Текст книги "Военные катастрофы на море"

Автор книги: Николай Непомнящий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Неразгаданный взрыв (Гибель линкора «Императрица Мария»)

В октябре 1916 года Россия, находившаяся в состоянии войны с Германией, Австро-Венгрией, Болгарией и Турцией, была потрясена известием о гибели в Севастопольской гавани своего новейшего линейного корабля – «Императрица Мария», подорванного и затонувшего там вместе с сотнями моряков его экипажа. До сих пор подлинная первопричина этой катастрофы не установлена.

НАША СПРАВКА. Линкор «Императрица Мария» – первый из серии в четыре единицы «русских дредноутов». Дредноут – обобщенное название типа новых линейных кораблей, появившихся в начале нашего века, с мощным артиллерийским вооружением и сильным бронированием, пришедших на смену эскадренным броненосцам, основы тогдашних военных флотов. Назван по имени первого из таких кораблей – английского линкора «Дредноут» («Неустрашимый»), построенного в 1906 году. Дредноуты заложены по проектам известных корабельных инженеров А.Н. Крылова и И.Г. Бубнова перед войной 1914 – 1918 гг. на Черноморских верфях в Николаеве, первый вступил в строй флота в июле 1915 года. Вторым там же был построен линкор «Императрица Екатерина Великая», третьим – «Император Александр III». Оба они тоже вошли в состав Российского Черноморского флота. Постройка четвертого корабля – «Император Николай II» не была завершена.

Одновременно с ними были заложены и построены на Балтийских судостроительных заводах и вошли в состав Российского Балтийского флота однотипные (они были лишь немного короче и шире) линейные корабли – «Петропавловск», «Гангут», «Полтава» и «Севастополь».

Водоизмещение новых русских линкоров доходило до 24 000 т, длина – 168 м, ширина – 27 м, осадка 8 м. Мощность паровых турбин (новинки тогдашнего судостроения!) – 26 500 л. с., скорость хода – до 23 узлов. Вооружение: артиллерия главного калибра – двенадцать 305-мм орудий в четырех линейно расположенных трехорудийных башнях; противоминного калибра – двадцать 130-мм казематных пушек (на балтийских линкорах – шестнадцать 120-мм пушек) в бортовых бронированных казематах – плутонгах; зенитного калибра 75-мм и четыре 47-мм скорострельных палубных орудия. Четыре подводных торпедных аппарата. Бронирование палуб, бортов, артиллерийских башен главного калибра, казематов орудий противоминного калибра, боевой рубки – до 280-мм. Корабль мог брать на борт два гидросамолета. Экипаж линкора составлял 1220 человек.

* * *

Из редких и скупых публикаций того времени, обусловленных военной порой, а потом – гражданской войной и последующим «смутным временем», и малочисленных воспоминаний участников и очевидцев катастрофы, изданных в основном за рубежом, складывается следующая картина происходивших событий.

Утро 20 октября (7 октября по старому стилю) 1916 года начиналось в городе-крепости Севастополе, раскинувшемся на прибрежных холмах вокруг бухт обширной и глубоководной одноименной гавани, где у причалов и на якорных бочках внутренних рейдов стояли различные боевые корабли и вспомогательные суда, как обычно. С доносившейся до улиц города разноголосицы звучных корабельных сигналов, оповещавших их экипажи о побудке, подававшихся тогда на русском военном флоте по судовому распорядку вахтенными горнистами в пять часов, протяжные мелодии корабельных рожков (горнов) тут же подхватывались резкими трелями и свистом морских боцманских дудок дежурных кондукторов и репетовались зычными командами дневальных. По ним моряки пробуждались ото сна и начинали свой очередной день флотской службы.

