Текст книги "100 великих приключений"
Автор книги: Николай Непомнящий
Соавторы: Андрей Низовский
Жанры:
Энциклопедии
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]
Шейх Иоганн
«Я знаю, что исполняю свой долг, и радостно взираю в будущее, – писал Буркхардт матери за три месяца до смерти. – Я готов и к хорошему, и к плохому, что бы оно ни принесло мне, но во всех случаях надеюсь достигнуть одной цели – увидеть тебя в этой или иной жизни. Поверь мне, дорогая мама, что желание увидеть тебя неизмеримо больше, чем стремление к славе, почёту и признанию, а твоя похвала много дороже, чем похвала толпы. Слава, если она когда-нибудь приходит, это пустое чувство, но беззаветная любовь к матери и верность своему долгу в самых тяжёлых жизненных ситуациях – это чувство, которое возвышает душу».
* * *
Страсть к путешествиям – это бацилла, нередко приводящая к неизлечимой болезни. В Иоганне Людвиге Буркхардте эта бацилла поселилась ещё в детстве. Единственное, чего он боялся, – это что родители узнают о его намерениях и что это причинит им огорчения. «Разве солдат рискует не больше? – писал он родителям. – А если бы я был военным и оказался на поле боя, разве я не смотрел бы каждый день смерти в глаза? А какие опасности могут ожидать путешественника? Климат или люди. Что касается климата, то я, как вы знаете, от рождения отличаюсь силой и отменным здоровьем… У меня, правда, нет ещё жизненного опыта, но я его получу. Я ничего не боюсь, даже смерти».
Буркхардта неудержимо манили таинственные страны арабского Востока, о которых в начале XIX века в Европе рассказывали небылицы, в которых вымысла было больше, чем правды. Однако, когда в 1809 году Буркхардт отправился на Восток, перед ним сразу встала проблема: кем он должен выглядеть в глазах местного населения? Выдать себя за араба? Остаться европейцем? И то и другое рискованно. И тогда он придумывает себе имя и биографию: отныне он – Ибрагим ибн Абдалла, индийский купец, мусульманин… Правда, для этого следовало ещё знать и Индию, но ведь не зря же Буркхардт столько лет учился – и в родной Швейцарии, и в Лейпциге, и в Гёттингене, и в Кембридже! И вот купец Ибрагим ибн Абдалла уже рассказывает своим новым сирийским знакомым в Алеппо о том, какой прекрасный жемчуг добывается в океане недалеко от Бомбея и как тысячи пилигримов стекаются к священной реке Ганг… Случались и курьёзы. Однажды его попросили что-нибудь прочитать на языке хинди, о котором Буркхардт не имел ни малейшего представления. Но он не растерялся: швейцарский диалект немецкого языка изобилует такими гортанными звуками, что для непосвящённого вполне может сойти за хинди! В другой раз какой-то торговец, заподозрив в нём европейца, дёрнул его за бороду, желая убедиться, что она не приклеена. Буркхардт знал, что для истинного мусульманина прикосновение к бороде – страшная обида, и одним ударом сбил обидчика с ног.
Он осваивает разговорный арабский язык и его диалекты. Одновременно изучает турецкий язык. Много месяцев отнимает у него доскональное изучение Корана и комментариев к нему, составленных крупнейшими мусульманскими богословами. Он старается узнать обряды, быт и нравы арабов.
В сентябре 1810 года Буркхардт покидает Алеппо, и в одиночку отправляется в далёкое путешествие. С вершин Ливана он спустился к истокам Иордана, побывал в Сирии и Палестине, посетил развалины античных городов Пальмиры, Ларисы и Апамеи. Однажды на него напали грабители. Поскольку отнимать у путника, кроме еды, было нечего – денег он с собой не брал, – его попросту раздели, оставив в одних штанах. Пришлось возвращаться в Алеппо – два дня под дождём, почти голым и без крошки провианта.
