Текст книги "Золотая патуинка"

Автор книги: Николай Карпов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

15-

Гамбург, мировой порт западной Европы, кипел созидательной жизнью. Дымя лесом труб, пароходы запрудили гавань. Визжали цепями лебедки, подъемные краны ворочали тысячи тонн самых разнообразных грузов. Океанские великаны выбрасывали из своих недр привезенные товары. Другие грузились изделиями германской промышленности для отправки их во все концы света. Матросы коммерческих флотов обоих полушарий суетились на своих судах и в гавани. Крепконогие янки, бритые англичане, черноволосые испанцы, экспансивные французы, угрюмые финны, голландцы, турки, японцы, итальянцы, представители тропических стран и крайнего севера сошлись здесь в одном стремлении наживы.

Едва минуло десять лет с окончания Великой войны. Державы-победительницы еще не успели очухаться от сладости своих побед, а Германия, казалось, униженная, раздавленная, уже оправилась от пережитой катастрофы. Слетел с трона Вильгельм, с треском провалилось гастрольное выступление коммунистов. Пошумела молодежь, позабавилась совдепской «свободой» и, вовремя спохватясь, поставила точку. Старый Михель в ночном колпаке, выпив на сон грядущий свою порцию пива, подвел итоги и сказал, хмурясь: «Довольно!..» И все вошло в колею. Утихомирились политические страсти под уздой нового кумира, Гинденбур-га, вернулась деловая, размеренная по минутам, жизнь. Интенсивность труда не только достигла довоенной нормы, но даже ее превысила. Каждый ложился и вставал с одной мыслью – о восстановлении могущества родины, памятуя, что он родился под девизом: «Deutschland, Deutschland uber alles!»

Рейнталь, Игрек и Зет попали в Гамбург в самый разгар трудового дня. Рейнталь спешил закончить свою миссию и с первым ближайшим поездом проследовал дальше, в Берлин. Все же Игрек и Зет успели загримироваться.

В прежнем виде опасно было лезть на глаза Рейн-талю. Случайно могли запомниться их фигуры. Совпадение маршрутов как бы не показалось ему подозрительным. Игрек превратился в пастора, а Зет, начисто выбритый, окорнал голову под машинку, распустил вычурным бантом ярко-пестрый галстух и был готов претендовать на роль опереточного комика. Они сели в разные вагоны, придя к заключению, что ни в Берлине, ни в Вене ничего с Рейнталем не поделают. Между Веной и Варшавой ночной экспресс. В нем и должна произойти решительная схватка.

В Берлине они пробыли от поезда до поезда. Но приехав в веселую, легкомысленную Вену, Зет впал в томление духа и плоти, охотно задержался бы на денек-другой. Когда у него бывали шальные деньги – он не отказывал себе в удовольствиях. Соблазнительных местечек в Вене сколько угодно, а венские женщины обаятельны и в амурных делах толк понимают.

– Чего гонит его, холера ему в живот! – ворчливо шептал Зет, когда они устраивались в купэ, рядом с Рейнталем, в экспрессе на Варшаву.

– Ближе к концу и слава Богу!

– Погулять бы здесь маленько!

– Да ты, никак, спятил! Тоже, гулена, подумаешь! – возмутился Игрек.

– Веночки, эти – булочки сдобные, глазенками так и зыркают!.. Ай, вкусненькие, канашки! Сам понимаешь! – не унимался Зет.

– Я тебе покажу, канашек! Последний момент наступает, а ему дурь в башку лезет! Помощник, нечего сказать! Честное слово, если не перестанешь дурить, ты мне больше не компаньон. Для новых дел найду другого! – пригрозил Игрек.

– Ну, ну, проповедник! Пастором вырядился и строгость напустил. Уж и пошутить нельзя! Благослови, отец святой, на дело праведное! – с комическим смирением произнес Зет.

– А, ну тебя! – отмахнулся Игрек, невольно улыбаясь.

Бегут беспрерывно, как лента кино, пейзажи перед окном вагона. Передний план, непосредственно у полотна дороги, по прямой линии уходит назад. В перспективе, чем дальше от зрителя, картины принимают круговращательное движение и кажется, что встречные предметы отплясывают перед поездом фантастическую сарабанду. Поля, перелески, чистенькие хуторки, мельницы, колокольни, залитые лунным светом, ведут бесконечный хоровод-апофеоз причудливой феерии -

 
«Коперник целый век трудился,
Чтоб доказать земли вращенье.
Дурак, зачем он не напился,
Тогда бы не было сомненья!..»
 

