Текст книги "Пустынник Агафон"

Автор книги: Николай Баженов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

Как мы убивали время

Это произошло в заурядный, будничный день, когда до ближайшего воскресенья еще оставалось четыре томительных дня, а уж до красных чисел в календаре и говорить нечего, целая пропасть времени – одним словом, был вторник 15 ноября. Все шло нормально, своим чередом. Трудяга Пронякин, как обычно, принимал в своем углу по телефону от районных наших отделений информацию о проделанной работе. Потом суммировал полученные данные и передавал по телефону же в облконтору. Остальные сотрудники городской конторы, включая и вашего покорнейшего слугу, тоже трудились в меру сил: кто писал письмо тетке в Кострому, кто рассказывал соседу по столу свежий анекдот, а кто рассуждал на тему о том, что неудачи «Локомотива» преходящи и он еще себя покажет.

И вот тогда-то один из нашей, далеко не великолепной семерки с оживлением стал рассказывать, что вчера был в гостях и познакомился с интереснейшей игрой.

– И мы, знаете, так увлеклись ею, – восторженно воскликнул говоривший, – что опоздали на последний автобус и тащились пешком на другой конец города.

Рассказ произвел впечатление, поскольку заполнение тягучих служебных часов, как вы, наверное, уже догадались, было для большинства присутствующих проблемой номер один. Мы окружили коллегу и попросили его рассказать о новой игре подробнее.

– Правила игры несложные. Вы пишете на бумажке имя, безразлично, женское или мужское, потом придумываете к этому имени окончание, чтобы в итоге получилось какое-нибудь название. Например: Миша-ловка, Сеня-кос, Света-фор. И так далее. Победитель тот, кто больше таких слов напридумает.

Лица у всех разочарованно вытянулись.

– Не очень-то интересно, – хмыкнул счетовод Семен Иваныч Костяшкин. – Не стоило из-за такой ерунды опаздывать на последний автобус. Да я вам за десять минут подобных словообразований сколько хотите наскажу. Успевайте только записывать. Вот, пожалуйста: Эля-ватор, Беня-диктин, Мотя-роллер, Моня-кюр, Бася-ножка, Филя-телия... Хватит?

– Кстати, о филателии, – вздохнула картотетчица Мошкина, – у меня муж собирает марки и буквально трясется над ними. Такой сделался фаня-тик!

Общий смех. Каждый задумался, и потом все поочередно стали выкликать свои слове. Я еле успевал записывать: Валя-рьянка, Коля-ворот, буже-Нина...

– Стоп! – закричал Костяшкин. – Думаю, так будет неправильно. Нарушен принцип игры: сначала имя, а потом добавление.

В результате долгих и горячих споров мы пришли к заключению, что можно играть и так: сначала добавление, потом имя. Никакого нарушения принципа игры здесь нет.

После обеда игра возобновилась и шла до конца служебного дня. Утром схватки продолжались с новой силой. Со всех столов гремело:

– Поля-ризация.

– Аня-нас.

– Зина-веска.

– Т-Игорь.

– Гипер-Тоня.

Когда раздавался телефонный звонок, Пронякин поспешно хватал трубку, торопливо ронял в нее: «У нас экстренное совещание, позвоните через три часа» – и с треском кидал ее на рычаг.

Рабочих часов нам стало не хватать, и мы нередко задерживались по вечерам, объясняя своим домашним, что выполняли, мол, срочное задание облисполкома. Начальство, узнав, что наши окна чуть ли не каждый вечер бывают ярко освещены, терялось в догадках. Однако лично удостовериться, чем именно занимаются их подчиненные в столь позднее время, оно не догадалось, а приняло решение прислать к нам инспектора.

И вот однажды к нам заявился сотрудник областной конторы Чижиков. Пронякин волей-неволей вынужден был оторваться от игры и давать ему какие-то сведения. Но в комнате борьба шла с прежним упорством. Сначала чужого человека стеснялись, выкликали свои словообразования вполголоса, но потом увлеклись и орали громче вчерашнего.

Пронякин подошел к нам, укоризненно покачал головой.

– Воздержались бы хоть немного, – понизив голос, сказал он. – Ну что о нас человек подумает? Ведь товарищ Чижиков проверять нас пришел.

Но Чижиков услышал эти слова и вмешался в разговор,

– Извините, ради бога, – виновато сказал он, – но я очень прошу вас продолжать вашу увлекательную игру. Меня вы можете не стесняться, я сам, как только мы уточним несколько цифр, охотно приму в ней участие. Прошу записать мой первый взнос: «Галя-Ваня-пластика».

И действительно, он проиграл с нами целый вечер, а утром доложил начальству, что у нас все в полном порядке.