Порой ему удавалось пристроиться к попутному каравану, и тогда Буркхардт становился частью большого неведомого мира, растворялся в нём и с радостью перенимал чуждые обычаи и манеры. Восход солнца караван встречал молитвой, пением и пронзительными криками, и Буркхардт громко кричал вместе со всеми. Когда солнце близилось к полудню, предводитель каравана делал знак, и все верблюды опускались на колени, а люди располагались на отдых в их тени. Прикрывшись накидкой, Буркхардт пытался в эти минуты незаметно делать записи. Вовремя не запишешь – быстро выветрится из памяти, и можно считать, что день прожит напрасно. Ночью, на привале, повсюду горели костры из сухих веток и верблюжьего помёта, звучало приглушённое пение, шёл тихий разговор. Из муки, масла и лука готовили ужин.
…Всё началось с того, что неподалёку от селения Эль-Карак Буркхардт нашёл несколько медных монет. На них по-гречески было написано «Петра». Буркхардту было известно, что знаменитая Петра, легендарный скальный город, располагалась в горном районе, среди высоких скал, до которых трудно добраться. Древние географы – Диодор, Эратосфен, Страбон, Плиний, Птолемей – достаточно точно описывали местоположение города. И Буркхардт решил как можно более тщательно исследовать окрестные места – каждое поселение, каждую долину. Огромный город не мог бесследно исчезнуть с лица земли!
Поиски, сопряжённые с немалыми трудностями и риском, привели Буркхардта в долину Вади-Муса. Ещё в Сирии ему говорили, что в этой долине якобы таятся несметные богатства. Путешественника сопровождал проводник-бедуин. Верхом они пробирались через абсолютно пустынную местность, минуя заброшенные арабские деревни. В одной из них Буркхардт увидел несколько глыб мрамора, лежащих на дороге. Откуда они здесь?
Всадники вступили на тропу, с обеих сторон стиснутую отвесными скалами. Ущелье становилось всё уже и уже. Наконец, расстояние между высокими, более чем стометровой высоты, отвесными скалами из красного песчаника сузилось до двух метров. Голубое небо виднеется лишь через узкий просвет. Луч солнца не заглядывал сюда. Ни кустика, ни травинки меж камней.
Примерно через триста шагов ущелье расширилось и вышло к глубокому оврагу, отделявшему тропу от отвесного склона горы. На дне его струился мелководный ручей Вади-Муса. На берегах ручья Буркхардт заметил остатки облицовки. А ещё дальше – акведук, перекинутый между скалами, развалины, ниши, выдолбленные в скалах… В некоторых нишах сохранились постаменты для статуй.
Просвет между скалами увеличивался. Ошеломлённый Буркхардт шёл, не в силах оторваться от невероятного зрелища, которое разворачивалось перед ним: отвесные скалы всё гуще и гуще покрывались рельефными украшениями, карнизами, низкими дверными проёмами, и всё это связывалось воедино, образуя огромный и таинственный ансамбль…
Неожиданно ущелье распахнулось. От яркого света Буркхардт на секунду зажмурился, а когда открыл глаза, то у него перехватило дыхание… Прямо перед ним на фоне скалы возвышался древний храм. Огромный, изумительно стройный, таинственно мерцающий розовато-красным светом. Гармония и изящество пропорций, розовый цвет песчаника, из которого храм был сделан, и, наконец, его прекрасная сохранность – всё было поразительно. Никому бы и в голову не пришло, что в этом Богом и людьми забытом месте скрывается великое творение великих мастеров!
«Что это?» – спросил изумлённый Буркхардт проводника. – «Это дворец фараона, который здесь жил когда-то. А потом все поумирали, и дворец превратили в гробницу в память о нём».