Вспомнился Рейнталю куплет из «Звериады», когда-то распеваемой в Корпусе. Он долго сидел у окна своего купэ, испытывая встревоженно-мечтательное настроение. Спальный вагон международного общества, удобный, покойный, так располагал к отдыху. Все было тихо, пассажиры безмятежно спали. Только Рейн-таль не ложился еще, да рядом в купэ, подобно котам над мышиной норкой, притаились Игрек с Зетом, чутко прислушиваясь к каждому шороху. Между ними было все условлено, предусмотрен каждый шаг, разучены роли до мельчайших деталей. Обув ноги в мягкие, плотно зашнурованные туфли, они сидели, как на угольях, в напряженном ожидании. С пылающими головами, поминутно облизывая пересохшие губы, вопросительно взглядывали друг на друга, в подходящий момент готовые броситься на свою добычу. Их расчет был построен на случайности, так часто руководящей жизнью человека. В обоих концах вагона по уборной. К одной из них примыкает помещение проводника. Они выжидали, когда Рейнталь выйдет перед сном привести себя в порядок. Если он двинется в сторону проводника – все пропало. Предприятие, стоившее столько энергии, риска, денег – сорвалось! Но когда Рейнталь направится в противоположный конец – победа их!

В первом часу ночи Рейнталь собрался, наконец, улечься. Он снял костюм и денную сорочку. Поверх ночной рубашки надел жилет с заповедным мешочком и облачился в пиджаму. Открыл чемодан, вынул дорожный несессер, достал мыльницу, зубной порошок, щетку. Металлические предметы брякнули в его руке.

– Марш! – шепотом, глазами и толчком в бок при-казал Игрек.

Зет бесшумно прошмыгнул по коридору в уборную, в сторону от проводника. Игрек сжался весь в комок, приготовясь, как пантера, к смертельному прыжку.

Рейнталь неторопливо вышел из купэ, неся в обеих руках все необходимое для мытья, на секунду задержался, как бы соображая, куда лучше пойти, и двинулся в уборную, навстречу своей судьбе.

Едва открыл он дверь, как получил двойной, сокрушительной силы, удар под ложечку и в подбородок снизу. В то же мгновение настигший его сзади Игрек треснул в затылок, по бугорку мозжечка. Рейнталь, не успевший издать ни звука, рухнул, словно подрезанный, на пол.

Обшарить его, вырвать из подкладки жилета мешочек с документами – заняло минуту времени. В следующий миг его подхватили на руки, вынесли на площадку и швырнули под откос. Поезд мчался на закруглении и Рейнталя, крутя, перевертывая, далеко отбро-сило в мелкий, болотистый кустарник.

Все было кончено. Тихо, безкровно, не оставя ни малейших следов, выполнили Игрек с Зетом свой тонко обдуманный план.

Быстро осмотрев уборную, они заперлись в своем купэ. В Варшаве первыми покинули вагон, смешались с нарядной толпой польского Парижа и, в тот же день, сняв грим, уехали в Будапешт.

Изломанный при падении, окровавленной массой лежал на спине Рейнталь среди болота. Но в нем еще теплилась жизнь. Он очнулся, хотел крикнуть от невыносимой боли в каждой точке своего тела и только шипящий хрип выдавила разбитая грудь. Кровавая пена ползла изо рта и глаза, не мигая, уставились в звездное небо. О чем думал Рейнталь и мог ли он еще сознательно ощущать свое «я»? Тонкая нить чуть связывала его с землею и вот-вот она порвется. Обрывки его жизни, без начал и концов, мелькали в потухающем сознании: кудрявый бутуз в бархатной курточке прижался на коленях у матери, теребя ручонками любимую игрушку… Майский парад на Марсовом поле, он корнет, марш-маршем проносится с эскадроном перед царской ложей… Документы зашиты в мешочек – никто не отыщет!.. Противный толстяк занял уборную, ждать придется… Отчего такая боль в голове и точно ослеп сразу?.. А…а… Дина!.. Склонилась над ним и горячим дыханием веет ему в лицо… холодно… холодно… согрей меня, милая!.. Расплывается туманом образ Дины… Тускнеет далекое небо… Непонятная черная глыба наваливается на Рейнталя, совсем задавила… Вздохнуть бы немножко… Закрылись остеклевшие глаза и вечный мрак поглотил сознание Рейнталя.