Сколько времени продолжала бы лихорадить нас эта эпидемия, сказать затрудняюсь. Но однажды...

Был тот самый день, который только формально числится рабочим, а фактически никто о своих служебных обязанностях и не помышляет. Короче говоря, было 31 декабря. Мы, разумеется, не стали изнывать в нетерпеливом ожидании, а, забросив в шкафы и ящики столов папки с бумагами, занялись своим привычным делом – игрой. Время было предпраздничное, в мозгах наших роились сотни удачнейших комбинаций. Тем более что предстояло подвести первые итоги наших достижений, увенчав победителя лаврами и памятным призом – купленной в складчину фарфоровой балериной.

Мы кричали и шумели, как на базаре, даже интеллигентнейший Чижиков, который с того дня каждый вечер приходил к нам. Украдкой я произвел предварительный подсчет и чуть не задохнулся от радости: получалось, что фарфоровая балерина определенно будет моя. Если, разумеется...

Леденящий душу вопль заставил нас всех вздрогнуть и вскочить с места. Насмерть перепуганные, мы уставились на Мошкину. Та дрожащей рукой указывала на часы. Мы остолбенели. Часы показывали четверть первого...

Характеризуется положительно

Судьба утопающего человека нередко зависит от сущих пустяков. Хотя бы от пресловутой соломинки. Надо только уметь вовремя и стопроцентно использовать все ее спасательные возможности.

Однако бригадира электромонтеров Анания Охапкина на этот раз уже не спасет ни одна соломинка в мире. Будущее его мрачно и безотрадно, как бездна Тускароры. Ни жив ни мертв сидит он на краешке стула в зале, где происходит заседание завкома с приглашением актива, посвященное итогам первого полугодия.

Имя бригадира было на устах большинства ораторов. Охапкин только ежился, и плохо выбритое лицо его каждый раз вздрагивало, как от укуса слепня. Какие только эпитеты не сыпались на его буйную голову, в чем он только не обвинялся: и производственник-де никудышный, и пьяница, и фронт работ своевременно не обеспечивает, и план завалил. И прочая, и прочая, и прочая...

«Да, люди добрые, виноват, – в смятении размышлял Ананий. – Казните меня, окаянного, но только оставьте в бригаде, хотя бы рядовым монтером. Протяните мне хотя бы соломинку, а уж я постараюсь оправдать ваше высокое доверие».

Слово попросил член завкома Федоткин. Прежде чем начать говорить, он пытливо шарит глазами по залу, находит щуплую фигурку Охапкина и удовлетворенно кивает головой.

– Я, товарищи, по профсоюзной линии курирую бригаду Охапкина, а поэтому часто бываю в его цеху, – начинает он тоненьким голоском, неожиданным при его могучей фигуре, – и всякий раз, особенно весною, я слышал там громко звучащий хор. Думаете, это выступал наш заводской самодеятельный ансамбль матрешек? Нет. Областная филармония? Тоже нет. – Оратор выдержал эффектную паузу и продолжал громовым голосом: – Это криком кричат работницы, поскольку Охапкин постоянно щиплет их за руки; таким способом он демонстрирует свое галантерейное обращение с прекрасным полом. Позор! Надо сурово спросить за это дело с Охапкина.

Федоткина сменяет уборщица Устинья Дорохова. Она гневно обвиняет членов бригады и самого бригадира в бескультурном отношении к своему рабочему месту, убирать которое ну просто нет никакой силы-возможности.

Все ниже опускается голова Анания. Нет, пожалуй, и рядовым монтером не оставят. Хорошо бы, если разнорабочим...

Но вот на трибуне появляется рыжий хохолок председателя кассы взаимопомощи Кнутикова.

– Верно все! Святая правда! – сокрушенно возводит он очи к потолку. – Да, Охапкин имеет слабость к напиткам. И с выполнением плана у него неувязка вышла. Только вешать всех собак на Охапкина, по-моему, неправильно. Ведь в общем-то он характеризуется положительно. С выплатой долгосрочной ссуды, например, у него полный порядок.

Подняла руку заведующая библиотекой, пышная, молодящаяся блондинка.

– Я полностью согласна с предыдущим оратором, – взволнованно начала она. – Анания Ивановича я очень хорошо знаю. Взгляните на его формуляр. Он первый занял очередь на фантастическую новинку «Планета обезьян», а «Записками следователя» увлекается уже восьмой месяц.

Блондинку сменяет директор Дома культуры. Он напомнил собравшимся о прошедшем недавно с большим успехом общезаводском матче-турнире «КВН» и отметил выдающиеся заслуги в этом деле Анания Охапкина.

Тут председательствующий не выдержал и попросил выступающих говорить по существу.