Выйдя из храма, они прошли ещё шагов двести. Среди утёсов появлялись всё новые и новые высеченные в скалах храмы, дворцы и гробницы. Иногда было трудно понять, где же кончалась скала и начинался храм или дом. Но вот скалы расступились, освобождая место для большого амфитеатра. Все его сиденья – а их не менее трёх тысяч – были тоже высечены в скале. Арена посыпана гравием, и, если бы ветер не разметал его в разные стороны, можно было подумать, что лишь вчера на ней состоялось очередное представление. Судя по размерам, театр мог вмещать до 4000 зрителей.
Далее простиралась долина, густо усеянная развалинами домов, храмов, мавзолеев, грудами камней, обломками колонн. Одних только гробниц Буркхардт насчитал не менее двухсот пятидесяти. И все они, судя по архитектуре, относились к различным историческим периодам…
Иоганн Буркхардт первым из европейцев увидел Петру. Много лет спустя археологи выяснили историю этого древнего города, открыли замечательные памятники – храмы, дворцы. В наше время тысячи туристов с красочными путеводителями в руках приезжают сюда на автобусах и автомобилях. Они спешат увидеть сказочный город, вырубленный в розовых скалах, и мало кто знает, что открыл его для всех нас швейцарский путешественник Иоганн Людвиг Буркхардт…
В марте 1813 года Буркхардт отправляется к верховьям Нила. В Фивах, где сосредоточено наибольшее количество памятников древнеегипетского искусства – скульптуры и архитектуры, в то время ещё раскопки не велись, и в Европе о богатстве этого района было мало что известно. Буркхардт обнаружил здесь остатки храмов, засыпанных землёй и песком, огромную гранитную голову, торчащую среди руин. Он назвал её головой Мемнона – легендарного сына богини утренней зари Эос и нубийского царя.
Следующее открытие необыкновенной важности было сделано им у самой границы Судана. От случайного попутчика он услышал однажды странное название Ибсамбал: так арабы именовали загадочный древний храм с фигурами богов. Вместе со слугой Буркхардт отправился в указанное ему место. Изучая западный берег Нила, он вдруг увидел словно выросшие из-под земли огромные пилоны, между которыми возвышались огромные статуи. Позади – странное сооружение вроде украшенного нишами фасада, прилепленное к скале, а может быть, как и в Петре, высеченное в ней. Вокруг – пустыня. И фигуры, и скала, и вход в неё – всё засыпано толстым слоем песка.
Они пробрались внутрь. Слуга разжёг огонь, и Буркхардт увидел барельефы на стенах, колонны с капителями в виде женской головы с коровьими ушами, остатки лепки… Когда они спустились к берегу и оглянулись, Буркхардта поразило фантастическое видение: на фоне скал он увидел непостижимых размеров лицо, потом ещё одно, другое, третье… Безмолвные стражи Нила были увенчаны коронами фараонов. Горы песка возвышались над ними, угрожая вскоре совсем скрыть их от человеческого глаза. «Вот и ещё один завет будущим исследователям», – подумал Буркхардт.
Пройдёт немного времени – и его завет будет выполнен. Буркхардт точно опишет местоположение загадочных голов, и здесь начнёт работать экспедиция итальянского египтолога Джованни Бельцони. Археологи раскроют тайны этого величественного сооружения. Сейчас невозможно представить себе историю Египта без открытого Буркхардтом всемирно известного храмового комплекса Абу-Симбел.
Весной 1814 года Буркхардт отправляется в Нубийскую пустыню, расположенную между Нилом и Красным морем. В пути на него напали мамлюки, и тогда в селении Дарау он пристроился к торговому каравану, следовавшему на невольничий рынок. Купцы приняли его за турка, и, боясь, что он составит им конкуренцию, изгнали его из каравана. Пришлось продолжать путь одному, верхом на осле. К общению с жителями пустыни Буркхардт привык быстро и не испытывал никакого страха.
До Красного моря Буркхардт дошёл с караваном, который вёз в порт Суакин табак, ткани и рабов. Какой-то торговец, желая угодить властям, донёс, что с караваном идёт белый. Буркхардта уже собрались заковать в цепи, но он успел выхватить из-за пазухи паспорт и охранную грамоту, которые получил от правителя Египта Мухаммеда Али. О том, что он европеец, в грамоте не говорилось ни слова, зато всем чинам предписывалось оказывать подателю сего помощь и поддержку. С молниеносной быстротой Буркхардт был освобождён.