Такой традиционный для русских военных моряков утренний ритуал (также как и схожий с ним вечерний – со спуском флага при заходе солнца) исполнялся на флоте неукоснительно, несмотря на особенность тогдашнего военного положения, связанного с продолжавшимися уже более двух лет боевыми действиями на Черном море. В ходе них Российский Черноморский флот, которым командовал адмирал А.А. Эбергард, обеспечивал там должный операционный режим в интересах армии, сражавшейся на прилегавших к морю двух южных фронтах. На Севастополь – главную базу Черноморского флота, постоянно базировались главные корабельные силы, тогда состоявшие из семи уже устаревших тихоходных, додредноутного типа линкоров и еще более старых броненосцев, трех крейсеров, четырех миноносцев и 14 эскадренных миноносцев – эсминцев. К ним с недавнего времени добавились два новейших линейных корабля, значительно усилившие его состав, – «Императрица Мария» и «Императрица Екатерина Великая». С их появлением общий баланс военно-морских сил на Черном море между Россией и противостоявшей ей Турцией изменился в пользу первой. Несмотря на то, что и турецкий флот тоже в самом начале войны был пополнен двумя полученными от Германии вместе с экипажами новыми крупными, а главное, быстроходными боевыми кораблями – тяжелым крейсером «Гебен» (переименованным в «Явуз Султан Селим»), водоизмещением в 23 000 т, с мощной крупнокалиберной и дальнобойной артиллерией, и легким крейсером «Бреслау» (получившим название «Мидилли») ставшими основой турецкой эскадры. Эти корабли не раз вступали в перестрелки с превосходившими их по численности русскими кораблями, в ходе которых не раз получали боевые повреждения. Но, пользуясь своим преимуществом в скорости, всегда уходили от преследования…

Теперь – с появлением русских новых линкоров – ни «Гебен», ни «Бреслау» не могли больше безнаказанно совершать набеги в территориальные воды и производить дерзкие артиллерийские обстрелы российского черноморского побережья и его портовых городов, в том числе и Севастополя, многие жители которого и в мирное, и особенно в военное время были так или иначе связаны с флотом и поэтому, пробуждаясь по утрам одновременно с ним, днем тоже совместно решали многие свои повседневные дела в обычном ритме портового города. Среди больших кораблей, стоявших на якорях и бочках в черте Большого Севастопольского внутреннего рейда, но дальше других от входа в гавань, выделялись своими размерами и мощью вооружения два недавно вошедших в строй флота линейных корабля. В то утро 7 октября лишь на одном из них – «Императрице Марии», накануне возвратившемся с моря в базу после многодневного плавания, в отличие от всех других, стоявших в гавани кораблей, в обычное время не раздались сигналы побудки. Ибо командир линкора капитан 1 ранга Кузнецов распорядился перенести ее на час позже, чтобы дать отдохнуть экипажу после напряженнейших авральных работ (начатых вскоре после захода в базу, продолжавшихся весь день и законченных далеко за полночь) по перегрузке на корабль тысячи тонн каменного угля сразу с двух барж, доставивших его – затаренный в мешки для ручной переноски – с помощью буксиров к борту линкора. Тем самым он выполнил старое флотское правило: после возвращения с моря сразу же восполнить израсходованные в ходе плавания корабельные запасы топлива, на котором работали 20 мощных линкорных водотрубных паровых котлов, размещенных в пяти котельных отделениях.

Примерно в 6 часов 15 минут утра жители прибрежной части Севастополя и экипажи кораблей, стоявших у пирсов, причалов и на якорях в Северной и Южной бухтах услышали громоподобный звук мощного взрыва, донесшегося с той ее стороны, где стояли новые линкоры. И сразу же над носовой частью «Императрицы Марии» поднялся высоко вверх зловещий черный шлейф дыма. С находившихся поблизости линкоров «Екатерина Великая» и «Евстафий» было видно, что на том месте корпуса, где у «Императрицы Марии» находились носовая артиллерийская башня главного калибра, фок-мачта с боевой рубкой и передняя дымовая труба, образовалась огромная дымящаяся впадина. Края ее почти доходили до поверхности воды и были охвачены пламенем, вскоре перекинувшимся на краску надстроек и парусиновые покрытия шкафута и юта, а по ним и в места, где размещались казематы орудий противоминного калибра. После этого последовала целая серия новых взрывов, поднявшая в воздух огненные сполохи множества пылавших лент зарядного пороха. Сигнальщикам соседних кораблей с высоты мостиков мачт было видно, как по верхней палубе горевшего линкора метались обожженные и охваченные огнем люди, пытавшиеся его потушить, а в разных ее местах лежали погибшие и шевелились раненые. А вокруг линкора в воде плавали сброшенные туда взрывной волной, моряки.

