Текст книги "Броненосец "Адмирал Ушаков" (Его путь и гибель)"

Автор книги: Николай Дмитриев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

И лишь тогда можно было в виде огромнейшей роскоши получить пресную ванну, когда у борта стоял наш благодетель “Строганов”, дававший воду в изобилии.

Да, не из приятных эти "угольные" воспоминания, и как грустно, что все огромные труды, понесенные за долгие и тяжелые месяцы плавания наших эскадр, все эти усилия пропали совершенно даром!

Пришедшие в Меербат транспорты за время перехода из Джибути, перекрасили, и они заметно изменили свой вид. Это сделали из-за того, что еще во время следования отряда по Суэцкому каналу все отличия наших пароходов оказались записаны японским агентом, который нам попался в Порт-Саиде.

Простояв назначенные адмиралом два дня, вечером 31 марта мы снялись с якоря и направились в Индийский океан, совершенно не зная, каким из проливов пройдем Зондский архипелаг. Почти все время океанского перехода мы не встречали никаких судов, так как оказались далеко от большого судоходного пути, и, лишь начиная с меридиана Коломбо, нам показались 3-4 парохода.

Время, свободное от погрузок или перегрузок угля, посвящалось боевой подготовке команды. Машинная команда в своем деле была на высоте, вынеся такой огромный и тяжелый путь. Усталые, изнуренные невыносимой жарой в машине и кочегарках люди выходили наверх после вахты и нигде не могли найти себе места для самые важные и насущные познания.

Каждый из обучающихся, за самым редким исключением, умел зарядить свою пушку, навести ее через простой и оптический прицелы и произвести выстрел, сделав самостоятельно установку прицела и целика. Объяснялись также все предосторожности при стрельбе и показывались способы исправления мелких повреждений. Вообще на нашем отряде нельзя было пожаловаться на недостаток обучения и теоретической подготовки людей, которые с большой охотой занимались у орудий не только в часы уроков, но и в свободное время.

И все же это далеко не то, что нужно для успешного ведения боя, не то, что в изобилии было у японцев и чем они нас победили! Ни командиры, ни офицеры, ни комендоры (наводчики) не имели у нас не только большой, но хотя бы мало-мальски достаточной практики в стрельбе на большие дистанции и в боевой обстановке, то есть с разумным маневрированием. Как на черное дело, смотрели у нас на флоте на стрельбу. Результаты таких взглядов теперь на лицо.

У японцев же дело обстояло не так. У них была необходимая практика, и, как потом мы узнали, была в самых широких размерах. Небогатов ,здраво смотревший на это, понимал, что совсем без практики и во время боя стрельба будет никуда не годной, что без умения стрелять и в то же время управлять этой стрельбой и кораблем весь боевой запас будет даром выброшен в море. А потому он не поскупился на некоторое число снарядов из запаса и проделал две боевые стрельбы.

Во время этих стрельб каждая башня сделала по шестнадцать боевых выстрелов, и я уверен, что даже это незначительное число выстрелов принесло нам несомненную пользу. Кроме того, что комендоры и артиллеристы убедились в полной исправности своих пушек и установок, прислуга получила практику в действительном заряжании больших орудий, которое до стрельбы производилось лишь примерно.

Я помню, как волновался перед первой стрельбой и с какой спокойной уверенностью в артиллерии шел в бой после этих двух стрельб, и надо отдать справедливость в том, что за целый день непрерывного боя 14 мая они действовали отлично.

Я уже говорил выше, что после первой стрельбы в Аденском заливе адмиралом было обращено самое серьезное внимание на исправность дальномеров и на обучение дальномерщиков. Для этого по выходе из Меербата мы производили ежедневно утренние и вечерние часы отдыха на раскаленном корабле. И вот, приткнувшись где-нибудь в коридоре, они забывались на несколько часов мертвым сном, а затем опять вниз, опять на свою тяжелую работу…

В дальнем плавании. Звучит команда: ”Свистать всех к вину ”.

Однако тяжелый физический труд имел и свою положительную сторону, отвлекая людей от излишних мыслей. И так все работали изо дня в день целые три месяца, в течение которых мы имели всего двадцать неходовых суток. Но эти дни стоянок не только ни для кого не были днями отдыха, а напротив, они целиком проходили в усиленной работе по всевозможным погрузкам и приемкам, а для машинной команды всегда находилось еще какое– нибудь дело.Кроме своих вахт, машинистам приходилось работать и для судовой артиллерии, исправляя ее мелкие повреждения. Занятия же, о которых я упомянул выше, велись исключительно для подготовки людей к бою.