После десятидневного плавания по Красному морю он высадился в Джидде. Отсюда Буркхардт рассчитывал отправиться в священный город мусульман Мекку, однако ему опять пришлось отбиваться от подозрений: «индийского купца», якобы отправившегося в далёкое путешествие по заданию британской Ост-Индской компании, приняли за английского шпиона. Учёный кади Садык-эфенди устроил Буркхардту настоящий экзамен по исламской теологии. Буркхардту пришлось извлечь из своей памяти не только все суры Корана, большинство которых знал наизусть, но и комментарии различных мусульманских богословов к Корану, историю ислама и все священные предания – хадисы – о жизни пророка Мухаммеда. После повторного «экзамена» в присутствии ещё одного учёного богослова Садык-эфенди объявил, что Буркхардт лучший знаток Корана и шариата, какого он когда-либо встречал – настоящий шейх!
7 сентября Буркхардт, погрузив вещи на осла, отправился в Мекку. Все обряды и церемонии, связанные с хаджем, он знал прекрасно. Выполнил все ритуалы: совершил таваф вокруг Каабы, поцеловал Чёрный камень, испил воды Земзема и пробежал семь раз между Сафой и Марвой.
Буркхардт поселился на окраине Мекки. Он вёл себя свободно, как прирождённый мусульманин. Едва ли кто-нибудь из европейцев осматривал Мекку столь же тщательно, как Буркхардт. Он изучил все улицы и переулки, обошёл все кварталы, вычертил подробный план города. Его переполняли впечатления. Позднее все они войдут в его книгу «Путешествия по Аравии», которая выйдет в свет в 1830 году. К этой книге – 704 страницы! – приложены планы, карты, рисунки, ноты арабских песен. Никогда ни до Буркхардта, ни после него Европа не получала столь подробных сведений о священной земле ислама.
24 июня 1815 года путешественник вернулся в Каир. Трудности, лишения, болезни подорвали его здоровье, опустошили физически и духовно. «Я перевидал много всякой всячины, узнал разных людей, но я постарел так, что мои здешние знакомые и даже зеркала считают, будто моё загорелое и исхудавшее лицо и густая борода принадлежат сорокалетнему, а вовсе не тридцатилетнему человеку», – писал Буркхардт сестре. А в апреле 1816 года он снова отправляется в путь – на этот раз в пески Синайского полуострова, к племенам бедуинов.
Для европейцев той поры образ бедуина олицетворял собой жестокую, разрушительную силу. Говорили, что бедуин в любую минуту готов ограбить и даже лишить жизни. Но Буркхардт в своих странствиях по Сирии и Аравии не раз находил приют в бедуинских шатрах. Он быстро сумел приспособиться к жизни бедуинов, разве только грабить с ними не ходил. Он уже знал, с кем и о чём разговаривать, соблюдал все обряды и ритуалы, связанные с повседневной жизнью бедуинов. Эти люди – прежде всего пастухи. У богатых племён на пастбище пасётся до двухсот верблюдов. У самых бедных их вовсе нет. Однако бедные и богатые одеваются и питаются одинаково. Грабёж – также одна из основ бедуинской жизни. Угон скота у соседнего племени – это геройство, доблесть, занятие, достойное настоящего мужчины. Без разбоя бедуины не существуют. У случайного встречного они отнимают одежду, табак, оружие – это Буркхардт не раз испытал на себе. Но бедуин никогда не поднимет руки на человека, это вопрос чести. Единственная причина намеренного убийства – кровная месть.