– Я скажу по существу, – встал с места редактор многотиражки Чичеров, – у меня есть конкретное предложение, касающееся активного рабкора нашей газеты: указать т. Охапкину А. И. на недостаточное руководство вверенной ему бригадой электромонтеров.

– И указывать нечего, – донесся с задних рядов визгливый женский голос. – Охапкина я знаю! Добрецкой души человек. А если и выпивает, так это же общая мужская болезнь. Мой ирод тоже лакает, как верблюд!

Слушая страстные, полные чувства речи выступающих, Ананий Охапкин заметно приободрился и поднял голову. Хрупкая соломинка на его глазах превращалась в комфортабельное бревно. Он уже не боялся, что завком поставит перед дирекцией завода вопрос о его снятии. Не-ет, голубчики, руки у вас коротки снимать таких полезных обществу людей!

И действительно, редактор многотиражки снял в конце концов свое предложение. Заседание закончилось вынесением общей резолюции, в которой глухо упоминалась необходимость усилить организацию труда в бригаде электромонтеров.

Когда упомянутая резолюция принималась, в открытые окна с улицы донесся пьяный рев какого-то заблудившегося собутыльника Охапкина, словно он специально явился приветствовать его триумф.

Драма на площадке

На площадку третьего этажа недавно заселенного жилого дома поднялась пожилая дородная женщина в сером оренбургском платке. Поставила возле двери с табличкой «20» кошелку, из коей торчал большой рыбий хвост, достала ключ, всунула его в замочную скважину и пыталась повернуть. Увы! Ключ не шелохнулся. Вынув ключ, она внимательно оглядела его бороздки. Все вроде в порядке. Неужели сломался замок?!

Эта мысль заставила ее похолодеть. Чистое наказание с этими замками! Недаром их когда-то в «Фитиле» протаскивали! Она надавила плечом на дверь.

– Дави не дави, толку не будет, – ухмыльнулся проходивший по лестнице вниз рыжеусый мужчина в телогрейке. – На пятом этаже такая же петрушка происходит.

– Голубчик! – взмолилась женщина. – Помоги бога ради. Скоро муж обедать явится, а у меня обед еще в кошелке лежит.

Мужчина, подойдя, критически оглядел дверь.

– На пол-литра дашь? – деловито спросил он. – Ну, ну, пошутил. Сделаем! Нам двери ломать не впервой.

– Ломать? – удивилась женщина. – Зачем ломать?

– Иначе не открыть. Погоди, я за инструментом поднимусь.

Мужчина исчез. Вскоре он появился снова с инструментами.

– Замок-то у вас не шурупами, а гвоздями закреплен, – недовольно сказал он, тыча пальцем в скважину, – рубить придется.

– Руби, милый, – кротко вздохнула женщина.

Поплевав на ладони, мужчина начал орудовать зубилом и молотком. На стук из соседних дверей выглянули несколько любопытных голов и тут же скрылись. Как видно, взломы замков в этом доме большой сенсации не производили. Привыкли. Лишь одна молодая женщина в пуховой шапочке, только что появившаяся на площадке, с нервным криком кинулась к мужчине.

– В чем дело? Кто вам дал право ломиться в чужую дверь!

– Не мешайте, гражданка, – отмахнулся от нее мужчина.

Женщина в пуховой шапочке, не отвечая, сунула ключ в дверь, и... дверь отворилась. Всеобщее изумление.

– К-как это вам удалось? – пролепетал мужчина.

– Очень просто, – ответила вновь вошедшая с достоинством, – это моя квартира. Да, да. Какой у вас адрес?

– Дом сорок три, корпус четвертый, подъезд шестой, квартира двадцать.

Женщина в шапочке озадаченно глядит на женщину в платке.

– Удивительно! Совершенно такой же адрес, как у меня. Должно быть, это я перепутала. Извините.

Пожав плечами, она делает несколько шагов по направлению к лестничной клетке, но вдруг оборачивается.

– Постойте! А квартал у вас какой? Квартал?

– Квартал «А».

Лицо под пуховой шапочкой озаряется счастливой улыбкой.

– А это «Б». Значит, моя квартира! Ваш «А» за углом, точно такой же дом, тютелька в тютельку.

Раздался смущенный кашель мужчины.

– Снова петрушка получилась. Я ведь у вашего замка все гвозди начисто пообрубал.

– У меня, кажется, запасные есть. Минутку...

Женщина в пуховой шапочке скрывается за дверью. А женщина в оренбургском платке, подхватив свою кошелку с рыбьим хвостом, сокрушенно охая, семенит к лестнице.

Плоды просвещения

После базара в районном Доме приезжих осталось мало жильцов: инженер облплана, двое заготовителей да Иван Силыч, дояр колхоза «Заря». Они сидели за самоваром в тесной комнатушке дежурной и вели разговор самый непринужденный.