У всех орудий как в башнях, так и в батарее, кроме своей штатной прислуги, обучались еще по две смены. Эти смены состояли из прислуги мелкой артиллерии из строевой, а отчасти также и машинной команды. Занятия с ними велись согласно объявленной в приказе программе, сообразуясь с которой людям давались послеобеденные особые занятия, которые длились целые месяцы и происходили при следующей обстановке.

По сигналу флагмана "начать определение расстояний" крейсер "Владимир Мономах" тотчас же отделялся от эскадры и уходил в ту или иную сторону, удаляясь на 80-100 кабельтовых.

В это время дальномеры всех кораблей непрерывно определяли расстояние до "Мономаха", и в момент подъема, а затем спуска условного для каждого корабля флага как на этом судне, так и на крейсере записывалось взаимно и одновременно измеренное расстояние. Проделав по 5-6 таких наблюдений для каждого броненосца, "Мономах" возвращался к отряду и по пути поочередно обменивался со всеми судами показаниями определений.

Следя за этими сигналами, адмирал сразу видел степень точности наблюдений каждого судна. Продуктивность этой работы не замедлила сказаться в результатах боевой стрельбы, которую мы произвели в океане в середине апреля.

Кроме наблюдений флагманского артиллериста, следившего за ходом стрельбы с палубы "Свири", три совершенно уничтоженных и один подбитый щит свидетельствовали об успешности этой стрельбы. И весьма вероятно, что корабли третьей эскадры могли стрелять в бою лучше второй, не имевшей, по словам ее офицеров, такой практики в стрельбе на большие расстояния.

А что же мы видим у наших врагов, а затем и победителей -японцев! Покончив с Артуром, уничтожив всю его эскадру, они самым деятельным образом начали готовиться к встрече и истреблению нашей второй эскадры, пользуясь замедлением ее прихода. Деятельность их хорошо и рельефно характеризуется словами одного из японских командиров, который раньше довольно часто бывал на судах нашего флота и хорошо знаком с порядками, жизнью и организацией службы.

“Мы,– говорил он после боя русским офицерам,– конечно, не могли ожидать такой полной победы, такого быстрого и окончательного уничтожения вашей эскадры, но в успехе своем мы все же не сомневались.

Сравните, что делали вы и как мы готовились к встрече с вами. Вы вышли наскоро достроенные и снабженные, делали огромные и трудные океанские переходы, пока не достигли Мадагаскара. Только там началось фактическое обучение экипажей вашей эскадры. Не берусь судить о том, как велось обучение именно на второй эскадре, но ведь я хорошо знаком с постановкой этого дела на русских кораблях, на которых я бывал.

Я читал и слышал рассказы о ваших прежних командирах и адмиралах, которые были знатоками и фанатиками морского и главным образом парусного дела.В ваших кают-компаниях я нередко слышал громкие слова и упоминания имен Нахимова, Корнилова, Бутакова. Но современные ваши моряки, насколько я мог судить, далеко не похожи на всех этих выдающихся людей. Пресловутый ли ваш ценз тому виной или что-либо другое, но только редко в ком из своих русских соплавателей замечал я искреннюю любовь к морю и морскому делу, желание работать, продолжать свое образование.

И особенная ленность, распущенность и халатность к службе проявлялась среди молодежи, по большей части предававшейся кутежам, а не работе.

Был у вас редкий выдающийся человек Макаров, но разве ценили его у вас! Многие ли из ваших офицеров были знакомы с его произведениями, с теми принципами морской войны, которым он учил? Нет. А у нас его книги переведены на японский язык, его тактика изучалась, и по его же тактике мы вас и разбивали.

Возьмем ваших командиров! Многие ли из них во время учений по боевому расписанию сами руководят делом и, обходя свой корабль, знакомятся с его действительной боевой готовностью, с его недочетами и проверяют знания офицеров и нижних чинов?

Нет. А почему? Да потому, что, во-первых, ваши командиры зачастую уже старые больные люди, выплавывающие свой ценз и мечтающие о немедленной по окончании его отставке, а во-вторых, все вы, господа русские, большие баре и сибариты. А кроме того, так как у вас до сих пор для получения командования кораблем требовалось лишь выполнение известного плавательного ценза, то на ответственных местах нередко оказывались люди, не соответствующие времени, и вы это сами доказали во время войны целым рядом перемен в командном составе вашей артурской эскадры.