Буркхардт вернулся в Каир в июне 1816 года. Ему предстояло перенести на бумагу всё, чему он был свидетелем. Он подробно описал бедуинов Аравии, их жильё, занятия, привычки, одежду, оружие. В Европе Буркхардт уже превратился в человека-легенду: одни расточали ему льстивые похвалы, другие рисовали страшные картины того, как бедуины держали его в плену, грабили, едва не казнили… «Ты думаешь, я очень изменился, – пишет Буркхардт матери. – У меня только кожа потемнела, появились морщины да борода стала длиннее. Но я надеюсь, что когда сбрею бороду и сниму турецкий наряд, то буду выглядеть ещё весьма презентабельно».
Прежде чем расстаться с восточным нарядом, ему предстояло путешествие на юг, вглубь Сахары, к Нигеру и Тимбукту. Однако оно задерживалось из-за отсутствия попутного каравана. В октябре 1817 года, так и не дождавшись каравана, Буркхардт свалился с тяжёлой формой дизентерии. Болезнь длилась всего пять дней…
Тело Иоганна Буркхардта было погребено на мусульманском кладбище в северо-восточной части Каира, со всеми почестями, положенными шейху и хаджи. Над его могилой воздвигнут мраморный обелиск, на котором высечена арабская надпись: «Все смертны в этом мире. Здесь покоится прах досточтимого, милостью Аллаха призванного шейха Ибрагима, сына Абдаллаха Буркхардта из Лозанны. Рождён 10 мухаррама 1199 года. Окончил свои дни в Каире 6 зу-ль-хиджжа 1232 года. Год 1288. Велик Аллах милостивый и милосердный». Он прожил всего 33 года.
При жизни Буркхардта ничего из написанного им опубликовано не было. Лишь с 1819 года начали выходить его обширные труды «Путешествие в Нубию», «Путешествие в Аравию», «Путешествие по Сирии и Палестине», «О бедуинах и ваххабитах», «Арабские пословицы и поговорки»… «Мало кто из путешественников был наделён такой тонкой наблюдательностью, – писал о Буркхардте один из современников. – Он обладал особым чутьём, помогавшим ему распознавать истину даже в тех случаях, когда он не мог руководствоваться личными наблюдениями… Его всегда трезвые рассказы насыщены фактами, и тем не менее они читаются с бесконечным наслаждением. Он заставляет в них любить себя и как человека, и как учёного, и как превосходного наблюдателя».
Тимбукту – таинственный город в песках
Затерянный в песках Сахары город Тимбукту (Томбукту) известен во всём мире как один из крупнейших культурно-исторических центров Африки. Его называют «городом трёхсот тридцати трёх святых», «жемчужиной Мали», «королевой пустыни», «Багдадом Чёрного континента». Средневековый арабский географ Ибн Халдун именовал Тимбукту «гаванью в пустыне», европейские купцы – «городом золота».
* * *
Первоначально Тимбукту (на языке туарегов это название означает «колодец стражницы Букту»), вероятно, был просто местом отдыха пастухов, перегонявших стала в долине Нигера. Возвышение города, основанного на пересечении пяти караванных путей, что вели через Сахару от побережья Северной Африки, началось около тысячи лет назад, на рубеже XI–XII веков. В XII веке Тимбукту вошёл в состав могущественной империи Мали, основанной народом малинке, входящим в группу племён мандинго. Её воинственный правитель Сундиата (1230–1255) создал прекрасно организованное государство.
В 1375 году в Тимбукту побывал знаменитый арабский путешественник Ибн Баттута. В своей книге он описывал пышность, с которой проводилась аудиенция при дворе султана Мали. Царскому появлению, пишет путешественник, «предшествовали музыканты, которые несли золотые и серебряные гимбры (двухструнные гитары). Перед царём шли 300 вооружённых рабов». Одетый в «бархатистую красную тунику» император ступал по шёлковому ковру, направляясь к платформе, защищённой от африканского солнца большим зонтом, «своеобразному павильону, сделанному из шёлка и увенчанному золотой птицей, равной по размерам соколу».