– Как у вас там, на ферме, дела идут? – допытывался заготовитель Кушаков. – Какие показатели?

– Всякие бывают, – вздохнул дояр. – Главное, надои у нас еще слабоваты.

– Слабоваты, говоришь? Это плохо. Лодырей, небось, много?

– Не много, но есть...

Кушаков сдвинул кустистые брови.

– Побольше их работать заставлять надобно, – сказал он наставительно. – Очень хорошо о воспитательной роли труда сказал Энгельс. Мы на семинаре изучали его труды. Вот только запамятовал название. Помогите, товарищ инженер!

Плановик вздрагивает, проливает чай на скатерть и конфузится.

– Я семинары не посещаю, – торопливо говорит он. – Я самостоятельно изучающий.

– Та-ак, ясно. – Кушаков посуровел еще больше. – Вот, Степан, что получается, когда к политучебе мы относимся формально, – обратился он к своему коллеге Каравашкину. – Пустякового вопроса не можем объяснить человеку. Попробуй-ка ты.

Каравашкин озадаченно молчит. Кушаков многозначительно хмыкнул.

– Не хмыкай, пожалуйста, – обозлился Каравашкин. – Меня, брат, этим не собьешь. Значит, так: Энгельс сказал, что... – И умолк.

Кушаков ехидно усмехнулся. В этот щекотливый момент в комнату вошел третий заготовитель – Дорошенко.

– Выручай, Грицко! – обрадовался Каравашкин. – Подскажи, будь друг, товарищу колхознику, что говорил Энгельс о труде.

– Эх вы, горе-теоретики, – пробасил тот, – а еще семинар посещаете. Так тебе, человече, что надо-то?

– Не мне, а вот им. – И колхозник указал на Кушакова и Каравашкина. – Они интересуются.

– Ну, ежели интересуются, тогда слухайте: Энгельс сказал... Отчетливо помню, записывал где-то в блокноте, а что писал, убейте, забыл.

Пока Дорошенко размышлял, Иван Силыч, страдая от мысли, что невольно причинил этим симпатичным людям столько хлопот, сделал попытку прервать томительную паузу.

– Насколько я помню, – смущенно начал он, – работа Энгельса называется «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека».

– Верно! – Каравашкин ладонью хватил себя по лбу. – Ай да папаша! Должно быть, семинар повышенного типа посещаешь?

Иван Силыч улыбнулся.

– Нет, я тоже вроде как самостоятельно изучающий, – сказал он.

Тут дежурная принесла чайник со свежим кипятком, долила самовар, и чаепитие продолжалось.

Я вас слушаю
^{(Истинное происшествие]}

Обычная комната учреждения средней руки. Несколько канцелярских столов. На одном телефон. У телефона – взъерошенный мужчина. Он остервенело крутит диск.

– Мама? – кричит он.

– Нет, Наташа, – отвечает ему девичий голос.

– Вот не везет! Теперь Наташа какая-то...

В трубке слышатся частые гудки. Минуту спустя он снова набирает номер.

– Кто?

– Наташа.

– Опять вы? Слушайте, Наташа, – умоляюще просит взъерошенный. – Мне до зарезу надо позвонить домой, предупредить, что я задерживаюсь на работе и зайти за сыном в детский сад не смогу. Номер набираю правильно, а попадаю все не туда.

– Чем же я могу помочь?

– Даже не знаю. Раньше, я читал, в подобных случаях полагалось стучать по рычагу аппарата и орать: «Алло, барышня, заснули вы, что ли?!» А сейчас какие барышни? Сплошная автоматика.

– Да, подстанция нашего района работает по усовершенствованной шаговой системе. Давайте сделаем вот что: скажите мне свой номер, и я попробую справиться насчет сынишки. Как его зовут?

– Валерик. Спасибо вам большое. Запишите телефон...

Спустя пять минут заботливый отец звонит снова.

– Алло, Наташа?

– Нет здесь никаких Наташ. Это ты, Вася?

– Наконец-то! Прежде всего как с Валериком?

– За ним уже ушли. Не волнуйся. Звонила тут от тебя девушка. Ты, Вася, передай ей от всех нас спасибо.

– Обязательно передам. Эх, забыл ее номер записать! Ладно, позвоню еще раз к вам и наверняка к ней попаду.

Снова крутится телефонный диск.

– Наташа?

– Нет. Оптовая база «Росбакалеи».

Вася, яростно тыча пальцем в прорези диска, набирает еще.

– Филармония слушает, – пропел чей-то сладенький тенорок.

Вася застонал, громогласно высказал свое мнение об усовершенствованной шаговой системе и с треском кинул трубку на рычаг. Так и не удалось ему поблагодарить чуткую девушку Наташу.