О случившемся на «Императрице Марии» доложили командующему Черноморским флотом вице-адмиралу А.В. Колчаку (недавно принявшему эту должность после перевода летом 1916 года в Петроград адмирала Эбергарда, ставшего членом Государственного совета). Комфлотом приказал базовым судам и соседним кораблям оказать помощь подорванному линкору. А находившийся неподалеку от него на якорных бочках второй новый линкор «Екатерина Великая» отбуксировать подальше от опасного места. Для этого к нему были посланы портовые буксиры, а к «Императрице Марии» – пожарные катера. К ней же с «Евстафия», «Екатерины» и других кораблей, стоявших поблизости, направились моторные и гребные баркасы и шлюпки для спасения тех, кто оказался за бортом, в воде, местами охваченной пламенем из-за разлившейся по ее поверхности нефти…

Вскоре на «Императрицу Марию», на которой продолжались взрывы меньшей силы, находившуюся на ровном киле с большим дифферентом на нос, прибыл на катере командующий флотом. Но его короткое присутствие на борту уже ничем не могло помочь горевшему, обесточенному, кренившемуся на правый борт кораблю, и он, забрав с собой нескольких раненых, сошел с него. После очередного, но особенно мощного взрыва аварийный линкор – при резко возросшем дифференте на нос – стал стремительно заваливаться на правый борт, потом лег на него и, резко повернувшись вверх килем, быстро ушел под воду. При этом уцелевшие почти тысячетонные артиллерийские башни главного калибра сорвались с барбетов и затонули. Все случившееся заняло менее часа…

А вот как происходили трагические события на борту линкора по рассказам его спасшихся моряков.

Примерно через четверть часа после передвинутой на час побудки, когда большинство экипажа собралось в корме корабля (что и спасло многих) на церковной палубе для молитвы, матросы, находившиеся возле первой (носовой) башни главного калибра, услышали внутри не какое-то шипение. А потом увидели клубы дыма с языками огня, вырывавшимися из амбразур башни, горловин люков и вентиляционных головок, расположенных около нее. О чем немедленно доложили по команде. На линкоре была объявлена пожарная тревога, и моряки, разнеся пожарные рукава к башне, стали заливать водой ее подбашенное отделение. В это время корпус корабля задрожал, и в его передней части раздался страшный взрыв. От сильнейшей встряски многие моряки, даже находившиеся в кормовой части линкора, не удержались на ногах. А те, что выбежали на верхнюю палубу, увидели в носовой части линкора столб пламени, а потом черный дым, взметнувшийся выше грот-мачты… Когда дым, рассекаемый фейерверком разлетавшихся горевших пороховых лент, несколько рассеяло ветром, стала видна жуткая картина разрушений: взрывом вырвало участок верхней палубы позади первой башни главного калибра вместе с фок-мачтой, надстройками и носовой трубой, на месте которых образовался огромный провал. По краям него торчали листы покореженного металла, а из глубокой впадины выбивалось пламя и валил густой черный дым. Вокруг на палубе лежало множество изуродованных взрывом и опаленных огнем тел и останков моряков. Стонали и взывали о помощи раненые, обожженные и те, что оказались за бортом. Во всех внутренних помещениях корабля погасло электроосвещение, остановились работавшие механизмы, перестали подавать воду пожарные насосы. Выскочившие из своих кают, находившихся в основном в корме, полураздетые офицеры линкора (среди которых были командир и старпом – капитан 2 ранга Городыский, приказавшие открыть кингстоны и затопить артиллерийские погреба остальных башен главного калибра) пытались организовать тушение многочисленных очагов пожара с помощью подручных средств – сбивая огонь чехлами из брезента, парусиной, шинелями и бушлатами моряков. А потом и противопожарными средствами малочисленных подошедших портовых буксиров и катеров. Но это мало помогало. Ведь горящие ленты зарядного пороха разносились по кораблю продолжавшимися взрывами и ветром повсюду, вызывая все новые и новые очаги пожаров… Падая в воду, они еще и поджигали вытекшую из разрушенных отсеков линкора нефть. Чтобы хоть как-то сбить пламя, бушевавшее в разных местах корабля, его развернули подошедшим буксиром лагом (бортом) к ветру. К 7 часам пожары стали немного стихать и появилась надежда, что поврежденный корабль уцелеет – он имел лишь небольшой крен на правый борт и дифферент на нос. Но тут раздался еще один, более сильный, чем предшествовавшие, взрыв, и носовая часть линкора стала быстро оседать в воду, одновременно сильно кренясь на правый борт. Находившиеся на его верхней палубе и на бортах моряки экипажа стали прыгать в воду и плыть к окружившим линкор плавсредствам, а некоторые – к ближайшему берегу бухты и к Госпитальной пристани… Когда носовые, а потом и бортовые портики плутонгов 130-мм орудий ушли под воду, то она хлынула через них внутрь корабля. И тогда, приняв много забортной воды и потеряв остойчивость, он лег на правый борт. Пробыв в таком положении несколько мгновений, линкор перевернулся днищем вверх, обнажив гребные винты, и вскоре затонул.