В Средние века Тимбукту являлся узлом всей транссахарской торговли. Наивысшего расцвета эта торговля достигла к 1300 году. Из внутренних областей Африки сюда привозили золотой песок, слоновую кость, соль, кожи и рабов. Караваны купцов непрестанно тянулись в Тимбукту, ибо он, как писал португальский географ начала XVI века Валентин Фернандиш, «есть складочный пункт всего золота, что обменивается на соль как в восточном, так и в западном направлениях». «Там величайшее изобилие зерна и скота», – вторит ему Лев Африканский (XVI в.). Выходец из Гранады Абу Хамид аль-Андалузи, совершивший несколько путешествий в Тимбукту, писал: «В песках этой страны есть золото – сокровище невыразимое. Торговцы продают за него соль, привозя эту соль на верблюдах из соляных копей». В 1426 году итальянский географ Беккари сообщал о сахарском городе «Тумбетту», блиставшем своими мечетями с высокими башнями и украшенными золотом дворцами.
По различным оценкам, в средневековом Тимбукту, изобиловавшем лавками купцов, ремесленников и ткачей, проживало от 30 до 100 тысяч человек. Улицы были заполнены караванами, перевозившими самые экзотические товары. Шум оживлённых портняжных мастерских и мастерских резчиков по сандаловому дереву смешивался с криками лодочников на Нигере и монотонным бормотанием учеников ста пятидесяти мусульманских школ-медресе; здесь сверкали на солнце минареты, украшенные листовым золотом, а над стенами дворца возвышались гигантские башни, похожие на голубятни.
Европейским купцам было хорошо известно, что ловкие берберские торговцы продают в Тимбукту большое количество европейских тканей; они с вожделением взирали на привозимые в порты Средиземноморья товары из Тимбукту. Увы, но этот «Багдад Африки» оставался для европейцев наглухо закрытым: арабские купцы из Андалусии и Магриба прочно держали в своих руках все нити караванной торговли через Сахару. Впрочем, по сообщению Раймунда Луллия (ок. 1283 г.), какой-то отважный испанец всё-таки побывал в Тимбукту и от него в Италию и Испанию попали первые известия об этом таинственном и сказочно богатом городе в песках. Говорили также о некоем итальянском путешественнике, который в середине XIV столетия попал в Тимбукту из Туниса. Однако достоверно известно имя только одного европейца, побывавшего в Средние века в Тимбукту. Это был уроженец Флоренции Бенедетто Деи. В 1469 году он посетил это «поселение в королевстве берберов, в самых жарких областях земли», где «много занимаются торговлей и продают грубое сукно, саржу и рубчатые материи, которые изготовляют в Ломбардии». Спустя четырнадцать лет, в 1483 году, в Тимбукту побывало посольство португальского короля Жуана II, причём семь из восьми его членов не выдержали здешнего нездорового климата и скончались. После этого на долгие четыре века над Тимбукту опустился «железный занавес» – ни один христианин не мог попасть в этот город.
Вплоть до XIX века Тимбукту оставался тайной для европейцев. Того, кто откроет эту тайну, ждали премии в 3000 фунтов, или 10 000 франков, учреждённые географическими обществами Англии и Франции. Оставались неясными даже направление течения реки (Нигера), на которой стоит город, и её название. Высказывались предположения, что такой рекой может быть либо Сенегал, либо Гамбия. Не исключалась возможность того, что эта таинственная река пересекает почти весь материк, начинаясь где-то недалеко от истоков Нила или даже соединяясь с Нилом (по крайней мере, так было показано на карте мира средневекового арабского географа Идриси).
В 1825 году на поиски Тимбукту отправился шотландец Александр Гордон Лэнг (1793–1826). Он уже обладал определёнными знаниями об этих областях, поскольку служил офицером в Сьерра-Леоне и принимал участие в колониальной войне против народа ашанти на Золотом Берегу. Во время подготовки к путешествию в июле 1825 года он женился в Триполи на дочери британского консула. Через два дня после этого события Лэнг отправился в путь через Сахару. Ему не удалось избежать ни лихорадки, ни разбойничьих нападений туарегов, но, миновав оазисы Гадамес, Туат и Тауденни, он всё же добрался до Тимбукту.