У нас же на это смотрят иначе. Раз офицер не заявил о себе знаниями, опытностью и другими достоинствами, ходу по службе иметь он не будет и поневоле очистит место для людей, более способных и дельных. И в противоположность вам, адмирал Того как начал войну, так ее блестяще и закончил, причем никого из его помощников сменять по неспособности не пришлось, что доказывает полную уместность стоящих у руководства людей.

Что же касается этого несчастного для вас Тсу-Си мского боя, то не говорю уже о невыгодном строе, в котором вы его начали и непонятной окраске ваших судов. Ведь в то самое время, как вы поражали мир своими океанскими переходами целой эскадрой, мы неустанно готовились к борьбе с ней.

Вот вы сами говорите, что совсем не стреляли, а мы израсходовали за это время до пяти боевых комплектов снарядов, а затем еще успели, где надо, поставить новые пушки. Наводчики же наши великолепно натренировались, что и доказали во время боя…"

Горько, невыносимо горько было слышать русским офицерам все это из уст японца и тем более, что сказанное г. Н-о было справедливо. Невыгодный строй явился следствием недостаточной практики, а черная окраска назначалась для скрытия сгг минных атак ночью…

Уклонившись от своего рассказа, я не могу не упомянуть здесь о желательности крайне полезной меры, которая обеспечит наш флот хорошими наводчиками.

Еще в бытность слушателем артиллерийского офицерского класса я читал отчет командующего летом 1898 года артиллерийским отрадом. В своем отчете адмирал указывал на то, что верный глаз, быстрая оценка обстоятельств и меткая стрельба есть далеко не всем присущая способность. А потому необходимо для обладания постоянным числом отличных стрелков-наводчиков выделять и привлекать к дальнейшей многолетней службе комендоров, зарекомендовавших себя выдающимися стрелками. Денежные затраты, вызванные этой мерой сторицей окупаются пользой, которую принесут в будущем бою хорошие комендоры.

Но сейчас спокойно и невозмутимо наш отряд шел по глади точно заснувшего океана, и лишь жара, невыносимая жара тропиков мучила всех немилосердно.

Утром 11-го или 12-го апреля адмирал вдруг застопорил машину и потребовал к себе всех командиров. Часа через полтора командиры вернулись на свои суда, и отряд двинулся дальше, а немного позже Миклуха собрал у себя офицеров и сообщил нам следующее: на только что состоявшемся совете адмирал сообшил. что по имевшимся у него сведениям японцы по всему Зондскому архипелагу имеют наблюдательные посты и что в проливах возможно присутствие японских миноносцев и даже подводных лодок. А так как все равно пройти нам надо, то адмирал и решил идти кратчайшим путем, то есть через Малаккский пролив.

И вот, взявши курс на северную оконечность Суматры, мы находились утром 14-го апреля милях в полутораста от ее западного берега, где и решили погрузить уголь. Погода вьщалась на редкость хорошей – полный штиль и отсутствие зыби.

Вообще надо сказать, что плавание отряда шло до такой степени гладко и удачно, что мы совершенно серьезно начали верить в "небогатовское счастье". И на этот раз с раннего утра к каждому из кораблей подошли транспорты, ошвартовались борт о борт, и обычная угольная страда закипела. Принимать нам пришлось свыше 300 тонн угля, и затянувшаяся погрузка закончилась лишь около часу ночи.

15 числа корабли, не успевшие загрузиться углем, продолжали его приемку, а остальные занялись пополнением с транспортов своих боевых запасов, а также принимали консервы, расход которых в море был весьма велик. 16-го апреля отвели на капитальную чистку и приборку судна и на мытье людей. После долгого тропического плавания и постоянных работ по перетаскиванию угля из одного помещения в другое все ощущали настоятельную потребность отмыть въевшуюся в тело угольную грязь.

Ровно в полночь в судовой церкви была отслужена торжественная заутреня. И радостное чувство, всегда сопутствовавшее этой пасхальной службе, на этот раз невольно смешалось с острым ощущением тоски от сознания своей оторванности от всего родною и заброшенности среди пустыни океана.