По официальным сообщениям, вместе с кораблем погибли инженер-механик Игнатьев, два кондуктора (старшины) и 149 человек нижних чинов (многих офицеров и сверхсрочников спасло то, что они находились в береговом увольнении до утреннего подъема флага). Позже скончались в госпиталях от ранений и ожогов еще 64 моряка. Десятки людей стали калеками, получив ранения и ожоги…

На следующий день после катастрофы поездом из Петрограда в Севастополь выехали две назначенные высочайшим повелением царя специальные комиссии – «Верховная следственная» и «Техническая следственная», объединенные под председательством адмирала Н. М. Яковлева (члена Адмиралтейского совета, бывшего командира тихоокеанского эскадренного броненосца «Петропавловск», подорвавшегося на японских минах в 1904 году). Одним из членов технической комиссии был назначен генерал по поручениям при морском министре А. Н. Крылов, академик, выдающийся корабельный инженер, проектировавший и участвовавший в строительстве «Императрицы Марии».

За полторы недели работы комиссии в Севастополе перед ней прошли все оставшиеся в живых офицеры, кондукторы «Императрицы Марии», очевидцы с других кораблей и матросы, давшие показания об обстоятельствах катастрофы. В итоге расследования было установлено, что «причиной взрыва послужил пожар, возникший в носовом зарядном арт. погребе линкора, в результате возгорания картузного 305-мм порохового заряда, повлекшего за собой взрыв нескольких сот зарядов и снарядов главного калибра, находившихся в носовых погребах. Что, в свою очередь, привело к пожарам и взрывам боеприпасов, хранившихся в погребах и кранцах первых выстрелов 130-мм орудий противоминного калибра и боевых зарядных отделений торпед. В результате – была разрушена значительная часть корпуса, в том числе и борт. Забортная вода стала заливать его внутренние помещения, вызвав крен и дифферент на нос. А после экстренного затопления остальных арт. погребов главного калибра (что полагалось делать при возникновении пожаров и угрозе взрыва боеприпасов. – О.Б.) ситуация привела к тому, что корабль, имея большие разрушения носовых палуб и водонепроницаемых переборок, потерял остойчивость, перевернулся и затонул.

Предотвратить гибель линкора после повреждения наружного борта, выравнивая крен и дифферент затоплением других отсеков, было невозможно…».

Рассмотрев возможные причины возникновения пожара в артиллерийском погребе, комиссия остановилась на трех наиболее вероятных: самовозгорание пороха заряда, небрежность в обращении с огнем или самим порохом и «злой умысел».

В заключении комиссии говорилось, что «прийти к точному доказательно обоснованному выводу не представляется возможным, приходится лишь оценивать вероятность этих предположений…».

Самовозгорание пороха и небрежность в обращении с огнем и порохом были признаны маловероятными. В то же время отмечалось, что «на линкоре „Императрица Мария“ имелись существенные отступления от уставных требований в отношении доступа в артиллерийские погреба». В частности – многие люки в башнях не имели замков. Во время стоянки в Севастополе на линкоре работали представители различных заводов, причем количество их доходило до 150 человек ежедневно. Работы велись и в снарядном погребе 1-й башни – их выполняли 4 человека. Пофамильная проверка мастеровых не проводилась – лишь отмечалось их общее количество… Поэтому комиссия не исключала возможности «злого умысла». Более того, отметив плохую организацию службы на линкоре, она указала на сравнительно легкую возможность его проведения…

В ноябре 1916 года совершенно секретный доклад комиссии лег на стол морского министра адмирала И. К. Григоровича, который выводы из него доложил царю. А потом – в связи с революционными событиями последующих лет – все эти документы перекочевали в архив. Тем не менее уже к концу 1916 года по проекту А. Н. Крылова и под руководством севастопольского корабельного инженера Сиденснера были начаты работы по подъему «Императрицы Марии», успешно завершенные в 1917 году. А после выгрузки с корабля оставшихся боеприпасов он был отведен в док, где и оставался – вверх килем – до 1923 года. Потом его вывели из дока, перевернули и поставили на мель у входа в гавань, где он и простоял до 1926 года, когда его снова ввели в док и разобрали на металл (уцелевшие при взрывах, сорвавшиеся при перевороте в воду три бронированные башни с 305-мм орудиями линкора были подняты со дна бухты и установлены на берегу для прикрытия со стороны моря Главной базы Черноморского флота; они сыграли важную роль в ходе героической обороны Севастополя в 1941 – 1942 гг.).