Очевидно, он был первым европейцем, побывавшим в Тимбукту после Бенедетто Деи и португальцев. В отличие от последовавших за ним путешественников Лэнг открыто исповедовал свою христианскую веру и, не таясь, занимался исследовательской работой. Возможно, именно поэтому мы никогда не узнаем, что же он выяснил: в конце сентября 1826 года этого честного и открытого человека задушили фанатичные мусульмане.
В 1827 году за Лэнгом последовал француз Рене Кайе (1799–1838) – сын приговорённого к пожизненному заключению пекаря, человек без имущества, почти без образования, без покровителя в каком-либо ведомстве или научной организации. В шестнадцатилетнем возрасте он в качестве слуги впервые попал в Сенегал. Узнав о британской экспедиции, которая искала следы пропавшего без вести Мунго Парка, он последовал за ней. Это его предприятие окончилось неудачей, унижениями и полным физическим истощением, что, однако, ничуть не ослабило энергии Кайе. Страсть к путешествиям и непреклонная воля побудили его принять решение найти Тимбукту – город, воплотивший в себе все чудеса Африки. Кайе нашёл службу в Сенегале, затем в Сьерра-Леоне и весной 1827 года, располагая значительной суммой денег, изучив арабский язык и мусульманский образ жизни, присоединился к каравану, следовавшему на восток.
Он ловко избегал всяческих недоразумений, выдавая себя за египтянина, захваченного в плен и увезённого во Францию, а теперь через Тимбукту якобы возвращавшегося на родину. Эта хитрость оградила его от враждебности местного населения, но не спасла от изнурительных переходов, лихорадки и цинги. Прошёл целый год, прежде чем Кайе через плоскогорье Фута-Джаллон и области верхнего Нигера добрался до огромной реки, которую африканцы называли Джолиба. Это был Нигер. «Даже так близко от истоков Джолиба имела девятьсот футов в ширину, при скорости течения в две с половиной мили в час», – пишет Кайе.
Спустившись вниз по Нигеру на лодке, Кайе достиг своей цели. То, что он увидел 20 апреля 1828 года, стало настоящим потрясением: перед ним, окружённые бледно-жёлтым песком, до самого горизонта простирались глиняные дома и мечети таинственного Тимбукту. Над ними – бледно-розовое небо…
«Когда я вошёл в загадочный город, – писал Рене Кайе, – предмет стремлений стольких европейских исследователей, меня охватило чувство невыразимого удовлетворения. Я никогда ещё не испытывал таких ощущений, никогда так не радовался. Однако мне приходилось сдерживаться и скрывать свои переживания. Немного успокоившись, я понял, что открывшееся передо мной зрелище не соответствовало моим ожиданиям. Я совсем иначе представлял себе этот великолепный и богатый город. На первый взгляд Тимбукту – просто скопление плохо построенных глинобитных домов. В какую сторону ни взглянешь, только и видишь, что огромную равнину, покрытую сыпучими песками, желтовато-белую и совершенно бесплодную. Небо на горизонте светло-красное, в природе разлита печаль, царит тишина; не слышно птичьего пения. Но всё-таки есть что-то внушительное в этом городе, возникшем среди песков, и невольно восхищаешься трудом тех, кто его основал. Когда-то река, по-видимому, проходила около Тимбукту. Теперь же она отстоит от него на восемь миль к югу».