16

Осень выдалась на редкость сухая, крепкая. Последняя вспышка увядающей природы блистала на солнце богатством красок.

Бульвары, сады и парки города обрядились в яркие наряды. Какие сочные тона для художника! Сколько разнообразия в оттенках! Желтая береза, кровавокрасная осина, бурый дуб, пурпурный клен и, как контраст среди пылающей листвы, спокойный холодок вечнозеленой хвои. Все времена года хороши по-своему и в каждом из них человек находит свою прелесть. Но есть убежденные поклонники осени, с ее угасанием страстей природы. Она не сулит несбыточных надежд, не манит усталые сердца обманчивой дымкой розовой дали. Ее свежие дни коротки, напоены покоем и тихой грустью. Осень сродни зрелому возрасту на ущербе.

Путин предпочитал осеннюю элегию и шумливой, неугомонной весне, и знойному, томящему лету. Уже в молодые годы был склонен к уединенно-созерцательному настроению. Любил прогулки по безлюдным окраинам. И здесь, живя в изгнании, он не изменял своим привычкам и вкусам.

С отъездом Рейнталя, Путин приложил все старания исподволь приблизиться к Дине. С нею он виделся каждый день, встречая у конторы, провожал домой или заходил к ней к условленному часу и они отправлялись гулять. И Дина привыкла к этим прогулкам по взморью и тихим закоулкам старой части города. Началась уже третья неделя как уехал Рейнталь. Никаких известий от него, кроме двух открыток из Берлина и Вены, Дина не получила. Но отсутствие и молчание жениха ее ничуть не волновали. Путин не затрагивал этого вопроса. Они оба не решались вернуться и к разговору их по телефону. Эта недоговоренность даже облегчала сейчас их отношения. У Путина, после шутливого признания, родилась смутная надежда. Дина, выслушав готовность его ради нее пойти на уступки, чтобы предотвратить дуэль, не сказала своего последнего слова. Но оба они сознавали, что этот телефонный разговор оставил свой след в их сердцах.

Был праздничный день. С утра они провели его вместе. Отстояли обедню в русской церкви – вдруг налетел на обоих молитвенный порыв. Рано пообедали и долго гуляли. На пляж завернули, в вековом парке потолкались. Все излюбленные улочки-закоулочки старого города исходили.

– Минутку внимания Надежда Николаевна! – Мое палаццо! – сказал Путин, останавливаясь у своего дома.

– Прелестный уголок старой романтики!

– Окажите честь, Надежда Николаевна!

– То есть?

– Зайдемте ко мне передохнуть.

– Удобно ли? – заколебалась Дина.

– Отчего же? Я живу совершенно особняком. Или вы боитесь пересудов? Здесь и сплетничать некому.

– Так и быть, уговорили!

Поднимаясь наверх, на своей двери в почтовом ящике Путин еще издали заметил конверт. Когда Дина, сняв шляпу и пальто, расположилась у окна, Путин вышел на лестницу и вынул из ящика письмо.

«Что такое?… Венгерская марка, штемпель Будапешта. Адресовано ему, но… с передачей г-же Томи-линой! От кого?… Почему через него?.. Будапешт… Что-то болтала о Будапеште Ирэн. Да, венгерский художник писал ее тело!..»

Еще большее недоумение вызвало письмо у Дины.

– Ничего не понимаю! Никого в Будапеште у меня нет! Трудно предположить, что тут такое в этом таинственном послании?…

– Вскройте и все узнаем.

«Милостивая Государыня, г-жа Томилина! Считаем долгом уведомить Вас о том, что Ваш жених, ротмистр Рейнталь, более не существует среди живущих на белом свете. Это был агент большевиков, провокатор и предатель, развивавший свою гнусную работу в белом движении и в эмиграции. Мы имели возможность давно разоблачить его перед Вами. Но это мешало достижению нашей цели. Мы охотились за одной дичью. Документы, которые Рейнталь достал для Совдепии, были необходимы и нам, по поручению заинтересованной державы, искренно дружественной к прошлой и будущей возрожденной России. Успешность нашей задачи зависела от неприкосновенности Рейнталя, до поры, до времени. Мы дали ему возможность достать бумаги. Теперь они в наших руках и этими же руками Рейнталь, этот махровый негодяй, уничтожен. Он получил свое возмездие. Простите нас за волнения, пережитые Вами в этой истории. О потере жениха не горюйте – он был недостоин Вас! Игрек и Зет, как назвал нас Ваш старый друг, г-н Путин».