Участь остальных новых черноморских линкоров оказалась не лучшей. «Императрица Екатерина Великая», во время революции переименованная в «Свободную Россию», была нерасчетливо затоплена большевиками в глубоководной Цемесской бухте в 1918 году после заключения Брестского мира с Германией. «Императора Александра III», ставшего «Волей», а потом «Генералом Алексеевым», белые вместе с многими другими кораблями ЧФ увели в эмиграцию в Бизерту, где он через несколько лет стоянки у причала превратился в ржавую посудину… Корпус последнего недостроенного линкора «Император Николай II», получившего новое название «Демократия», был разделан на металл на заводе в Николаеве.

Дальнейшим расследованием с целью выявить подлинную причину пожара в артиллерийском погребе «Императрицы Марии» новые власти в стране заниматься не стали. И вся эта темная история как бы канула в лету, правда найдя некоторое отражение в творчестве отдельных советских писателей. Уже после Великой Отечественной войны один из них – А. Елкин через свои контакты с органами безопасности сумел выявить и обнародовать некоторые сведения о работе в Николаеве с 1907 года (в т. ч. на судостроительном заводе, строившем русские линкоры) группы немецких шпионов во главе с резидентом Верманом. Это вскрылось органами ОГПУ еще в начале тридцатых годов, когда ее члены (в частности, городской голова Николаева Матвеев, инженеры верфи Шеффер, Линке, Феоктистов и другие, а также ранее обучавшийся в Германии электротехник Сгибнев; последние два явились непосредственными исполнителями акции) были арестованы и, по словам Елкина, в ходе следствия дали показания об участии в подрыве «Императрицы Марии». За что Феоктистову и Сгибневу Верманом было обещано по 80 тысяч рублей золотом каждому после окончания боевых действий… Сам же Верман, по этим сведениям, был награжден за подрыв «Императрицы Марии» Железным крестом. Но наших чекистов тогда такие дела – дореволюционной давности – мало интересовали, они рассматривались не более чем исторически любопытная «фактура». И поэтому информация о подрыве «Императрицы Марии» не получила должной разработки.

Не так давно сотрудники Центра общественных связей и Центрального архива ФСБ России А. Черепков и А. Шишкин в своей публикации в «Морском сборнике» документально подтвердили многозначительный факт разоблачения в 1933 году в Николаеве глубоко законспирированной группы разведчиков и диверсантов, возглавлявшейся немцем В. Верманом, работавшей там с предвоенных времен и «ориентированной» на местные судостроительные заводы. Правда, они не нашли в обнаруженных ими архивных документах конкретных доказательств ее участия в подрыве «Императрицы Марии» (что неудивительно, ибо основное внимание следствия по этому делу занимала ее текущая – вредительская деятельность). И что самое главное – содержание протоколов допросов никак не опровергает этого!.. Во всяком случае, наивно было бы полагать, что такая шпионская группа, располагавшая большими возможностями, не могла его осуществить. Ведь вряд ли подобная компания «сидела сложа руки» во время войны…

А для Германии в то время необходимость вывода из строя новых русских линкоров на Черном море, представлявших там смертельную угрозу для «Гебена» и «Бреслау», была острейшей…

К тому же есть сведения, что летом 1917 года русская агентура, работавшая в Германии, добыла и доставила в Морской штаб несколько небольших металлических трубочек. Они были направлены в лабораторию и оказались тончайше выделанными из латуни механическими взрывателями. Отпечатанные с них фотографии секретным порядком, через специальных офицеров, были разосланы в штабы союзных флотов. Тогда же выяснилось, что точно такая же трубка была найдена в матросской бескозырке в бомбовом погребе тоже таинственно взорвавшегося в августе 1915 года от возникновения пожара (но не затонувшего) итальянского дредноута «Леонардо да Винчи». (Его модернизированный перед Второй мировой войной однотипный собрат – «Джулио Чезаре», переданный в 1949 году СССР в счет послевоенных репараций и ставший там «Новороссийском», был при странных обстоятельствах подорван, а потом и затонул в Севастопольской же гавани в 1955 году.)