Нигде не было видно крытых золотом минаретов, во всём ощущалось запустение. В городе, о котором в своё время Лев Африканский писал, что в нём творили многие и многие художники и учёные, что его королевский дворец забит золотом в слитках, пластинах и блоках, некоторые из которых весили по 1300 фунтов, жителей теперь было в пять раз меньше. Давным-давно умолкли ритуальные барабаны, звуками которых правители Мали сзывали народ на торжественные церемонии…
Крепостная стена Тимбукту, образующая треугольник, тянулась, вероятно, мили на три. Дома в городе были большие, но низкие и сложены из круглого кирпича. Улицы широки и чисты. В городе насчитывалось семь мечетей с высокими кирпичными башенками, откуда муэдзины сзывали правоверных на молитву. Главным и единственным богатством города, расположенного посреди огромной равнины, покрытой сыпучими песками, была соль. Однако торговле солью постоянно препятствовали кочевники-туареги. Превосходные наездники, вооружённые копьями, щитами и кинжалами, они грабили или заставляли откупаться идущие через Сахару караваны. А если бы туареги в один прекрасный день перехватили речной путь с нижнего течения Джолибы, то жители города были бы обречены на голод.
Проведя в Тимбукту лишь четыре дня, Кайе услышал о выходящем в Марокко караване. Так как следующий караван отправлялся только через три месяца, путешественник, опасаясь разоблачения, присоединился к купцам. Они отправились в путь 4 мая 1828 года. Никто из мусульманских купцов не заметил, что среди них затесался загорелый до черноты странник в лохмотьях, надрывно кашлявший и пытавшийся облегчить свои страдания бормотанием сур Корана, и что этот человек тайком производит измерения с помощью компаса, а на полосках запачканной бумаги ведёт какие-то записи…
Сильно натерпевшись от зноя и восточного ветра, тучами вздымавшего пески, Кайе через пять дней достиг Аравана. Этот город служил перевалочным пунктом для соли, которую везли из Тауденни на берега Джолибы. Сюда прибывали караваны из Тафилалета, Могадора, Дра, Туата и Триполи, доставлявшие европейские товары; здешние купцы меняли их на слоновую кость, золото, рабов, воск, мёд и суданские ткани.
19 мая 1828 года караван вышел из Аравана и через Сахару двинулся в Марокко. Изнуряющая жара, муки жажды, лишения, усталость и рана, полученная при падении с верблюда, – всё это было для Кайе не так тягостно, как насмешки и оскорбления и постоянные обиды, которые ему приходилось выносить от «мавров». Они без конца издевались над привычками и неловкостью Кайе; его били, бросали в него камнями, едва он поворачивался спиной.
2 августа караван прибыл в Фес – большой марокканский город. Кайе был изнурён долгим переходом, во время которого он питался одними финиками и вынужден был просить милостыню. Чаще всего ему не давали ничего и прогоняли прочь. Из Феса он вместе с купцами добрался до Рабата, а оттуда уехал в Танжер. В сентябре 1828 года измождённый, усталый Кайе предстал перед французским консулом в Танжере. Тот отнёсся к нему как к родному сыну, и, переодев матросом, велел отвезти его на французский корвет. Вскоре Кайе высадился в Тулоне…
Учёный мир был поражён, узнав, что в Европу вернулся молодой француз, возвратившийся из Тимбукту. Проявив исключительную силу воли, он один, без всяких средств, без поддержки правительства, не состоя ни в каком научном обществе, добился успеха и представил миру в совершенно новом свете обширную часть африканского материка. «Я выполнил задачу без научной подготовки, нищий, не получая никакой помощи, – писал Кайе. – Но я рассказал Европе, что такое Тимбукту. Единственное достоинство моего сообщения – правдивость. Пусть у меня не отнимают того, что добыто столькими страданиями. Несовершенство стиля и моё невежество пусть критикуют те, кто не бывал в Тимбукту, а совершенствовался в науках и искусствах дома».
Путешествие Кайе в Тимбукту стоило ему здоровья, а в итоге и жизни. Во Франции его встретили с почестями. Он стал рыцарем ордена Почётного легиона; с помощью президента Парижского географического общества были опубликованы его путевые заметки; магистрат родного города избрал его бургомистром. Ровно через десять лет, почти день в день после того, как он покинул Тимбукту, Кайе умер.