Насколько позволили обстоятельства, в кают-компании после заутрени все же устроили кое-какое скудное разговение. На другой день были спущены катера и кают-компании обменивались между собой визитами и поздравлениями. А 18-го апреля началось движение вперед.

С рассветом разбросанные корабли подтянулись в колонну, транспорты заняли свои места, и ровно в 8 часов утра с подъемом флага мы тронулись к выходу из Индийского океана, столь милостиво относившегося к нам за весь долгий переход. Еще с ухода из Либавы на “Ушакове”, как и на прочих судах отряда был заведен порядок ежедневного полного приготовления броненосца к отражению минных атак. И где бы мы не находились, у берегов ли или же среди океанского простора, все равно за полчаса до захода солнца билась неизбежная "дробь-атака", все переборки задраивались, башни поворачивались на траверзы, а остальные пушки ставились в должных направлениях, причем один борт назначался дежурным.

Теперь же с приближением к Малаккскому проливу все предосторожности усилили, и ни один огонек, ни один забытый иллюминатор не выдавал даже на близком расстоянии мерно движущейся во тьме длинной линии броненосцев и транспортов. Около полуночи мы проходили мимо Пуловея. Ночь была захватывающая по своей красоте, тихая, темная, а на небе, засыпанном звездами, сверкал чуждый нам Южный крест. Справа мелькали огоньки маяков, и то появлялись, то снова исчезали еле приметные светлые точки береговых огней… И вдруг с берега пахнуло сильным ароматом цветов и каких-то пряных растений…

В кают-компании. «За победу»

Слабый ветерок порывом донес до нас этот одурманивающий аромат и быстро пронес его дальше, но, помню, долго стоял я словно очарованный, и обыкновенно тяжелая вахта “собачка” на этот раз не доставляла ничего, кроме наслаждения.

Около трех часов из-за Пуловея показался какой-то большой, по всему борту ярко освещенный пароход. Он лег с нами одним курсом, затем обогнал и как-то странно, в один миг исчезли все его яркие огни, и когца через час рассвело, то его и следа не оказалось. Плавание Малаккским проливом было очень интересно, благодаря живописным его берегам. Сначала пролив очень широк, но постепенно сужается, так что путь лежит между хорошо видимыми зелеными берегами* Особенно красив левый берег Малакки, весь покрытый густыми чащами пальм и других тропических растений, доходящих местами до самой воды. После целого месяца пребывания в открытом океане картины зеленых зарослей в высшей степени приятно ласкали плаза.

Ночью на 20 апреля нас застигла страшной силы тропическая гроза, которой разразилась наконец масса туч, каждый вечер собиравшихся с заходом солнца на горизонте и расходившихся к рассвету, несмотря на прорезывающие их по ночам гигантские молнии. Но в эту ночь небо не поскупилось и окатило нас таким ливнем, что все наши кильватерные огни моментально скрылись из виду, и мы чуть друг друга не растеряли.

А эти кильватерные огни помещались в коробках с такой узкой прорезью, что стоило впереди идущему судну рыскнуть в сторону на 30 градусов от курса, как огни его тотчас же скрывались от идущего сзади.

И много напряженных минут пришлось из-за этого вынести вахтенным начальникам "Ушакова", так как на идущем впереди броненосце управление во время похода было неудовлетворительное, и Миклуха постоянно сражался с "тамошней публикой", разнося ее при помощи своего излюбленного огромного рупора-мегафона.

Три дня шли мы Малаккским проливом и в ночь на 21 апреля должны были миновать наиболее интересное и важное место, а именно проскочить мимо Сингапура. Как сейчас помню этот наш полный интереса и оригинальности прорыв. Ночь была хотя и звездная, но очень теплая, ветер дул прямо в лицо. Во втором часу ночи один за другим стали открываться огоньки пригорода Сингапура, и пока лишь яркое светлое зарево показывало место еще невидимого, но освещенного города.

Корабли подтянулись ближе друг к другу, дан был одиннадцатиузловой ход, и в абсолютной темноте, с потушенными верхними кильватерными огнями, руководствуясь лишь еле приметными нижними, бесшумно скользили по черной гаади воды их черные силуэты, оставляя лишь змеившийся за кормой фосфорический след. Но вот обогнули поворотный бакан, и слева показался весь блистающий, залитый яркими огнями Сингапур, а с обеих сторон мигали огоньки стоявших на рейде судов.