Дина прочла письмо, передала его Путину, поникла головой и долго молчала. То, что она узнала сейчас о Рейнтале, было так мерзко и подло. Она могла стать женой предателя, убийцы ее родины, ее близких! Возмутительна была его дерзость. Как осмелился он приблизиться к ней! Но и жалость к нему, так бесславно окончившем свои дни, шевельнулась в ее душе. Предчувствие не обмануло Рейнталя – столкновение с Путиным стало для него роковым.

Путин быстро пробежал письмо. Дыхание перехватило. Ликующий крик рвался из его груди. Но тотчас он овладел собою, насторожился, наблюдая за Диной. От его такта, деликатного подхода к волнующему его вопросу, зависит теперь все.

Один опрометчивый шаг может разрушить, самою судьбою открытый, путь к сердцу Дины. Он сумеет скрасить ее дни, отстранить от нее все заботы о средствах к существованию. Если сейчас один он живет безбедно – для нее готов работать вдесятеро больше. Только бы дождаться того мгновения, когда впервые получит он право назвать: «Моя Дина!»

– И, вот, я снова одинока! – грустно сказала она.

– Я тоже одинок! – проронил Путин чуть слышно, и робкая мольба о еще возможном счастье прозвенела в его словах.

– Мы жалкие обломки прошлого. Бури разбили наши корабли и, как щепки, качаясь на волнах, мы плывем неизвестно куда и зачем.

Глубоко вздохнув, она остановила на Путине взгляд своих голубых глаз. В них прочел Путин нечто большее сказанных слов и радостно дрогнуло его сердце.

– Дина, поплывем вместе, вдвоем, быть может станет легче!

Она протянула ему руку и в ее пожатии Путин ощутил ту же нежность, безмолвное «да», как в те далекие дни их первой встречи на Волге.

Перед ними открывались новые горизонты. Путин нашел, утраченное в юные годы, счастье. Ответным аккордом звучало сердце Дины. И все так хорошо теперь. Ясно, определенно, спокойно. Раскрыты все тайны, кончены тревоги, сомненья. С нею человек, которого она знает, кому отдала когда – то чистые восторги своей первой любви.

Молча сидели они, боясь нарушить гармонию мира и тишины… Багряный луч заката скользнул в комнату. Озарил головку Дины, зарумянил щеки и веселыми искрами заиграл на груди ее, в старом бабушкином талисмане – золотой паутинке.

Ревель.

КОНЕЦ

Об авторе

Николай Николаевич Карпов (1877–1942) – прозаик, драматург, поэт. Потомственный дворянин. В 1896 г. окончил Первый кадетский корпус, позднее служил в Ведомстве учреждений императрицы Марии.

Литературную деятельность начал в 1904 г. До революции опубликовал этюд «Чехов и его творчество» (1904), сборник рассказов, этюдов и стихов «Штрихи и блики» (1904), поэтический сборник «Рифмы» (1908), сборник рассказов «У целебного источника» (1913), ряд пьес.

В годы Гражданской войны был в рядах Северо-западной армии генерала Юденича. С конца 1919 г. жил в эмиграции в Эстонии (Нарва, Таллинн). Печатался в русских газетах и журналах, состоял Зарубежья, состоял постоянным сотрудником в эстонских газетах «Приневский край» (Нарва, 1919-20), «Русский голос» (Нарва, 1925), «Ревельское время» (1925), «Ревельское слово» (1925), «Наша газета» (1927), «Старый нарвский листок» (1927-30), в журналах «Эмигрант» (Ревель,1924), «Кнут» (Нарва, 1924-25) и др.

В 1930 г. переехал в Брюссель, где заведовал архивами Белой Армии.

Кино-роман «Золотая паутинка» публикуется по первоизданию: Старый нарвский листок, 1927, №№ 40 (221) – 62 (243) в новой орфографии, с исправлением очевидных опечаток. Пунктуация оставлена без изменений.

Настоящая публикация преследует исключительно культурно-образовательные цели и не предназначена для какого-либо коммерческого воспроизведения и распространения, извлечения прибыли и т. п.