, четырех пескарей и даже ершика одного выудили.

На обратном пути Шурик нес банку с рыбой и даже подержать не давал мне. Он был очень рад и совсем не обиделся, когда увидел, что его калоша исчезла, а вместо нее на калитке висит новенький голубой ящик для писем.

– Ну и пусть, – сказал он. – По-моему, ящик еще даже лучше калоши.

Он махнул рукой и поскорей побежал показывать рыбу бабушке. Бабушка похвалила нас. А потом я ему сказал:

– Вот видишь, а ты колдовал! Ничего твое колдовство не значит. Я в колдовство не верю.

– У! – сказал Шурик. – А я, думаешь, верю? Это одни только дикари верят да старенькие старушки.

Этим он очень насмешил бабушку, потому что бабушка хоть и была старенькая, но тоже не верила в колдовство.