Пронести на «Императрицу Марию» подобную трубку и положить ее в не запиравшееся подбашенное отделение не составляло (как мы уже знаем из доклада комиссии по расследованию) особого труда – это вполне можно было сделать и «рабочим» заводов, и «кому-нибудь» при предшествовавшей взрыву перегрузке угля с барж на линкор… Тем более что известны факты тех лет о приверженности германо-австрийской разведки к диверсионным способам вывода из строя кораблей своих противников. Так, осенью 1916 года в Италии, в гавани Бриндизи, при схожих обстоятельствах погиб итальянский линейный корабль «Бенедетто Брин», унесший жизни 421 моряка из его экипажа. На этом линкоре тоже возник странный пожар в артиллерийской башне главного калибра, приведший к взрыву башни, а потом и к затоплению корабля. Впоследствии выяснилось, что причиной пожара и взрыва послужило предательство: подкупленные австрийцами матросы подложили в один из артиллерийских погребов «адскую машинку»…

Недавно удалось разыскать в архивах любопытный документ – объяснительную записку старшего помощника командира этого линкора Городыского, опубликованную за рубежом в конце двадцатых годов. В ней он, придерживаясь первой версии, выдвинутой Верховной следственно-технической комиссией, излагает свой взгляд на причину происшедшего на линкоре взрыва, дополняющий общую картину катастрофы.

Приводим выдержки из публикации.

Морской журнал-ежемесячник изд. кают-компании в Праге 1939 – 1941 гг.

«Из архива Военно-морского Исторического Кружка»

Гибель лин. кор. «Императрица Мария»

7/20 октября с. г. исполнилось 12 лет со дня гибели л. к. «Императрица Мария» на Большом Севастопольском рейде.

Наиболее распространенной версией было предположение, что взрыв совершен немецкими шпионами, проникшими на корабль под видом рабочих. Записка к. 1 р. Городыского дает весьма правдоподобное техническое объяснение, ценное тем, что, какова бы ни была истинная причина взрыва, все же сделанные выводы должны приниматься во внимание.

Ни совокупность изложенных к. 1 р. Городыским недостатков, ни каждый из них в отдельности не должен иметь место.

«ВЕРОЯТНЫЕ ПРИЧИНЫ 1-ГО ВЗРЫВА. 7/20 октября 1916 г., было 6 часов 10 минут утра через 10 мин. после побудки команды, взорвалась крюйт-камора 1-й башни; за этим взрывом последовало еще около 25 меньших взрывов герметических шкафов соседних 130 мм погребов и около 7 часов утра корабль, кренясь на правый борт, при очень большом дифференте на нос, перевернулся и затонул на 10 саженной глубине, погребя с собою 130 человек экипажа (из офицеров не успел выйти разводивший пары инженер-механик мичман Георгий Степанович Игнатьев). Около 350 чел. раненных и обожженных было снято с корабля, подобраны из воды или спаслись самостоятельно, плывя прямо к Морскому Госпиталю; из этих 350 чел. около 170 скончались в течение последовавших 3-х недель (большинство на 2 – 3 день).

Отчего же произошел первый взрыв, повлекший за собой гибель корабля? Ответа на этот вопрос я ни от кого не слышал, хотя и работали «Верховная Следственная Комиссия» и «Техническая Следственная Комиссия». Заключения этих Комиссий мне неизвестны; м. б., эти заключения и не успели сделать, т. к. вскоре грянула революция.

Однако я, «сросшийся» с кораблем больше других (он строился на моих глазах; укомплектован он был от первого до последнего человека мною; я пережил на корабле всех трех командиров его и в момент гибели не успел сойти с него, перевернулся вместе с ним и спасся лишь случайно; большинство тяжело раненых умерли почти на моих руках), не мог не производить своего собственного расследования, не мог в ближайшее после катастрофы время не сопоставить некоторых фактов из протекшей недолгой жизни корабля, чтобы попытаться ответить самому себе на вопрос: что такое и почему произошло?

И вот я отвечаю: 6 октября, накануне катастрофы, корабль вернулся из боевой операции; как обычно, тотчас по разрядке орудий, команда спешно переоделась для угольной погрузки, а комендоры разводились для приема провизии, на вахту, в караул; из-за этой спешки допускалась одна небрежность: полузаряды, вынутые из орудий, не убирались в соты, а лишь вкладывались в свои герметические кокоры.