Если бы в это время кто-нибудь осветил нас лучом прожектора, то, вероятно, получилась бы чрезвычайно эффектная картина четырех броненосцев ("Мономах" шел в это время позади линии транспортов), идущих в полной боевой готовности, с длинными, торчащими за бортами пушками, повернутыми на траверзы башен.

Нас было так плохо видно даже на самом близком расстоянии, что одна большая джонка с огромным чернеющим парусом промелькнула у самого борта и, кажется, чуть не послужила причиной повторения Гулльского инцидента в сингапурских водах. По крайней мере я слышал, что на одном из кораблей по ней сделали выстрел, и лишь счастливая осечка спасла на этот раз от нового "инцидента".Но никто нас не осветил, и мы беспрепятственно продолжали свой путь в полной готовности натолкнуться на всякий неожиданный сюрприз со стороны японцев тотчас же по выходе из безопасных территориальных вод пролива. Около семи часов утра к отраду приблизился маленький колониальный голландский крейсерок и, став на правом траверзе "Николая", пошел рядом с нами.

Вскоре после подъема флага адмирал сигналом приказал провести учение ’’изготовление корабля к бою”, и в это же самое время слева (к северу) от нашего курса показались дымки, а затем три друг за другом идущих рангоута. Мы, конечно, решили, что это поджидающие нас японцы, и через пять минут изготовились к бою вплоть до раздачи индивидуальных перевязочных пакетов.

Помню, какое хорошее и бодрое настроение было тогда как у офицеров, так и у команды. Нечего и говорить, что все наличные трубы и бинокли были направлены на приближающиеся корабли, и скоро в дальномер, дающий большое увеличение, разобрали силуэт большого трехтрубного крейсера, идущего впереди. Расстояние в этот момент до него было около 10 миль, и состояние напряженного ожидания царило на всем отряде. Но вот мы сблизились, и оказывается, что предполагаемые враги идут не на нас, а держат курс в Сингапур. Затем становится видно, что флаг на крейсере не японский, а итальянский, а следующие за ним суда не военные, а просто 01ромный рангоутный пароход "Messaged Maritime”, а позади него обыкновенный купец. Итак, наша первая тревога оказалась ложной. Пробили отбой, и на броненосце все приняло свой обычный вид. И помнится, что на наших лицах в это время было написано выражение какого-то разочарования.

Голландский крейсерок, постепенно отставая и, видимо, сфотографировав наши корабли, около полудня повернул обратно. Мы же продолжали идти своим прежним курсом. Около часу дня, когда все берега уже давно скрылись из виду, вдруг раздались звонки машинного телирафа, и ход сразу застопорили.

Я в это время только что сменился с вахты и сидел за обедом в кают-компании. Подобные остановки, не раз случавшиеся в пути, ни у кого не вызывали особого любопытства, но восклицание выглянувшего в иллюминатор вестового, что к эскадре приближается пароход, заинтересовало меня и побудило пойти на мостик.

Оказалось, что все суда стоят неподвижно и к борту "Николая" действительно подходил маленький пароходик, вернее даже катер. Видно было, что из него кто-то вылез на палубу "Николая", потом туда подали несколько тюков, а через полчаса катер отошел и скоро скрылся из глаз.Тогда адмирал дал ход, а за ним тронулся вперед и весь отряд. Нет надобности говорить, до какой степени мы были заинтересованы встречей с этим таинственным суденышком. Через полчаса сигналами и семафором сообщили, что такие-то и такие-то офицеры отрада произведены в следующие чины, из чего и было заключено, что доставлена почта и телеграммы.

Вот здесь я опять упомяну о "небогатовской удаче",сопутствовавшей ему все время плавания. Рассчитывая на рандеву с бывшей в Батавии "Костромой", Небогатой совершенно не думал о возможности встречи с катером, и для него она явилась, по-видимому, неожиданностью. Одним из агентов катер этот был выслан в море нам навстречу и ждал нашего прихода уже два дня. Но ведь стоило адмиралу изменить курс к северу на час раньше, и катер, еле приметный даже в двух милях, так и остался бы незамеченным. А известия, доставленные им, оказались чрезвычайной важности.2*2
  *Более подробно об этом полном драматических приключений событии и его главном действующем лице матросе В. Ф.Ьабушкине вы можете прочитать в романе А.С.Новикова-Прибоя “Цусима ”-прим.ред).


[Закрыть]