И вот, после многих расспросов, размышлений и сопоставлений разных фактов, я пришел к убеждению, что около 6 ч. 10 мин. 7 октября пожар начался с одного из неубранных полузарядов 1-й башни; произошло же это вот как и почему: побудка 7 октября в 6 час., т. к. накануне поздно кончили погрузку угля; одновременно с побудкой ко мне постучался дежурный по артиллерии и кондуктор (он же кондуктор 1-й башни) и спросил ключ от шкафа с ключами от артиллерийских погребов (второй экземпляр – у командира); я ключ выдал и ждал сигнал «на молитву», чтобы, наскоро одевшись, выйти к команде и объявить о моем назначении командиром э. м. «Фидониси» (приказ пришел накануне вечером), о сдаче должности стар. офицера и сделать по этому поводу некоторые распоряжения.

Сигнала «на молитву» я не дождался, т. к. по моему предположению вот что произошло; дежурный по 1-й башне старший командир Воронов (погиб), получив свои ключи, спустился в арт. погреб, чтобы записать температуру, и, увидев неубранные полузаряды, решил, не беспокоя «ребят», убрать их сам; по какой-то причине он уронил один из полузарядов, он начал гореть, обжег Воронова и зажег соседние заряды; дым, окрашенный парами цинка и меди (материал кокоров) повалил из вентиляторов (исследовано пальто машиниста Воскресенского, пробежавшего мимо одного такого вентилятора); дежурный по палубам кондуктор Балицкий пробил «пожарную тревогу» и приказал двум ближайшим матросам бежать доложить мне о пожаре, а сам начал разматывать шланги; все это продолжалось 2 – 2,5 минуты и горение, по всем правилам науки, перешло во взрыв; посланные ко мне с докладом столкнулись со мной у выхода из моей каюты, откуда я выбежал босой, успев, однако, надеть фуражку и набросить пальто, – докладывать им уже не пришлось; т. к. за несколько секунд до этого взрыв потряс корабль, свет погас и началась 50-минутная агония корабля… Протекание этой агонии, почти немедленное прибытие Командующего Флотом Колчака, отдельные самоотверженные и человеколюбивые подвиги членов экипажа мною рассказаны уже несколько раз и это не составляет цели настоящей записки.

…Мне нужно ответить на вопрос, почему уроненный Вороновым полузаряд загорелся? Ведь это не могло произойти со «здоровым» полузарядом! В том-то и дело, что благодаря фатальному «наслоению» неблагоприятных обстоятельств именно он, уроненный, мог оказаться – и оказался – настолько испорченным, что падение вывело его из состояния медленного разложения и перевело в «бурный» процесс, т. е. в горение.

Какие же неблагоприятные обстоятельства из жизни боевого корабля, могущие в той или иной степени повлиять на порчу полузаряда, можно указать определенно?

Вот они: 1) около Пасхи 1915 г. в Николаеве, когда часть боевого запаса уже была на корабле и уже работали вспомогательные механизмы, обнаружено было сильное нагревание пола крюйт-каморы 1-й башни (!); причина установлена: продувание горячей воды из сепаратора в килевую балку под башню.

2) это же повторилось через год с тем же погребом (!).

Приказом по кораблю динамо №1 была исключена из обихода впредь до изменения системы продувания. После обоих случаев заряды «на выборку» сдавались в лабораторию на исследование, которое давало вполне удовлетворительные результаты.

Но ведь могло же оказаться, что наиболее пострадавший полузаряд не попал на исследование ни в первый, ни во второй раз. И мало того, он же испытал на себе дальнейшие неблагоприятные обстоятельства. А таковыми были: 3) боевой запас не расходовался, боев не было, ибо наш «партнер» – «Гебен» всячески избегал нас, но более года корабль подолгу проводил в море с заряженными орудиями, часто под палящими лучами солнца. Не попадал ли один и тот же заряд в пушку каждый поход? Это весьма вероятно!

4) возможна не нейтральность орудийного сала; 5) замечено было несколько случаев размокания взрывателей зарядов и пороховая мякоть часто спускалась между лентами пороха. Вот я и представляю возможным, что полузаряд, предположим, уроненный Вороновым, был настолько испорченным всеми изложенными причинами, что от падения загорелся.